Когда мы покидали Джаббарен, я вспомнил о Бренане и о произнесенной им фразе. Мы, разумеется, были потрясены при виде всех этих чудес. Но он тоже немало бы изумился, узнав, что совсем близко, на противоположном берегу вади на склонах Ауанрхета, имеется немало других шедевров.
Упиваясь нашими находками в Джаббарене, мы, возможно, никогда бы и не дошли до святилища "Белой Дамы". На новые поиски нас толкнуло наступление плохой погоды, любовь Гишара к перемене места, а также мое критическое отношение к исключительно субъективным суждениям нашего друга Джебрина.
Джаббарен, возвышающийся под всей восточной частью Тассили, подобен обзорной вышке. С него открывается необычная панорама далеко простирающейся впадины. Эта широкая впадина, сложенная песчаниками, прорезается глубоким руслом вади Амаццар. Профиль русла вади очень своеобразен - он образует латинскую букву V. Обычно же вади Тассили имеют каньоны с вертикальными стенами. Никакой растительности, за исключением нескольких кустов акаций и группы деревьев чеброка (Чеброк, или теборак, - низкорослое дерево из семейства мимозовых. Широко распространено в Судане, встречается также в районах Адрар-Ифорас и Тассили-Аджер). Однако стоит взглянуть сверху на всю панораму в целом, как местность перестает казаться однообразной и поражает величием пейзажа. По обе стороны вади тянутся нагромождения величественных скал, образующих плотные массивы. Они напоминают длинные казематы, построенные руками гигантов.
Я обследовал весь вади Амаццар и массивы, расположенные уступами вдоль его берегов, вплоть до Уан-Абу. Лишь группа скал, находящаяся на другом берегу вади прямо напротив Джаббарена, осталась не осмотренной мною. Там побывал Джебрин и сообщил мне, что видел только какие-то малоинтересные рисунки. Все же я предложил Гишару, пожелавшему размять ноги и расстаться на некоторое время с кистью, проверить на месте заключения Джебрина, а сам тем временем решил продолжить поиски, пройдя вместе с Летелье несколько дальше по направлению к Тамриту.
Какое счастье, что я был осмотрителен! Возвратившись в лагерь, Гишар доложил мне о найденных там интересных фресках. По его мнению, с них следовало снять копии. Поскольку работа в Джаббарене приближается к концу, я оставляю Джо и Виоле заканчивать копии фресок в верхней части массива, а сам отправляюсь вместе с Гишаром, Летелье и Джебрином на другую сторону вади.
Массив Ауанрхет напоминает настоящее орлиное гнездо. Он нависает прямо над Джаббареном. Высота его около 2000 м. Добраться до него нелегко. Два верблюда и два осла, которые тащат на себе наш небольшой багаж, невыносимо страдают. Они с трудом поднимаются по склонам, покрытым острыми осыпающимися камнями. Джебрин, служивший проводником всем, кто посетил Тассили, утверждает, что мы - первые европейцы, чья нога ступила на эти скалы.
Наспех устроившись, мы приступаем к методическому обследованию окрестности. В глубокой и довольно темной впадине я прежде всего замечаю две большие "круглоголовые" фигуры, выполненные белой краской. Их стиль тотчас напомнил мне нарисованное охрой изображение женщин в Тан-Зумаитак.
Одна из фигур сохранилась лучше другой. Ее высота около 1,4 м. Я различаю намеченный профиль, небольшие конусообразные груди. Мое внимание привлекает любопытный рисунок, расположенный слева вверху. На этой фреске, выполненной в основном охрой кирпичного цвета, изображен человек. Его тело заштриховано, лицо закрыто маской, напоминающей стилизованную голову антилопы. Под рогами - большой закругленный колпак, две параллельные черточки по бокам обозначают уши. Мне вспоминается, что подобные маски существуют в Западной Африке. И действительно, когда позднее в Париже я занялся изучением коллекций Музея Человека, то, к моему изумлению, оказалось, что ваши дни масками такого типа пользуются во время обрядов инициации племена сенуфо, живущие на Берегу Слоновой Кости.
В этой оригинальной фигуре особенно поразили меня детали. Ногам фигуры придано положение, характерное для человека, сидящего верхом на лошади. Не менее удивительны большие, похожие на тюльпаны цветы, стебли которых как бы исходят из рук и бедер фигуры. В большой впадине в Джаббарене я видел подобный орнамент на фигуре, окрещенной мною "Пузатым богом". Я полагаю, что эти изображения цветов присущи негритянскому искусству. Мне помнится, что при виде цветов, как бы растущих из тела нарисованной фигуры, я подумал о примитивном божестве, боге земли, повелителе или творце растительности, которое нередко встречается в фольклоре и верованиях населения суданской саванны (сельвы).
Итак, моя интуиция не обманула меня. Эта столь типичная маска неожиданно, но определенно подтвердила гипотезу о том, что и в столь отдаленные времена Африку, несомненно, населяли негроидные народы, а маска в эпоху неолита играла при исполнении обрядов анимистического культа ту же роль, что и в наши дни у некоторых народов Западной Африки.
Это очень важнее открытие, опрокидывающее все наши представления об истории негроидных народов и их искусства, должно, безусловно, очень заинтересовать африканистов. В тот вечер я возвратился в лагерь радостно возбужденный своим открытием. Мои товарищи тоже не сидели сложа руки. Они решили благоустроить наш лагерь и обнесли "столовую" и занятые каждым из нас "позиции" каменными заслонами, которые должны были служить защитой от ветра.
Впрочем, пребывание в Ауанрхете доставило нам большое удовольствие: несмотря на разгар лета - июнь, стоит совершенно весенняя погода. Воздух - легкий, температура - очень умеренная. Все это чертовски отличается от Джаббарена, где почти ежедневно свирепствовали песчаные бури. К несчастью, здесь нет ни воды, ни топлива. Приходится тратить много времени и сил, чтобы обеспечить себя и тем и другим. Массив полностью лишен всякой растительности (мы нашли там, чтобы не соврать, одно несчастное, малорослое оливковое дерево), и туареги здесь не устраивают стоянок. На это отваживаются лишь отдельные охотники за муфлонами. Я нашел свежие следы двух муфлонов, живших до нашего появления в скалах и покинувших их, как только они почуяли наше присутствие. Следы вели в сторону Иджефана.
Неподалеку от лагеря я обнаружил прекрасные фрески скотоводческого периода, изображающие жирафов. В это время Гишар решил произвести осмотр другого конца массива. Вскоре он возвратился и сообщил, что нашел любопытнейшую, по его словам, фигуру. Его рассказ настолько заинтересовал меня, что я тотчас же отправился с ним в путь, захватив с собой губку и флягу с водой.
Фреска находится в углублении отдельно возвышающейся скалы. Опять вода оказывает свое магическое воздействие. Клод, искоса наблюдая за мной, энергично смачивает стену губкой. "Великолепно!" - говорю я, хлопая его по плечу. И это - правда.
На смоченной поверхности скалы возникает изящный силуэт бегущей женщины. Одна нога слегка согнута - она только что коснулась земли; другая приподнята над землей в характерном для бега движении, От колен, пояса и распростертых рук спадает длинная тонкая бахрома. По обе стороны головы, над двумя горизонтально вытянутыми рогами - множество точек, напоминающих зерна с осыпающихся созревших хлебов. Композиция ансамбля строга, но во всей фигуре много свободы и легкости. Это впечатление усиливается развевающимися по ветру прядями волокон, прикрепленных к нарукавным повязкам. Динамика основной фигуры подчеркивается изображенными тут же маленькими, гуськом идущими фигурками. Они разбиты на две группы, расположенные одна над другой. Поражает контраст между скованностью их движений и естественной грацией основной фигуры, от которой они отделяются. Впрочем, эти фигурки мало заметны. Они нарисованы красной охрой, которая настолько поблекла, что изображения вначале показались мне прозрачными.
Большая фигура нарисована желтой охрой и обведена белой глиной. Любопытно, что плечи, живот, нижняя часть спины и даже, груди женщины покрыты декоративной росписью в виде параллельных линий из белых точек, оттененных .красным цветом. Это прекрасное изображение, безусловно, следует отнести к стилю "круглоголовых". Выпуклый живот, сильно вогнутая поясница, остроконечные груди - элементы, характерные для древнего негроидного искусства. Мы уже сталкивались с ними на многих фресках в Тан-Зумаитак и других местах. Белые точки соответствуют, должно быть, татуировке, практикуемой до сих пор некоторыми племенами Западной Африки. Однако, мне кажется, здесь сказалось другое влияние, о котором я пока умолчу.
Гишар уверен, что на фреске изображена богиня. Во всяком случае это самая прекрасная, законченная и наиболее оригинальная из всех "круглоголовых" фигур, виденных нами до сих пор. Вначале мы дали ей имя Рогатой богини, но потом, по аналогии со знаменитой "Белой дамой из Брандберга" ("Белая дама из Брандберга" - изображение бегущей женщины на одной из наскальных фресок, открытых и скопированных Брейлем в районе Брандберга в Юго-Западной Африке), столь любимой аббатом Брейлем (аналогия, разумеется, в чисто художественном смысде), назвали ее "Белой дамой" Ауанрхета.
Богиня ли? Это не исключено, потому что просто красивая девушка того времени не могла иметь столько украшений. Быть может, это жрица, посвятившая себя служению какому-нибудь богу земледелия. Такое предположение возникает при взгляде на хлебное поле, изображенное над рогами фигуры.
В других рисунках, найденных на том же массиве несколько дней спустя, я установил по некоторым характерным признакам несомненное влияние египетской культуры. У нашей "Белой дамы" эти черты выражены не столь очевидно, но тем не менее контур груди заставляет предполагать, что фреска появилась во времена, когда начало сказываться влияние Египта. При взгляде на фреску невольно вспоминается Исида, которая, по преданиям, считалась в долине Нила вместе с Осирисом основоположницей земледелия. Однако предоставим более глубокое изучение этой проблемы египтологам.
А таких проблем немало. На той же стене имеются другие изображения: стоящая на коленях женщина, мужчина, трубящий в рог, много маленьких фигурок, проворно взбирающихся на дерево и, наконец, что особенно интересно, большая стилизованная рыба с орнаментом, подобным орнаменту на египетской вазе эпохи Среднего царства, найденной в Аль-Амарне.
Но это еще не все. В окрестностях лагеря мы нашли странные фрески, значение которых можно, по-видимому, истолковать только на основании религиозных культов Египта-. На первой изображена женщина с непропорционально удлиненными конечностями, словно куда-то плывущая. Своими длинными, вытянутыми назад руками она тянет скорченное, очевидно безжизненное тело мужчины. Ниже - две человеческие фигуры, которые, по всей вероятности, не имеют отношения к изображенной выше сцене. Одна из них стоит на коленях, а другая идет, наклонившидь вперед. Однако четвертая фреска, нарисованная белой глиной в том же стиле, что и первая, имеет безусловную связь с нею. На этой фреске изображена фигура в момент ее появления из какого-то странного овала, напоминающего по цвету и строению кокарду, улитку или яйцо. Быть может, древние египтяне изобразили в аллегорической форме свои представления о жизни и смерти? Как бы то ни было, совершенно такие же красные головные уборы, увенчивающие все фигуры на этих фресках, встречались на других рисунках, где египетское влияние несомненно.
Проникновение элементов египетской и негроидной культур в искусство скотоводческого периода - вот возможное объяснение сложности и оригинальности стилей наскальной живописи Ауанрхета.
Там же, где изображены "пловчиха с грудями на спине" и "человек с улиткой", нарисована женщина с татуированной грудью и круглой прической. Рисунок татуировки такой же, как у "Белой дамы", а форма прически напоминает прически у фигур ранее найденного ансамбля. Между прочим, мой сотрудник Андре Вила, член второй группы, показал мне в Париже фотографию, где засняты современные лоби (Лоби (самоназвание - лобер) - группа племен Западного Судана, родственных по языку и культуре. Живут главным образом в республиках Верхняя Вольта и Берег Слоновой Кости). У них такая же татуировка, что и у фигур на наших фресках. Неужели традиции африканских племен не изменились за шестьдесят веков?
Наши находки этим не ограничились. Я перечислю лишь некоторые из них, не соблюдая очередности, чтобы подчеркнуть разнообразие сюжетов: группа хижин, огромное животное, напоминающее какую-то водяную личинку, битва лучников, "круглоголовые" фигуры со слоном, изображение дерева, похожего на баобаб, сцена охоты на гиппопотама, быки и т. д.
Общее количество рисунков, обработанных нами в Ауанрхете, конечно, меньше, чем в Джаббарене или даже в Тимензузине. Но большинство их высокохудожественны и представляют исключительный интерес.
Любопытно, что столько прекрасных произведений искусства мы обнаружили на труднодоступном и малопригодном для жилья массиве. Художники скотоводческого периода были пастухами, поэтому они селились в основном в долинах и на удобных для скота массивах. Здесь же они, по-видимому, бывали изредка, и их рисунки немногочисленны. Только несколько впадин, где, кстати говоря, найдено много глиняной посуды, можно считать пригодными для жилья.
При изучении росписей, сделанных племенами доскотоводческого периода, невольно возникает вопрос: не был ли Ауанрхет местом, где совершались тайные религиозные обряды. Во всяком случае некоторые углубления, покрытые фресками, создают именно такое впечатление. И мы позднее, при воспоминании об Ауанрхете, называли его святилищем.