У гробниц царей-богов

Бибер в волнении. Только теперь понял он смысл и значение всех обычаев страны. Лишь теперь ему пол­ностью открылась тесная связь жителей страны с их бо­жественными повелителями. Путь к гробницам царей богов превращается в увлекательное паломничество.

22 июня Бибер на пути к горе Шоша, священной го­ре, где находятся гробницы царей-богов Каффы. Груп­па сопровождающих его каффичо осталась внизу, у подножия горы Шоша; еще и теперь каффичо избегают священных мест, куда они, как требует того строгий запрет, никогда не смеют ступить. Только некоторым избранным да диким зверям не возбраняется прибли­жаться к усыпальницам царей-богов Каффы. Милиус и Бибер продираются сквозь лес по узкой, едва разли­чимой тропинке на вершину горы. В величественном уединении девственного тропического леса располагают­ся здесь погребения царей-богов. Под скрывающей все лесной растительностью Бибер в состоянии различить восемнадцать склепов ^*. Большей частью это обвалив­шиеся шахты, которые тянутся по прямой линии с за­пада на восток. Отчетливо видны лишь две могилы: царей Кайе Шерочо и Галли Шерочо.

^* (...восемнадцать склепов. - Царские усыпальницы достига­ли каждая двух метров в ширину и длину и семи метров в глубину. На восьмой день после торжественного погребения над могилой строили круглый шатер «годо» 6 метров диаметром без срединной балки. Основание шатра уставляли глиняными кув­шинами «гондо», наполненными медовым вином. Полый бамбуко­вый ствол вел из шатра сквозь грунт к покойнику. Обычно у каффичо не было общих мест погребения. Каждая семья хоро­нила своих покойников вблизи поселения. Эти могилы пред­ставляют собой шахтные захоронения. Могила каффичо, как и древнего египтянина, имеет вид отвесной шахты трех метров глубины, от которой по основанию отходит штольня - два метра в длину и два метра в ширину. Во время похорон только шахта засыпается землей. Вокруг могилы выращивали живую изгородь из кустарника, однако не насыпали ни кургана, ни даже земляного холмика. )

К своей большой радости, Бибер находит здесь бес­ценные сокровища. В одной из ям он обнаруживает гондо, драгоценный кувшин, из тех, что ставились в усыпальницу царей-богов при погребении. А вскоре он держит в дрожащих от волнения руках ценнейшую находку - золотой фаллос; он будет уникумом в его богатой каффской коллекции. Под глубоким впечат­лением покидают оба друга священное место.

Как всегда, Бибер добросовестно записывает собы­тия дня. В нем пробуждается горячее желание узнать, как погребали последнего умершего царя-бога, пережить хотя бы по рассказам древние обряды. Старый певец каффичо может выполнить и это его желание. Вдохно­венно начинает он рассказывать, медленно, с достоинством, нараспев. Но на этот раз отсутствует высокий пафос легендарного прошлого. В его словах отражаются только личные душевные переживания.

«Умолк большой царский барабан. Весь народ в каффской стране, все мы теперь знали, что царь-бог Кайе Шерочо умер. Начался траур по великому усоп­шему. Весь народ постился, и никто не спал в своей постели. Из городов, деревень и поселков страны, ведо­мый жрецами, стекался в Андерачу народ. И воины во главе с носителями фаллосов шли туда же.

На лугу перед городом воздвигли большой ша­тер. Там а тяжелом саркофаге покоился усопший царь-бог ^*. Для того чтобы никто из народа не мог приблизиться к великому покойнику, перед шатром соорудили бамбуковый забор. Необозримой толпой стоял народ Каффы в Андераче и вокруг нее. Все мол­чали; тихий гул огромной толпы был едва раз­личим.

^* (...покоился усопший царь-бог. - Тело покойного царя нати­рали благовонными маслами, облачали в царские одеяния, на па­лец надевали перстень и клали в «дуе гоно» - саркофаг из пологодревесного ствола, который ставили на возвышение.)

На третий день после сообщения о смерти нача­лась великая тризна. С безоблачного неба Хекко, бог солнца, посылал на землю свои раскаленные лучи, воз­дух был недвижим.

Мужчины и женщины в едином порыве скорби об­нажили до бедер свои тела. Мужчины обрили головы, а женщины рвали волосы, раздирали свои одежды и до крови бичевали себя и мужчин колючими ветками. Сетования собравшегося народа, громкий плач и при­читания оповещали о глубокой скорби. Так закончился первый день заупокойных торжеств. Ночью никто не думал о сне. Зажгли множество факелов, которые светились сквозь ночную тьму над горами и доли­нами.

Подобно веренице блуждающих огней тянулись мимо погребального шатра скорбящие с факелами в руках. В шатре жрецы бога солнца несли стражу подле покойного. Непрерывно произносили они заупокойные молитвы. А перед шатром по обеим сторонам входа вы­строились двенадцать жрецов с золотыми щитами Каффского царства, символами двенадцати месяцев года.

Только на утро четвертого дня началось погребаль­ное шествие, из Андерачи через Буну в Шадду, к го­ре Шоша. С сетованиями и плачем извещали евнухи о приближении траурной процессии.

Впереди вели мула, увешанного драгоценными по­крывалами. На спине его были укреплены древние цар­ские барабаны. С каждой стороны шел жрец Хекко. Время от времени звучал могучий двойной удар. За­тем следовали двенадцать щитоносцев с двенадцатью золотыми щитами царя-бога. Тяжелый саркофаг тоже несли жрецы Хекко. Мертвый царь-бог и теперь оста­вался невидимым для всех. Тяжелая вышитая золотом зеленая царская мантия покрывала гроб, рядом несли священную древнюю царскую корону Каффы, золотой меч и регалии.

Непосредственно за гробом, ослепляя роскошью одеяний, шел г.еликий жрец со своими старшими и младшими жрецами. Среди них - будущий царь-бог, одетый, как простой крестьянин. В последний раз мог видеть его народ. Шестнадцать жрецов Хекко вели за собой шестнадцать жертвенных быков. Затем следо­вало множество воинов и, заключая шествие, удерживаемый на предписанном расстоянии скороходами и ев­нухами, плачущий и причитающий народ. Так в Каффе сопровождали к могиле отошедшего к праотцам царя-бога.

Неподалеку от города процессия остановилась. На­род собирался. Один из шестнадцати жрецов Хекко вы­вел вперед своего быка, которого заклали сверкающим мечом. Кровь собрали в глиняный сосуд. Жрец Хекко с громкими восклицаниями и поклонами окропил дорогу справа и слева, чтобы искупить грехи, очистить и осве­тить путь похоронной процессии. Жертвенной кровью оросили гроб и чело покойного.

В городе Буна принесли в жертву следующего быка, а третьего - на могилах матерей царей-богов ^*. Так приносили жертву за жертвой.

^* (Матерей иарей-богов хоронили на лесной просеке, окружен­ной кольцом высоких деревьев, возле Буны, на северном склоне горы Дурра. Тело погребали в саркофаге, над могилой возво­дился круглый шатер, стены которого увешивали покрывалами. Впоследствии место погребения покрывалось дикой раститель­ностью.)

Все далее через тропический лес, через горы и до­лины к Шадде шел народ за гробом царя-бога. Снова наступила ночь. Бесчисленные факелы пронизывали тьму. Наконец процессия подошла к подножию горы Шоша. Отсюда к ее вершине, где находятся древние места погребений царей-богов, через непроходимый дев­ственный лес вела просека. Народ и воины не смеют ступить на этот последний отрезок пути к месту погре­бения. Даже будущий царь-бог не имеет права прибли­зиться к могилам своих предков. Окруженный шестью из своих будущих приближенных жрецов, он остался с народом.

Кругом царило глубокое молчание. Мул с царски­ми барабанами, оба барабанщика, жрецы и щитоносцы медленно поднимались в гору, окружая тяжелый сар­кофаг.

Наверху несколько избранных из народа накану­не вырыли могилу для усопшего царя-бога. Глубокая шахта была облицована доставленными со всех концов страны деревянными досками, которые народ, шедший на тризну в Андерачу, сложил у подножия горы Шоша. Вместе с деревом для царской могилы были приготов­лены мантии - священные подарки от всех племен Каффы. Ими было увешано внутреннее помещение усы­пальницы. Процессия с тяжелым саркофагом достигла вершины горы. Тут барабанщики с большими интервалами начали бить в царские барабаны, по два тяжелых удара через определенные промежутки.

Вот верховный жрец подошел к саркофагу, медленно снял зеленую царскую мантию, золотой меч и священ­ную царскую корону Каффы. Тело усопшего царя-бога было закутано в драгоценные покрывала. Взяв государ­ственные регалии, верховный жрец и сопровождающие его два старших жреца по специально проложенной дороге покинули место погребения. Они отправились вниз, к храму Хекко, в Шадду, где происходила ко­ронация. Тяжелый саркофаг на канатах опустили в могилу.

В это время жрецы Хекко закололи двенадцать жертвенных быков. Их сердца положили в могилу царя-бога, мясо осталось диким зверям. Затем могилу засы­пали землей. Длинный полый бамбуковый ствол вот­кнули в шахту, чтобы умерший царь-бог и в будущем был связан со своим народом.

Торжественно приблизились жрецы Хекко к мо­гильщикам, удостоенным великой чести копать могилу царя-бога. Могильщики, совершенно нагие, шагнули на­встречу жрецам, готовые принести усопшему царю-богу величайшую жертву - свою жизнь.

Барабанщики бешено били в барабаны, несколько факелов засветилось в глубине тропического леса. Так оповестили народ о предстоящем великом жертвопри­ношении.

Начались еще более громкие причитания, крики, восхваления покойного царя-бога. Дикий погребаль­ный плач вознесся к вершине горы Шоша. Там стояли наготове жертвы - каждого могильщика окружали трое жрецов Хекко. Несколько мгновений спустя обряд совершился. Смолкли царские барабаны. Замолчал и народ внизу, у подножия горы. Жрецы Хекко похоронили принесенных в жертву в яме напротив цар­ской могилы. Они остались слугами царя-бога и в за­гробном мире.

Из приготовленных досок над местом погребения царя-бога жрецы построили шатер и поставили туда в качестве жертвенных даров большие наполненные ме­довым вином глиняные сосуды, принесенные из разных концов страны. Уже рассветало, когда жрецы Хекко покидали священное место. Начинался новый день.

Народ встретил жрецов Хекко, окружающих буду­щего царя-бога, который все еще был одет простым крестьянином, и все медленно отправились к Шадде. Там, на огромной площади, перед царской резиден­цией, установили царский барабан. Вновь собралась большая толпа людей. В сопровождении своей свиты появился верховный жрец и дал обоим барабанщикам приказ сообщить народу Каффы об окончании тризны и всенародного траура. Двенадцать мощных ударов оповестили о конце погребальных торжеств. Едва лишь они отзвучали, как сигнальные барабаны распростра­нили это известие по всей стране. Теперь народ мог снова прикрыть свое тело, снова вкушать пищу и снова спать в своих постелях...»

Так рассказывал старый каффичо, который пере­жил дни величия царей-богов Каффы.

На следующее утро Бибер настаивает на быстром выступлении каравана. Его охватило беспокойство: пред­стоит дальняя дорога, и так много еще нужно изучить! С вершины холма он еще раз глядит на священное место погибшего Каффского царства, на развалины Шадды, на скрытые дикими зарослями таинственные могилы царей-богов Каффы.

Все время глухо звучат деревянные барабаны. Они вызывают крестьян из их домов, когда караван при­ближается к селениям. С пугливым любопытством или робкой доверчивостью встречают каффичо обоих белых, цвет кожи которых их удивляет.

Так, по дорогам, которые становятся все глуше, караван проникает в бамбуковый лес Бади. Здесь - рассказывает переводчик и проводник каравана - в 1897 г., когда война была проиграна, Габадо Рашо, хранитель короны, назначенный последним царем-бо­гом Шерочо, скрывал от эфиопов священную царскую корону Каффы и другие государственные регалии. Убив Габадо Рашо, эфиопы захватили корону и прочие со­кровища.

Сам Гаки Шерочо с сотней своих самых храбрых воинов скрывался здесь, в бамбуковом лесу. Недалеко отсюда, на мосту через реку Вошо, он был взят в плен. Почти никаких следов не осталось в лесу от жестоких боев. Только изредка Бибер находит то сломанное копье, то скелет павшего воина...

Когда навстречу каравану попадались типичные каф­фичо, их лица постоянно напоминали Биберу изобра­жения времен фараонов. Снова и снова укрепляется его убеждение, что каффичо безусловно родственны древним египтянам. Высокая культура, обычаи и нра­вы, которые эти люди сохранили с незапамятных вре­мен в горах Каффы, вновь и вновь убеждают его в обо­снованности этого заключения ^*.

^* (...вновь и вновь убеждают его в обоснованности этого заклю­чения. - Догадки Ф. Бибера до сих пор не подтверждены спе­циальными исследованиями; см. прим. к стр. 136 (Прим. ред.)А)

Караван достиг горной страны Отта и после не­скольких часов трудного перехода поднялся на верши­ну. Экспедиция находилась теперь на высоте трех тысяч метров над уровнем моря.

Вдруг, точно из-под земли, перед путешественника­ми предстало несколько убогих фигур; почти голые, только лохмотья или связанные листья прикрывали их тела. Без сомнения, это были не каффичо, с которыми у них не было ничего общего. Они были много меньше ростом, выражение их лиц поражало необычайной при­митивностью. Вопреки всем стараниям, Бибер не смог договориться с этими существами. Не помогли ни кри­ки, ни кивки, не помогли и подарки, которые предла­гали дикарям издали.

Переводчики, находившиеся в караване каффичо, знали людей этого типа; это - рассказывали они - древнейшие обитатели каффеких гор. Назывались они мандшо, и область их расселения была обширна. Минд-шо первый столкнулся с ними, и большинство мандшо бежало сюда, в высокогорные леса Отта. Этот рассказ совпадал со сказаниями древности, которые поведал ис следователю придворный певец Гаки Шерочо.

Каффичо не считали мандшо равными себе. Мандшо были и оставались в течение веков слугами каффичо. Они были и оставались нечистыми, рабами; многих из них оскопили и использовали на самых грязных ра­ботах.

Хотя Биберу посчастливилось еще раз приблизить­ся к группе мандшо, он не смог узнать от них ничего существенного, несмотря на доброжелательные уговоры. Условия жизни мандшо необычайно просты. Они не живут, как каффичо, в прочных домах. Яма, вырытая в лесу и искусно прикрытая листвой и высохшей травой, - вот и все. Одну из таких ям Бибер открыл случайно, однако, к сожалению, она оказалась брошенной обитателями. Мандшо - кочевники, они постоянно кочуют по джунглям гор Отта. Наряду с ямными жилищами мандшо сооружают временные жилища на толстых сучьях деревьев.

Несмотря на длительное сосуществование с куль­турными каффичо, мандшо остались примитивным древним народом.

Караван вышел на берег большого озера. В непо­средственной близости от него Бибер открыл другое. Названий у них не было. Каффичо называли оба озе­ра, которые где-то сообщались, «вармо», что значит «вода» или «озеро». Так как ничего другого нельзя было установить, одно из них было названо озером Милиуса, а другое - озером Бибера. Их положение Би­бер точно нанес на карту Каффы. Здесь, на берегу озера, выпал, наконец, Милиусу случай поохотиться на бегемота. Это такое же волнующее событие, как и охо­та на слонов. Бибер фотографировал, находясь в непо­средственной близости к Милиусу. Бибео вообще добро­совестный хроникер экспедиции. Каждый вечер он запи­сывает и зарисовывает все события минувшего дня.

Однажды ночью сквозь монотонное шуршание дож­дя Бибер слышит глухое пение: погребальный плач каффичо по одному из близких. Таинственно и злове­ще звучат эти протяжные напевы; удары барабана сме­шиваются со стонущими звуками рогов.

Рано утром, несмотря на непрекращающийся дождь, Бибер отправляется на звуки погребального плача в расположенный поблизости дом. Со стропил свешивается шама, огромное белое покрывало, которое носил умерший. Перед домом из жердей построен шатер, в котором кругом сидят обнаженные до бедер женщины, в то время как мужчины тесной группой с запевалой впере­ди ходят взад и вперед, сопровождая отчаянными воп­лями звуки своих инструментов. Почти все они остриг­ли волосы, за исключением маленького хохолка на за­тылке, и обнажены до пояса. Лица мужчин, женщин и детей, их спины и плечи измазаны кровью: в знак глу­бокого траура они расцарапали себе кожу колючками. Старый погребальный обряд сохранился здесь до сегод­няшнего дня. Приход Бибера не нарушил траурной це­ремонии, каффичо, казалось, сочли посещение чужих людей за особую честь и спокойно позволили себя сфо­тографировать. Затем обряд продолжался.

Часто над горными вершинами раздавались звуки длинных пастушьих рогов, похожих на свирели.

Путь каравана Бел вперед через зеленые заросли и гряды холмов, разделенные ручьем, к реке Зиггина. Бурная река высоко поднялась, и переправа казалась невозможной. Только двое носильщиков едва осмели­ваются ступить в воду; тогдя Бибер подает пример и начинает переправу. Гэбре Мариам, его верный слуга-негр, следует за ним. Желтый поток выносит обоих на берег. После трех часов труда грузы и мулы переправ­лены. Люди и животные совершенно измучены.

Когда экспедиция вышла к притоку Годжеба, наз­вания которого нельзя было установить, Бибер занес его положение на карту; он и Милиус решили назвать этот приток в честь жены Бибера рекою Берты.

В эти дождливые дни пути, когда они приблизились к границе Каффы, вопрос о вьючных животных неожи­данно становится вопросом жизни и смерти экспеди­ции. Два мула пали, а предстоит еще тяжелейший отре­зок пути. Ни одно из оставшихся животных не было вполне здоровым. Некоторые имеют ужасный вид: они гниют заживо. Ко всему прочему дождь и не думает пе­рестать. Это рок. Бибер видит цель свсих мечтаний Каффу все время в сетке дождя и тумана. После многих дней похода экспедиция снова пересекает Годжеб, гра­ницу страны. С тихой грустью расстается Бибер с Каффой. Точно прощаясь, рассеялся туман, и последние сол­нечные лучи пронизали облака. Покрытая зарослями кофе от Дуллы до далекой Тшатто, предстала Каффа его глазам. В зареве заката вдали он увидел горы Бутто, освобожденные от облаков.

Несмотря ни на что, Бибер удовлетворен результа­тами экспедиции. Он - первый белый исследователь,, получивший право проникнуть в эту страну ^*, изучить ее историю, описать ее язык ^**. Ему удалось спасти важ­нейшие для науки сведения после гибели Каффского го­сударства и его культуры.

^* (Он - первый белый исследователь... - Первым исследователем, проникшим в Каффу с разре­шения Менелика II, как отмечалось выше, был русский путешест­венник А. К. Булатович. (Прим. ред.) )

^** (...описать ее язык. - Каффичо не умеют ни читать, ни пи­сать, так как не имеют знаков для письма. Сообщения, прика­зы, законы, объявления передавались и передаются устно через гонцов - «вочемо», или глашатаев. Все понятия, относящиеся к чтению и письму, каффичо обозначают словами, заимствован­ными из амхарского языка.)

«Месяц продолжалось наше пребывание в Каффе. То, что можно было собрать об обычаях и нравах это­го народа, об его истории, я взял с собой, дабы спасти от забвения эту своеобразную погибшую культуру. И сама Каффа, с ее темными лесистыми горами, шу­мящими реками, опустевшими пограничными укрепле­ниями и жалкими остатками царских дворцов, со все канувшим в вечность царственным великолепием, будет жить в моих воспоминаниях. Тайная тоска снова потя­нет меня сюда, в сказочные дали...»

Так Бибер прощается седьмого июля с Каффой и возвращается в Аддис-Абебу. На обратном пути участ­ников экспедиции всюду приветствуют старые знако­мые, с которыми они встречались по дороге в Каффу несколько недель назад.

И теперь ежедневно приносят местные жители «дер-го», дар гостеприимства Менелика, который он гарантировал европейцам в своем сопроводительном письме. Местные жители поставляют его вместо подати. Каж­дый день наблюдалась одна и та же картина: женщины по двое несут на своих плечах покрытые платком корзины. Почти всегда «дерго» состоит из одного жирного быка, трехсот хлебов, корзины ячменя, трех вязанок хвороста, свыше сотни яиц, семидесяти кувшинов медо­вого вина, десяти кур и большой миски, полной меду. В то время как Бибер и Милиус торжественно прини­мают подношение и распределяют между своими людь­ми, вокруг лагеря кричат нищие. Милиус одаривает местных жителей несколькими зеркалами и особо ценным подношением - будильником. У главного повара Юсуфа каждый раз после очередного приема «дерго» очень много хлопот. Искусный и прилежный Юсуф - настоящее сокровище. Каждый его обед состоит из четы­рех перемен, хотя очагом ему служат лишь четыре про­стых камня.

Так проходят дни и недели. Наконец, двенадцатого августа экспедиция возвратилась к своему исходному пункту - Аддис-Абебе. Ее въезд в город превращает­ся в триумфальное шествие. Об ужасных трудностях, которые испытала экспедиция в неисследованной стра­не Каффа, о тяготах и опасностях, о потерях, причи­ненных убийственным климатом и ужасными дождями, лучше всего рассказывает официальное сообщение: «Из шестидесяти мулов, которые вышли с экспедицией, пало пятьдесят пять. Из сорока носильщиков-эфиопов обратно в столицу вернулись только четыре. Прочие заболе­ли, отстали или заблудились».

Неукротимый исследовательский пыл помог Биберу счастливо преодолеть все трудности. Он привез в Ад­дис-Абебу богатую этнографическую коллекцию, со­стоящую из тысячи фотографий, рисунков, карт, и ценные записи о Каффе - тысячи описаний обычаев, нравов и языка каффичо и более пятидесяти доку­ментов.

Неутомимый исследователь тотчас начинает сличать добытые сведения и приводит в систему собранное. Одновременно он хлопочет через посредника об ау­диенции у негуса. Ему приходится ждать несколько дней.

Наконец, в одно прекрасное утро он добился своего. Менелик предоставляет ему специальную аудиенцию. Как месяцы тому назад, он должен и сегодня вновь под­чиниться утомительному церемониалу, прежде чем пред­стать перед Менеликом.

Император сидит в своем большом кожаном кресле, его тело почти исчезает среди горы подушек. Он выгля­дит больным. Менелик с трудом поднимается, когда Би­бер подходит к нему. Во время рассказа Бибера он си­дит погруженный в свои мысли. Но интерес негуса быст­ро пробуждается, и он живо осведомляется о результа­тах поездки ученого в таинственную Каффу. Бибер обо всем обстоятельно рассказывает. Вместе с тем это сер­дечное прощание, ибо исследователь расстается с Менеликом. Спустя несколько дней он покидает Аддис-Абебу и отправляется на родину.

Спустя два месяца, после многих трудностей и при­ключений, он попадает в свою родную Вену. Теперь перед ним необозримый труд - использовать собран­ный материал для науки. Но и здесь Бибера не покидает горячее желание - снова увидеть Африку.