3. Городской торг

Центральным местом города был «торг», или «торговище»; эти слова заменяли нередко друг друга и являлись тожественными.

Обычно торг располагался в низменной части города, в непосредственной близости к реке. Можно думать, что место торга определялось выгодностью его географического положения. Например, новгородский торг находился в непосредственной близости к Волхову и речным пристаням, или вымолам. В этом же районе Новгорода были расположены Немецкий и Готский дворы, а также церковь Ивана Предтечи на Опоках. Местоположение торга в других городах может быть нередко установлено современным положением рынка, по традиции помещающегося на древнем месте. Рынок в Дмитрове находился поблизости от реки Яхромы, в непосредственной близости к валу, окружавшему древнюю крепость. В Коломне торговые ряды также расположены перед городскими стенами. То же самое видим в Москве, где ряды помещались перед Кремлём в Китай-городе, на древнем месте, в непосредственной близости к Москве-реке. В Пскове ряды помещались также за пределами древнего замка - Крома. То же самое наблюдаем в Суздале, Волоколамске, Серпухове и ряде других северных городов, а на юге - в Чернигове. Таким образом, торговище, как правило, возникало вне городских стен, за их чертой, там, где селились пришлые ремесленники и купцы, но в непосредственной близости к городским воротам. Если вспомнить, что замок обычно являлся наиболее ранним ядром возникшего города, то становится ясным, что торг был явлением вторичным, тесно связанным с оседанием в городе пришлых людей.

Аналогию расположения древнерусского торга за городскими стенами, но у ворот в замок имеем в среднеазиатских городах. «Характерно истолкование первоначального слова «базар», - пишут историки Узбекистана. - Как указывает В. В. Бартольд, слово это обозначает «дело у ворот»» («История народов Узбекистана», т. I, стр. 215).

Известия о пожарах торга, или торговища, заставляют предполагать о существовании на нём постоянных сооружений для торговли. При раскопках в Дмитрове найдена была «лавка - помост на сваях» в культурном слое XII-XIII вв (А. В. Арциховский, Введение в археологию, М. 1940, стр. 141). Чтобы решить вопрос о характере торговых помещений в Киевской Руси, конечно, этого недостаточно, и надо ждать новых раскопок.

Слово «лавка» появилось, видимо, поздно и стоит в связи со словом «лавица» - скамья. Нельзя ли в этом видеть указание, что первоначально для торга употреблялись скамьи, которые могли быть постоянными, наподобие дмитровской лавки-помоста.

Торговище, являясь центральным и наиболее оживлённым местом в больших городах, обычно было украшено одной или несколькими церквами. Патроны рыночных церквей выбирались далеко не случайно. Выбор подчинялся некоторым закономерностям. В России рыночных патронов было в сущности два: Параскева Пятница и Николай Мирликийский. Церковь Пятницы очень часто стояла на базарной площади, что можно проследить в ряде городов (Новгород, Чернигов, Полоцк, Дмитров и т. д.). Исключением, кажется, является Киев, на чём, впрочем, трудно настаивать. Даже отрывочные наблюдения позволяют говорить о широком распространении обычая сооружать на торгу церковь во имя Пятницы.

По местоположению этой церкви, по крайней мере в Северной Руси, почти безошибочно можно судить о том, где первоначально находилась торговая площадь. Обычай строить церковь Параскевы Пятницы на торгу объясняется тем, что греческое имя Параскева в переводе обозначает пятницу, которая во времена язычества была почитаемым днём недели. С этим, видимо, был связан распространённый обычай не работать по пятницам (Дмитрий, Месяцеслов святых, вып. I, Каменец-Подольский 1893, стр. 215-219). Особое почитание пятницы торговцами выросло из обычая устраивать торги и ярмарки по пятницам (так называемые пятницкие торги), что восходит к древним временам; например, большой пожар в Новгороде (1194г.) случился «в пятницу в торг».

Связь церквей Николая Мирликийского с рынком прослеживается труднее. Однако церковь Николая находим в Киеве на Подоле как раз в районе площади; и Новгороде Николо-Дворищенский собор стоял в непосредственной близости с торгом. По словам сборника чудес Николая, написанного в конце XI - начале XII столетия, церкви Николая находились во всех русских городах. Культ Николая Мирликийского был распространён и в Западной Европе, тогда как Пятница особенно почиталась в южнославянских странах. Так намечаются различные пути, по которым проникали в Россию культы Пятницы и Николая из южнославянских стран и из Западной Европы.

В связи с этим возникает один вопрос, который на первых порах кажется связанным только с историей искусства, но имеет в действительности более общий интерес. С давнего времени известны деревянные статуи Николы, изображаемого с мечом в одной руке и с подобием церкви в другой; сохранились и скульптуры Пятницы с крестом в руках.

Н. Н. Соболев, изучавший историю деревянной резьбы в России, придерживается традиционного взгляда на происхождение подобных изображений, видя в них заносное, западное явление. Всеобщее распространение статуи Николы Можайского он готов связывать с польской интервенцией начала XVII в., хотя и отмечает появление фигур Пятницы и Николы «на рези» в Пскове в 1540 г (Н. Н. Соболев, Русская народная резьба по дереву, М. - Л. 1934, стр. 380 и след).

Более категорически высказывается о деревянных скульптурах другой исследователь русского изобразительного искусства, А. И. Некрасов. Он считает статую Николы Можайского (в Третьяковской галерее) «исполненной в 20-х годах XIV в. по распоряжению московского митрополита Петра» в Белоруссии, не приводя никаких доказательств о связи этой скульптуры с митрополитом Петром (А. И. Некрасов, Древнерусское изобразительное искусство, М, 1937, стр. 203 и след). Фигуры Пятницы и Николы, принесённые в Псков, тот же автор считает привезёнными из Белоруссии. Некрасов говорит о своих предположениях без доказательств, и это лишает нас возможности проверить его выводы. Так он без всякой критики принимает католическую легенду о поездке полоцкой княгини Параскевы в Рим, с которой, видимо, связывает культ Параскевы Пятницы, в действительности распространившийся на Руси с появлением в ней христианства.

Однако общая идея Некрасова о заимствовании фигуры Николы из западноевропейской практики представляется правильной. Николай Мирликийский почитался в Западной Европе патроном купцов, матросов, льняного промысла и пр. Он изображался в одежде епископа с моделью церкви в руках (R. Pfleiderer, Die Attribute der Heiligen, Ulm 1898; Die Patro-nate der Heiligen, Ulm 1905). В России Никола Мирликийский был также патроном купцов и плавающих по воде, отчего церкви Николы Мокрого нередко возникали у пристаней. Собор Николы Гостунского в Московском кремле был построен на месте старой церкви Николы Льняного. Значит, Никола и на Руси был патроном купцов, торговавших льном.

Пятница Параскева изображалась обычно, как мученица, с крестом в руках. Позднее происхождение сохранившихся статуй Пятницы не является доказательством позднего возникновения её культа. Во всяком случае, выясняется одна важная особенность в почитании резных фигур и культа Николы и Пятницы - их связь с городскими рынками, с купечеством, патронами которых они состояли. Особенно характерно изображение меча в руках Николы. Позволим себе сделать предположение, не имел ли этот меч символическое значение и не стояла ли фигура Николы первоначально в нише церковной стены или в часовне, отчего появляется обычай ставить её в киоте - «храмце». Фигура Николая, стоящая в «храмце», служила символом охраны и неприкосновенности торга, наподобие знаменитых фигур Роланда - обязательной принадлежности торговых площадей в средневековой Германии. Подобный же характер могла иметь первоначально статуя Пятницы с крестом в руках. Трудно, впрочем, сказать, какая символическая фигура появилась раньше; по нашему мнению, Пятница.

Что Древняя Русь хорошо была знакома с обычаями, строго охранявшими порядок на рынке, видно из одной скандинавской саги, содержание которой весьма живо напоминает нам некоторые постановления Русской Правды. Вот что мы в ней читаем.

«Случилось однажды, что Олав стоял на торговой площади, где было великое множество народа. Там узнал он Клеркона, который убил воспитателя его Торольва Люсаскегга. Олав имел небольшой топор в руке; он подошёл к Клеркону и вонзил ему тот топор в голову, так что он проник до мозгу. Олав побежал назад в гостиницу и рассказал это Сигурду, своему родственнику, а Сигурд тотчас повёл его во дворец конунговой супруги Адлогии и, сказав ей, как было дело, просил её помочь отроку. Она, посмотрев на отрока, молвила: неприлично умерщвлять такого пригожего мальчика, и приказала явиться всем своим телохранителям в полном вооружении. В Холмгарде (Новгороде) так строго наблюдалось всеобщее спокойствие, что каждый, убивший другого человека без суда, наказывался смертью. Теперь сбежался весь народ, по обычаю и законам их, искать Олава, где он скрылся, и хотел лишить его жизни, как повелевал закон. Тут разнёсся слух, что он был во дворце супруги конунга и что там готовы воины в полном вооружении для защищения его. Это дошло потом до конунга; он поспешил с своими телохранителями и не допустил ту и другую сторону до кровопролития, сначала успокоив их, а потом и примирив. Конунг присудил денежную пеню за убийство, а супруга конунга заплатила её» («Русский исторический сборник», т. IV, М. 1840, стр. 41-43).

Площадь и великое множество народа на ней живо рисуют картину торговища в Новгороде. Убийство на торговой площади было тягчайшим, но едва ли очень редким преступлением. Недаром договоры Руси с Греками устанавливали, что русские купцы входят в город без оружия, во избежание кровавых ссор и насилий на рынке.