Шейх-Абд-эль-Курна

Прямо против Луксора, на западном берегу Нила, между древним причалом парома в Маади и каналом Эль-фадлья расположена группа строений, фасады и сводчатые крыши которых напоминают скорее средиземноморские поселения, чем дворы египетских феллахов. Ряд домов с осыпавшейся штукатуркой окружает совершенно пустое пространство. Это остатки Новой Курны, тщеславный строительный проект которой возник еще в 30-е годы при короле Фуаде I (1922—1936) и стал осуществляться при сыне его, короле Фаруке. Строительством этой образцовой деревни на западном берегу занимался Хасан Фатхи, архитектор, доцент каирской Академии искусств.

Правители стремились к тому, чтобы скрыть от посторонних глаз социальные бедствия. По их мнению, путешественникам с киноаппаратами, всегда готовыми для съемки, не следует обращать внимание на причины этих бедствий, умаляющие славу Египта. В основе проекта строительства деревни лежала еще одна мысль: расколоть и рассеять адское сообщество, не оставляющее в покое некрополи фараонов; надо было положить конец воровской деятельности жителей Эль-Курны.

Для образцовой деревни Хасан Фатхи спроектировал две школы, спортивную площадку, ремесленную мастерскую. Несмотря на войны, смены правительств и революции, Фатхи осуществил часть своей программы, но закончено строительство Новой Курны так и не было. Переселение обитателей старого разбойничьего гнезда не удалось: план натолкнулся на сопротивление жителей Эль-Курны. Когда в плодородной нильской долине были возведены первые постройки, они отказались в них жить. Старейшины деревни указывали на отсутствие стойл для волов и не могли представить себе, как на крышах нового поселения будут пастись козы и утки. В действительности же это были нелепые отговорки жуликов, которые увидали что лишаются завещанного предками нелегального дохода. Жители Эль-Курны ни словом не обмолвились с господами из Каира, они инстинктивно поняли, что их гнездо собираются разорить. Современные здания — как они повлияют на устоявшийся быт характер мужчин, на патриархальные привычки стариков, уходящие корнями в фараоновские времена; как скажутся нововведения на облике женщин с их очаровательным лукавством, на занятиях юрких и ловких парней, которые не только спят и видят клады, скрытые в земле, но и не прочь извлечь их оттуда. Нет, упрямые старожилы грязно-рыжих холмов над Нилом не соглашались и не согласятся, чтобы их выжили оттуда.

Сообщение, появившееся в западногерманском журнале «Шпигель» 18 апреля 1977 г., будто Анвар Садат снова обратился к этим планам, не нашло подтверждения в официальных кругах Каира. Луксорский адвокат и муниципальный деятель Абузеед сказал мне: «Осуществление этого предприятия просто невозможно!» Причина тому — упорство жителей Эль-Курны. Как любит свое покрытое илом поле уставший феллах, как никогда не захочет покинуть свой многонаселенный город каирец, так и обитатели Западных Фив держатся за свое разбойничье гнездо между Ком-эль-Самаком и Эль-Тарифом.

Гюстав Флобер (1821—1880), два года путешествовавший по Египту, сделал следующее замечание о Западных Фивах: «Сколь далеко может зайти отвращение к растительности, если люди селятся тут. Вся эта местность — сущая печь!» Здесь Флобер ошибся: теми, кто селились на склонах Ливийских гор, двигало нечто иное, нежели отвращение к плодородным землям, — «печь» была своего рода землей обетованной для темных личностей, занимавшихся торговлей египетскими древностями! Клан Расулов в этой «печи» уже с XIII в. До н. э. варит свою «похлебку». Здесь, в глинобитной башне Дра абу-ль-Негга царил эффенди Идрис, пока 24 ноября 1898 г. апоплексический удар не прервал его жизнь, целиком посвященную черному РЫНКУ Воры и скупщики, укрыватели и фальсификаторы находятся вне досягаемости на западном фиванском берегу, где еще в XVIII в. в поисках выгодных сделок окопались и «пионеры» просвещенного Запада. Уволенный за растрату из афинского торгового дома, здесь, в своей лавке древностей, хозяйничал грек Роза, и среди мумий и гробов из усыпальниц Дейр-эль-Медине перед его слезящимися глазами возникал в грезах родной Лемнос. Если бы стены глинобитных крепостей Эль-Курны могли поведать обо всех, кто здесь гостил, большая часть чистых страниц истории гробокопательства оказалась бы заполнена.

Когда в первой трети XIX в. европейские ученые бросились на штурм египетских древностей, фиванский некрополь сделался магазином самообслуживания, где поставками в ночи и уединении занимались жители Эль-Курны. Все было не так просто: из-за наследства происходили распри между семьями, их стравливала между собой безжалостная конкуренция, они дрались с одиночками, забредшими на их территорию. Все обманывали всех! Впивались в горло, если право разработки «новых залежей» казалось спорным. В погоне за выгодой каждый видел в соседе врага, но все стояли стеной, немой стеной, когда являлись блюстители закона. Предателя и шпика, согласно неписаном) правилу воровского братства, клеймили на веки вечные; этот давний обычай мафии некрополя действует и по сей день. Вот что выяснилось, например, в апреле 1978 г. Один человек из Дра абу-ль-Негга целыми днями следил за голландской супружеской четой Таадмаспор, вероятно, чтобы вступить с ней в торговую сделку. Между тем в Луксоре голландцев арестовали. На человека из Дра абу-ль-Негга пало подозрение в предательстве. Через три дня на западной окраине Фив несчастный отец семейства был так избит неизвестными, что охромел навсегда.

«Кулумумкин» («все может быть») — как бы начертано над величественными скальными пирамидами Бибан-эль-Молука, Долины царей. «Кулумумкин, — говорят молодчики из Фив, — если ты покажешь мне свой бумажник». Все возможно!

Чиновников Службы древностей особенно беспокоит и возмущает, что обитатели этого селения построили над погребальными cooружениями свои дома-башни и стойла для скота. Погребальные же камеры они используют в качестве прохладных погребов, где благодаря подходящей температуре хорошо свертывается козье молоко и где удобно хранить кукурузу и лук. Кроме того, они представляют собой надежное место для занятия таинственным побочным промыслом. Ни рьяный блюститель закона, ни завистливый сосед не увидят, как там в совершенной безопасности из стены вырубают рельеф или роспись(¹); люди буквально ступают в подземельях по сокровищам. Глава семейства распределяет между детьми и стариками посильную домашнюю работу. Пока дедушка в «погребе» работает как забойщик, старший сын у дома предлагает туристам, трусящим на осликах мимо, маленькие недорогие сувениры.

Несколько лет тому назад Ибрагим Джабер эль-Тахеф поставил своего рода рекорд. Под домом своего деда он за короткий срок разорил три погребальных сооружения. Тот антиквариат, который нельзя было выгодно продать, Эль-Тахеф припасал как материал для изготовления изысканного «ассортимента» вещей, которые могли конкурировать с продукцией деревенских жителей западного берега Нила(²).

Лишь изредка представляется возможность заглянуть в эти овеянные легендами погребальные камеры. Такой шанс появился у меня осенью 1978 г. В Шейх-Абд-эль-Курне, поблизости от так называемого Немецкого дома, где расположен Немецкий археологический институт, мы вместе с телевизионной группой посетили погребальное сооружение около двадцати метров длиной. Оно находится во дворе одной из самых больших усадеб, и над его входом высится двухэтажный глинобитный дом. Предыдущие владельцы дома, по-видимому, уже основательно обчистили эти погребальные камеры. Два ряда мощных четырехгранных колонн, высеченных из цельного камня древними строителями, поддерживают потолок; у цоколей они местами отбиты, и добытые таким образом части их использованы кое-где в новых строениях. Входной портал украшен замечательными рельефами, покрытыми копотью от очага. Из прохладного склепа сделан склад овощей, в камере, где когда-то находился саркофаг, десяток овец роется в груде сухих кукурузных стеблей. Хозяин дома сказал нам, что чересчур жаркими летними днями сюда, вниз, забираются его бабка и дети. Тут они пережидают зной.

Пещерные гробницы некрополя служат не только кондиционерами, но и жилыми помещениями. Их владельцы избегают знакомить иностранцев со своими жилищными условиями. Я часто бывал в некрополе и много дней прожил в Эль-Курне, но только раз мне удалось посетить в Дра абу-ль-Негга жилую пещеру одной семьи (рис. 9). Из каждой ниши, из-за каждой колонны меня разглядывали члены этого большого семейства. Переносной телевизор — символ зажиточности клана и его относительно высоких жизненных потребностей — придавал гротескный оттенок этой камере, где прежде покоилась мумия времен ранних династий.

Чистейшая утопия предполагать, будто городское строительство, планируемое в Курне, приведет когда-нибудь к переменам. Мысль о том, что не все запланированное можно осуществить, кое-кого здесь наполняет даже торжеством. Ценности, которые агенты музеев, охотящиеся за сувенирами туристы и разноплеменные торговцы вывезли из страны, в значительной части были добыты заговорщиками западного берега — своего рода синдикатом, не терпящим постороннего вмешательства. Определенные территории по негласному соглашению стали собственностью отдельных кланов. Если кто-либо без согласия главы клана вторгнется на его территорию, то вызовет большое недовольство. Чужака припугнут выстрелом в воздух, и он будет рад, что ему чудом удалось спасти свою жизнь. Одного чересчур любопытного непрошеного гостя негодяи заманили в глухую тишину подземелий и там либо замучили, либо оставили одного, так что тот после попыток найти спасительный выход впал в безумие и умер. Власть обитателей Эль-Курны велика. Лишь тот, кто сможет поладить с ними, достигнет своей цели.

Сэр Джон Гарднер Уилкинсон (1797—1875) как раз относился к тому типу людей, какой по душе жителям Эль-Курны. Английский археолог с пышными усами нравился им не только потому, что предлагал выгодную работу; еще больше их привлекало то, что человек такой утонченной культуры уважал их разбойничьи представления о чести. Именно поэтому, когда в апреле 1824 г. после раскопок в фиванских гробницах сэр Джон возвратился к своему баркасу на Ниле, его ожидал приятный сюрприз. Некий житель Эль-Курны с полной корзинкой за плечами явился на лодку и разложил перед англичанином более сотни восхитительных скарабеев, выточенных из зеленого стеатита(³). На жуках-амулетах стояло имя и титулатура Тутмоса III, фараона XVIII династии. «Я желаю продать их только тебе, нашему английскому другу», — произнес этот человек и сообщил, что нашел скарабеев под мумией в одной из фиванских гробниц. Сэр Джон порылся в этой энтомологической роскоши и купил горсть скарабеев за несколько фунтов стерлингов Его Величества короля Британии. И Уилкинсон, и его партнер прекрасно знали, что в Каире каждый из таких скарабеев можно законным путем продать за два с половиной английских фунта. Этот пример — свидетельство того, что разбойникам с западного берега Нила не чуждо великодушие, что и они способны за бесценок сбывать настоящий товар.

С помощью одного лишь «фирмана» — разрешения производить раскопки и скупать древности — агенты музеев или ученые не могли приобрести благосклонность жителей Западных Фив. С самого начала разбойники заметили, что более всего шансов получить фирман имеют подданные тех стран, которые умеют найти подход к правительству в Каире. Поэтому они предпочитали продать свои услуги тем, кто щедро платит. Если же представители любой, самой великой нации не устраивали их, они объявляли им бойкот, несмотря на угрозы чиновников из провинциального управления повысить штрафы. Они чувствовали, что чиновники так рьяно вступаются за некоторых иностранцев потому, что здесь, право же, не обошлось без звонкой монеты.

Взаимоотношения фиванских кланов и торговых кругов иногда приобретают оригинальные формы. Так, одна шайка предпочитает работать с французами, другая — с немцами, третья — с англичанами. Столь же тонкую разборчивость проявляют жители западного берега и тогда, когда ученые набирают подсобную рабочую силу. Чрезвычайно падкие на подобные заработки разбойники желают тем не менее выбрать себе по душе тех, кому они станут служить верой и правдой.

И сегодня старики из Эль-Курны приходят в восторг, рассказывая, как они работали у «very strong and really good Doctor» («Очень строгого, на самом дече доброго чокюра» (мгл.).) , высмеивая тем не менее каждый по-своему этого профессора, который, по их мнению, нехорошо обращался с ними. Обитатели Эль-Курны, годами таскавшие корзины с песком для одного берлинского археолога, неохотновспоминают об этом времени: «This professor is foxy! Не does not like Egyptian people — only his work»( «Этот профессор — хитрый лис' Он не ег иптян побит, а только их работу!» (англ.).). Профессор Мухаммед Бакр из Университета Загазиг хорошо представляет себе следующую ситуацию: «Если ученый не ладит со своей подсобной бригадой египтян, он не должен удивляться тому, что гафиры (Гафиры — сторожа, охраняющие в Египте кладбища.) и рабочие с удовольствием уведут у него из-под носа и прикарманят древние мелочи». Уже много лет я знаком с Маарбудом Нагди, главой гафиров западного берега. К сожалению, он один из тех сторожей, которым не хватает строгости; больше всего он любит шагать, подобно везиру4 фараона, по округе, грозя на всякий случай каждому двухметровым посохом. Однажды я привез для его отца мазь от ревматизма. Когда я захотел сделать снимки в гробнице № 12, принадлежавшей Сети II, Нагди раздобыл ключ от запертых ворот. Я получил возможность работать в гробни е без помех два часа. Как же легко могут добиться того же самого любезные посетители, которые предложат нечто большее, чем продающуюся без рецепта мазь за 4 марки 20 пфеннигов!

Кто сегодня — из азарта или ради темных торговых махинаций — пожелает начать охоту за древностям на западном фиван-ском, берегу Нила, ему придется не так легко, как то бь ло еще несколько лет тому назад. Это надо знать каждому новичку, Крупные разбойничьи налеты, подобные тем, что бывали в дикие времена прошлого столетия, теперь уже невозможны. Но и мелких услуг жителей Эль-Курны довольно, чтобы нанести ущерб Египту и науке.

Эль-Курна по-арабски означает «развалины». К обломкам мира фараонов присматриваются, чтобы осуществить план строительства Новой Курны. Но Новая Курна пока остается сном, сном кошмарным, таящим в себе угрозу. Западная часть Фив должна быть застроена отелями — так постановили осенью 1978 г.; зона отдыха должна возникнуть под сенью горного массива с его древним некрополем. Хватит ли сил у жителей Эль-Курны выстоять против концерна владельцев отелей с его «воскресной культурой» — я сомневаюсь в этом. Но «кулумумкин!» — «все может быть!». Именно в этом случае я желаю старым разбойничьим бандам всего наилучшего в деле защиты своих гнезд.

«Мы проезжали через деревню Курна. Когда мы приблизились к подземным жилищам, упрямые обитатели их трижды выстрелили в нас из огнестрельного оружия», — писал Доминик Виван Денон⁵ (1747—1825) в своей книге «Путешествие по Верхнему и Нижнему Египту». Многое изменилось с тех пор, но неизменен инстинкт жителей Эль-Курны защищать свое разбойничье гнездо.