СРАЖЕНИЕ У ФЕРМОПИЛ

Триста спартанских гоплитов, 1000 тегейцев и мантинейцев (по 500 тех и других), 120 человек из Орхомена в Аркадии и 1000 — из остальной Аркадии, 400 из Коринфа, 200 — из Флиунта и 80 — из Микен ожидали встречи с персидскими полчищами, а с ними 700 феспийцев и 400 фиванцев, прибывших из Беотии. В эллинском войске не было отрядов из пелопоннесских государств: Мессении, Элиды, Ахеи и Арголиды.

Сражение у Фермопил

Кроме того, были вызваны на помощь опунтские локры со всем их ополчением и 1000 фокийцев. Приглашая их, эллины передали через вестников:

— Это — только головной отряд, со дня на день ожидается прибытие всех остальных союзников. О положении на море не следует беспокоиться, так как охрану моря взяли на себя афиняне, эгинцы и прочие, назначенные во флот. Не бог, а человек идет войной на Элладу, на земле еще не родился и никогда не родится смертный, с которым бы не случались несчастья по воле богов. Самые страшные бедствия подстерегают именно самых великих из людей.

Вняв призыву, локры и фокийцы поспешили в Трахин.

Воины каждого города подчинялись своему военачальнику, во главе всего войска стоял лакедемонянин Леонид, сын Анаксандрида, потомок Геракла.

Он получил спартанский престол неожиданно. Имея двух старших братьев — Клеомена и Дориея, Леонид и не мыслил стать царем, но случилось непредвиденное: один брат скончался, не оставив наследников мужского пола, а другой погиб в Сикелии. Царская власть перешла к Леониду.

Царь Леонид, отобрав 300 воинов, уже имеющих детей, отправился к Фермопилам. По пути к его отряду присоединились фиванцы под началом Леонтиада, сына Евримаха, которых Леонид поспешил взять с собой, желая снять с них тяжелое подозрение в сочувствии мидянам.

Спартанский отряд во главе с Леонидом выступил так скоро затем, чтобы прочие союзники, отбросив мысли о переходе на сторону мидян, готовились к обороне. Дело происходило в канун праздника Карнеи, и спартанцы собирались, как только завершатся торжества, объединиться с союзниками. Все не сомневались, что бой у Фермопил будет долгим, поэтому пока отправили только передовой отряд.

Когда персы приблизились к проходу, на эллинов напал такой страх, что они стали поговаривать об отступлении. Все пелопоннесцы решили возвратиться в Пелопоннес и охранять Истм. Фокийцы и локры пришли в шгодование от такого предложения. А Леонид, оставшись на месте, послал вестников в города с просьбой о омощи: его сил было слишком мало, чтобы отразить нападение персидских полчищ.

Тем временем Ксеркс приказал всаднику-лазутчику выведать численность и намерения врага, потому что еще Фессалии получил сведения об отряде под началом спартанца Леонида из рода Гераклидов, ожидающем его прихода в Фермопилах. Персидский всадник, подъехав к стоянке, не смог рассмотреть все войско: тех, кто находился за восстановленной стеной, не было видно, и лазутчик заметил лишь воинов, стоявших на страже перед стеной. В то время была очередь лакедемонян нести охрану, и удивленный перс наблюдал, как один из воинов занимался гимнастическими упражнениями, а другие расчесывали волосы. Постаравшись точно определить число врагов, соглядатай спокойно уехал: никто не обратил на него внимания и не погнался за ним. Вернувшись, всадник рассказал об увиденном.

План сражения у Фермопил

Сообщение лазутчика привело царя в недоумение, ему не приходило в голову, что таким образом можно готовиться к смертельному сражению с врагом. Поведение лакедемонян казалось царю смешным, и он повелел позвать Демарата, сына Аристона, а когда тот явился, Ксеркс, желая понять действия лакедемонян, стал подробно расспрашивать его. Демарат ответил:

— Царь! Когда ты собрался в поход на Элладу, я предупреждал тебя, но ты поднял меня на смех. Выслушай же меня теперь. Эти люди пришли сражаться с нами и готовятся к битве. Знай, царь, если ты одолеешь их и тех, кто остался в Спарте, то ни один народ не дерзнет подняться против тебя. Ныне против персов вышли самые доблестные мужи Эллады, во главе их представитель прославленного царского рода.

Эта речь не внушила доверия Ксерксу, подумав, он спросил:

— Как столь малочисленное войско будет сражаться с моими полчищами?

— Царь! — воскликнул Демарат. — Можешь называть меня лжецом, если не выйдет так, как я тебе говорю.

Однако он так и не убедил Ксеркса. Четыре дня царь выжидал, надеясь, что спартанцы обратятся в бегство. Наконец, на пятый день, удостоверившись, что лакедемоняне не двинутся с места, царь в ярости послал против них мидян и киссиев с приказом взять живыми и привести к нему.

— Я накажу этих наглых строптивцев! — воскликнул Ксеркс, и мидяне устремились на эллинов. Каждая атака лишала персидское войско многих храбрых воинов, но на место павших становились другие. Неся большие потери, мидяне не отступали. Сражение длилось целый день, и всем стало ясно, а царю в особенности: у персов людей много, а мужей среди них мало.

Не в силах преодолеть сопротивление эллинов, мидяне отступили. На смену им пришли персы во главе с Гидарном, которых царь называл «бессмертными». Вновь прибывшие думали легко покончить с врагами. Но вот дело дошло до рукопашной, а они не добились большого успеха, чем мидяне: персам приходилось сражаться в теснине с копьями более короткими, чем у эллинов. При этом численный перевес не помогал персам.

Лакедемоняне дрались храбро и показали неопытным варварам свое боевое искусство: несколько раз они делали вид, что обращаются в бегство, и когда враги с криком и штурмом устремлялись на них, неожиданно поворачивались к ним лицом и поражали несметное число противников. Правда, спартанцев тоже было убито не мало. Все вместе и небольшими группами персы штурмовали проход, но безрезультатно, и в конце концов им пришлось отступить. Рассказывают, Ксеркс, наблюдая за сражением, так волновался, что трижды вскакивал с трона. Так бесславно для персов закончилась битва первого дня.

Следующий день тоже не принес удачи: эллинов, столь немногочисленных, беспрерывно нападающие варвары надеялись если не убить, то хотя бы изранить, но те ловко расстраивали их планы. Они, построившись по племенам в соответствии с родом оружия, бились, постоянно сменяя друг друга. В бою участвовали все, кроме фокийцев, которых отослали на гору охранять тропу. Увидев, что дело идет не лучше вчерашнего, персы вновь отступили.

Царь пребывал в растерянности и не знал, как поступить, когда неожиданно к нему явился некий Эпиальт, сын Евридема, малиец. Этот корыстный человек, ожидая щедрой награды от царя персов, предложил указать врагам тропу, ведущую через гору в Фермопилы, чтобы погубить бывших там эллинов. Впоследствии предатель в страхе перед лакедемонянами бежал в Фессалию, и пилагоры, собравшиеся в Пилее, назначили за голову беглеца большую награду. Спустя некоторое время Эпиальт возвратился на родину в Антикиру, где и был убит Афинадом из Трахина, который расправился с ним по неизвестным для нас причинам, но все же получил от лакедемонян награду.

Однако другое предание гласит, будто Онет из Кариста, сын Фанагора, и Коридалл из Антикиры провели персов через гору. Но, скорее всего, это неверно, иначе зачем пилагоры назначили бы награду за голову Эпиальта? И почему Эпиальт бежал?

Ксеркс принял предложение Эпиальта и приказал выступать отряду Гидарна. С наступлением сумерек, когда зажигают светильники, персы вышли из лагеря. Некогда местные малийцы отыскали эту тропу и по ней провели фессалийцев в область фокийцев, которые, заградив проход стеной, считали себя в безопасности.

Эта роковая тропа, что, как и гора, называется Анопея, начинается от реки Асопа, текущей по горному ущелью, далее проходит вдоль горного хребта и оканчивается у города Альпена, первого города Локриды со стороны Малии, у так называемой скалы Мелампиг и у «Обителей Керкопов», в самом узком месте прохода.

Переправившись через Асоп, персы шли по этой тропинке целую ночь, справа от них возвышались Эгейские горы а слева — Трахинские. На заре они достигли вершины горы. Здесь на страже стояла 1000 фокийских гоплитов.

Варвары поднимались на гору незаметно: гора тпгсто поросла дубовым лесом. Но шуршание листьев под ногами воинов персидского царя выдало их. Фокиицы заметили персов, когда они уже были на вершине. Персы с изумлением смотрели на вооруженных людей, о пассчитывали напасть на эллинов врасплох, не встрети никакого сопротивления. Испуганный Гидарн спросил Эпиальта:

- Это — лакедемоняне?

- Нет, фокийцы, — ответил тот. И персы, не обратив на них внимания, начали спуск.

На заре прорицатель Мегистий, рассмотрев внутренности жертвенного животного, предсказал грядущую гибель эллинам в Фермопилах. Потом явились лазутчики с известием о том, что персы обходят гору круге Это было ночью, а на рассвете о том же сообщили с датаи, сбежавшие с горных вершин. Тогда эллины со брались на совет, но к единому решению не пришли: одни требовали отступить, другие — возражали. В зультате войско разделилось: одни вернулись в свои го рода, другие же, и с ними Леонид, остались.

Некоторые говорят, будто сам Леонид отослал союзников, желая спасти их от гибели. Ему же самому и спартанцам честь и достоинство не позволили покинуть место, которое им поручили защищать. Да, лакедемоняне не могли постыдно отступить; снискать бессмертную славу и преумножить заслуги Спарты — вот что они должны были сделать и сделали. Любопытно, что еще в самом начале войны лакедемоняне попытались узнать у бога, что ждет их. Пифия изрекла:

 Ныне же вам изреку, о жители Спарты обширной: 
 Либо великий и славный ваш град чрез мужей-персеидов 
 Будет повергнут во прах, а не то — из Гераклова рода 
 Слезы о смерти царя пролиет Лакедемона область. 
 Не одолеет врага ни бычачья, ни львиная сила, 
 Ибо во брани Зевесова мощь у него и брань он не прежде 
 Кончит, чем град целиком иль царя на куски растерзает. 

Леонид поверил в это прорицание и решил стяжать славу Спарте, именно поэтому царь отпустил союзников, а не они покинули его, забыв о дисциплине.

Спартанцы яростно защищались, пока варвары не засыпали героев градом стрел

Достоверно известно, что Леонид отсылал прорицателя Мегистия, предсказавшего Леониду по внутренностям животных грядущую судьбу, но тот отказался бросить спартанцев, отправив домой лишь своего единственного сына, находившегося при нем.

Все союзники, кроме феспийцев и фиванцев, вернулись домой. Фиванцев Леонид удержал в качестве заложников, феспийцы решили не оставлять лакедемонян и пали вместе с ними. Предводителем феспийцев был Демофил, сын Диадрома.

Взошло солнце. Ксеркс совершил жертвенное возлияние, и варвары во главе с царем пошли в атаку. Леонид с эллинами, приготовившись биться до конца, продвинулся к тому месту, где проход расширялся. Прежде часть спартанцев защищала стену, в то время как другие бились с врагом в теснине. Теперь эллины бросились врукопашную на просторе, и варвары погибали тысячами. Позади персов стояли начальники отрядов и ударами бичей заставляли воинов продвигаться вперед и вперед. Многие из них падали в море и погибали, еще больше народа было раздавлено своими же. На умирающих никто не обращал внимания. Зная о верной гибели от руки врага, идущего в обход горы, эллины проявляли величайшее мужество, сражаясь с варварами отчаянно и с безумной отвагой.

Когда у большинства эллинов копья уже сломались, они стали рубить персов мечами. Леонид после доблестного сопротивления пал в этой схватке, а вместе с ним и другие знатные спартанцы. Немало и персов полегло здесь, в их числе двое сыновей Дария — Аброком и Гиперанф. Пали и два брата Ксеркса.

Долго сражались эллины и персы за тело Леонида, и все же отважные спартанцы вырвали его из рук врагов. Но тут подоспели персы с Эпиальтом. Заметив их, эллины изменили тактику: они отступили к теснине, миновали стену и заняли позицию на холме — все, кроме фиванцев. Этот холм возвышался у входа в ущелье. Здесь те из спартанцев, у кого были мечи, защищались ими, остальные руками и зубами, пока варвары, окружив их, не засыпали героев градом стрел и дротиков.

Спустя время эллины воздвигнут на этом холме памятник Леониду — каменного льва — в честь льва погибшего.

Говорят, самым доблестным из лакедемонян и феспийцев оказался спартанец Диенек. Еще до начала битвы он услышал от одного человека из Трахина, что если варвары выпустят свои стрелы, то тучи стрел закроют солнце. Не смущаясь, Диенек заметил:

— Что ж, будем сражаться в тени.

Также отличились два брата — Алфей и Марон, сыновья Орсифанта, и Дифирамб, сын Гарматида.

Все погибшие были погребены на том месте, где пали. Воинам, отдавшим жизнь за Элладу, в Фермопилах поставлен камень с надписью, гласящей:

Против трехсот мириад здесь некогда бились 
Пелопоннесских мужей сорок лишь сотен всего. 

Помнить о лакедемонянах призывает особая надпись:

Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лаксдемоне, 
Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли. 

Прорицателю посвящены следующие слова:

Славного это могила Мегистия, коего миды Некогда тут умертвили, бурный Сперхей перейдя. Ведал преславный гадатель грядущую верную гибель, Но все же не захотел Спарты покинуть царя.

Эти надгробные надписи, за исключением последней, были сделаны амфиктионами. Симонид, сын Леопрепея, связанный с Мегистием узами дружбы, приказал начертать слова в память о нем.

Рассказывают, что двое из трехсот спартанцев — Еврит и Аристодем — могли остаться в живых и возвратиться в Спарту. Леонид отпустил их из лагеря, потому что у обоих было заболевание глаз. Когда Еврит получил известие о том, что персы обошли гору, то потребовал свои доспехи и, облачившись в них, приказал илоту вести его к сражающимся эллинам. Тот провел Еврита в Фермопилы, но потом бежал, а Еврит попал в самую гущу схватки и погиб. Аристодем же не имел мужества умереть в бою и остался жить. Если бы они оба решили не участвовать в сражении или болен был только Аристодем, вернувшийся живым в Спарту, его бы простили, но имея перед собой пример мужества Еврита, лакедемоняне не могли принять беглеца благосклонно. Другие рассказывают, что Аристодема послали гонцом из стана и он мог бы успеть вернуться к началу битвы, но он не захотел это сделать и умышленно задержался в пути, чтобы сохранить свою жизнь. Между тем другой вестник, его товарищ, поспел к сражению и погиб.

В Лакедемоне Аристодема ожидало бесчестие и позор: никто не зажигал ему огня и не разговаривал с ним, сограждане дали ему прозвище - Аристодем-трус. Однако в итве при Платеях Аристодему удалось смыть позор.

Известно еще об одном человеке из этих трехсот, уцелевшем, потому что его отправили гонцом в Фессалию. Его звали Пантит. Дома его встретили враждебно, и он повесился.

Фиванцы во главе с Леонтиадом вынуждены были, как заложники, сражаться против царского войска. Увидев, что персы побеждают и теснят отряд Леонида к холму, фиванцы отделились от лакедемонян и, простирая руки, пошли навстречу врагу. Они заявили — и это была чистая правда, — что сочувствуют персам и с самого начала были на стороне царя. Они якобы в числе первых послали ему землю и воду, а в Фермопилы явились по принуждению и неповинны ни в чем. Благодаря этому оправданию фиванцы остались живы, а фессалийцы засвидетельствовали истинность их слов. Однако им повезло не во всем: некоторых фиванцев варвары умертвили, а многих, в том числе и Леонтиада, заклеймили царской печатью, как рабов. Сына Леонтиада Евримаха впоследствии убили платекцы, когда он во главе 400 фиванцев захватил их город.

Вот так сражались эллины при Фермопилах. Ксеркс, озабоченный происшедшим, призвал к себе Демарата и спросил его:

— Ты, Демарат, человек честный, я убедился в этом не раз. Скажи-ка мне, сколько еще осталось лакедемонян и много ли у них еще таких доблестных бойцов или все они — храбрецы?

— Царь! Лакедемонян много и городов у них немало. В Лаконии есть город Спарта, в нем 8000 мужей. Они так же доблестны, как те, что здесь лежат. Остальные лакедемоняне не такие, но все же храбрые мужи.

— Демарат, — в раздумье произнес Ксеркс. — Как же нам победить этот народ? Посоветуй мне, ведь ты был их царем и тебе известны все их помыслы.

— Если ты, царь, и вправду серьезно спрашиваешь моего совета, то я дам его тебе: пошли 300 кораблей из твоего флота к лаконским берегам, там есть остров, про который один из наших мудрецов сказал, что спартанцам было бы лучше, если бы он погрузился в море, а не возвышался над водой, ибо с этого острова легко напасть на Спарту. Расположитесь на нем, и пусть твои корабли и войско держат лакедемонян в страхе. Прикованные к своей земле, они не смогут оказать помощь остальной Элладе. Так ты покоришь всю Элладу, а в одиночестве лаконское войско будет не в силах справиться с тобой.

Если же не примешь моего совета, то на узком перешейке, что примыкает к Пелопоннесу, тебе предстоят сражения более ясестокие, чем в Фермопилах, потому что в них будут участвовать объединенные силы пелопоннесцев.

Тут Ахемен, брат Ксеркса, главнокомандующий на флоте, опасаясь, как бы царь не принял предложение Демарата, воскликнул:

— Ксеркс! Я вижу, ты склонен прислушиваться к речам человека, который завидует твоим успехам и пытается предать тебя. Так всегда поступают эллины: они завидуют счастливым и ненавидят могущественных. Наш флот уже потерял во время бури 300 кораблей, если еще 300 отправятся в плавание вокруг Пелопоннеса, то враг захочет помериться силами с тобой. Твой флот, сосредоточенный в одном месте, непобедим, никто не сможет оказать тебе сопротивления. Флот и сухопутное войско, действуя совместно, помогут друг другу. Разделившись, они не сумеют поддержать Друг друга в минуту опасности. Не думай о положении дел у противника: как он намерен вести войну, что предпримет и как велика его численность. Враги достаточно сообразительны, чтобы самим о себе заботиться. Мы же должны позаботиться о себе. В бою с персами лакедемоняне потерпят поражение.

Спартанский гоплит

— Ахемен, - отвечал Ксеркс, внимательно выслушав, — твои слова хороши, и я последую твоему совету. Демарат стремится помочь мне, им руководят самые благие намерения, но твоя проницательность превосходит его мудрость, хотя я не могу допустить, что он мой недоброжелатель. Его дела и мысли подтверждают мою правоту. Да, человек, завидуя счастью другого, может проявить враждебность, отказываясь в трудную минуту дать нужный совет, однако истинный друг всегда радуется благополучию друга, всячески помогает ему, когда это требуется. Поэтому я повелеваю впредь не оскорблять Демарата.

А потом Ксеркс пошел между мертвыми телами. Он искал труп Леонида, а найдя его, приказал отрубить голову и посадить на кол. Ксеркс ненавидел спартанского царя даже мертвого так, как никого из своих врагов, иначе не учинил бы такого надругательства над телом павшего героя, которых персы всегда почитали.

Теперь вернемся к началу повествования о походе персов на Элладу. Лакедемоняне первыми узнали о планах Ксеркса. А произошло это вот как. Демарат, сын Аристона, бежавший к мидянам, не был расположен к своим соотечественникам и, вероятно, не по доброй воле, а из злорадства он сделал следующее: услышав о готовящемся походе, Демарат захотел послать весть об этом лакедемонянам и, чтобы избежать опасности, придумал вот какую хитрость. Взяв двухстороннюю дощечку для письма, он соскоблил с нее воск, затем написал о замыслах царя и залил воском все, чтобы у дорожной охраны не возникло подозрений. Когда дощечка была доставлена в Лакедемон, спартанцы долго не могли сообразить, для чего она прислана. Наконец, Горго, дочь Клеомена, супруга Леонида, догадалась о ее назначении. Она посоветовала соскоблить воск. Так лакедемоняне нашли послание Демарата и, прочитав его, отослали остальным эллинам.