Глава 10. ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ВИЗАНТИИ В 1025 — 1057 ГГ.

Разгромленная при Василии II провинциальная аристократия отступила и почти в течение четверти века не могла сплотиться для новой борьбы за власть. Однако и столичная знать уже не проявляла прежней настойчивости в проведении политики сохранения свободного крестьянства. Ее представители сами превращались в крупных землевладельцев. Старое соперничество чиновной знати столицы и землевладельческой аристократии провинций все более превращалось в борьбу за власть двух группировок землевладельческой знати — гражданской и военной. Феодальная рента как основной вид доходов приобретала все большее значение как для первой, так и для второй группировки. Получение государственной должности все определеннее связывалось не только с денежной ругой, но и с приобретением недвижимости в качестве императорского пожалования.

Стратиотское ополчение стало еще быстрее сходить со сцены как серьезная военная сила, а вместе с этим резко снизились возможности столичной знати противостоять мощному натиску военной аристократии.

На политике императорского двора в полустолетие после смерти Василия II лежит печать переходного периода¹. Она утратила свой строгий, целенаправленный характер. Старая система организации власти, связанная с военной повинностью свободного крестьянства и денежной компенсацией за государственную службу, изживала себя.

В кратковременное правление Константина VIII (1025—1028) еще не произошло заметных перемен в соотношении сил. Дряхлый самодур лишь пожинал плоды страха, посеянного Болгаробойцей. Подозрительный и трусливый, он подавлял малейшее недовольство, особенно охотно прибегая к ослеплению своих действительных и мнимых врагов. Репрессии обрушились прежде всего на потомков Фоки и Склира. Способных, дельных людей, окружавших Василия II, сменили соучастники кутежей разгульного старика. Щедрость василевса по отношению к своим любимцам и льстецам была неслыханной.

Беспримерное расточительство государственных средств сочеталось с чрезвычайным усилением налогового гнета. В последние два года правления Василия II и в начале царствования Константина VIII была страшная засуха, царил голод. Василий снял недоимки за два года, а Константин приказал взыскать налоги за все голодные годы. Возросли поборы и с населения городов. В 1026 г. восстали жители Навпакта. Стратиг города, притеснявший горожан при взыскании податей, был убит, его имущество разграблено.

Началось брожение среди военной аристократии. Возникли заговоры Никифора Комнина², потомков Фок. Больной Константин срочно выбирал себе преемника. У него не было сыновей. Из его трех дочерей старшая, рябая Евдокия, давно была монашенкой. Младшая, Феодора, отказалась от брака. Мужа подыскивали для средней — 50-летней Зои. Выбор пал на «первенца синклита» — эпарха столицы Романа Аргира, блестящего представителя образованной столичной знати, родственника Македонского дома³.

Как в свое время Цимисхий, Роман III Аргир (1028—1034) начал с уступок. Но если Цимисхий делал уступки сановной знати, то Роман осуществлял их в пользу провинциальной землевладельческой аристократии. В первый же год правления Роман отменил аллиленгий. Он вернул из ссылки крупнейших представителей военной знати и наделил их землей⁴. Тесно связанный с клерикальными кругами (Роман был одно время экономом св. Софии), император богато одарил константинопольский клир. Чтобы снискать популярность у населения столицы, Роман освободил должников из тюрьмы, уплатив их частные долги и простив государственные, выкупил пленных, захваченных печенегами. Начало царствования Романа было благоприятным. В первый год его правления собрали богатый урожай.

Скоро, однако, начались затруднения. У слабовольного, увлекающегося императора не было никакой реальной программы. Боясь военной знати, он не решался опереться на ее мощь; мечтая о многочисленном войске, он пренебрег мелкими вотчинниками-катафрактами, лишив их привилегированного положения в армии. Рассчитывая на силы крестьянского ополчения, Роман в то же время ослаблял деревню неслыханным налоговым гнетом. Император стал, говорили современники, не самодержцем, а практором. Неумолимо взыскивались даже старые недоимки, «долги отцов». Крестьяне разбегались. В последние годы царствования Романа обнищавшие жители восточных фем продавали детей и бежали во Фракию. Император силой принуждал их возвращаться обратно.

Собранные средства тратились на бессмысленное, пышное строительство. Духовенство столицы процветало. Праздное монашество увеличивалось. Чем больше становилось монахов, пишет Пселл, тем быстрее росли подати⁵. Роман исправил городской водопровод, возводил и опекал дома призрения и больницы прокаженных, но его благотворительность «превзошла, по словам Пселла, всякие представления о разумной мере» — она достигалась ценой «смущения жизни общества и нарушения гражданского управления»⁶. Горожане постоянно должны были перевозить строительные материалы и выполнять другие работы.

Среди военной аристократии против Романа один за другим возникли четыре заговора. Потомки известных полководцев в союзе с провинциальным духовенством группируются вокруг Феодоры, сестры Зои. При активном участии Зои, очень не любившей сестру, Роман постриг Феодору. Молчали лишь синклитики. Правительство не скупилось на подкуп высшего чиновничества.

Бывший эпарх, имевший широкие связи с торгово-ростовщическими кругами столицы, Роман возвысил выходца из Пафлагонии евнуха Иоанна, прозванного впоследствии Орфанотрофом. Сын менялы⁷, Иоанн взял в свои руки дела казначейства и постепенно приобрел огромную власть при дворе. Возвысились и его братья: Михаил, Константин, Никита и Георгий. Ведя далеко рассчитанную интригу, Иоанн приблизил своего брата Михаила к Зое. Забытая императором, лишенная денег и удовольствий, развратная и своенравная Зоя скоро вступила в тайную связь с молодым пафлагонцем.

11 апреля 1034 г. больной император направился в баню, и там преданные Зое и пафлагонцам слуги утопили Романа III. Приглашенный той же ночью во дворец патриарх выразил недоверие к версии о естественной кончине императора, но благоволение сребролюбивого владыки и клира св. Софии было все-таки куплено — бракосочетание совершилось.

Весть о воцарении Михаила IV разнеслась по городу. Многие выражали откровенную радость⁸, но военная аристократия была недовольна. Бывший при Константине VIII кандидатом в мужья Зои Константин Далассин открыто возмущался предпочтением «худородного» «благородным». Испуганный Орфанотроф спешно наделял синклитиков высокими чинами, устраивал для горожан бесплатные раздачи, осыпал их дарами. Ему удалось хитростью заманить Далассина в столицу и держать его фактически под арестом.

Михаил IV, став императором, установил за Зоей строгий надзор. Без ведома Орфанотрофа она не могла не только выходить из дворца, но и передвигаться в нем. Родственники и клевреты пафлагонцев наводнили дворец.

Политика пафлагонцев отвечала интересам синклитиков. Пселл с удовлетворением замечает, что Орфанотроф превосходно разбирался в сборе налогов, что Михаил IV ничего не менял в синклите и благоустраивал города⁹. Импонировало синклитикам и отношение Орфанотрофа к провинциальной военной аристократии. Вверив Орфанотрофу финансы, Михаил первоначально сохранил за собой контроль над армией¹⁰. Однако из-за прогрессировавшей эпилепсии император все более отходил отдел, удовлетворяясь «призраком власти». Орфанотроф начал смещать с военных ростов провинциальных магнатов, назначая вместо них своих родственников и преданных ему гражданских лиц. Его «стоглазая стража» зорко следила за военной знатью. В 1034—1035 гг. восстало население Антиохии. Причиной восстания были непомерные налоги и произвол сборщика. Он был убит. Брат императора Никита расправился с восставшими. Восстание в Антиохии было использовано Орфанотрофом для новых преследований видных представителей военной знати. Удалось будто бы доказать, что антиохийцы затеяли мятеж в пользу Константина Далассина. Он был сослан на о. Плату, сослали и его многочисленных родственников. Репрессиям подверглись также другие крупные полководцы.

Борьба принимала острый характер: конфискуя владения опальных магнатов, Орфанотроф передавал их имущество своей родне. Его неспособные ставленники старались следовать примеру корыстолюбивого временщика. Многие из них стали военными, по всей вероятности, благодаря возобновленной Орфанотрофом практике продажи должностей¹¹. Новоявленные полководцы грабили население, отбирали у воинов оружие и коней, присваивали казенные деньги. Особенно бесчинствовали братья Иоанна Никита и Константин. Своих людей устраивал Орфанотроф и на епископские посты, а сам мечтал о троне патриарха.

Поглощенный болезнью, впавший в богомольный экстаз император был далек от «мирских» забот. Он крестил детей, лечил больных, раздавал милостыню, одарял монахов. До него доходили слухи о бесчинствах братьев; но у него не было сил для решительного вмешательства в ход дела.

Всеобщее негодование трудового населения вызывала налоговая политика Орфанотрофа. Был восстановлен аэрикон, состоявший теперь в уплате денег (от 4 до 20 номисм с деревни). Эти деньги должны были идти на экипировку разорившихся стратиотов¹². Были введены и другие новые налоги, которые, как говорит Скилица, «стыдно и перечислять»¹³. В завоеванных Василием II славянских провинциях взимавшийся ранее натуральный налог был переведен на деньги (1 номисма). Коммутация налога сопровождалась его значительным повышением¹⁴. Рост налогового гнета совершался в условиях почти непрерывных стихийных бедствий. Почти каждый год страну поражали то засуха, то град, то налеты саранчи, то проливные дожди, то эпидемии, то землетрясения¹⁵. «Нет пафлагонцам божьей милости», — говорили в народе.

Михаил IV, пишет Пселл, «благоустраивал города». Может быть, это верно в отношении Константинополя. Но во всяком случае, политика пафлагонцев вызывала ненависть населения провинциальных городов. В 1037 г. после страшной засухи выпал град, уничтоживший то, что пощадил зной. В столице начался голод, вызвавший народные волнения.

В 1040 г. в ответ на коммутацию и увеличение налогов¹⁶ вспыхнуло восстание Петра Деляна в Болгарии. Оно быстро охватило почти половину западных владений империи. Начавшись как народно-освободительное движение против византийского господства,

оно носило черты и антифеодального восстания. Византийские власти были изгнаны с огромной территории (от Дуная и Моравы до Фессалоники и Афин, от Диррахия до Сердики). Местное население оказывало повстанцам активную поддержку. К восставшим болгарам примкнули албанцы, сербы, греки. Перешли на их сторону стратиоты фемы Диррахий. присоединилась вся фема Никополь (кроме Навпакта). Против восставших отправился сам Михаил IV, с трудом превозмогая тяжелый недуг. Восстание было подавлено в 1041 г. вследствие раскола среди восставших и измены части болгарской знати, участвовавшей в движении¹⁷.

По всей вероятности, налоговая реформа Орфанотрофа, проведенная одновременно на огромном пространстве славянских провинций, привела к падению цен на хлеб на провинциальных рынках. Можно предполагать, что Орфанотроф, вышедший из торгово-ростовщических кругов, провел свою реформу в интересах торговых коллегий Константинополя, получивших возможность по дешевке закупать продовольствие в провинциях и сбывать его со значительной выгодой в столице.

С торговцами и моряками столицы Орфанотроф был связан и через своего зятя, мужа сестры пафлагонцев Стефана Калафата («Конопатчика»)¹⁸, ставшего друнгарием флота. Поддержка синклитиков и некоторой части торговцев и моряков Константинополя не спасла, однако, Орфанотрофа, когда против него поднялись широкие слои столичного населения. Константинопольцы настолько возненавидели братьев за лихоимство, произвол и жестокость, что мечтали об истреблении всего их рода¹⁹.

В последние два года правления Михаила заговоры возникали один за другим. Был раскрыт заговор полководцев в Малой Азии во главе с Григорием Таронитом, в мятеже был заподозрен стратиг Диррахия Василий Синадин²⁰, в столице внезапно сгорел в бухте императорский флот, в Италии был обвинен в посягательстве на престол талантливый полководец Георгий Маниак, перебежали к Деляну из Фессалоники несколько придворных сановников Михаила, увезя с собой императорский обоз с казной и гардеробом. Решилась на заговор и столичная чиновная знать во главе с Михаилом Кируларием и Иоанном Макремволитом.

Раздоры вспыхнули среди самих пафлагонцев. Орфанотроф, предвидя близкий конец Михаила, добился усыновления Зоей племянника пафлагонцев, сына Стефана Калафата—Михаила. Император возвел его в достоинство кесаря. Михаил оказался в центре интриг, связанных с вопросом о преемнике Михаила IV. 10 декабря 1041 г. Михаил IV умер, его преемником стал Михаил V Калафат. Зоя в третий раз вышла из своего уединения на политическую арену. Михаил V униженно называл ее «матушкой и повелительницей». Его положение было весьма непрочно.

С особой неприязнью хронисты говорят о том, что Михаил V тотчас принялся «все менять»²¹. К сожалению, известия о его мероприятиях крайне отрывочны и неясны. Орфанотроф был удален из дворца в окрестности Константинополя. С ним отправилась, пишет Пселл, «толпа синклитиков». Это была демонстрация недоверия Михаилу со стороны столичной знати. Действительно, Михаил, по свидетельству Атталиата, лишь «вначале» выказывал почтение к синклиту²². Он не проявил, говорит Пселл, благоволения к сановникам, замышляя сместить многих из них с занимаемых постов, «для народа же добиться свободы, чтобы пользоваться защитой многих, а не немногих»²³.

Брат покойного государя Константин, получивший сан новелиссима, стал ближайшим наставником своего племянника. Михаил и Константин поспешили расправиться с остальными своими родственниками. Император смещал их с постов, оскоплял, ссылал. По-видимому, расправа с ненавистными пафлагонцами была с восторгом встречена населением. Осмелев, Михаил перестал считаться с Зоей. Желая перед решительным шагом лишний раз убедиться в отношении народа к своей особе, император в первое воскресенье после пасхи, 19 апреля 1042 г., совершил торжественный выход, направившись в храм Апостолов. Весь город собрался на пути следования процессии. Михаил рассчитывал на поддержку «видных горожан и тех, кто живет, толкаясь по рынкам и занимаясь ремеслом». Он оказывал им благоволение, и они, пишет Пселл, «были его приверженцами». Сторонники Михаила были богаты. Атталиат называет их «первенцами рынка» (οι της αγορας προεξαρχοντες). Они разостлали под ноги императора материи и украсили его коня шелками²⁴. Это были, по всей вероятности, главы ремесленных и торговых корпораций²⁵.

В ночь на 20 апреля Зоя была сослана на Принцевы острова и пострижена. Но Калафат переоценил свои силы. Имя представительницы Македонского дома было символом политики, благоприятной для столичного населения. Сами права Михаила на престол основывались лишь на авторитете его приемной матери Зои. Мероприятия же, выгодные широким слоям населения города, о которых якобы помышлял император, еще не были осуществлены. Пафлагонцы оставались ненавистными. Расправа Михаила с некоторыми из них не была радикальным средством. К тому же место Орфанотрофа фактически занял лихоимец Константин.

Утром 20 апреля начались волнения. Михаил докладывал синклитикам, что Зоя посягала на его жизнь. Некоторые поверили. Но патриарх, удаленный из города Михаилом, ослушался приказа и вернулся в столицу непримиримым врагом василевса. Напряжение нарастало. Утром 21 апреля²⁶ эпарх города читал толпе императорский указ об изгнании Зои. Внезапно раздался крик: «Не желаем Калафата, крест поправшего, императором! Хотим законную нашу наследницу, матушку Зою!». Толпа взорвалась единым воплем: «Поломаем кости Калафату!» Эпарх едва успел укрыться в св. Софии. Столы менял были опрокинуты, ножки выломаны. Люди набивали карманы камнями, вооружались чем попало. Дома многих пафлагонцев подверглись разграблению. Народ устремился ко дворцу. Несмотря на град стрел и копий, встретивший безоружные толпы, восставшие не ослабляли натиска. Народ прорвался в один из покоев дворца, расхитил найденные там ценности и уничтожил налоговые списки.

Испуганный Михаил тотчас вернул Зою и показал ее народу с балкона. Но восставшие забросали императора камнями и не слушали императрицу. Чиновная знать и духовенство с тревогой следили за ходом событий. Гнев народа пугал их. «Многим, — говорит Пселл, — совершавшееся казалось безрассудным переворотом»²⁷. Синклитики и патриарх ухватились, как за якорь спасения, за мысль возвести на трон Феодору. Она срочно была доставлена из монастыря в св. Софию.

Михаил остался в одиночестве. Стала покидать его и дворцовая стража. Отчаявшись, он бежал вместе с Константином в Студийский монастырь, но в тот же день оба были схвачены и ослеплены.

Плоды народного движения против налогового гнета и произвола пафлагонцев были пожаты столичной знатью. Сестер заставили помириться. Толпа гражданских я военных сановников постоянно теснилась в гинекее. Чиновная бюрократия столицы безраздельно владела троном. Продажа должностей была отменена — торговые круги города снова утратили влияние на политику государства. На синклитиков изливались потоки золота. Средства, предназначенные на военные цели, были сокращены²⁸.

Неприязнь сестер была использована соперничающими группировками синклита. Каждую окружала толпа враждующих царедворцев. Интриги грозили парализовать государственный аппарат. Синклитики решили выдать Зою замуж, на что 64-летняя императрица без колебаний согласилась. Она вспомнила о своем бывшем фаворите, сосланном Орфанотрофом, Константине Мономахе — знатном и богатом константинопольце. Не прошло и двух месяцев после низвержения Калафата, как правление сестер окончилось. Трон занял третий супруг Зои.

Между тем внешнеполитическое положение империи стало быстро ухудшаться. Василий II не успел достаточно укрепить позиции империи на Востоке, его преемник, Константин VIII, предпочитал «воевать» с врагами не оружием, а деньгами и раздачей титулов. Осмелевшие эмиры Алеппо нарушили мир с империей и систематически опустошали окрестности Антиохии. В конце правления Константина они разгромили войско дуки города почти у стен Антиохии.

Едва вступив на престол, Роман III должен был начать сборы для похода в Сирию. Была снаряжена огромная армия. Эмир Алеппо предлагал мир и возобновление выплаты дани, но Роман, мечтавший о славе полководца, отверг предложение и в летнюю пору 1030 г. безрассудно вторгся в Сирию. Войско страдало от жары, безводья и эпидемии. Потерпев первую неудачу под Алеппо, Роман III начал отступление, превратившееся в беспорядочное бегство. Византийцы понесли тяжелое поражение. Обоз императора стал добычей арабов.

В следующие годы в борьбе с арабами были достигнуты некоторые успехи. Георгий Маштак отразил набеги арабов на фему Месопотамию, а в 1032 г. овладел Эдессой. Было отвоевано несколько крепостей и в Сирии. С новым эмиром Алеппо заключили мир. Город возобновил выплату дани и принял представителя византийской власти. Однако эти успехи были кратковременными. Арабский флот опустошал острова, берега Иллирии и Малой Азии. Особенно разорительным был набег египетских арабов весной 1032 г. В ответ в 1035 г. византийский флот разорил дельту Нила вплоть до Александрии, а в сентябре того же года разгромил флотилию египетского халифа у византийских берегов. В 1036г. арабы Египта были вынуждены заключить с империей 30-летний мир.

Император Константин IX и императрица Зоя. Мозаика. Церковь св. Софии в Константинополе. XI в.

Удачные действия византийцев на море не повлияли на ход дел в Сирии. Положение там снова резко ухудшилось. Жители Алеппо в 1035 г. прекратили выплату дани и выгнали византийского правителя из города. Перевод Георгия Маниака в Италию развязал им руки. Набеги арабов возобновились.

Еще хуже обстояло дело в Сицилии и на юге Италии. При Романе III империя потеряла почти всю Сицилию. Африканские и сицилийские арабы все чаще вторгались в Южную Италию. Георгий Маниак, став катепаном Италии, к концу 30-х годов вернул империи почти весь остров. Однако во время успешного наступления Маниак поссорился с плохо выполнявшим его указания Стефаном Калафатом, был оклеветан и арестован. Бездарный зять Михаила IV в содружестве с другим полководцем, занявшим место Маниака, быстро растерял все завоевания. Население Сицилии восстало против византийцев. С помощью африканских арабов оно изгоняло гарнизоны и срывало крепости. В руках византийцев сохранилась лишь Мессина. Придя к власти, Михаил V должен был освободить Маниака и снова направить его в Италию.

Ослабление военной мощи империи отразилось и на отношениях с полунезависимыми княжествами Кавказа. В 1027 г.²⁹ абхазская знать предъявила претензии на земли, приобретенные Василием II в Асфарагане. Роману III удалось заключить мир с наследником Георгия Абхазского Багратом, женив его на своей племяннице. Но тотчас после смерти Романа Баграт порвал договор и вернул себе уступленные крепости.

Значительно осложнилась обстановка и на Балканах. Население славянских областей, завоеванных Василием II, было постоянно готово к восстанию. В 1035 г. Зета предприняла попытку добиться независимости. Византийцам удалось подавить движение. Жупан Стефан Воислав был увезен пленником в Константинополь. Удалось утвердить господство империи и в области Задара, коварно захватив приехавшего в Константинополь ее архонта Доброну³⁰. Но незадолго перед восстанием Деляна Стефан бежал из Константинополя. Он выгнал из Зеты византийского стратига и наголову разгромил в 1042 г. высланную против него армию. Под его власть попали также Травуния и Захлумье. Было положено начало независимости Сербии.

Завоевав Болгарию, Византия стала непосредственной соседкой задунайских кочевых племен³¹. В 1026 г. печенежская орда впервые переправилась через Дунай и устремилась на юг, все сметая на своем пути. Через несколько лет печенеги совершили новый опустошительный набег. В 1036 г. они вторгались в пределы Византии трижды и с тех пор в течение полувека держали константинопольский двор в непрерывной тревоге за западные владения.

Таким образом, через пять лет после смерти Болгаробойцы империя не только прекратила наступление, но с трудом удерживала позиции и на востоке, и в Италии, и на Балканах. Вышли из повиновения абхазцы, сербы, а между тем на пограничных рубежах появились новые опасные враги: на востоке в первых схватках с византийскими гарнизонами пробовали силы турки-сельджуки³²; в Южной Италии начали завоевания норманны³³; на севере нарастал натиск печенежских орд. Необходимы были срочные и решительные меры по укреплению военных сил империи. Курс же политики Константина IX Мономаха (1042—1055) был прямо противоположен этому.

Делами государства при Мономахе управляли три видных синклитика — Константин Лнхуд, Иоанн Ксифилин и Михаил Пселл. Их политика была направлена против военной знати. Все сколько-нибудь выдающиеся полководцы смещались с постов и заменялись сугубо гражданскими лицами, нередко — случайными людьми, иноземцами, евнухами, монахами. Множество стратигов и стратиотов оказалось не у дел. Стратиотское войско сознательно сокращали. Константин распустил 50-тысячное грузинское войско, приказав, чтобы поступавшие ранее в качестве опсония воинам налоги с нескольких областей передавались теперь в казну.

Константин отдавал себе отчет в абсолютной неспособности назначаемых им военачальников, но он боялся, что опытный и видный полководец, получив значительные силы, тотчас восстанет против него. Едва прошел год после воцарения Мономаха, как военная знать провинций действительно поднялась против нового императора. Отозванный с поста катепана Италии в момент своих наивысших успехов, Маниак, зная, что ждет его в столице, поднял стратиотов. В 1043 г. высадившись близ Диррахия и не встречая сопротивления, Маниак двинулся к столице. Недалеко от Фессалоники, близ Острова, произошла битва с правительственными войсками. Маниак уже выиграл сражение, когда был насмерть поражен стрелой. Гибель претендента означала конец мятежа.

Мятеж Маниака открыл серию почти непрерывных восстаний военной аристократии. В том же году затеял заговор в пользу стратига Мелитины нечаянный победитель Маниака евнух Стефан. На Кипре вспыхнуло восстание против местного судьи и сборщика податей. Возмущение народа пытался использовать в целях борьбы за престол Феофил Эротик, бывший наместником в Сербии при Михаиле IV. Народ убил сборщика, но не поддержал претензий Эротика.

Неудержимое расточительство, военные неудачи, увеличивавшийся налоговый гнет вызывали недовольство горожан. Поводом к открытому возмущению послужило возвышение наперсницы Константина Склирины. Император пожаловал ей сан севасты. Она заняла место после Зои и Феодоры, и василевс уже мечтал о том, чтобы посадить ее на трон императрицы. 9 марта 1044 г. угрожающая толпа окружила Константина во время императорского выхода. «Не хотим Склирину царицей! — кричали в толпе. — Да не умрут из-за нее наши матушки, порфирородные Зоя и Феодора!» Народ был готов убить императора, и Мономах в страхе вернулся во дворец.

Наиболее опасным для Константина был мятеж Льва Торника в 1047 г., нашедшего поддержку части столичной знати, группировавшейся вокруг сестры императора, тетки Торника — Евпрепии. Главной опорой Торника была военная знать Македонии, которая, начиная борьбу за престол, враждовала не только со столичной знатью, но и с военной аристократией малоазийских фем³⁴. Подозревая Торника в мятеже, Константин отправил его стратигом в Иверию. Расценив это назначение как ссылку, Торник оказал сопротивление. Он был пострижен и получил повеление не покидать своего дома в столице³⁵. Но Торник бежал в Адрианополь и поднял восстание. К нему тотчас примкнула военная знать Македонии и Фракии. За несколько дней он собрал прекрасно вооруженную армию. Города Фракии и Македонии, кроме Редесто, подчинились узурпатору. Все разоряя на своем пути, Торник привел кавалерийские отряды под стены Константинополя. Император срочно отозвал войска из восточных фем, из Болгарии и обратился за помощью к русским³⁶.

Торник рассчитывал, что население Константинополя само откроет ему ворота. Он знал, что правлением Мономаха были недовольны и многие синклитики. Дело в том, что Константин нарушил одну из главных заповедей императоров Македонского дома: он начал раздавать должности и титулы по собственной прихоти, пренебрегая табелью о рангах, «не различая лиц», не сообразуясь со временем и порядком. Люди «с перекрестков», говорит Пселл с осуждением, попадали сразу в синклит³⁷, выходцы из варваров занимали важные посты, войска же вверялись «не Периклам и Фемистоклам, а презреннейшим Спартакам»³⁸. Император непрерывно перестраивал стоившие огромных денег дворцы и храмы. Собранные Василием II деньги, пишет Пселл, выбрасывались на ветер. Открытое сожительство со Склириной скандализировало и чиновничество, и церковь. Чтобы задобрить духовенство, василевс задаривал его золотом и драгоценной утварью³⁹.

Для обороны столицы было собрано около тысячи человек. Торник без труда рассеял выступившее из города ополчение. Его воины могли на спинах отступавших ворваться в город: ворота были открыты, и стража бежала. Но Торник приказал воинам вернуться. Он ждал делегацию синклитиков, надеясь торжественно вступить в столицу. Его расчеты, однако, оказались несостоятельными. Население столицы не желало видеть на престоле представителя военной аристократии. Торник вызвал ненависть жителей деревень на захваченной им территории, которая была разорена больше, чем при вражеском нашествии. Пострадало и население пригородов Константинополя. Лишил себя Торник и всякой возможности договориться с синклитиками. Он подошел к городу, заранее разделив плоды будущей победы среди «македонцев»: им были отданы все важнейшие должности, все наиболее высокие титулы.

Между тем прибыли вызванные императором войска. Внося раскол в армию узурпатора, щадя местное население и лишая Торника возможности снабжать свое войско продовольствием, полководцы императора добились перевеса. Армия узурпатора рассеялась. Под рождество 1047 г. он был схвачен и ослеплен.

Император не сделал никаких выводов из восстания Торника. Он утратил всякое уважение даже среди соучастников его развлечений. Один за другим против него возникают заговоры среди столичных сановников. Бывшие приверженцы императора Константин Лихуд, Ксифилин и Пселл были удалены от дел. «Бранные письма» против императора и патриарха ходили по рукам⁴⁰. Денег в казне не было. «Промотав и разорив» царство ромеев, как говорит Кекавмен⁴¹, император начал лихорадочно искать новые источники доходов. Вводились дополнительные налоги, тюрьмы были переполнены недоимщиками, судьи свирепствовали, стоял стон налогоплательщиков. Император усилил контроль над землями знати, пользовавшейся налоговыми льготами. Церкви и монастыри лишались ситиресия, если не могли представить соответствующих документов о привилегиях. Фискальные мероприятия Константина совпали с новым тяжелым бедствием. В апреле 1054 г. в столицу пришла чума.

В обстановке всеобщего недовольства и презрения император умер 11 января 1055 г. Зоя скончалась еще раньше, в 1050 г., и престол перешел к Феодоре. Власть целиком забрала в свои руки дворцовая чиновная знать во главе с евнухами скупой монашествующей императрицы. Политика, направленная против представителей военной знати, стала проводиться еще решительней. Один из крупнейших магнатов Малой Азии, известный полководец Исаак Комнин был смещен со своего поста. Отосланный Константином IX на войну против сельджуков со всеми «македонскими силами» адрианополец Вриенний затеял заговор, но был схвачен и сослан. Его владения были конфискованы.

Константин IX мономах. Мозаика св.Софии в Константинополе

31 августа 1056 г. умиравшая императрица возложила корону на приведенного к ней евнухами синклитика Михаила, прозванного Стратиотиком. Бывший логофет стратиотской казны, он играл жалкую роль при Мономахе. Стратиотик поклялся, что без ведома и позволения ставленников Феодоры ничего не будет делать. Пселл прямо называет Михаила VI Стратиотика (1056—1057) представителем «гражданской партии», при котором все блага изливались на синклитиков, но не на стратиотов⁴². Когда стало известно о его воцарении, племянник Константина IX Феодосии Мономах, вооружив своих слуг, родственников и друзей, двинулся ко дворцу, освобождая из тюрем заключенных. Но народ не поддержал Феодосия. Его высмеяли в шуточной песенке с припевом: «Аи да Мономах! Что ни задумал — совершил!» Незадачливый претендент тотчас оказался в изгнании.

С не меньшим сарказмом встретил народ и воцарение Стратиотика. Его звали не иначе, как «Старикашка», потешаясь над детскими забавами выжившего из ума императора. Он послушно выполнял волю окружавших его дворцовых сановников, явно третируя военную аристократию. В 1057 г. на пасху при раздаче руги малоазийским полководцам было проявлено намеренное пренебрежение. Видя их возмущение, дворцовая клика решила сыграть на противоречиях, нараставших в борьбе за власть между восточной и западной группировками военной аристократии. Вриенний был возвращен из ссылки и сделан стратигом «македонцев» и каппадокийцев. Но ему не вернули конфискованных владений, требуя вначале показать верность новому императору. Вриенний затаил обиду.

Тяготясь правлением «гражданской партии», военные составили заговор. Трон было решено добывать для Исаака Комнина. Удалось привлечь к заговору и Вриенния. Раздосадованный отказом Михаила вернуть конфискованные владения, Вриенний поторопился и выдал себя. Его схватили и ослепили. Это и послужило сигналом к открытому мятежу. 8 июня 1057 г. в Пафлагонии Исаак Комнин был провозглашен императором. Верными Михаилу остались западные войска, отряды фем Армениака и Харсиана и часть наемников — франков и русских, расквартированных в Малой Азии. С запоздалой щедростью император осыпал не присоединившихся к Комнину стратигов милостями.

Исаак между тем одарял своих сторонников титулами и должностями, установил каждому ситиресий, снабдил воинов оружием и необходимым снаряжением. Вскоре сдалась Никея. Недалеко от нее произошла встреча двух враждебных армий. Многие стратиоты из правительственной армии перебегали к Исааку. Лишь македонцы рвались в бой со своими соперниками и первые начали сражение.

Кровопролитная битва кончилась победой Комнина. Михаил решил вступить в переговоры с узурпатором.

Успеху малоазийской военной аристократии способствовало состояние внешнеполитических дел империи. Чиновная знать обнаружила полную неспособность наладить оборону империи от новых врагов и дискредитировала себя в глазах столичного населения. Систематические набеги давно уже совершали отдельные отряды турок-сельджуков. Они разорили Васпуракан и Иверию. Давление сельджуков возрастало год от году. В последние годы жизни Мономаха они начали осаждать византийские города и крепости. В 1054 г. под угрозой захвата оказался Манцикерт.

Некоторые успехи были достигнуты при Мономахе лишь в Армении. В 1045 г. сын и наследник царя Ани Иоанна Смбата Гагик II отказался выполнить условия договора его отца с Василием II, а именно — признать зависимость от Константинополя. Мономаху удалось принудить Гагика II к капитуляции. Анийское царство было присоединено к империи, но ее позиции здесь оставались крайне непрочными. Несколько спокойнее стало на границах с арабскими эмиратами. Занятые войнами с сельджуками и междоусобной борьбой, арабы ослабили натиск на империю. Однако в 1047—1048 гг. фанатичное арабское духовенство снова выдвинуло лозунг священной войны за веру. Месопотамия подверглась опустошению. Лишь благодаря вмешательству сохранявшего мир алеппского эмира удалось погасить пламя арабо-византийской войны.

Гораздо опаснее была обстановка на западных границах империи. Вскоре после восстания Маниака Сицилия была окончательно потеряна. В Южной Италии город за городом переходил в руки норманнов. К 1045 г. у византийцев остались лишь Отранто, Бари, Бриндизи и Тарент.

Особенно тяжелым было положение на Балканах. В результате междоусобий печенежских ханов одна из орд печенегов перешла Дунай и поселилась в Паристрионе. Византийский двор рассчитывал использовать своих новых подданных в качестве союзников в борьбе с их соотечественниками. Однако политика Мономаха в отношении печенежских поселенцев была крайне неудачной. Император легко переходил от неумеренных раздач предводителям печенежского воинства к подозрительности и репрессиям. Союзная печенежская орда очень быстро втянула империю в конфликт с задунайскими полчищами кочевников. Около 1046 г. огромные их толпы перешли Дунай, опустошая все на своем пути. Вскоре среди печенегов вспыхнула эпидемия. Разбитые в сражении, печенеги были расселены в районе Сердики, Ниша и Овчеполя. Их ханам были пожалованы высокие титулы. Однако, когда Мономах отправил часть печенегов в Азию на войну против сельджуков, они взбунтовались, переправились обратно через Босфор, соединились с другими печенежскими ордами и ушли в Паристрион. Начались бесконечные, изнурительные войны с кочевниками. В 1049—1051 гг. византийцы потерпели несколько сокрушительных поражений. В своих набегах печенеги доходили почти до столицы. Император согласился на переговоры с печенегами, и по заключенному в 1051—1052 гг. 30-летнему миру они получили признанное империей право проживать в ее пределах. Расселение печенегов на Балканах таило серьезную опасность для империи. Тюрки по происхождению, они готовы были в любой момент объединить свои действия против империи в Европе с действиями сельджуков в Азии.

Большое значение для всей последующей истории Византии имел происшедший при Константине Мономахе разрыв между восточной и западной церквами. Схизма была вызвана совокупностью причин — социально-экономических, политических и идейных. Западноевропейская церковь к XI в. давно уже стала крупным феодальным собственником, тогда как византийская жила еще в значительной степени за счет солемниев и даров. Западное духовенство значительно более резко обособилось от мирян, что выражалось, в частности, в требовании безбрачия священников, чего не знала Византия. Внутри самой церкви иерархическое членение было на Западе более отчетливым, нежели на Востоке. Политические противоречия проявлялись как в претензиях римского и константинопольского престола на верховенство, так и в территориальных спорах — главным образом из-за областей по Дунаю и Южной Италии. Наконец, немаловажное значение имели различия идейных традиций: западная церковь опиралась преимущественно на наследие римского права, и юридизм мышления отличал западное богословие с его интересом к проблеме греха и воздаяния, возможности выкупа грехов за счет «сверхдолжных заслуг» святых; напротив, византийская церковь развивала неоплатонические традиции с их преимущественным интересом к проблемам сущности божества. Все эти противоречия усугублялись языковым различием и локальными особенностями богослужения. Практически к середине XI в. обе церкви стали обособленными, и их идеологи вели постоянную полемику между собой. Разделение церквей стало вопросом времени.

Казалось, общая для папства и для византийских владений в Италии норманская опасность приведет к союзу Византии с папством. Уже велись переговоры об этом, когда в ход событий решительно вмешался византийский патриарх Михаил Кируларий (1043—1058). Бывший претендент на императорский трон при Михаиле IV, энергичный патриарх с неудовольствием наблюдал усиление религиозного влияния папства в ускользавшей из-под власти империи Южной Италии. Он мало считался и с политическими расчетами Константина IX, настойчиво отстаивая идею превосходства духовной власти над светской. Кируларию оказали поддержку и некоторые члены синклита⁴³.

Кируларий закрыл подчиненные Риму церкви и монастыри в Константинополе. По его поручению болгарский архиепископ Лев направил епископам Италии послание, в котором объявил традиционное у латинян причащение опресноками и соблюдение субботнего поста ересью. Послание Льва положило начало новому взрыву ожесточенных споров по догматическим и литургическим вопросам. Сторонник союза с Византией, папа Лев IX не желал, однако, отказаться от супрематии над Южной Италией и признать равноправие константинопольского патриарха. Кируларий не хотел и слышать о каком-либо верховенстве папы над восточной церковью и решительно противился распространению богослужения по западному образцу в занятых норманнами византийских владениях в Италии. Его поддерживали духовенство и широкие слои константинопольского населения.

В начале 1054 г. в Константинополь прибыли папские послы во главе с фанатичным кардиналом Гумбертом. Кардинал скорее диктовал свои условия, чем пытался найти основу для соглашения. Кируларий отвечал Гумберту тем же. Тщетно император пытался помирить спорящие стороны. 16 июля 1054 г. папские послы положили на алтарь св. Софии хартию, которой предавались анафеме патриарх Михаил и его сторонники «со всеми еретиками вместе с дьяволом и аггелами его»⁴⁴. 20 июля созванный Кируларием собор анафематствовал в свою очередь папских легатов и всех, кто находится в общении с ними. Слабые попытки Константина IX заставить Кирулария пойти на уступки успеха не имели. Патриарх прямо пригрозил Мономаху восстанием народа⁴⁵, и император отступил.

Схизма 1054 г. не привела к резкому изменению в соотношении сил. Не помешала она и дальнейшему развитию экономических и политических отношений Византии с западными странами. Но она обострила политическую обстановку на Балканах, активизировала деятельность католического духовенства на Адриатическом побережье, в Хорватии и Западной Сербии. Вместе с тем схизма усилила сопротивление западному влиянию в Восточной Сербии, в Болгарии и в Киевской Руси. Раскол 1054 г. стал для папства и западных государств сильнейшим пропагандистским средством против схизматиков — греков и славян, извлекаемым на свет всякий раз, когда нужно было оправдать враждебные им политические акции.

В истекшие после смерти Мономаха два с половиной года внешнеполитическое положение оставалось тяжелым, хотя хронисты и говорят об этом периоде как о спокойном. Действительно, ни печенеги, ни сельджуки не совершали в то время крупных вторжений. Но в Паристрионе кочевники по-прежнему чувствовали себя, как дома, норманны продолжали захватывать владения империи в Италии, а турецкие отряды рыскали по территории пограничных восточных фем. Претензии военной знати приобретали в такой обстановке все большее оправдание в глазах жителей Константинополя, высших иерархов, части синклита. Даже синклитик Пселл заявил во время мятежа Комнина, что обида военных на Стратиотика была справедливой⁴⁶.

Послы Михаила VI к Исааку Комнину — Михаил Пселл, Константин Лихуд и Лев Алоп — предлагали узурпатору титул кесаря с правом наследования престола после смерти Михаила. Предложение было отвергнуто. Одним из важнейших требований военной знати было предоставить Исааку право самому назначать людей на военные посты, а также сохранить за приверженцами узурпатора все те богатства, владения и титулы, которые он им успел раздать. Вернувшись через день, послы сообщили, что император готов усыновить Исаака и сделать его своим соправителем. Военная аристократия, ободренная победой над Никеей, требовала безраздельного господства. Она не доверяла столичной знати. Сами императорские послы, и прежде всего Михаил Пселл, зорко следя за обстановкой в столице, вели двойную игру, давая понять Исааку, что положение Стратиотика крайне непрочно, что население столицы расположено в пользу Комнина.

Переговоры еще не были завершены, когда события в городе решили исход дела. Кируларий открыто стал на сторону Исаака и возглавил его сторонников в столице. Патриарх не остановился перед применением силы против враждебных Исааку и колеблющихся синклитиков. Дома части знати, оставшейся верной Михаилу, подверглись разгрому. Кируларий предложил Стратиотику оставить трон, ибо «так хочет народ». «Что обещает мне патриарх взамен этого?» — спросил Стратиотик, сбрасывая багряные сапожки. — «Царство небесное», — ответили ему. 1 сентября Исаак торжественно вступил в столицу, на следующий день состоялась его коронация.

Духовенство сыграло важную роль в победе Исаака. Не случайно еще в самом начале мятежа Комнина митрополиты советовали старому императору отречься от престола⁴⁷. Неслучайно первое собрание заговорщиков произошло в св. Софии. Не случайно, наконец, Пселл указывал Михаилу на раздор с патриархом как на серьезную опасность⁴⁸. Кируларий третировал Мономаха, не любил Феодору и открыто враждовал со Стратиотиком. Желая распоряжаться троном, он содействовал воцарению Исаака, но его теократические претензии встретили отпор военной аристократии.

Новый этап борьбы за власть между двумя группировками господствующего класса Византии завершился победой военной аристократии провинций. Впервые ее представитель стал самодержцем не через институт соправительства, не благодаря родственным узам с членами Македонской династии, а по праву сильного. Однако это еще не было окончательной победой. Столичная знать не была разгромлена. Она пошла на компромисс, надеясь, что новый император оценит ее уступчивость и не будет ущемлять ее интересов.