ГЛАВА 13. ОСНОВНЫЕ ПРИЧИНЫ ПАДЕНИЯ ВИЗАНТИИ И ПОСЛЕДСТВИЯ ТУРЕЦКОГО ЗАВОЕВАНИЯ

Трагедия, разыгравшаяся в мае 1453 г. на берегах Босфора, произвела ошеломляющее впечатление на современников и оставила неизгладимый след в их памяти. Известие о падения Константинополя облетело все страны и народы Европы, вызывая гнев и печаль, злорадство и насмешки. Пожалуй, ни одно событие со времен крушения Римской империи не получило такого яркого отражения в разнообразнейших источниках, как завоевание Византии. О гибели империи рассказывается в исторических сочинениях и хрониках, в мемуарах очевидцев и эпистолярной литературе, в народном эпосе и многочисленных «Плачах»¹. Византийские историки и поэты, западноевропейские писатели и политические деятели, духовные сановники и воины, летописцы стран Восточной и Центральной Европы — каждый по-своему повествуют о потрясших их воображение последних днях некогда великой империи. Но никто из них не прошел в своих трудах и воспоминаниях мимо этих событий, никто не остался к ним безучастным.

Византийские писатели самых разных идейно-политических направлений единодушно восприняли падение Константинополя как величайшее бедствие, свидетельствующее об изменчивости человеческого счастья². Не менее сочувственный отклик гибель Византии нашла в странах Восточной Европы. На Руси широкую известность приобрела упомянутая выше «Повесть о взятии Царьграда» Нестора Искандера — произведение большого драматизма и эмоционального накала. Судьба автора повести была столь же трагична, как и описанные им события: русский пленный в стане турок, он принужден был воевать против греков, которым сочувствовал всей душой³. Не меньшую популярность в Русском государстве получил перевод «Плача» на взятие Константинополя турками византийского писателя Иоанна Евгеника⁴.

Нашли отклик падение Константинополя и войны Византии с турками и в русском фольклоре. Сохранилась, например, былина о том, как Илья Муромец отправился выручать Константина Боголюба от Идолища Поганого.

С глубоким горем и возмущением оплакивали гибель Константинополя грузинские и армянские хронисты. Грузинский летописец Артохил расценивал это событие как общее бедствие для всего христианского мира, которое вместе с тем приблизило угрозу турецкого завоевания для самой Грузии и Армении. В армянских стихотворных хрониках XV в. (Абраама Анкирского и Аракела Багешского) с высокой лиричностью и жизненной правдой выражено горе армян-современников, вызванное гибелью великого и прекрасного города Стимбола (Константинополя-Стамбула), и передан ужас очевидцев, рассказавших потомкам о зверствах турок⁵. Аракел Багешский с грустью противопоставляет былое величие Византии ее современному унижению.

 «Окружили тебя неверные 
И осквернили, Византия, 
Стала посмешищем ты 
Для соседей-язычников, Византия. 
Как виноградник роскошный, 
Ты цвела, Византия, 
Сегодня плод твой стал негодным, 
Колючкой стал, Византия»6 

Чувством полного понимания всей меры бедствий греков и сострадания к ним проникнуты произведения славянских летописцев и писателей, современных этим события⁷. Сочувствие к судьбе Византии на Руси, в Грузии, Армении и других странах Юго-Восточной и Восточной Европы было обусловлено не только вероисповедными, но и политическими причинами. Турецкая агрессия угрожала непосредственно Грузии и Армении, а через причерноморские степи — также и Руси.

Героическая борьба народов юго-востока Европы против турок и гибель Византии в сочувственных тонах описана у венгерского хрониста Туроци и у польского историка XV в. Длугоша, но эпопея взятия Константинополя здесь, естественно, отступает на второй план перед подвигами венгерских и польских королей и рыцарей в их войнах с турками. Слух о падении Византии достиг и других стран Центральной Европы⁸.

Несколько иным, чем в странах Восточной и Центральной Европы и государствах Закавказья, было отношение к завоеванию Византийской империи в странах Западной Европы. Известие об этом обеспокоило правителей западноевропейских государств и высшее католическое духовенство, но не породило большого сочувствия. К страху западноевропейских феодалов и католических прелатов, вызванному возможностью расширения турецкой экспансии, примешивалась известная доля злорадства в отношении упрямых схизматиков-греков, так и не пожелавших склонить головы перед властью папы и монархов Западной Европы.

Враждебные грекам настроения усиленно разжигались папским престолом и наложили свой отпечаток на большинство сочинений латинских историков об осаде и взятии Византии турками. Лейтмотивом этих сочинений при изображении катастрофы, постигшей Византийское государство, является идея возмездия за отступничество греков от «истинной веры». Латинские авторы пытаются оправдать западноевропейские державы, которые не подали руки помощи гибнущей Византии⁹.

Знаменательно, что почти все собственно турецкие источники, прославляющие великие подвиги Мехмеда II Завоевателя, были написаны много позднее его правления. Так, известная турецкая хроника Саад-эд-Дина (Хаджи-Эфенди) «Венец летописей» была создана спустя почти целое столетие после взятия Константинополя турками. К более позднему времени относятся также и рассказ турецкого хрониста Евлия Челеби о падении Византии и сообщения ряда других турецких источников¹⁰. Все эти источники передают скорее уже сложившуюся традицию, своего рода канон в изображении самого Мехмеда II и его царствования. О непосредственном же восприятии событий, связанных с падением Константинополя, в самой Турецкой державе мы не имеем достаточно четкого представления. Несомненно, завоевание Византийской империи чрезвычайно подняло престиж султана и боевой дух его армии, хотя Мехмеду II пришлось вскоре встретиться с немалыми трудностями, связанными с организацией управления завоеванной территорией. Пробел в собственно турецкой историографии XV в. должен был, по-видимому, возместить исторический труд туркофила Критовула (см. выше).

Однако панегирик оказался недостаточно льстивым и не пришелся по вкусу турецкому деспоту. Сочинение Критовула при жизни автора осталось неизвестным, затерявшись на долгие годы среди рукописей Серальской библиотеки.

В многочисленных исторических и литературных произведениях, современных взятию Константинополя турками или близких по времени, дается самое разнообразное объяснение причин гибели Византийской империи¹¹. Этот вопрос почти в равной степени волновал многих писателей XV в. Подавляющее большинство историков давало провиденциалистское объяснение причин катастрофы, постигшей Византию, видя в ней «перст божий», наказание греков за грехи. Различия в этих естественных для того времени взглядах на причинную связь исторических событий проявлялись по большей части лишь в нюансах политического характера. Большинство историков католического направления утверждало, что кара божья постигла Византию за отступничество схизматиков-греков от «истинной веры» (Леонард Хиосский, Убертин Пускул и другие). Отдельные византийские авторы видели в трагедии Византии возмездие провидения за преступления дурных правителей империи (Халкокондил, отчасти Критовул).

Некоторые писатели объясняли причины этого бедствия грехами всех христиан, отданных ныне божьим попущением на поругание туркам (армянские хронисты, Нестор Искандер).

Несколько более прогрессивной для своего времени была историческая концепция о закономерной, фатальной смене мировых держав в истории человечества, высказанная византийскими историками, испытавшими на себе влияние гуманистических веяний.

Однако наряду с провиденциалистским, чисто религиозным объяснением общих причин падения Византии, в трудах современников встречается немало вполне рационалистических трезвых объяснений отдельных фактов, связанных как с международными событиями, так и с социально-экономическим и политическим положением в империи.

В чем же заключались действительные причины падения Византии?

Как любое другое крупное историческое событие, гибель Византийского государства была вызвана целым комплексом внутренних и внешних причин¹².

Весь ход событий показал бесспорное превосходство военных сил турок по сравнению с силами греков. Чисто военный фактор играл огромную роль в исходе исторической драмы, затянувшейся почти на два столетия. Воинственная, сплоченная армия турок, впитавшая в себя лучшие воинские контингенты покоренных народов, оснащенная сильной артиллерией и одушевленная религиозным фанатизмом, была не только во много раз многочисленнее, чем византийская, она была также более боеспособной, чем отряды наемников-кондотьеров или разрозненные феодальные ополчения Византийской империи.

Военное превосходство над турками византийцы и итальянцы сохраняли лишь на море. Однако во время последнего акта трагедии империи, в условиях осады Константинополя, византийско-итальянскому флоту негде было развернуться, и это превосходства не могло быть использовано в полной мере. Бесспорно, впрочем, и то, что мощь турецкой армии была относительной. В сравнении с войсками ослабевшей Византии и раздираемых внутренними междоусобицами славянских стран Балканского полуострова, явный перевес находился на стороне турок. Иногда этот перевес появлялся и в столкновениях с крупными, но плохо организованными армиями западных крестоносцев. Но когда дело дошло до схватки с войсками Тимура, турки потерпели полный разгром при Анкире. Да и в боях со стойкими, охваченными патриотическим духом отрядами Яноша Хуньяди и Скандербега османские армии часто терпели жестокие поражения. Военное превосходство турок над Византией, таким образом, объясняется не столько могуществом Османской империи, сколько внутренней слабостью Византии и других балканских государств.

Решающую роль в ослаблении, а затем гибели Византии сыграли, конечно, внутренние причины. Главной из них был экономический упадок как деревни, так и города, разорение крестьянства и городских масс страны. Крушение экономики империи было ускорено проникновением иностранных, в первую очередь итальянских, купцов во все сферы экономической жизни Византии. Их деятельность тормозила дальнейшее развитие производительных сил. Политика покровительства иностранцам, вся недальновидность которой с особой силой проявилась во время осады Константинополя, послужила также одной из причин его гибели.

Подобно червоточине, венецианский и генуэзский торговый капитал подточил изнутри Византийскую империю, лишил ее жизненных сил и былых богатств. Византийской торговле и ремеслу был нанесен непоправимый ущерб, ослабло, а затем рухнуло господство Византии на море. Крупнейший мыслитель угасавшей Византии Георгий Гемист Плифон призывал правительство перейти к протекционистской политике, чтобы оградить подорванное ремесленное производство от пагубной конкуренции итальянцев, «Для нас будет значительно более достойным, — писал он, — если мы обойдемся местными тканями, чем если мы будем чужеземные ткани считать лучшими, чем отечественные»¹³.

Большое значение имело также засилие феодалов в экономике и их неограниченное господство во всех сферах политической жизни и управления государством. Феодальный произвол привел к крайнему обострению социальных противоречий в византийском обществе накануне и в период турецкого завоевания. Разгром движения зилотов и разгул реакции еще более ухудшили внутриполитическое положение в стране. Византийские писатели XIV—XV вв. рисуют картину поразительной близорукости и своекорыстия политики правящего класса империи. Турецкое завоевание развертывалось на фоне бесконечных междоусобиц и дворцовых переворотов, беспрерывной чередой сменявших друг друга. В слепом эгоизме соперничавшие феодальные клики предпочитали союз с турками установлению мира в своих рядах для общего отпора турецким завоевателям. Перед лицом смертельной опасности феодальный класс Византии оказался обескровленным и расколотым на враждебные партии и политические течения. Ни латинофилы, ни греки-ортодоксы, проникнутые идеями исихазма, не смогли подняться над своими материальными, вероисповедными и политическими интересами и объединиться в борьбе против внешнего врага, грозившего самому существованию Византийского государства. Даже в кольце турецких войск, в осажденном и обстреливаемом турецкой артиллерией Константинополе униаты и антиуниаты не прекратили ожесточенных богословских дебатов.

Открыто предательскую позицию занимала часть феодальной знати и купечества Византии, принадлежавшая к туркофильскому течению. Социальной опоры в широких народных массах империи это течение не имело. Правда, стремясь ценою измены спасти свою власть, знатные ренегаты иногда использовали в своих интересах недовольство населения засильем итальянцев, однако большого влияния на народные массы они не имели¹⁴, Более того, можно предположить, что многие византийские феодалы рассчитывали, опираясь на турок, подавить народные движения в Византии¹⁵, как Кантакузин и его партия столетие назад с помощью турок подавили восстание населения Фракии. Там, где турки встречали какое-либо сопротивление, его оказывали именно народные массы империи. Так было и в дни решительного штурма Константинополя, и во время завоевания Пелопоннеса. Однако приниженный и угнетенный своими феодальными сеньорами и правительственным чиновничеством народ Византии не был сплочен и организован для борьбы со столь сильным врагом, как турки.

Историческая трагедия Византийского государства состояла в том, что в нём не нашлось ни одной подлинно патриотической партии, способной повести народ на борьбу с турецкими завоевателями. Правящие феодальные и церковные круги Византии не только не смогли возглавить широкие народные массы, но оказались неспособными восстановить единство в своих собственных рядах. В момент, когда требовалась консолидация всех сил государства, в нем всюду царили раскол и вражда, взаимная подозрительность и неверие в себя. Попытки последнего императора, человека лично храброго и честного, опереться на население столицы оказались запоздалыми; близорукая политика его предшественников обрекла их на неудачу.

Внутренние затруднения Византийского государства усугублялись сложной международной обстановкой, которая в этот период складывалась не в пользу греков. В атмосфере нараставшей турецкой опасности центральным вопросом всей внешней политики Византии XIV—XV вв. был поиск союзников. Однако все усилия византийского правительства заручиться поддержкой папы и феодалов Европы были бесплодными. Европа спорадически посылала против турок ополчения, но судьба их была плачевна главным образом из-за отсутствия единства в рядах самих крестоносцев. Организации действенного отпора турецким завоевателям мешали, в частности, бесконечные распри среди западноевропейских сеньоров. Византийский историк Сфрандзи довольно трезво говорит о причинах, по которым Запад не смог оказать реальной помощи Византии: «Многовластие итальянских и других западных владетелей — причина того, что они не имеют единого начальника и среди них нет единомыслия... Они много совещаются, рассуждают и спорят, но мало делают...»¹⁶.

Немалую роль в задержке помощи сыграла и злая воля давних врагов Византии, которых было немало среди католических прелатов и государей Запада, мечтавших не о спасении империи, а о захвате ее наследства. Искандер был убежден в коварстве правителей некоторых западных держав в отношении к Византии. «А фрягове не восхотеша помощи дати, — пишет он, — но глаголахту в себе: "не дайте, да возмут и турки, а у них мы возмем Царьград"»¹⁷.

Союзы Византии со славянскими государствами Балканского полуострова были эпизодическими и непрочными как из-за отсутствия доверия с обеих сторон, так и из-за внутренних разногласий внутри самих балканских стран.

Международная обстановка на Востоке в отдельные периоды менялась не в пользу турок, что давало некоторые надежды на спасение Византии. Постоянная борьба турецких султанов с сельджукскими эмирами Малой Азии, нашествие полчищ Тимура, а также внутренние междоусобицы и народные восстания в Османской державе ослабляли натиск завоевателей. Однако эти события не были в полной мере использованы для борьбы с турецкой агрессией в Европе. Они лишь несколько отсрочили гибель Византийского государства.

Турецкое завоевание Византийской империи имело важные исторические последствия. Прежде всего, захват Константинополя облегчил туркам их дальнейшее наступление на Балканский полуостров: обеспечив себя стыла, турецкие феодалы получили возможность бросить все силы против народов Балкан и упрочить свое господство. Многие страны Юго-Восточной Европы попали под иго османов, продержавшееся несколько столетий. Угроза вторжения турецких армий нависла и над другими государствами Европы.

«Турецкое нашествие XV и XVI столетий, — писал К. Маркс, — представляло второе издание арабского нашествия VIII века. ...Как тогда при Пуатье, как позже при Вальтштатте во время нашествия монголов, так и теперь опасность опять угрожала всему европейскому развитию»¹⁸.

Окончательное установление турецкого господства в восточной части Средиземноморья и дальнейшее наступление турок на Запад оказали значительное влияние на политическую и экономическую жизнь Европы XV в. В международной политике той эпохи появился новый фактор первостепенной важности — могущественная Османская держава, с которой должны были считаться все монархи Европы. Католический престол, западноевропейские государи и особенно итальянские города-республики должны были теперь расплачиваться за свою близорукую политику в отношении Византии.

С захватом Константинополя турки не только овладели военно-стратегическим пунктом огромного значения, но и стали полными хозяевами проливов, что давало Турецкой державе чрезвычайно существенные как военные, так и экономические преимущества.

Османская держава вновь подчинила единой власти огромные владения в Европе и Азии, некогда принадлежавшие Византийской империи. Во второй половине XV в. государство османов простиралось от Месопотамии до берегов Адриатики. Под контроль турок попали важнейшие торговые пути из Средиземного и Эгейского морей в Черное, торговые коммуникации, соединявшие Европу с Ближним и Дальним Востоком. Захват турками исконных путей транзитной торговли, связывавших Европу со странами Востока, нанес сильнейший удар левантийской торговле европейских держав, в первую очередь — итальянских республик, Венеция и Генуя должны были отныне то униженно заискивать перед султанами, добиваясь от них торговых привилегий, то вести с турками нескончаемые войны на Средиземном море.

С другой стороны, захват турками Константинополя — главного пункта транзитной торговли со странами Востока и Причерноморья — оказался серьезным стимулирующим фактором, заставившим европейских купцов и мореходов начать более энергичные поиски нового морского пути в Индию. В известной мере установление Турецкого государства в Восточном Средиземноморье способствовало великим географическим открытиям XV в.

Что касается стран Восточной Европы и Закавказья, то падение Византии было для них жестоким ударом. Для Грузии и особенно для Армении оно явилось грозным предвестником нашествия турецких войск. Расширение владений и упрочение Турецкой державы усилили и для Руси постоянную угрозу со стороны Крыма и причерноморских степей, где при помощи турок утвердились татарские ханы. Они превратились в злейших врагов Русского государства, за спиной которых всегда стояла могущественная Османская держава.

Враждебная политика турок в отношении Русского государства в немалой степени объяснялась тем, что именно Русь в большей мере, чем другие державы Европы, использовала в своих политических интересах традиции и моральный престиж Византийской империи. Русские государи объявили себя прямыми наследниками Византии, а Москву провозгласили «Третьим Римом». Династический брак могущественного великого князя Московского Ивана III, объединителя русских земель, с дочерью морейского деспота Фомы Софией Палеолог имел целью подкрепить притязания Руси на роль преемницы Византии, поднять авторитет правителя Москвы среди православных народов Восточной Европы.

Падение Византии имело немаловажные последствия и для общеевропейского культурного развития. До самого конца своего существования Византийская империя была крупнейшим центром культуры и образованности в средневековой Европе. В ней не только сохранялось наследие античной цивилизации, но была создана своя, неповторимая и многогранная культура. Константинополь и Мистра до самых последних дней оставались ее важнейшими очагами. В Константинополь даже в мрачные годы турецкой опасности из многих стран Европы стекались люди, жаждавшие приобщиться к византийской культуре и образованности. Здесь можно было встретить западноевропейских паломников, монахов и книжных людей из Руси, Болгарии, Сербии, стран Закавказья. Через Константинополь, Морею и Афон поддерживалось тесное культурное и церковное общение византийских ученых, богословов, деятелей культуры и искусства с образованными людьми многих стран Восточной и Западной Европы. Вероисповедный барьер несколько затруднял эти связи с Западной Европой, но в эпоху гуманизма общение византийских и западноевропейских ученых стало более интенсивным. Для Руси и других славянских народов, а также для Грузии и Армении культурные связи с Византией, стимулируемые религиозной общностью, имели первостепенное значение.

Падение Константинополя и гибель последних очагов византийской цивилизации на Босфоре и Пелопоннесе прервали эти исконные культурные связи. Уничтожение турками в Константинополе величайших культурных ценностей и многочисленных произведений искусства уже само по себе нанесло невосполнимый ущерб развитию общеевропейской культуры. Хотя византийская цивилизация продолжала существовать и в период турецкого владычества, она представляла собой лишь слабый отблеск своего былого великолепия¹⁹. В период турецкого ига происходило, несомненно, затухание культурной традиции, которую не могла восполнить деятельность греческих мыслителей и ученых, избежавших гибели и плена. Основной поток греческой эмиграции хлынул на Запад, в первую очередь в Италию, с которой сохранялись связи по морю. Именно туда бежали, спасаясь от кривой сабли османов, виднейшие ученые, крупные политики, церковные иерархи, владетельные сеньоры, уцелевшие представители императорского дома. В Западную Европу были в первую очередь перевезены с великим трудом спасенные во время погрома Константинополя древнейшие греческие рукописи и ценные произведения византийского искусства: иконы, реликварии, ювелирные изделия, иллюстрированные прекрасными миниатюрами книжные кодексы и многое другое. Это была, однако, лишь незначительная часть художественных сокровищ Византии, большинство их или погибло в момент взятия города, или рассеялось и постепенно затерялось в домах частных лиц.

Византийские ученые, бежавшие в Италию и другие государства Европы, сыграли серьезную прогрессивную роль в развитии гуманистического движения и в ознакомлении Запада с неувядающей прелестью творений античной цивилизации. В эпоху, когда во всей Европе необычайно возросла тяга к изучению культуры греко-римского мира, греческие ученые, живописцы, писатели не только поддержали этот интерес к античности, но во многом открыли для европейцев сокровища античной философии, римского права, поэзии, литературы и искусства²⁰. Некоторые византийские ученые и церковные деятели нашли убежище в Русском государстве и других странах Восточной Европы, принеся сюда греческие рукописи и художественные изделия и способствуя ознакомлению образованных людей этих государств с античной и византийской культурой.

Неисчислимые бедствия принесло турецкое завоевание греческому народу и другим народам Балканского полуострова. Вторжение турецких армий всегда сопровождалось массовым истреблением населения, обращением его в рабство, разорением и ограблением городов и деревень. Характернейшей чертой османской экспансии был увод в плен наиболее здоровых и молодых мужчин и женщин, а также детей и продажа их в рабство на невольничьих рынках, появившихся во многих местах Османской державы. Современники турецких завоеваний описывали мрачные картины порабощения населения Балкан. Турецкие воины «набирают столько пленных, что им негде их держать и стеречь, так что они бывают готовы продать их тут же на месте за любую цену, которая колеблется в зависимости от числа рабов. Иногда этих последних идет на продажу столько, что человека, как говорили, отдавали за одну шапку. Купленных рабов торговцы связывают по 10—12 человек одной цепью и так гонят их на базар»²¹.

Турецкие завоевания привели к невиданному возрождению работорговли в XIV—XVI вв. Она стала столь выгодным промыслом, что пошлины с работорговцев составляли значительную статью доходов султанской казны. Большие масштабы получило применение рабского труда в самом Османском государстве, где рабы использовались в качестве слуг в армии и как домашняя челядь. Красивые пленные девушки и юноши наполняли гаремы султана и турецкой феодальной знати. Нередко пленных, в том числе и греков, делали янычарами. Насильственно отобранных у родителей здоровых мальчиков обращали в мусульманство, воспитывали в духе религиозного фанатизма и ненависти к своему родному народу. «Подобно бешеным собакам, — пишет Дука об янычарах, — они всегда испытывают непримиримую, смертельную вражду против своих соплеменников»²².

Тяжелый удар нанесли турецкие завоеватели городам бывшей Византийской империи. Большинство их подверглось разграблению и разрушению и обезлюдело. «Среди городов, порабощенных этими варварами, — пишет Димитрий Кидонис, — некоторые были полностью лишены населения, повсюду жители были либо проданы в плен, либо эмигрировали в наиболее удаленные страны²³. Правители Османской державы широко применяли переселение турецких колонистов из Малой Азии в наиболее крупные города покоренных государств. В конце XV—XVI в. повсюду на территории Османской империи турецкое население в городах уже преобладало над местным. Но сами турки не занимались ремеслом и торговлей, оставляя эту деятельность на долю местного покоренного населения. Военно-феодальная знать Турецкого государства считала занятие торговлей унизительным, полностью обеспечивая себе все жизненные блага за счет порабощенных народов. Турецкое же купечество было еще крайне немногочисленным.

Положение греческих ремесленников и торговцев в Турецком государстве отличалось неустойчивостью. Их собственность и сама жизнь не имела никаких гарантий от произвола и насилий турецких феодалов и правительства. При чудовищной коррупции, царившей в государственном аппарате Турецкой империи, греческим купцам и ремесленникам приходилось вносить, кроме законных пошлин в казну, многочисленные поборы и взятки чиновникам и представителям власти. Хотя постепенно часть греческого купечества и ремесленников приспособилась к тяжким условиям жизни под властью турок и стала возрождать замершую торгово-ремесленную деятельность, в целом местная торговля в державе османов резко сократилась.

Пророк Аввакум. Миниатюра из Нового завета с псалтирью. Середина XIV в. ГИМ

Непоправимые удары нанесли турки также средиземноморской и черноморской торговле генуэзцев и венецианцев. Итальянцев не спасла ни их предательская политика в отношении к Византии, ни их смирение перед султаном и богатые дары. Хотя Мехмед II после захвата Константинополя проявил благосклонность к генуэзцам Галаты, выразившим ему полную покорность, он приказал, однако, срыть укрепления Галаты и лишил ее автономии. Генуэзцы получили от султана в награду за свою помощь личную неприкосновенность, сохранение имущества и право торговли²⁴. Но и эти милости турецкого правительства были вскоре отняты. Постепенно, по мере обострения отношений между Турецкой державой и итальянскими республиками, турки изгнали венецианцев и генуэзцев из их торговых владений в бывшей Византийской империи.

Что касается греческого сельского населения, то оно после завоевания попало под двойной гнет турецких и собственных, перешедших на службу к туркам феодалов. Турки, у которых еще бытовали примитивные формы феодализма, вначале не меняли феодальных порядков в завоеванных странах. Более того, завоевав Византию, они использовали все применявшиеся ранее в империи формы феодальной эксплуатации, методы налогового обложения, систему местного административного управления. Однако постепенно на территории бывшего государства ромеев утверждались отсталые формы феодализма, принесенные с собой турками²⁵.

Уцелевшие от гибели или плена греческие феодалы и чиновные аристократы-туркофилы, вовремя переметнувшиеся на сторону турок, впоследствии постепенно ассимилировались. Некоторые из этих знатных греков, приняв ислам, даже заняли высокие посты в Турецком государстве; многие сохранили свои феодальные поместья и пошли на сотрудничество с турками. Большая часть византийской знати покорилась туркам, либо согласившись на потерю политических прав в обмен на экономические выгоды, либо перейдя в ислам и влившись в ряды господствующего класса Османской империи²⁶.

Турецкое завоевание Византии и других государств Балканского полуострова на целые столетия задержало экономическое и культурное развитие населения этих стран, погубило те ростки новых отношений, которые, хотя еще робко, все же пробивались на землях Византийской империи. Однако турецким завоевателям так и не удалось, несмотря на их ассимиляторскую политику, сломить сопротивление греческого и других балканских народов, уничтожить их культуру, обычаи и верования, убить любовь к независимости и свободе. Установление турецкого господства вызвало освободительное движение народных масс бывшей Византийской империи и славянских стран Балканского полуострова.