Мрачный, унылый видъ представляли изъ себя берега Азовскаго моря после возвращенiя ихъ туркамъ. Тамъ, где возникалъ Таганрогъ, была пустыня, темъ более печальная, что груда камней говорила, что здесь были люди, что тамъ была жизнь, а теперь ея нетъ. Торжество варварства всегда характеризуется разоренiемъ. У безмолвныхъ развалинъ появлялся иногда дикiй татаринъ или нагаецъ съ остроконечною шапкою, верхомъ на своемъ степномъ коне; наезжали иногда турецкiя власти изъ Азова насладиться торжествомъ; на утлыхъ ладьяхъ по прежнему приходили сюда казаки; но более всего среди груды камней хозяйничалъ степной орелъ да морская чайка, отдыхавшая иногда на темныхъ пняхъ, выступавшихъ изъ воды дубовыхъ свай — остаткахъ могучихъ петровскихъ работъ. Что же делала все это время Pocciя? Неужели она забыла заветы своего вождя, который до послъднихъ дней жизни не забывалъ основаннаго и построеннаго имъ Таганрога и жилъ мыслью возвратить его? Въ Россiи некому было думать о Таганроге. Со смерти Петра Великаго и до воцаренiя Екатерины II нацiональной политики въ Pocciи не существовало. Иностранные дипломаты, понявъ, какъ выгодно пользоваться этою значительною политическою силою въ интересахъ той страны, представителями которой они являлись, руководили деятельностью русскаго правительства, какъ это было имъ выгодно. Во главе политики стояли или иностранцы, или pyccкie, отрекшiеся отъ Россiй и не любившiе русскаго народа. По всему этому не только никто не добивался овладеть Таганрогомъ, но даже не желали владеть, когда это было вполне возможно, какъ это и было въ правленiе Анны Iоанновны.
Pocciя и Турцiя по многимъ причинамъ не ладили: восточный вопросъ главнымъ образомъ возникалъ изъ сложныхъ взаимныхъ отношенiй этихъ государствъ, когда они становились лицомъ къ лицу. Pocciя, между прочимъ, не могла въ своемъ поступательномъ движенiи на югъ остановиться, пока не достигнетъ своихъ естественныхъ границъ у береговъ Чернаго моря и темъ более, что тамъ влачило свое жалкое существованiе Крымское ханство —безпокойный и разбойничiй соседъ, не дававшiй возможности южнымъ пределамъ Pocciи заселяться и правильно развиваться въ своемъ благоустройстве. Достаточно было самаго незначительнаго повода, чтобы положенiе дела становилось опаснымъ и въ особенности въ техъ случаяхъ, когда иностранные дипломаты въ виду своихъ интересовъ со своей стороны употребляли усилiя, чтобы вызвать столкновенiе.
Въ 1732 году въ Персiи произошелъ переворотъ въ которомъ была замешана Pocciя, подерживавшая претендента на престолъ Тахмансиба, другаго-же претендента Эшрефа поддерживала Турцiя. При этомъ отношенiя между Турцiей и Перciей до такой степени обострились, что турки начали войну. Крымскiй ханъ Капланъ—Гирей въ качестве данника Турцiи двинулся въ Персiю. Во время этого похода крымскiй ханъ захватилъ Кабарду, князья которой признавали надъ собою верховную власть Россiи; дело дошло даже до сраженiя, такъ какъ предводительствовавшiй небольшимъ русскимъ отрядомъ принцъ Гессенъ-Гомбургскiй хотелъ было остановить крымцевъ, но, хотя онъ и разбилъ татаръ, однако-же воспрепятствовать переходу ихъ не могъ. Татары же, проникнувъ на Кавказъ, возмутили тамъ кавказскихъ туземцевъ противъ Россiи. Всего этого было, конечно, достаточно, чтобы счесть действiя крымскаго хана нарушенiемъ мирныхъ международныхъ отношенiй. Помимо таковыхъ действiй самаго хана, крымцы съ уничтоженiемъ укрепленiй на Азовскомъ море безпрепятственно производили свои грабежи въ южныхъ пределахъ Россiи, и всякiя требованiя русскаго правительства объ усмиренiи порубежниковъ оставались безуспешны, такъ какъ самъ ханъ не могъ ничего сделать со своими своевольными мелкими ханами, кочевавшими въ степяхъ и занимавшимися грабежами.
Въ 1735 году открылись военныя действiя противъ Турцiи и Крыма и фельдмаршалъ Минихъ получилъ распоряженiе двинуться къ Дону и осадить Азовъ. Минихъ былъ «птенецъ гнезда Петрова», а потому дело попало въ хорошiя руки; это былъ одинъ изъ техъ иностранцевъ, которые близко къ сердцу принимали интересы Россiи, для него дороги были успехи Петра и тяжелы его потери и неудачи, поэтому получивъ распоряженiе объ осаде Азова, Минихъ почувствовалъ себя преемникомъ дела Петра Великаго и выразилъ по этому поводу Императрице свою радость. Минихъ немедленно двинулся къ Дону и, перешедъ его, сталъ у Новопавловска, но такъ какъ былъ уже августъ въ исходе, то начинать осаду было уже поздно, и фельдмаршалу были даны полномочiя начинать осаду тогда же или отложить до весны, а зимою не допускать въ Азовъ ни боевыхъ, ни съестныхъ припасовъ.
Весною 1736 года въ марте началась осада Азова, но Минихъ, взявъ обе Каланчи и укрепленiя Лютикъ въ устьяхъ Дона и сосредоточивъ осаду главнымъ образомъ съ юга, оставилъ осаду Азова генералу Левашеву до прибытия фельдмаршала Ласси, а самъ двинулся къ Днепру и затемъ въ Молдавiи, где, какъ известно, одержалъ блестящую победу надъ турками при Ставучапахъ. Эту войну противъ турокъ Россiя вела вместе съ Австрiей, но австрiйцы действовали неудачно. Къ тому же императоръ Карлъ VI былъ весьма озабоченъ устройствомъ своихъ делъ въ имперiи и, испытывая неудачи въ Турцiи, искалъ мира.
Между темъ осада Азова шла успешно. Городъ былъ обложенъ съ всехъ сторонъ и отрезанъ отъ всякаго сообщенiя съ Крымомъ и другими турецкими владенiями для каковой цели къ Азову присланы были 15 галеръ и 9 прамъ, каковыя по приходе въ таганрогский заливъ действовали у рукава Дона, названнаго на карте того времени именемъ св. Петра. Между темъ въ апреле прибылъ фельдмаршалъ Ласси. Въ iюне полковникъ Ломанъ взялъ передовыя укрепленiя Азова, крепость была доведена до невозможности дальнейшаго сопротивленiя и сдалась.
Особенное вниманiе Петра Великаго къ Таганрогу было на столько авторитетнымъ, что тотчасъ по взятiй Азова контръ-адмиралъ Бредаль былъ отправленъ къ Таганрогу съ темъ, чтобы возстановить его. Работы по всей вероятности тогда же начаты были. Сюда же къ Таганрогу были стянуты и войска фельдмаршала Ласси для продолженiя похода въ Крымъ; ихъ расположили въ Павловской крепости на Miycе, въ восьми верстахъ отъ города. Петровскiя сооруженiя въ этихъ местахъ, надо думать, хотя и были разрушены турками, однако следы ихъ были, очевидно, весьма значительны, потому что на сохранившейся карте Азовскаго моря (изъ собранiя П. Я. Дашкова) относящейся къ 1736 г., видно, что крепость Таганрогъ правильно обозначена пятиугольникомъ, въ которомъ почти все стороны были равны, исключая восточной и северо-восточной — эти были короче, другихъ, надпись на карте была «Taganni Rok.» Далее на Петрушиной Косе значилась крепость тогда еще (въ 1736) во власти турецкой находившаяся, что можно заключить изъ полумесяца на верху башни, надпись надъ крепостью была «Павловъ»; еще далее къ западу въ устьяхъ какого то ручья была сторожевая башня съ надписью «св. Павла» и наконецъ укрепленiе въ устьяхъ Miyca съ назвашемъ „Мiусъ". Передъ таганрогскимъ мысомъ на карту была нанесена гавань въ виде почти правильнаго четырехъугольника, растянутаго по направленiю отъ северо-востока къ югу-западу съ цитаделью и съ надписью «Городъ св. Тройцы». Карта, конечно, не совсемъ точная, но употреблявшiяся въ ней названiя, связанныя съ пунктами, нанесенными на карту, указываютъ ясно, что остатки петровскихъ сооруженiй существовали и давали возможность определить ихъ форму и местоположенiе.
Армiя Ласси не долго оставалась у Таганрога. Конница скоро двинулась въ Крымъ берегомъ Азовскаго моря, а пехота для отправки туда же была насажена на те пятнадцать галеръ и девять прамъ, которыя были въ распоряженiи Бредаля и находились въ таганрогской гавани. Въ теченiе всей этой войны русскiя войска повсеместно действовали успешно. Азовъ былъ взятъ, Крымъ разгромленъ, а въ Молдавiи русскiя войска наносили туркамъ одно за другимъ тяжкiя поражения; но внутренняя и внешняя политика Россiи того времени находилась въ рукахъ Бирона, не только не любившаго Pocciю, но относившагося къ ней съ брезгливымъ презренiемъ. Дорога ли ему была кровь русскихъ варваровъ, проливаемая на поляхъ Молдавiи, въ Крыму и у Азова?! Бирону не нравилась чрезмерная популярность Миниха, постоянно возраставшая вследствiе его блестящихъ победъ. Онъ, Биронъ, и вся свора проходимцевъ, прiехавшихъ съ нимъ изъ Курляндiи, решили заключить миръ, опираясь на то, что союзникъ Россiи австрiйскiй императоръ покидаетъ поле битвы, делая решительныя уступки Турцiи. Россiя не имела основанiя и не должна была делать того же, однако сделала. Когда парламентеръ французскаго правительства, стоявшаго въ это время за интересы Турцiи, прибылъ въ победоносную армiю Миниха съ известiемъ о заключенiи мира въ Белграде и на основанiй его требовалъ выступленiя русскихъ войскъ изъ Молдавии, то глубоко возмущенный постыдным миромъ, Минихъ сказалъ: «Я давно уже пытался соединить союзомъ Россiю съ Францiей. Я всегда былъ того мненiя, что императоръ более насъ имеетъ поводъ вести войну, а мы, ставши его союзниками, останемся въ убытке. Я уже представлялъ, что императоръ всегда привыкъ обращаться со своими союзниками какъ съ вассалами; свидетели тому англичане и голландцы, которые во время узнали весь вредъ этого союза и удалились отъ него какъ умные политики. Мои представленiя не приняты; но теперь они оправдались событями, после того какъ императоръ, съ которымъ мы вошли въ союзъ, совершенно покинулъ насъ, можетъ быть по вероломству, а можетъ быть по слабости: во всякомъ случае плохое дело союзъ съ вероломными и малосильными. Вотъ теперь настало время возобновить первый нашъ проектъ союза Россiи съ Францей». Условiя Белградскаго мира, заключеннаго 7 сентября 1739 г. были следующiя: «прежнiя границы обоихъ государствъ сохраняются, только Азовъ остается за русскими, при чемъ укрепленiя его должны быть совершенно снесены, земля вокругъ этого города, согласно установленнымъ въ 1701 г. границамъ, остается пустошью и составитъ границу обоихъ государствъ. Таганрогъ не можетъ быть возобновленъ и Pocciя не имеетъ права содержать флотъ на Черномъ море, а торговля на этомъ море должна производиться посредствомъ турецкихъ судовъ». Эти условiя выработанныя въ 1739 г. были затемъ окончательно подтверждены въ 1741 г. 27 августа. Начатыя работы въ Таганроге не только были прекращены, но и уничтожено въ присутствiи турецкихъ коммиссаровъ, все то, что было сделано после возвращенiя Таганрога Россiи. И снова среди безмолвiя пустыни мысъ Таганiй Рогъ сталъ убежищемъ утлыхъ казачьихъ лодокъ, носившихся въ степяхъ татаръ, до степныхъ орловъ. Мрачно смотрелъ онъ въ темныя воды Азовскаго моря, слушая плескъ его волнъ. Вспоминая подъ шумъ моря, надъ которымъ онъ господствовалъ, цветущую эпоху итальянскую и могучее время Петра, онъ ждалъ лучшей судьбы.