ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Божества, о которых шла речь в этой книге, почитались в различные периоды существования Куша. При кажущейся порой несопоставимости их ни во времени, ни в пространстве можно выделить ряд признаков, их объединяющих, которые составляют характерные особенности религии Куша. Важнейший признак религии Куша - синкретизм. В каждом из богов Куша непременно сочетаются египетские и местные элементы. Со временем добавилось и эллинистическое влияние, что в особенности ярко видно на примере культа Мандулиса. Проблему индийского влияния, как уже не раз отмечалось и в настоящем исследовании и в литературе, следует исключить из дискуссии об особенностях мероитской религии. Вопрос о переднеазиатском влиянии (через Египет) может быть поставлен, в частности, на примере культа Решефа, но он требует дополнительных данных, чтобы выявить конкретные его проявления.

Особенности синкретических процессов четко прослеживаемых в религии Куша, волнуют каждого, кто сталкивается с ее изучением. Вместе с тем, в оценке как самих процессов, так и их особенностей мнения расходятся. Так, например, согласно Л. Жабкару, "наделение египетских богов (в Куше. - Э.К.) при XVIII династии новыми эпитетами являлось политической акцией, в результате которой вновь завоеванная территория оказалась под покровительством богов-завоевателей, но то, что происходило в нубийских храмах птолемеевско-римского времени, имело абсолютно иную природу. Роль египетских богов, почитаемых в этих храмах, была развита и адаптирована до такой степени, что одно божество мыслилось проявлением другого, с которым оно могло меняться атрибутами, функциями и изобразительными чертами". Сходный процесс имел место в Мероэ, но мероиты не механически имитировали иноземные идеи и мотивы, а приспосабливали и гармонически соединяли их со своей собственной религиозной и художественной традицией (314, с. 119).

Периодизация, предложенная Л. Жабкаром, не представляется правомерной. Согласно его мнению, религия Куша развивалась по этапам, совершенно не связанным друг с другом. Он выделяет только период XVIII династии, который в отношении религии в Куше отражает лишь "политическую акцию", и греко-римское время в Северной Нубии - эпоху, которая как бы отрывается им от общего хода развития религии Куша, а явления, наблюдавшиеся там, сопоставляются им с процессами, которые происходили, по его мнению, в Мероитском царстве.

Вместе с тем первый этап становления и развития религии Куша протекал с эпохи Древнего царства до времени правления XXV династии, когда результаты идеологического влияния Египта на Куш начали сказываться на самом Египте. Следует особо подчеркнуть, что начало процесса проникновения культа египетских богов в Куш и их последующей трансформации относится к эпохе Древнего и Среднего царств. Этот период совсем не учитывается Л. Жабкаром. Второй этап - время самостоятельного существования Мероитского царства; когда наиболее ярко проявились местные черты религии. Ко времени соприкосновения Куша с греко-римским миром, которое мы включаем в этот этап, в Северную Нубию - район стыка различных религиозных течений, шедших с юга (из Мероэ) и с севера (из Египта), попали культы не только эллинизированных египетских богов или греческие культы, но и трансформированные на кушитской почве древние египетские культы и культы собственно мероитских божеств исконно местного происхождения.

Надо отметить также, что, характеризуя процесс синкретизма в Мероэ и сравнивая его с теми процессами, которые, как полагает Л. Жабкар, происходили в Северной Нубии греко-римского времени, он понимает под синкретизмом явления, которые вовсе не отражают специфики этого процесса в Мероэ, а скорее характерны для Египта. Так, восприятие одного божества как проявления другого наблюдалось в египетских религиозных системах, к тому же задолго до греко-римской эпохи (представление об Атуме, Птахе в мемфисской теологии).

Для синкретизма же в кушитской религии характерно соединение в одном образе черт, присущих нескольким богам, различным по происхождению и по функциям, слияние отдельных богов в одном образе, наделение египетских богов местными чертами. Следует особенно подчеркнуть, что начало этого процесса связано с первым проникновением египтян в Куш, куда они принесли и своих богов. Процесс адаптации и наделения богов новыми чертами должен был идти в ходе общения египтян, поселившихся в Куше, с местным населением, а завоевание Куша в эпоху Среднего царства и тем более превращение его в провинцию Египта при XVIII династии лишь дало новый мощный импульс этому процессу, придав ему политический смысл и сделав, таким образом, процесс адаптации и изменения религиозной идеологии одним из проявлений государственной политики Египта в отношении завоеванной территории.

Как видно из многих приведенных в книге примеров, египетская религия оказала серьезнейшее влияние на кушитскую. С этой точки зрения следует, на наш взгляд, определить три основных направления, по которым египетские религиозные элементы проникали в кушитскую религию: 1) принятие в пантеон египетских богов без изменений; 2) трансформация египетских культов на местной основе (вполне вероятно, что при этой трансформации происходило поглощение локальных культов кушитских богов, хотя конкретно проследить это почти невозможно); 3) включение местных богов в египетский пантеон и мифологию, соответственно их трансформацию и последующее возвращение в Куш в египтизированном виде.

Следует особо подчеркнуть, что отмеченные нами явления в действительности составляли неразделимые части единого процесса, происходившего в Куше в течение всего рассмотренного периода, хотя, безусловно, на отдельных этапах соотношение их было различным. Так, процесс проникновения исконно египетских богов в Куш, насколько можно судить по Дошедшим до нас источникам, прерывается с утратой власти египтянами (или после падения XXV династии), но возобновляется вновь в греко-римское время, когда эллинизированные египетские боги попадают в Куш.

В эпоху самостоятельного развития Мероитского царства ярко проявляются самобытные черты в религии (в особенности на примере Апедемака), но вместе с тем культы местных богов впитывают египетские религиозные представления. Об этом ярко свидетельствуют образы Мандулиса, в основе почитания которого лежал древнеегипетский миф о солнце; Аренснуфиса, который персонифицировал древнеегипетский эпитет, относившийся к разным богам; Себуимекера, к которому отнесен древнеегипетский гимн Осирису. Кроме того, целый ряд признаков, восходящих исключительно к египетской традиции, стал органически присущ местным богам. Это - устойчивость египетского стиля изображения, атрибуты богов (знак жизни, скипетр "уас", приставной хвост и т. д.), форма построения инвокации. В образе мероитского бога наблюдается удивительное сочетание исконно египетских элементов с местными. И если даже местные элементы слабо прослеживаются во внешнем облике (Аренснуфис, Себуимекер) или отсутствуют вовсе (Дедун), то в надписях, прославляющих местных богов, четко отражается их происхождение и соответственно кушитские черты. Местные божества (за исключением Дедуна) появляются в храмовых комплексах Мероэ уже в то время, когда религия Куша, находясь под постоянным воздействием Египта, обнаружила свою основную тенденцию - восприятие религиозных представлений с соответствующей трансформацией их на местной почве, что составляло основу синкретизма в кушитской религии. К тому же многие египетские боги, трансформировавшиеся в Куше, с течением времени стали восприниматься уже не как египетские боги, а как божества Куша. Особенно четко это видно на примере Амона Напатского, Исиды, Осириса, Тота Пнубса, Бастет. Следовательно, и их внешний облик, и отношение к ним, и их восприятие, отразившиеся в надписях, уже перестали быть для мероитов чужеродным элементом. В этом причина того, что мероиты сохранили у своих богов и внешние атрибуты египетских богов, и основные принципы канона, и даже отдельные эпитеты и религиозные формулы, хотя, казалось бы, в мероитскую эпоху их ничто не вынуждало это делать.

Если бы процесс распространения египетских религиозных культов в Куше объяснялся, только политическим маневром фараонов XVIII династии, логично было бы ожидать резкое изменение религиозной ситуации, сложившейся после утери египтянами власти. Отдавая должное политическим устремлениям царей XXV династий в отношении Египта, что давало безусловный толчок к сохранению египетских форм религии, следует отметить, что в целом ход истории Куша, освободившегося от власти египтян, больше вел к разрыву, чем к слиянию с бывшей метрополией. В период независимости наиболее ярко выступают местные культы, но вместе с тем именно в силу многовековой египетской традиции, ставшей органической составной частью складывающихся (а возможно, уже и сложившихся) местных верований, политический разрыв уже не мог означать сколь-нибудь значительного разрыва духовного.

Безусловно, правы те, кто подчеркивает, что мероиты не механически воспринимали египетский опыт, но ведь точно так же, не механически воспринимались египетские боги и в ранний период истории Куша, - процесс египтизации был лишь усилен завоеванием, но, как уже неоднократно подчеркивалось, египетские боги претерпели существенные изменения на территории Куша. Таким образом, для Куша мы рассматриваем синкретизм как процесс слияния различных чужеземных элементов с местными, подчиненный единым закономерностям, соотношение которых обусловливалось временем и политикой.

Для характеристики степени влияния египетской религии представляется неправомерным выделение особого "элемента "Египетский II" " (для греко-римского времени) в отличие от "Египетский I" (для Нового царства), лишь на том основании, что в эллинистическое время восприятие культурных элементов происходило сознательно (131, с. 103). Даже если они и воспринимались сознательно, это уже не имело никакого принципиального значения. Ко времени соприкосновения Куша с греко-римским Египтом религия Куша уже прошла значительный путь развития. Этот путь включал два этапа: этап восприятия египетских религиозных культов и представлений (которое в значительной мере шло под давлением завоевателей) с переработкой их соответственно местным условиям в сочетании с поклонением чисто египетским культам и этап создания собственных культов и представлений, на которые органически наложились египетские формы, а трансформированные на местной почве египетские образы богов уже в большинстве случаев воспринимались как кушитские.

В этих условиях синкретические образы, сложившиеся в птолемеевско-римских храмах Северной Нубии, стали закономерным итогом длительного развития и становления религиозной идеологии Куша. К этому времени процесс синкретизма достиг наивысшего развития, поскольку в орбите влияния оказалась иная держава и на египетско-кушитские образы (те, которые сложились еще в эпоху фараонов Северной Нубии, и на образы божеств, возвысившихся в более позднее время) наложились образы эллинистических богов. Влияние эллинистической культуры шло по двум направлениям - опосредованно (через Египет), когда в Куш попадали культы эллинизированных египетских богов, воспринимавшихся и трансформировавшихся на местной почве, и непосредственное. Под непосредственным подразумеваются результаты контактов с греками, о которых мы узнаем из различных источников. Конкретное проявление этого влияния отразилось, в частности, на образе Мандулиса, в котором в наибольшей степени отразились эллинистические черты, К тому же пребывание на территории Северной Нубии римской армии (а возможно, и греческой в эпоху завоевания части территории Птолемеями) способствовало усилению прямого влияния, поскольку в Куше оказывались непосредственные носители греческой и римской религии. Но в любом случае речь идет лишь о форме проявления иноземного (в частности, греко-римского) влияния. В целом же сохранение (или возрождение?) и развитие локальных культов Северной Нубии в эпоху эллинизма, введение кушитских богов в греческий пантеон и возвращение в новом облике в Куш повторяет тенденцию развития религии фараоновского времени и подтверждает тем самым тезис о единых закономерностях процесса синкретизма, которому подвергалась религиозная идеология Куша. Отмеченные явления указывают на особенность религии Куша, заключающуюся в том, что в ходе исторического развития Куша, приводившего к столкновению с великими державами древности (Египтом, Грецией, Римом), местная основа не была поглощена, а напротив, сохранилась, приспособившись к сложившейся обстановке.

В Куше обилие локальных ипостасей было характерно в равной мере для божеств и египетского и местного происхождения, когда каждый из них считался господином определенного храма. В значительной мере это объясняется естественными географическими условиями, а также исторически возникшим делением страны на северную и южную часть, где степень влияния исконно египетской, а позднее и эллинистической культуры была неодинаковой. Различные виды хозяйственной деятельности (в одних районах страны преобладало земледелие, в других скотоводство), отсутствие единой государственной системы хозяйства породили и разобщенность в религиозном отношении. (Эта разобщенность не является следствием пережитков тотемизма, так как изображения египетских зооморфных божеств в Куше заимствованы, кроме Амона Гемпатона, воспринимавшегося как лев юга и Апедемака, где о прямом заимствовании также говорить не приходится. Но и их связь с тотемизмом опосредствована и не может рассматриваться как oснова культа.) Таким образом, сложившаяся ситуация позволяет говорить о религиозном сепаратизме как следствии особенностей способа производства, географических условий, а также этнической среды, в которой, по косвенным данным, постоянно шла борьба между сторонниками и противниками усиления египетского религиозного влияния. Последняя была обусловлена также социально.

Обилие локальных культов не помешало возвышению одного из них в качестве культа государственного бога, который оставался ведущим в Куше во все периоды его существования. Возвышение на отдельных этапах других культов объясняется рядом условий. Например, возвышение Исиды Филе в греко-римскую эпоху связано прежде всего с политическими факторами, менее ясны причины возвеличения Апедемака, но, как бы то ни было, культ их в общем масштабе исторического развития Куша, рассмотренного в данной работе, играл эпизодическую роль. Говорить поэтому о том, что Амон, Исида и Апедемак оставались до конца существования Мероэ главными богами, как это делает, например, К. Онаш (210, с. 3), на наш взгляд, пожалуй, преждевременно. Положение того или иного божества в общей системе религиозных верований государства определяется в первую очередь характером его связи с верховной властью. Если подойти с этой точки зрения к оценке роли и значения богов Куша, то помимо названных богов безусловно следует выделить Бастет и возможно, Себуимекера, которых по лаконичным сведениям, дошедшим до нас, также следует причислить к ведущим богам. Выявить конкретно их значение и особенности трудно из-за малого количества надписей. До конца неясно также соотношение Амона и Апедемака, Исиды и Бастет в общей системе верований. Так, и Апедемак и Амон ассоциировались с царской особой. Как свидетельствуют надписи, в образе Амона были сконцентрированы все основные идеи, связанные с характером царской власти, отразились особенности государственного строя Куша, в частности - избрание царя. Вместе с тем почитание Апедемака как бога плодородия отражало сопоставление его с царем как ответственным за плодородие земли, символика Апедемака стала царской символикой. Многочисленные данные свидетельствуют о ведущей роли Исиды в мероитском пантеоне, что вытекало из сопоставления её с царицей-матерью. Но наряду с этим стелы Хорситефа и Настасена не оставляют сомнения в преобладающем значении Бастет именно в ритуале избрания.

В целом, характеризуя пантеон Куша как конгломерат локальных культов богов египетского и местного происхождения, следует объяснять причину возвышения тех или других совокупностью факторов, среди которых первое место принадлежит политике. Однако многое, возможно, объясняется и силой традиции (в том числе и консерватизмом религиозного мышления на той стадии развития). Так, возможно именно по этой причине Апедемаку просто не удалось вытеснить Амона Напатского.

История становления и развития культов египетских богов в Куше и культов богов местного происхождения показывает, что религия Куша складывалась в органическом синтезе различных элементов при устойчивом сохранении традиционно местной основы. Синтез различных компонентов, накладывавшихся на местные верования и сплетавшихся с ними, привел к созданию оригинальной системы - качественно новой религии, религии Куша, которая и сама оказывала влияние на религию тех стран, с которыми Куш непосредственно соприкасался. Так, исконные божества Куша и ипостаси египетских богов, принявших в Куше локальные формы, в свою очередь, возвращались в Египет, где они упоминались в различных источниках. Боги Куша были восприняты и в греко-римском мире. Бог Мандулис вошел в греческий пантеон, римские солдаты совершали паломничество в храм Куша для того, чтобы воздать почести местному богу. Согласно Ювеналу, благочестивая римская матрона специально отправилась в Куш за священной водой для Исиды (Juvenal, VI, 526- 529). Этот факт указывает на то, что в античном мире с культом Исиды ассоциировался именно Куш (8, с. 218). Такой же вывод следует и из замечания Сноудена о том, что целый ряд находок в Греции свидетельствует о том, что служителями культа Исиды были африканцы (вероятнее всего, жители Куша (270, с. 114-115)). Очевидно, через Куш проникали на Африканский континент некоторые религиозные представления древнего Египта.

Интересно, что и в современном фольклоре народов Судана сохранились древние традиции (14, с. 61-69), восходящие ко временам царей Мероэ или дошедшие почти без изменений от этих времен. Следует в особенности подчеркнуть сохранение столь древних традиций на протяжении многовековой, насыщенной событиями истории Судана (включая и столь важный фактор, как смена этноса), а значит, религию Куша, как главную составную часть древней культуры этой страны, без преувеличения можно считать истоком современной культуры народов Судана.

Карта древнего Судана

Территория 1-м и 2-м Нильскими порогами