Глава 1. Киевская и Переяславская земли

Обширная и богатая Киевская земля, бывшая в X-XI вв. центром Древней Руси, занимала пространство по правому берегу Днепра с его притоками Росью и Тетеревом, а также по нижнему течению Припяти. Название «Киевская земля» условное, оно не употреблялось в источниках, так как Киевская земля именовалась в древности «Русью» или Русской землёй. Отсюда, а не от мифической скандинавской Руси получила своё название и вся Русская земля.

Летописи упоминают в Киевской земле несколько десятков населённых мест, в том числе городов. Наиболее крупные города, за исключением Вручего (Овруча), стояли поблизости от Киева (Вышгород, Белгород, Василев, Канев). Они окружали столицу Древней Руси кольцом непрерывных укреплений. Но названные пункты не были только замками. Перед нами явно развивающиеся городские центры, из которых особенно крупные размеры имели Вышгород и Белгород. Вообще ни в одной части Руси XI-XIII вв. мы не видим такой насыщенности городами, как в Киевской земле.

В Киевской земле мы встречаемся и с другим любопытным явлением - существованием городов, процветание которых продолжалось сравнительно недолго и на смену которым пришли новые города, возникшие по соседству. Таким был Витичев, известный ещё Константину Багрянородному, а в XI в. запустевший, Родня на устье Роси, на смену которой пришёл соседний Канев. Некоторые города Киевской земли так и не выросли за пределы укреплённых замков, хотя часто упоминаются в летописях. Таковы Юрьев и Торческ. Юрьев так запустел, что его местонахождение в районе Белой Церкви устанавливается только гадательно. Степь близко подходила к южным границам Киевской земли, начинаясь тотчас же к югу от Роси. Здесь подступы к Киеву защищала система укреплённых городов, причём «основной линией обороны были города, расположенные на левом берегу Стугны» (П. А. Раппопорт, К вопросу о системе обороны Киевской земли («Краткие сообщения Института археологии», вып. 3, Киев 1954, стр. 21-26)). Архиепископ Бруно, бывший в Киеве в самом начале XI в., действительно сообщает, что пределы Киевской земли для безопасности от неприятеля были на большом пространстве обведены валами (sepes) примерно в двух днях пути от Киева.

По-иному располагались города в районе нижнего течения Припяти и её притоков. Важнейшими из них были Вручий и Туров, сделавшиеся центрами отдельных княжений. Этот лесной болотистый район был мало удобен для поселений, поэтому городская жизнь в нём заметно отставала от других, более оживлённых и благоприятных для жизни областей.

Центр земли Киев был одновременно величайшим и красивейшим русским городом. Киев стоит несколько южнее впадения в Днепр его последнего большого притока - Десны. Могучий Днепр с Березиной, Припятью, Сожем и Десной образует обширный водный бассейн, ключ к которому находился в Киеве. Этот город как бы господствует над обширными территориями, прилегающими к названным рекам. Недаром же летописец на своём образном языке называет Киев «матерью русских городов».

Начало поселений на месте Киева восходит к ранним временам, как об этом говорят находки монет в разных районах города, главным образом времени поздних римских императоров начала нашей эры. Во всяком случае, Киев - один из самых древних русских городов, если не древнейший. Название города выводится из славянского слова «кый» или «кий» - палка, молот. Слово это могло служить и личным именем. В таком случае Киев - это город Кия, как и объяснял происхождение названия древнерусской столицы ещё древний летописец. Поэтому предание о Кие, как об основателе города, представляется довольно обоснованным.

Киев уже в IX-X вв. был крупнейшим древнерусским центром, вокруг которого стали объединяться восточнославянские племена. Он продолжал оставаться большим городом вплоть до разрушения его полчищами Батыя. По мнению одного из ранних исследователей киевской топографии, «древнейший город Киев начинался там, где Андреевская гора отделяется небольшим оврагом от монастыря Михайловского». Город помещался «на так называемом Андреевском отделении Старокиевской горы». Более поздний исследователь также считал, что «Андреевское отделение старого города есть самое древнее» (М. А. Максимович, Собрание сочинений, т. II, Киев 1877, стр. 97, 101; Н. И. Петров, Историко-топографические очерки древнего Киева, Киев 1897, стр. 100). Это представление подтверждается новейшими археологическими исследованиями на территории Киева. Поблизости от Десятинной церкви найдены были остатки древнего рва, который «представляет остаток более древней оборонительной линии Киевского городища, расположенного на западной оконечности Андреевской горы, защищённой с запада и с севера крутым обрывом. Этот ров и, очевидно, находившийся за ним земляной вал ограждали Киев VIII-IX вв.» (М. К Каргер, К вопросу о Киеве в VIII-IX вв. («Краткие сообщения ИИМК», VI, стр. 65)). Незначительные размеры первоначального Киева только подтверждают приведённое выше предположение М. К Каргера, из исследования которого приводятся эти строки. Повидимому, здесь и помещался маленький городок, положивший начало Киеву. (Княжеский город в дальнейшем располагался по горам, как по наиболее защищённой от нападений территории города, тогда как ремесленно-торговая часть Киева возникла под холмами.

Пожалуй, самое интересное в развитии Киева то, что рост города можно проследить довольно точно. Он происходил, можно сказать, на глазах нескольких поколений киевлян. Поэтому уже неизвестный нам автор 70-х годов XI столетия сделал несколько замечаний о топографии родного города в более ранние времена, при княгине Ольге. По его словам, люди жили тогда только на Горе, а на Подоле «не седяхуть». Киевский замок, «город», стоял там, где «ныне двор Гордятин и Никифоров». Место княжеской охоты, «перевесище», находилось за городом, а княжеский двор стоял в городе. Вне города были и два теремных двора, на одном из них стоял каменный терем. Помнить эти подробности середины X в., спустя столетие, даже при помощи детских воспоминаний было невозможно. Автор этих записей, видимо, произвёл какие-то изыскания: спрашивал старожилов, может быть, сам видел остатки каменного терема, уже не существовавшего к его времени (Ипат. лет., стр. 35. Терем был уже разрушен, судя по фразе: «Был ведь тут терем каменный» («Бе бо ту терем камен»)).

Каменный княжеский терем и был древнейшей каменной постройкой в Киеве, а вовсе не Десятинная церковь, как иногда ошибочно говорится в сочинениях по истории Древней Руси. Терем был построен при Святославе, вследствие чего для Владимира Святославича был «отцовским теремным двором» («двор теремьны отень») (Там же, стр. 51). Остатки его найдены советскими археологами поблизости от Десятинной церкви.

«Двор теремиый» был центром княжеского Киева в X столетии. «На холме вне двора теремного» Владимир Святославич устроил языческое святилище. Тут стояли деревянный идол Перуна с серебряной головой и золотыми усами и кумиры других богов. Позже именно тут и была поставлена одна из первых киевских церквей - церковь Василия.

Старый город сделался тесным к концу X в. Десятинная церковь, оконченная постройкой в 996 г., стояла уже ли пределами старого городка, показывая, как расширились укрепления Киева. По замечанию М. К. Каргера, вырос новый центр столицы древнерусского государства».

Десятинная церковь была одной из замечательнейших построек своего времени; для Киева она имела значение городского собора, обладавшего богатой ризницей, с иконами, крестами, церковными сосудами, книгами. Летописи, впрочем, чаще называют эту церковь церковью св. Богородицы; название же Десятинной утвердилось за ней потому, что Владимир Святославич выделил в её пользу «от имения своего и от моих град десятую часть» (Ипат. лет., стр. 83, 85. Храмовым праздником Десятинной церкви был Успеньев день (15 августа ст. ст.)). Из устава новгородского князя Всеволода Мстиславича выясняется особая роль Десятинной церкви; в её заведовании находились киевские торговые меры («мерила, иже на торгу»). Так окончательное утверждение христианства на Руси тотчас же связалось с установлением феодальной регламентации ремесла и торговли.

О Киеве времён Владимира Святославича известно очень мало. Поэтому таким неожиданным представляется отзыв Титмара Мерзебургского о современном ему Киеве, как об обширном городе. Повидимому, за несколько десятилетий конца X - начала XI в. произошли какие-то крупные сдвиги в развитии Киева, расширилась его территория, увеличилось население, появились каменные постройки, группировавшиеся вокруг Десятинной церкви, предположительно - дворцовые строения (М. К. Каргер, Древний Киев («По следам древних культур. Древняя Русь», М. 1953, стр. 48)). О том же говорят скудные и смутные летописные известия, рассказывающие о смерти Владимира (1015 г.).

Князь умер в своей загородной резиденции, в Берестове. Отсюда его тело отвезли на санях, согласно древнерусским похоронным обычаям, в Десятинную церковь. «Се же увидевше людье и сошлись без числа и оплакивали его, бояре как заступника земли их, убогие, как заступника и кормителя». В этом известии выступает облик большого города с толпами людей, сошедшимися на последние проводы князя.

Во время распри между сыновьями Владимира, поднявшейся тотчас после его смерти, впервые выявляется значение киевлян. Заняв Киев после смерти отца, Свято-полк начал задабривать киевлян щедрыми раздачами, но «не было сердце их с ним, потому что братья их были с Борисом» (другим претендентом на киевское княжение). Значение киевлян в политических делах подчёркивается словами летописи, сказанными будто бы Борису дружинниками: «се дружина у тебя отцовская и воины, сядь в Киеве на отцовском столе» (Ипат. лет., стр. 90-92). Кто же эти «вои», отличаемые от дружины, как не те «братья» киевских горожан, которых не мог перетянуть на свою сторону Святополк. Убив Бориса и овладев княжеским столом, Святополк созвал «людей» и одаривал их одеждой и деньгами («Нача даяти овемь корьзна, а другим кунами» (Ипат. лет., стр. 98). Неясно, что здесь куна: меха или деньги; перевожу более общим термином - «деньги»).

Известия летописи отчасти дополняются свидетельством Титмара Мерзебургского. Город Киев, бывший хорошей крепостью («город же Киев, весьма крепкий»), удачно оборонялся от печенегов и от войск Святополка Окаянного, осаждавшего его вместе с польским отрядом. Титмар называет в Киеве несколько церквей, в том числе церковь Спаса и папы Климента, монастырь св. Софии, в котором польский король Болеслав «нашёл много де нег» (П. Голубовский, Хроника Дитмара, как источник для русской истории («Киевские университетские известия» № 9,1878г., стр,27-40)).

Новый рост Киева начинается с середины XI в. Ещё в 1034 г. место, где позже была поставлена церковь св. Софии, оставалось «полем вне града». На этом поле в 1037 г. заложен был Софийский собор и новый город: «Заложил Ярослав город великий Киев» (Ипат. лет., стр. 106. Архитектуре Софийского собора и других древнерусских зданий посвящён великолепный альбом «Архитектура Украинской ССР», т. I, M. 1954). Главными городскими воротами сделались южные - Золотые ворота с надвратной церковью Благовещения. Оборонительные сооружения Киева, заложенные при Ярославе Мудром, включали и каменные постройки. Кроме Золотых ворот в город вели Жидовские, Лядские (Польские) и Угорские ворота (В указателе к Ипатьевской летописи (стр. 11) показаны ещё Кузнецкие ворота, но это ошибка. Из летописи видно, что речь идёт о воротах в Переяславле Южном (см. Ипат. лет., стр. 266-267)).

Город в это время уже делился на две части: старый город и новый город, заложенный Ярославом. Оба города соединялись мостом. Княжеский двор находился и старом городе. Составной его частью были приёмные комнаты - «гридница» и «сени». Впрочем, слово «гридница», как тёплое помещение, стало уже заменяться в некоторых списках «истобкой» (русской избой). В XII столетии дворец нередко называли «великим», а также другим традиционным названием - «Ярославлем двором» (Ипат. лет., стр. 169, 307 и пр).

Время Ярослава Мудрого можно считать временем наибольшего расширения нагорной части Киева. За пределами городских стен и башен, тотчас за Золотыми воротами, начинались сады и огороды. Дальнейший рост поселения происходил уже в районе Подола.

В нагорной укреплённой части сосредоточивалось как политическое, так и церковное управление Киева. Митрополичий двор при Софийском соборе, как показывают археологические изыскания, был окружён каменной стеной.

На аристократической «Горе» размещались боярские дворы; некоторые из них, получившие названия от владельцев, чаще всего бояр или почему-либо известных горожан (Бориславль, Воротиславль, Глебов, Чюдин, Ратьшин двор и т. д.), отмечены летописью. Двор Путяты, разграбленный киевлянами в 1113 г., остался в русском эпосе как своего рода образец богатейшей боярской усадьбы.

Наиболее любопытное в истории Киева как крупного городского центра - это существование в нём обширного предгородья, известного под названием Подола. После исследования Н. И. Петрова нередко повторяется мнение, что Подол был застроен только деревянными зданиями и даже церкви на Подоле строились обыкновенно деревянные (Н. И. Петров, Историко-топографические очерки древнего Киева, Kieв 1897. См. также А. Андрияшев, Нарис iстоpii колонiзацii Kиiвськoi земли, Киев 1897, стр. 165). Но это только недоразумение, зависящее от того, что подольские церкви до нашего времени не сохранились, так как эта часть города была слабо защищена и подверглась особо страшным разорениям. Тот же Петров отмечает, по летописи, существование на Подоле по крайней мере трёх церквей. Один из этих древних храмов (Борисоглебский) впоследствии обозначался как «небеси подобная церковь». Можно думать, что и Успенский собор на Подоле был достаточно великолепен, если в его стенах находилась знаменитая икона Богородицы Пирогощей, упомянутая в Слове о полку Игореве. Население Подола было разнообразным. Недаром здесь находим не только новгородскую «божницу», но позже - латинский костёл, построенный где-то «над Днепром» около 1228 г. Доминиканцы, основавшиеся в Киеве, искали опору для католической пропаганды среди разношёрстного населения Подола.

Положение Подола обеспечивало существование в этом квартале ряда ремёсел, требовавших большого количества воды (например, кожевенного, гончарного и др.). Тут же на Днепре находилась киевская пристань. Князь Глеб, спасавшийся из Киева от своего брата Святополка, «пошёл к реке, где был приготовлен кораблец» («Иде к реце, иде же бе кораблець уготован» (Д. И. Абрамович, Жития Бориса и Глеба, стр. 8)). На нём он доплыл до Смоленска. Большие навыки киевлян в строительстве судов обнаруживаются из рассказа о военных ладьях Изяслава середины XII в. Здесь же на Подоле был устроен большой мост через Днепр, построенный в 1115 г. и существовавший, видимо, недолгое время (Ипат. лет., стр. 203). С северной стороны Подол в XII столетии был огорожен частоколом («столпьем»), упиравшимся одним концом в Днепр и другим в холмы. За частоколом лежало болотистое «болонье» - городской выгон.

Киев был центром самых различных ремёсел: кузнечного, оружейного, ювелирного, стеклянного и т. д. В недавнее время открыты новые мастерские в районе Кие-во-Печерской лавры, сооружённые «из кирпичей XI в. (половняка), глины и шиферных плит».. Главным видом продукции мастерских была мозаика (В. А. Богусевич, Мастерские XI в. по изготовлению стекла и смальты в Киеве («Краткие сообщения Института археологии», вып. 3, Киев 1954, стр. -14-20)). Таким образом, становится реальным живой рассказ Печерского патерика об Алимпии-иконописце, научившемся от греческих мастеров мозаичному делу.

Киевская почва буквально насыщена предметами обихода, украшениями, остатками оружия древнерусского времени.

Киев был богатейшим городом средневековья с большим ремесленным и торговым населением. По Слову о полку Игореве, чехи и мораване, немцы и венецианцы оплакивали неудачу Игорева похода против половцев. Печерский патерик красочно рассказывает о спорах печерских монахов с армянами, сирийцами, евреями, латинянами (католиками). Сказание об Агапите, «безмездном враче», говорит о враче армянине («арменин родом и верою, хитр бе врачеванию») и его единоверцах, следовательно, о целой армянской колонии. Врач армянин вращался в самых высоких феодальных кругах и лечил Владимира Мономаха и бояр. В ответе Феодосия на вопрос князя Изяслава о латинянах, Феодосии говорит о распространении католицизма: «по всей земли Варязи суть; велика нужда от них правоверным христианом, иже межи тех живущеи в едином месте» («Печерский патерик», стр. 93-95, 132).

В небольшом очерке невозможно исчерпать обширную тему об истории Киева, об его экономическом, политическом и культурном значении для Древней Руси. «Матерь русских городов» - это летописное определение значения Киева для истории трёх братских народов, русского, украинского и белорусского, - лучшее определение исторической роли Киева.

В ближайших окрестностях Киева находилось несколько больших монастырей. Крупнейшим из них был Печерский монастырь, основанный в XI столетии и быстро сделавшийся богатейшим землевладельцем. В непосредственном соседстве с ним стоял Выдубицкий монастырь, его называли «Всеволожим», так как он был фамильным монастырём Всеволода Ярославича и его детей. Участие обоих монастырей в литературе киевского времени известно и не требует пояснений. В частности, одно из крупнейших литературных произведений XI-XIII вв., Печерский патерик, в основном создано было монахами Печерского монастыря. Им же принадлежит обработка летописных известий, над чем работали и монахи Выдубицкого монастыря.

В окрестностях Киева находились и другие монастыри, разбросанные на обширном пространстве от Выдубицкого до Кириллов а монастыря, к северу от Подола.

Из киевских пригородов наибольшее значение имел Вышгород, стоявший выше Киева, на правом берегу Днепра. Название «Вышгород» - чисто славянское и притом довольно распространённое: «вышгород» - это акрополь, верхний замок, кремль, детинец. Вышгород под Киевом известен с древнейшего времени и упоминается уже Константином Багрянородным в X столетии. В летописи о нём впервые говорится как о городе княгини Ольги («град Вользин») (Лаврент. лет., стр. 58). Значение княжеского города остаётся за Вышгородом и в позднейшее время. Владимир Святославич до крещения держал в нём один из своих дворов, позже в Вышгород обращается за поддержкой Святополк Окаянный. Постоянное участие вышгородцев в крупных политических событиях вызвало даже попытку все летописные известия о Вышгороде отнести к «вышгороду» (детинцу) в самом Киеве (См. В. П. Ляскоронский, Киевский Вышгород в удельно-вечевое время (ЖМНП, 1913, апрель - декабрь)). Но это явная ошибка, так как летопись говорит о Вышгороде, как об особом городе.

Город был хорошо защищен и служил убежищем для киевских князей. По образцу Вышгорода подобные же княжеские замки основаны были владимирскими и смоленскими князьями (Боголюбово и Смядынь). Смоленское сказание так и называет Смядынь «вторым Вышгородом».

Летопись в известиях начала XI в. упоминает вышгородских «болярцев». К ним обратился Святополк Окаянный с просьбой поддержать его на киевском столе. На основании этого А. Н. Насонов сделал такое ответственное заключение: вышгородская знать «ведёт себя как знать «Русской земли», принимая участие в решениях вопросов, касающихся всей «Русской земли» или Киева. Вместе со Святополком вышгородские «болярци» пытаются решить судьбу Киевского стола, охраняя единовластие «Русской земли»» (А. Н. Насонов, «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства, стр. 54). Так в замыслы Святополка вкладывается вдруг понятие времени централизованного государства - «единовластие», вовсе не свойственного времени феодальной раздробленности, когда и такие, казалось бы, «единовластцы», как Владимир Святославич и Ярослав Мудрый, делили Русскую землю между своими сыновьями. Сама летопись называет вышгород-скую знать, которой А. Н. Насонов придаёт такое высокое значение, уменьшительным именем «боярцы», «болярцы», а сказание о Борисе и Глебе по списку XII в. - просто «вышегородскими мужами».

Известия о Вышгороде решительно опровергают представление Насонова о Вышгороде X в., как о центре, подобном «крупнейшим центрам тогдашней России» (небрежность Насонова в терминологии, в частности, сказалась и в том, что Древнюю Русь он отожествляет с Россией).

В источниках Вышгород представляется как значительный ремесленный центр. Здесь живут «древодели» - строители деревянных зданий, «градники», или «огородники», - строители укреплений. Сказания говорят о вышгородских древоделях и градинках (огородниках), как о прочно сложившихся, устойчивых кругах населения. Старейшина древоделей и старейшины градников Миронег и Ждан известны по сказаниям XI-XII столетий. Может быть, из них и состояли те «боярцы», которые поддерживали Святополка Окаянного.

В событиях X-XII вв. Вышгород играл весьма своеобразную роль города с особым режимом, основанным на большой зависимости населения от киевского князя. Былое значение города подчёркивается необыкновенными размерами Вышгородского городища - около 3 км в окружности. Внутри городища найдена была гробница из плит красного шифера, связанных железными скобами. В гробу лежал скелет, на пальце которого был перстень (В. Б. Антонович, Археологическая карта Киевской губернии, М. 1895, стр. 17-18). Вышгород имел хорошие укрепления. Его окружали стены с заборолами. О них картинно упоминается в сказании об открытии мощей Бориса и Глеба: «И было многое множество (людей) как пчел, по всему городу, и по стенам и по заборолам».

В городе кипела оживлённая жизнь. Сказания о Борисе и Глебе говорят о пирах старейшины «огородников» Ждана (христианское имя Никола), о хоромах, где устраивали пир, о снующих взад и вперёд слугах, как бы не замечающих голодного нищего у порога. Во время перенесения мощей Бориса и Глеба собирается множество людей. Для того чтобы расчистить путь среди толпы, князья приказывают «метати людям» дорогие ткани, меха, деньги. Рядом с картинами пиров и всенародных сборищ те же сказания рисуют Вышгород как место заключения людей, провинившихся или оклеветанных перед князьями, оказавшихся на долгое время «в забытьи» князьями. Заключённые сидят в глубоком погребе, под замком, в железных оковах. На ночь лестницу, по которой спускаются в погреб, вынимают, и наступает полная тьма. Так рисуется нам феодальная тюрьма XI- XII вв. со всеми её ужасами - «тьмою, холодом и забвением» (Д. И. Абрамович, Жития Бориса и Глеба, стр. 52-66 и пр).

Открытие в Вышгороде мощей Бориса и Глеба ещё более возвысило значение этого города, куда стали направляться многочисленные паломничества. Это не только создавало из Вышгорода религиозный центр, но и притягивало к нему литературные силы. По крайней мере о некоторых записях, относящихся к чудесам Бориса и Глеба, можно сказать утвердительно, что они были написаны в Вышгороде. Таково, например, обращение к Вышгороду в одном памятнике XI в., где Борис и Глеб прославляются как защитники Руси: «Стенам твоим, Вышгород, я устроил стражу на все дни и ночи. Не уснёт она и не задремлет, охраняя и утверждая отчину свою Русскую землю от супостатов и от усобной войны» (Там же, стр. 118).

Характер княжеского замка в значительной мере имел Белгород. Название этого города чисто славянское и очень распространено в славянских землях, где имеется несколько Белгородов, из которых самый известный Белград в Сербии. Древнерусский Белгород был любимым замком Владимира, который в 991 г. «заложил град Белгород и собрал в него от иных городов, и много людей свел в него, потому что любил град сей» («Повесть врем. лет», ч. 1, стр. 83). Из этого известия вытекает, что Белгород был основан в 991 г., но летописец называет этот город раньше, говоря, что в нём Владимир держал до крещения 300 наложниц. Возможно, речь идёт о новом замке, построенном в Белгороде. Впрочем, слова о наложницах в Белгороде не имеют характера решительного свидетельства о существовании этого города до 991 г., если припомнить, что они взяты из жития Владимира, где немало легендарных подробностей.

Своё значение передового замка на подступах к Киеву Белгород оправдал уже во время набега печенегов в 997 г., длительную осаду которых он успешно выдержал.

Киевские князья, видимо, всячески способствовали процветанию Белгорода, где находился их замок. Этим можно объяснить существование особой белгородской епископии. В начале XII в. значение Белгорода как ближайшего города близ Киева подчёркивается тем, что в нём Владимир Мономах посадил своего старшего сына Мстислава с явным намерением передать ему Киев (Ипат. лет., стр. 204). Юрий Долгорукий, заняв Киев в 1149 г., также окружил Киев кольцом городов, где сидели подручные князья. В Белгороде существовали Детинец и острог; следовательно, первоначальный княжеский замок в XII столетии уже разросся и был окружён предградьем.

В конце прошлого столетия село Белгородка вместе с прилегающим к нему полем было окружено высоким валом, упирающимся двумя концами в реку Ирпень. Длина вала - 2 версты, а очертание его - четырёхугольное. В западном углу городища помещался Детинец, состоявший из двух соприкасающихся между собой четырёхугольников, обведённых валами; в более обширном из них находилась церковь (В. Б. Антонович, Археологическая карта Киевской губернии, стр. 19-20). Возможно, это каменная церковь св. Апостолов в Белгороде, о строении которой сообщается в 1197 г (Ипат. лет., стр. 473). Два замка, помещающиеся внутри вала, быть может, показывают место двух дворов -княжеского и епископского. Княжеские погреба («княжа медуша») появляются уже в первом летописном известии о Белгороде. Яркую картину древнего Белгорода дают известные изыскания В. В. Хвойка, основанные на тщательном археологическом изучении памятников прошлого (В. В. Хвойка, Древние обитатели Среднего Приднепровья, стр. 76-94).

Укрепления Белгорода были незаурядными для своего времени, но в 1150 г. они чуть не были взяты внезапным нападением. Этому помешал мытник, переметавший мост, по которому можно было проникнуть в город. В это время князь Борис, сын Юрия Долгорукого, «пил в Белгороде на сеньнице с дружиною своею и белгородскими попами». Услышав звуки трубы, возвещавшие о прибытии врагов, Борис бежал из города, а белгородцы «вборзе помостили мост и впустили в город» войско врагов его отца.

В летописных известиях X-XII вв. выступают «белгородцы», горожане, в отличие от княжеской дружины. В полулегендарном рассказе об осаде Белгорода печенегами в 997 г. главная роль принадлежит «людям», «горожанам» во главе с их старейшинами. Судьба города решается на вече. Но в летописных известиях XII в. о Белгороде ясно проступает зависимость города от киевских князей. В ответ на требование открыть городские ворота белгородцы отвечают Юрию Долгорукому: «а Киев их тебе отворил?» (Ипат. лет., стр. 288, 300. См. ещё о битвах под Белгородом в 1159 г. (Ипат. лет., стр. 343-344)) Смысл ответа: будешь киевским князем, тогда и мы тебе подчинимся.

Новые раскопки в Белгороде, вероятно, покажут ремесленный характер этого города и связь его ремесла с киевским хозяйством.

В оборонительную сеть укреплений, построенных Владимиром вокруг Киева, входил город Василев. Летописец сообщает об этом городе несколько противоречивые сведения. В рассказе о нападении печенегов в 996 г. говорится о Василеве так, как будто этот город уже существовал. Владимир, будто бы не выдержав печенежского нападения, скрылся под мостом и в память своего спасения поставил в Василеве церковь Спаса Преображения, так как бой с печенегами произошёл в день Преображения. Ещё ранее летописец говорит, что только несведущие люди рассказывают, будто Владимир крестился в Киеве или в Василеве («Повесть врем.лет», ч. 1, стр. 85, 77). Условность рассказа о крещении Владимира в Корсуне давно уже установлена А. А. Шахматовым. Поэтому упоминание о Василеве как месте крещения Владимира может иметь некоторые основания. Во всяком случае, название Василева легче всего производится от христианского имени Василий, которое получил Владимир при крещении, а принятие христианской веры киевским князем на первых порах могло быть тайным.

Город стоит на берегу Стугны; около соборной церкви имеется городище. На востоке от города лежит «Белокняжеское поле», где имеется более 400 курганов, наибольший из которых известен под названием Туровой могилы (В. Б. Антонович, Археологическая карта Киевской губернии, стр. 45).

Многие города Киевской земли были типичными опорными крепостями, которые при более благоприятных условиях могли бы получить экономическое развитие. К числу таких городов-замков принадлежали Треполь, Канев, Корсунь, Богуславль, Торческ и Юрьев.

Треполь на Днепре очень часто называется в летописи как сборный пункт для русских войск, сражающихся с половцами. Впервые этот город упоминается в 1093 г. по случаю нападения половцев на Киевскую землю (Ипат. лет., стр. 155). Название Треполь (Триполье) славянское, во всяком случае не требует для своего объяснения привлечения слов из других языков. В первом же известии о Трепеле этот город рисуется как окраинный замок на подступах к Киеву. Тотчас за Треполем начинались оборонительные валы. Потерпев поражение от половцев в 1093 г., киевский князь Святополк скрывается в Треполе. И в дальнейших летописных известиях Треполь упоминается именно как укреплённый пункт, в нём названы даже «Водные ворота». Важно указание летописи на постоянное городское население в Треполе. В 1177 г. князь Мстислав тайно убежал из города, «а трепольцев предал и отворил их город» (Там же, стр. 409), впустив в него неприятеля. Как указывал В. Б. Антонович, у Триполья на Девичьей горе имелось городище (В. Б. Антонович, Археологическая карта Киевской губернии, стр. 24).

Канев, или Канов, впервые упомянут в 1149 г., происхождение его названия не ясно. Не является ли оно производным от кан или хан и не получил ли город своё название от перевоза через Днепр, который существовал у этого города. В таком случае мы имели бы Канов, т. е. ханский перевоз, откуда получил своё название город. Характер передового пункта, откуда русские князья совершали походы в степь или где они поджидали половцев, ярко выступает в летописных известиях о Каневе, который мог иметь некоторое торговое значение, поскольку купцы «гречники» и «залозники» чувствовали себя в безопасности только по миновании этого пункта (Ипат. лет., стр. 267, 361). Канев наследовал значение Родни, место которой определяют на территории Княжой горы, при впадении Роси в Днепр; высказывались, впрочем, предположения, что Княжая гора и была первоначальным местом, где стоял Канев (Михайло Грушевський, Icтopia Укра?ни-Руси, т. II, У Львовi 1905, стр. 284-286).

Более самостоятельное значение имели такие города, как Юрьев и Торческ, на южной окраине Киевской земли.

Юрьев был известен и под названиями Гурьгев, Гуричев. Впервые он упоминается в 1095 г., но был основан значительно раньше. Город находился на южной окраине Киевской земли, в районе реки Роси. Своё название он получил по имени своего основателя - Ярослава Мудрого, в крещении Юрия, и принадлежал к числу тех городков, которые этот князь в 1032 г. основал на Роси («Ярослав поча ставити городы по Роси»). Юрьеву придавалось настолько большое значение, что в нём была основана епископия, может-быть с миссионерскими целями обращения в христианство соседних кочевников.

Город был сожжён половцами и возобновлён в 1103 г. В это время укрепления его были деревянными («город» был «срублен») ( «Повесть врем. лет», ч. 1, стр. 101 (под 1032 г.), 185). Юрьев появляется в известиях XII в. очень редко и обычно в связи с нападениями половцев. Местоположение Юрьева точно не известно, предположительно его помещают на старом городище поблизости от Белой Церкви. Основанием для такого предположения служит летописное указание на Рось и его приток Рут, в районе которых находился город (. См. В. Б. Антонович, Археологическая карта Киевской губернии, стр. 52). Юрьевская епископия ещё существовала в самом конце XII в. В 1197 г. она уже была объединена с белгородской, так как в этом году каменная церковь была освящена митрополитом и юрьевским епископом, тут же названным епископом белгородским и юрьевским (Ипат. лет., стр. 473-474).

Значительно больше известно о Торческе, впервые упомянутом в 1093 г. под названием «Торческий град». Своё название Торческ получил от «торков» - кочевого народа, осевшего на окраине Киевской земли. Осаждённые в своём городе половцами, торки «крепко сражались из города и убивали много врагов». Только голод принудил торков к сдаче. Половцы сожгли «город» и увели пленных в свои кочевья.

В известиях XII столетия Торческ выступает как центр торков, берендичей, печенегов и прочих племён Поросья (бассейна реки Роси). Одно время Торческ стал даже княжеским стольным городом. Сидевший в нём Михалко Юрьевич присоединил к нему («вохвоти») даже Переяславль (Там же, стр. 152-157, 354, 365, 389).

В конце XII столетия в Торческе утвердился князь Ростислав Рюрикович, опиравшийся на помощь соседних «чёрных клобуков», враждовавших с половцами. Летописец называет Торческ его городом («прееха в Торць-кый свой с славою и честью великою») (Там же, стр. 452, 460). Место Торческа надо искать в Поросье, может быть в непосредственной близости к Юрьеву.

Более значительные города Киевской земли размещались только в некотором отдалении от Киева, в земле древлян, которые так долго сопротивлялись напору киевских князей. Исследованию «древлянских городов» посвящена содержательная статья П. Н. Третьякова. «По берегам Тетерева, Ужа, Случи и других рек Древлянской земли, - пишет он, - до наших Дней высятся десятки древних городищ - «градов» древлянских, пока, к сожалению, почти не привлекавших внимания археологов». Среди них П. Н. Третьяков отмечает городища Искоростеня, хорошо известного по летописи.

Древлянский город Искоростень известен был в X столетии как столица Древлянской земли. Он стоял в том месте, где река Уж прорезает скалистую гряду. Высокие берега подходят здесь друг к другу, русло реки завалено огромными камнями. «Городища расположены на мысах по обоим берегам реки. Это были небольшие укрепления с валами и рвами». Здесь найдены были обломки глиняной посуды VIII-X вв (П. Н. Третьяков, Древлянские «грады» («Академику Борису Дмитриевичу Грекову ко дню семидесятилетия», стр. 64-68)).

Разрушенный Искоростень запустел, и во второй половине X столетия центром Древлянской земли сделался город Вручий (Овруч). Название города - славянское (глаголы - въручитися, върущатися и пр.). Вручий - один из древнейших русских городов, впервые появляющийся на страницах летописи под 977 г («Повесть врем. лет», ч. 1, стр. 53). В это время в нём уже находился замок с городскими воротами и мостом перед ними, перекинутым через овраг; в городе сидел Олег, второй сын Святослава. После этого Вручий надолго исчезает из летописных известий и снова упоминается только в конце XII в., когда он стал столицей Рюрика Ростиславича.

Раньше уже говорилось о шиферном промысле в Овруче и в его окрестностях (Г. О. Оссовский, Откуда привозился красный шифер («Труды III Археологического съезда в Киеве», т. И, Киев 1878, стр. 159-164)). Немалое значение для развития Овруча могло иметь его местоположение в благоприятной для земледелия части Древлянской земли, где изредка попадается чернозём и возможны хорошие урожаи. Современный Овруч стоит на высотах, окружённых глубокими и крутыми оврагами. От киевского периода в Овруче сохранились остатки церкви Василия, неизвестно когда построенной. Старое предание приписывало её построение Владимиру Святославичу, но создание её с большей вероятностью можно приписать Рюрику Ростиславичу; во всяком случае, это показатель известного процветания города (А. Братчиков, Материалы для исследования Волынской губернии, вып. 1, Житомир 1868, стр. 16-18; Забелин, Военно-статистическое обозрение Волынской губернии, ч. 1, Киев 1887, стр. 353; П. Н. Батюшков, Волынь, стр. 49, приложение, стр. 79-81).

Вручий в конце XII в. сделался столицей особого княжества, где сидел, по крайней мере с 1170 г., Рюрик Ростиславич. Княжение его во Вручем было длительным, в последний раз о нём, как о князе, имевшем своей столицей Вручий, упоминается в 1195 г. (Ипат. лет., стр. 370-372, 442, 452, 456, 465) Возвышение Вручего было явлением временным, связанным с деятельностью этого энергичного и беспокойного князя.

Некоторые города стояли на Припяти, где иногда полагают существование особой Турово-Пинской земли. Само название этой земли свидетельствует об искусственно сложившемся в исторической литературе выделении её в особую область. Единственным объяснением этого является несколько обособленное положение Турова и Пинска от Киева и Полоцка. В определении границ этой земли также нет полного согласия. М. П. Погодин вводит в её состав Мозырь и Городно (М. Погодин, Исследования, замечания и лекции о русской истории, т. IV, М. 1850, стр. 211), А. Андрияшев причисляет Мозырь к Киевской земле и т. д. В действительности Турово-Пинская земля как отдельная единица со своей княжеской династией никогда не существовала и является учёной фикцией, что подчёркивается отсутствием в названной земле даже единого центра.

Наиболее крупными городами в бассейне Припяти были Туров и Пинск; последний город впрочем, по своему местоположению, теснее связан с Волынью и будет рассмотрен в числе волынских городов.

Туров, один из древнейших русских городов, стоит недалеко от впадения реки Струмень в Припять, поблизости от того места, где в неё впадает с севера река Случь. Этим, кажется, определяется раннее возвышение Турова среди других русских городов. Верховья Случи близко подступают к верховьям Немана. Таким образом, через Туров шла древняя торговая дорога от Киева к берегам Балтийского моря. Значение дороги подчёркивается существованием на ней других русских городов - Городно и Слуцка.

Название Туров летописец производит от некоего Туры, которого в нашей исторической литературе на основании летописи считают пришедшим из заморья, как и Рогволода. Но текст летописи, в сущности, не даёт для этого оснований, в летописи сказано: «бе бо Рогволод пришел и[з] заморья, имяше власть свою в Полотьске, а Туры Турове, от него же и Туровци прозвашася». Буквальный перевод этого текста следующий: «Ведь Рогволод пришёл из заморья; имел власть свою в Полоцке, а Туры в Турове, от которого и Туровцы прозвались». Иными словами, говорится только о том, что Туры имел власть над Туровым так же, как Рогволод над Полоцком, а не о том, что он пришёл из заморья. Во всяком случае, имя Туры находит себе объяснение в славянском языке, хорошо знавшем дикого быка - тура. Отсюда Буй-тур Всеволод в Слове о полку Игореве, Турова божница в Киеве, Турова могила и т. д. («Повесть врем. лет», ч. 1, стр. 54. О селе Турове см. Лаврент. лет., стр. 457; см. также «Русский исторический сборник», кн. 7, Пгр. 1882, стр. 342-347) Отметим также существование села Туров в Черниговской земле, известного уже в 1283 г.

Первое упоминание о Турове относится к 980 г. В конце X в. Туров сделался уже стольным городом отдельного княжества. По распределению Владимира Святославича туровский стол достался третьему его сыну, Святополку, следовательно, считался видным княжением. Согласно Ипатьевской летописи, Туров сохранял своё значение в середине XI в., когда в нём до смерти отца княжил Изяслав Ярославич («Изяславу тогда в Турове князящю» (Ипат. лет., стр. 114)). Относительно крупное значение Турова в X-XII вв. подтверждается основанием особой туровской епископии. Тем не менее летопись не сохранила нам каких-либо подробностей, которые могли бы характеризовать внутреннюю жизнь Турова. В ней мы находим лишь случайные замечания о Турове, сделанные в связи с какими-либо политическими событиями.

В современном своём виде Туровское городище состоит из двух частей: меньшая и древнейшая его часть расположена в виде треугольника при слиянии реки Язды со Струменью, большая примыкает к ней, заполняя расширяющееся пространство между теми же реками. Между меньшим и большим отделениями городища имеется ров в 4,8 м глубины. Такое расположение городища в Турове совпадает с нашими представлениями о городах Киевской Руси. Меньшая и более укреплённая часть Турова соответствует первоначальному Детинцу, позже прибавилась новая и большая территория предгородья («3aпicкi аддзелу гуманiтарных навук», кн. 11, Менск 1930, стр. 373-374).

С Туровом связана деятельность крупного писателя XII в. Кирилла Туровского. Краткое житие его упоминает, что он был «рожден и воспитан во граде Турове», постригся в монахи и славен был по всей земле той, «умолением князя и людей града того» был поставлен в епископы Турова. Житие называет Кирилла вторым Златоустом («другий Златоустей нам в Руси паче всем восиа»).

Кирилл принимал участие в церковно-политической борьбе своего времени и написал несколько посланий к Андрею Боголюбскому, обличая ересь епископа Феодорца.

Сочинения Кирилла Туровского до сих пор не изучены. Е. Е. Голубинский и вслед за ним М. И. Сперанский считали, что слова его «не могли иметь в виду широкие массы Руси, а были рассчитаны на старшую княжескую дружину, придворные круги и духовенство, и то, вероятно, в крупных центрах только». Но этот взгляд на Русь, как на полуграмотную страну, проводимый особенно Голубинским, опровергается самим текстом произведений Кирилла Туровского. В них встречается немало образов, взятых прямо из жизни. В Наказаньи Кирилла, как мы видели выше, книжное дело вменяется в обязанность не только чернецов, но и ремесленников, как раз тех людей, которые избирали Кирилла в епископы; тут же говорится о бедствиях «от человек, ли от князь». В другом слове названы «делатели с надеждою тружаю-щиеся», рало, борозды и пр. В церковном поучении, приписываемом Кириллу, осуждается человек, который соблюдает посты, «а злобу держит и порабощает неповинных». В слове об исходе души говорится о немилосердных господах и самоубийствах рабов и пр ( «Рукописи гр. А. С. Уварова», т. II, стр. 1-2 (Житие), стр. 70-73 (того же Кирилла Наказанье), стр. 21 (Слово на антипасху), стр. 77-78, 113).

Сочинения Кирилла Туровского ближайшим образом связаны с жизнью горожан, «людей», давая понятие о степени городской культуры одного из центров Древней Руси.

О городах Переяславской земли наши источники дают лишь скудные сведения. Большинство из них (Баруч, Полкостен, Римов и пр.) упомянуты только в связи с набегами половцев или какими-либо политическими событиями. Объясняется это тем, что переяславские «города» по преимуществу были укреплёнными замками, остатки которых кое-где сохранились до нашего времени (По книге Большого чертежа в пределах бывшего Переяславского княжества было много городищ).

В сущности, в Переяславской земле известен только один большой город. Это столица княжества - Переяславль, ныне Переяслав Хмельницкий.

Переяславль принадлежит к числу древнейших русских городов. Летописец связывает его основание с борьбой против печенегов, когда Ян Усмошвец одолел печенежского богатыря (992 г.), но это явно позднейшее предание. Ведь Переяславль назван уже в летописном пересказе договора Руси с Греками 907 г. и в несомненно подлинном документе - договоре Игоря с Греками 945 г. Предание об основании города в конце X в. относится, возможно, к переносу его на новое место.

Рассуждая о начале Переяславля, В. Ляскоронский отмечает, что «населённые места с названием Переяславль встречаются, кроме России, ещё и в других местах, некогда имевших или даже и теперь имеющих славянское население». Он указывает Великую и Малую Преславу на Дунае и Преславу (Пренцлау) у Щетина в земле западных славян (В. Ляскоронский, История Переяславльской земли, Киев 1897, стр. 156-157).

Расцвет Переяславля происходит в XI в. В это время он занимает среди южнорусских городов третье место по значению и стоит тотчас же после Киева и Чернигова. Поэтому Ярослав Мудрый выделяет Переяславль во владение своего третьего сына, Всеволода. В XII в. переяславский стол утвердился за княжеской линией потомков Всеволода и Владимира Мономаха, но значение Переяславля в это столетие по сравнению с предыдущим временем явно падает. В конце века переяславский князь Владимир Глебович едва отбивал нападения половцев. Таким образом, процветание города было недолговечным.

История Переяславля в некоторой мере представляет загадку. В особенности мало понятны причины, выдвинувшие Переяславль на такое видное место среди русских городов XI в., и его быстрый упадок. Некоторые попытки объяснить возвышение Переяславля и его упадок сделал В. Ляскоронский в своей монографии о Переяславской земле. Он объясняет возникновение и рост Переяславля тем, что этот город был передовым пунктом, складочным местом для идущих в глубину Руси товаров. Однако «не только торговые цели ставили Переяславль на очень видную роль; ещё больше он ценился как удобный стратегический пункт, защищавший собою Русскую землю». В. Ляскоронский отмечает и значение Переяславля для распространения религиозного влияния в соседней степи (В. Ляскоронский, История Переяславльской земли, стр. 157-159).

Итак, по Ляскоронскому, три причины выдвинули Переяславль в разряд крупных русских городов: торговля, стратегическое положение, церковная политика. Однако при ближайшем рассмотрении все эти три причины мало объясняют рост Переяславля. Прежде всего неясно, что создавало из Переяславля выгодный пункт для торговли. Город стоял в некотором отдалении от Днепра, на реке Трубеже, никогда не имевшей значения большого водного пути. Передовое положение Переяславля на границе Русской земли скорее задерживало его экономический рост, чем ему способствовало, так как город вынужден был непрерывно отбиваться от половецких нападений. Наконец, установление в Переяславле епископии было следствием, а не основанием его экономического и политического значения.

Единственно правильное объяснение процветания Переяславля в X-XI вв. можно видеть в том, что он был центром для большой, прилегающей к нему округи на левом берегу Днепра, где в киевский период нельзя отметить ни одного сколько-нибудь значительного города и в то же время можно насчитать немалое количество городков-крепостей. Может быть, первоначальное место Переяславля надо искать на устье реки Трубежа, где в конце XI в., по предположению Максимовича, находился город Устье, разорённый половцами в 1096 г. Здесь найдены были остатки какого-то здания из кирпичей, характерных для киевских построек. Тогда становится понятным и предание об основании Переяславля как города, поставленного на новом месте. Процветание Переяславля и его последующий упадок, видимо, объясняются сдвигом русского населения с юга на север.

В X-XI вв. Переяславль был одним из значительнейших русских городов, топография которого может быть теперь установлена довольно полно. Место древней крепости указывает Михайловская церковь, построенная над древним основанием. По словам М. А. Максимовича, писавшего в середине прошлого столетия, «эта часть Переяславля смотрит уже пустырём; но в древности тут-то и был город, заложенный и укреплённый князем Владимиром» (М. А. Максимович, Собрание сочинений, т. II, стр. 328). Застройка города каменными зданиями была произведена в конце XI в. переяславским митрополитом Ефремом. «Этот Ефрем, - пишет летописец, - был скопец, высокий ростом, многие тогда здания воздвиг, докончил церковь святого Михаила, заложил церковь на городских воротах во имя святого мученика Феодора, и затем святого Андрея у церкви у ворот и строение банное каменное, чего не было раньше на Руси. И город заложил каменный от церкви святого мученика Феодора, и украсил город Переяславский зданиями церковными и прочими зданиями» («Повесть врем. лет», ч. 1, стр. 137).

В этом известии особенно интересно указание на строительство каменного города и каменных городских ворот с надвратной церковью («церковь на воротех го-родных»). Вероятно, речь идёт о создании особого владычного замка в Переяславле, в том числе и каменной стены с башнями вокруг замка, а не о постройке каменных стен вокруг всего города. Впрочем, этот вопрос может быть разрешён только тщательными археологическими разысканиями. Отметим здесь, Что вопрос о переяславской митрополии до сих пор остался нерешённым, так как в списках русских епархий находим в Переяславле обычную епископию. В первой половине XII в. переяславская епископия включала в свой состав не только собственно Переяславскую, но и Смоленскую землю. Существование епископского замка-дворца в Переяславле, несомненно, указывает на большое богатство переяславского епископа.

В том же Переяславле существовал княжеский двор, на котором в 1098 г. была заложена Владимиром Мономахом каменная церковь Богородицы. Это ещё более подтверждает мысль о существовании в городе двух дворов-замков, княжеского и епископского. По своему местоположению двое ворот переяславского города так и назывались: одни - Епископскими, другие - Княжими. Таким образом, в Переяславле мы имеем редкое сочетание церковной и княжеской власти над городом, каждая из которых владела своим замком (Ипат. лет., стр. 146, 179, 214. Летописец говорит о существовании в Переяславле митрополии, о чём имеются и другие указания. Не было ли «новое» основание Переяславля в конце X в. связано с устройством в нём русской митрополии).

Вокруг города с его замками находилось предгородье. Здесь я полагаю местонахождение Кузнечных ворот, которые, по точному смыслу летописи, располагались под горою против луга (Лавренгг. лет., стр. 317; Ипат. лет., стр. 266).

Интересный очерк древнего Переяславля сделан украинскими археологами, обобщившими разнообразный и малоизвестный археологический материал. [Крепость, или Переяславский детинец, стояла при впадении реки Альты в Трубеж и занимала сравнительно небольшое пространство, площадью всего в 400 кв. м. Валы Детинца, как показали раскопки, имели сложную конструкцию. Это были деревянные срубы, заполненные землёй и с наружной стороны обложенные кирпичом-сырцом. Сверху возвышались деревянные «заборола». В Детинце стоял Михайловский собор, стены которого были украшены фресками и мозаиками, полы вымощены шиферными плитами. Поблизости от собора обнаружены фундаменты какого-то гражданского здания - возможно, это остатки банного строения, назначение которого авторы очерка о древнем Переяславле, откуда мною взяты эти археоло-гические сведения, напрасно считают неизвестным. Баня прекрасно была известна в Древней Руси как раз под этим названием. Поэтому нет ничего мудрёного в постройке каменной бани митрополитом Ефремом, пришедшим из Византии. Применение дорогого камня для строения бани, обычно деревянной, и вызвало замечание летописца, что этого раньше не было на Руси.

К Детинцу примыкал относительно обширный окольный город, окружённый валами длиною в 3 200 м, значительная часть которых сохранилась до нашего времени. Окольный город, или «острог», был в то же время городским посадом. Глубокий ров ограждал Переяславль с северной стороны. Посад был населён «людьми», ремесленниками и торговцами. О существовании в Переяславле кожевников рассказывает уже летописное предание об основании Переяславля. Одни из ворот города так и назывались Кузнечными, указывая на сосредоточие кузнецов в их районе. Различные находки, сделанные на территории Переяславля в последнее время, говорят о развитии в нём производства украшений и предметов обихода. Остатки жилищ, найденные в Переяславле, дают представление о быте небогатых горожан. «Стены их сооружались на деревянной основе и обмазывались сверху глиной. В углах находились глинобитные печи» («Переяслав-Хмельницкий и его исторические памятники», Киев 1954, стр. 5-23 (раздел о древнем Переяславле написан А. Т. Брайчевской и Ф. Б. Копыловым)).

Общие черты значительного города с большим населением выступают в летописных рассказах о Переяславле.

В 1096 г. половцы осадили Переяславль, «а переяславцы затворились в городе». Это были не дружинники, а «граждане», отстаивавшие свой город от половцев. Жизнь в Переяславле была опасной; непрерывно приходилось отбиваться от половцев. «И сидел я в Переяславле 3 года и 3 зимы с дружиною; и многие беды приняли мы от войны и от голода», -вспоминает Владимир Мономах о своём княжении в Переяславле (Лаврент. лет., стр. 223, 240).

Некоторое понятие о древнем Переяславле даёт летописный рассказ о войне Юрия Долгорукого с Изясла-вом Мстиславичем в 1149 г. Изяслав со своими полками пришёл к Переяславлю и стал у Трубежа, тогда как Юрий прошёл на заре мимо города и расположился на другой стороне реки «за зверинцем у рощения», следовательно, в лесу, в роще у княжеского охотничьего заповедника - «зверинца». Отслушав обедню в Михайловском соборе, Изяслав покинул город, перешёл Трубеж и, не поднимаясь на гору, остановился на лугу против Кузнечных ворот. При первой же тревоге он передвинул свои полки на поле, где стоял Красный двор. Битва началась утром на восходе солнца. Она была решена изменой переяславцев, перешедших на сторону Юрия. «А наутро Юрий, хваля и славя бога, вошёл в Переяславль и поклонился святому Михаилу» (Ипат. лет., стр. 264-268).

В приведённом рассказе интересны указания на топографию окрестностей Переяславля, на княжеский зверинец, «Красный» (прекрасный) двор, на поле и луг в ближайших окрестностях города.

Переяславские горожане в известии 1149 г. являются активной силой, решившей княжеское столкновение. Переяславский тысяцкий принимал участие в совещании 1113 г., на котором был составлен устав Владимира Мономаха, сохранившийся в составе Пространной Русской Правды.