Глава XI. Великий князь Иоанн II Иоаннович г. 1353—1359

Характер великого князя. Жестокость Олегова. Властолюбие Ольгерда. Междоусобия. Действия духовной власти в Новегороде. Убийство в Москве. Дела церковные. Добродетели Св. Алексия. Слова юного Димитрия. Смерть и завещание великого князя. Начало княжества Молдавского и Волошского.

Все князья российские поехали в Орду узнать, кто будет их главою; а новогородцы особенно послали туда боярина своего Судокова просить хана, чтобы он удостоил сей чести Константина Суздальского, благоразумного и твердого. Вопреки им, Чанибек избрал Иоанна Иоанновича Московского, тихого, миролюбивого и слабого.

Еще новый государь не возвратился из Орды, когда юный Олег Рязанский, сын Коротопола, овладев всем княжением своего отца, дерзнул восстать на Московское. Он хотел быть совершенно независимым; хотел также отмстить за убиение в Москве предка его, Константина, и снова присоединить к Рязани берега Лопасни, где уже давно и бесспорно господствовали Калитины наследники. Сей предлог войны мог казаться отчасти справедливым; но юноша Олег, преждевременно зрелый в пороках жестокого сердца, действовал как будущий достойный союзник Мамаев: жег, грабил и, пленив лопаснинского наместника Иоэннова, не устыдился мучить его телесно; наконец дал ему свободу, взяв окуп и заслужив ненависть москвитян, хвалился любовию рязанцев, которые, приметив в нем смелость и решительность, в самом деле ожидали от него геройских подвигов.

Кроткий Иоанн уклонился от войны с Олегом, довольный освобождением своего наместника, и терпеливо сносил ослушание новогородцев, не хотевших быть ему подчиненными, до самого того времени, как суздальский князь, Константин Васильевич, ими любимый, скончался: тогда, уже не видя достойного соперника для великого князя, они приняли наместников Иоанновых; а Чанибек утвердил Нижний, Городец и Суздаль за сыном Константиновым, Андреем: ибо самое ближайшее право наследственное для владетелей российских не имело силы без ханского согласия. Так Иоанн Феодорович Стародубский по кончине старшего брата, Димитрия, ждал целый год грамоты Чанибековой, без коей он не мог назваться князем сего удела.

[1354—1359 гг.] Время государей тихих редко бывает спокойно: ибо мягкосердечие их имеет вид слабости, благоприятной для внешних врагов и мятежников внутренних. Ольгерд, выдав дочь свою за Бориса Константиновича Суздальского, брата Андреева, и женив племянника, Димитрия Кориядовича, на дочери великого князя, старался, несмотря на то, более и более стеснять Россию. Смоленск и Брянск уже давно зависели некоторым образом от литовского княжения, как союзник слабый обыкновенно зависит от сильного: еще не довольный сим правом, Ольгерд хотел совершенно овладеть ими и взял в плен юного князя Иоанна Васильевича, коего отец получил тогда от хана грамоту на удел брянский. Василий скоро умер, и сей несчастный город, быв долгое время жертвою мятежного безначалия, наконец (в 1356 году) поддался Литве. Чтобы открыть себе путь к Тверскому и Московскому княжению, Ольгерд занял было своим войском и городок Ржев; но тверитяне и жители Можайска, встревоженные столь опасным намерением, спешили вооружиться и выгнали оттуда литовцев. С другой стороны Андрей Ольгердович, князь полоцкий, все еще злобствовал на псковитян, называя их вероломными изменниками: они также мстили ему за разбой разбоями в его области, предводимые мужественным Евстафием Изборским.

Внутри России Муром, Тверь и Новгород страдали от междоусобия. Мы упоминали о князе Юрии Ярославиче Муромском: родственник его Феодор Глебович, собрав многочисленную толпу людей (в 1355 году), изгнал Юрия, обольстил бояр и вместе с знатнейшими из них поехал искать милости ханской. Князь Юрий чрез неделю возвратился в Муром, взял остальных бояр и также отправился к Ча-нибеку. В Орде был торжественный суд между ими. Феодор превозмог: хан отдал ему не только княжение, но и самого Юрия, скоро умершего в несчастии. Сим первым и последним раздором князей муромских заключилась их краткая история; род оных исчез, и столица, как увидим, присоединилась к великому княжению.

Вражда между Василием Михайловичем Тверским и племянником его, Всеволодом Александровичем Холмским, не могла быть прекращена ни великим князем, ни митрополитом Алексием, желавшим усовестить их в Владимире, где они для того съезжались (в 1357 году). Василий, особенно покровительствуемый Иоанном, угнетал Всеволода, к огорчению доброго тверского епископа Феодора, хотевшего даже оставить свою епархию, чтобы не быть свидетелем сей несправедливости. Дядя требовал суда в Орде, узнав, что племянник, остановленный на пути великокняжескими наместниками, проехал туда через Литву — и хан (в 1358 году) без всякого исследования выдал бедного Всеволода послам Василия, который уже обходился с ним как с невольником, отнимал имение у бояр холмских и налагал тяжкие дани на чернь.

В Новегороде был великий мятеж по случаю смены посадника. Мы видели, что и Симеон мало входил в дела тамошнего внутреннего правления: Иоанн еще менее, и народ тем более самовольствовал, не уважая наместников княжеских. Граждане конца Славянского, из всех пяти знаменитейшего, вопреки общей воле отставили посадника Андреяна; пришли в доспехах на двор Ярославов, разогнали других граждан невооруженных, даже умертвили некоторых бояр, и выбрали Сильвестра на место Андреяново. Софийская сторона хотела отмстить Славянской: обе готовились к войне. В таких случаях одна духовная власть еще не теряла прав своих и могла смягчать сердца, ожесточенные злобою. Владыко Моисей, схимник, просьбою народа изведенный из двадцатилетнего уединения, чтобы вторично править церковию, и за болезнию принужденный возвратиться в оное; новый архиепископ Алексий, по жребию избранный из ключников Софийских; архимандрит юрьевский, игумены явились среди шумного стана воинского: ибо таковым казался весь город. Старец Моисей, опасностию отечества как бы вызванный уже из гроба, благословлял народ, именуя всех своими любезными детьми духовными, и молил их не проливать крови братьев. Мятеж утих; самые неистовые с умилением внимали гласу святого отшельника, стоявшего на праве смерти, и не дерзнули быть ослушными. Но справедливость требовала наказать виновников действия насильственного и беззаконного: села честолюбивого Сильвестра и других вельмож Славянского конца были взяты на щит, то есть разорены по определению веча. Пострадали и невинные: ибо осторожная рассмотрительность не свойственна мятежному суду народному. На место Сильвестра избрали нового посадника, и город успокоился.

В самой тихой Москве, не знакомой с бурями гражданского своевольства, открылось дерзкое злодеяние, и дремлющее правительство оставило виновников под завесою тайны. Тысячский столицы, именем Алексей Петрович, важнейший из чиновников и подобно князю окруженный благородною, многочисленною дружиною, был в час заутрени найден мертвый среди городской площади, со всеми признаками убиенного — кем? неизвестно. Говорили явно, что он имел участь Андрея Боголюбского и что ближние бояре, подобно Кучковичам, умертвили его вследствие заговора. Народ встревожился: угадывали злодеев; именовали их и требовали суда. В самое то время некоторые из московских вельмож — опасаясь, как вероятно, торжественного обвинения — уехали с семействами в Рязань к Олегу, врагу их государя, и слабый Иоанн, дав время умолкнуть общему негодованию, снова перезвал оных к себе в службу.

Даже и церковь российская в Иоанново время представляла зрелище неустройства и соблазна для христиан верных. В год Симеоновой кончины архиепископ новогород-ский, Моисей, отправил посольство к греческому царю и к патриарху жаловаться на беззаконное самовластие митрополита: вероятно, что дело шло о церковных сборах, коими наши митрополиты отягчали духовенство, называя оные учтивым именем даров. Послы, принятые весьма благосклонно, возвратились с дружественными грамотами от императора Иоанна Кантакузина и патриарха Филофея, украшенными златою печатию, как сказано в летописи. Содержание грамот нам неизвестно; но кажется, что Филофей, как хитрый грек, отделался только ласковыми словами: ибо не хотел ссориться с российскими митрополитами, которые никогда не ездили в Царьград без даров богатых. В знак особенного уважения к святителю Моисею он прислал ему крещатые ризы, или полиставрион.

Сия жалоба новогородского духовенства на главу церкви — вынужденная сребролюбием предместника Алексиева, Феогноста — оскорбляла достоинство митрополитов. Другое происшествие сделало еще больше соблазна. Патриарх Филофей, вместо одного законного митрополита для России, поставил в Константинополе двух: Св. Алексия, избранного великим князем, и какого-то Романа (вероятно, грека). Сия новость изумила наше духовенство; оно не знало, кому повиноваться, ибо митрополиты были не согласны между собою: Роман же, обязанный святительством действию корысти, всего более думал о своих доходах и требовал серебра от епископов. Св. Алексий — не искав чести, по словам летописи, но от чести взысканный — вторично отправился в Константинополь с жалобами на беспорядок дел церковных, и Филофей, желая примирить совместников, объявил его митрополитом киевским и владимирским, а Романа литовским и волынским. Несмотря на то, сей последний без дозволения Алексиева жил несколько времени в Твери и вмешивался в дела епархии, призванный, кажется, Всеволодом Холмским, который сам ездил тогда в Литву. Роман заслужил его благодарность, убедив (в 1360 году) князя Василия Михайловича отдать племянникам третью часть Тверского княжения; был осыпан почестями и дарами при дворе, но не мог склонить на свою сторону епископа Феодора, не хотевшего иметь с ним никакого сношения.

Алексий же, более и более славясь добродетелями, имел случай оказать важную услугу отечеству. Жена Чани-бекова, Тайдула, страдая в тяжкой болезни, требовала его помощи. Хан писал к великому князю: «Мы слышали, что небо ни в чем не отказывает молитве главного попа вашего: да испросит же он здравие моей супруге!» Св. Алексий поехал в Орду с надеждою на бога и не обманулся: Тайдула выздоровела и старалась всячески изъявить свою благодарность. В сие время ханский посол Кошак обременял российских князей беззаконными налогами: милость царицы прекратила зло; но добрый Чанибек — как называют его наши летописцы — жил недолго. Завоевав в Персии город Таврис (основанный любимою супругою славного калифа, Гарун-Алрашида, Зебеидою) и навьючив 400 вельблюдов взятыми в добычу драгоценностями, сей хан был (в 1357 году) злодейски убит сыном Бердибеком, который, следуя внушениям вельможи Товлубия, умертвил и 12 братьев. Митрополит, очевидец столь ужасного происшествия, едва успел возвратиться в Москву, когда Бердибек прислал вельможу Иткара с угрозами и с насильственными требованиями ко всем князьям российским. Они трепетали, слыша о жестоком нраве его: Св. Алексий взял на себя укротить сего тигра; снова поехал в столицу капчакскую и посредством матери Бердибековой, Тайдулы, исходатайствовал милость для государства и церкви. Великий князь, его семейство, бояре, народ встретили добродетельного митрополита как утешителя небесного, и — что было всего трогательнее — осьмилетний сын Иоаннов, Димитрий, в коем расцветала надежда отечества, умиленный знаками всеобщей любви к Алексию, проливая слезы, говорил ему с необыкновенною для своего нежного возраста силою: «О владыко! Ты даровал нам житие мирное: чем изъявим тебе свою признательность?» Столь рано открылась в Димитрии чувствительность к заслугам и к благодеяниям государственным! — Успокоив Россию, митрополит жил два года в Киеве, оставленном его предместниками, среди развалин и печальных следов долговременного запустения стараясь обновить церковное устройство и велелепие храмов.

Иоанн надеялся княжить мирно; но скоро царевич татарский, Мамат-Хожа, приехал в Рязань и велел объявить ему, что время утвердить законный рубеж между княжением Олеговым и Московским: то есть корыстолюбивый царевич, уже славный злодеяниями насилия, хотел грабить в обеих землях под видом размежевания оных. Великий князь, ссылаясь на грамоты ханские, ответствовал, что он не впустит посла в московские области, коих границы известны и несомнительны. Ответ смелый; но Иоанн знал, что Мамат-Хожа действует самовольно, без особенного ханского повеления; знал, может быть и то, что Бердибек уже недоволен сим вельможею, который скоро долженствовал возвратиться в Орду и заплатил там жизнию за убиение какого-то любимца царева.

Княжив 6 лет, Иоанн скончался монахом на тридцать третьем году от рождения [13 ноября 1359 г.], оставив по себе имя Кроткого, не всегда достохвальное для государей, если оно не соединено с иными правами на общее уважение. — Подобно отцу и брату, он написал духовную, в коей приказывает Москву двум юным сыновьям, Димитрию и Иоанну, уступая треть ее доходов шестилетнему племяннику, Владимиру. Андреевичу, и веля им вообще блюсти, судить и рядить земледельцев свободных, или численных людей; отдает супруге Александре разные волости и часть московских доходов, а Димитрию Можайск и Коломну с селами, Иоанну Звенигород и Рузу; утверждает за Владимиром Андреевичем удел отца его, за вдовствующею княгинею Симеона и Андреевою, именем Иулиа-ниею, данные им от супругов волости, с тем, чтобы после Иулиании наследовали сыновья великого князя и Владимир Андреевич, а после Марии один Димитрий. Из драгоценностей оставляет Димитрию икону Св. Александра, золотую шапку, бармы, жемчужную серьгу, коробку сердоликовую, саблю и шишак золотые; Иоанну также саблю и шишак, жемчужную серьгу, стакан цареградский, а двум будущим зятьям по золотой цепи и поясу; отказывает, вместо руги, некоторую долю княжеских прибытков церквам Богоматери на Крутицах, Успенской и Архангельской в Москве; дает волю казначеям своим, сельским тиунам, дьякам, всем купленным людям, и проч.

Достопамятным случаем Иоанновых времен, связанным с нашею историею, было происхождение нынешней Мол авской области, где в течение семи веков, от третьего до десятого, толпились полудикие народы Азии и Европы, изгоняя друг друга и стремясь грабить империю Греческую.

Нестор говорит, что славяне российские, лутичи и ти-вирцы, издавна жили по Днестру до самого моря и Дуная, имея селения и города. Князья галицкие во XII веке без сомнения владели частию Бессарабии и Молдавии, где обитали тогда, под именем волохов, остатки древних гетов, смешанных с римскими поселенцами первого столетия, также некоторые печенеги и половцы. Заметим еще, что в российской географии XIV века именованы Белгород (или Акерман), Романов, Сучава, Серет, Хотин, в числе наших старинных городов. Падение Галицкого княжения оставило Молдавию в жертву татарам, и сия земля, граждански образованная россиянами, снова обратилась в печальную степь: города и селения опустели. Когда же моголы, устрашенные счастливым оружием Людовика Венгерского, около половины XIV века удалились от Дуная: тогда волохи, предводимые Богданом или Драгошем, жив прежде в Венгрии, в Мармаросском графстве, явились на берегах Прута, нашли там еще многих россиян и поселились между ими на реке Молдаве; сперва угождали им и сообразовались с их гражданскими обычаями, для своей безопасности; наконец же сии гости столь размножились, что вытеснили хозяев и, возобновив древние наши города, составили особенную независимую державу, названную Молдавиею, коею управляли наследники Богдановы под именем воевод и где язык наш до самого XVII века был не только церковным, но и судебным, как то свидетельствуют подлинные грамоты молдавских господарей. Таким же образом произошло и княжение Волошское, но еще ранее: Нигер, если верить преданию, во XII или в XIII столетии вышедши из 1 рансильвании со многими своими единоземцами, воло-хами, основал Терговисто, Бухарест и властвовал там до конца жизни; преемниками его были другие, избираемые народом воеводы, которые зависели иногда от сильных государей венгерских.