Между тем войско Мардония, кончив оплакивать Масистия и узнав, что эллины находятся в Платеях, также пришло к Асопу. Там Мардоний построил свое войско в следующем порядке: самых сильных персов поставил против лакедемонян, а более слабых — против тегейцев. Он сделал это по совету и указанию фиванцев. Рядом с персами, по приказу Мардония, расположились мидяне, подле мидян — бактрийцы. За бактрийцами Мардоний поставил индийцев, а рядом с индийцами — саков. Вслед за саками выстроились беотийцы, локры, малийцы, фессалийцы и тысяча фокийцев. Часть фокийцев, не перешедших на сторону персов, участвовала в военных операциях эллинов. Оттесненные персами на Парнас, они оттуда совершали набеги на персидское войско, нанося ему урон. Македонян и фессалийские племена Мардоний поставил против афинян.
Битва при Платеях
Кроме перечисленных были воины из фригийцев, фракийцев, мисийцев, пеонов и прочих, а также вооруженные саблями эфиопы и египтяне. Их Мардоний велел высадить с корабля, где они служили в морской пехоте. Варваров в армии Мардония было 300000 человек, сколько в его войсках воевало эллинов, неизвестно, так как никто их не считал. Все народности, о которых говорилось выше, служили в пехоте, конница была построена отдельно.
На другой день после того, как все воины заняли свои места, враждующие стороны совершили жертвоприношение. У эллинов это сделал Тисамен, сын Анти-оха, он являлся жрецом-прорицателем. Тисамен происходил из Элиды из рода Иамидов, лакедемоняне дали ему гражданские права. Однажды он спросил оракул в Дельфах о потомстве, Пифия изрекла, что ему суждено одержать победу в пяти величайших состязаниях. Тисамен неправильно истолковал изречение и стал усердно заниматься гимнастическими упражнениями в надежде одержать победу в гимнастических состязаниях. Выступая в Олимпии в пятиборье, он одолел всех соперников, кроме Иеронима с Андроса. Между тем лакедемоняне узнали, что изречение оракула, данное Тисамеиу, указывает не на гимнастические состязания, а на поле брани, и попытались с помощью денег уговорить его стать их полководцем, разделив командование с царями из дома Гераклидов. Тисамен, видя, сколь сильно лакедемоняне дорожат его дружбой, стал набивать себе цену. Он сообщил спартанцам, что примет их предложение, если они сделают его полноправным гражданином. Сначала возмущенные спартанцы отказались выполнить его требования, но в конце концов все-таки страх перед персидским нашествием заставил их пойти на уступки. Увидев происшедшие со спартанцами перемены, Тисамен потребовал, чтобы они не только его, но и брата Гегия признали гражданином Спарты на тех же условиях.
В данном случае Тисамен подражал Меламподу, если только можно сравнивать домогательство царского престола с желанием получить гражданские права. Дело в том, что, когда аргосские женщины впали в исступление, аргосцы пригласили Мелампода прийти к ним из Пилоса и за вознаграждение исцелить женщин от недуга. Мелампод захотел получить в награду пол царства. Аргосцы не согласились и вернулись домой, между тем число охваченных недугом женщин становилось все больше и больше. Тогда несчастные вынуждены были принять требования Мелампода. Этого ему показалось мало, и он сказал, что желает, чтобы Биант владел третьей частью царства. Аргосцам пришлось согласиться и на это.
Так точно и спартанцы приняли все условия на, который, став гражданином Спарты, вместе с лакедемонянами как жрец-прорицатель одержал победу в пяти великих битвах. Битвы же были следущие: первая - при Платеях, вторая - при Тегее с тегеицами и аргосцами, третья - при Дипее со всеми аркадцами, кроме мантинейцев, четвертая — при Ифоре с мессенцами, пятая - при Танагре с афинянами и аргосцами. Тисамен и его брат — единственные, кого спартанцы приняли в число своих граждан.
Именно этот Тисамен и был в то время гадателем у эллинов. При жертвоприношении выпадали благоприятные знамения только в том случае, если эллины будут защищаться, если же они решатся перейти Асоп чать сражение, с ними случится беда.
И Мардонию, страстно желавшему начать битву, благоприятные предзнаменования выпадали том случае, если он будет вести оборонительную воину. Персы тоже приносили жертвы по эллинскому обычаю, воспользовавшись услугами Гегесистрата, жреца-прорицателя из Элиды, самого знаменитого в роде Теллиадов. Его как-то схватили спартанцы и, решив казнить заключили в оковы и бросили в темницу. Понимая, что смерть его близка, а перед смертью его ожидают страшные пытки, Гегесистрат, лежащий в темнице в окованной железом деревянной колодке, случайно завладел принесенным кем-то в темницу ножом и замыслил невероятное дело: Он отрезал себе ступню и вытащил остальную часть ноги из колодки. Все выходы и входы охранялись стражей, но он, подкопав стену, бежал в Тегею. Ночью он шел, днем скрывался в лесу и отдыхал и на третью ночь благополучно добрался до Тегеи, хотя весь Лакедемон отправился на поиски беглеца. Спартанцы подивились его отваге, обнаружив в темнице вместо узника только обрубок ноги. Так Гегесистрат спасся и нашел убежище в Тегее, которая тогда враждовала с лакедемонянами. Когда рана зажила, Гегесистрат приделал себе деревянную ступню и с тех пор стал заклятым врагом лакедемонян. Это противоборство закончилось для него очень печально: спартанцы схватили его в Закинфе, где он приносил жертвы в качестве жреца-прорицателя, и казнили.
Но произошло это уже после Платейской битвы. А тогда Мардоний нанял его за немалое вознаграждение состоять жрецом-гадателем при персидском войске, и Гегесистрат радостно согласился, будучи закоренелым врагом Спарты, ревностным другом персов и очень корыстным человеком. Предзнаменования оказывались благоприятными и для самих персов, и для их союзнк-ков-эллинов. Поэтому противники, не предпринимая никаких боевых действий, внимательно следили друг за другом. У персов все оставалось без изменения, к эллинам беспрерывно подходило подкрепление. Тогда некий фиванец Тимегенид, сын Герпия, дал совет Мардонию: занять проходы на Кифероне, чтобы перехватывать всех эллинов, которые каждый день туда прибывают.
Мардоний нашел этот совет разумным и с наступлением ночи послал конницу к проходам на Кифероне, ведущим к Платеям, которые беотийцы называют «Тремя вершинами», а афиняне «Дубовыми вершинами». Но произошло это лишь через восемь дней полнейшего бездействия со стороны персов.
Посланные всадники прибыли на место не напрасно: персам удалось захватить 500 повозок с продовольствием из Пелопоннеса, как раз спускавшихся на равнину, а также людей, следовавших за обозом. Овладев этой добычей, персы безжалостно перебили всех, не щадя ни людей, ни животных.
После такого «деяния» прошло еще два дня, но ни одна из сторон не хотела начинать сражения, ни те, ни Другие не переходили реку. Только конница Мардрния все время наседала, не давая покоя эллинам.
Так за десять дней ничего больше не случилось. Но вот наступил одиннадцатый день, число эллинов значительно увеличилось, а Мардоний тяготился бездействием. Тогда-то Мардоний и Артабаз сошлись на совете на котором выяснилось, что Артабаз уверен в Необходимости как можно скорее выступить со всем войском и возвратиться в укрепленный город Фивы, где эбрано много продовольствия и корма для вьючных животных, и, там обосновавшись, довести дело до конца другим способом. У персов было много золота в монетах и слитках, а также серебра и драгоценных сосудов для вина. Артабаз предложил, не жалея, раздать все эти сокровища влиятельным лицам городов. За богатство они откажутся от свободы, предадут сограждан, и персам вовсе не нужно будет вступать в опасную битву. Артабаз разделял мнение фиванцев, потому что он, как и фиванцы, был лучше осведомлен о положении дел и оказался гораздо предусмотрительнее Мардония, который отказывался идти на какие-либо уступки и считал, что персидское войско сильнее эллинского, поэтому следует как можно скорее вступить в бой, покуда те не добились численного перевеса. На знамения, полученные Гегесистратом во время жертвоприношения, Мардоний уже не хотел обращать внимания. Теперь он жаждал только одного: согласно персидскому обычаю, как можно скорее ударить по врагу.
Никто не осмелился возразить ему, потому что он, а не Артабаз был назначен главнокомандующим. Тогда Мардоний пригласил людей, стоящих во главе отрядов, а также вождей находившихся с ним эллинов и спросил, не знают ли они какого-либо изречения оракула, предсказывающего гибель персам в Элладе. Собравшиеся молчали: они действительно не слышали об этом, другие считали, что высказываться небезопасно. Тогда Мардоний сказал:
— Если вы в самом деле не знаете или не решаетесь говорить, то я скажу сам, ибо мне эти оракулы хорошо известны. Существует изречение, обещающее гибель персам, пришедшим в Элладу и разграбившим Дельфы. Но мы не собираемся в Дельфы, следовательно, нам не угрожает гибель. Пусть же все преданные персы радуются и надеются на скорую победу.
После этого Мардоний отдал приказ привести войско в боевую готовность.
Изречение оракула, которое, по словам Мардония, касалось персов, относилось к иллирийцам и к походу энхелеев, а вовсе не к персам. Об этой битве Бакид сказал вот что:
...у Фермодонтова тока, на злачных лугах Асопийских
Эллинов рать и вопли мужей, чужеземным наречьем гласящих.
Много погибнет тогда (даже сверх веления Рока)
Луки несущих мидян в смертный час, нареченный судьбою.
Наступила ночь, персы выставили стражу. Сон окутал оба стана, только стража не смыкала глаз. Вдруг к афинским часовым прискакал Александр, сын Аминты, военачальник и царь македонян. Он захотел немедленно переговорить с вождями афинян, которым один из стражников и передал весть о прибытии человека из мидийского лагеря.
Услышав это, военачальники поспешили к Александру, от которого услышали следующее:
— Афиняне! Чтобы доказать вам свою преданность, я сообщу вам очень важные сведения. Их не следует передавать никому, кроме Павсания, чтобы не испортить все дело и не погубить меня. Спасение Эллады для меня важнее собственной жизни, ибо я эллин по происхождению и не желаю видеть свободную Элладу порабощенной. Мардоний не получает благоприятных предзнаменований при жертвоприношении, иначе он давно напал бы на вас. Вчера Мардоний решил пренебречь предсказаниями и на рассвете начать сражение, опасаясь, как бы ваше войско не превзошло численностью его. Итак, будьте готовы к битве! Если Мардоний отложит наступление, терпеливо ждите: ведь у персов осталось продовольствия всего на несколько дней. Окончив войну с победой, подумайте об освобождении моей родины, потому что я только ради вас решился на столь рискованное дело: раскрыл вам замыслы Мардония, чтобы варвары не напали на вас неожиданно.
Афинские военачальники нашли Павсания и сообщили ему обо всем. Выслушав их, Павсаний испугался и воскликнул:
— На рассвете начнется жаркий бой, против персов придется встать вам, афиняне, мы же займем место против беотийцев и других стоящих против вас эллинов, и вот почему. Вам пришлось биться с персами при Марафоне, следовательно, их способ ведения боя вам известен. Мы же совершенно не знаем этих людей: никому из спартанцев не довелось помериться силами с персами, беотийцев и фессалийцев же мы знаем хорошо. Поэтому возьмите ваше оружие и переходите на наше крыло, а мы займем ваше место.
— Мы и сами собирались предложить вам то же самое, — ответили афиняне, — но боялись обидеть вас. Раз вы сами просите об этом, мы готовы исполнить ваше Желание.
Обе стороны остались довольны друг другом и на ааре поменялись местами. Беотийцы же, заметив перестановку, тотчас дали знать Мардонию, который немед. ленно изменил построение собственного войска: вновь приказал персам встать против лакедемонян. Павсаний, обнаружив уловку персов и поняв, что не сможет скрыть передвижения, вновь отвел спартанцев на правое крыло, а Мардоний — на прежнее место персов.
Когда все построились так, как стояли первоначально, Мардоний послал глашатая к спартанцам с приказом передать вот что:
— Лакедемоняне! Вы слывете самыми доблестными людьми в здешних краях. Говорят, вы не покидаете своего места в строю, пока не уничтожите врага или не погибнете сами. На деле это оказалось неправдой: еще до начала схватки вы покинули свое место в строю. Вы прячетесь за спины афинян. Доблестные мужи так не поступают, мы были о вас лучшего мнения. Поверив молве о вас, мы ждали, что вы пришлете нам вызов через глашатая, считая только нас, персов, достойными противниками. Но об этом нет и речи: вы стараетесь скрыться от нас. Ну что ж, несмотря на то, что вы уклоняетесь от встречи с нами, мы все же вызовем вас на бой. Принимайте наш вызов и сразимся друг с другом: вы будете представлять эллинов, мы — пришельцев. Если необходимо, чтобы и прочие приняли участие в сражении, то пусть они вступят в битву позже, если это необязательно, то давайте ограничимся нашим поединком. Вышедший победителем из битвы принесет победу всему войску.
Объявив это, глашатай некоторое время ожидал ответа, но его не последовало, тогда он возвратился назад. Прибыв в стан персов, глашатай сообщил Мардонию обо всем. Мардоний чрезвычайно обрадовался и, кичась воображаемой победой, двинул на эллинов свою конницу. Дротики и стрелы персидской конницы нанесли эллинскому войску большой урон. Нелегко было добраться до быстрых лучников. Они же смогли лишить эллинов питьевой воды, замутив и засыпав источник Гаргафию. Подле этого источника стояли одни лакедемоняне: остальные эллины расположились ближе к Асопу, но неприятель не допускал эллинов к реке, и за водой приходилось ходить к источнику.
Военачальники эллинов собрались на правом крыле у Павсания, чтобы обсудить создавшееся положение: войско осталось без воды, конница врага не давала эллинам покоя. Кроме того, их тревожили и другие обстоятельства: продовольствие подходило к концу, а обозная прислуга, отправленная в Пелопоннес за съестными припасами, не могла пробраться в лагерь, окруженный персидской конницей.
На совещании было решено укрыться на острове и, если удастся, в ближайшее время избегать столкновений с персами. Этот остров, удаленный на 10 стадий от Дсопа и источника Гаргафии, находился у города платейцев. Он возник в том месте, где река разделяется на два рукава и стекает с Киферона на равнину, причем рукава отстоят друг от друга на три стадии, затем они снова сливаются в одну реку, Которая называется Оероя. Местные жители называют Оерою дочерью Асопа. На этот-то остров эллины и собирались перебраться, чтобы иметь вдоволь воды и избежать столкновений с вражеской конницей. Решили, что тронуться с места лучше всего во время второй ночной стражи. Сделать это нужно было незаметно, чтобы персы не выслали погони, а прибыв на место, отрядить половину войска на Киферон за прислугой, ушедшей за припасами.
Весь следующий день эллины вынуждены были отражать атаки персидской конницы. Когда день стал клониться к вечеру, конница отступила. Стемнело. Пришла пора двигаться к условленному месту. Большая часть войска выступила, но не в указанном направлении, а к городу платейцев. Дойдя до святилища Геры, которое в 20 стадиях от источника Гаргафии, перед городом платейцев, они остановились и сложили вооружение.
Между тем Павсаний, видя, что воины покидают стан, приказал и лакедемонянам взять оружие и присоединиться к остальным, потому что он подумал, что они двигаются к условленному месту. Все спартанские военачальники с готовностью подчинились приказу Павсания, только Амомфарет, сын Полиада, начальник отряда питанетов, объявил, что не станет убегать от иноземцев и не опозорит Спарту. Амомфарет не присутствовал на совете, поэтому с изумлением смотрел на происходящее. Павсаний и Еврианакт были возмущены поведением Амомфарета. Беспокойство за судьбу отряда питанетов не позволяло им покинуть Амомфарета. Потому Павсаний и Бврианакт приказали лаконскому войску остановиться и попытались воздействовать на непокорного.
Пока они уговаривали строптивца, афиняне не предпринимали ничего, ожидая дальнейшего развития событий. Вскоре они послали всадника посмотреть, что делают лакедемоняне, а также спросить Павсания, что делать им.
Добравшись до лагеря спартанцев, глашатай увидел, что те все еще стоят на своем месте, а их предводители ссорятся: Еврианакт и Павсаний пытались уговорить Амомфарета не подвергать опасности себя и своих людей. В пылу спора Амомфарет обеими руками схватил камень и бросил его к ногам Павсания, таким образом он проголосовал за сражение. Павсаний назвал его сумасшедшим и, обратившись к посланцу афинян, попросил рассказать обо всем происходящем в стане лакедемонян и передать афинянам, что им следует приблизиться к спартанцам и при отходе повторять маневры спартанцев.
С тем глашатай и возвратился к афинянам, а спартанцы продолжали спорить до зари, и никто из них так и не сдвинулся с места. В конце концов Павсаний решил, что Амомфарет последует за остальными, если все тронутся в путь. Так и случилось. За ними выступили тегейцы. Афиняне, в соответствии с приказом, пошли по другой дороге в противоположном направлении. Лакедемоняне, опасаясь неприятельской конницы, держались близ склонов и основания Киферона, афиняне свернули вниз на равнину.
Сначала Амомфарет думал, что Павсаний никогда не осмелится оставить его, поэтому упорно отказывался покидать свой пост. Когда же Павсаний ушел далеко вперед, и он понял, что надеяться ему не на кого, он приказал своему отряду взять оружие и медленным шагом следовать за остальными. А Павсаний, отойдя почти на 100 стадий, остановился, поджидая отряд Амомфарета, подле ручья Молоента, в той местности, которая называется Аргиопий и где находится святилище элевсинской Деметры. Павсаний сделал это для того, чтобы в случае необходимости прийти на помощь Амомфарету и его отряду. И вот когда уже отряд упрямцев приблизился к войску Павсания, неожиданно появившаяся конница варваров стремительно бросилась на них: наступил день, и персидские всадники по своему обыкновению намеревались донимать эллинов.
Утром Мардоний сразу же заметил, что враг покинул свой лагерь, позвал к себе Форака из Ларисы и его братьев Еврипила и Фрасидея и сказал им:
— Сыны Алева! Что скажете вы теперь, глядя на опустевшую стоянку? Вы, живущие по соседству с ними, убеждали нас, что в бою нет им равных. Оказывается, они не только стараются занять самые безопасные позиции, но и из трусости бегут с поля битвы. Да, как только им представился случай померяться силами с народом, действительно доблестным, выяснилось, что они ничтожества, способные биться только с такими же трусами, как сами. Я охотно прощаю вам вашу ошибку, ибо вы не знаете персов, а хвалите тех, о ком кое-что слышали. Но я удивляюсь Артабазу, испугавшемуся лакедемонян и предложившему нам идти в город фиванцев. О, об этом непременно узнает царь! Мы должны не дать лакедемонянам скрыться, мы будем преследовать их, пока не настигнем и не рассчитаемся с ними за все беды, которые обрушились на нас по их милости.
И Мардоний перешел Асоп и повел персов вслед за убегающими, как он думал, эллинами. Он устремился лишь за лакедемонянами и тегейцами, афинян, свернувших в долину, он не мог заметить за холмами. Остальные военачальники варварских отрядов, заметив, что персы пустились в погоню за эллинами, тоже дали сигнал к выступлению и со всех ног бросились в погоню, не соблюдая никакого порядка. Так с криком и шумом персы преследовали эллинов.
А Павсаний, теснимый конницей, послал вестника к афинянам:
— Афиняне! Мы, лакедемоняне, и вы, афиняне, покинутые союзниками, бежавшими прошлой ночью, должны, несмотря ни на что, решительно отстаивать свободу Эллады. Ясно, что нам необходимо защищаться и помогать друг другу. Если бы конница сначала напала на вас, то нам и тегейцам, оставшимся верными Элладе, следовало бы поспешить к вам на помощь. Но так как вся вражеская конница обратилась против нас, то вы по справедливости обязаны помочь нам. Если же вы сами оказались в таком положении, что не в силах прийти к нам на выручку, то пошлите к нам стрелков из лука. В этой войне вы превзошли всех храбростью, доблестью и самоотверженностью, так не ударьте в грязь лицом и теперь!
Тогда и лакедемоняне наконец пошли на персов
Услышав призыв, афиняне поспешили на помощь. В пути на них напали эллины — сторонники персов. С труом отражая атаки противника, они не смогли оказать поддержку лакедемонянам, которые, оставшись один на один с противником, стали готовиться к битве. В их войске было вместе с легковооруженными воинами 1000 человек лакедемонян и 3000 тегейцев. Перед боем были совершены жертвоприношения, не давшие благоприятных знамений. Уже многие пали смертью храбрых, еще больше было ранено. Персы же избежали больших потерь: сомкнув свои плетеные щиты, они осыпали эллинов градом стрел. Спартанцы теряли послед, ние силы, тогда Павсаний обратил взоры к святилищу Геры у Платей и стал молить богиню о защите.
И случилось чудо: тегейцы поднялись первыми и двинулись на варваров. После молитвы Павсания благоприятные вести обещали спартанцам победу. Тогда и лакедемоняне наконец пошли на персов. Опустив луки, персы встали против них, и около укреплений из плетеных щитов завязалась схватка. Когда щиты упали, жестокая битва разгорелась у самого святилища Деметры и продолжалась довольно долго, закончившись рукопашной схваткой, потому что варвары, вцепившись в копья гоплитов, ломали их. Персы не уступали эллинам в отваге и силе, но они были безоружны и менее опытны. Эллины значительно лучше их овладели искусством ближнего боя. Персы по одному или человек по десять нападали на фалангу спартанцев, против которой без поддержки своей конницы были бессильны, — всех их ожидала смерть.
Мардоний, сражавшийся на белом коне, во главе 1000 самых храбрых воинов упорно теснил лакедемонян. Стойкость Мардония вдохновляла персов самоотверженно отбивать атаки спартанцев, но, когда он пал и весь его отряд был уничтожен, варвары повернули и позорно бежали с поля боя. Несомненно, что отсутствие тяжелого вооружения — главная причина поражения персов.
Так смерть Мардония явилась искуплением за убийство Леонида согласно предсказанию оракула. Павсаний, сын Клеомброта, внук Анаксандрида, одержал самую блестящую победу из известных нам. Мардоний был убит одним из знатнейших граждан Спарты Арим-нестом. Впоследствии, уже после Персидских войн, Аримнест во время Мессенской войны сражался при Стениклере с 300 воинами против всего мессенского войска и там погиб вместе со всеми воинами.
При Платеях персы, устрашившись лакедемонян, бежали в свой стан, за деревянное укрепление, которое они построили в Фиванской области.
Так закончилась эта битва. А Артабаз, сын Фарнака, с самого начала недовольный тем, что царь оставил Мардония в Элладе, и настойчиво убеждавший не начинать эту битву, поступил вот как. В самом начале сражения всех воинов, какие находились под его началом, а их было немало, около сорока тысяч человек, он вывел с поля боя, прекрасно сознавая, чем кончится это сражение. Он приказал им идти так же быстро, как и он сам, куда бы он их ни повел. Артабаз сделал вид, будто собирается вступить в бой, но как только узнал, что персы уже бегут, перестал соблюдать походный порядок и быстро помчался оттуда, но не к деревянному укреплению и не к городу Фивы, а в Фокиду, чтобы как можно скорее добраться до Геллеспонта.
Войско Артабаза скрылось, а эллины — сторонники персов продолжали вялое сопротивление. Только бео-тийцы еще долго и яростно бились с афинянами. Фи-ванские приверженцы персов тоже показали себя далеко не трусами, 300 самых знатных и доблестных из них пало от руки афинян. Когда беотийцы были уже не в силах сопротивляться, они бежали в Фивы.
Совершенно очевидно, что именно персы составляли мощь варварского войска, союзники же обращались в бегство, как только замечали, что враг теснит персов. Лишь беотийская конница отважно билась с врагом, прикрывая отступление.
Победители преследовали и убивали воинов Ксеркса. А тем временем весть о поражении персов достигла святилища Геры, где стояли эллины, не участвовавшие в битве. Тогда они, не соблюдая порядка, устремились к святилищу Деметры: коринфяне и их соседи — по склонам Киферона и холмам дорогой, идущей прямо вверх, мегарцы же, флиунтцы и их соседи — через равнину по самой гладкой дороге. Лишь только мегарцы и флиунтцы приблизились к неприятелю, на них бросилась фиванская конница во главе с Асоподором, сыном Тимандра, 600 человек они уложили на месте, остальных преследовали до Киферона.
Персы и остальные союзники, бежав в деревянное Укрепление и успев занять башни до прихода лакедемонян, постарались укрепить стену как можно лучше. Вскоре подошли лакедемоняне, и завязался ожесточенный бой возле стены. Варвары сумели даже добиться перевеса сил в свою пользу, потому что спартанцы не умели осаждать крепости. Защитники оборонялись до тех пор, пока не подошли афиняне. С появлением же афинян бой разгорелся вновь. В конце концов благодаря упорству и отваге афинян эллины сделали пролом в стене. Первыми проникли в крепость тегейцы, они-то и разграбили шатер Мардония. Там им удалось захватить лошадиные ясли из меди чудесной работы, которые пожертвовали в храм Афины Алей. Все остальное отнесли туда же, куда складывали добычу прочие эллины. После разрушения стены варвары уже не думали о борьбе с врагами, загнанные в узкое пространство, они беспорядочно метались. Эллины легко могли их уничтожить одного за другим, что, впрочем, они и сделали: из всего трехсоттысячного войска, не считая 40000, с которыми бежал Артабаз, не осталось в живых даже и 3000 человек. В этой битве пало: лакедемонян — 91 человек, тегейцев — 16, афинян — 52.
Самыми лучшими в варварском войске оказались пешие персидские воины, конница саков, кое-кто из отборного отряда Мардония. Лакедемоняне превзошли храбростью тегейцев и афинян, хотя те сражались отважно. Самым доблестным из бойцов был тот самый Аристодем, единственный из всех, бывших при Фермопилах, и вернувшийся домой. Посидоний, Филокион и Амомфарет тоже проявили необыкновенное мужество. Впрочем, когда шла речь о том, кто из эллинов был храбрее всех, спартанцы сказали, что Аристодем бился как исступленный, выйдя из общего строя, и совершил подвиг потому, что явно искал смерти, чтобы смыть тяготевшее над ним проклятие. Все, кроме Аристодема, отличившиеся в тэтой битве, были награждены почетными дарами. Сей последний не удостоился ничего как человек, искавший смерти, чтобы избавиться от бремени позора.
Эти воины при Платеях стяжали себе неувядаемую славу. Калликрат же пал не в битве. Этот самый красивый среди эллинов муж сидел на своем месте в то время, как Павсаний приносил жертвы, и был ранен стрелой в бок. Увидев эллинов, идущих в бой, он сказал Аримнесту из Платей, мучительно борясь со смертью:
— Меня тревожит не то, что я должен умереть за Элладу, а то, что я должен умереть, не приняв участия в сражении.
Самым прославленным среди афинян оказался Софан, сын Евтихида из селения Декелей, из тех декелей-цев, которые некогда прославились на все времена. А именно, встарь Тиндариды в поисках похищенной Елены с большой ратью вторглись в Аттическую землю и разоряли селян. Тогда декелейцы, досадуя на буйство Тесея и в страхе за всю Аттическую землю, открыли все Тиндаридам и показали им дорогу в Афины. За это спартанцы освободили декелейцев от налогов.
Из упомянутого селения и происходил Софан-афинянин, проявивший необыкновенную отвагу в битве при Платеях. О нем рассказывают, что он носил на панцирном поясе прикрепленный медной цепью железный якорь, который выбрасывал, подходя к неприятелю, чтобы нападающие враги не могли его сдвинуть с места. Некоторые утверждают, что якорь был изображен и на его щите. Во время осады афинянами Эгины Софан вызвал на поединок аргосца Еврибата, победителя в пятиборье, и убил его, но впоследствии самого отважного воина постигла печальная участь: в войне за золотые копи он вместе с Леагром, сыном Главкона, стоял во главе афинского войска. Бой при Дате стал для него последним: эдоняне жестоко расправились с ним.
Как только битва при Платеях закончилась победой эллинов, к ним прибыли мантинейцы. Узнав, что они опоздали, пришедшие весьма опечалились и заявили:
— Мы достойны наказания. — И решили преследовать бежавших с Артабазом персов до Фессалии. Однако лакедемоняне не позволили преследовать бегущих. Тогда, изгнав своих военачальников, мантинейцы возвратились на родину.
В войске эгинцев был некто Лампон, сын Пифея, один из самых знатных людей на Эгине. Он подошел к Павсанию и обратился к нему с нечестивым предложением:
— Сын Клеомброта! Свершенное тобой достойно похвалы. С помощью божества ты спас Элладу. Закончи начатое, преумножь свою славу. Мардоний и Ксеркс приказали отрубить голову Леониду, погибшему при Фермопилах, и пригвоздить ее к столбу. Сделан то же самое, пригвозди к столбу голову Мардония, отомсти за своего дядю Леонида.
— Любезный эгинец! — возразил ему Павсаний. — Я Ценю твою благосклонность и проницательность, но твой совет не кажется мне разумным. Ты высоко возносишь мой род, мой родной город, мои деяния, а затем низвергаешь во прах: ты советуешь мне осквернить покойника, при этом заявляешь, что я совершу дело, угодное богам и моим согражданам. Я уверен: так поступать эллинам не следует, это деяние достойно варваров, за что мы и порицаем их. Таким способом я не желаю угождать ни эгин-цам, ни кому бы то ни было. С меня довольно и похвал лакедемонян за то, что я поступаю честно и справедливо. Леонид, мне думается, вполне отомщен: бесчисленные души убитых здесь варваров — вот возмездие, настигшее персов. Ты впредь не являйся ко мне с подобными предложениями и будь благодарен, что на сей раз это тебе сошло благополучно.
Хламида, дорожный плащ
Услышав такой ответ, Лампон удалился, а Павсаний велел глашатаю объявить, чтобы никто не смел присваивать себе добычу, и приказал илотам снести сокровища в одно место. Илоты ходили по персидскому стану, находили сокровища в шатрах, убранных золотом и серебром, а также позолоченные и посеребренные ложа, золотые сосуды для смешения вина, чаши и другую посуду. На повозках они находили мешки с золотыми и серебряными котлами. С павших врагов они снимали запястья, ожерелья и золотые мечи. На пестрые вышитые одеяния варваров никто не обращал внимания. Илоты похитили много драгоценностей и продали их эгинцам, все же то, что не могли скрыть, вынуждены были отдавать. С этого времени у эгинцев скопились огромные богатства.
Наконец добыча была собрана, десятую часть эллины посвятили дельфийскому богу, позже из нее изготовили золотой треножник, который стоит у алтаря в Дельфах на трехглавой медной змее.
Олимпийскому богу они тоже отделили десятую часть добычи, из которой сделали медную статую Зевса в 10 локтей высотой. Не забыли они и истмийского бога и ему отдали десятую часть добычи, сделав из нее медную статую Посейдона в 7 локтей высотой. После этого всю остальную добычу разделили между собой: персидских наложниц, золото, серебро, прочие ценности и вьючных животных. Каждый получил то, что ему подобало. Павсаний же получил всего вдесятеро больше: женщин, коней, талантов, верблюдов и драгоценностей.
Говорят, покидая Элладу, Ксеркс оставил Мардонию всю домашнюю утварь. Павсаний, приблизившись к шатру Мардония, долго рассматривал все, а потом приказал хлебопекам и поварам приготовить такой обед, какой они обычно готовили Мардонию. Те сделали все, как требовалась. Вид пышно устланных мягкими коврами золотых и серебряных лож, золотых и серебряных столов с роскошно приготовленным обедом привел Павсания в изумление. Шутки ради он приказал своим слугам приготовить лаконский обед. Между трапезой персов и спартанцев было мало общего. Павсаний засмеялся и пригласил к себе эллинских военачальников. Когда те собрались, Павсаний сказал им, указывая на приготовленные яства:
— Эллины! Я призвал вас, чтобы вы могли увидеть, сколь безрассуден вождь мидян, который живет в такой роскоши и все-таки пришел к нам отнять наши жалкие крохи.
Спустя некоторое время платейцы находили еще ящики с золотом, серебром и другими драгоценностями.
На следующий день труп Мардония исчез: кто похитил его, неизвестно. Некоторые считают, что это сделали уроженцы разных городов. По некоторым сведениям, за то, что они предали тело Мардония земле, эти люди получили вознаграждение от сына Мардония Артонтеса.
Рога для питья
Эллины после раздела добычи приступили к погребению павших, каждый народ похоронил своих погибших. Лакедемоняне выкопали три могилы. В одной они похоронили иренов — лакедемонян в возрасте от 20 до 30 лет, в числе их были Посидоний, Амом-фарет, Филокион и Калликрат. В другой — всех остальных спартанцев, которые уже имели статус полноправных граждан (Спартанцы становились полноправными гражданами после тридцати лет.), и в третьей — илотов. Тегейцы похоронили всех своих в одном месте отдельно от лакедемонян, так же поступили и афиняне. Мегарцы и флиунтцы вырыли общую могилу для своих соплеменников, изрубленных вражеской конницей. Что касается могил прочих эллинов, которые еще можно видеть у Платей, то говорят, что это просто пустые курганы, насыпанные эллинскими городами, устыдившимися своей трусости. Там есть и так называемая могила эгинцев, которая спустя десять лет после битвы была возведена по их просьбе Клеадом, сыном Автодика из Платей.
После погребения павших при Платеях эллины решили тотчас идти на Фивы и требовать выдачи сторонников персов, прежде всего Тимегенида и Аттагина, главарей персидской партии. А если их требования не будут удовлетворены, осадить город и взять его штурмом. Эллины подошли к Фивам и окружили город. Фиванцы отказались выполнять их требования, тогда эллины принялись опустошать их землю и осадили город.
На двадцатый день осады Тимегенид обратился к фиванцам:
— Фиванцы! Эллины приняли решение не снимать осады, пока не возьмут Фивы или пока вы не выдадите нас, пусть же Беотийская земля не страдает больше из-за нас. Если их требование только предлог, чтобы вымогать деньги, то давайте дадим деньги из государственной казны, ведь вся община добровольно встала на сторону персов. Если же они ведут осаду города, чтобы, захватив, покарать нас, мы сумеем оправдаться перед ними.
Фиванцы одобрили сказанное Тимегенидом и тотчас послали к эллинам глашатая с вестью о желании фиванцев выдать упомянутых граждан.
Когда осаждающие заключили соглашение с осажденными, Аттагин бежал из города. Его детей привели к Павсанию, но тот признал их невиновными, заявив, что дети не причастны к дружбе отца с персами. Другие сторонники персов, выданные фиванцами, рассчитывали оправдаться и были уверены в своих силах: они надеялись откупиться. Но Павсаний задумал лишить их этой возможности; как только сторонники персов оказались в его руках, он распустил союзное войско, а их велел отвезти в Коринф и там казнить.
Артабаз, сын Фарнака, бежавший от Платей, был уже далеко. В Фессалии он задержался на некоторое время: фессалийцы пригласили его в гости и подробно расспрашивали об остальном войске, потому что ничего не знали о случившемся. Артабаз догадался, что если откроется правда, то жизнь его окажется в опасности. Так рассуждая, Артабаз скрыл истину от фессалийцев, сказав им следующее:
— Фессалийцы! Как видите, я тороплюсь поскорее добраться до Фракии, ибо послан туда с поручением. Мардоний с войском идет за мной по пятам и скоро прибудет к вам. Примите его благосклонно, как гостя, и окажите ему внимание. Поступив так, вы не раскаетесь.
После этого Артабаз постарался покинуть Фессалию как можно скорее и поспешил дальше. Через Фессалию и Македонию самым коротким путем он добрался до Фракии, оттуда до Византия. Его войско несло большие потери: люди гибли от голода и усталости, многих умертвили жестокие фракийцы. Из Византия Артабаз переправился через пролив на кораблях. Так он возвратился в Азию.