След снова потерян

След снова потерян

Обнаруженный Брассером де Бурбуром ману­скрипт был копией составленного Ландой «Сообще­ния о делах в Юкатане», переписанной с должным старанием тремя неизвестными писцами в 1616 году. Она хорошо сохранилась, сравнительно легко чита­лась, и, хотя переписчики допустили (очевидно, созна­тельно) ряд сокращений, к счастью, они сохранили наиболее ценные части оригинала, в том числе очень важный для нашего рассказа список 27 алфавитных знаков, которыми, по словам Ланды, пользовались писцы древних майя.

В своем сообщении Ланда дал огромную и ценней­шую информацию об индейцах майя. Она помогла и продолжает помогать сегодня раскрывать многие тай­ны их великой цивилизации.

Гончары

Правда, есть немало оснований предполагать, что подлинным автором или по крайней мере соавтором сообщения является уже упомянутый нами индеец Гаспар Антонио Чи - главный «консультант» по де­лам майя не только самого Ланды, но и многих дру­гих испанцев, которые неоднократно упоминают его имя в своих сообщениях того периода. Однако нет (или не сохранилось) ни письменных, ни устных свиде­тельств, которые подтверждали бы с должной досто­верностью такое предположение, и поэтому Ланда имеет полное право единолично претендовать на ав­торство сообщения - основного, наиболее полного и при этом весьма точного документа о древних майя.

Не вызывает сомнений, что Ланда действительно был выдающимся знатоком индейцев майя и их уди­вительной цивилизации. Но это еще больше отяго­щает его вину за бесчеловечное обращение с индей­цами и уничтожение бесценных сокровищ их древней культуры. Подобному «деянию» католического мона­ха нет и не может быть оправданий!

В «Сообщении о делах в Юкатане» Ланда записал легенды о прошлом майя. Многие из них, очищенные от двойной мистической приправы - майя и католи­ческой, легли в основу хронологии и истории майя. Он рассказал о быте, обычаях и религии этого наро­да, о том, чем питались майя, как одевались и что строили, чему радовались и отчего печалились; как женились, воспитывали детей и хоронили умерших; он описал их ремесла, торговлю, земледелие и даже правосудие. Но больше всего внимания Ланда уделил разоблачению их еретической веры. Его подробные, хотя и тенденциозные - ведь он был католическим монахом, - записи довольно полно раскрывают ду­ховный мир майя - мрачный и откровенно жестокий во всем, что касалось их религии, даже если сделать скидку на тенденциозность францисканского монаха.

Стела

Ланда помог понять и изучить на основе собран­ного в сообщении богатейшего материала систему летосчисления и календаря майя, их счета, который, кстати сказать, был двадцатеричным. В результате ка­лендарные знаки как в рукописях, так и на других па­мятниках культуры майя сравнительно легко подда­лись расшифровке (перед исследователями ведь был не такой уж сложный календарно-цифровой код, ко­торому соответствовали даты и числа, а не древний язык) и стали достоянием не только ученых.

Другая стела

Наконец, Ланда дал довольно подробное, хотя и путаное, описание письменности майя и записал «алфавит», ставший впоследствии знаменитым. Конечно, Ланда не предполагал, что три столетия спустя вокруг «алфавита» возникнут ожесточенные споры и заро­дится полемика длиною в целый век; что его «алфа­вит» будет порождать надежды и с одинаковой лег­костью убивать их; вызывать страстные дискуссии, доходящие порой до откровенной ругани в среде ученых мужей, и заставит сесть за дешифровку пись­менности майя как маститых ученых, так и совсем еще юных студентов и даже школьников...

Иными словами, Диего де Ланда и его «Сообще­ние о делах в Юкатане» сегодня, как и сто лет назад, стоят в центре всех исследований, которые связаны с историей и культурой древних народов Америки. Именно поэтому найденный Брассером де Бурбуром в испанских архивах манускрипт столь сильно взвол­новал ученых. Но больше всего их обрадовал так на­зываемый «алфавит Ланды».

Однако разве Ланда не уничтожил все рукописи майя и тем самым не «обезвредил» составленный им самим «алфавит»?

К счастью, от костров испанской инквизиции чу­дом все же уцелели три ставшие уникальными руко­писи майя. Кроме того, на древних архитектурных со­оружениях этого великого народа-строителя были об­наружены многочисленные знаки, высеченные на кам­нях либо вылепленные на гипсовых барельефах, весь­ма схожие с теми, что заполняли рукописи. Во время раскопок, которые к моменту открытия Брассера де Бурбура весьма робко, но все же велись на развали­нах древних столиц, крупных центров и больших и ма­лых городищ майя, археологи нашли высокие продол­говатые камни - стелы, сплошь разукрашенные теми же таинственными знаками. Надписи попадались и на пластинах, статуэтках и других мелких украшениях. Словом, к концу XIX века накопилось немало тек­стов майя.

Казалось, что теперь перед учеными стояла пре­дельно ясная задача: пользуясь «алфавитом Ланды», который к тому же дает в своем сообщении три при­мера написания с его помощью слов, прочесть древние рукописи и другие тек­сты. Но первые же попытки решить столь простую на вид задачу потерпели про­вал.

Первым приступил к чте­нию знаков письма майя сам Брассер де Бурбур. И он действительно «прочел», но только не знаки, а то, что ему хотелось. «Ожившие вулканы... содрогание зем­ли... извержение лавы...» (в «переводе» Брассера де Бурбура, который был стра­стным сторонником сущест­вования и гибели от катаст­рофы мифической Атланти­ды) впоследствии оказа­лись... лишь списком дней из календаря майя!

Подобных «переводов» появилось немало; они де­лались как с помощью «ал­фавита Ланды», так, впро­чем, и без него. Рекорд фантазерства принадлежит французу Ле Плонжону: он умудрился объявить «кос­могонической поэмой», повествующей (конечно, на языке майя) о гибели Атлантиды, названия букв гре­ческого алфавита - альфа, бета, гамма и т. д.!

Правда, серьезные ученые сразу же отвергали подобные дилетантские «открытия» незадачливых дешифровщиков.

Уже в 1881 году знаток древневосточных письмен Леон де Рони предпринял первое серьезное изучение письма майя. Сделав предположение, что письмо майя является иероглифическим, то есть аналогичным древним иероглифическим письменам Китая, Египта, Вавилона, он стал искать в нем три типа знаков, яв­ляющихся теми «китами», на которых держится лю­бое иероглифическое письмо: идеографические, передающие корни слов; фонетические, передающие один слог или один звук; ключевые, или детерминативы, - знаки, которые упо­требляются для пояснения смысла слова, хотя сами не читаются. Например, слово «лев» может служить для обозначения животного и собственного имени; благодаря знаку-детерминативу читатель определит, о чем именно идет речь.

Используя знаки «алфавита Ланды» и остроумно комбинируя их с материалами рукописей, де Рони удалось обнаружить знаки-идеограммы для названий цветов, найти иероглифы, обозначающие четыре сто­роны света. Более того: он показал, что в письме майя были фонетические (то есть алфавитные или слоговые) знаки, и привел пример слова, записанно­го такими знаками: куц (индюк).

Работы Леона де Рони продолжил американский ученый Сайрус Томас, од­нако вместо ключа к дальнейшей дешифровке письма майя их усилиями невольно был создан крепкий замок, который замкнул двери перед несколькими поколениями исследователей, пытав­шихся проникнуть в тайну письма. Дело в том, что и де Рони и особенно Сай­рус Томас допустили мас­су ошибочных и произ­вольных толкований зна­ков.

Это было связано в первую очередь с тем, что, как ни старались переписчики рукописи Ланды, они все же сильно исказили знаки «алфавита», и отождествить их с древними иероглифами было чрезвычайно труд­но. Именно поэтому оба ученых допустили серьезные палеографические ошибки.

Случилось так, что эти досадные сами по себе ошибки сыграли роковую роль в исследовании пись­менности древних майя. Они послужили лишь для доказательства правоты тех исследователей, которые отрицали существование у майя иероглифического письма, передающего звуковую речь. Ошибочное оп­ределение рисунка знаков породило утверждение, что письмена майя нельзя читать, как, скажем, древ­неегипетские или китайские иероглифы, ибо им не со­ответствуют какие-либо единицы языка, а можно лишь толковать тот или иной знак. Следовательно, говорили эти ученые, письмо майя является иконо­графическим, то есть каждый знак или группа зна­ков - это «икона», изображение чего-то совершен­но конкретного, а раз так, толкование одного знака ни на йоту не поможет толкованию другого.

Их идейным вождем стал американский профес­сор Эрик Томпсон, многие годы, вплоть до самых по­следних лет, считавшийся непререкаемым авторите­том в науке о древних майя и их письме. Он громил любую попытку доказать, что письменность майя иероглифическая, используя для этого ошибки своих оппонентов, главным образом в палеографии, иными словами, в умении правильно определить рисунок зна­ка или их сочетания. Томпсон категорически заявлял, что расшифровка новых знаков в письменности майя не упрощает задачу толкования остальных, как это бывает, например, в письме, где употребляется алфа­вит, или в кроссворде. Он безапелляционно объявил, что Ланда ошибся в попытке получить алфавит майя у своего «консультанта», ибо знаки майя обычно пе­редают слова, изредка, может быть, части сложных слов, но, решительно настаивал Томпсон, не буквы алфавита.

Даже крупный американский лингвист, один из пионеров современного языкознания, Бенджамен Ли Уорф, выступивший против этого категорического и безапелляционного суждения своего соотечественни­ка, был подвергнут уничтожающей «критике» Томпсо­на. На работах Уорфа был поставлен крест. К сожа­лению, он допустил серьезные палеографические ошибки в своей попытке на практике доказать, что письмо майя было иероглифическим и передавало звуковую речь, а не набор разрозненных знаков-ре­бусов, что и предопределило финал научной баталии. След, который нашел Брассер де Бурбур, на этот раз, казалось, был утерян окончательно.