Так повелели боги

За многие месяцы строительных работ бревна-катки хорошо утрамбовали дорогу, и бежать по ней было легко и приятно. Великий Мастер не любил носилок. Он пользовался ими лишь для того, чтобы избежать лишних пересудов жрецов, внимательно следивших за каждым его поступком. Они никак не мог­ли смириться с тем, что простой жрец-рисовальщик, перепи­сывавший священные книги - хууны и украшавший их рисун­ками, неожиданно стал главным зодчим священного города Спящего Ягуара. Он и так позволял себе много вольностей, нарушая традиции знати, к которой теперь принадлежал. Вели­кий Мастер прекрасно понимал, что каждая из них слишком быстро доходила до ушей правителя и в конце концов наветы жрецов могли достичь своей цели, и тогда, кто знает, какая судьба ожидала его?

Дорога шла под уклон, и он не испытывал усталости. Наобо­рот, после нескольких часов, проведенных в носилках, которые сковывали не только движения, но и мысли, Великий Мастер чувствовал, как бег наполняет бодростью все его тело, изго­няя дурные мысли и тяжелые предчувствия. Ему даже стало смешно, когда он вспомнил беспомощную услужливость оплыв­шего жиром жреца, которого Великий Мастер так и не удостоил своим вниманием...

Мысль о каменоломне и строительстве, куда направлялся Великий Мастер, вернула его к прежним безрадостным думам и сомнениям. Легкий бег, наполнявший радостью тело, посте­пенно угас. Он зашагал медленно и тяжело.

Собственная судьба не волновала Великого Мастера. Он бо­ялся не за себя, а за строительство, за дело, которое ему мог­ли помешать довести до конца. А то, что он задумал, было необычно и грандиозно. Воспоминания о прошлом нахлынули на Великого Мастера.

...Он понял! сейчас или никогда! Невероятным усилием воли заставил свои окаменевшие от страха ноги сделать вперед че­тыре шага, только четыре, как требовал обычай, и поднял ле­вую руку к небу в знак того, что хотел говорить. Он почти не сомневался, что всемогущий Ицамна немедленно поразит его, младшего жреца, осмелившегося на такую невероятную дер­зость, и от этого на душе стало легче.

Но боги молчали, молчали и люди.

- Говори! - резко и гневно прозвучал голос ахав кана - Верховного жреца.

Но младший жрец не стал говорить, а лишь вплотную при­близился к трону, на котором восседал правитель - халач ви-ник в окружении знати и служителей всемогущего бога Ицамна. Не поднимая головы, чтобы не осквернить их своим взглядом, он быстро вынул из-под плаща сложенные гармошкой страницы книги-хууна и растянул их на груди во всю ширину своих рук.

Художник

- Говори! - повторил тот же грозный голос.

Но жрец продолжал мол­чать: он только еще выше поднял растянутую «гармош­ку» - хуун.

И тогда правитель и жре­цы, наконец, увидели, что по­казывал этот странный чело­век в одежде младшего жре­ца: на широких листах из луба фикуса танцевали и пели, сражались и умирали, радова­лись и страдали маленькие че­ловеческие фигурки.

Зачарованные, затаив дыха­ние, они разглядывали рисун­ки и, потрясенные, узнавали самих себя в крошечных че­ловечках. Хоровод тел, фанта­стическая оргия цветов были подчинены строгому порядку, в котором легко угадывались события, совсем недавно ра­зыгравшиеся здесь, на этой площади, среди величествен­ных храмов и дворцов свя­щенного города Спящего Ягуа­ра. Вот что они увидели.

Воин из Вашактуна

...Окруженные челядью полководцы - наконы облача­лись в ритуальные одеяния. Словно гигантские крылья вырастали у них за спиной ог­ромные плюмажи из перьев кетсаля - священной птицы не­сравненной гордости и красо­ты. Гордость птицы была такова, что, плененная, она умирала в руках охотника! Никто и никогда не видел живого кетсаля в клетке! Красота его сине-красного оперения ослепляла человека - так гласила молва. Недаром перья кетсаля служили у индейцев разменной монетой. Яркие ткани накидок, фартуки и пояса из шкур ягу­ара, тонкие кожаные ремни и многочисленные драгоценные украшения - браслеты, ожерелья, бусы - дополняли туалеты наконов. На ногах - тяжелые сандалии также из шкуры ягуара...

...У подножья пирамиды главного храма бога Ицамна воз­вышался трон халач виника - Верховного правителя. Подо­брав под себя ноги, халач виник сидел на священной циновке ягуара - символе могущества и власти. По краям трона при­строились его жены; даже малолетний сын - наследник пра­вителя, которого держал на своих могучих руках немой раб-телохранитель, не мог ступить своими ножками на циновку и трон - таков обычай и закон, установленный с незапамятных времен.

На нижних ступенях пирамиды стояли батабы - правители селений. Их длинные белые плащи были украшены морскими раковинами - символами земли, которой они правили по на­следству. Они тихо переговаривались между собой, и причуд­ливые головные уборы батабов мерно покачивались в такт не­торопливому разговору.

Солнце склонялось к закату, но на площади, выложенной ровными каменными плитами и окруженной со всех сторон ажурными храмами и дворцами, по-прежнему стояла невыноси­мая жара. Даже огромные веера-опахала на длинных палках, плавно раскачиваемые рабами-прислужниками, не спасали от томительного зноя.

...Внезапно гулкая дробь барабанов и вой длинных труб за­полнили город. Вместе с воинственной музыкой, будто гигант­ские птицы, на площадь влетели три высокие мужские фигу­ры. Это наконы - полководцы. За ними бежали их воины в масках чудовищ, наводившие ужас и страх. Сотрясая оружи­ем, маски неслись по площади, образуя водоворот человеческих тел, над которым плыли штандарты боевых отрядов.

Водоворот захватил толпу городской бедноты. Трещотки и сухие тыквы-барабаны сотрясали воздух пронзительными звука­ми. Все танцевало, грохотало, ревело, и казалось, что даже мо­гучие каменные стены храмов и дворцов покачнулись и при­шли в движение. А люди-птицы летели все быстрее; они уже сцепились в клубок из разноцветных перьев, тканей и лент... И вдруг все замерло: люди-птицы бросились к главной пира­миде; они летели вверх по ее крутым ступеням, а там, наверху, у жертвенного камня, их ждал сияющий золотом Ицамна, окру­женный своими верными служителями...

Древние майя

С трудом оторвав зачарованный взгляд от рисунка на хууне, халач виник спросил:

- Жрец! Камень расскажет о победе богов?

Больше нельзя было молчать, и жрец негромко, ко реши­тельно ответил:

- Нет, Великий халач виник! Краски на стенах храма будут петь гимн твоей великой победе. Так повелели боги, - и млад­ший жрец склонился в глубоком поклоне.

- Какого храма? - удивился халач виник.

- Боги приказали построить храм на берегу реки Лачанха. Они указали место. Прикажи, и я приведу туда строителей...

Только так можно было говорить с халач виником, ибо толь­ко боги могли приказывать в стране, которой он правил уже многие годы. Разве жрец виноват, что боги пожелали говорить с халач виником именно его устами, а не устами ахав кана - Верховного жреца! Ведь не мог же какой-то младший жрец сам придумать такое? Да и мысль о храме с рисунками при­шла ему в голову в тот самый момент, когда ахав кан сказал однажды жрецам, что халач виник требует от богов ответа, как и чем должен он увековечить свою победу и разгром соседнего царства, а Ицамна молчит и не принимает даже жертвы. Вот тогда-то (это было ровно месяц назад) он, про­стой жрец - переписчик хуунов,, и подумал о храме. Прав­да, он ничего не сказал другим жрецам, но по ночам стал ри­совать свои хууны, которые с таким вниманием, теперь рассмат­ривали правитель и вся знать города Спящего Ягуара. Но ка­кая в том беда, если так повелел ему сам Ицамна? И жрец молча развернул; перед правителем свой второй хуун.

Здесь была изображена битва.

...Нападение воинов Спящего*Ягуара застало противника врас­плох. Без доспехов, вооруженные чем попало, враги вели не­равный бой, постепенно отход» к центру своего; города. Пики, дубинки, камни, случайно подвернувшийся тяжелый брус или даже опахало - все было пущено^ в ход, но остановить на­ступавших воинов Спящего Ягуара они уже не могли.

Полные драматизма сцены заполняли страшную картину боя: здесь в предсмертном объятии застыла группа бойцов; там лежат неподвижные, бездыханные тела, сраженные метки­ми ударами противника; пронзенный пикой, человек, напрягая последние силы, пытается вырвать из своей плоти поразившее его оружие; а вот уже взяты первые пленные, и победители волокут их за волосы по обагренной кровью земле...

Но бой не закончен. Враги продолжают защищаться. Они знают, что пощады ме будет. Жертвенный камень или рабство ожидают тех, кто попадет в плен, и поэтому сражаются, напря­гая последние силы...

Халач виник изловчился и ударил Обнаженного воина тяже­лым копьем. Воин покачнулся и стал оседать на землю. Отбросив щит, правитель схватил за волосы поверженного врага - теперь он был его пленником. Гордо взметнулись вверх длин­ные перья кетсаля, украшавшие высокий: шлем Верховного пра­вителя - знак высшего военачальника. Он хотел уже было про­кричать свой боевой победный клин, как вдруг перед ним вы­росла грозная фигура воина с тяжелым копьем, облаченная, как и сам халач виник, в доспехи из шкур ягуара. Это был вра­жеский вождь.

Отбросив своего пленника - правитель держал его за во­лосы, - халач виник взмахом копья вызвал вражеского вож­дя на единоборство. Ряды сражающихся разомкнулись - начал­ся поединок вождей-полководцев.

Не отрывая друг от друга пристального взгляда, чтобы уло­вить или предугадать любое движение соперника, халач виник и вождь медленно закружились в смертельном танце. По-ко­шачьи мягкие шаги внезапно сменялись стремительными брос­ками и дикими прыжками. Мощные удары тяжелых копий или едва уловимые уколы с одинаковой ловкостью парировались обоими противниками, в совершенстве владевшими грозным оружием. Со стороны могло показаться, что два могучих человека в пышных головных уборах и богатых красочных одея­ниях исполняют сложный ритуальный танец. В действительности так оно и было: следуя священным законам войны, каждый из них стремился не столько убить, сколько пленить противника! Кому нужно мертвое тело, даже если это тело правителя вражеской страны? Боги требовали жертв, и чем знатнее и важнее был человек, приносимый в жертву, тем милостивее становились они к своему народу. Кто из богов не пожелал бы увидеть на жертвенном камне своего алтаря правителя чу­жого ему народа? - так учили жрецы, благословляя воинов, уходивших в военный поход.

Обряд древних майя

Халач виник сделал вид, что готовится уколоть противника в грудь, но вместо этого высоко подпрыгнул и острым нако­нечником копья полоснул по шлему вождя. Это был не силь­ный, но точно рассчитанный удар - излюбленный прием халач виника. Кожаные ремешки, удерживавшие шлем на голове, лоп­нули. Огромное и тяжелое сооружение из перьев и шкур, пре­дохранявшее голову от ударов, стало сползать на лоб и глаза противника. Халач виник прыгнул вправо, потом влево, как бы раскачивая из стороны в сторону шлем вождя, ставший теперь для него лишь помехой. Судорожные, потерявшие уверенность движения противника, и страшный удар халач виника тупым концом копья прямо в голову соперника завершил поединок. Дикий вопль возвестил о победе халач виника... Пленных привели в город Спящего Ягуара. Чтобы унизить и лишить их возможности оказать сопротивление, жрецы выры­вали пленным ногти на пальцах рук. С кровоточащими руками их тащили по ступеням пирамиды к верхней платформе, туда, где стоял их победитель - халач виник города Спящего Ягу­ара. Коленопреклоненные, они молили правителя о пощаде, но халач виник даже не удостаивал их своим взглядом.

Он стоял неподвижно, словно изваяние, сжимая в руке ог­ромное копье. Ни один мускул не дрогнул на его лице: как и великие боги, которым поклонялся его народ, он не слышал мольбы тех, кого жрецы приносили в жертву...

Рисунки простого жреца-переписчика воспроизводили собы­тия с невероятной достоверностью и покоряющей простотой. Это поняли все, даже ахав кан, однако никто не решался заго­ворить первым - все ждали решения Верховного правителя. Но халач виник внезапно встал и ушел в свои покои. Жрец-художник, поразивший всех своим удивительным искусством, еще долго стоял перед опустевшим каменным троном, разу­крашенным изображениями спящего ягуара. Он не знал, что ему делать, и, только когда наступила ночь, направился к опо­чивальне младших жрецов. Она находилась в длинном помещении, примыкавшем к храму с западной стороны. Войдя в свою комнату, он с удивлением заметил, что с пола исчезли цинов­ки других жрецов, которые обычно спали здесь. «Не разыскать ли их?» - подумал художник, но когда Он повернулся к выхо­ду, то увидел двух стражников, перекрывших длинными пи­ками дорогу назад.

Два дня жрец не покидал своей комнаты, а на третий за ним пришли восемь стражников-жрецов. Они молча обмыли его тело и одели в чистые белые одеяния. Художник с ужасом вспомнил, как подвергали ритуалу омовения знатных пленных, прежде чем выводили к жертвенному камню. «Значит, так по­велели боги», - решил несчастный и покорно зашагал под охраной стражи к подножию главной пирамиды.

Разве мог он, простой жрец, сопротивляться всемогущим богам, когда они призывали его к себе для ответа? Он не хотел обидеть великих богов своими рисунками и поэтому не страшился предстоящей встречи.

Процессия остановилась. Внезапно художник почувствовал, что его уже не держат руки грозных стражников, что он свобо­ден, и тогда с вершины пирамиды до него долетели слова, которым он не сразу смог поверить:

- Великий Мастер! Выполняй волю всемогущего Ицамна!..