БИТВА ПРИ САЛАМИНЕ

Персидский флот приплыл к Афинам без паросских кораблей, оставшихся на Кифне ожидать исхода боя. Когда корабли встали на якорь в Фалере, сам Ксеркс спустился на побережье встретить их, чтобы немедленно обсудить положение дел с командирами кораблей. Он занял место на возвышении, куда затем явились вожди племен и военачальники. Царь указал каждому место, которое тому надлежало занять. Рядом с царем был посажен Царь Сидона, далее тирский царь, а уж потом и все остальные. Когда все расположились в соответствии с чинами и заниями, Ксеркс послал Мардония спросить каждого, следует ли давать морское сражение или нет.

Битва при Саламине

Мардоний обходил ряды и спрашивал. Все считали, что сражение необходимо. И только Артемисия сказала:

— Мардоний! В битве при Евбее я не была трусливее прочих, и это дает мне право сказать открыто то, о чем я думаю. Царь! Щади свои корабли и не вступай в битву, эти люди настолько сильнее твоих людей, насколько мужчины сильнее женщин. Зачем тебе вообще начинать опасную битву? Разве Афины не в твоей власти? Разве ты не владыка остальной Эллады? Никто не стоит на твоем пути. Те, кто восстал против тебя, получили по заслугам. Не начинай поспешно морское сражение, стой здесь, продвигайся в Пелопоннес — тогда ты осуществишь задуманное. Эллины не в состоянии сопротивляться тебе долгое время. Ты рассеешь их силы, и они разбегутся по своим городам. Ведь у них на этом острове, как я слышала, нет продовольствия. Люди с Пелопоннеса не останутся здесь, они даже не подумают сражаться за Аттику, если ты направишься в их земли. Поражение же в морском бою может привести к гибели всего войска. Запомни, царь, еще вот что: у хороших господ обычно бывают плохие слуги. Ты самый благородный властелин на свете, а твои союзники — эти египтяне, киприоты, киликийцы, памфилы — плохи, пользы от них никакой.

Когда Артемисия говорила это Мардонию, все, кто относился к ней доброжелательно, огорчились за нее, они думали, что Артемисию ожидает царская опала. Недоброжелатели и завистники, напротив, возрадовались, решив, что она должна погибнуть. Но совет Артемисии пришелся Ксерксу по сердцу, он и прежде считал ее превосходной женщиной, теперь стал превозносить еще больше. Тем не менее царь приказал готовиться к сражению, ибо так решило большинство. Он полагал, что персы проиграли битву при Евбее, потому что его не было с ними. Теперь же Ксеркс сам должен был наблюдать за сражением.

По царскому приказу персидские корабли отчалили . от берега и взяли курс на Саламин. Прибыв к месту назначения, они выстроились в боевом порядке. Они не могли сразу вступить в бой — надвигалась ночь, поэтому сражение назначили на следующий день. Страх и тревога овладели эллинами. Особенно забеспокоились пелопоннесцы: они должны были защищать афинскую землю и в случае поражения были бы отрезаны на острове, осаждены, а их родина осталась бы без защиты.

И в самом деле, в тот же вечер сухопутное войско варваров направилось к Пелопоннесу.

Персы у Саламина

Пелопоннесцы, зная о гибели Леонида и войска при Фермопилах, стекались к Истму и занимали там оборонительные позиции. Их предводителем был Клеомброт, сын Анаксандрида, брат Леонида. Расположившись у Истма, они засыпали Скиронову дорогу, сделав ее непроезжей, а затем на военном совете решили построить стену поперек Истма. Дело быстро подвигалось вперед: войско состояло из многих десятков тысяч воинов, и каждый усердно работал. Отовсюду несли камни, кирпичи, бревна, корзины, полные песку: работа не прекращалась ни днем ни ночью.

К Истму явились лакедемоняне, все племена аркадцев, элейцы, коринфяне, сикионцы, эпидаврийцы, флиунтцы, трезенцы и гермионяне. Других же пелопоннесцев судьба Эллады не беспокоила.

Гребцы триеры

Тем временем воины на Истме трудились с таким рвением, как будто спасение Эллады зависело только от них. Они не надеялись на победу на море. Между тем пелопоннесцами у Саламина овладел страх, несмотря на сообщение об этих работах. Сначала люди потихоньку переговаривались друг с другом, дивясь безрассудству Еврибиада, потом перестали скрывать свое недовольство, созвали сходку и опять много толковали о том же: одни требовали плыть к Пелопоннесу и защищать его, а не сражаться здесь за землю, уже захваченную врагом, другие — афиняне, эгинцы и мегарцы — советовали остаться у Саламина и дать отпор врагу.

Когда Фемистокл увидел, что пелопоннесцы одерживают верх, он, незаметно покинув собрание, послал верного ему человека с поручением в стан персов. Его звали Сикинн, он был слугой и учителем детей Фемистокла. Уже после войны с помощью Фемистокла он стал феспийским гражданином. Сикинн, пробравшись в лагерь варваров, проник к военачальникам персов и обратился к ним со следующей речью:

— Я посланец вождя афинян, он сочувствует вам и желает вашей победы. Он просил передать, что сейчас у вас прекрасная возможность совершить величайший подвиг: у эллинов нет единства, нападайте и увидите, как те, кто сочувствует вам, будут сражаться с теми, кто против вас. — Сказав все, что следовало, Сикинн удалился.

Варвары поверили ему. Множество персов высадилось на островок Пситталия, лежащий между Саламином и материком. С наступлением полночи корабли, стоявшие к западу, отплыли к Саламину, чтобы окружить эллинов. В то же время отчалили корабли от Кеоса и Киносуры, так что весь пролив до Мунихия занял вражеский флот. Варвары вывели туда свои корабли, чтобы отрезать эллинам путь к отступлению и отомстить за битву при Артемисии. Отряд, высадившийся на Пситталии, должен был спасать или уничтожать занесенных туда волнами людей. Приготовления удалось сделать в полнейшей тишине — враги ничего не заметили.

О предстоящих событиях прорицателем Бакидом сказано вот что:

Но когда берег святой со златым мечом Артемиды 
До Киносуры морской соединят корабельной запрудой, 
В спеси безумной разрушив прекрасный город Афины, 
Славная Дика тогда смирит сына Дерзости Кора, 
Буйного (мнится ему, что все покорил он под ноги), 
Медь будет с медью сходиться. Арес же пучину 
Кровью окрасит морскую. Тогда день свободы Элладе 
Дальнегремящий Кронид принесет и владычица Ника... 

А вожди эллинов тем временем продолжали жаркий спор, не зная еще, что варварские корабли уже окружили их, думая, что враги стоят на прежнем месте, там, где они их видели днем.

В разгар спора с Эгины прибыл Аристид, сын Лисимаха, афинянин. Многие считали его самым благородным и справедливым человеком в Афинах. Он предстал перед советом и попросил вызвать Фемистокла, своего злейшего врага. Перед лицом страшной опасности Аристид предал забвению прошлое и решил переговорить с фемистоклом.

— Ступай к собравшимся и объяви, что теперь ни коринфяне, ни сам Еврибиад не смогут отплыть отсюда, даже если бы захотели. Мы окружены!

— Ты принес благую весть, — спокойно ответил ему Фемистокл. — Спасибо тебе, ты подтвердил, что все произошло, как я желал. Знай, персы приняли это решение с моей помощью. Эллины старались уклониться от сражения, я обязан был заставить их защищаться, пусть даже против их воли. Ты пришел с доброй вестью, сам и передай ее. Если я скажу им о том, что случилось, они примут мои слова за пустую болтовню и не поверят мне. Поведай им обо всем, пусть знают, что пути к отступлению отрезаны и есть только один путь — сражение и победа.

Аристид, подойдя к эллинам, сообщил им, что прибыл с Эгины и с трудом проплыл между неприятельскими кораблями, которые окружили флот эллинов, и что поэтому следует готовиться дать отпор врагу. Сказав это, он покинул собрание, а между вождями вновь вспыхнули жаркие споры: многие из них отказывались верить Аристиду. Они так вдохновенно бранились друг с другом, что не заметили, когда причалила к берегу триера с теносскими перебежчиками, возглавляемыми Пантием, сыном Сосимена. Теносцы принесли самые достоверные сведения. За этот подвиг их имена вырезаны на дельфийском треножнике в честь победителей персидского царя.

Теперь эллины уже не сомневались в правдивости Аристида. Не медля более, они стали готовиться к бою. На заре Фемистокл выступил перед всем флотом. Он говорил о том, что в человеческой душе благородные порывы соседствуют с низменными страстями, и призывал воинов следовать благородным порывам. В заключение он приказал всем вступить на борт своих кораблей.

Когда эллинский флот вышел в море, варвары тотчас напали на него. Смятение охватило эллинов, растерявшись, воины собрались уже грести назад и пристать к эерегу, как вдруг корабль Аминия из Паллены, гражданина Афин, нарушив строй, напал на вражеский корабль. Корабли сцепились и не могли разойтись. Тогда остальные поспешили на помощь Аминию и вступили в бой. По рассказам афинян, битва началась именно так. Эгинцы же утверждают, что бой завязала триера, посланная на Эгину к Эакидам и успевшая вернуться к началу сражения. Кроме того, передают, что эллинам явился призрак в образе некоей женщины. Громким голосом, который слышал весь флот, призрак ободрил эллинов, но сначала обратился к ним со словами:

— Трусы! Доколе будете вы еще грести назад? Против афинян стояли финикийцы, которые образовали западное крыло у Элевсина, а против лакедемонян — ионяне, занимавшие юго-восточный фланг со стороны Пирея. Лишь немногие из ионян вняли призыву Фемистокла: не уничтожать своих соплеменников, большинство не обратило внимания на его слова. Не будем вспоминать имена всех начальников ионийских триер, захвативших эллинские корабли, назовем только Феоместора, сына Андродаманта, и Филака, сына Гистиея, оба они с Самоса. За свои подвиги Феоместор стал тираном Самоса, а Филак был внесен в список «благодетелей» царя и пожалован обширными землями.

У Саламина погибло множество варварских кораблей, одни уничтожили афиняне, а другие эгинцы. Эллины сражались с большим умением, соблюдая образцовую дисциплину. Варвары действовали беспорядочно и необдуманно. Поэтому-то исход битвы, конечно, не мог быть иным, несмотря на то, что варвары бились гораздо отважнее, чем при Евбее. Из страха перед Ксерксом каждый старался изо всех сил, думая, что царь смотрит именно на него.

Сказать точно, как дрался тот или иной воин, нельзя. С Артемисией же приключилось вот какое событие. Когда царский флот уже пришел в великое расстройство, аттический корабль пустился в погоню за кораблем Артемисии. Корабли союзников шли впереди ее корабля и невольно мешали его отступлению. Тогда Артемисия стремительно бросилась на союзнический корабль калиндян, на котором плыл сам царь калиндян Дамасифим. Неизвестно, затаила ли Артемисия злобу против него еще на Геллеспонте или это произошло случайно, но она потопила его корабль. Увидев это, командир аттического корабля принял ее корабль за эллинский, а может быть, решил, что он перешел на сторону эллинов, поэтому прекратил преследование и направился к другим кораблям.

Так Артемисии удалось спастись и снискать еще большее расположение Ксеркса, который, наблюдая за ходом битвы, заметил ее нападающий корабль. Кто-то из его свиты отметил:

— Артемисия потопила вражеский корабль.

Царь спросил, действительно ли это сделано Артеяисией, приближенные подтвердили, потому что прекрасно знали отличительный знак ее корабля. Погибший корабль сочли вражеским. Артемисии сопутствовала удача во всем: с калиндийского корабля никто не спасся — обвинить ее было некому. Ксеркс, пораженный мужеством этой женщины, сказал:

— Мужчины у меня превратились в женщин, а женщины стали мужчинами.

В этом бою персы потеряли военачальника Ариабигна, сына Дария и брата Ксеркса, и много других знатных персов, мидян и их союзников. Потери эллинов были незначительны, они умели плавать, поэтому люди с разбитых кораблей, уцелевшие в рукопашной схватке, смогли добраться до Саламина. Варвары же почти все не умели плавать, поэтому, оказавшись в воде, они находили свою гибель в морской пучине. Варварские корабли, стоявшие в первом ряду, столкнувшись с эллинами, обращались в бегство. Корабли, находящиеся за ними, стремились протиснуться вперед, чтобы, совершив подвиг, отличиться перед царем, но, в тесноте и неразберихе столкнувшись с убегающими, топили их.

В этой суматохе несколько финикийцев, корабли которых затонули, явились к царю и обвинили ионян в измене, говоря, будто их корабли погибли по вине ионян. Однако военачальники ионян не пострадали, а клеветники-финикийцы понесли заслуженную кару. Произошло же это вот как. Пока обличители еще жаловались царю, на аттический корабль напал самофракийский и аттический стал тонуть, в это время быстро подоспевший эгинский корабль затопил самофракийский. Но самофракийцы, сохранив самообладание, стали ловко метать дротики и сбросили воинов с корабля, потопившего их судно, в море, а потом захватили его. Этот случай и спас ионян. Увидев, каковы они на деле, восхитившись их мужеством, Ксеркс обратил свой страшный гнев на финикийцев. Он возложил на них всю вину за поражение и повелел отрубить им головы.

Когда варвары обратились в бегство и попытались выйти к Фалеру, эгинцы устроили засаду в проливе. И то время, как афиняне в общем смятении топили вражеские корабли, эгинцы перехватывали бегущих; если Какому-нибудь кораблю и удавалось убежать от афинян, он попадал в руки эгинцев.

Множество варварских кораблей погибло, столкнувшись в неразберихе боя со своими же

Так, корабль Фемистокла, преследовавший вражеский корабль, встретился с кораблем эгинца Поликрита, сына Криоса. Поликрит напал на сидонский корабль, захвативший сторожевой эгинский корабль у острова Скиафа. На этом корабле находился Пифей, сын Исхеноя, доблестью которого восхищались персы и сохранили ему жизнь. Сидонский корабль, везший Пифея, взят был в плен вместе с персами, так что Пифей мог благополучно вернуться на Эгину. Увидев аттический корабль, Поликрит сразу установил по опознавательному знаку, что это корабль военачальника, и, громким голосом вызвав Фемистокла, с издевкой напомнил ему о «расположении эгинцев к персам». Такие упреки Поликрит бросил Фемистоклу как раз, когда напал на вражеский корабль. Варвары же с уцелевшими кораблями бежали в Фалер под защиту сухопутного войска.

Эгинцы, а за ними и афиняне стяжали себе в этой битве величайшую славу. Особенно отличились эгинец Поликрит, афинянин Евмен из Анагирунта, Аминий из Паллены, преследовавший Артемисию. Знал бы Аминий, что Артемисия находилась на этом корабле, он, конечно, не прекратил бы преследования, ведь за поимку ее живой была назначена награда в 1000 драхм. Ведь афиняне были страшно озлоблены тем, что женщина воюет против них.

Адимант, военачальник коринфян, еще в начале битвы в смертельном страхе приказал поднять паруса и бежал, а за ним и все коринфяне. Когда беглецы были уже вблизи святилища Афины Скирады на Саламине, навстречу им вышло парусное судно. Оно, как оказалось позднее, было ниспослано божеством, потому что никто из людей его не посылал. Судно приблизилось к коринфским кораблям, и люди, находящиеся на нем, сказали:

— Адимант! Ты обратился в бегство, предательски покинул эллинов, а они сейчас одерживают блестящую победу над врагом!

Адимант не поверил их словам, и тогда неизвестные предложили стать заложниками коринфян и принять от них смерть, если эллины не окажутся победителями. Тогда Адимант и другие коринфяне повернули свои корабли и возвратились к флоту, когда все уже кончилось. Так рассказывают афиняне; коринфяне и прочие эллины утверждают обратное, они говорят, что были в числе храбрейших и прославились в этом сражении.

Во время Саламинской битвы Аристид, сын Лисимаха, с большим отрядом гоплитов переправился на остров Пситаллию и перебил всех персов, находившихся на нем.

Когда сражение кончилось, эллины снесли на берег Саламина найденные обломки кораблей и стали готовиться к новому бою. Они ожидали, что царь с оставшимися кораблями еще раз отважится напасть на них. Между тем множество корабельных обломков, подхваченных западным ветром, принесло к берегам Аттики, к так называемому мысу Колиада. Так исполнились прорицания о морском сражении, которые приписываются Бакиду и Мусею, а также пророчество, некогда изреченное афинянином Лисистратом, о принесенных сюда волнами корабельных обломках. «Колиадские жены ячмень будут жарить на веслах», — предрек он.

Поняв, что поражение неизбежно, Ксеркс испугался, как бы эллины по совету ионян или по собственному разумению не решили разрушить мосты. Тогда ему грозила опасность быть отрезанным в Европе и погибнуть. Поэтому царь стал думать об отступлении. Желая скрыть свои намерения от эллинов и собственных воинов, он приказал строить плотину между берегом и Саламином, связать вместе финикийские суда, чтобы они служили мостом и стеною, и готовиться к битве. Все, видевшие эти сборы, думали, конечно, что царь совершенно серьезно решил остаться и вести войну. Только Мардоний, прекрасно знавший Ксеркса, не сомневался в его истинных замыслах.

В то же время царь отправил в Персию гонца с известием о случившемся. Тогда не было ничего быстрее этих гонцов — у персов была отлично налажена почтовая служба. Рассказывают, какой бы долгой ни была Дорога, каждый день новый человек и новая лошадь отправлялись в путь, чтобы доставить послание к месту назначения. На всем протяжении дороги были расставлены посты на расстоянии дневного перехода друг от друга. Ни снег, ни ливень, ни зной, ни ночной мрак не могли помешать каждому всаднику проскакать во весь опор назначенный отрезок пути. Первый гонец передавал известие второму, а тот третьему. И так весть переходила из рук в руки, пока не достигала цели, подобно елам на празднике у эллинов в честь Гефеста. Эту конную почту персы называют «ангарейон».

Известие о взятии Афин так обрадовало оставшихся дома персов, что они осыпали миртовыми ветвями все города, воскуряли фимиам, приносили жертвы и устраивали пиры. Весть же о поражении, напротив, настолько потрясла персов, что все они раздирали свои одежды и с криками и воплями обвиняли Мардония. Так вели себя персы, сокрушаясь, впрочем, не столько о гибели флота, сколько тревожась за самого Ксеркса. Эти огорчения и тревоги продолжали тяготить персов до тех пор, пока сам Ксеркс не вернулся и не успокоил их. Когда Мардоний увидел, как удручен царь поражением, и когда он заподозрил, что тот намерен покинуть Афины, он понял, что он, убедивший владыку персов двинуться на эллинов, должен будет понести наказание.

Предприниматель белай олег викторович.