2. Ремесленники как основное городское население

Ремесленники и люди, связанные с различными промыслами и подённой работой, составляли основное население древнерусских городов. Наряду со свободными ремесленниками в городах жили ремесленники-холопы, зависевшие от князей и бояр. Об участии в городском ремесле и торговле княжеских и боярских холопов известно из Русской Правды, но юридически несвободные ремесленники (холопы) составляли особую категорию городских жителей и, возможно, населяли особые городские слободки. Такие же несвободные ремесленники жили в городах средневековой Европы, и это вызывало бесконечные споры феодальных владетелей с городами, так как зависимые ремесленники конкурировали на рынке со свободным городским населением (Г. Белов, Городской строй и городская жизнь средневековой Германии, стр. 199).

Для обозначения людей, занятых ремеслом, в Древней Руси употреблялись названия: «ремесленники», «рукодельные люди». Однако упоминания эти сравнительно редки, так как древнерусские писатели чаще обозначали городское население общими выражениями: людье, чадь, иногда - простая чадь. Ремесленники входили в число «людей», «чади» наравне с остальным городским населением, которое, таким образом, мало дифференцировалось летописцами.

Тем не менее ведущее значение ремесла как занятия городских жителей нашло отражение в некоторых древнерусских памятниках. Новгородский архиепископ Илья обращается к подчинённому духовенству со словами: «сами ведь знаете, если который человек ремесло знает, а его не делает, может ли он обогатиться» (И. И. Срезневский, Материалы, т. III, вып. 1, стр. 115). В этом случае богатство непосредственно связывается с ремеслом.

В «Наказаньи» (наставлении), приписываемом Кириллу Туровскому, «ремесло» ставится наравне со службой князю. «Не говорите: жену имею и детей кормлю и дом устраиваю или князю служу, или власть держу, или ремесло, так поэтому не наше дело чтение книжное, но чернеческое» («Рукописи графа А. С. Уварова», т. И, стр. 70 (текст приводится в переводе на современный язык)), - заявляет проповедник, давая таким образом ремеслу видное место, а ремесленников вводя в круг людей, читающих книги.

Жилища ремесленников обычно были и мастерскими. Крайне любопытный и разнообразный материал в этом отношении дали археологические изыскания в древнерусских городах, в особенности показательны раскопки А. В. Арциховского в Новгороде. Район Славна (в том числе Ильиной улицы) в Новгороде был сосредоточием сапожных мастерских ещё в XVI в. Здесь и найдена была изба сапожника XII в. Длина избы - с севера на юг - 5,6 м; ширина - с запада на восток - 5,3 м. Общая площадь избы, таким образом, равнялась 30 м. Следовательно, это было относительно небольшое помещение. Внутри избы сохранились остатки 11 столбов для печи и скамей. На брёвнах сруба в одном месте оказалась железная дверная накидка и железный дверной крючок. «В избе и вокруг неё встречены, в количестве нескольких тысяч, обрывки кожи и кожаной вырезки, в том числе имеются целые вырезки, заготовки, подошвы, ремни и т. д. В избе, очевидно, жил сапожник», - заключает А. В. Арциховский.

Замечательной особенностью избы сапожника является имеющийся в ней зольник для удаления волоса со шкур. Это указывает на то, что сапожник был одновременно кожевником - «усмошвецом», как сказали бы древнерусские сочинения. К избе сапожника примыкал частокол, огораживающий двор. На дворе стоял хлев (на его месте найден толстый слой навоза). Таким образом, домашний скот служил подспорьем для сапожника-кожевника XII в (А. В. Арциховский, Раскопки на Славне в Новгороде («Материалы и исследования по археологии СССР» № 11, стр. 126, 128)).

А. В. Арциховский не ставит вопроса, по какой причине изба сапожника с целыми вырезками и заготовками кожи оказалась заброшенной. Ведь следов пожара обнаружено не было, а сапожник всё-таки исчез, панически бросив даже заготовленные предметы. Объяснить это, кажется, можно известием Новгородской летописи о страшной эпидемии 1158 г., когда в Новгороде был «мор» среди людей и рогатого скота, повидимому - сибирская язва (Новгород. лет., стр. 30). Сапожник-кожевник вместе со своей семьёй пали жертвами эпидемии, а изба осталась пустой и заброшенной.

Иную картину жилища древнерусского ремесленника дали раскопки М. К. Каргера в Киеве. Поблизости от Михайловского златоверхого монастыря, стоявшего на «Горе», были найдены жилища полуземляночного типа. Одно из них (землянка III) представляло собой небольшое помещение, размеры которого установить, впрочем, трудно. Длина его северной стены равнялась 3,4 м. Если считать, что землянка была квадратной, то общие её размеры (3,4X3,4) достигали 11-12 кв. м. Близкую к «ей площадь имеет и землянка VII (2,9X2,45, т. е. несколько более 7 кв. м). «Значительное количество медных обрезков, заготовок и готовых изделий, найденных в землянке VII, несомненно, позволяют видеть в ней мастерскую по обработке меди. Однако обильные находки керамики, зерна, муки, жерновов, стеклянной посуды и прочих хозяйственных предметов дают основание считать землянку не только мастерской, но и жилищем».

Особенно интересный археологический материал дала землянка VIII, в которой жил ремесленник-художник. Но и эта землянка, несмотря на найденный в ней художественный материал, отличалась такой же теснотой, как и предыдущие. Это позволило М. К. Каргеру сделать такой печальный вывод: «Судя по материалам, полученным из раскопок 1938 г., основным типом массового городского жилища даже в самом крупном городском центре Киевской земли вплоть до XII-XIII вв. продолжала оставаться глинобитная постройка полуземляночного типа» (М. К. Каргер, Археологические исследования древнего Киева, стр. 18-19, 42).

Этот вывод неутомимого исследователя киевских древностей сделался своего рода археологическим каноном. Так, когда В. А. Богусевич подверг сомнению существование «полуземлянок как основного типа жилищ ремесленного люда», редакционная коллегия «Кратких сообщений» Института истории материальной культуры АН СССР поспешила заметить: «Интерпретация обнаруженных остатков жилища как наземного деревянного дома вызвала серьёзные возражения. Вероятнее полагать, что это остатки типичных для Киева полуземляночных дерево-глинобитных жилищ».

К сожалению, редакция не обратила внимания на то, что В. А. Богусевич вёл раскопки на Киевском подоле, где были сосредоточены торговля и ремесло древнего Киева. Здесь-то он и нашёл «большой сгоревший наземный дом (площадью более 80 кв. м) токаря, изготовлявшего деревянную посуду», к которому примыкали обширные погреба. Здесь на Подоле и надо искать сосредоточие ремесленной и торговой жизни Киева в дни его процветания, а не под сенью Златоверхого монастыря. Полуземлянки и землянки типичны для ремесленников-холопов. Свободный мастер-ремесленник был относительно зажиточным человеком. Сосновая изба новгородского сапожника и наземный дом киевского токаря - это типичное жилище средневекового ремесленника. Общий вывод В. А. Богусевича, что «полуземлянки были результатом лишь временных тяжёлых обстоятельств, как, например, военный разгром, пожары и другие крупные бедствия» (В. А. Богусевич, Археологические раскопки 1950 г. на Подоле в Киеве («Краткие сообщения ИИМК», XLI, стр. 47-48)), представляется мне более обоснованным, чем категорическое мнение о всеобщем господстве полуземлянок в Киевской земле. Уж очень бедным и жалким оказывается Киев, «соперник Константинополя», со своими полуземлянками, и тут не помогут никакие ссылки на богатые изделия, большое мастерство киевских художников и т. д. Ведь и мастерство кроме таланта художника требует ещё некоторых материальных предпосылок.

В жизни древнерусских городов ремесленники приобрели особенно большое значение с XII столетия. В тех «людях», которые поднимали восстания в Киеве и Новгороде, сидели или бушевали на вече, принимали участие в торжественных процессиях при встрече князей или на их похоронах, наконец, ходили на войну в составе городского ополчения, надо по преимуществу видеть ремесленников. Конечно, кроме ремесленников в городах всегда существовало некоторое количество пришлых людей, «гулящих», по терминологии XVII в., но не они придавали основную окраску городской «чади», а именно ремесленники, среди которых уже выделилась своя верхушка. Это особенно заметно в Новгороде, где развитие городской жизни шло в течение нескольких столетий без перерыва. Именно в составе новгородского ополчения находим ремесленников, храбро сражавшихся с врагами.

В 1234 г. в битве с литовцами были убиты новгородцы: Гаврила-щитник и Нежило-серебряник. В 1216 г. в битве при Липицах пали новгородцы: Антон-котельник и Иванко Прибышинич-опонник. Замечательнее всего, что летописец называет опонника не только по имени, но и по отчеству («Прибышинич»), наравне с терским данником Семёном Петриловичем, тогда как к остальным убитым прилагается только прозвище (псковитин, котельник, попович) (Новгород. лет., стр. 73, 57). Мастер-опонник, видимо, был весьма уважаемым лицом в городе, величавшимся не только по имени, но и по отчеству.

Нет никакого сомнения в том, что под словом «людье», которым обозначались горожане, сражавшиеся на полях битв, скрываются обычно городские ремесленники. В битве при Липицах они бились с суздальцами босыми, соскочив с коней. «Не хотим умереть на конях, но как отцы наши бились на Колакше пешими», - восклицают новгородские ополченцы, обнаруживая этим возгласом непривычку к конному бою (Лаврент. лет., стр. 472).

Вооружённые ремесленники были такой силой, с которой приходилось серьёзно считаться князьям и боярству. Поэтому в древнерусских городах мы встречаемся с тем же явлением, что в средневековых городах Европы, - с борьбой ремесленников против городского патрициата, причём в Новгороде первой половины XIII в. ремесленники одно время имели даже перевес над боярской группировкой.

Конечно, это могло происходить только в больших пунктах, где городское население сделалось крупной политической силой, с которой приходилось считаться князьям и боярам. Два свидетельства летописи позволяют понять, каким весом пользовались порой ремесленники в политической жизни больших городов. В 1228 г. новгородская «простая чадь» прогнала наречённого владыку Арсения и водворила на его место бывшего архиепископа Антония, «и посадили с нимь 2 мужа: Якуна Моисеевича, Микифора щитника». Никифор-щитник - это мастер-щитник, игравший, видимо, большую роль в новгородских событиях начала XIII в. Характерно выражение «муж» в понятии свободного человека, которое применяется летописью по отношению к Никифору-щитнику. Может быть, летописец говорит о том же лице, называя его Никифором Тудоровичем (Новгород. лет., стр. 67, 64).

Положение архиепископа в Новгороде было чрезвычайно высоким, но Антоний был болен и не в состоянии был управлять обширным хозяйством дома св. Софии. Якун и Никифор, следовательно, исполняли роль представителей новгородского правительства при архиепископе. Это было характерным для новгородской действительности начала XIII в.

Кроме ремесленников, непосредственно занятых производством различного рода изделий, в городах были люди, профессии которых только условно можно отнести к ремесленным специальностям. Таковы были, например, скоморохи и гусляры. Неизбежно, особенно в больших городах, была категория людей, занятых случайной работой или просто разорённых и доведённых до нищеты. Их называли сиротами, нищими, убогими людьми. Одно древнерусское поучение красочно описывает злоключения человека, разорённого ростовщиком, взимавшим великие проценты, «лихву». «Лихованый» обходит город в поисках пищи, а зимою ещё страдает от стужи в своих рубищах.

Рукодельные люди, ремесленники, особенно беднейшие среди них, были тем элементом, среди которого особенно распространялись еретические воззрения, враждебные официальной церкви. В житии Авраамия Смоленского говорится об его проповеди «рукодельным», что вызвало страшное негодование епископа и монахов. Авраамий не только хорошо читал священные тексты в церкви, но и умел их комментировать, объяснять («протолковати»). Духовенство называло Авраамия еретиком и обвиняло его в чтении «глубинных книг», еретической литературы, может быть богомильского характера (С. П. Розанов, Жития Авраамия Смоленского, СПБ 1912, стр. 7).

Через столетие с лишним после времени деятельности Авраамия (конец XII - начало XIII в.) в Пскове и Новгороде появилась ересь стригольников. Она была также распространена среди ремесленников, как и более поздняя ересь - «жидовствующих». Протест против феодального строя и господствующей церкви, освящавшей этот строй, распространялся именно в ремесленной среде.