ГЛАВА XIII Английский коттедж.- Костюн очарован.- Наследник в роли чичероне.- Отзвуки польского восстания.- Осмотр дворца.- Рабочий кабинет Николая.- Поезд­ка в Ораниенбаум.- Резиденция Меншикова.- Судьба Петра III.- Памятники прошлого.

Я неотступно просил госпожу N показать мне коттедж им­ператора и императрицы, небольшой дом, выстроенный ими в новом готическом стиле, модном ныне в Англии. «Нет ничего труд­нее,- отвечала она,- как попасть в коттедж во время пребывания там их величеств, и нет ничего легче этого, когда они отсутствуют. Все-таки я попытаюсь». Я нарочно остался в Петергофе, ожи­дая с большим нетерпением, но без особой надежды ответа г-жи N. Наконец однажды, рано утром, я получил от нее записку следую­щего содержания: «Приходите ко мне без четверти 11. Мне разре­шили в виде исключительной милости показать вам коттедж во время прогулки государя и государыни, т. е. ровно в одиннадцать часов; вы знаете, как они точны». Боясь опоздать, в половине одиннадцатого я был уже у г-жи N. В одиннадцать без четверти мы сели в экипаж, запряженный четверкой лошадей, и за не­сколько минут до назначенного срока подъехали к коттеджу(Английский коттедж в Петергофе сооружен в 1826-1828 гг. зодчим Мене-ласом. Коттедж выстроен в стиле условной готики XIX в. Внутреннее убранство его носит тот же готический характер.) Это совсем английский дом, построенный по образцу самых красивых вилл в окрестностях Лондона на берегу Темзы и окру­женный цветниками и тенистыми деревьями. Не успели мы пройти через вестибюль, задержавшись на несколько минут в гостиной, меблировка которой показалась мне слишком изысканной для- об­щего стиля дома, как вошел лакей и шепнул несколько слов моей спутнице.

Императрица возвратилась,- сказала она.

Как грустно,- воскликнул я,- я ничего не успею осмот­реть!

Может быть. Спуститесь в сад через эту террасу и ожидай­те меня у входа в коттедж.

Я не провел там и двух минут, как увидел императрицу, быстро сходившую с крыльца мне навстречу. Ее высокая и стройная фи­гура необычайно грациозна; походка быстрая, легкая и вместе с тем полная достоинства. Лицо, окаймленное белым капором, каза­лось спокойным и свежим. Глаза смотрели с грустью и добро­той. Грациозно отброшенная с лица вуаль и накинутый на плечи прозрачный шарф дополнял чрезвычайно изящный белый утренний туалет. Императрица казалась мне точно воскресшей, и при виде ее все мрачные предчувствия, тревожившие меня на балу, рассеялись.

Я сократила свою прогулку,- сказала она мне,- потому что узнала, что вы здесь.

О, ваше величество, я не смел надеяться на столь высокую милость.

Я ни словом не обмолвилась о своем намерении г-же N. Она очень недовольна моим вторжением и говорит, что я вам поме­шаю. Вы, вероятно, пришли сюда с целью разгадать все наши секреты?

Я бы ничего не имел против, ваше величество. Можно только выиграть, узнав тайны людей, умеющих с таким вкусом соединять роскошь и изящество.

Жизнь в петергофском дворце для меня невыносима. Чтобы отдохнуть от его тяжеловесной позолоты, я выпросила у государя эту скромную обитель. Никогда я не была так счастлива, как здесь. Но коттедж уже становится слишком велик для нас: одна из моих дочерей вышла замуж, а сыновья учатся в Петербурге.

Я молча улыбнулся, очарованный. Эта женщина, столь не похожая на царицу нашего праздника, какой я ее видел накануне, разделяет, думалось мне, все мои впечатления. Так же, как и я, говорил я себе, она почувствовала всю пустоту, всю лживость по­казного великолепия. Я сравнивал цветники коттеджа с люстра­ми дворца, сиянье утреннего солнца с огнями иллюминации, ти­шину этого прекрасного уголка с шумом и сумятицей бала, жен­щину с императрицей - и чувствовал, что поддаюсь обаянию вку­са и здравого смысла царицы, сумевшей уйти от скуки веч­ного «представительства» к радостям интимной жизни простых смертных.

- Я не хочу, чтобы госпожа N осталась права,- про­должала императрица.- Вы можете подробно осмотреть коттедж,мой сын вам его покажет. Тем временем я займусь моими цветами и еще увижу вас перед вашим уходом.

Таков был прием, оказанный мне государыней, которая слывет надменной не только в Европе, где ее совсем не знают, но и в России. В эту минуту к нам подошел великий князь Александр Ни­колаевич, в обществе госпожи N и ее старшей дочери, молодень­кой девушки лет четырнадцати, свежей, как роза, и хорошенькой, как красотки Буше(Франсуа Буше (1704-1770), придворный французский художник, писав­ший в изнеженном и манерном стиле многочисленных пастушек.) Я ждал, что императрица меня отпустит, но она продолжала ходить взад и вперед перед крыльцом коттеджа, и мы следовали за ней. Ее величеству известно, что я живо инте­ресуюсь всей семьею госпожи N, польки по происхождению. Она знает также, что один из братьев этой дамы уже несколько лет живет в Париже. Поэтому она принялась с явным участием расспрашивать меня о его образе жизни, о его чувствах, взгля­дах, характере. Это дало мне возможность высказать все, что вну­шила мне привязанность к молодому поляку. Императрица слушала меня очень внимательно.

И такому выдающемуся человеку запрещают сюда вернуть­ся только потому, что после польского восстания он уехал в Гер­манию!- воскликнула госпожа N с присущей ей искренностью, от которой ее не могла отучить жизнь при дворе с раннего детства.

Но что же он, собственно, сделал?- спросила импе­ратрица с непередаваемой интонацией нетерпения и доброты в голосе.

Столь прямо поставленный вопрос привел меня в замеша­тельство, ибо приходилось затронуть опасную область политики с риском испортить все. Поняв мое смущение, великий князь вы­ручил меня с замечательным тактом.

- Полноте,- воскликнул он с живостью,- разве можно спра­шивать у пятнадцатилетнего мальчика, что он сделал в политике?

Эта реплика дала мне возможность оправиться от смущения, но положила конец нашей беседе. По знаку императрицы мы, то есть великий князь, госпожа N с дочерью и я, направились в коттедж.

Я предпочел бы найти в нем поменьше роскоши в убранстве и побольше предметов искусства. Нижний этаж как две капли воды похож на любое жилище богатого и светского англичанина, но нет ни одной первоклассной картины, ни одного обломка антич­ного мрамора, ни одной терракоты, которые указывали бы на явно выраженную склонность хозяев к шедеврам живописи и скульпту­ры. Отсутствие любви к искусству у тех, кому было бы так легко ее удовлетворить, всегда вызывает во мне сожаление. Пусть не говорят, что дорогие статуи или картины были бы не в стиле коттед­жа. Ведь этот дом - любимый уголок его обитателей, и если кто устраивает себе жилище по своему вкусу и имеет склонность к художествам, то эта склонность обязательно проявится, хотя бы даже в ущерб гармоничности целого. Больше всего мне не понра­вилось в расположении и обстановке этого изящного убежища слишком рабское подражание английской моде.

Нижний этаж мы осмотрели очень бегло из опасения наску­чить нашему проводнику. Вообще присутствие августейшего чи­чероне меня сильно стесняло. Я знаю, что высочайшим особам очень не нравится наша застенчивость: они предпочитают, чтобы с ними держали себя непринужденно. От этого сознания я чувствую себя еще хуже, рискуя произвести на них совсем невыгодное впе­чатление. Будучи в обществе пожилого, серьезного принца крови, я могу еще спастись беседой, но с молодым, веселым и без­заботным наследником я теряюсь окончательно.

По очень узкой, но украшенной английскими коврами лестни­це мы поднялись на второй этаж, в комнаты великих княжен Марии и Ольги, обставленные с прелестной простотой.

Остановившись на верхней площадке лестницы, великий князь сказал нам с изысканной вежливостью: «Я уверен, что вы пред­почитаете осмотр без меня, а я, с другой стороны, видел все это столько раз, что с удовольствием оставлю вас вдвоем с г-жей N. Я сойду к матери и подожду вас в парке». С этими словами он грациозно поклонился нам и исчез.

В верхнем этаже коттеджа находится рабочий кабинет импера­тора, представляющий собой довольно большую комнату, библио­теку, очень просто обставленную и кончающуюся балконом, выхо­дящим на море. Император может отдавать приказы своему флоту, не выходя из кабинета. Для этой цели имеется зрительная труба, рупор и небольшой телеграф, приводимый в действие императором собственноручно (Оптический телеграф, существовавший до введения электромагнитного. Система его основана на том, что каждая буква имеет свой особый знак, различаемый с помощью телескопа. ) Мне бы очень хотелось осмотреть эту комнату во всех подроб­ностях и задать целый ряд вопросов, но я опасался, как бы мое любопытство не показалось нескромным. Кроме того, меня больше интересует общая картина, а не отдельные детали. Я путешествую для того, чтобы наблюдать и составить себе суждение о вещах в це­лом, а не для того, чтобы их измерять и перенумеровать Наконец, мне оказали особую честь, разрешив осмотреть коттедж в присут­ствии, так сказать, его обитателей, и я хотел показать себя достой­ным такого доверия, избегая чрезмерно подробного осмотра. Поде­лившись своими мыслями с г-жей N, которая вполне меня по­няла, я поспешил к императрице и наследнику, чтобы откланяться.

Выйдя из коттеджа, я сел в экипаж и отправился в Ораниен­баум, знаменитую резиденцию Екатерины II, выстроенную Меншиковым. Несчастный, как известно, был выслан в Сибирь, не успев закончить отделку дворца, который был признан слишком царственным для министра(Ораниенбаумский Большой дворец был выстроен Шеделем, придворным зод­чим знаменитого временщика Меншикова, в 1712-1720 гг. Дворец создан из камня. В XVIII в. он неоднократно подвергался переделкам, одна из которых со­стояла в деревянной надстройке. Это дало повод Кюстину утверждать, что весь дворец выстроен из дерева. Александр Данилович Меншиков (1673-1729), сын московского мещанина, в детстве разносчик пирогов, при Петре I сделался одним из выдающихся государственных деятелей благодаря своим исключительным воен­ным и административным способностям. Наделенный непомерным честолюбием, Меншиков не хотел ни в чем уступать царю и окружал себя роскошью и пышностью поистине царскими, имея даже свой особый двор. В царствование Екатерины I (1725-1727) был фактически самодержцем. В 1728 г. придворные интриги свалили всесильного временщика: он был сослан в Березов Тобольской губернии, где в следующем году умер. ) Теперь он принадлежит великой княгине Елене, невестке нынешнего императора. Расположенный в двух или трех милях от Петергофа на продолжении того же кря­жа, на котором стоит петергофский дворец, неподалеку от моря, ораниенбаумский дворец имеет внушительный вид, хотя он и выстроен из дерева. Несмотря на безрассудную роскошь своего строителя и пышность великих людей, обитавших в нем впоследст­вии, дворец не поражает своими размерами. Террасы, лестницы и пологие спуски, утопающие в цветах, соединяют дворец с парком и чрезвычайно его украшают. Архитектура его сама по себе довольно скромная. Великая княгиня Елена со свойственным ей вкусом превратила Ораниенбаум в прелестный уголок наперекор унылой местности и воспоминаниям о происшедшей здесь трагедии.

Осмотрев дворец, я попросил показать мне остатки крепостцы, откуда Петра III перевезли в Ропшу, где он был задушен. Меня повели в уединенную рощу со следами какого-то жилья. Высох­шие рвы, полуисчезнувшие валы и груды камней - современные руины, обязанные своим происхождением не столько времени, сколько политическим событиям. Но жуткая тишина и безлюдье, окружающие эти проклятые развалины, красноречивей всяких слов говорят о том, что хотели бы скрыть от нашего взора. Здесь, как и везде, официальная ложь опровергается фактами. Люди исчезают, но их дела оставляют (неизгладимый след в зеркале истории. Если бы я и не знал, что замок Петра III был разрушен, я бы догадался об этом81. Петр III пробыл на русском престоле всего полгода, до 28 июня 1762 г., когда был свергнут гвардией, возведшей на престол его жену - Екатерину П. Причиной переворота послужило недовольство дворянства внешней политикой Петра III, затрагивавшей интересы класса. Гвардия во главе с Екатериной выступи­ла в поход против Петра, находившегося в Ораниенбауме. Охранявшие его голштин-ские войска не оказали никакого сопротивления, и Петр, видя, что его дело проиграно, отрекся от престола. Отречение было подписано в так наз. Петерштадте, неболь­шой, почти игрушечной крепости, созданной прихотью увлекавшегося военными занятиями императора. (Крепостца эта была в скором времени разрушена, сохра­нился лишь небольшой павильон-дворец самого Петра III, существующий до настоя­щего времени.) После отречения Петр был арестован и отвезен в Ропшу (ок. 30 км от Ораниенбаума), где жил на положении узника. 6 июля он был убит находившимися в карауле гвардейскими офицерами, причем главная роль в этом событии принад­лежала Алексею Орлову. Убийство произошло если не по прямому приказанию Екатерины, то, во всяком случае, с ее молчаливого согласия. ) При виде усилий, с какими здесь стараются уничтожить память о прошлом, я удивляюсь тому, что еще сохраняют кое-что. Нужно было не только разрушить крепостцу, но и срыть до осно­вания дворец, расположенный неподалеку отсюда. Ибо каждый, приезжающий в Ораниенбаум, видит следы тюрьмы, где Петра III заставили подписать отречение от престола, превратившееся для него в смертный приговор.

В ораниенбаумском парке, большом и тенистом, я посетил несколько павильонов, в которых Екатерина II принимала своих возлюбленных. Некоторые из них великолепны, иные очень без­вкусны. В общем, их архитектура лишена стиля, хотя они доста­точно хороши для своего назначения.

Возвратившись в Петергоф, я провел третью ночь в театре и утром уехал в Петербург.