Глава XXIII. Страны южной Европы во второй половине XVII и в XVIII в.

Еще в XVI в. страны Южной Европы — Италия и Испания оказались политически между собою связанными установлением власти испанских Габсбургов над большей частью итальянских земель. За исключением Пьемонта на Севере, Папской области в Средней Италии и двух городов-республик — Венеции и Генуи — вся Италия на протяжении почти двух веков фактически являлась испанской провинцией. Испанское владычество не только вовлекало Италию в многочисленные войны, нередко протекавшие на ее территории, но и оказывало сильное влияние на экономическое и культурное развитие страны, содействуя распространению и укреплению в ней феодальной реакции.

1. Италия

Иноземное владычество

Феодальная реакция, начавшаяся в Италии в XVI столетии, продолжалась в течение всего XVII и частично даже в XVIII в. Задолго до рассматриваемого периода Италия утратила торговое первенство в Европе. Одновременно происходило резкое сокращенно промышленной деятельности даже в таких крупных центрах, как Флоренция, Венеция, Милан. Тяжелое положение политически раздробленной, экономически разобщенной страны усугублялось тяготевшим над народом иностранным владычеством и почти непрерывными войнами, происходившими на территории Италии. Всю вторую половину XVII в. не прекращались вооруженные столкновения итальянских государей между собой. Войны Франции против Габсбургов тоже велись главным образом в Италии. В это же время Венеция напрягала последние силы, чтобы защитить от турок остатки своих владений в Восточном Средиземноморье (главным образом остров Крит).

Особенно сильно пострадала Италия во время войны за Испанское наследство (1701—1713), когда она сделалась ареной кровавых битв между франко-испанскими и австрийскими войсками. Кто бы ни выходил из этих сражений победителем, все равно на итальянские города налагались контрибуции, а крестьяне подвергались ограблению. Итальянские государи, интригуя и присоединяясь то к одному, то к другому из воюющих лагерей, навлекали новые бедствия на беззащитные деревни и города. Только Савойская династия в Пьемонте, которая своевременно перешла на сторону антифранцузской коалиции, извлекла для себя из войны некоторые выгоды, получив остров Сицилию.

В 1713 г. война за Испанское наследство окончилась победой антифранцузской коалиции. Испанцы и французы были изгнаны с Апеннинского полуострова. Раздробленная и разоренная Италия не сумела, однако, использовать их поражение, чтобы освободиться от чужеземного господства. По Раштаттскому миру 1714 г. бывшие испанские владения в Италии (Неаполитанское королевство, Миланское герцогство, часть Тосканы и остров Сардиния), а с ними и господство на полуострове перешли к Австрии.

Одно иностранное иго сменилось другим. Теперь уже австрийские Габсбурги, владея торговыми путями Северной Италии и портами Южной, хозяйничали на полуострове. Непосредственно подчинив себе одни районы Италии и контролируя другие, они жестоко обирали трудящиеся массы.

Испанские Бурбоны не желали, однако, примириться с потерей своих итальянских владений. Уже в 1717 г. они захватили остров Сардинию, а в следующем году — Сицилию. Вынужденные уйти оттуда по настоянию европейских держав, они в последующие десятилетия неоднократно вторгались на полуостров. Войны между Бурбонами и австрийскими Габсбургами, то затихая, то разгораясь, шли на территории Италии почти беспрерывно вплоть до 1748 г.

С последним этапом этой борьбы — так называемой войной за Австрийское наследство — связан один из замечательных эпизодов истории Италии в XVIII в. — изгнание австрийцев из Генуи.

В 1746 г. австрийское войско подступило к Генуе. Местный патрициат и правительство, не решаясь сопротивляться, покорно открыли перед ним городские ворота. Австрийцы обложили город громадной контрибуцией, грабили горожан, чинили над ними насилия и издевательства. Предание гласит, что сигнал к восстанию подал двенадцатилетний мальчик Валила, первым бросивший камень в австрийского офицера. Портовые грузчики, уличные торговцы, ремесленные подмастерья взялись за оружие; город покрылся баррикадами. Но городская знать послала депутацию к австрийскому командованию, чтобы заверить его в своей непричастности к событиям. Восставшие силой захватили оружие из городского арсенала. Окрестные крестьяне присоединились к ним, и на шестой день кровопролитных боев австрийцы были изгнаны из Генуи. Предпринятая ими осада города также закончилась неудачей. Встретив ожесточенное сопротивление осажденных и опасаясь нападения расположенных в Провансе франко-испанских войск, австрийцы вынуждены были отступить.

Независимость Генуэзской республики была спасена. Но удержать власть в своих руках рабочий люд и ремесленники не сумели. Созданное народом в дни восстания временное правительство существовало всего несколько дней и добровольно уступило место дожу и патрицианскому сенату.

По условиям Ахейского мирного договора 1748 г. испанские Бурбоны лишь в ничтожной степени вернули себе в Италии былое влияние. На Юге было возрождено независимое Королевство обеих Сицилии (Неаполь п Сицилия) во главе с Карлом III, сыном испанского короля Филиппа V, отказавшимся от своих прав на испанский престол. Но на севере полуострова утвердилось австрийское господство. Ломбардия вошла непосредственно в состав австрийских владений, на тосканский престол был посажен один из членов Габсбургского дома. Положение и границы прочих итальянских государств существенно не изменились. Италия и после Ахенского мира по-прежнему была конгломератом небольших государств, большей частью зависевших от Австрии или Испании, и оставалась беззащитной перед ляпом иностранных интриг и агрессии.

Аграрный строй и положение крестьянства

Экономика Италии пришла за это время в глубочайший упадок. Иностранные нашествия и внутренние усобицы разоряли страну, разрушая ее промышленность и сельское хозяйство. К середине XVIII столетия Италия, в городах которой некогда впервые зародился капитализм, все еще представляла собой в основном аграрную страну, где земля находилась преимущественно в руках духовенства и дворян. В Северной Италии им принадлежало около двух третей всех обрабатываемых земель, в Центральной и Южной — до девяти десятых. Некоторые из феодальных поместий на Юге были так велики, что путешественнику требовалось более двух дней, чтобы их объехать; население таких латифундий исчислялось десятками тысяч.

Уровень сельского хозяйства был крайне низок, техника его примитивна. Принадлежавшие землевладельцам стада бродячих овец, переходя с участка на участок, портили крестьянские нивы. Многие земли были заброшены; Италии не хватало своего хлеба, и значительная часть потребляемого ею зерна ввозилась из-за границы.

Владельцы поместий не заботились о рациональной организации сельского хозяйства. Многие аристократы, живя в больших городах, никогда даже не видели земель, с которых они получали ежегодный доход. Дворянские земли обычно сдавались мелкими участками в аренду испольщикам (mezzadria). Последние были в полной зависимости от своих сеньоров. Они должны были не только отдавать землевладельцу в уплату за аренду половину, а то и две трети урожая, но и работать на его полях и нести множество феодальных повинностей. Сеньор взимал с крестьян всевозможные поборы — за право держать кур, свиней, за право убоя скота, даже за право вымести мусор из своего жилища. Только сеньору принадлежало право рыбной ловли, охоты, солеварения, использования воды из рек и горных потоков для орошения полей.

Крестьяне должны были оказывать сеньору разнообразные услуги. Их хозяйственная свобода была ограничена. В Южной Италии, например, крестьяне не могли приступить к уборке своего урожая раньше, чем не уберут хлеб на полях сеньора; вплоть до 1759 г. только сеньору они могли продавать свой урожай. Кроме этого, крестьяне рще должны были нести на себе основную тяжесть государственных налогов и уплачивать церковную десятину.

В Южной Италии, где феодальные порядки были наиболее живучи и сильны, общее количество всевозможных поборов, повинностей, налогов, лежавших на крестьянах, исчислялось, по утверждению исследователей, сотнями. В некоторых местностях Королевства обеих Сицилии и Тосканы сохранились остатки крепостной зависимости: здесь имелись категории крестьян, прикрепленных к земле и караемых за попытку бегства от сеньора пожизненным тюремным заключением. Впрочем, даже и там, где крестьяне считались свободными людьми, землевладельцы сохраняли немало феодальных прав на личность крестьянина, в частности право суда. В их поместьях были тюрьмы, отряды вооруженных наемников, иногда даже собственная артиллерия. Они вершили суд и расправу, приговаривая за малейшие проступки к порке, штрафам, заключению в тюрьму.

Все это приводило к частым крестьянским восстаниям и другим актам сопротивления эксплуатации. В середине XVII в. несколько лет велась под религиозными лозунгами крестьянская война в Савойе (так называемая вальденская ересь). В 1674—1676 гг. происходило большое восстание в Сицилии. Многие крестьяне, спасаясь от сеньориального гнета и иноземных войск, покидали насиженные места и уходили горными тропами во Францию, Австрию, Швейцарию. Многие скрывались в горах и лесах и занимались разбоем на больших дорогах. По всей Италии бродили толпы нищих.

Торговля и промышленность

Итальянские государства были не в силах использовать преимущества своего выгодного географического положения на путях торговли Северной и Центральной Европы с Левантом. Ни у Венеции, ни у Генуи, ни у Королевства обеих Сицилии уже не было достаточно сил, чтобы обеспечить безопасность морских путей. На Средиземном море хозяйничали, захватывая торговые суда и грабя прибрежные селения, турецкие и берберийские (североафриканские) пираты. На рынках Восточного Средиземноморья, где ранее господствовали итальянские купцы, их постепенно вытеснили торговые фирмы более развитых стран Западной Европы.

Рим. Гравюра конца XVII - начала XVIII в.

В самой Италии задавленные поборами крестьяне почти не имели возможности покупать промышленные изделия. Внутренние таможенные пошлины чуть ли не вдвое увеличивали стоимость товара. Таможенные заставы отделяли не только одно итальянское государство от другого, но и город от города, а иногда и приход от прихода. В одной только Южной Италии было 367 таких застав — 122 государственных и 245 частных. Проезжие торговцы уплачивали здесь таможенные пошлины через каждые несколько километров, а в самом Неаполе — при перевозке товара из квартала в квартал.

Ко всему этому присоединялись трудности, связанные с отсутствием хороших дорог, единых мер веса и длины, единой денежной системы, феодальная пестрота законодательства, при которой одни законы действовали, например, в Пизе, другие — в Сиене, третьи — во Флоренции. Губительное действие оказывали многочисленные торговые монополии, продажу которых итальянские государи обратили в постоянный источник своих доходов.

При таких условиях процесс образования единого национального рынка, сделавший в ряде других стран Европы значительные успехи именно в XVI—XVII вв., был в Италии сильно задержан.

В тяжелых условиях находилась и промышленность. Специальные статуты регламентировали качество, стандарт, процесс производства товаров. Цеховые корпорации с их придирчивым требованием, чтобы все однородные производства работали «одинаково», со своей стороны затрудняли технический прогресс. Итальянская промышленность задыхалась в условиях политической раздробленности и от феодальной регламентации. Еще уцелели отдельные крупные предприятия, но уже давно не было в промышленных кварталах Венеции, Генуи, Флоренции, Милана кипучего оживления былых времен. На юге полуострова заглохли старинные неаполитанские промыслы.

Ремесленные формы производства снова стали повсеместно господствовать в промышленности, но и ремесло находилось в упадке. Только те его отрасли, которые производили изделия роскоши, были обеспечены покупателями из среды придворной знати и духовенства.

В начале XVII столетия в Милане вырабатывалось 15 тыс. кусков шерсти в год, в 1640 г.— только 3 тыс., а в 1700 г.— не более 1 тыс. В Кремоне в XVI в. было 5 тыс. ткацких станков, к 1749 г. их осталось всего 60; ее население сократилось почти в четыре раза. Промышленная жизнь замирала, рабочие эмигрировали. Современники писали о волках, забредавших зимой на улицы города, о змеях, заползавших в покинутые дома.

Привилегированные сословия

Печать феодальной реакции лежала на всех областях общественной, политической и культурной жизни страны. Общество было разделено сословными перегородками. Духовенство и дворянство — «привилегированные» — были освобождены от уплаты налогов государству. Только дворяне могли занимать высшие должности в армии и видные посты в государственном аппарате. В некоторых итальянских государствах для дворян существовали особые суды и особые законы, в других — судьям прямо предписывалось при определении наказания учитывать сословную принадлежность обвиняемого. Ремесленник, совершивший преступление, посылался пожизненно на галеры, а дворянин отделывался ничтожным наказанием. Даже одежда привилегированных была особая — из бархата и шелка, и в туринском королевском театре, например, они одни имели право сидеть в ложах, в то время как остальные горожане должны были с непокрытыми головами стоять в партере.

Духовенство, владевшее обширными землями и громадными богатствами (в Тоскане, например, его доходы превышали доходы государства в 4 раза) и пользовавшееся покровительством римского папы, было особенно влиятельно. Страна была полна священников, монахов, иезуитов. Монтескье, посетивший Италию, писал, что здесь достаточно повернуть голову, чтобы увидеть священника или монаха. В Папской области им принадлежала вся полнота власти, в других государствах Италии они нередко держали в своих руках тайные нити управления. Однако в среде духовного сословия существовали глубокие различия: если прелаты — князья церкви — не уступали своим богатством и влиянием крупнейшим светским феодалам, то бедные сельские священники по своему образу жизни мало чем отличались от крестьян, а часть городского клира уже была связана с буржуазными элементами итальянского общества.

Развитие капиталистических отношений во второй половине XVIII в.

Во второй половине XVTTI в. Италия пользовалась благами продолжительного мира. Страна стала понемногу оправляться от разорения. Начинается возрождение экономики и культуры. В эти годы увеличивается население, оживают обезлюдевшие деревни и города, вырастает спрос на сельскохозяйственные продукты, а вместе с тем и доход землевладельца. Предприимчивые буржуа начинают вкладывать свои капиталы в сельское хозяйство, придавая ему предпринимательский характер.

Феодальные ограничения, действовавшие в Италии, — законы о майорате, о неотчуждаемости дворянских поместий и другие — затрудняли приобретение земель буржуазией. Капиталистическим предпринимателям приходилось в большинстве случаев довольствоваться ролью крупных арендаторов. В Южной Италии, где феодальный уклад еще был в значительной мере нетронут и сельское хозяйство носило в основном натуральный характер, горожане-арендаторы превращались в посредников между феодалом и крестьянами, которым они сдавали от себя арендованную у владельца поместья землю. Здесь их появление не изменило феодального характера сельского хозяйства и лишь ухудшило положение крестьян, которым приходилось теперь удовлетворять аппетиты не только феодала, но и посредника — буржуа.

В Северной и частично в Средней Италии сельское хозяйство в связи с ростом городов и повышением спроса на сельскохозяйственную продукцию приобретает товарный характер. Натуральная арендная плата все более вытесняется денежной. В Пьемонте, Ломбардии, Тоскане во второй половине XVIII в. осушаются болота, проводятся ирригационные работы, расширяются посевные площади. Особенно широкие размеры распашка пустовавших земель приняла в Северной Италии.

Государства Италии в первой половине XVIII в.

Стремясь увеличить свои доходы, землевладельцы и крупные арендаторы сгоняют со своих земель крестьян-издольщиков и организуют крупные фермы капиталистического типа, в которых используется труд батраков. Такие фермы получили наиболее широкое распространение в плодородной долине По, где система искусственного орошения благоприятствовала организации крупных хозяйств. Здесь поднимался уровень агротехники, заметно увеличивались урожаи; именно здесь, в Ломбардии, ранее всего начали складываться сельскохозяйственная буржуазия и сельскохозяйственный пролетариат.

Таким образом, проникновение капитализма в сельское хозяйство Италии во второй половине XVIII в. достигло заметных успехов. В связи с этим цена на землю возросла, и арендная плата увеличилась почти вдвое.

Среди крупных землевладельцев и буржуазных арендаторов Севера заметно в это время стремление к агротехническим нововведениям. В городах издаются сельскохозяйственные журналы, брошюры, книги, ведутся дискуссии по отдельным вопросам агрономии. Возникают сельскохозяйственные академии, стремящиеся внедрить в Италии последние новинки агротехники. В некоторых наиболее передовых районах устарелая система севооборота, основанная на оставлении части земли под паром, заменяется более передовой, многопольной системой, а на иных капиталистических фермах делаются даже попытки внедрения усовершенствованных сельскохозяйственных орудий. Иностранцы, посещавшие в это время Северную Италию, отмечали достигнутый прогресс. Известный английский агроном и путешественник Артур Юнг, побывавший здесь в 90-х годах XVIII столетия, одобрительно отзывался об ирригационных сооружениях Ломбардии и прекрасно обработанных полях Пьемонта.

Перемены коснулись и промышленности. Она еще сохраняла в основном свой ремесленный и деревенский характер и в Южной Италии по-прежнему находилась в глубоком упадке, но в Северной и Средней Италии уже наметился подъем: росло число ремесленников в городах и селах, возродилась специализация отдельных районов в производстве тканей, металлических изделий, бумаги, стекла и т. п. В Милане количество шелкоткацких станков увеличилось за вторую половину XVIII в. с 500 до 1400.

Одновременно в Ломбардии, Пьемонте и Тоскане изменяется и организация промышленного производства: преобладающей формой, особенно в текстильной промышленности, становится рассеянная мануфактура. Растет также число мануфактур в керамическом, бумагоделательном, металлургическом производствах. В деревнях в них работали главным образом женщины и подростки, в городах — разорившиеся ремесленники. К концу XVIII в. в Северной Италии уже насчитывались и десятки централизованных мануфактур. В Пьемонте это были шелкопрядильни, на которых работало по 70—100, иногда до 120 рабочих. В Милане, выгодно расположенном на скрещении торговых путей и издавна являвшемся крупнейшим торговым и ремесленным центром страны, возникли и такие капиталистические предприятия, где под одной крышей работало по 300 и даже 400 человек; около них группировалось множество надомников, выполнявших отдельные операции. Крупные централизованные мануфактуры появились и в других городах Ломбардии, а также в Пьемонте и Тоскане. На процветавшей фарфоровой мануфактуре близ Флоренции было занято несколько сот рабочих. Рабочие крупных мануфактур набирались обычно из рядов внецеховых ремесленников; квалифицированных рабочих привлекали также из-за границы. Итальянские государи поощряли создание крупных мануфактур. В 1752 г. в Турине под покровительством Карла Эммануила I было образовано Пьемонтское королевское общество для производства и торговли шелком, обладавшее значительным для того времени капиталом — в 600 тыс. лир.

Флоренция. Гравюра конца XVII - начала XVIII в.

Развитие крупной промышленности тормозилось, однако, еще сохранявшейся системой внутренних таможенных пошлин и придирчивой правительственной регламентацией; ее рост задерживался также узостью внутреннего рынка и феодальной раздробленностью страны. Вследствие всего этого промышленность еще долго оставалась на уровне ремесла и рассеянной мануфактуры.

Тем не менее распространение, хотя и слабое, предприятий капиталистического типа повлекло за собой важные сдвиги в различных областях общественной жизни. Существенные изменения произошли в составе итальянской буржуазии. Наряду с откупщиками налогов, сборщиками податей, чья деятельность была крепко связана со старым феодальным строем, теперь все большее влияние приобретают дельцы нового типа. В городах Северной Италии, особенно в Милане, уже образовалась довольно значительная прослойка торгово-промышленной буржуазии. Еще не обладая значительными капиталами, эти дельцы создавали торговые и промышленные компании. Все же большинство крупных предприятий Северной Италии было основано в эти десятилетия либо на средства самих правительств, либо на иностранные капиталы.

Значительные слои итальянского дворянства были также охвачены жаждой стяжательства. Увеличение спроса на сельскохозяйственную продукцию побуждало землевладельцев все чаще наведываться в свои поместья и применять агротехнические нововведения для повышения их доходности. Некоторые дворяне вкладывали свои капиталы и в промышленность, заводили в своих поместьях мануфактуры. Начался — и на севере Италии шел довольно быстрыми темпами — процесс обуржуазиваем части итальянского дворянства.

Рост народного недовольства

Однако народные массы мало выиграли от экономического оживления в Италии второй половины XVIII в. Правда, крестьянские поля уже более не вытаптывались, как во время войны, и посевы не сжигались; крестьяне и ремесленники смогли, наконец, вздохнуть свободней, а некоторые сумели даже превратиться в зажиточных фермеров и мануфактуристов. Но развитие капитализма в условиях еще очень сильных пережитков феодализма было чрезвычайно мучительным для народных масс.

Подъем промышленной и торговой деятельности вызвал рост цен на сельскохозяйственные продукты, особенно на хлеб, а стало быть, и падение реальной заработной платы. В городах ремесленники, не выдерживая конкуренции с мануфактурой, запутывались в долгах, теряли хозяйственную самостоятельность, становились мануфактурными рабочими. На селе шел процесс исчезновения мелкого крестьянского землевладения. В Пьемонте и Ломбардии согнанные с земли крестьяне-арендаторы превращались в батраков. В Южной Италии крупные землевладельцы захватывали общинные угодья, на которых крестьяне издавна пользовались правом выпаса скота, сбора хвороста и т. д. Испольщики должны были отдавать землевладельцу все большую часть урожая.

Артур Юнг, наблюдавший жизнь крестьян в разных областях Италии, находил наиболее благополучным положение испольщиков Тосканы. Они питались пшеничным хлебом, пили молодое вино, а раз в неделю ели даже и мясо. Но в Ломбардии крестьяне питались кукурузой и считали себя счастливыми, когда у них был хлеб. В Южной Италии, а также в Сардинии и Сицилии в деревнях варили похлебку из диких трав и, чтобы не платить сеньору за помол, ели вместо хлеба подсушенные на очаге зерна. Босые, в заплатанных рубахах из самодельной ткани, крестьяне ютились со своим скотом в продымленных, темных лачугах, и лишь самые богатые могли поставить в своей хижине загородку, которая отделяла людей от скота. «В Сардинии, — писал Юнг, — есть несчастное крестьянское племя, которое живет в хижинах без очага и с дырою для выхода дыма вместо трубы». Итальянские крестьяне часто болели, рано умирали.

Пролетариата в современном смысле слова в стране еще не было. В городах скоплялась пестрая масса городского плебса, ремесленных подмастерьев, надомников, поденных рабочих. В деревенских мануфактурах работали в свободное от полевых работ время крестьяне. Нос развитием капитализма в долине По началось формирование кадров сельскохозяйственных рабочих, а в промышленных центрах Севера — рабочих централизованных мануфактур.

В городах, в грязных и сырых помещениях ремесленных мастерских и централизованных мануфактур рабочий день длился от утренней зари до вечерней зари, а иногда и за полночь. По жизненному уровню рабочие мало отличались от беднейшего крестьянства.

Пролетаризация масс шла так быстро, что обгоняла спрос на рабочую силу; росла безработица, гнавшая и городских рабочих и деревенских батраков на чужбину — в Швейцарию, Францию, Германию, где они искали сезонную работу.

Бедствия народных масс особенно возрастали в годы недорода. Каждые несколько лет то одно, то другое итальянское государство постигал неурожай, в деревнях ели кору деревьев, улицы городов заполнялись толпами беженцев из голодающих провинций.

Достаточно было небольшой заминки в делах, чтобы предприниматели закрывали мастерские и мануфактуры, выгоняли на улицу своих подмастерьев или рабочих.

В середине XVIII в. в Пьемонте вследствие нехватки и вздорожания сырья возник кризис шелковой промышленности. Он продолжался с небольшими перерывами до конца столетия. В 1787 г. число безработных в этой отрасли промышленности достигало вместе с семьями 62 тыс.

По всей стране нарастало и ширилось недовольство. Все чаще происходили отдельные стихийные вспышки народного гнева. В деревне шла глухая борьба крестьян за возврат захваченных владельцами поместий общинных земель и наделов. То тут, то там происходили набеги вооруженных крестьян на поля и усадьбы дворян. Социальный протест народных масс принимал также форму разбоя на большой дороге, направленного против богачей. В городских предместьях, где жили разорившиеся ремесленники и выходцы из деревни, скоплялись массы голодного люда, всегда готового поддержать любые выступления против властей.

В 1764 г. в Южной Италии был плохой урожай, спекулянты взвинтили цены; на зерно, бедняки питались одной травой, на сельских дорогах и улицах городов валялись трупы умерших голодной смертью. В этот тяжелый год во многих городах и местечках Королевства обеих Сицилии городская и сельская беднота громила хлебные лавки, амбары, поджигала и грабила дома дворян и спекулянтов.

В 1766 г. голодные бунты вспыхнули в Тоскане, в середине 70-х годов — в Пьемонте и Палермо (Сицилия), где восставшая беднота штурмом взяла тюрьму и захватила оружие на крепостных бастионах. С криком «Смерть!» народ ворвался во дворец вице-короля, и последнему удалось сохранить жизнь лишь благодаря: заступничеству местного епископа. Антифеодальные выступления происходили также в Сардинии и Калабрии. В 1781 г. вспыхнуло восстание среди населения венецианских провинций.

В промышленных центрах Севера ремесленная беднота требовала дешевого; хлеба, рабочие централизованных мануфактур делали первые, еще робкие попытки добиться от хозяев уменьшения рабочего дня и повышения заработной платы. Здесь возникали первые в Италии рабочие общества, братства, происходили первые забастовки.

Власти стремились задушить выступления рабочих в зародыше. Когда в 1780 г. в Венеции забастовали рабочие, стачка была жестоко подавлена, а ее зачинщики брошены в страшные свинцовые тюрьмы.

Государства Италии в XVIII в. Политика «просвещенного абсолютизма»

В Папской области внешняя пышность богослужений и ослепительная роскошь князей церкви находились в резком контрасте с вопиющей нищетой народа и общим глубоким экономическим и культурным упадком. Здесь не было даже самых элементарных предпосылок для развития промышленности и торговли. Это маленькое, отсталое даже по итальянским масштабам государство, давно уже потерявшее былое политическое влияние, оставалось, однако, центром папской реакции и международных интриг. В XVIII в. здесь еще свирепствовала инквизиция: на площадях и на улицах Рима выставлялись напоказ обугленные останки сожженных по ее приговору «еретиков».

Венеция и Генуя, некогда богатые и могущественные торговые республики, давно уже были государствами, закостеневшими в своем олигархическом; устройстве. Их торговля и промышленность падали все больше, и правительство, Генуэзской республики вынуждено было сдавать в аренду предприимчивым иностранцам свой бездействовавший торговый флот. Генуэзские купцы переселялись в Милан, Неаполь, Турин, где открывался больший простор для их предпринимательской деятельности.

Венеция, потерпев поражение в войнах с турками и отдав им по Пожаревацкому договору 1718 г. почти все свои владения на Балканском полуострове, уже не пыталась более вернуть свою былую славу и величие «царицы морей». Безропотно терпела она в последующие десятилетия нашествия на свои земли испанских, австрийских, французских войск, покорно платила дань североафриканским пиратам.

Карнавал в Венеции. Гравюра 1757 г.

Правда, город еще жил лихорадочной и внешне блестящей жизнью. Венецианские балы поражали своей роскошью, на знаменитые карнавалы отовсюду съезжались иностранцы. Но это были лишь последние отблески угасающего огня. Патриции Венеции растрачивали нажитые их отцами и дедами капиталы. Однако в Венеции, как и в остальных государствах Италии, нарастало стремление к переменам и пробивались, несмотря на все препятствия, ростки новой жизни.

В глубоком упадке находилась и Флоренция, давно утратившая былую славу промышленного и культурного центра Средней Италии, хотя и остававшаяся столицей сравнительно крупного государства — великого герцогства Тосканского. В первой половине XVIII в. Тоскана под властью потомков дома Медичи являлась разменной монетой при мирных переговорах великих держав, боровшихся за господство в Италии. В 1735 г. Франция и Австрия договорились о передаче Тосканы герцогу Францу Лотарингскому, мужу Марии Терезии, кандидату на трон Священной Римской империи. С 1738 г. Франц правил герцогством через своих наместников, главная функция которых сводилась к выкачиванию денег и пересылке их в Вену. Австрийское владычество вконец разорило эту некогда цветущую область. В городах Тосканы были размещены австрийские войска. Хотя и оставаясь номинально самостоятельным государством, герцогство Тосканское фактически стало одной из австрийских провинций.

Не только фактически, но и юридически такой же провинцией являлась еще с середины XVII в. Ломбардия (бывшее герцогство Миланское). Из войн первой половины XVIII в. австрийская Ломбардия вышла разоренной и территориально уменьшившейся Парма и Пьяченца были отданы в качестве особого герцогства одной из ветвей дома Бурбонов, часть земель на запасе Ломбардии отошла к Пьемонту. Ломбардия управлялась губернаторами, присылавшимися Веной.

Пьемонт был, не считая Венеции, единственным итальянским государством, которое проводило в XVIII в. самостоятельную и притом успешную политику. Искусно лавируя между воюющими на территории Италии державами я принимая активное участие в войнах, герцоги Пьемонта сумели значительно расширить свои владения. По Утрехтскому и Раштаттскому трактатам 1713—1714 гг. герцог Виктор Амедей II получил Сицилию с титулом короля. Правда, скоро он был вынужден уступить Сицилию австрийцам, но взамен получил Сардинию (1720 г.) и сохранил за своим домом королевский титул. Так на карте Европы появилось Сардинское королевство, которое в дальнейшем играло видную роль в политических судьбах Италии.

В приёмной монастыря св. Лоренцо. Гравюра конца XVII - начала XVIII в.

Отдавая дань идеям «просвещенного абсолютизма», правители итальянских государств в 60—70-х годах XVIII в. решились вступить на путь весьма умеренных реформ. Политика «просвещенного абсолютизма» охватила различные стороны общественной жизни. Итальянские правительства оказывали покровительство внешней торговле, субсидировали и поощряли организацию централизованных мануфактур. В Тоскане, Ломбардии, Пьемонте осушались болота, прокладывались дороги. В одних государствах было уменьшено число внутренних таможен, в других ослаблена регламентация торговли, в Ломбардии и Тоскане упразднены цехи. Делались попытки кодифицировать законодательство, были отменены пытки.

В некоторых государствах правительства, с неодобрением взиравшие на духовенство, которое стремилось сохранить свою независимость от светской власти и отказывалось платить налоги, сделали попытку ограничить его привилегии. В Неаполе, Ломбардии, Тоскане были обложены налогом церковные земли, сужена церковная юрисдикция, ограничен рост церковного землевладения. Здесь закрывали монастыри и начали изгонять иезуитов. В Ломбардии и Тоскане налогами были обложены также и земли дворян.

Нищета итальянских крестьян и учащавшиеся вспышки их восстаний заставили абсолютистские правительства несколько смягчить лежащий на крестьянстве гнет. Так, в Южной Италии, искони бывшей главным очагом крестьянских волнений, правительство сочло благоразумным за счет обложения церковных земель несколько уменьшить налоговое бремя крестьянства. В других государствах были ограничены феодальные привилегии дворян. В Тоскане великий герцог Леопольд ликвидировал остатки крепостного права (не дав крестьянам земли). Некоторые государи сделали даже попытку расширить крестьянское землевладение, рассчитывая создать в деревне прослойку зажиточного крестьянства, на которое они могли бы опереться. Так, в Неаполе часть земель, конфискованных у иезуитов, была предназначена для Продажи крестьянам. Проданные с аукциона земли попали, однако, в руки скупщиков и спекулянтов, сделавших земельный голод крестьян источником своей наживы.

Реформы «просвещенного абсолютизма» распространились далеко не на все государства Италии. В Папской области и в Генуе они вообще не проводились, а в Венеции наиболее активные приверженцы прогрессивных реформ были посажены в тюрьму. Но даже там, где реформы проводились с наибольшим размахом (например, в Тоскане), они носили умеренный и компромиссный характер.

В конечном счете политика «просвещенного абсолютизма» имела целью парализовать оппозицию буржуазии и, успокоив подачками народные массы, подновить и укрепить обветшалое здание феодальной монархии. Но титулованное дворянство не видело в этой политике ничего, кроме непосредственного ущемления своих узкосословных интересов и привилегий. Протесты феодалов становились все более настойчивыми, и под их давлением к началу 90-х годов XVIII в. увлечение реформами кончилось. Кое-где начинается даже возвращение вспять. Так, например, в Парме была восстановлена ранее ликвидированная инквизиция.

Общие результаты политики «просвещенного абсолютизма» оказались весьма незначительными, и глубокое недовольство все более охватывало народ и буржуазию. Учащались вспышки крестьянских волнений; на улицах итальянских городов молодежь пела дерзкие куплеты, осмеивающие дворянство и духовенство. Из рук в руки передавались запрещенные правительством работы просветителей, сатиры на знать, министров, придворных фаворитов и фавориток. В Падуе в 1788 г. дело дошло до баррикадных боев студентов с полицией. Политическое брожение охватило всю Италию.

Несмотря на некоторое экономическое оживление, вызванное развитием капитализма, Италия оставалась бедной страной и ее экономика сохраняла еще в значительной мере феодальный характер. Выступления просветителей, крах большинства реформ «просвещенного абсолютизма», революционное брожение в народных массах, охватившее и часть буржуазии, — все это знаменовало наступление кризиса феодальной системы.

Молодая, только формирующаяся итальянская буржуазия была еще слишком слаба, чтобы возглавить борьбу народных масс и самостоятельно выступить против феодальных общественных отношений, но общее экономическое и политическое развитие итальянских государств все же подготовило почву для бурных событий, ареной которых стал Апеннинский полуостров в конце XVIII в., в годы Великой французской революции и французского завоевания Италии.

Социальные и политические идеи итальянских просветителей

Опираясь на растущее недовольство масс, идеологи молодой итальянской буржуазии — итальянские просветители выступили во второй половине XVIII в. с резкой критикой феодальных порядков. Они требовали отмены дворянских привилегий и установления равенства всех перед законом. В поступательном ходе капиталистического развития ряды просветителей растут. Они устанавливают связи друг с другом и со своими единомышленниками за границей, организуют научные общества, издают журналы. При Неаполитанском университете в 60-х годах XVIII в. образовалась кафедра политической экономии, о членах которой впоследствии упоминал с похвалой Маркс, говоря, что они «в более или менее удачных догадках подходят к правильному анализу товара» ( К. Маркс, К критике политической экономии, стр. 46—47.).

В Милане в эти же годы сложился кружок буржуазных философов, экономистов, литературных критиков, юристов, самое название которого «Societa dei Pugni» — «Общество кулака» — должно было служить вызовом старому феодальному миру. «Общество кулака» имело свой периодический орган — журнал «Кафе» {как в Англии и Франции, кофейни играли в Италии XVIII столетия роль политических клубов); журнал пользовался популярностью, но на втором году издания был запрещен австрийскими властями.

Душою «Общества кулака» был Беккариа (1738—1794), издавший в 1764 г. трактат «О преступлениях и наказаниях», в котором он доказывал, что в преступлениях по большей части виновато само общество, толкающее бедняка на воровство и даже на убийство. Беккариа утверждал, что число преступлений уменьшится с установлением всеобщего равенства перед законом. Книга Беккариа была переведена на многие языки, имела шумный успех и оказала большое влияние на развитие буржуазной юридической мысли.

Основной задачей, которую жизнь ставила перед итальянскими просветителями, было освобождение страны от чужеземного господства и ее политическое и экономическое возрождение. Объективно эта задача сливалась с задачей ликвидации феодальных порядков в деревне и политической раздробленности Италии, с подготовкой борьбы за национальную независимость и единство.

«Природа одарила Италию так же щедро, как Англию, — писал в 60-х годах XVIII в. пьемонтец Баретти, — почему же Италия почти не имеет влияния в Европе, в то время как влияние Англии так велико?» «Прежде чем ответить на этот вопрос,— продолжал он,— надо, чтобы народы всей Италии или большей ее части объединились под властью единого правительства в один народ...»

«Любовь к родине, т. е. стремление к благу всей нашей нации,— заявлял ломбардский экономист Джан Ринальдо Карли (1720—1795),— это солнце, которое освещает и притягивает итальянские города». Не решаясь в условиях австрийского владычества открыто потребовать политического объединения страны, Карли звал к созданию морального единства итальянцев с помощью развития общенационального искусства, литературы и науки. «Мы должны быть итальянцами, а не ломбардцами, неаполитанцами или тосканцами, если мы не хотим перестать быть людьми», — писал он.

Стремясь к ликвидации политической раздробленности, итальянские просветители требовали уничтожения внутренних таможенных пошлин, введения единого законодательства, единой системы мер, весов и т. д. «Если бы Италия была подчинена одному монарху, никому и в голову не пришло бы ограничивать перевозку товаров из одной провинции в другую»,— заявлял другой крупный экономист — миланец Пьетро Верри (1728—1797), издатель журнала «Кафе».

Возлагая на монархов преувеличенные надежды, итальянские просветители призывали их прекратить междоусобную борьбу и раздоры и «в какой-либо форме объединиться». «Если бы это случилось,— утверждал профессор Неаполитанского университета Антонио Дженовезе (1713—1769), — Италия, ныне раздробленная и такая слабая, что становится рабой каждого, кто этого захочет, стала бы могучей и сильной».

Но задача возрождения Италии требовала не только политического ее объединения. Гаетано Филанджиери (1752—1788) с горечью писал в своем главном труде «Наука законодательства» о громадных земельных владениях, сосредоточенных в руках немногих аристократов, и о том, что в большей части Италии свободны лишь несколько тысяч дворян и священников, остальные же — это рабы, прикованные к земле, им не принадлежащей. «Феодализм — бессмыслица! Он хуже чумы!» — восклицал Филанджиери.

Ломки феодальных порядков в итальянской деревне, препятствовавших капиталистическому развитию, — уничтожения остатков крепостного права, уменьшения сеньориальных повинностей, лежавших на крестьянах, отмены законов о майорате и неотчуждаемости дворянских и церковных поместий — требовали и другие итальянские просветители. Многие из них считали также необходимой передачу крестьянам в собственность или в длительную аренду части дворянских и церковных земель. «Когда человек уверен, что полностью получит плоды своего труда, он заставит приносить урожай даже скалы, но он забросит и плодородную почву, если плоды его труда не достанутся ему хотя бы частично»,— писал Джузеппе Пальмиери (1721—1793).

Идеологи итальянской буржуазии обращались к государям с призывами издать законы о наделении крестьян землей за счет неиспользуемых пустошей. «Почти повсюду есть обширные, необрабатываемые земли,— отмечал в 70-х годах XVIII в. анонимный неаполитанский автор,— можно ли найти для них употребление более достойное, чем разделив их между бедными семьями земледельцев?.. О государь, дайте землю вашему народу!»

Протест против крупного землевладения приводил итальянских просветителей к мысли о необходимости более равномерного распределения богатства вообще. Феодальному обществу, в котором излишествам богачей сопутствуют «страдания и голод бедняков», они противопоставляли идеальное, по их представлениям, общество, в котором собственность, правильно распределенная, находилась бы в «руках многих» и каждый мог бы, работая, удовлетворить потребности свои и своей семьи. В таком государстве, полагал Филанджиери, не будет равенства состояний — это химера. В нем будет зато равенство счастья. «Создание такого государства,— утверждал он,— должно быть целью итальянского законодательства, итальянских государей».

Живя в отсталой, аграрной стране и отражая в значительной мере стремления сельской буржуазии, итальянские просветители представляли себе такое счастливое общество главным образом как общество мелких и средних землевладельцев, и в своей критике старого порядка выступали в первую очередь против феодальных пережитков в сельском хозяйстве. Но многие из них требовали также отмены феодальной регламентации торговли и освобождения промышленности от цеховых уз. В предпринимательской деятельности они видели «фактор цивилизации и прогресса». Так, например, Галиани приветствовал появление в Италии мануфактур и выражал надежду, что их распространение принесет человечеству освобождение от феодального рабства и суеверий.

Во второй половине XVIII в. в Италию широко проникали идеи передовых буржуазных мыслителей Франции. Здесь дважды — сначала в Тоскане, затем в Лукке — была издана в переводе на итальянский язык «Энциклопедия» Дидро, распространялись, несмотря на многочисленные запреты, работы Монтескье, Вольтера, Гельвеция, Руссо. Крупнейшие итальянские просветители называли себя последователями и учениками французских мыслителей. В их взглядах действительно было много общего. Так же, как их французские учителя, идеологи молодой итальянской буржуазии исходили из теории «естественного права», верили в конечное торжество разума, требовали отмены феодальных привилегий и т. п. И тем не менее итальянские буржуазные философы, экономисты, юристы второй половины XVIII в. не были простыми подражателями. Своеобразие конкретно-исторических условий, в каких находилась политически и экономически раздробленная Италия, заставляло итальянских просветителей выдвигать вопросы, остававшиеся вне поля зрения их собратьев во Франции (например, проблему политического объединения страны), а в постановке такой важной для обеих стран проблемы, как аграрная, идти по сравнению с ними значительно дальше.

Итальянские просветители, как и французские, не были революционерами. Они ждали перемен от законодательной деятельности монархов и мечтали о «короле-философе», который осуществил бы их программу. Но независимо от субъективных ошибок и иллюзий итальянских просветителей их воззрения были прогрессивными, и значительная часть их литературного наследия вошла впоследствии в идейный фонд итальянской буржуазной революции.

Наука

С политическим и экономическим упадком исчезло и былое первенство Италии в области науки и культуры. В литературе господствовало манерное дворянское направление. В еетествознании последователям Галилея приходилось подчас отступать перед поддерживаемой Ватиканом псевдонаучной схоластикой иезуитов. В 1667 г. по настоянию папской курии во Флоренции было закрыто знаменито.е в истории науки «Общество естествоиспытателей», ставившее своей задачей исследование природы с помощью эксперимента.

Все же церкви не удалось задушить живую мысль. В первой половине XVIII столетия в крупных городах возникли новые содружества ученых, естествоиспытателей. В некоторых итальянских университетах начали ставиться физические опыты, приведшие уже на исходе века к важным открытиям Гальвани и Вольта.

Новые веяния сказывались и в других отраслях знания. В 1725 г. неаполитанский ученый Джамбаттиста Вико (1668—1744) издал свою знаменитую «Новую науку», где, анализируя исторические и литературные памятники древней Греции и Рима, сделал попытку установить единый для всех народов закон общественного развития. Вопреки учению Декарта о «врожденных идеях» он доказывал, что человека можно понять только зная общество, в котором он живет. Все общества проходят одинаковые стадии развития — от первобытного варварства через «век героев» (феодализм) к «веку человеческому» — веку «городов, законов и разума». После достижения высшей стадии общество распадается, и развитие начинается сызнова — с варварства и господства жрецов. Так совершается круговорот истории. Теория круговорота была не верна, но самая попытка установить закономерности, общественного развития являлась смелой и представляла для того времени значительный шаг вперед.

Современники (за исключением Монтескье) не сумели оценить замечательную работу Вико, в которой Маркс находил впоследствии «не мало блесток гениальности» ( Маркс — Фердинанду Лассалю, К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 399.). «Я точно кинул свой труд в пустыню»,— жаловался сам Вико. Он жил и умер в нужде, непризнанный и одинокий.

Экономический упадок и политическое унижение Италии заставляли представителей передовой интеллигенции искать в прошлом примеры борьбы за национальную независимость и свободу. «Печальна участь народа, страна которого стала провинцией другого государства»,— писал в середине XVIII столетия знаменитый итальянский историк Муратори (1672—1760). Свою многотомную историю Италии, он заканчивал восторженной хвалой национальной независимости и миру.

Попытки критики существующих порядков навлекали преследования на заподозренных в этом ученых. Содержавшиеся в работах Муратори высказывания против светской власти римского папы послужили основанием для обвинения его в ереси и атеизме. П. Джанноне (1676—1748), написавший полную жгучей ненависти к католической церкви и иноземному гнету «Историю Неаполитанского королевства», после 12 лет заточения умер в туринской тюрьме.

Искусство XVII — начала XVIII в.

В начале XVII в. окончательно оформляется новое направление в искусстве Италии. Оно формируется под влиянием разнородных факторов и отличается противоречивым сочетанием различных тенденций. С одной стороны, сказываются традиции Возрождения, блестящее наследие великих мастеров, в котором отразился экономический и культурный подъем. С другой стороны, в XVII в., в новых условиях существования страны, в период развала экономики и торжества феодальной реакции, творческое осмысление действительности оказывается во многом совершенно иным, чем в предшествующую эпоху. В искусстве Италии этого времени значительно усиливаются аристократические тенденции. В архитектуре это выражается в пышности и великолепии отделки церквей и дворцов; в живописи — в отказе от лаконизма и сдержанности, в усложненности композиции, в погоне за колористическими эффектами; в литературе — в распространении вычурного и витиеватого стиля, получившего название «маринизма» (по имени поэта Марино, его родоначальника); наконец, в театре — в особом увлечении чисто внешней, зрелищной стороной спектакля.

Новое искусство теряет уравновешенность и гармоничность, присущие ему в эпоху Ренессанса. Рациональная организованность и совершенство форм заменяются стремлением к грандиозности, строгие каноны — полной свободой творческой фантазии, устремленной на поиски новых средств выражения драматизма, напряженной динамики, повышенной эмоциональности. Эти черты в полной мере свойственны итальянскому искусству первой половины XVII в., но к концу века драматизм вырождается в ложный пафос, а эмоциональность в холодную патетику. Идейный уровень искусства падает.

Наибольших художественных высот искусство XVII в., получившее название барокко, достигло в области архитектуры. Дворцы, церкви, театры и загородные виллы этого века поражают великолепием и декоративностью. Ровная поверхность стен разрывается многочисленными выступами, карнизами и нишами. В планировке и украшениях на смену спокойной прямой линии приходит прихотливая кривая. Пышно отделываются порталы входов и окна. Используя законы перспективы, архитектор искусственными приемами создает впечатление глубины пространства.

Впервые в это время перед зодчим встает задача создания подчиненного единому замыслу ансамбля, в который включается не только самый дом, но и окружающее его пространство — площади, улицы, дворцы и виллы, сады с гротами, фонтанами, беседками, мостами. При этом вырабатывается органическое соединение всех видов изобразительных искусств, в котором ведущая роль принадлежит архитектуре. Скульптура и живопись нередко выполняют служебные функции, становятся неотъемлемой частью архитектурного оформления, помогая зодчему осуществить его замысел, и приобретают те же черты, что и архитектура барокко. В противоположность скульптуре Возрождения скульпторы XVII в. отказываются от изображения обнаженного тела. Фигуры драпируются бесчисленными складками, затейливым расположением которых скульптор стремится создать игру светотени и передать подобие движения. Огромные живописные плафоны и фрески, на которых художники изображали небо, облака, летящие фигуры, далекие просторы, создавали иллюзию большого пространства.

Крупнейшими архитекторами XVII в., с именами которых связан расцвет барокко в Италии, были Лоренцо Бернини (1598—1680) и Франческо Борромини (1599— 1667).

Вся творческая деятельность талантливейшего художника своего времени, зодчего, скульптора и живописца Бернини протекала в Риме. Ему принадлежат великолепная галерея собора св. Петра, лестница Ватиканского дворца, соединяющая его с собором, церковь Сайт Андрее в Квиринале и ряд других построек. Не менее интенсивно работал Бернини и как ваятель. Его скульптуры на античные сюжеты, статуи святых, надгробные памятники, портретные бюсты отличаются мягкостью моделировки и выразительностью.

Оригинальность таланта Борромини сказалась уже в первой самостоятельной его работе в церкви Санто Карло в Риме. Его творчество поражает, прежде всего, неудержимостью фантазии, нагромождением форм, иногда мешающим восприятию целого, полным отрицанием архитектурных канонов. Но, несмотря на талантливость Борромини, в его произведениях отрицательные черты барокко сказались значительно отчетливее, чем у Бернини.

В живописи XVII в. продолжают бороться те два течения, которые оформились еще в конце предшествующего столетия: академическое, представленное учениками и последователями Болонской школы братьев Карраччи, и демократическое, признанным главой которого был Караваджо, оказавший огромное воздействие на живопись Италии и других стран.

Лестница Ватиканского дворца. Архитектор Л. Бернини

В основу искусства художников академического направления Гвидо Рени (1575—1642), Альбани (1578— 1660), Доменикино (1581—1641), Гверчино (1591—1666) и др. было положено изучение живописи великих мастеров Возрождения, от каждого из которых они стремились взять все лучшее. Однако эпигонское освоение наследия прошлого привело в их картинах лишь к эклектическому смешению стилей.

Последователи Караваджо проявляли живой интерес к простым грубоватым народным типам, стремились верно воспроизводить натуру. Их картины отличаются единством колорита, широким использованием светотени.

Влияние Караваджо испытали и художники академического направления — Строцци (1581—1644), Фети (1589—1624), Креспи (1665—1747), которые свои картины на религиозные темы трактуют в бытовом плане, а иногда обращаются и к жанровым темам.

Музыкальная жизнь Италии на рубеже XVI—XVII вв. ознаменовалась рождением нового сложнейшего вида музыкального творчества — оперы. Ее родиной была Флоренция, где в кружке музыкантов и певцов, группировавшихся вокруг мецената, ученого гуманиста Барди, впервые возникла мысль создать спектакль, в котором соединились бы воедино музыка и слово. Изучая греческую трагедию, первые творцы оперы мечтали создать подобный ей спектакль, в котором впечатление, производимое драмой, усиливалось бы музыкой. Но возродить античную трагедию кружку Барди не удалось, и первое произведение нового жанра «Орфей» Ринуччини с музыкой Креспи явилось по существу развитием жанра ренессансной пасторали. Постановки «Орфея» имели огромный успех, и опера быстро получает широкое распространение по всей Италии. При этом она не только процветает на придворных сценах, но также пользуется любовью массового зрителя. О популярности оперы свидетельствует обилие оперных театров, Число которых в одной Венеции достигло восьми.

Своего наивысшего расцвета в XVII веке итальянская опера достигает в творчестве Клаудио Монтеверди, главы венецианской школы. В его операх «Орфей» и «Ариадна», а в особенности в последних его произведениях — «Возвращение Улисса» и «Коронование Поппеи» яркая жизненная драма совершенно заслоняет мифологическое или сказочное начало. В центре спектакля драматическая коллизия. Иллюстрируя текст, музыка создает фон, помогающий восприятию происходящего.

После Монтеверди устанавливается определенный тип оперного спектакля. Опера обычно пишется на мифологический или легендарно-исторический сюжет. В ней, иногда несколько механически, сочетаются трагические и комические элементы. Спектакль парадно оформляется и включает в себя балетные сцены. Полеты, чудесные исчезновения, пожары, землетрясения становятся необходимыми аксессуарами оперы. Постановочные эффекты начинают приобретать самодовлеющий характер.

В последние десятилетия XVII в. центром развития оперного искусства становится Неаполь. Именно здесь вырабатывается тип оперы, получившей название «серьезной» (опера-сериа), и быстро устанавливаются твердые каноны, которые в дальнейшем превращаются в штамп. Сюжет становится только предлогом для демонстрации искусства певцов-виртуозов и постановочных эффектов. Особым успехом начинают пользоваться певпы кастраты, которые своими высокими голосами еще больше подчеркивают условность происходящего на сцене. Идейный смысл оперного спектакля исчезает.

Однако мастерство исполнителей, изощренность музыкальных приемов, блеск оформления доходят в это время до совершенства. Итальянская опера распространяется по всей Европе. Итальянские труппы играют в Париже, Вене, Мадриде и других столицах. Италия становится законодательницей в оформлении спектаклей и театральных зданий. Особенно прославились в этой области архитекторы и художники-декораторы из талантливой семьи Бибиена.

Искусство эпохи Просвещения

Новый подъем итальянского искусства в середине XVIII в. связан с формированием буржуазной идеологии, с идеями просветителей. Просветители выступают принципиальными противниками искусства XVII в., в котором решающую роль играли аристократические тенденции. Они стремятся усилить действенность искусства, превратить его в рупор своих идей, а для этого становится необходимым приблизить его к жизни, к интересам современников. Этот этап в жизни итальянского искусства характеризуется ростом значения литературы и театра, отодвинувших на задний план изобразительные искусства.

Крупнейшим поэтом-сатириком Италии, в творчестве которого отразились передовые идеи того времени, был Джузеипе Парини (1729—1799). В своих одах он выступал против сословного неравенства, выражал сочувствие жертвам социального строя. Он писал: «Я не знаю, верно это или нет, но говорят, что было время, когда люди были равны и понятия «чернь» и «дворянин» не существовали...». В поэме «День», построенной в виде поучения молодому дворянину, Парини обрушивается на бессмысленность существования паразитической аристократии.

Заслуга реформы итальянского театра принадлежит Карло Гольдони (1707—1793). В Венеции, где он начал свою драматургическую деятельность, издавна существовала высокая театральная культура, неразрывно связанная с импровизационной комедией масок (комедиа дель арте). Созданная в XVI в. творческим гением итальянского народа, комедия масок в это время уже потеряла живую связь с современностьго. Однако еще многое в ней было достойно внимания и изучения, и Гольдони в своей реформе итальянского театра пошел по пути ее критического освоения и переработки. Он лишь постепенно отказывается от актерской импровизации. Традиционные герои комедии масок встречаются и в его пьесах, хотя от них остаются только имена. Труфальдино, Бригелла, Панталоне и другие персонажи превращаются в пьесах Гольдони в реалистические образы, получающие четкую социальную характеристику.

Гольдони является типичным представителем итальянского Просвещения. Он высмеивает мотовство, распущенность, бездельничанье аристократии и вообще дворянства. Иначе он относится к буржуазии. В своих комедиях Гольдони указывает на деловитость, предприимчивость и семейные добродетели буржуа. Однако драматург не прочь посмеяться над теми из них, кто гоняется за благосклонностью аристократов или проявляет излишнее пристрастие к патриархальным обычаям и быту. Свои симпатии Гольдони отдает представителям народа, образы которых он всегда рисует с теплотой и любовью, наделяя их честностью, умом и энергией. Героями его комедий были ремесленники, крестьяне, гондольеры, рыбаки.

Карло Гольдони. Офорт М. Питтери

Комедии Гольдони скоро завоевывают все сиены Италии. Однако в самой Венеции против Гольдони выступает группа аристократов—критиков и писателей, известная под названием академии Гранелески. Наиболее талантливый противник Гольдони Карло Гоцци (1720—1806) обвинял его в забвении народных традиций итальянской сцены, в обеднении сюжетов. Бытовым комедиям Гольдони Гоцци противопоставил свои пьесы-сказки, в которых он пытался возродить комедию масок. Гоцци имел шумный успех, отчасти объясняющийся тем, что в своих пьесах он прославлял любовь, верность, чувство человеческого достоинства.

Однако задача оживить комедию масок не могла быть осуществлена. И хотя успех произведений Гоцци заставил Гольдони покинуть Италию, эта победа была недолговечна. Комедиа Гольдони скоро вновь возвращаются на сцены театров Италии, а затем переводятся и на все европейские языки.

Создателем итальянской трагедии и крупнейшим поэтом последней четверти XVIII века был Витторио Альфьери (1749—1803). Его трагедии, созданные накануне Французской революции, построены в духе классицистической трагедии и проникнуты пафзсом борьбы.

В драматургии Альфьери отразились все специфические черты и противоречия жизни Италии конца XVIII в. В это время буржуазия настолько окрепла, что ждала от искусства призыва к подвигу, прославления гражданской доблести, героики борьбы. Творчество Альфьери отвечало этим требованиям. Проникнутое глубокой ненавистью к тирании и деспотизму, оно призывало к отказу от личных интересов во имя свободы. Эти идеи проходят через все произведения Альфьери. Особенно ярко выражены они в таких его трагедиях, как «Брут Старший», «Брут Младший» и «Виргиния».

Но наряду с этим в творчестве Альфьери отразилась также слабость и ограниченность итальянской буржуазии. Призывая к борьбе за свободу, Альфьери мечтает о свободе лишь для избранных. Выступая против тирании, он склоняется к тому, что лучшая форма правления — это английская конституционная монархия. И если он свою трагедию «Брут Старший» посвящает Вашингтону и американской революции, то трагедию «Агис» он посвятил памяти казненного английского короля Карла I.

Несмотря на всю свою противоречивость, творчество Альфьери сыграло большую положительную роль,особенно впоследствии, в годы борьбы за объединение Италии.

В оперном искусстве уже с начала XVIII в. делаются попытки найти новые пути, поставив в центре спектакля драматический сюжет, определенную, ярко выраженную идею. Инициатива здесь принадлежала оперным драматургам, но все их попытки не приводили к значительным результатам, пока для оперы не начал писать талантливый поэт Пьетро Метастазио (1698—1782), сделавший основой оперы ее драматургию. Уже в первом его произведении «Покинутая Дидона» главное место занимают чувства героев. Опера освобождается от всякого сверхъестественного элемента. В произведениях 30—40-х годов Метастазио добивается четкости и простоты в построении сюжета, тонкости в показе переживаний героев. Его героические оперы из римской истории «Катон в Утике», «Фемистокл», «Титове милосердие» и «Аттилий Регул» по тираноборческим идеям и воспеванию гражданских добродетелей во многом предвосхищают трагедии Альфьери. Но обстановка Италии в первой половине XVIII в. была еще такова, что, несмотря на огромную популярность Метастазио, его сентиментально-чувствительные оперы все же ценились современниками выше, чем героические.

Венера, Бахус и Церера. Фрагмент фресковой росписи плафона дворца. Вюрцбург. Д. Тьеполо. 1750-е годы

Успехи, достигнутые Метастазио, после его смерти во многом оказываются утерянными. Во второй половине XVIII в. прогрессивные тенденции оживают в новом жанре. Ее характеризует непритязательный бытовой сюжет, быстро развивающееся действие, связь с народной музыкой. Расцвет оперы-буффа связан с именами Д. Б. Перголези (1710—1736), который в своих операх «Служанка-госпожа» и «Влюбленный брат» создал первые классические образцы этого жанра, и Н. Пиччини (1728—1800), творчество которого отличалось чувствительностью и сентиментальной морализацией. В конце XVIII в. опера-буффа достигла особенного успеха в творчестве Д. Паизиелло (1740—1816) и Д. Чимарозы (1749—1801).

Подъем изобразительных искусств во второй половине XVIII в. сказался, главным образом, в области живописи. Традиции Возрождения оживают в знаменитых фресках Д. Б. Тьеполо (1696—1770), полных жизнерадостности, света и воздуха. Любовью к родной стране и родному городу дышат правдивые и живописные пейзажи А. Каналетто (1697—1768), в которых художник воссоздает уличную жизнь Венеции с ее каналами и гондолами, карнавалами и празднествами. Оригинально и самобытно творчество другого пейзажиста Венеции — Франческо Гварди (1712—1793), с особенной любовью рисующего закоулки и дворики города.

В архитектуре и скульптуре Италии во второй половине XVIII в. замечается упрощение изобразительных форм, возвращение к античным канонам, постепенное формирование классицизма. Выдающимся представителем этого направления был Антонио Канова (1757—1822). Тщательно изучая античное искусство, он пытается вернуть скульптуре ее простоту, строгость и гармоничность. Но творчество Кановы отмечено холодностью, изысканностью, красивостью. Классицизм в Италии по существу остается аристократическим течением. В конце века изобразительное искусство становится все более эпигонским, малозначительным, провинциальным.

2. Испания

Положение Испании в конце XVII в.

Потерпев в середине XVII в. поражение в длительной борьбе с Францией, Испания затем утратила свое былое преобладание в Европе и превратилась во второстепенную державу. В стране бззраздельно господствовала земельная аристократия. Промышленное развитие городов уже ранее стало невозможным вследствие высоких налогов на ремесло и торговлю и многочисленных стеснений, стоявших на пути экономического развития страны. Богатства, притекавшие из заморских колоний, попадали в руки дворянства и расходовались на заграничные предметы роскоши, на содержание паразитического духовенства или же поглощались многочисленными и большей частью неудачными войнами. Единственная отрасль хозяйства Испании, которая еще продолжала развиваться во второй половине XVII в.,— овцеводство, обогащая крупных землевладельцев-овцеводов, разоряло крестьянскую массу, которая не была в состоянии защищать свои насаждения и посевы от прожорливых овечьих стад при их передвижениях. Бродяжничество получило широкое распространение. Обнищание народа вызывало массовую эмиграцию в Америку.

Упадок производительных сил, расстройство финансов и беспорядок в управлении сказались на численности армии. В военное время она насчитывала не более 15—20 тыс. солдат, а в мирное — 8—9 тыс. Испанский флот также не представлял сколько-нибудь значительной силы. Если в XVI и в первой половине XVII в. Испания была грозой для соседей, то к началу XVIII столетия она уже настолько ослабела, что возник вопрос о разделе ее владений между Францией, Австрией и Англией.

Подготовка в ход войны за Испанское наследство

Последний испанский Габсбург — Карл II (1665—1700) не имел потомства. Ожидавшееся с его смертью прекращение династии еще при жизни Карла вызвало переговоры между великими державами о разделе Испанского наследства — самого крупного, какое было до того известно в истории Европы. Кроме самой Испании, оно включало герцогство Миланское, Неаполь, Сардинию и Сицилию, Канарские острова, Кубу, Сан-Доминго (Гаити), Флориду, Мексику с Техасом и Калифорнией, Центральную и Южную Америку, за исключением Бразилии, Филиппинские и Каролинские острова и другие более мелкие владения.

Поводом для конфликта из-за испанских владений послужил спор о династических правах, возникший в связи с «испанскими браками». Людовик XIV и император Леопольд I были женаты на сестрах Карла II и рассчитывали на переход испанской короны к своему потомству. Но за разногласиями по поводу наследных прав скрывались захватнические стремления сильнейших государств Западной Европы. Подлинные причины войны коренились в противоречиях между Францией, Австрией и Англией. Русский уполномоченный на Карловицком конгрессе (1699 г.) Возницын писал, что Франция желает установить свое господство в Западной Европе, а «морские державы (Англия и Голландия.— Ред.) и Австрия готовятся к войне, чтоб француза не допустить до Гишпанского королевства, понеже он, то приобрев, всех их задавит».

В последние годы жизни Карла II на границе у Пиренеев были сосредоточены французские войска. Карл II и наиболее влиятельные испанские гранды боялись разрыва с Францией. Они решили передать корону французскому принцу, надеясь, что Франция сумеет защитить от других держав целостность испанских владений. Карл II завещал свой престол, т. е. Испанию со всеми ее колониями, второму внуку Людовика XIV — герцогу Филиппу Анжуйскому с оговоркой, что Испания и Франция никогда не соединятся под властью одного монарха. В 1700 г. Карл II умер, и на испанский престол вступил герцог Анжуйский; в апреле следующего года он короновался в Мадриде под именем Филиппа V (1700—1746). Вскоре Людовик XIV признал особой грамотой права Филиппа V на французский престол и занял своими войсками пограничные крепости испанских Нидерландов. Правители испанских провинций получили из Мадрида повеление подчиняться всем приказам французского короля, как если бы они исходили от испанского монарха. В дальнейшем между обеими странами были отменены торговые пошлины. Намереваясь подорвать торговое могущество Англии, Людовик XIV писал в Мадрид Филиппу V, что наступило время «исключить Англию и Голландию из торговли с Индиями». Привилегии английских и голландских купцов в испанских владениях были отменены.

Для ослабления Франции «морские державы» заключили союз с Австрией — главным противником Франции на суше. Австрия стремилась к захвату испанских владений в Италии и Нидерландах, а также Эльзаса. Посредством передачи испанской короны австрийскому претенденту на испанский престол эрцгерцогу Карлу император Леопольд I хотел создать угрозу для Франции и со стороны испанской границы. К коалиции примкнула также Пруссия.

Военные действия открылись весной 1701 г. В самом начале войны английский флот уничтожил 17 испанских и 24 французских корабля. В 1703 г. эрцгерцог Карл с войсками союзников высадился в Португалии, которая немедленно подчинилась Англии и заключила с ней союз и торговый договор о беспошлинном ввозе в Португалию английских товаров. В 1704 г. английский флот бомбардировал Гибралтар и, высадив десант, захватил эту крепость. Союзник Франции герцог Савойский перешел на сторону императора.

Наступление французов в Юго-Западной Германии, которая подверглась при этом страшному опустошению, было приостановлено англо-голландскими войсками под командованием герцога Мальборо. Соединившись с австрийцами, они нанесли французам сильнейшее поражение у Гохштедта. В 1706 г. французская армия потерпела при Турине второе крупное поражение от австрийцев под командованием принца Евгения Савойского. В следующем году императорские войска заняли герцогство Миланское, Парму и большую часть Неаполитанского королевства.

Несколько дольше, чем в Италии, французы держались в испанских Нидерландах. Но в 1706 и 1708 гг. Мальборо нанес им два поражения — у Рамильи и при Уденарде — и заставил очистить Фландрию. Хотя французские войска взяли реванш в кровопролитном сражении у деревни Мальпляке (1709 г.), где союзники понесли огромный урон, однако война явно шла с перевесом на стороне последних. Английский флот захватил Сардинию и Менорку, в Америке англичане овладели Акадией. Эрцгерцог Карл высадился в Испании и провозгласил себя в Мадриде королем.

Подписание Утрехтского мирного договора. Гравюра начала XVIII в.

Однако в 1711 г., когда Карл вступил и на австрийский престол, возникла неприятная для Англии перспектива объединения Австрии и Испании под одной властью. Помимо того, истощение финансовых ресурсов, недовольство хищениями и взяточничеством Мальборо и других вигов способствовало их падению и переходу власти К партии тори, которые склонялись к миру с Францией. Не посвящая в дело Австрию, английское и голландское правительства вступили в тайные переговоры с Францией и Испанией. В марте 1713 г. был подписан Утрехтский мир, положивший конец притязаниям Франции на гегемонию в Западной Европе. Англия и Голландия согласились признать Филиппа V королем Испании при условии отказа его за себя и свое потомство от всех прав на французский престол. Испания отказалась в пользу австрийских Габсбургов от Ломбардии, Неаполитанского королевства, Сардинии, уступила герцогу Савойскому Сицилию, Пруссии — Гельдерн и Англии — Менорку и Гибралтар.

Аграрные отношения

XVIII век застал в Испании еще полное господство феодальных отношений. Страна была аграрная, продукция сельского хозяйства даже в конце XVIII в. значительно (почти в пять раз) превышала продукцию промышленности, а население, занятое в сельском хозяйстве, в шесть раз превосходило численность населения, связанного с промышленным производством.

Около трех четвертей обрабатываемой земли принадлежало дворянству и католической церкви. Крестьяне выполняли множество разнообразных феодальных повинностей в пользу как светских, так и духовных сеньоров. Они вносили сеньорам, помимо прямых платежей за держание земли, еще лаудемию (плата сеньору за предоставление надела или при возобновлении феодальной аренды), кавалъгаду (выкуп за военную службу), денежный взнос, представлявший собой коммутированную форму отработок на барских полях и виноградниках, «раздел плодов» (право сеньора на 5—25% крестьянского урожая), пошлины за разрешение прогонять скот по земле сеньора и т. д. Сеньору, кроме того, принадлежал ряд баналитетов. Крайне тяжелыми были и церковные поборы, особенно десятина.

Арендная плата в значительной мере вносилась в натуральной форме, так как денежные отношения были еще относительно слабо развиты. Цена земли из-за монополии на нее феодальных владельцев оставалась чрезмерно высокой, арендная же плата непрерывно повышалась. В провинции Севилья, например, она за десятилетие с 1770 по 1780 г. удвоилась.

В силу этих причин капиталистическое земледелие было невыгодно. Испанские экономисты конца XVIII в. отмечали, что в Испании капитал избегает земледелия и ищет применения в других областях.

Для феодальной Испании XVIII в. характерна огромная армия безземельных поденщиков, составлявших около половины всего крестьянства. По данным переписи 1797 г., на 1677 тыс. сельского населения (включая крупных землевладельцев) приходилось 805 тыс. поденщиков. Это явление вытекало из особенностей испанского феодального землевладения. Необъятные латифундии, особенно в Андалусии и Эстремадуре, были сосредоточены в руках немногих аристократических семейств, не заинтересованных в интенсивной эксплуатации земельных богатств ввиду огромной величины владений, разнообразного характера других источников дохода и нерентабельности товарного земледелия. Крупные землевладельцы не были даже заинтересованы в сдаче земли в аренду. Огромные территории пахотной земли в Кастилии, Эстремадуре и Андалусии сеньоры обращали в пастбища. Для своих личных нужд они обрабатывали незначительную часть земли при помощи наемных сельскохозяйственных работников. В результате огромная масса населения, особенно в Андалусии, оставалась без земли и без работы; поденщики в лучшем случае работали четыре-пять месяцев в году, а остальное время нищенствовали.

Но и положение крестьян-держателей было немногим лучше. Только в виде арендной платы, не считая других феодальных поборов, они отдавали сеньору от одной четверти до половины урожая. Преобладали крайне невыгодные для крестьян формы краткосрочного держания. Наиболее тяжелым было положение крестьян-держателей в Кастилии и Арагоне; несколько лучше жилось населению Валенсии благодаря распространению долгосрочной аренды, а также более благоприятным климатическим условиям. В относительно благополучном состоянии находились баскские крестьяне, среди которых было много мелких владельцев земли и долгосрочных арендаторов. Здесь имелись и крепкие зажиточные хозяйства, которых не было в других частях Испании.

Беспросветное положение испанского крестьянства толкало его на борьбу против угнетателей-сеньоров. Весьма распространенным в XVIII в. был протест в форме разбоя. Знаменитые разбойники, укрывавшиеся в ущельях Сьерры-Морены и других гор, мстили сеньорам и помогали крестьянам-беднякам. Они были популярны среди крестьян и всегда находили у них убежище и поддержку.

Прямым следствием бедственного положения испанских крестьян и крайне тяжелых форм феодальной аренды был общий низкий уровень сельскохозяйственной техники. Преобладала традиционная система трехполья; древняя ирригационная система в большей части районов была заброшена и пришла в упадок. Сельскохозяйственные орудия отличались крайней примитивностью. Урожаи оставались низкими.

Состояние промышленности и торговли

В испанской промышленности XVIII в. преобладало ремесло, регламентируемое цеховыми уставами. Во всех провинциях имелись небольшие мастерские, производившие на местный рынок галантерею, кожаные изделия, шляпы, шерстяные, шелковые, льняные ткани. На Севере, особенно в Бискайе, кустарным способом добывалось железо. Металлообрабатывающая промышленность, расположенная главным образом в баскских провинциях и в Каталонии, также носила примитивный характер. Наибольшая доля промышленной продукции приходилась на три провинции — Галисию, Валенсию и Каталонию. Последняя была наиболее промышленно развитой из всех областей Испании.

Испания и Португалия в XVIII в.

В Испании XVIII в. еще отсутствовал такой важнейший фактор капиталистического развития, как национальный рынок.

Товарность сельского хозяйства (исключая овцеводство) была очень невелика. Сбыт продуктов земледелия обычно не выходил за рамки местного рынка, а на промышленные товары предъявлялся весьма ограниченный спрос: нищее крестьянство не могло покупать их, дворянство же и высшее духовенство предпочитали заграничные изделия.

Образованию национального рынка препятствовали также бездорожье, бесчисленные внутренние пошлины и алькабала — обременительный налог на сделки с движимым имуществом.

Признаком узости внутреннего рынка было и слабое денежное обращение. Денежные капиталы в конце XVIII в. встречались редко. Богатство было представлено в то время главным образом землями и домами.

Слабость внутренней торговли, отсутствие национального рынка закрепляли исторически сложившуюся замкнутость и обособленность отдельных областей и провинций, следствием чего являлось в случае неурожая катастрофическое вздорожание продовольствия и голод в одних районах страны, несмотря на относительное благополучие в других районах.

Приморские провинции вели довольно активную внешнюю торговлю,но баланс ее оставался для Испании резко пассивным, так как испанские товары большею частью не в состоянии были конкурировать на европейском рынке с товарами других стран из-за отсталости промышленной техники и исключительно высоких издержек сельскохозяйственного производства.

В 1789 г. испанский экспорт составил всего 290 млн. реалов, а импорт - 717 млн. Испания экспортировала в европейские страны главным образом тонкорунную шерсть, некоторые продукты земледелия, колониальные товары и драгоценные металлы. Наиболее оживленные торговые связи Испания имела с Англией и Францией.

Во второй половине XVIII в. в Испании растет капиталистическая промышленность в форме главным образом рассеянной мануфактуры. В 90-х годах появляются и первые машины, прежде всего в хлопчатобумажном производстве Каталонии. Число рабочих на некоторых барселонских предприятиях достигало 800 человек. Во всей Каталонии в хлопчатобумажной промышленности было занято более 80 тыс. человек. В связи с этим в Каталонии во второй половине XVIII в. заметно возросло население городов. В ее столице и крупнейшем промышленном центре Барселоне в 1759 г. было 53 тыс. жителей, а в 1789 г. — 111 тыс. Около 1780 г.один испанский экономист отмечал,что «теперь в Барселоне, дав во всей Каталонии трудно найти сельскохозяйственных рабочих и домашнюю прислугу даже за сильно повышенную плату», объясняя это появлением большого количества промышленных предприятий.

В 1792 г. в Саргаделоое (Астурия) был построен металлургический завод с первой в Испании доменной печью. Развитие промышленности и потребности военных арсеналов вызвали в Астурии значительный рост добычи угля.

Таким образом, в последние десятилетия XVIII в. в Испании происходит известный рост капиталистической промышленности. Об этом свидетельствует и изменение состава населения: переписи 1787 и 1797 гг. показывают, что за это десятилетие население, занятое в промышленности, возросло на 83%. В самом конце века число рабочих только на фабриках и централизованных мануфактурах превышало 100 тыс.

Роль американских колоний в экономике Испании

Важную роль в экономической жизни Испании играли ее американские колонии. Завладев в XVI в. обширными и богатыми территориями в Америке, испанцы прежде всего постарелись посредством многочисленных запретов превратить их в свой закрытый рынок. До 1765 г. вся торговля с колониями велась только через один испанский порт: до 1717 г. — через Севилью, позже — через Кадис. Все суда, отправлявшиеся в Америку и прибывавшие оттуда, подвергались в этом порту осмотру агентами Индийской торговой палаты. Торговля с Америкой фактически составляла монополию богатейших испанских купцов, невероятно взвинчивавших цены и наживавших огромные прибыли.

Барселона. Рисунок XVII в.

Слабая испанская промышленность не была в состоянии обеспечить своим колониям даже голодную норму товаров, В XVII—XVIII вв. иностранные изделия составляли от половины до двух третей всех товаров, ввозимых в Америку на испанских судах. Помимо легальной торговли иностранными товарами, в колониях происходила и широчайшая контрабандная торговля. Около 1740 г., например, англичане контрабандой поставляли такое же количество товаров в Америку, какое сами испанцы ввозили туда законным путем. Тем не менее американский рынок имел для испанской буржуазии важнейшее значение. В условиях крайней узости отечественного рынка американские колонии, где испанские купцы пользовались особыми привилегиями, являлись выгодным рынком сбыта для изделий испанской промышленности. Это и было одной из причин слабости буржуазной оппозиции.

Не меньшее значение имели колонии для испанского правительства, которое при общем государственном доходе примерно в 700 млн. реалов получало в конце XVIII в. из Америки 150—200 млн. реалов в год в виде отчислений от добываемых в колониях драгоценных металлов (кинто) и многочисленных налогов и пошлин.

Слабость испанской буржуазии

Испанская буржуазия в XVIII в. была немногочисленна и не пользовалась влиянием. Вследствие неразвитости капитализма в ее рядах преобладала наиболее консервативная группа — купечество, в то время как промышленная буржуазия только еще нарождалась.

Подавляющая часть испанской буржуазии в условиях крайней узости внутреннего рынка обслуживала преимущественно дворянство, духовенство, бюрократию и офицерство, т. е. привилегированные слои феодального общества, от которых она, таким образом, экономически зависела. Подобные экономические связи также содействовали политическому консерватизму испанской буржуазии. Кроме того, буржуазия была связана общими интересами эксплуатации колоний с господствующими сословиями феодально-абсолютистской монархии, и это также ограничивало ее оппозицию существующему строю.

Севилья. Гравюра конца XVII - начала XVIII в.

Консерватизм испанской буржуазии усиливали и традиции слепого послушания властям, которые веками культивировались католической церковью.

Феодальное дворянство

Господствующим классом в Испании являлось феодальное дворянство, которое даже в начале XIX в. сохраняло в своих руках более половины всей обрабатываемой земли и еще больший процент земли необрабатываемой. Фактически оно распоряжалось и теми 16% обрабатываемой земли, которые принадлежали церкви, поскольку высокие церковные должности занимались, как правило, выходцами из дворянства.

Земельные богатства и связанные с ними феодальные поборы, а также такие дополнительные источники дохода, как командорство в духовно-рыцарских орденах, придворные синекуры и т. д., были в основном сосредоточены в руках титулованной аристократии. Большая часть испанских дворян благодаря существованию института майората не имела земельных владений. Неимущее дворянство искало источников пропитания на военной и государственной службе или в рядах духовенства. Но значительная его часть оставалась без места и влачила жалкое существование.

Испанская абсолютная монархия XVIII в. представляла интересы именно богатейшей части дворянства — крупных землевладельцев-латифундистов, принадлежавших к титулованной аристократии.

Засилье католической церкви

Наряду с дворянством важнейшей общественной силой, охранявшей устои средневековья в Испании, была католическая церковь с ее огромной армией духовенства и несметными богатствами. В конце XV11I в. при общем количестве населения в 10,5 млн. человек в Испании насчитывалось около 200 тыс. черного (монашеского) и белого духовенства. В 1797 г. имелось 40 различных мужских монашеских орденов с 2067 монастырями и 29 женских орденов с 1122 монастырями. Испанская церковь владела огромными земельными владениями, приносившими ей более миллиарда реалов ежегодного дохода.

Основной причиной необычайного роста испанского духовного сословия, главным образом монашества, являлась крайняя нищета и необеспеченность крестьянства. Но, кроме материально необеспеченных людей, в монахи шли также и всякого рода паразитические элементы, стремившиеся жить за счет чужого труда.

В отсталой в экономическом и культурном отношениях феодальной Испании XVIII в. католическая церковь, как и ранее, господствовала в области идеологии.

Католичество было в Испании государственной религией. В стране могли проживать только католики. Всякий человек, не выполнявший церковных обрядов, вызывал подозрение в ереси и привлекал к себе внимание инквизиции. Это грозило потерей не только имущества и свободы, но и жизни. При поступлении на службу обращалось внимание на «чистоту крови»: места в церковном аппарате и на государственной службе были доступны исключительно «старым христианам», чистым от всякого пятна и примеси «скверной расы», т. е. лицам, которые не насчитывали среди своих предков ни одного мавра, еврея, еретика, жертвы инквизиции. При поступлении в военно-учебные заведения и в ряде других случаев требовалось представление документального свидетельства о «чистоте расы».

Страшным орудием католической церкви была испанская инквизиция. Реорганизованная в XV в., она до 1808 г. сохранила своего великого инквизитора, высший совет и 16 провинциальных трибуналов, не считая особых трибуналов в Америке. Только в первой половине XVIII в. инквизиция сожгла свыше тысячи человек, а всего ее преследованиям за этот период подверглось около 10 тыс. человек.

Весь огромный церковный аппарат от самых высокопоставленных князей церкви до последнего нищенствующего монаха стоял на страже средневекового общественного строя, стремясь преградить доступ просвещению, прогрессу, свободной мысли. Католическое духовенство контролировало университеты и школы, печать и зрелища. Главным образом по вине церкви испанское общество даже к концу XVIII в. поражало путешественников-иностранцев своей отсталостью. Крестьянство было почти сплошь неграмотно и крайне суеверно. Культурный уровень дворянства, буржуазии и аристократии, за редкими исключениями, был немногим выше. Даже в середине XVIII в. большинство образованных испанцев отвергало астрономическую систему Коперника.

Буржуазные просветители

Во второй половине XVIII в. против реакционной средневековой идеологии выступили испанские просветители. Они были более слабы и действовали более робко, чем, например, французские просветители. Чтобы обезопасить себя от преследований со стороны инквизиции, испанские ученые вынуждены были выступать с публичными заявлениями о том, что наука совершенно не соприкасается с религией, что религиозные истины выше истин научных. Это давало им возможность более или менее спокойно заниматься хотя бы естествознанием. Только к концу века наука кое в чем вынудила церковь отступить. В 70-х годах в некоторых университетах стали излагать учение о вращении земли, законы Ньютона и другие научные теории.

Передовые люди Испании проявляли большой интерес к социально-экономическим вопросам. Они осуждали зверскую эксплуатацию негров и индейцев, ставили под сомнение привилегии дворян, обсуждали причины имущественного неравенства. Именно в экономической, а также в художественной литературе прежде всего находила свое выражение формировавшаяся в XVIII в. идеология испанской буржуазии.

Революционное сознание испанской буржуазии возникло в период острого кризиса феодального общества. Контраст между отсталой экономикой Испании и бурно растущей промышленностью передовых стран Европы заставил испанских патриотов заняться изучением причин, приведших их родину в столь печальное состояние. В XVIII в. появилось значительное количество теоретических работ по политической экономии, писем и трактатов, посвященных проблемам развития испанского народного хозяйства, выяснению причин его отсталости и путей преодоления этой отсталости. Таковы произведения Маканаса, Энсенады, Кампоманеса, Флоридабланки, Ховельяноса и др.

Во второй половине XVIII в. в Испании стали создаваться «Патриотические (или, как они иначе назывались, Экономические) общества друзей родины», ставившие своей целью способствовать прогрессу промышленности и сельского хозяйства. Первое такое общество возникло в провинции Гипускоа около 1748 г.

Для членов патриотических обществ был характерен глубокий интерес к прошлому и настоящему своей родины. Они объезжали страну, чтобы лучше узнать состояние всех ее областей, их природные ресурсы; сравнивая Испанию с передовыми странами, они подчеркивали ее отсталость и недостатки, чтобы сосредоточить на них внимание своих соотечественников. Они боролись за употребление родного языка в науке и университетском преподавании взамен латинского и изучали культурное наследие испанского народа, разыскивая и издавая старинные тексты. Героический эпос о Сиде впервые появился в печати во второй половине XVIII в. Члены патриотических обществ изучали архивы, чтобы восстановить историю своей страны и воспитывать современников на примере лучших традиций прошлого.

Патриотические общества добивались от правительства законодательных мероприятий, поощряющих развитие промышленности и сельского хозяйства. Виднейший представитель испанского Просвещения Ховельянос (1744—1811) составил от имени Мадридского общества свой знаменитый «Доклад об аграрном законе», выразивший требования поднимающейся буржуазии.

Создание патриотических обществ было проявлением роста классового и национального сознания испанской буржуазии.

Пробуждение классового сознания испанской буржуазии отразилось и в художественной литературе. В это время появились такие значительные произведения, как «Всеобщий критический театр» Фейхоо (1726—1740), «Марокканские письма» Кадальсо (собрание статей, изданных в 1789 г.), сайнете (короткие популярные пьесы) Района дела Крус, басни Ириарте и Саманьего, драмы Моратина Младшего и другие. В них высмеивались предрассудки и обскурантизм феодального общества, невежество и паразитизм аристократии, моральное разложение духовенства, злоупотребления королевских чиновников; проповедовался гуманизм, уважение к человеческой личности; реалистически обрисованные представители третьего сословия противопоставлялись отрицательным персонажам из среды аристократии и духовенства. Впрочем, критический «французский дух» проявляется в этой литературе робко, свидетельствуя лишь о начале оформления идеологии испанской буржуазии.

Испанское образованное общество проявляло большой интерес к трудам английских, французских и итальянских просветителей. Несмотря на то что правительство запретило распространение в Испании сочинений Руссо, Вольтера, Монтескье, энциклопедистов, эта литература была широко представлена в библиотеках Патриотических обществ; много испанцев подписалось на французскую «Энциклопедию». К концу столетия, преодолевая цензурные рогатки, стали появляться и оригинальные философские работы испанских авторов, написанные в духе Просвещения. Такова, например, «Новая система философии, или коренные принципы природы, положенные в основу политики и морали» Переса Лопеса. В том же 1785 г., когда вышла в свет эта книга, в Испании появился первый политический журнал — «Сенсор», вскоре, впрочем, запрещенный цензурой.

Прогрессивные идеи испанской буржуазии даже в конце XVIII в. носили половинчатый, компромиссный характер. Ховельянос требовал отмены неотчуждаемости земли, уничтожения феодальных повинностей и пошлин, задерживавших развитие сельского хозяйства и стеснявших торговлю, организации системы орошения и создания путей сообщения, распространения сельскохозяйственных знаний. Но его программа не включала передачу крестьянам земли сеньоров. Он был против какого-либо вмешательства государства в экономические отношения частных лиц и считал полезным имущественное неравенство.

Как идеолог испанской буржуазии, тесно связанной экономически с дворянством, Ховельянос не посмел посягнуть на земельную собственность дворян. Он был далек от идеи революции и добивался только устранения некоторых главных помех развитию капитализма в Испании путем реформ сверху. Только к концу века, особенно под влиянием Французской революции, представители передовых кругов испанской буржуазии начали более широко обсуждать проблемы политических реформ, но при этом они, как правило, оставались монархистами.

Административные и военные реформы

К началу XVIII в. Испания была еще слабо централизованным государством с значительными остатками средневековой раздробленности. В провинциях сохранялись еще разные монетные системы, меры веса, разные законы, обычаи, налоги, пошлины. Центробежные стремления отдельных провинций резко проявились и во время войны за Испанское наследство. Арагон, Валенсия и Каталония приняли сторону австрийского эрцгерцога, обещавшего сохранить их древние привилегии. Сопротивление Арагона и Валенсии было сломлено, а их статуты и привилегии отменены в 1707 г., но в Каталонии ожесточенная борьба продолжалась еще некоторое время. Только 11 сентября 1714 г., т. е. уже после заключения мира, герцог Бервик, командующий французской армией в Испании, взял Барселону. После этого хартии старинных каталонских вольностей—фуэрос подверглись публичному сожжению рукой палача, а многие руководители сепаратистского движения были казнены или высланы. В Каталонии были введены законы и обычаи Кастилии, употребление каталонского языка в судопроизводстве запрещено. Однако и после этого полное единство законов, мер весов, монеты и налогов по всей Испании не было достигнуто, в частности сохранились полностью старинные вольности басков.

Процесс централизации государственной власти продолжался и при сыновьях Филиппа V — Фердинанде VI (1746—1759) и Карле III (1759—1788). Королевские секретари важнейших ведомств (иностранных дел, юстиции, военного, финансового, флота и колоний) начинают играть более самостоятельную роль, постепенно превращаясь в министров, между тем как средневековые советы, за исключением Совета Кастилии, утрачивают значение. Во всех провинциях, кроме Наварры, управлявшейся вице-королем, и Новой Кастилии, высшая гражданская и военная власть вверялась назначаемым королем капитан-генералам. Во главе провинциальных финансовых управлений были поставлены, по французскому образцу, интенданты. Были реформированы также суд и полиция.

К числу мероприятий, имевших целью укрепление центральной власти, относилось также изгнание иезуитов. Поводом к этому явились волнения в Мадриде и других городах в конце марта 1766 г., вызванные действиями министра финансов и хозяйства неаполитанца Скилачче. Введенная им монополия на снабжение Мадрида продовольствием повела к повышению цен. Непопулярность министра еще более увеличилась, когда он попытался запретить испанцам ношение их традиционной одежды — широкого плаща и мягкой шляпы (сомбреро). Народные массы разгромили дворец Скилачче в Мадриде и заставили короля выслать его из Испании. Группа виднейших деятелей «просвещенного абсолютизма» во главе с председателем Совета министров графом Арандой воспользовалась этими волнениями, в которых были замешаны иезуиты, чтобы провести через Совет Кастилии решение о поголовном изгнании членов этого ордена из Испании и всех ее колоний. Аранда весьма энергично провел это решение в жизнь. В один и тот же день иезуиты были отправлены в изгнание из всех испанских владений, их имущество конфисковано, а бумаги опечатаны.

Изгнание иезуитов из Испании. Гравюра Ж. Манкура

Правительство Карла III уделило много внимания укреплению вооруженных сил Испании. В армии была введена прусская система обучения; комплектование армии добровольцами-наемниками заменялось системой принудительного набора по жеребьевке. Однако эта реформа встретила сильное сопротивление, и на практике правительству часто приходилось прибегать к набору арестованных бродяг и преступников, которые, естественно, оказывались плохими солдатами.

Ничтожные результаты дала также реформа военно-морских сил. Возродить испанский флот правительство оказалось не в состоянии; для этого не хватало ни людей, ни денег.

Экономическая политика правительства

XVIII век выдвинул в Испании ряд государственных деятелей, стремившихся провести необходимые стране реформы в духе «просвещенного абсолютизма», особенно в сферах экономики и культуры. Развитие капитализма в промышленности во второй половине этого века вызвало особенно энергичную деятельность министров Карла III — Аранды, Кампоманеса и Флоридабланки. Эти министры провели ряд экономических мероприятий, преимущественно в духе учения физиократов, опираясь при этом на содействие патриотических обществ.

В центре их внимания стояла промышленность, подъем которой они стремились обеспечить разнообразными мерами. Для повышения квалификации рабочих создавались технические училища, составлялись и переводились с иностранных языков технические учебники, выписывались из-за границы квалифицированные мастера, молодые испанцы посылались за границу для изучения техники. За успехи в развитии производства правительство награждало мастеров и предпринимателей премиями, предоставляло им различные льготы. Привилегии и монополии цехов отменялись или ограничивались. Были сделаны попытки установить протекционистские пошлины, не давшие, однако, заметных результатов из-за широко распространенной контрабанды. Не многим удачнее оказался опыт создания образцовых казенных мануфактур: большинство их скоро пришло в упадок.

В интересах торговли прокладывались дороги, сооружались каналы, но строили их плохо, и они быстро разрушались. Были организованы почта, пассажирское сообщение на дилижансах. В 1782 г. был учрежден Национальный банк.

Для развития торговли и промышленности наиболее важное значение имела реформа, проведенная Флоридабланкой в 1778 г., а именно установление свободной торговли испанских портов с американскими колониями. Это привело к значительному расширению оборота испано-американской торговли и содействовало развитию хлопчатобумажной промышленности Каталонии.

Кое-что было сделано и в интересах сельского хозяйства. Была разрешена продажа части общинных и муниципальных земель, дворянских майоратов и некоторых земель, принадлежавших духовным корпорациям. Но вызвать этими мерами сколько-нибудь значительную мобилизацию земельной собственности не удалось вследствие сопротивления дворян и духовенства.

Для защиты полей от вторжений бродячих овечьих стад были изданы законы, ограничивавшие средневековые права и привилегии Месты и разрешавшие крестьянам огораживать пахотные земли и насаждения для защиты их от потравы.

Чтобы показать пример рационального ведения хозяйства, правительство в 70-х годах организовало на пустошах Сьерры-Морены образцовые сельскохозяйственные колонии, для чего были привлечены немцы и голландцы. Вначале хозяйство колонистов развивалось успешно. Однако через несколько десятилетий колонии пришли в упадок, главным образом из-за тяжелых налогов, а также из-за бездорожья, препятствовавшего сбыту сельскохозяйственных продуктов.

Рыбные промыслы в Кадисе. Гравюра конца XVII - начала XVIII в.

Министры, пытавшиеся проводить прогрессивные реформы, наталкивались на ожесточенное сопротивление со стороны реакционных сил. Очень часто за прогрессивной мерой, проведенной министром, следовала навязанная реакционерами контрмера, ограничивавшая или отменявшая ее действие. Вообще правительство часто бывало вынуждено под давлением реакционных кругов ограничивать и отменять свои собственные мероприятия.

Внешняя политика

Во внешней политике первого короля из династии Бурбонов — Филиппа V решающую роль играли династические мотивы. С одной стороны, Филипп стремился вернуть себе или своим сыновьям французскую корону (что заставляло его искать себе в Англии союзника против французских Бурбонов и делать англичанам уступки в Америке); с другой стороны, он пытался вернуть бывшие итальянские владения Испании. В результате ряда войн и дипломатических соглашений сыновья Филиппа Карл и Филипп были признаны: первый — королем обеих Сицилии (1734 г.), второй — герцогом Пармы и Пьяченцы (1748 г.), однако без присоединения этих владений к Испании. Не имели успеха и попытки Испании изгнать англичан из Гибралтара.

При Фердинанде VI боролись за влияние сторонники английской и французской ориентации, причем перевес оставался на стороне первых. Результатом этого явился невыгодный для Испании торговый договор с Англией 1750 г.

В 1753 г. особым конкордатом были урегулированы к выгоде для Испанской монархии отношения с папством. Отныне король мог оказывать влияние при назначении на вакантные духовные должности, участвовать в распоряжении свободным церковным имуществом и т. д.

При Карле III происходит сближение с Францией и разрыв с Англией. Этот поворот в политике Испании объяснялся тем, что военная и экономическая агрессия Англии в испанской Америке приняла с середины XVIII в. особенно настойчивый и систематический характер. Контрабандная торговля англичан в Америке продолжалась и усиливалась; они основали фактории в испанском Гондурасе и рубили там ценное красильное дерево. В то же время англичане запрещали испанцам ловить рыбу у берегов Ньюфаундленда, даже за пределами территориальных вод, а с начала Семилетней войны стали обыскивать и захватывать испанские суда в открытом море.

Испания отказалась от политики нейтралитета. С Францией был заключен так называемый семейный пакт (1761 г.) — оборонительный и наступательный союз, и Испания включилась в Семилетнюю войну, выступив в январе 1762 г. против Англии. Но Испания и Франция потерпели поражение. По Парижскому мирному договору 1763 г. Испания уступила Англии Флориду и земли к востоку и юго-востоку от Миссисипи, отказалась от рыбных промыслов в водах Ньюфаундленда и разрешила англичанам рубить красильное дерево в Гондурасе, хотя английские фактории подлежали ликвидации. Франция, чтобы сохранить союзника, уступила Испании оставшуюся у нее часть Луизианы.

Отношения между Испанией и Англией продолжали оставаться напряженными и после Парижского мира. Проявлением испано-английских противоречий были частые столкновения между Испанией и Португалией из-за границ их владений в Южной Америке, приведшие в 1776—1777 гг. к военным действиям в Америке. В октябре 1777 г. был подписан мирный договор, положивший конец вековым пограничным спорам. По этому договору Испания получила португальскую колонию Сакраменто на Ла Плате — важный центр английской контрабанды в испанских колониях, давно служивший яблоком раздора, и сохранила в своих руках колонию Парагвай, на которую претендовала Португалия.

В 1775 г. началась война североамериканских колоний Англии за независимость. Некоторые испанские политики, например граф Аранда, указывали на опасность, которую победа североамериканцев представила бы для испанского владычества в Америке. Тем не менее Испания оказывала с 1776 г. американцам тайную помощь деньгами, оружием и боеприпасами. Но в то время как ее союзница — Франция все сильнее склонялась к открытой военной помощи американцам и в 1778 г. вступила в войну против Англии, Испания пыталась уклониться от столь решительного шага. Она сделала несколько попыток выступить посредником между воюющими сторонами, надеясь получить за это Менорку и Гибралтар. Однако эти попытки были отклонены англичанами, которые к тому же не прекращали своих нападений на испанские суда в открытом море. 23 июня 1779 г. Испания объявила Англии войну. Так как главные силы последней были связаны в Америке, испанцы сумели вернуть себе Менорку и Флориду и изгнать англичан из Гондураса и с Багамских островов. По Версальскому мирному договору 1783 г. Флорида и Менорка были оставлены за Испанией, права англичан в Гондурасе ограничены, но Багамские острова возвращены Англии.

Общие итоги внешней политики Испании XVIII в. свидетельствовали о некотором росте ее международного значения, но в силу своей экономической и политической отсталости она могла играть лишь второстепенную роль в международной политике.

3. Португалия

Экономическое и политическое развитие

Португалия освободилась от власти Испании в 1640 г. Уния с Испанской монархией обошлась очень дорого португальскому народу. Испанское правительство разоряло португальский народ налогами. Португалия была вынуждена принимать участие в многочисленных и в большинстве случаев неудачных войнах, которые вела Испания. За время унии она потеряла большинство своих колоний. Ее сельское хозяйство и промышленность не развивались, внешняя торговля резко сократилась. Португальская знать, привыкшая жить преимущественно на колониальные доходы, соперничала своим роскошным образом жизни с испанскими аристократами и, как последние, пренебрегала промышленной и торговой деятельностью. Ненависть к власти испанцев в Португалии была так велика, что переворот 1640 г. на некоторое время объединил самые различные классы общества. Лишь незначительная часть португальской аристократии и верхушка духовенства стояли на стороне Испании, но и они не осмеливались открыто высказывать свои симпатии.

Положение этой небольшой страны, обедневшей, лишенной почти всех своих колоний, утратившей большинство своих внешних торговых связей, было очень тяжелым. Затруднительным было после освобождения и ее международное положение. Правда, с Англией и Францией у нее скоро установились дипломатические отношения; но Голландия, захватившая большую часть португальских колоний, медлила с признанием, опасаясь, что Португалия потребует возвращения своих бывших владений. Испания признала независимость Португалии только в 1668 г. Часть колоний Португалия сумела вернуть: Бразилию в Америке, Анголу в Юго-Западной и Мозамбик в Юго-Восточной Африке, Гоа и Диу в Индии, Макао в Китае, Мадейру и Азорские острова. Но Малакка и Индонезия, включая Зондский архипелаг и Молуккские острова, были навсегда утрачены. В результате всех этих потерь центр торгово-колониальной политики Португалии переместился в Западное полушарие — прежде всего в Бразилию. Здесь в XVIII в. были открыты золотые и алмазные месторождения, вызвавшие большой ажиотаж в Португалии и новый приток в Бразилию португальских колонистов.

Эксплуатация сохранившихся колоний давала знати и купечеству в течение XVIII в. большие доходы. В казначействе скопились в это время значительные запасы золота, вызывавшие зависть в других государствах Европы. Несмотря на это, Португалия до самого конца XVIII в. оставалась отсталой страной, сохранявшей традиционные феодальные формы в сельском хозяйстве и ремесленную организацию в промышленности. За исключением очень немногих отраслей, таких, как виноделие, маслоделие, кораблестроение, производство Португалии не удовлетворяло даже собственного спроса, не говоря уже о потребностях Бразилии и других колоний.

Зависимость Португалии от Англии

Одной из главных причин, задерживавших экономическое развитие Португалии в XVIII в., помимо неограниченного господства в ней феодально-аристократической и клерикальной клик, была ее все возраставшая экономическая зависимость от капиталистической Англии. Еще в 1654 г. португальцы были вынуждены под угрозой нападения английских военно-морских сил подписать с правительством Кромвеля договор, предоставлявший Англии большие торговые преимущества в Португалии и во всех ее колониях. В дальнейшем зависимость Португалии от Англии еще более увеличилась, с одной стороны, вследствие экономической слабости Португалии, а с другой — вследствие ее страха перед Испанией, долго еще лелеявшей планы восстановления прежнего господства над своим слабым соседом. В войне за Испанское наследство Португалия, вынужденная сражаться в качестве союзника Англии, потеряла важный торговый и стратегический пункт в Северной Африке — Сеуту. В самом начале этой войны Англия навязала Португалии Метуэнский договор 1703 г. (его составил английский посол в Португалии сэр Джон Метуэн), по которому португальское правительство в обмен на снижение английских пошлин на португальское вино предоставляло полную свободу ввоза в Португалию и ее колонии английских сукон и прочих шерстяных изделий. Договор был выгоден для португальских крупных землевладельцев, имевших многочисленные виноградники, но губителен для португальской промышленности и торговли. Слабая португальская промышленность захирела. Тяжелыми оказались его последствия и для земледелия, так как в связи с быстрым ростом экспорта вина виноградарство стало вытеснять зерновые культуры; пострадали также оливковые насаждения, шелководство и другие отрасли сельского хозяйства. Масса обезземеленных крестьян вынуждена была эмигрировать в колонии. Мало того, теперь английские купцы свободно проникали туда — частью легально, частью нелегально, широко практикуя контрабанду, бороться с которой португальское правительство было совершенно бессильно. Экономическая зависимость от Англии влекла за собой и политическое подчинение. Во время Семилетней войны Португалия вынуждена была снова сражаться на стороне Англии, иначе она рисковала потерять свои последние колонии.

Лиссабон. Гравюра конца XVII - начала XVIII в.

Зависимость Португалии от Англии была одним из характерных проявлений своеобразия международных отношений в новое время, когда ослабевшие старые колониальные страны уступают гегемонию другим — более сильным и более развитым в промышленном отношении. В. И. Ленин называл Метуэнский договор условием порабощения Португалии, которая, сохраняя видимость суверенного государства, фактически перешла со времени войны за Испанское наследство под покровительство Англии. «Англия защищала ее и ее колониальные владения ради укрепления своей позиции в борьбе со своими противниками, Испанией, Францией. Англия получала в обмен торговые выгоды, лучшие условия для вывоза товаров и особенно для вывоза капитала в Португалию и ее колонии...» ( В. И. Ленин, Империализм, как высшая стадия капитализма, Соч., т. 22, стр. 251.)

Реформы Помбала

Засилье феодальной аристократии и господство клерикализма в середине XVIII в. угрожали довести Португалию до полной нищеты. Роскошь и мотовство королевского двора, содержание многочисленного духовенства, громадные платежи римскому папе в форме традиционных «даров», отчислений от десятины и прочих церковных поборов поглощали колоссальные средства. Орден иезуитов, разбогатевший на крупных торговых и ростовщических операциях, захвативший в свои руки школу и печать, возбуждал к себе ненависть в самых широких кругах португальского общества. Зависимость от Англии вызывала все более настойчивые жалобы со стороны купцов и промышленников. В конце концов для большей части самого дворянства, особенно для среднего и мелкого, стало очевидным, что Португалия нуждается в реформах. Выразителем этих настроений, крупнейшим представителем политики португальского «просвещенного абсолютизма» был Себастьян Хосе Карвальо маркиз де Помбал, с 1750 г. занимавший пост министра иностранных дел и затем первого министра в царствование короля Жозе Эммануэля I (1750—1777).

В политике Помбала, обладавшего почти диктаторской властью, обнаруживались основные черты «просвещенного абсолютизма» с рядом особенностей, вытекающих из своеобразия положения Португалии. Для политики Помбала была характерна антиклерикальная направленность. Прежде всего он повел энергичную борьбу с орденом иезуитов, который стал серьезным препятствием для дальнейшего развития страны. Помбалу удалось в 1759 г. добиться изгнания иезуитов из Португалии, а затем произвести конфискацию громадных имуществ ордена. В дальнейшем Помбал присоединился к требованиям других западноевропейских правительств, проводивших политику «просвещенного абсолютизма» (в частности, испанского) и настоявших на полной ликвидации ордена иезуитов. Помбал в борьбе с иезуитами получил поддержку со стороны некоторых влиятельных кругов самого португальского духовенства. В частности, он использовал органы инквизиции для того, чтобы окончательно сломить сопротивление как иезуитов, так и других своих противников.

Антиклерикальные мероприятия Помбала не ограничились борьбой против ордена иезуитов. Он сократил число монастырей и монахов, уменьшил суммы, посылавшиеся из Португалии в распоряжение римской курии, положил начало светскому образованию. При нем было учреждено около 800 низших и средних светских школ. В Лиссабонском университете впервые началось преподавание естественных наук.

Сторонник абсолютизма и полной политической централизации, Помбал столкнулся с сильной оппозицией со стороны аристократии. Однако, опираясь на передовые круги дворянства, он беспощадно расправлялся даже с знатнейшими фамилиями, если они активно выступали против реформ; участников заговоров он карал заключением в тюрьму, изгнанием, конфискациями имущества, смертной казнью. Экономические основы могущества аристократии Помбал намеревался подорвать путем уничтожения системы майората.

Помбал стремился также преодолеть экономическую отсталость страны. По его инициативе были созданы португальские компании по экспорту вина в Англию и для торговли с Бразилией. По примеру Кольбера он оказывал энергичное содействие развитию шелковых, шерстяных и хлопчатобумажных мануфактур. Помимо субсидий, предоставляемых мануфактуристам, правительство Помбала создало систему охранительных таможенных пошлин, облагая высокими ввозными пошлинами иностранные промышленные товары и запрещая вывоз за границу промышленного сырья.

В интересах развития местной промышленности в Португалию приглашались иноземные квалифицированные мастера. Лиссабон, почти полностью разрушенный во время землетрясения 1755 г., был при Помбале заново отстроен, в значительной части на государственные средства.

Чтобы обеспечить страну собственным хлебом, Помбал поощрял расширение посевов зерновых культур, запретил обращение пахотных земель в виноградники, пастбища и парки. Однако каких-либо существенных мероприятий в пользу крестьянства министр-реформатор не проводил. Мелкое крестьянское хозяйство по-прежнему влачило жалкое существование. Крестьяне, не находя средств к существованию на родине, продолжали эмигрировать в колонии. Помбал даже поощрял эту эмиграцию, рассчитывая таким путем увеличить население Бразилии и теснее связать последнюю с метрополией.

Себастьян Хосе Карвальо, маркиз де Помбал. Гравюра Ж. Коварле

Ряд мероприятий Помбала имел целью реорганизацию государственного аппарата (унификация судопроизводства и системы наказаний, введение регулярной отчетности губернаторов и т. д.), а также создание постоянной, хорошо обученной и по-новому вооруженной армии, нового флота и т. д.

Реформы Помбала внесли известное оживление в экономическую и политическую жизнь Португалии. Ряд мероприятий — развитие отечественной мануфактуры, расширение посевной площади, изгнание иезуитов, учреждение светской школы, укрепление обороноспособности страны — был совершенно необходим, потребность в них давно уже назрела.

Однако политика Помбала не имела достаточно прочной социальной опоры. Прослойка прогрессивной промышленной буржуазии была в Португалии еще незначительной и маловлиятельной. Низшее дворянство сильно зависело на местах от могущественной аристократии. Клерикальные элементы пользовались в стране еще громадным влиянием. Высшее духовенство и аристократы рассматривали Помбала как временщика, обязанного своим возвышением исключительно слабости короля Жозе Эммануэля. После смерти последнего реакционные силы объединились и произвели государственный переворот(1777 г.). Помбал был отстранен от должности, арестован и предан суду, который приговорил его к смертной казни, замененной затем ссылкой. Многие реформы Помбала были отменены. В стране снова воцарилась феодальная реакция.

4. Папство в XVII—XVIII вв. Рост оппозиции против католической церкви

Упадок международного значения папства

Уже к середине XVII в. роль папства сильно упала. Как ни активно действовали агенты папской курии во время Тридцатилетней войны, интересы и даже мнение папства при заключении Вестфальского мира учтены не были, что явилось жестоким ударом по престижу римской курии в Европе.

Иннокентий X сделал бессильный жест, опубликовав 20 ноября 1648 г. буллу, в которой он осуждал заключенный мирный договор, объявляя его «недействительным, неправедным, греховным, ничтожным, лишенным силы и последствий навсегда». Но времена, когда такие выступления папы могли оказывать какое-либо воздействие, миновали. Грозная папская булла по распоряжению императора Фердинанда III даже не была опубликована в Германии. Авторитет папской власти настолько упал, что в 1654 г. имперские собрания ограничили права папских нунциев в Германии, запретив им вмешиваться в деятельность судебных органов.

Потеря папством былого значения не менее резко проявилась и во Франции.

При папе Александре VII (1655—1667), хотя и избранном под прямым давлением Франции, дело дошло до дипломатического разрыва и даже до военных действий. Поводом явилось столкновение, происшедшее в Риме 20 августа 1662 г. между папской стражей из корсиканцев и отрядом французских солдат, составлявших личную охрану посла Людовика XIV при папском дворе.

Людовик XIV дал приказ войскам занять папские владения во Франции (Венесенское графство и Авиньон). Больше года длились переговоры, и в феврале 1664 г. папе пришлось подписать Пизанский трактат, означавший небывалое унижение римской курии.

В Париж был отправлен кардинал Киджи, чтобы принести извинение папского двора, принимавшего всю вину на себя. Папа расформировал корсиканскую гвардию и обязался полностью восстановить разрушенные им на территории Италии города союзников и родственников Людовика XIV.

Пизанское соглашение лишь на короткое время разрядило напряженность в отношениях между Францией и папством; вскоре возник новый конфликт между папой и французским королем, затянувшийся на долгие годы. Непосредственной его причиной явился спор о праве короля на «регалии». Этим термином обозначалось древнее право французских королей на получение в некоторых провинциях Франции дохода с вакантных епископств и на раздачу бенефициев после смерти епископа и до назначения его преемника. Людовик XIV в 1673 г. распространил это право и на те провинции Франции, где ранее король не пользовался им. Возник затяжной спор, принявший особо острый характер при папе Иннокентии XI (1676—1689). Иннокентий XI проявил непримиримость в вопросе о регалиях и опубликовал в 1679 г. специальное бреве (послание) по этому поводу. Грамота папы была признана парижским парламентом недействительной (1681 г.). Короля поддержало большинство французского духовенства. Была созвана специальная ассамблея духовенства, которая под знаком защиты «вольностей галликанской (т. е. французской) церкви» разработала программу церковно-политических реформ, так называемую «Декларацию» (1682 г.). Ее положения сводились в основном к четырем статьям, в которых провозглашалась фактическая независимость галликанской церкви от Рима и полное ее подчинение королевской власти. «Декларация» явилась новой победой французского абсолютизма и вместе с тем новым поражением папской власти.

Папа объявил «Декларацию» не имеющей силы. Всем епископам, участвовавшим в ее принятии или согласившимся с ней впоследствии, он отказал в каноническом утверждении и объявил недействительным отправление религиозных функций ими, а также теми священниками, которых они посвятили в сан. Снова произошел разрыв между французской церковью и папством. 35 французских епископов не получили канонического посвящения. Позднее Людовику пришлось отказаться от притязаний на регалии и возвратить папе Авиньон.

Во время войны за Испанское наследство папство сначала склонялось к поддержке Габсбургов, но позже, после некоторых уступок Людовика XIV, перешло на сторону Франции. Папский представитель в Испании явился главным проводником французской линии и решительно отстаивал кандидатуру Филиппа Анжуйского в качестве наследника испанского трона.

Папе Иннокентию XII не удалось остаться в стороне от военных действий. В 1706 г. имперские войска вступили в Парму и Пьяченцу, считавшиеся папским леном, и двинулись далее к Неаполю. Папские войска пытались оказать сопротивление, но оказались совершенно небоеспособными: папа вынужден был предоставить имперским войскам свободный проход через территорию своего государства и признать наследственные права Карла Габсбургского на испанскую корону. Утрехтский мирный договор был заключен без всякого участия папы.

Борьба папства с янсенизмом в квиетизмом

Таким образом, папство на грани XVII—XVIII вв. потеряло свой авторитет и в международных делах, и в вопросах религиозного руководства. Папы продолжали, как и встарь, издавать свои конституции, бреве и торжественные буллы по тем или иным вопросам веры, запрещали, осуждали, проклинали. Но сами католики придавали папским выступлениям мало значения.

Наиболее острые споры по вопросам веры разгорелись в середине XVII в. в связи с быстрым распространением идей янсенизма.

Религиозное учение янсенистов, отрицавшее в духе идей Августина свободу воли у человека и настаивавшее на всеобщем предопределении, в известной мере приближалось к учению Кальвина и выражало в религиозной форме идеологию более прогрессивных в это время буржуазных кругов. Именно поэтому янсенисты подвергались беспощадным гонениям со стороны иезуитов и ультрамонтанов (приверженцев неограниченной духовной власти папы), враждебных всяким новым веяниям.

Главными обличителями выступали иезуиты. По их настояниям папа Урбан VIII в 1643 г. внес книгу Янсения «Августин» в «Индекс запрещенных книг». Однако это не оказало воздействия на сплачивавшиеся в Париже вокруг монастыря Пор-Рояль кружки янсенистов. Книга была переиздана в том же году, а затем в 1652 г. страстный последователь Янсения Антуан Арно написал яркий памфлет в защиту «Августина», подвергнув при этом разоблачению и заклеймив лживую, двуличную мораль иезуитов. В ответ на это папа Иннокентий X издал в 1653 г. буллу, в которой сформулировал пять «еретических» положений, имевшихся в книге Янсения.

В борьбу втянулись университеты, многие ученые и писатели. В 1655 г. вступил в общину янсенистов Пор-Рояля замечательный философ и ученый Блез Паскаль. В 1656 г. новый папа Александр VII еще раз подтвердил осуждение янсенизма. Начались преследования и гонения. Антуан Арно, главный руководитель Пор-Рояля, был усилиями иезуитов изгнан из Сорбонны. В связи с этим Паскаль опубликовал первое из своих «Провинциальных писем», с большой силой разоблачавших иезуитское учение о догме и морали. Иезуиты пришли в ярость и добились того, что книга Паскаля была признана еретической, янсенистской и публично сожжена рукой палача (1660 г.).

В круг влияния янсенизма попадает и величайший мыслитель Франции этой эпохи Рене Декарт. Его книгу «Искусство мышления» называли янсенистской логикой. Декретом инквизиции 20 ноября 1663 г. шесть книг этого замечательного философа были внесены в «Индекс».

В 1667 г. начались новые нападки иезуитов на янсенистов и была сделана попытка закрыть Пор-Рояль. Но в это время Александр VII, являвшийся марионеткой в руках иезуитов, умер, а новый папа Климент IX настоял на примирении.

Фронтиспис 'Индекса запрещённых книг'"

Иезуиты, однако, не прекращали своих интриг и тайных козней, направленных против янсенистов. Вскоре ряд руководителей общины Пор-Рояля вынужден был покинуть Францию. Уехал в Голландию и Арно, продолжая оттуда до конца своей жизни (1694 г.) руководить всем движением. К нему теперь примыкали не только последователи религиозно-нравственной системы Янсения. Янсенизм становится с конца XVII в. знаменем, под которым собирались все, кто ненавидел иезуитов и ультрамонтанов, кто не желал папского всевластия, а также поборники новых идей в науке и философии.

После некоторого затишья в конце XVII в. религиозные распри папистов с янсенистами возобновились с новой силой в начале XVIII столетия, при папе Клименте XI. К тому времени янсенизм, принявший явно выраженный политический характер, оппозиционный по отношению к абсолютизму, навлек на себя гонения и со стороны светской власти.

В 1709 г. по приказу короля был разрушен главный очаг янсенизма — древнее аббатство Пор-Рояль, находившееся вне Парижа. Монастырь и школы, имевшиеся при нем, а также ценная библиотека, собранная здесь за 50 лет, были уничтожены. Монахи и монахини были размещены по другим монастырям. Многие янсенисты бежали за границу. Парижский Пор-Рояль подвергся разгрому еще ранее — в 1669 г., после чего он утратил значение центра янсенизма.

Расправа с янсенистами вызвала возмущение во всей Франции, в Италии, Германии и в других странах. Но иезуиты на этом не остановились. По их настоянию Людовик XIV перенес дело о янсенистах в папскую курию. Климент XI 8 сентября 1713 г. опубликовал против янсенизма буллу Unigenitus, осуждавшую янсенизм и сыгравшую крупную роль в истории религиозной борьбы XVIII в.

Вокруг буллы завязалась яростная борьба, не прекращавшаяся долгие годы. Король приказал парламенту зарегистрировать буллу и тем придал ей законную силу. Но ряд епископов, Сорбонна, университеты Реймса, Нанта, провинциальные парламенты выражали свое несогласие с ней. Появилось множество памфлетов и статей, направленных против папской буллы. Возмущение, вызванное ею и питаемое ненавистью к иезуитам и папизму, все более превращалось в открытую борьбу за уничтожение ордена иезуитов.

Оппозиция папству не ограничивалась янсенизмом, наиболее распространенным во Франции, но охватила и другие страны Европы. Почти одновременно с распространением янсенизма возникло и быстро развилось другое религиозное учение — квиетизм, которое в отличие от янсенизма имело мистический характер, но также выражало несогласие с рядом догматов католической церкви.

Процессия католического духовенства. Гравюра первой половины XVIII в.

Идеи квиетизма впервые были изложены итальянцем Фалькони, а затем французом Франсуа Малавалем. Но главной фигурой в развитии этого религиозного движения сделался испанский священник Мигель Молинос, обосновавшийся в Риме и здесь издавший книгу под названием «Духовный руководитель» (1675 г.). В этом сочинении он развивал понимание христианской религии, получившее название квиетизм (от латинского quies — покой). Основное положение его сводилось к тому, что главной задачей для христианина и единственным путем к «спасению» является абсолютное спокойствие души, «удаление» от мира, полное подчинение «божественной воле», мистическо-созерцательное отношение к жизни. Душа, учил Молинос, должна, достигнув полнейшего покоя, как бы прекратить самостоятельное существование в мистическом слиянии с богом.

Это учение было прямым вызовом католической догме о «добрых делах» с ее подчеркнутым вниманием к внешним формам религиозности, к пышному богослужению, торжественным процессиям, внешней обрядности и т. д. Книга Молиноса произвела огромное впечатление, особенно во Франции. Она была переведена на многие языки, широко распространялась и обсуждалась. Это побудило иезуитов выступить против квиетистов. Молинос попал в застенки инквизиции, где после долголетнего заточения умер (1697 г.), а все его сочинения были осуждены и внесены в «Индекс». Однако идеи квиетизма продолжали распространяться. В 1699 г. римская курия по предложению Людовика XIV рассмотрела книгу архиепископа Фенелона, защищавшую идеи квиетизма, осудила ее и включила в «Индекс».

В длительной борьбе с квиетизмом папство снова обнаружило свою несамостоятельность, зависимость от иезуитов, от Людовика XIV, требования которого оно должно было выполнять, несмотря на враждебность и разногласия, существовавшие между ними в политических вопросах.

Иезуиты

Иезуиты в XVII—XVIII вв. продолжали расширять свое влияние в католической церкви и в обществе. Они широко использовали религиозный фанатизм, чтобы усилить свою духовную власть над верующими, влиять на их совесть. Сильным средством в их руках являлись исповедь и отпущение грехов. Они применяли систему церковных наказаний, часто практикуя физические истязания. Особое значение имела разработанная ими мораль, отличавшаяся открытым пренебрежением к элементарным понятиям нравственности. Иезуиты оправдывают ложь, клятвопреступление, лжесвидетельство, преступления; их учение о морали разнуздывало низменные инстинкты.

В XVII в. иезуиты Эскобар, Бузенбаум и др. разработали теорию «морали», в которую ввели такие понятия, как пробабилизм (от лат. probabilis — вероятный; право руководствоваться в своем поведении не положениями христианской морали, а толкованием соответствующего высказывания какого-либо церковного авторитета в желательном духе), лаксизм (от лат. laxare — ослаблять; смягчение нравственной ответственности из-за «несовершенства человеческого разума»: «не ведают, что творят»), мысленная оговорка (право дать такое ложное показание, которое могло бы быть правильным, если его дополнить невысказанной оговоркой или ограничением). Иезуиты сами называли свою нравственную систему «приспособленческой», и это название хорошо характеризует ее беспринципность. Именно такая система облегчала иезуитам возможность одурманивать сознание верующих, внушать им самые извращенные и суеверные представления.

Даже папы вынуждены были уже в XVII в. официально осудить крайности иезуитской «системы морали». Александр VII в 1665 г. созвал генеральный капитул доминиканцев, где были выработаны положения, направленные в основном против пробабилизма. Иннокентий XI в 1679 г. осудил 65 тезисов, извлеченных из писаний иезуитов, в частности принцип мысленной оговорки. Но иезуиты не принимали всерьез этих осуждений. Несмотря на отдельные случаи внешнего неповиновения папству, иезуиты продолжали оставаться наиболее прочной опорой воинствующего католицизма.

Деятельность иезуитов выходила далеко за рамки религиозной пропаганды. В XVII—XVIII вв. эта сторона их деятельности отходит на второй план. Главное внимание они уделяли совсем другому — различным хозяйственным операциям, торговле, земельным приобретениям, плантационному хозяйству, даже работорговле, не говоря уже о банкирских и финансовых махинациях. Широкое поприще для этой деятельности открыли себе иезуиты, развернув по всему миру миссионерскую активность.

Миссионерство, под знаменем которого католическая церковь осуществляла свою многовековую экспансию в различных направлениях, получило в XVII в. благодаря иезуитам особенно широкий размах. «Обосновывая» стремление иезуитов проникнуть в отдаленные районы мира, в такие страны, как Южная Америка, Африка, Индия и Китай, генерал ордена Госвин Никкель говорил, что «христианство рассматривает весь мир как свой дом, национальные же государства тормозят своим существованием борьбу христианской религии за свое окончательное торжество».

В духе такого христианского космополитизма иезуиты и осуществляли свою миссионерскую деятельность, достигнув во многих странах быстрых, но непрочных успехов.

Иезуиты с самого начала отказались от мысли переделать внутренние убеждения обращаемых и довольствовались лишь выполнением ими некоторых обрядовых формальностей. Этим объясняется, что иезуитам значительно скорее, чем другим миссионерам, удавалось «внедрять» христианство (хотя бы по названию) среди населения таких стран великой древней культуры, как Индия, Китай, Япония и др.

Так, в Индии обращаемых сгоняли целыми толпами и наскоро обучали четырем-пяти словам, выражавшим некоторые христианские понятия. Формула обращения сводилась к вопросу: «Хочешь ли ты вступить в касту «Пранги»?». Это должно было, по иезуитским понятиям, означать принятие христианства. Положительный ответ, массовая процедура крещения в реке — и «обращение» считалось законченным.

Иезуиты разрешали «новообращенным» сохранять древние обряды и языческие культы. Иезуичы и сами подделывались под индийских брахманов: носили такую же одежду, держались тех же обычаев, пытались тесно сблизиться с знатью или разыгрывали роль апостолов свободы среди забитых представителей «неприкасаемых» каст.

Однако столь далеко зашедшая «система приспособления» вызвала негодование их менее удачливых конкурентов миссионеров-францисканцев, которые добились от пап осуждения иезуитской практики. После этого успехи иезуитов уменьшились; из 3500 иезуитов, насаждавших в Индии христианство, к концу XVIII в. осталось около 300 человек, потерявших авторитет, скомпрометированных спекуляциями шпионажем.

В Китае иезуиты также широко использовали «систему приспособления». Они не останавливались перед тем, чтобы подогнать христианские представления о боге к конфуцианским пантеистическим понятиям, допускали сохранение культа предков, обоготворение сил природы. Языческий древнекитайский культ Неба (Тьен) и Верховного Владыки (Шанти) и даже культ императора иезуиты объявили формами почитания христианского бога. Иезуиты продолжали действовать испытанными методами, стремясь войти в доверие к китайским правителям. Одному из них — патеру Бойму удалось обратить в христианство жен и детей последнего императора Минской династии и уговорить одну из этих жен, названную при крещении Еленой, письменно выразить послушание папе и заверить его в том, что весь Китай ему подчиняется. Это лживое письмо было написано как раз в тот момент, когда маньчжуры захватили Пекин и император покончил самоубийством. Другой патер — Иоганн Адам Шалль, хорошо знавший математику и астрономию, разработал новый календарь с астрологическими предсказаниями, был назначен председателем Государственного совета математики и возведен в ранг мандарина высшего класса. Вскоре он стал также воспитателем наследника императорского трона.

Такого же выдающегося положения в «Срединной империи» добился и бельгийский иезуит Фердинанд Вербиест. Он был также профессором математики и астрономии, но, кроме того, знал хорошо оружейное дело и литье пушек. Вербиест отлил для императора более 130 пушек, а позднее выступал в качестве китайского дипломата при заключении русско-китайского Нерчинского договора 1689 г.

Уже в 1661 г. иезуиты имели в Китае 38 коллегий и резиденций и 151 церковь, ч тело же «обращенных» в Китае превысило 230 тыс. В 1692 г. иезуиты добились издания императорского декрета, узаконившего в Китае христианство.

Деятельность иезуитов как прямых агентов европейских завоевателей и колонизаторов вызывала всеобщее недовольство. Когда император Канси, покровительствовавший иезуитам, умер, вражда к европейским миссионерам проявилась с полной силой. Их стали высылать отовсюду, разрешив им оставаться в одном только Пекине (1724 г.). Но и в Пекине их влияние при преемниках Канси резко упало. В 1772 г. все миссионеры, не исключая и иезуитов, были изгнаны из Китая.

Иезуиты в Парагвае

В наиболее неприкрытом виде проявила себя колонизаторская деятельность иезуитов в Парагвае (1609—1768), где им удалось долго хозяйничать совершенно самостоятельно, не имея нужды считаться ни с местной государственной властью, ни с установившимися древними обычаями и высокой культурой, как это было в Индии или в Китае. Они сумели преградить в Парагвай доступ другим миссионерам и европейским колонизаторам, изолируя эти свои владения от всего мира.

Иезуиты обосновались в районе Ла-Платы с начала XVII в. Здесь они подчинили своему влиянию около 60 индейских деревушек, из которых были созданы первые иезуитские редукции (убежища). К середине XVII в. насчитывалось уже свыше 30 таких редукций, в каждой из которых жило около 10 тыс. индейцев племени гуарани. Объявив себя «посланцами божьими» и искусно применяясь к религиозным представлениям индейцев, иезуиты приобрели власть над их личностью и всей жизнью. Иезуиты подвергали гуарани жестокой феодально-крепостнической эксплуатации. Их лишили фактически права собственности, так как все решительно было объявлено «собственностью бога» — тупамбак, ради умножения которой каждый гуарани обязан был работать четыре дня в неделю. В редукциях занимались разведением рогатого скота, лошадей, овец. На обширных плантациях возделывали сахарный тростник, хлопок, маис, табак, какао, пряности, чай, целебные травы. В садах росли овощи, цветы, апельсины, лимоны. Плодородная почва, деятельный труд гуарани и хорошо налаженная централизация управления хозяйственной жизнью этого своеобразного «государства», которое иезуиты рекламировали как осуществление «христианского коммунизма» и которое на деле представляло собой беззастенчивое крепостничество, почти рабство нескольких сот тысяч обманутых туземцев, — все это способствовало высокой доходности редукций.

Целые флотилии кораблей, трюмы которых были доверху загружены мешками и тюками с иезуитским клеймом в виде креста, отправлялись через океан в Лиссабон. Оттуда товары, добытые трудом парагвайских гуарани, расходились по всей Европе.

Доходы ордена непрерывно росли, производителей же этих богатств — туземное население — иезуиты держали в нищете и невежестве. В школе индейцев обучали латыни, но заботливо следили за тем, чтобы они не научились понимать какой-нибудь из европейских языков, особенно испанский или португальский. Они не знали даже, под чьей властью находится их страна.

На территорию своего теократического государства, которое лишь формально считалось подвластным испанскому губернатору Парагвая, иезуиты никого не допускали. Они выстроили руками туземцев крепости, арсеналы, тюрьмы, создали военный флот на реке, свою кавалерию и пехоту.

Несмотря на все меры предосторожности, все же иезуиты не сумели избежать в своем государстве вооруженных восстаний (1721—1725, 1733—1735), которые они с трудом подавляли. В это же время усилился натиск на иезуитские редукции со стороны португальских работорговцев, купцов и плантаторов. В 1750 г. началась настоящая война между парагвайскими и испано-португальскими войсками, вследствие того, что иезуиты не захотели признать уступки испанским королем территории семи иезуитских редукций Португалии. Кончилась эта война в 1761 г. поражением иезуитов, а в 1768 г. они были окончательно изгнаны из Парагвая. Находившиеся ранее в их распоряжении редукции были объявлены государственной собственностью Испании или Португалии.

Католические миссионеры, особенно иезуиты, пытались обосноваться также во многих других странах: на острове Цейлон и на Филиппинских островах, в Индо-Китае, Африке и Канаде, прокладывая путь европейским колонизаторам.

Инквизиция

Несмотря на ослабление еще в XVII в. своих политических позиций, папство пыталось удерживать в своих руках контроль над умственной жизнью народов Западной Европы и по-прежнему стремилось тормозить развитие передовых идей, насаждая религиозный фанатизм и мракобесие.

Папская инквизиция в XVII—XVIII вв. продолжала свою карательную деятельность. Особенно губительным сделалось влияние инквизиции благодаря осуществлявшейся ею жестокой цензуре книг. Декреты инквизиции, папские бреве по особо важным случаям, обычно предусматривавшие не только запрещение книг к чтению, но и сожжение всех конфискованных экземпляров рукой палача, наконец, систематическое переиздание «Индекса запрещенных книг» — все эти и другие разнообразные методы применялись инквизицией в борьбе против умственного прогресса. В «Индексы» XVII—XVIII вв. попали все лучшие произведения того времени. Здесь упоминаются Рене Декарт, Френсис Бэкон и Джон Мильтон, Монтэнь, Паскаль, Фенелон, Спиноза, Юм, Вольтер, Руссо, Даламбер, Ламетри, Гольбах и Гельвеции. В «Индекс» внесена и знаменитая «Энциклопедия», которую специальное бреве Климента XIII от 3 сентября 1759 г. осудило на сожжение.

Под лицемерным девизом борьбы «за чистоту веры» инквизиция чинила лютую расправу над огромным числом людей, преследуемых ею в качестве «еретиков». В ряде стран государственная власть использовала инквизицию для политической борьбы со своими противниками.

Особенно полная зависимость инквизиции от государственной власти наблюдалась в Испании. Осуждение на галеры, на заточение в инквизиционных застенках, на сожжение производилось здесь вплоть до конца XVIII в. Последнее аутодафе имело место еще в 1826 г. в Валенсии. Вторая половина XVIII в. проходит под знаком свирепых преследований ученых и философов: в 1744 г. подвергнут преследованиям историк Бельяндо, в 1768 г. — философ Кампоманес, в 1770 — Аранда, через 10 лет — натуралист-философ Клавихо-и-Фахардо, в 1786 г.— математик Байль и литератор Томас Ириарте.

Таким же послушным орудием правящих верхов сделалась инквизиция в Польше. Функции инквизиции выполняли здесь церковные власти, связанные с иезуитами. Зловещее выступление этого общего фронта реакции имело место в чудовищном процессе, окончившемся сожжением 30 марта 1689 г. на рыночной площади Варшавы литовского дворянина Казимира Лышинского, обвиненного иезуитами в атеизме.

Кровавой чередою проходят инквизиционные процессы во Франции. Имена их несчастных жертв обессмертил Вольтер, выступивший как пламенный борец с фанатизмом и религиозным мракобесием.

Тулузский купец Жан Калас, подвергнутый в 1762 г. колесованию по ложному обвинению в сыноубийстве; юноша де ла Барр, сожженный в 1766 г. за то, что не снял шляпу при прохождении церковной процессии; Монбальи, колесованный и сожженный в 1770 г. в Сент-Омере за мнимое матереубийство, его жена, так же приговоренная к сожжению, — оба, признанные впоследствии невиновными,— все это только отдельные примеры жестоких приговоров и мучительных казней за так называемое святотатство — «оскорбление божественного величия».

Ведовские процессы

Одним из самых страшных преступлений инквизиции являются массовые осуждения по обвинению в ведовстве, колдовстве, чародействе, широко практиковавшиеся в XVII и даже в XVIII в. Освятив своим авторитетом самые дикие предрассудки средневековья, церковь придала им такую силу, что вера в колдовство и процессы против «ведьм» получили распространение как в католических, так и в протестантских странах. Во Франции и Испании, в Германии, Италии и Швейцарии, в Англии и Шотландии, в США и Мексике — по всему миру распространилось это чудовищное поветрие, приводившее к уничтожению многих тысяч ни в чем не повинных людей, часто юных девушек и даже детей. Во Франции еще в 1680 г. была сожжена живой «за колдовство» некая Ла Вуазен, в 1691 г. были казнены восемь пастухов из Паси-ан-Бри за наведение «порчи» на стада. Протестантское духовенство соревновалось с католическим. Дикая «охота за ведьмами» прославила в американских колониях Англии городок Салем, где в 1692 г. было обвинено 10 девочек и 2 старухи в ведовстве, а в течение ближайших 4 месяцев сотни других несчастных были по столь же нелепому обвинению подвергнуты мучительным пыткам и 19 из них повешены. В самой Англии последнее сожжение «ведьм» произошло в 1716 г., а в Швейцарии — в 1782 г.

Но и это были далеко не последние проявления чудовищного изуверства церкви, еще в конце XIX в. в Мексике было сожжено пять «ведьм».

Буржуазное свободомыслие в XVII—XVIII вв.

Рост буржуазной идеологии в таких странах, как Англия, Голландия, Франция, ненависть, которую во всей Европе вызывала к себе деятельность иезуитов и вообще реакционная политика церкви, — все это способствовало распространению свободомыслия и антиклерикализма. Такие мыслители, как Джон Толанд, Коллинз, Пьер Бейль, уже приближались к атеизму. Однако последовательных противников церкви было немного. При всей ограниченности их мировоззрения критика и протест против религиозных предрассудков, засилья иезуитов, злодеяний инквизиции играли огромную роль. Это особенно относится к деистам — французским просветителям. Их великое творение «Энциклопедия» была поистине разящим оружием против церкви, нанесшим ей немалый урон. История «Энциклопедии» превосходно иллюстрирует соотношение сил между церковью и ее противниками.

Иезуитам удалось в 1759 г. добиться запрещения дальнейшего ее издания. Упоенные этим, они выбили в память столь «достославной победы» даже специальную медаль, на которой изображена торжествующая церковь, попирающая науку и философию. Церковь символизирована крестом, наука — глобусом и книгой. Надпись на медали гласит: «Morosophia impia calcata» («Попранная безбожная ложная мудрость»). Но медаль оказалась памятью не победы, а поражения церкви. Издание «Энциклопедии», как известно, вскоре было возобновлено, завершено и повторено как во Франции, так и в других странах.

Дело Даламбера, Дидро, Гольбаха, Гельвеция и Вольтера торжествовало. Произошла «духовная революция», предшествовавшая великой социальной революции. Папство оказалось бессильным помешать этому.

Франкмасонство

Среди противников папства в XVIII в. особое место занимают франкмасоны (вольные каменщики). Их организации, связывавшие себя сами со средневековыми цеховыми братствами каменщиков, появились в начале XVIII в.; с 1717 г. в Англии, а вскоре и во многих других странах (в Бельгии — с 1721 г., во Франции — с 1726 г., в России и Голландии — с 1731 г., в Италии — с 1735 г., в Америке — с 1733 г.) образовались новые объединения со своим строгим уставом. В эти объединения (ложи) вступали люди различного состояния и положения — аристократы и купцы, дипломаты и моряки, офицеры и странствующие актеры. Среди масонов было немало знаменитых людей: Монтескье, Гельвеции, Франклин и многие другие. В 1778 г. в парижскую ложу «Девять сестер» вступил Вольтер. Но все же в основном это движение охватывало аристократию; наиболее часто руководителями масонских лож были графы, князья, видные сановники, иногда даже короли (с 1744 г. великим магистром берлинской ложи был Фридрих II, король прусский).

Масоны обязывались хранить тайну своих лож под страхом «вырывания языка, поражения сердца, погребения заживо в морской пучине, сожжения тела и рассеяния пепла по ветру», как это предусматривалось их уставом и присягой.

Масонство выступало против ортодоксальной христианской церкви и религии, хотя оно само насаждало религиозные, мистические представления в сочетании с магией, символикой, астрологией. Своими этическими воззрениями, призывавшими к «братству и равенству» всех людей на началах «любви и взаимопомощи», масоны внушали ложные представления о социальной гармонии и тем самым укрепляли эксплуататорские основы общества.

Папы повели энергичную борьбу против масонов. Они неоднократно осуждали масонство, и в 1738 г. была издана булла, в которой католикам под страхом отлучения запрещалось всякое общение с масонами. Инквизиции предложено было карать нарушителей этой буллы вплоть до смертной казни. Испанский король Филипп V издал строгий указ о преследовании масонов, угрожая им тюрьмами инквизиции, пожизненной ссылкой на галеры. В борьбу с масонами включились и иезуиты. Один из них — Террубиа проник в ложу, выведал все тайны, составил полный список всех испанских лож и их руководителей и все это передал верховному суду испанской инквизиции, которая учинила расправу над несколькими тысячами человек.

Масонов преследовали и в других странах. Но все это мало помогало укреплению позиций воинствующего папизма, продолжавшего опираться на иезуитов.

Борьба против иезуитов

Ненависть к иезуитам охватывала все более широкие круги. Во Франции в борьбе с ними сложился своеобразный фронт, включавший представителей самых разных направлений: сторонников галликанской церкви (среди них — епископов и некоторых кардиналов), деятелей университетов, франкмасонов, королевских министров и часть придворных, наконец, передовых философов, ученых и писателей.

Голос возмущения иезуитами раздавался так сильно, что даже папство вынуждено было с ним считаться. Бенедикт XIV издал 25 февраля 1741 г. буллу, в которой всем духовным лицам воспрещалось заниматься какой-либо торговой деятельностью под страхом отлучения от церкви. Но орден не обратил на это никакого внимания. Иезуиты продолжали по-прежнему заниматься ростовщичеством и торговлей, по-прежнему выманивали деньги для «богоугодных дел», обещая «спасение души на том свете и хорошие доходы на этом».

События развернулись с неожиданной силой в Португалии. Иезуиты и церковь пытались оказать противодействие реформаторской деятельности министра Помбала, проводившего реформы в духе «просвещенного абсолютизма». Они развернули бешеную кампанию лжи и клеветы против Помбала, но тот, получив от короля свободу действий, учинил над ними расправу. Было конфисковано все их имущество. 13 сентября 1759 г. 1500 иезуитов в Португалии были схвачены, отвезены на кораблях в Чивитавеккиа и высажены на папской территории. Папский представитель был выслан из Лиссабона.

Вслед за этим португальские власти изгнали иезуитов из всех своих колоний. Наступил временный разрыв отношений между Португалией и папством.

Крушение ордена произошло и в других странах. Во Франции возмущение, которое вызывали сведения о деятельности иезуитов в колониях, заставило власти в 1754 г. заняться расследованием. Выяснилось, что иезуиты развили в вест-индских колониях Франции обширную коммерческую деятельность, владели огромными плантациями, рабами и прочим имуществом, которое оценивалось почти в миллиард ливров и давало ордену более 4 млн. ежегодного дохода. После этого парижский парламент, осудив устав общества иезуитов и ряд книг, изданных ими, лишил иезуитов права преподавания и запретил подданным короля вступать в этот орден. Иезуиты яростно сопротивлялись. Их поддержали многие епископы и дофин. Но все было напрасно. Против иезуитов поднялась грозная волна общественного негодования, и правительство вынуждено было действовать. 6 августа 1762 г. парижский парламент вынес решение о роспуске ордена во Франции. Все его имущество подлежало конфискации, его устав был признан незаконным, семинарии были закрыты. Запрещено было носить орденскую одежду. Вся передовая общественность Франции во главе с Даламбером, Вольтером и другими просветителями сплотилась против воинствующего клерикализма, пытавшегоея спасти иезуитов. Разыгралась одна из величайших битв в истории идей. Наконец, в ноябре 1764 г. последовал королевский указ, утвердивший решение парижского парламента.

Вслед за Португалией и Францией повела борьбу против иезуитов и папства даже Испания, где влияние церкви было всегда особенно велико.

Главный министр короля Аранда заранее подготовил план, по которому в ночь с 2 на 3 апреля 1767 г. все иезуиты в Испании были внезапно арестованы, посажены на корабли и переправлены в папские владения. Король издал указ об упразднении ордена в Испании и конфискации его имущества в пользу государства. Тем же порядком был уничтожен орден и в Неаполе, а в 1768 г.— в бывших папских ленных владениях Парме и Пьяченце. Новый папа Климент XIV (1769—1774) пытался умиротворить стороны. Однако это было уже фактически невозможно. Пришлось стать на путь уступок. В частности, было отменено чтение с церковной кафедры знаменитой буллы («In coena domini») о праве папы вмешиваться в политику светских государей.

Подобными уступками Климент XIV пытался купить спасение ордена, но не смог более противиться энергичным требованиям правительств и 21 июля 1773г. подписал буллу, упразднявшую «Общество Иисуса», как в ней было сказано, «на веки вечные». Необходимость этого решения мотивировалась смутой, которую создает орден, «невозможностью сохранить мир в церкви», пока этот орден существует, наконец, чудовищными злоупотреблениями иезуитов, подтвержденными расследованием.

После уничтожения ордена обнаружилось, какими несметными богатствами он владел. Ежегодный доход ордена, по неполному подсчету, составлял в Испании 2,5 млн. франков, в Португалии — более 4 млн., в Италии — около 8 млн., в Польше — 3 млн. и т. д. Имущество ордена подвергалось конфискации в пользу государства, на территории которого оно находилось. Чтобы предотвратить попытки противодействия, руководители общества были арестованы. Генерала ордена Риччи заточили в папскую тюрьму — крепость св. Ангела, где он и умер.

'Сладострастие'. Карикатура на иезуитов К. Дюзара. 1691 г.

Только в двух европейских государствах орден продолжал существовать: в Пруссии, где Фридрих II, враждуя с папой, пытался использовать иезуитов против Рима (вскоре, убедившись в том, что, кроме интриг, они ни на что не способны, он тоже подверг их изгнанию), и в России, где, желая подчеркнуть независимость своей политики, Екатерина II не позволила опубликовать папскую буллу, а в дальнейшем даже расширила права иезуитов в западных областях России.

Роспуск ордена иезуитов был произведен папством только под сильнейшим нажимом ряда европейских государств. Однако ликвидация ордена вовсе не означала исчезновения иезуитов. Им было запрещено носить присвоенную им одежду, под запретом было и самое их имя. Но существовали организации, тесно связанные с ликвидированным «Обществом Иисуса» и являвшиеся той замаскированной формой, в которой иезуитам удалось сохранить себя до «лучших времен», когда (в начале XIX в.) орден был восстановлен.

Падение роли церкви

Уничтожением иезуитского ордена в 1773 г. дело не ограничилось. В ряде европейских государств в ближайшие годы после роспуска ордена были проведены реформы, преследовавшие цель ослабить влияние церкви на государственное управление и гражданскую жизнь.

Были преобразованы школы, введены новые методы обучения, новые учебники, свободные от церковного духа; церковные суды были ограничены в своих функциях и подчинены светским; духовная цензура заменена общегосударственной; сокращены орава инквизиции и в ряде случаев отменены аутодафе. Во Франции был опубликован королевский указ об упразднении большей части монастырей и об установлении минимального числа монахов, позволяющего им организоваться в монастырь. Девять монашеских орденов и конгрегации были распущены.

Одновременно с ударами, обрушившимися на церковь в романских странах, ей пришлось понести не менее значительные потери в католической части Германии и в австрийских землях. В основном здесь наблюдаются те же процессы, что и во Франции: с одной стороны, против папства выступает часть духовенства, выдвигая программу создания национальной церкви и усиления самостоятельности епископата, с другой - сказывался дух Просвещения XVIII в., вторгавшийся во все сферы общественной жизни.