Посольство во Францию

Отчет о посольстве 1720-1721 гг. турецкий историк Э. 3. Карал назвал "первым окном, открывшимся на в Запад"⁵⁸. Почему же это "окно" открылось только в начале XVIII в.? Османская империя всегда была в постоянных контактах с европейскими странами, однако характер этих контактов, как правило, имел лишь одну форму - военной конфронтации, что препятствовало "интеллектуальным контактам между двумя мирами" ⁵⁹ Империя же безотлагательно нуждалась именно в "интеллектуальных контактах", европейском опыте, потому' что если в XV-XVI вв. в ряде европейских стран происходили революционные изменения в области общественной жизни, экономики, культуры и науки, отчетливо выявились ростки прогрессивных (для того времени) капиталистических отношений, то Османская империя и в 18в. продолжала оставаться феодальной страной с Усталой экономикой и культурой. Однако успешные до племени войны, религиозные и прочие предрассудки укрепляли в турках дух пренебрежения к различным сторонам материальной и духовной культуры европейцев. Не меняли такого отношения и немногочисленные заимствования в наиболее близкой туркам-османам области военной (артиллерия и огнестрельное оружие в YV в строительство судов по венецианским образцам в XV-XVII вв., а также использование знании европейцев и навигации и картографии ⁶⁰ и т. п.).

К началу XVIII в необходимость обращения к европейскому опыту выявилась достаточно очевидно. Наиболеe дальновидные государственные деятели хотели иметь более четкое, чем раньше, представление об экономике, политическом строе и культуре европейских государств чтобы затем использовать их достижения в собственной стране. "Ныне турки хотят о Европе сведомы быть", -писал в Петербург Н. Неплюев⁶¹.

Ко второй половине царствования Ахмеда III, когда великим везиром был Дамад Ибрагим-паша, многие турецкие и иностранные историки относят начало "европеизации" (или вестенизации") Османской империи. ⁶²Этот термин может быть принят и нами, однако с опрсделенными оговорками. Во первых историю Турции с начала 18 века нельзя сводить к сплошной европеизации - это неверно и обедняет подлинную историю страны. Во вторых, не стоит предавать этому явлению европоцентрическое толкование. Осознание необходимости европеизации которое зародилось в османской среде, - свидетельство определённого уровня развития общества. Обращение к европейскому опыту было закономерно, потому что с силу ряда исторических условий некоторые страны Европы обогнали Османскую империю в своем экономическом культурном и социальном развитии. Новые явления в этих областях зачастую принимали "европейскую" форму; то подтверждает положение исторического материализма о том, что все страны и народы в своем историческом развитии проходят сходные стадии. Обращение к европейскому опыту было, несомненно, прогрессивным явлением, поскольку давало возможность сократить отстав империи от более развитых стран, быстрее раз свои собственные производительные силы, культуру науку.

В период правления Ибрагим-паши европейские заимствования стали более возможными, чем раньше, по ряду причин. Главной из них была объективная необходимость перемен в пораженной кризисом Османской империи XVII в., когда ее отставание от европейских стран становится очевидным и для правящих кругов империи Р Важной причиной представляется и приход к власти такой крупной личности, как Ибрагим-паша, который был заинтересован в развитии культуры и науки и чуждался предосудительного отношения к европейцам сыграло свою роль и то обстоятельство, что с 1718 г (после Пожаревацкого договора) наступил период мирных отношений с европейскими странами, который спoсобствовал развитию дипломатических и научных кон тактов с Европой. Особые отношения, как уже отмена лось, сложились у Османской империи с Францией, на чем мы остановимся подробнее.

В октябре 1716 г. в Стамбул прибыл новый французский посол - Жан Луи Дюссон, маркиз де Боннак. Зa время своего пребывания в Турции (по 1724 г.) де Боннаку удалось завоевать доверие Ибрагим-паши и султана Этому способствовала и международная обстановка га чала XVIII в. Турция и Франция не имели прямых столкновений, у них был общий противник - Австрийская империя. Турция не участвовала в войне за испанское наследство, но ее враждебная позиция по отношению к Австрии была выгодна Франции ⁶². Во Францию из Ос майской империи во время войны ввозилось значительное количество продовольствия⁶⁴.

Отношение Ибрагим-паши к французскому послу было самым благожелательным. По мнению турецкое историка Ахмеда Рефика, де Боннак был близким другом великого везира ⁶⁵. Посол сообщал Людовику XV об Ибрагим-паше: "Он оказывает его (короля) посланникам больше уважения, чем любой из его предшествсн ников, и ни они, ни те французы, которые ведут торговлю на Леванте, не могут жаловаться на оскорбления которым они подвергались при других везирах" ⁶⁶.

Такое отношение великого везира к представителям Франций говорило о его особой заинтересованности в сближении с этой державой. После отправления в 1719 г посольств Мустафа-аги в Польшу и Силяхдара Ибрагим паши в Вену он решает направить во Францию торжественное посольство Основной целью посольства было укрепление турецко-французских отношений и переговоры заключении союза против Австрии (в союз предполагать вовлечь и Испанию) Официальным же предлоюм йыло уведомление Людовика XV (собственно, его опекунов) о решении спорного вопроса, касающегося права оемонта храма гроба Господня в Иерусалиме, в пользу Французов. Ибрагим-паша заявил де Боннаку, что со времени назначения на пост великого везира он вынашивал мысль о посылке такого посольства, а случай с ремонтом храма гроба Господня показался ему благоприятным, чтобы султан согласился на это трудное решение, противоречащее мусульманским законам, но соответствующее "древней дружбе двух империй" ⁶⁷.

При назначении главы посольства сказалась неопытность Порты в дипломатических делах: выбор поначалу пал на Кара Инджи, одного из начальников дворцового корпуса капыджи (привратников). Де Боннак объяснил Ибрагим-паше, что сановник такого сравнительно невысокого ранга не может рассчитывать на благожелательный прием при дворе короля. Тогда послом был назначен Иирмисекиз Челеби Мехмед-эфенди, который произвел благоприятное впечатление на де Боннака. "Он показался мне умным человеком, знающим дела этой империи и обладающим некоторыми сведениями об иностранных делах", - сообщал французский посол в Париж ⁶⁸.

Йирмисекиз Челеби Мехмед-эфенди начинал службу в янычарском корпусе (его прозвище "Йирмисекиз" - "двадцать восемь" говорит о его службе в 28-й янычарской роте) и занимал высокие посты. Мехмед-эфенди выдвинулся на переговорах в Пожареваце (1718 г.), где был вторым турецким представителем (первым был Ибрагим-паша, будущий садразам). Перед отправлением во Францию Мехмед-эфенди занимал ответственный пост в финансовом ведомстве69. Это был образованный для своего времени человек: он занимался литературной деятельностью, сочинял стихи под псевдонимом "Файзи", оставил блестящее описание своего посольства (сефа-Ретнаме).

Помимо официальных задач Ибрагим-паша возложил на Мехмед-эфенди совершенно особенное, необычное для турецкого посольства к "неверным" задание. В инструкциях относительно целей посольства он сделал пояснение, что турецкий посол должен "разузнать о средствах Цивилизации и образования Франции и сообщить о тех, Которые можно применить (в Османской империи. А. В.)" ⁷⁰. Это было одним из самых первых свидетельств нового отношения турецких государственных деятелей к европейскому опыту.

7 октября 1720 г. посол и его многочисленная свита (около 60 человек) погрузились на корабль, предостав ленный де Боннаком, и отплыли к берегам Франции. По дороге Мехмед-эфенди остановился на неделю на о-ве Мальта, где, между прочим, выкупил у Мальтийского ордена пленного капитана турецкого корабля⁷¹. 2 декаб ря посольство прибыло в Тулон. Его встречали торжест венно. крепость и форты произвели 300 приветственных выстрелов ⁷². Однако из-за чумы, охватившей весь Про ванс, послу пришлось ждать несколько дней на рейде, а затем, после знакомства с Тулоном, проследовать в порт Сет морем для прохождения 40-дневного карантина на о-ве Магелон.

Как и опасался де Боннак, карантин был в тягость Мехмед-эфенди, который сказал Ленуару (французскому переводчику при Порте, который ею сопровождал во Францию), что приехал сюда с посольством, а не в ссылку Ленуару удалось убедить Мехмед-эфенди в не обходимости такой меры: он перевел ему статьи из одной голландской газеты, из которых посол узнал, что даже жители отдаленной Голландии боятся ехать во Францию из-за вспышки чумы. Эти статьи несколько успокоили Мехмед-эфенди, и он решил "поцеловать подол платья терпения", т. е дожидаться окончания каранти на⁷³. 25 января 1721 г. карантин закончился и посольство высадилось на берег в г. Фронтиньяне, где представитель короля предложил ему ехать в Париж кружным путем, так как чума еще продолжалась.

На пути в Париж Мехмед-эфенди старается подметить все интересное, описывает города и крепости, отмечает расстояния между ними. Он подробно рассказывает в своем "сефаретнаме" об устройстве Лангедокского канала - замечательного технического сооружения того времени. Особенно поразил воображение посла туннель в 200 футов, сооруженный для преодоления горы ⁷⁴.

При французском дворе знали, что в прошлом году турецкого посла в Вене принимали весьма торжественно, и задались целью произвести на посла и соответственно на султана как можно более сильное впечатление, "чтобы Австрия не затмила блеск Франции" ⁷⁵. На пути следования в честь османского посольства устраивались иллюминации, фейерверки, звучали орудийные салюты. С большой пышностью был обставлен въезд посольства в Париж: на улицах вдоль пути следования выстроились дойска, собрались десятки тысяч парижан.

Вскоре Мехмед-эфенди был принят Людовиком XV и вручил ему послание от Ахмеда III, а министру иностранных дел кардиналу Дюбуа -письмо от Ибрагим-паши Невшехирли и произнес речь о том, что приехал с целью подтвердить "тесную и древнюю дружбу двух империй". Посол передал Дюбуа подарки для Людовика XV, которые очень понравились малолетнему королю⁷⁶. В последующие дни посол нанес визиты и вручил подарки регенту герцогу Орлеанскому и министру иностранных дел Дюбуа.

Однако дипломатические задачи посольства выполнены фактически не были Франция не согласилась в каком-либо виде оформить союз с Османской империей против Австрии, не желая подрывать свой авторитет "христианнейшей" державы. Она продолжала свою традиционную политику по отношению к Турции- побуждать ее к выступлению, действовать даже заодно с ней, когда этого требуют собственные интересы, но никогда не заключать с ней союза в строгом смысле этого слова. Однако Мехмед-эфенди и не проявлял особой активности в этом отношении Посольство было прежде всего "торжественным"; кроме того, Порта не была готова к проведению активной внешней политики Посол настойчиво добивался, чтобы Франция вмешалась с целью положить конец постоянной войне, которую вели мальтийские рыцари с "исламом"; они, подобно пиратам Туниса и Алжира, пожизненно приковывали своих пленников к галерам. Корабли Мальты нападали на поибрежные селения и города Леванта и разоряли их Перед отправлением посольства во Францию Порта обсуждала вопрос о кампании против Мальты, и капудан-паша получил приказ готовить корабли Самым сильным объединением ("языком") среди мальтийских рыцарей было Французское; кроме того, Франция оказывала Мальте помощь, что вызывало недовольство султанского правительства.

Мехмед эфенди представил регенту памятную записку, в которой от имени султана сообщалось, что Османская империя готова воевать с Мальтой, но по причине искренней дружбы с французским двором не хочет начинать эту кампанию, предварительно не посоветовавшись с Францией. Регент заверил посла, что Франция сделает все возможное, чтобы прекратить разбой мальтийских рыцарей и заставить их вернуть турецки к пленных. Одновременно французскому послу в Стамбуле было отправлено указание не допустить турецко-мальтийской войны⁷⁷.

Мехмед-эфенди понимал, что вопрос о Мальте остается пока нерешенным, и проявил особую настойчивость в вопросе освобождения турецких пленных с галер королевского флота. Он добился аудиенции у Дюбуа и заявил ему, что на галерах томятся в кандалах более тысячи турецких пленных, купленных у рыцарей, причем уже в течение многих лет, в то время как на турецких кораблях французских пленников нет. "Разве король работорговец?" - спросил посол. Дюбуа пытался оправдаться тем, что эти рабы - собственность капитанов галер, а не короля, но Мехмед-эфенди заметил, что в Турции знают, что рабы покупаются на государственные деньги. Посовещавшись с переводчиком, Дюбуа предложил Мехмед-эфенди составить список этих пленников и обещал что-нибудь предпринять для их освобождения. Недовольный посол нанес визит графу Тулузскому и обратился к нему с тем же вопросом, предложив, чтобы капитаны французских галер определили размер выкупа. Граф Тулузский, не ведая о разговоре Мехмед-эфенди с Дюбуа, проговорился, что все рабы принадлежат королю, и обещал переговорить с регентом. Желая разрядить обстановку, кардинал Дюбуа устроил пышный прием в честь посла, обставленный с "восточным" великолепием, но Мехмед-эфенди не обманулся и так оценил усилия французского министра: "Этот дервиш дал мне аудиенцию на золототканых коврах, но он не мог решиться сказать мне хоть слово правды" ⁷⁸.

Французская сторона пыталась начать переговоры о возобновлении капитуляций, чего де Боннак добивался от Ибрагим-паши Невшехирли еще до отправления посольства. Мехмед-эфенди ответил, что не получил от султана таких полномочий. Впрочем, французы особенно не настаивали, так как опасались, что переговоры о возобновлении капитуляций сделают турок более требовательными ⁷⁹.

Турецкого посла приглашали на всевозможные развлечения, которые он описал эмоционально и с присущей ему любознательностью. Он участвовал в охоте в Венсеннском лесу, совершил прогулку в карете по королевским паркам. На смотре войск он отметил, с каким умением и ловкостью производят сложные маневры большие массы солдат. "Они как будто составляли единое тело", - пишет он 80. Восторженно и подробно описыва-; ет Мехмед-эфенди королевскую оперу. Особое впечатление произвел на него Версаль, красота его дворцов и парков. Турецкий посол подробно описывает водоподъемную машину, снабжавшую водой фонтаны парка, называя это устройство "чудом искусства"⁸¹

Мехмед-эфенди, "проявлявший живой интерес к науке и культуре" ⁸², побывал в королевской Академии, ознакомился с ее оборудованием и наглядными пособиями; он осмотрел Ботанический сад с собранием растительных раритетов. Он был поражен мастерством изготовителей гобеленов королевской мануфактуры. Посла заинтересовал процесс шлифовки стекла на заводе зеркал. В Парижской обсерватории ему показали зажигательные стекла, которые могли плавить свинец, своего рода счетную машину для определения времени затмения Солнца и Луны и другие приборы. Мехмед-эфенди наблюдал в телескоп Венеру, спутники Сатурна и Юпитера (в своем сефаретнаме он подробно рассказал об устройстве и назначении телескопа) ⁸³. Посол посетил Дом Инвалидов, госпитали, библиотеки, впервые услышал игру на органе, который решил выписать в Стамбул.

29 июля герцог Бурбонский устроил в Шантильи последний праздник в честь Мехмед-эфенди. Праздник завершился музыкальным представлением и фейерверком, которые очень понравились послу.

В начале августа турецкое посольство отправилось в обратный путь. Мехмед-эфенди были вручены богатые подарки: пояс, усыпанный бриллиантами⁸⁴, парадное оружие, настольные и ручные часы, вазы из севрского фарфора, зеркала, инкрустированная золотом мебель, ковры и гобелены ⁸⁵.

Чума уже прекратила свои опустошения на юге Франции, и турецкое посольство проследовало в Марсель че-Рез Дижон и Лион. В Лионе посол посетил мануфактуру по производству камчатой ткани и бархата; и здесь в честь посла был устроен праздник с иллюминацией. В Марселе он пробыл несколько дней, угрожая французским властям дождаться выдачи пленников, но уступил Увещеваниям переводчика и согласился оставить одного из своих слуг, которого обязал доставить в Стамбул освобожденных мусульман. Действительно, вскоре 86 освобожденных пленников прибыли в Александрию.

8 октября 1721 г. (т. 6. ровно через год после своего отъезда) Мехмед-эфенди прибыл в Стамбул. Ибрагим, паша Невшехирли, находившийся в это время в порту пригласил посла на свою галеру и долго беседовал с ним' Мехмед-эфенди сообщил великому везиру, что составил описание всего виденного в путешествии. Ибрагим-паща приказал работать без перерыва и переписать все начисто. Вскоре сефаретнаме было подготовлено и прочитано султаном и его окружением. "Султан, великий везир, - писал де Боннак кардиналу Дюбуа,- были в восторге от подробностей, которые рассказал им Мехмед-эфенди, ц прониклись восхищением к Франции"⁸⁶. Многочислен ные копии сефаретнаме расходились по султанскому дво ру, описание путешествия во Францию превратилось в книгу для чтения.

Необычное для турок сближение с иноверцами продолжалось. Мехмед-эфенди сразу по приезде направил к де Боннаку своего представителя с благодарностью за оказанный во Франции прием. Ибрагим-паша пожелал, чтобы ему были представлены офицеры двух французских судов, сопровождавших корабль Мехмед-эфенди из Франции, и, беседуя с ними, воскликнул: "Если бы я не был великим везиром, я стал бы послом во Франции"⁸⁷ Ибрагим-паша оказал капитанам обоих судов высокую честь, позволив сидеть в его присутствии, одарил их, а также де Боннака и его свиту. Французский посол воспользовался благоприятным моментом и подал Ибрагим-паше на подпись два прошения, касавшихся положения католических церковнослужителей в Османской империи Везир подписал эти документы, составленные еще 28 лет назад Таким образом, после возвращения посольства Мехмед эфенди влияние Франции в Османской империи упрочилось и продолжало развиваться.

Посольство Иирмисекиза Челеби Мехмед-эфенди имело заметный резонанс в османском обществе. По планам и чертежам, привезенным им из Франции, началось строительство дворцов, кешков, загородных вилл. Строительство поощряли султан и Ибрагим-паша. О последнем де Боннак писал королю, что "после возвращения Мехмед-эфенди из его миссии к Вашему Величеству оН пытался копировать то, что ему стало известно о великолепии наших садов и зданий" ⁸⁸.