Глава XVII. Германские княжества во второй половине XVII и в XVIII в. Возвышение Пруссии

1. Германские княжества во второй половине XVII в.

Тридцатилетняя война 1618—1648 гг. была для Германии подлинно национальной катастрофой. Она истощила силы народа и надолго задержала его развитие. Она углубила и ускорила экономический, политический и культурный упадок Германии, начавшийся еще в XVI в. в результате поражения крестьянства в 1525 г. и перенесения торговых путей на запад. Последствия Тридцатилетней войны давали себя знать почти до конца XVIII в.

В рассматриваемый период Германии как определенного национально-политического единства еще не было. Она продолжала оставаться средневековой «Священной Римской империей германской нации», т. е. соединением сотен независимых княжеств, весьма слабо между собою связанных, несмотря на то что они занимали сплошную территорию в Центральной Европе. Некоторые из этих княжеств были политически и экономически гораздо более связаны с соседними не немецкими землями, чем с другими немецкими княжествами. Это особенно относится к Австрии. Еще в XV—XVI вв. к немецкому ядру этого государства (провинции Верхней и Нижней Австрии, Тироль и др.) были присоединены многие славянские (чешские, хорватские, сербские) и венгерские земли, образовавшие в совокупности наследственные владения дома Габсбургов. С одной стороны, Австрия входила в Священную Римскую империю, которую Габсбурги официально даже возглавляли в качестве избираемых германскими князьями императоров, с другой стороны, династические земли Габсбургов, в которых подавляющее большинство населения принадлежало к не немецким народам, составляли особое, самостоятельное государство, имевшее свои, отличные от Германии исторические судьбы, свой особый путь культурного, экономического и политического развития.

В то же время по Вестфальскому миру Германия лишилась ряда территорий с немецким населением, отошедших к Швеции и к Франции.

Экономические и социальные последствия Тридцатилетней войны

Тридцатилетняя война нанесла германскому народу прежде всего громадный материальный ущерб. Некоторые районы Германии (Пфальц и Вюртемберг на западе, Бранденбург, Мекленбург и Померания на северо-востоке) в результате военных действий и сопутствовавших им голодовок, эпидемий и массовой эмиграции потеряли до пяти шестых населения. Погибла значительная часть скота, в Северной и Северо-Восточной Германии треть пахотных земель превратилась в пустоши и заросла лесом, прекратилось производство ряда сельскохозяйственных продуктов.

Почти повсеместное разорение и обнищание крестьян повлекло за собою сильное ухудшение их юридического положения. На Западе и Юго-Западе, где крепостничество укрепилось уже в результате поражения крестьян в 1525 г., феодальная эксплуатация после Тридцатилетней войны еще более усилилась. На Севере и Северо-Востоке завершился начавшийся в XVI в. процесс закрепощения («второе издание крепостничества»). В течение второй половины XVII в. в Восточной Германии за счет крестьянской земли необычайно выросло число крупных дворянских хозяйств, поставлявших хлеб и другие продукты сельского хозяйства на заграничный рынок. Одни крестьяне, согнанные со своих наделов, были низведены до положения крепостных батраков, владевших лишь хижиной и ничтожным клочком земли; другие, сохранившие свои наделы, были законодательным путем прикреплены навечно к поместью, где они должны были отбывать ничем не ограниченную барщину и прочие повинности. Так завершилось на востоке Германии образование крупного рыцарского имения (Rittergut) — товарного хозяйства, основанного на барщинном труде крепостных, — и выросла каста прусско-померанских помещиков — юнкеров.

Франкфурт-на-Майне. Гравюра конца XVII - начала XVIII в.

Города пострадали меньше, чем деревня, но и городской экономике война нанесла тяжелые раны. Снижение производства сельскохозяйственного сырья, упадок горнорудной промышленности, длительный разрыв торговых связей с заграничными рынками, общее оскудение страны и сокращение внутреннего спроса, не говоря уже о значительной убыли среди городского рабочего люда, — все это надолго задержало восстановление промышленного производства. Даже такие продукты германского ремесла, которые ранее составляли его славу, — вестфальские и баварские сукна, льняные ткани, металлические, стеклянные и керамические изделия — исчезли с рынка. Переход к Швеции в силу условий Вестфальского мира устьев Везера и Одера, в то время как устье Рейна продолжало оставаться в руках Голландии, хозяйничанье обоих этих государств на Балтике окончательно подорвали торговлю Ганзы. В ее составе остались только три имперских города — Бремен, Гамбург и Любек, из которых последний во время войны захирел и уже не мог оправиться. Точно так же навсегда утратили ведущую роль в германской промышленности и торговле такие центры, как Аугсбург и Нюрнберг и отчасти Франкфурт-на-Майне.

Экономический упадок городов лишил их былого политического значения. Они один за другим становятся жертвами княжеского абсолютизма. Многие из тех имперских городов, которым удавалось до середины XVII в. сохранять свое самоуправление и независимость, были вынуждены в конце концов подчиниться территориальным князьям. Должностные лица городского самоуправления (бургомистры и пр.) превращаются в этих городах из выборных представителей общины в чиновников, назначаемых или утверждаемых князем и послушных его воле. Только немногие города (Аугсбург и др.) сохранили статус имперских, т. е. автономных, городов-республик. С упадком городов затормозился процесс превращения немецкого бюргерства в национальную торгово-промышленную буржуазию.

Политическое устройство Германии. Развитие княжеского абсолютизма

Подписание Вестфальского трактата 1648 г. было встречено с ликованием всем немецким народом. Однако это был не только документ об окончании войны, но и о той плате за мир, которую потребовали от Германии победители. Этот документ явился и первой (после Золотой буллы 1356 г.) германской писаной конституцией, или, как его тогда называли, «Вечным законом», «Прагматической санкцией империи». Современникам казалось, что трактат 1648 г. ничего не меняет в прежнем политическом строе империи, а лишь упорядочивает и юридически оформляет отношение князей к императору и закрепляет старинную «немецкую свободу» (die deutsche Libertat). Но это было не так Вестфальский трактат закрепил и усилил политическую раздробленность Германии, которая по-прежнему именовалась Священной Римской империей германской нации, но представляла конгломерат реально ничем между собой не связанных 300 светских и духовных суверенных княжеств, не считая имперских городов и владений полутора тысяч западных (рейнских) рыцарей, которые юридически были вассалами императора, но фактически ни от кого не зависели.

Наиболее крупными княжествами были Бранденбург, Саксония и Мекленбург на северо-востоке и в центре, Гессен, Ганновер и Брауншвейг — на западе, Вюртемберг, Бавария, Австрия — на юге и юго-востоке. Из духовных княжеств самыми крупными продолжали оставаться три архиепископства-курфюршества — Майнцское, Трирское, Кельнское и архиепископство Зальцбургское.

О мелкодержавном характере огромного большинства германских княжеств говорят следующие цифры: в саксонских землях насчитывалось до 20 независимых княжеств, в Вестфалии — 52, на территории бывшей Франконии — 29. В среднем на одно такое независимое «государство» приходилась территория, не превышавшая 20—25 кв. км.

Князья полностью использовали все предоставленные им Вестфальским трактатом возможности обособиться в пределах своих княжеств, как бы мелки они ни были в качестве независимых государей. Император лишился последних остатков своего влияния. В конечном счете он сохранил за собою, кроме титула, только право жаловать дворянство. Правда, он оставался еще главою Верховного имперского суда, но для проведения в жизнь решений последнего у него не было реальной силы.

Рейхстаг, наряду с императором олицетворявший единство империи, стал с 1663 г. непрерывно заседающим конгрессом посланников от упомянутых 300 государств. Он по-прежнему делился на три курии: первую — князей-курфюрстов, вторую — более мелких князей и представителей от рыцарства и третью — курию городов, и в таком виде существовал до 1806 г., когда он был ликвидирован вместе с самой Священной Римской империей. Олигархия князей провела через рейхстаг несколько важных решений, усиливших их абсолютную власть: право облагать своих подданных налогами на военные нужды без утверждения их местными ландтагами (1654 г.), запрещение ландтагам собираться на свои сессии без согласия князя и подавать на него жалобы в рейхстаг (1658 г.). Но князья обычно расширяли прерогативы своей власти и без общеимперских постановлений. Рейхстаг являлся лишь ничего не значащей вывеской фиктивного единства империи.

Заседание рейхстага в Решенсбурге. 1663 г. Гравюра Хр. Фишера

Узурпировав право вводить в своих владениях новые налоги, князья постепенно свели на нет унаследованные от средневековья органы территориального сословного представительства — ландтаги. Во многих княжествах ландтаги вообще перестали заседать в полном составе, передав свои функции выделенным из их среды комитетам, которые легко было подчинить воле государя. Но и там, где ландтаги продолжали созываться регулярно, их роль свелась к простой регистрации решений государя. Законодательные функции полностью перешли к князьям.

Сосредоточив в своих руках законодательство и финансы, многие князья получили возможность осуществить в своих землях централизацию управления. Они создают разветвленную администрацию, многочисленную полицию и постоянную армию. Содержание непомерно разбухшего государственного аппарата и пышного княжеского двора с его жадной сворой прихлебателей должно было оплачиваться в основном крестьянством. Начиная с 1650 г. налоги, взимаемые с крестьян, непрерывно растут.

Политическое раздробление Германии делало неэффективными даже такие типичные для абсолютизма мероприятия, как покровительство промышленности и торговле. Меркантилистская политика в условиях существования бесчисленных внутренних таможен, охранявших границы самого ничтожного княжества от проникновения «чужих» товаров, являлась карикатурой на меркантилизм крупных государств и только усугубляла тяжелое положение немецкого народа. Вообще княжеский абсолютизм не только не играл прогрессивной роли, аналогичной той, которую на определенном этапе абсолютизм выполнял во Франции, в России или в Англии, но его укрепление в Германии во второй половине XVII в. явилось одной из главных причин длительного экономического и культурного застоя.

Не менее губительной для страны была внешняя политика князей, которые продавали национальные интересы Германии иностранным государствам, в первую очередь Франции. Будучи гарантом Вестфальского мира, Франция имела своих постоянных предетавителей при рейхстаге в городе Регенсбурге и оказывала путем подкупов и дипломатического давления решающее влияние на внешнюю политику германских князей. Мелкие и средние князья, обладая каждый в отдельности слишком малым значением, чтобы оказывать какое-либо влияние на международные дела и заслужить получение французских субсидий, стали кооперироваться в региональные союзы.

Наиболее крупным был Рейнский союз, имевший постоянное 10-тысячное войско (в том числе 2400 французских солдат) и свою «ассамблею» для мирного улаживания взаимных споров. Этот союз стал главным орудием Франции в ее борьбе с Габсбургами и помощником в ее агрессии против испанских Нидерландов и Голландии. Помимо рейнских князей, на содержание французского короля Людовика XIV переходят, главным образом в 70-х годах XVII в., такие крупные государи, как курфюрсты баварский и бранденбургский. Господствуя в Германии через ее подкупленных князей, Людовик XIV смог укрепить французскую власть в Эльзасе, с помощью «палат присоединения» оккупировать в 1681 г. имперский город Страсбург, установить свой полный контроль над левым берегом Рейна.

Среди немецких княжеств во второй половине XVII в. выделяется Бранденбург-Пруссия. Это княжество становится в силу ряда благоприятных исторических условий существенным фактором в европейской политике.

Территориальный рост и экономическое развитие Бранденбурга

В начале XVII в. Бранденбург представлял довольно обширное княжество, земли которого были разбросаны в разных местах Северной Германии. Ядром его являлось Бранденбургское маркграфство, государи которого уже в середине XIV в. принадлежали к числу семи крупнейших германских князей-курфюрстов, присвоивших себе право выбирать императора Священной Римской империи.

Гравюра из немецкой листовка 'Наставление к ведению торговых дел'. Вторая половина XVII в.

Столицей Бранденбурга был Берлин, основанный на реке Шпрее около 1240 г. В княжестве имелось и много других мелких городов, жители которых занимались ремеслами. Однако ни в XVI, ни в XVII в. край нельзя было назвать развитым в промышленном отношении. Занятием подавляющего большинства населения являлось земледелие, сочетавшееся с широко распространенным овцеводством.

Слабость многочисленных, расположенных по соседству мелких северонемецких государств и падение Тевтонского ордена позволили бранденбургским курфюрстам значительно расширить свои владения на западе и на востоке. Пруссия, владение тевтонских рыцарей, в 1466 г. раскололась: западная часть ее отошла к Польше, где она в XVII в. называлась «королевской Пруссией», восточная («герцогская Пруссия») осталась в руках великого магистра ордена. На этот пост в XV и XVI вв. выбирались большей частью представители той самой династии Гогенцоллернов, которая с начала XV в. утвердилась в Бранденбургском курфюршестве (в 1411 г. нюрнбергский бургграф Фридрих Гогенцоллерн откупил это курфюршество у преемников императора Карла IV Люксембургского за 100 тыс. золотых флоринов). В 1525 г. великий магистр Альберт Бранденбургский принял учение Лютера, секуляризировал владения ордена и провозгласил себя герцогом Прусским, ставшим в вассальную зависимость от Польши. В 1618 г., со смертью последнего представителя прусских Гогенцоллернов, Восточная Пруссия объединилась с Бранденбургом. Однако курфюрст Бранденбургский в качестве герцога Пруссии являлся по-прежнему вассалом Польши. Эти вассальные отношения прекратились только в 1657 г., когда курфюрст Фридрих Вильгельм по договору с Польшей в Велау был признан суверенным государем в своих прусских владениях.

В 1614 г. также «по наследству» бранденбургский курфюрст приобрел графства Марк, Клеве и Равенсберг, расположенные на Нижнем Рейне и на Везере и имевшие важное экономическое значение благодаря развитому в них производству сукна, шелка, полотна и горнорудной промышленности. Наконец, в 1648 г. по Вестфальскому миру Бранденбург получил новое «наследство» — восточную часть Померании и в виде компенсации за ее западную половину, отошедшую к Швеции,— секуляризованные епископства Гальберштадт и Минден, а также право присоединить архиепископство Магдебургское. Так составилось с помощью различных сделок, мелких захватов и присоединений обширное Бранденбурго-Прусское государство, являвшееся, несмотря на разбросанность своих владений, самым крупным в Германии второй половины XVII в. «Кто не знает вероломства, коварства, мошенничеств с наследствами, при помощи которых возвысилось семейство капралов, которое носит имя Гогенцоллернов?»,— писал К. Маркс в статье «Подвиги Гогенцоллернов» ( К. Маркс, Подвиги Гогенцоллернов, К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 6, стр. 519.).

Географическое расположение владений бранденбургских курфюрстов на важнейших немецких реках (Рейне, Эльбе, Везере и Одере) приносило им большие выгоды, особенно с того времени, когда Восточная Германия стала все более втягиваться в северную морскую торговлю и увеличивать вывоз за границу продуктов своего сельского хозяйства. В правление Фридриха Вильгельма, так называемого великого курфюрста (1640—1688), был проведен ряд мероприятий, содействовавших дальнейшему экономическому подъему страны.

Преследуя в первую очередь фискальные цели, стремясь увеличить число налогоплательщиков, Фридрих Вильгельм привлекает в страну иммигрантов. Среди них было около 20 тыс. преследуемых за веру французских гугенотов, переселившихся в Бранденбург после отмены Людовиком XIV в 1685 г. Нантского эдикта, значительное число лютеран и кальвинистов, вынужденных на основе одного из пунктов Вестфальского трактата выселяться из католических княжеств Германии, а также католиков и евреев. Голландские поселенцы создали на песках и болотах Бранденбурга ряд образцовых ферм, развили садоводство и огородничество. Французы принесли с собой капиталы и технические навыки в ряде производств. Курфюршество было обязано им созданием бумажных, шелковых, зеркальных и многих других мануфактур. Переселенцы дали также значительный толчок развитию торговли. Меркантилистские мероприятия курфюрста, провозгласившего в одном из своих эдиктов, что «промышленность и торговля суть главные опоры государства», содействовали оживлению экономической жизни. Благодаря этому, а также путем беспощадной эксплуатации крестьянства Фридрих Вильгельм ежегодно выжимал из полутора миллионов своих подданных в виде одних только прямых и косвенных налогов 1,4 млн. талеров, так что налоговое бремя, лежавшее на них, было пропорционально большим, чем даже во Франции Людовика XIV.

Централизация и бюрократизация управления

Этот результат был достигнут в значительной мере благодаря крайней централизации управления и бюрократизации всего государственного аппарата. С 1651 г. Тайный государственный совет стал центральным правительственным органом. Была учреждена Финансовая палата, находившаяся в ведении группы тайных советников. Другая группа членов Тайного совета заведовала юстицией, третья составила Военную комиссию. Два-три особо доверенных лица возглавили Канцелярию курфюрста, сохранившего за собой единоличное руководство иностранными делами. Рядом законодательных актов были введены акцизы и чрезвычайные налоги на содержание постоянной армии, численность которой к концу правления Фридриха Вильгельма достигла 27—30 тыс. солдат. Затем последовали перемены в системе местного управления. Прежние органы местной власти, зависевшие от ландтагов, были заменены чиновниками, подчиненными непосредственно Берлину. Ландтаги, хотя и продолжали собираться, потеряли всякое влияние на дела управления.

Дворянство, господствовавшее в Бранденбургском ландтаге, легко примирилось с новыми порядками, получив за это от курфюрста полную свободу действий в отношении своих крестьян. Эдикты курфюрста узаконивали крепостное состояние крестьян, давали помещику право преследовать беглых крепостных без срока и водворять их обратно в свои имения. Тогда же принимает массовый характер сгон крестьян с земли (Bauernlegen), обративший значительную часть их в крепостных батраков—коссетов (Kottsassen).

Превращение Бранденбургского курфюршества в Прусское королевство

Целью внешней политики Фридриха Вильгельма было расширение границ Бранденбурга за счет слабых соседей; ее главным методом—использование противоречий между великими державами. Готовый в любой момент перейти на сторону более сильного, курфюрст выжидал, хитрил, изворачивался, обманывал и заметал следы. Один французский дипломат сказал о нем: «Это самая хитрая лиса во всей Европе». Во время первой Северной войны 1655—1660 гг. он дважды предавал Польшу, которой был обязан помогать в качестве вассала, и дважды изменял Швеции, с которой он заключал союзы против Польши. Не менее вероломной была его политика внутри империи. Заключая тайные соглашения то с одной группой германских князей, то с другой, выступая то в союзе с императором, то против него, он при каждом повороте своей дипломатии выговаривал себе новые территории и новые денежные субсидии.

Территориальное расширение Банденбурга-Пруссии с середины XV в. по треью четверть XVIII в.

Заключив в конце 1669 г. тайный договор с Францией, направленный против Голландии, за что он должен был получить 400 тыс. талеров и Верхний Гельдерн (одно из испанских владений в Нидерландах), курфюрст накануне вторжения французских войск в Голландию внезапно перешел на сторону последней, так как она оказалась щедрее Людовика XIV и была в состоянии «перекупить» Фридриха Вильгельма.

Участие Бранденбурга в войне 1672—1679 гг., развязанной Людовиком XIV против Голландии, носило самый позорный характер. Не дав фактически ни одного сражения, Фридрих Вильгельм признал себя побежденным и уже в 1673 г. заключил с Францией сепаратный мир. За этот новый акт предательства - на сей раз по отношению к Голландии — он выговорил себе у Людовика XIV 800 тыс. ливров. Но не прошло и года, как он вступил в австро-испано-голландскую коалицию, направленную против Франции, за что ему было уплачено наличными 200 тыс. талеров. Теперь курфюрст принял активное участие в военных действиях, впрочем, не против французов, а против их шведских союзников. В 1675 г. он одержал победу над шведами при Фербеллине, имевшую известное национальное значение; последующая оккупация Западной Померании с городом Штеттином и острова Рюгена также несколько подняла его авторитет. Но союзники жестоко отплатили курфюрсту за его прежние предательства, заключив за его спиною Нимвегенский мир с Францией (1679 г.) и тем самым вынудив его выпустить из рук добычу. Унижение, которому подверг курфюрста Людовик XIV, уничтожив одним росчерком пера все его успехи в кампании против шведов, не помешало ему почти тотчас же перейти на содержание Франции и оказать ей в качестве «преданного» союзника важные услуги в период действия французских «палат присоединения» (1681—1684). Перед смертью в 1688 г. Фридрих Вильгельм завещал, однако, своему преемнику Фридриху III порвать «ненавистный союз» с Францией, мешавший Бранденбургу присоединить шведскую Померанию.

Военный лагерь. Гравюра И. А. Телота 1697 г.

Фридрих III (1688—1713), продолжая действовать теми же методами лавирования и предательств, сумел извлечь выгоды из двух крупных конфликтов, охвативших всю Европу: Северной войны 1700—1721 гг. и войны за Испанское наследство. Обещанием поддержать Австрию против ее врагов он добился у императора королевского титула и в 1701 г. провозгласил себя королем Пруссии под именем Фридриха I. Бранденбургский курфюрст стал, таким образом, независимым от империи прусским королем.

2. Социально-экономическое и политическое развитие Германии в XVIII в. Борьба Пруссии и Австрии за гегемонию в Центральной Европе

Господство крепостного права

Мекленбург, Бранденбург, Померания, Восточная Пруссия, Силезия оставались в XVIII в. главными районами распространения позднего немецкого крепостного права, наиоолее ярко характеризующего господство феодальной реакции. Крепостническая эксплуатация приняла здесь особенно жестокий характер, хотя в правовом и экономическом положении крестьянства наблюдалось большое разнообразие. Наряду с обычной двух-трехдневной барщиной встречалась и шестидневная, при которой крестьяне вынуждены были обрабатывать свои надельные участки по ночам. Несмотря на существовавшие запрещения торговли крепостными, бывали случаи, когда крестьян продавали без земли, отдавали в услужение посторонним лицам; помещик мог подвергнуть их любому телесному наказанию; он выдавал разрешение на вступление в брак, поступление крестьянских детей к кому-либо в услужение, в обучение мастерству и т. д. В условиях злейшей феодальной реакции в Остэльбской Германии происходили частые побеги крепостных крестьян. В королевстве Пруссии, в Мекленбурге и других княжествах издавались специальные правительственные постановления о беглых крестьянах, угрожавшие виновным тягчайшими телесными наказаниями и даже смертной казнью. Нередко правительство посылало в помощь помещикам военные отряды для наведения в их поместьях «порядка».

Крестьянин, идущий к адвокату. Гравюра XVII в.

Сгон крестьян с земли принимает все более широкие размеры со второй половины XVIII в., являясь одной из специфических форм развития прусских аграрных отношений. Внешне он несколько напоминал английские огораживания, но имел совершенно иные социальные последствия. В Англии в результате огораживаний создавались предпосылки для развития капиталистического способа производства, капиталистического фермерства, основанного на эксплуатации свободных наемных рабочих. В Пруссии же сгон крестьян вел лишь к дальнейшему расширению господской запашки за счет крестьянских наделов и к укреплению товарного хозяйства помещиков, основанного на барщинном, труде крепостных крестьян. Несколько позднее это крепостное поместье постепенно перерождается в юнкерское поместье капиталистического типа.

В западных и юго-западных землях Германии наблюдались несколько иные аграрные отношения. Здесь и в XVIII в. продолжал существовать сеньориальный режим, приблизительно в той форме, какую он имел в соседней Франции в позднее средневековье. Крестьянин обрабатывал землю, верховным собственником которой был сеньор, получавший с крестьянина чинш и другие, частью натуральные, преимущественно же денежные, оброки. Землевладелец на западе Германии, как правило, не вел собственного хозяйства. Феодальная эксплуатация путем взимания денежного оброка не была такой грубой, как барщина. Тем не менее и она являлась тяжелым бременем для крестьян. Непосредственный производитель и здесь не мог распорядиться полностью своей землей и, подобно средневековому крепостному должен был испрашивать разрешение сеньора на ее отчуждение; крестьяне уплачивали сеньору тяжелый посмертный побор; в ряде мест сохранялась и барщина в количестве 10—15 и даже более дней в году.

Если Восточная Германия была классическим образцом крепостнического барщинного хозяйства (Gutsherrschaft), а для Западной и Юго-Западной Германии было характерно преобладание сеньориально-чиншевой системы (Grundherrschaft), то в Южной Германии (Бавария и соседние с ней земли) господствовали переходные формы аграрных отношений. Довольно распространенная и здесь эксплуатация крепостных крестьян помещиками сочеталась обычно с сохранением большого числа крестьян, не знавших барщины и державших землю по чиншевому праву.

«Второе издание крепостничества» в Восточной Германии и увеличение различного рода сеньориальных платежей в Западной Германии имели своим последствием обострение классовых противоречий, в деревне. Однако силы сопротивления немецкого крестьянства в значительной мере были подорваны опустошениями Тридцатилетней войны. Кроме того, в XVIII в. значительно увеличились размеры войск у германских князей. Королевство Пруссия являлось уже первоклассной военной державой, которая при помощи вооруженных сил в самом зародыше подавляла крестьянские волнения. Только в Южной Германии, политически более раздробленной, разрозненные крестьянские выступления иногда перерастали в крупные восстания. Во время войны за Испанское наследство такие восстания происходили на территории Баварии. В 1705—1706 гг. баварские крестьяне поднялись против своих господ, требуя отмены военных поборов, сокращения барщины в сеньориальных платежей. В первой половине XVIII в. мелкие феодальные владения в Швабии стали очагами крестьянских волнений; причиной их являлось увеличение налогов и феодальных платежей, вновь вводимых под видом восстановления давно забытых старинных поборов. Между 1727 и 1745 гг. неоднократно вспыхивали восстания швабских крестьян, известные под названием войн селитроваров (Salpeterer-Kriegen), так как в них участвовали и крестьяне, занятые в селитряном промысле. Все эти волнения носили, однако, локально ограниченный характер и сравнительно легко подавлялись местными князьями.

Развитие ранней капиталистической промышленности

Промышленное развитие Германии XVIII в. происходило замедленными темпами по сравнению с Англией, Голландией, Францией и даже с Швецией. Старые ремесленные центры Южной Германии—Аугсбург, Нюрнберг, Ульм, Ингольштадт, Мюнхен и др., захирели еще в XVII в. Суконная промышленность, которой они когда-то славились, в XVIII в. совершенно пала. Нюрнберг потерял былое значение крупного центра оружейной промышленности. Вместе с тем в некоторых частях Германии можно отметить и признаки промышленного прогресса. Так, например, в прирейнской Германии суконная и металлургическая промышленность несколько оживилась к началу XVIII в., хотя развитие этих отраслей тормозилось сильной конкуренцией Голландии, Англии и Франции. Капиталистические формы промышленности распространяются с конца XVII в., помимо прирейнской области, также в Бранденбурге и Саксонии. В шерстяной промышленности Берлина, в шелковой промышленности Крефельда возникают даже крупные централизованные мануфактуры с числом рабочих от 2 до 4 тыс.; но лишь к концу XVIII в. количество предприятий этого типа, преимущественно в текстильном производстве, выросло настолько, чтобы определять общий характер промышленности. В большинстве же районов Германии господствующей формой промышленности на протяжении всега этого столетия оставалось цеховое ремесло.

В рассматриваемый период происходит так называемое замыкание цехов, число мастеров строго ограничивается, женатые подмастерья не принимаются на работу. Заработная плата подмастерьев снижается, а длительность рабочего дня устанавливается в соответствии с интересами мастеров. В ответ на это повсеместно образуются союзы подмастерьев, выступающие в защиту экономических интересов своих членов. Главными средствами борьбы против мастеров и покровительствующих им городских властей были забастовки, бойкот и массовый уход подмастерьев из города.

Одним из следствий замыкания цехов явился также общий упадок ремесла. Повсюду раздавались жалобы на низкое качество и дороговизну ремесленных изделий. С другой стороны, ограниченные размеры производства в цеховом ремесле не позволяли обеспечить оснащение больших армий.

Слесарь и его ученики. Гравюра 1689 г.

Важнейшей предпосылкой для перестройки промышленности была все возраставшая конкуренция цеховому ремеслу со стороны мануфактурного производства, которое в ряде районов Германии делает в течение XVIII в. заметные успехи. Капиталисты-скупщики ремесленных изделий постепенно подчиняют себе экономически цеховых ремесленников в городах и деревенских кустарей. Так, компания скупщиков в городе Кальве (Вюртемберг) уже в начале этого века эксплуатировала мелкое домашнее и ремесленное производство. В Северо-Западной Германии, в Саксонии и Баварии рассеянная мануфактура начинает вытеснять старую ремесленную промышленность. Однако переход от домашней капиталистической промышленности к централизованной мануфактуре встречал еще значительные затруднения. У немецких купцов часто не хватало для этого капиталов. Кроме того, сбыт готовой продукции затруднялся иностранной конкуренцией. Наконец, — и это самое главное — господство крепостничества задерживало приток из деревни в централизованную мануфактуру наемных рабочих, без которых немыслимо было развитие капиталистических форм в промышленности.

Медленные темпы формирования немецкой нации

В XVIII в. продолжался процесс складывания немецкой нации, но происходил он очень медленно. Страна оставалась политически раздробленной, а экономические связи между отдельными районами еще в первой половине XVIII в. были крайне неразвитыми. В дальнейшем, по мере оживления экономической жизни, стал создаваться единый национальный рынок, однако раздробленность Германии по-прежнему препятствовала этому.

Замедленные темпы складывания немецкой нации нашли свое отражение в особенностях развития немецкого языка и немецкой литературы XVII и начала XVIII в. Несмотря на то что еще в XVI в. перевод библии на немецкий язык Лютером явился важной вехой в развитии общегерманского литературного языка (в основу которого был положен восточно-средне-немецкий диалект так называемых саксонских земель), в Германии и в XVII, и в первой половине XVIII в, продолжало существовать много провинциальных диалектов, на основе которых происходило дальнейшее развитие местной провинциальной литературы. В стране все больше ощущалась потребность в создании общенационального литературного немецкого языка, о чем свидетельствовали различные словари и грамматика немецкого языка и его диалектов, а также специальные филологические журналы, издававшиеся в XVII и начале XVIII в. Тем не менее немецкая литература еще долго сохраняла как в своем языке, так и в своей идейно-тематической направленности ярко выраженные провинциальные особенности и локальную ограниченность. Характерно, что даже в XVIII в. не редкостью были литературные произведения на латинском языке. На этом языке издавались ученые журналы, велась ученая переписка, читались лекции в университетах. Труды по естествознанию, философии, праву выходили почти исключительно на латинском языке, в то время как во Франции и Англии в это время ученые почти всех отраслей знания широко пользовались уже своим национальным языком. Сам немецкий язык не имел достаточно унифицированной орфографии и был, кроме того, чрезмерно засорен иностранными словами — латинскими, испанскими, итальянскими и особенно французскими (что, впрочем, характерно и для многих других языков в XVII—XVIII вв.).

Немецкое дворянство, придворные круги многочисленных княжеских дворов предпочитали французский язык, как язык «высших образованных кругов». Еще в 1750 г. Вольтер писал во Францию из Потсдама, что от чувствует себя там, как дома: «Здесь все говорят только по-французски... немецкий язык можно услышать лишь в казарме...» Только во второй половине XVIII в. в результате дальнейшего развития капиталистического уклада процесс развития немецкого национального сознания заметно ускорился.

Княжеское мелкодержавие в XVIII в.

Немецкое мелкодержавие, выливавшееся в формы княжеского абсолютизма, представляло собой одну из самых грубых форм феодального произвола и деспотизма. Князья облагали своих подданных многочисленными и непосильными налогами для содержания дорогостоящих дворов, быт и обстановка которых были уменьшенной копией французского «большого двора» Людовика XIV. Немецкие властители проводили время в непрерывных придворных увеселениях, балах, охотах, всякого рода празднествах. Дворяне, паразитировавшие при этих княжеских дворах, заменили родную немецкую речь французским языком, переняли французские моды, этикет и манеры. Они третировали нарождавшуюся буржуазию и играли самую реакционную роль в обществе, высасывая при помощи своего карликового «аппарата управления» все соки из подвластного населения и тормозя экономическое развитие страны.

Французские субсидии немецким князьям продолжали выплачиваться и в XVIII в. Только за период 1750—1772 гг. французское правительство выплатило различным немецким князьям субсидий на сумму 137 млн. франков. За соответствующие «услуги» Англия также выплатила большие суммы в виде субсидий немецким князьям, в частности государям Пруссии — 46 млн. ф. ст. только за первую половину XVIII в.

Не довольствуясь этими позорными источниками доходов, немецкие князья пополняли их, торгуя кровью своих подданных. За определенную цену они поставляли пушечное мясо за границу, посылая своих солдат воевать за интересы иностранных государств. Так, ландграф Гессенский во время войны американских колоний за независимость «предоставил», т. е. продал, Англии 17 тыс. солдат, за что он получил наличными 2800 тыс. ф. ст. Население ландграфства в результате этого сразу уменьшилось на 8%. Своими «верноподданными» торговали и другие князья — герцог Брауншвейгский, графы Ганау, Аншпах, Вальдек и т. д. Им также были заплачены большие суммы — в общей сложности около 33 млн. талеров. Немецкие солдаты из владений западных курфюршеств покупались систематически также французским правительством. Солдат, навербованных в Северо-Западной Германии, широко использовало в своих войсках и голландское правительство. В большом количестве немецких солдат покупала английская Ост-Индская компания, используя их для завоевания Индии.

Финансовая политика немецких князей носила мелочный и в то же время откровенно грабительский характер. Чтобы выжать из населения возможно больше денег, князья продолжали и в XVIII в. практиковать политику меркантилизма, получавшую в их владениях уродливые формы. Они издавали указы о запрещении подданным покупать «иностранные» товары, под которыми разумелись изделия, поступавшие из соседних немецких же государств, или же по примеру крупных западноевропейских государств вводили княжеские монополии и всякого рода акцизы. Один князь запрещал своим подданным употребление кофе и конфисковывал в связи с этим кофейные мельницы; другой объявлял своей исключительной монополией торговлю солью, пивом, дровами, колесной мазью; третий систематически портил выпускаемую им, как «сувереном», местную монету; четвертый освобождал своих подданных от военной службы за громадный, разорительный выкуп. Невыносимый феодальный гнет и княжеский произвол вынуждали многих немцев покидать родину. Только за десятилетие 1756—1766 гг. из Германии выселилось в Америку и в Россию свыше 200 тыс. немецких крестьян.

Прусский «просвещенный абсолютизм»

В XVIII в. общественному и политическому строю Пруссии были свойственны те же черты, которые наметились уже достаточно отчетливо во второй половине XVII в. В стране продолжало усиливаться крепостничество. Возраставший экспорт сельскохозяйственных продуктов побуждал помещиков непрерывно увеличивать тяготы крепостнической эксплуатации. Барщина становилась все тяжелее; часть беднейших крестьян в некоторых местах была переведена на положение дворовых, отдававших полностью свой труд помещику за предоставление им скудной месячины. Промышленность в Бранденбурге, несколько поднявшаяся во второй половине XVII в., продолжала развиваться и в XVIII в., но замедленными темпами; Англия, Голландия, Франция по-прежнему оставались для Пруссии недосягаемыми образцами. Мероприятия протекционистского характера, проводившиеся правительством в XVIII в., в какой-то море ограничивали ввоз иностранных товаров, но сами по себе были бессильны превратить Пруссию в индустриальную страну. Быстрее развивались лишь те отрасли промышленности, которые были связаны так или иначе с военными заказами. Производство оружия, выработка сукна для солдатского и офицерского обмундирования занимали в промышленности Пруссии особенно большое место.

В мастерской ткача. Гравюра второй половины XVIII в.

Прусская буржуазия и в XVIII в. развивалась медленно, в политической жизни страны ее участие оставалось ничтожным. Сохранявший монопольное право на земельную собственность феодальный землевладелец получал громадные доходы со своих крепостных крестьян, извлекал выгоды от все растущих цен на хлеб и прочие сельскохозяйственные продукты. Помещик в качестве представителя господствующего класса получал громадные выгоды и непосредственно от службы в феодально-абсолютистском государстве. В руках дворянства были сосредоточены все наиболее влиятельные или доходные должности в государственном аппарате, а при Фридрихе II монополией дворянства стала и офицерская служба. Военная и государственная служба давала возможность младшим сыновьям в дворянских семействах делать карьеру, не мешая своим старшим братьям наследовать по праву майората неделимые имения.

Прусский абсолютизм, военно-бюрократические черты которого выявились достаточно отчетливо уже в конце XVII в., получил в XVIII в. законченную форму. Опираясь на дворян-крепостников, прусский абсолютизм обеспечивал прежде всего неприкосновенность крепостного строя в интересах этого класса. В интересах тех же дворян короли Пруссии продолжали интенсивное расширение границ своего королевства. Война, как выразился впоследствии один из деятелей Французской революции — Мирабо, стала своего рода индустрией для прусского агрессивного военизированного государства.

В своей политике представители прусского абсолютизма применяли различные методы. Одни из них режим дворянской крепостнической диктатуры проводили совершенно открыто «палочными методами», не маскируя его какими-либо либеральными фразами или «реформами». Другие прусские монархи, особенно во второй половине XVIII в., драпировались в тогу «просвещенного абсолютизма», выставляя себя «друзьями просвещения», «слугами общества» (слова Фридриха II), сторонниками либеральных реформ. Представителем открытой военно-деспотической прусской системы был король Фридрих Вильгельм I (1713—1740). Скаредный в расходах на гражданское управление, Фридрих Вильгельм тратил громадные средства на армию. К концу его правленая прусская постоянная армия насчитывала 89 тыс. штыков. При сравнительно немногочисленном населении тогдашней Пруссии (2500 тыс. человек) ее армия занимала в Европе четвертое место по своей численности. По существу все королевское управление сводилось при Фридрихе Вильгельме к выкачиванию из населения средств, которые в основном использовались для военных приготовлений. Организованное Фридрихом Вильгельмом новое военно-финансовое централизованное управление самим своим названием «Высшее управление финансов, военных дел и доменов» говорило об этом. Это учреждение объединяло три ранее существовавших отдельных государственных ведомства: военное министерство, Управление королевскими имениями — доменами и Финансовую палату, ведавшую сбором прямых и косвенных налогов.

Стремясь увеличить доходы казны, Фридрих Вильгельм проводил покровительственную политику в отношении промышленности. Но это покровительство на практике выливалось в уродливые формы полицейской регламентации. Король запрещал населению шить одежду из иностранных материалов и предписывал беспощадно уничтожать привозные ткани. По его приказанию на улицах Берлина полиция останавливала мужчин и женщин, одетых в привозные ткани, и тут же штрафовала их. Поощряя в интересах дворян, как поставщиков шерсти, развитие суконной промышленности, король намеренно ставил в худшие условия хлопчатобумажную промышленность, которую он считал «вредной» и «лишней». По его приказанию королевские канцелярии изготовляли длиннейшие инструкции для мануфактуристов, полностью связывавшие их инициативу.

«Фельдфебель на троне», Фридрих Вильгельм ненавидел ученых, писателей, поэтов. О знаменитом Лейбнице король отзывался как о совершенно «бесполезном человеке», неспособном, по его мнению, даже хорошо «стоять на часах». «Я не терплю возражений» и «Не рассуждать!» были его любимыми и наиболее часто употребляемыми выражениями. Телесные наказания он применял всюду — в своей семье, по отношению к придворным, в канцеляриях, в штабах. Солдат, крепостных крестьян, мануфактурных рабочих, канцелярских служащих, школьников при нем пороли систематически и жестоко. Телесное наказание почиталось единственной и наиболее надежной мерой общественного воспитания и исправления.

Политика короля Фридриха II (1740—1786) внешне казалась совсем иной. Кронпринц был не в ладах с отцом. Одно время молодой Фридрих пытался даже бежать от отца за границу, но был задержан, посажен в крепость, и ему угрожал военный суд. Фридрих в молодости сочинял посредственные французские стихи и играл на флейте. То и другое служило предметом язвительных насмешек со стороны старого короля, так же как и увлечение сына французской литературой. Кое-что Фридрих усвоил из идей французского Просвещения. Так, религиозное свободомыслие осталось характерной чертой Фридриха и в более поздние годы. Литературным языком Фридриха был французский язык. Фразеология французских просветителей порой чувствуется в стиле его правительственных указов и предписаний.

Фридрих II постарался сблизиться с Вольтером. Глава французских просветителей одно время даже гостил у своего «друга-короля» в Потсдаме. Однако влияние французского Просвещения на короля носило внешний, поверхностный характер. «Просвещенный абсолютизм» Фридриха II был лишь прикрытием обычного прусского военно-юнкерского абсолютизма. Он провел несколько куцых реформ, целью которых было устранить наиболее вопиющие недостатки в государственном управлении, вроде упорядочения деятельности финансовых и судебных органов, расширения начального образования в городских и сельских местностях (в последних «под присмотром помещиков»), отмены некоторых средневековых законов в отношении религии (терпимость к различным сектам). В остальном все в Пруссии оставалось по-старому.

Фридрих II. Гравюра Д. Ходовецкого

Учитывая настроения дворянства, «король-философ» считал совершенно «несвоевременной» ликвидацию крепостного права на частновладельческих землях. Правда, он издавал законы против сгона помещиками крестьян с их наделов. Однако такая политика «защиты крестьянства» была вызвана фискальными и еще более военными соображениями (нужда правительства в рекрутах). Да и проводилась она прусскими властями более или менее последовательно только в Силезии, недавно завоеванной провинции, где правительству необходимо было укрепить свое влияние.

Европа в середине XVIII в.

Другие мероприятия Фридриха II носили на себе печать мелочно-бюрократической опеки и полицейского произвола. Так, была введена весьма придирчивая паспортная система и фактически запрещен выезд прусских подданных за границу; усилена цензура, особенно в отношении публицистических произведений. Полицией производились аресты лиц, отзывавшихся непочтительно о правительстве. Покровительство писателям, ученым и философам — чем Фридрих II особенно похвалялся в первый период своего царствования — сменилось затем подозрительностью к представителям общественной мысли и прямой враждебностью к наиболее демократическим из них. «Я покровительствую только таким свободным мыслителям, у которых приличные манеры и разумные идеи», — как-то заявил Фридрих, объясняя причины своего отрицательного отношения к Руссо.

Подобно всем абсолютным государям XVIII в., Фридрих II проводил мероприятия меркантилистического характера в целях поощрения промышленности. По его приказанию в Пруссии сооружались каналы и шоссейные дороги. В Берлине в 1765 г. был основан Прусский государственный банк. Прусская промышленность охранялась высокими таможенными пошлинами на иностранные промышленные изделия. Особенно поощряло правительство развитие суконной промышленности и оружейного производства в связи с военными нуждами. Мероприятия поощрительного характера проводились также и в отношении полотняной, шелковой, хлопчатобумажной, стекольной, писчебумажной и других отраслей промышленности.

Мануфактуры и при Фридрихе II являлись по-прежнему объектом мелочной полицейско-бюрократической регламентации. Порой в королевских приказах, относящихся к промышленности, открыто выступали феодально-крепостнические черты. Растущую потребность промышленности в рабочей силе правительство пыталось разрешить путем применения в мануфактурах принудительного труда бродяг, нищих и уголовных преступников, а также путем привлечения в страну иностранных ремесленников. За вывоз шерсти за границу виновным купцам угрожала смертная казнь. Фридрих II запрещал применение в промышленности машин на том основании, что это будто бы неизбежно вызовет убыль населения.

Но наиболее характерным для правления Фридриха II было дальнейшее развитие прусского милитаризма. При всех своих разногласиях с Фридрихом Вильгельмом Фридрих II был по существу таким же убежденным пруссаком-юнкером, поклонником «образцовой» прусской военной системы. Как и его отец, он превыше всего ставил интересы армии. Нуждам армии должна была служить вся отечественная промышленность. На содержание армии шла подавляющая часть государственного бюджета. Фридрих II имел уже в начале своего царствования непомерно возросшую по сравнению с размером территории и населения страны 89-тысячную армию; в дальнейшем он удвоил ее численность. Опираясь на эту армию и используя имевшиеся в прусском казначействе денежные средства, накопленные при Фридрихе Вильгельме, Фридрих II в самом же начале своего царствования вступил с Австрией в войну, которая скоро превратилась в общеевропейскую.

Борьба Пруссии с Австрией

Австрия в начале XVIII в. значительно увеличила свои владения в результате благоприятного для нее исхода войны за Испанское наследство. Однако новые земельные приобретения (Южные Нидерланды и Ломбардия) сделали ее еще более сложным и пестрым по национальному составу государством. Несмотря на некоторые внешнеполитические успехи, международное положение Австрии оставалось весьма сложным. Ее традиционным врагом по-прежнему оставалась Франция, с которой Австрия воевала не раз в течение XVII и в начале XVIII столетия. После войны за Испанское наследство и Испания, во главе которой стали Бурбоны, оказалась в лагере ее врагов. В самой Германии Габсбургам завидовали крупные имперские князья, желавшие урвать куски из многочисленных наследственных земель Габсбургского дома. Вступление на австрийский престол в 1740 г. дочери Карла VI Марии Терезии в силу нового акта о престолонаследии, так называемой Прагматической санкции, дало имперским князьям удобный повод для всякого рода интриг и территориальных претензий по отношению к Австрии. Среди претендентов на Австрийское наследство главным оказался молодой прусский король Фридрих II, который ни в какой степени родства, даже самой отдаленной, с Габсбургами не состоял.

Солдат на постое. Гравюра Е. Бока

Нападением Пруссии на Австрию открылась война за Австрийское наследство (1740—1748). Эта война, вызванная стремлением прусского дворянства обогатиться путем ограбления и подчинения соседней богатой австрийской провинции Силезии, носила со стороны Пруссии откровенно захватнический характер. Запутанное внутреннее и международное положение Австрии, казалось, делало ее совершенно беззащитной против агрессии. Присоединение к Пруссии провинции, обладавшей сравнительно развитой промышленностью и плодородными землями, должно было «округлить» владения Пруссии на юго-востоке, усилить ее военно-промышленный потенциал и обеспечить ее гегемонию в Центральной Европе.

Фридрих II действовал в расчете как на неподготовленность Австрии к войне, так и на обилие у нее врагов в Европе. Франция и Испания, а в самой Германии Бавария и Саксония стали союзниками Фридриха. Прусский король без труда завладел в первый же год войны Силезией. В том же году союзные французская и баварская армии захватили Прагу. Однако далее положение Пруссии осложнилось. Используя поддержку венгерского дворянства, австрийское правительство выставило большие военные силы, в том числе прекрасную венгерскую конницу; австрийские войска перешли в контрнаступление. Теперь уже прусская армия стала терпеть неудачи. Война затягивалась. Тогда Фридрих II, бросив своих союзников, поспешил в 1742 г. заключить с Марией Терезией сепаратный мир, удержав за собой большую часть Силезии. Через год, в 1743 г., он, однако, снова возобновил войну. В этой, так называемой второй силезской войне на стороне Австрии находились Англия, Сардинское королевство, Саксония и с 1742 г.— Голландия и Россия, а против Австрии воевали Пруссия, Бавария и Франция. Война велась не только в Европе, но и в Северной Америке и Индии, где решался спор о колониальном господстве между Англией и Францией. По своему обыкновению, Фридрих II и на этот раз покинул союзников; в 1745 г. он вторично заключил с Марией Терезией сепаратный мир (в Дрездене), окончательно отдавший ему Силезию, за что он со своей стороны должен был еще раз признать Прагматическую санкцию и согласиться на избрание императором Священной Римской империи мужа Марии Терезии и ее соправителя в Австрии — Франца Лотарингского (Франц I Стефан был императором в 1745—1765 гг.).

В войне за Австрийское наследство Фридрих II показал себя вероломным, неразборчивым в средствах политиком. Что касается военных событий, то «образцовая» прусская армия в этой войне одерживала победы, когда заставала противника врасплох, но в свою очередь сама терпела поражения от австрийских войск, когда те концентрировали против нее свои удары.

Усиление Пруссии после войны за Австрийское наследство вызвало опасения у французского двора. Франция решила теперь поддержать ослабленную Австрию. Англия, наоборот, стремилась к сближению с Пруссией и в 1756 г. заключила с Фридрихом II военный союз, целью которого было, в частности, обеспечить ганноверские владения (Ганновер — «девятое курфюршество» империи, находившееся на запасе Германии, — был связан с Англией династической унией, после того как ганноверский курфюрст Георг в 1714 г. вступил на английский престол под именем Георга I. ) от возможного французского нападения.

Вскоре после этого Фридрих, действуя с обычным вероломством, внезапно напал на Саксонию (бывшую теперь уже союзницей Австрии), с тем чтобы использовать ее территорию в качестве удобного плацдарма для вторжения во владения Габсбургов. Так началась Семилетняя война 1756—1763 гг. Захватнические планы Фридриха II в этой войне носили явно нереальный характер. Он предполагал в дальнейшем «обменять» Саксонию на Чехию; на курляндский герцогский престол он рассчитывал посадить своего брата Генриха Гогенцоллерна; наконец, Фридрих мечтал поставить Польшу в полную вассальную зависимость от Пруссии.

Русское правительство имело основание видеть в прусском короле своего опаснейшего врага. В 50-х годах против Пруссии организовалась новая сильная коалиция в составе Австрии, Франции, России, к которой в дальнейшем примкнули Швеция и Саксония. Фридриха II поддерживала одна Англия, предоставлявшая ему громадные субсидии.

Семилетняя война, происходившая, подобно предшествовавшей войне за Австрийское наследство, как в Европе, так и в колониях, шла с переменным успехом. Используя недостаточную согласованность действий союзников и их взаимное недоверие, Фридрих II имел возможность наносить сильные удары отдельным своим противникам. Так в ноябре 1757 г. он одержал победу над французскими войсками при Росбахе, а в декабре того же года — над австрийскими войсками при Лейтене.

В том же 1757 г. русская армия вступила в Восточную Пруссию и в августе этого года нанесла поражение прусским войскам при Гросс-Егерсдорфе. Летом следующего, 1758 г. Фридрих II сразился с русскими при Цорндорфе, но, несмотря на свое численное превосходство, не добился успеха. 12 августа 1759 г. соединенные русско-австрийские войска разгромили прусскую армию при Кунерсдорфе. В октябре 1760 г. русские заняли на некоторое время Берлин. В 1761—1762 гг. Фридрих считал свое положение совершенно безнадежным. Он даже помышлял тогда о самоубийстве. Только несогласованность действий союзников, медлительность австрийского командования, недоверие французского и австрийского правительств к России дали возможность Фридриху II избежать полного разгрома. Немалую роль сыграли в этом и щедрые военные субсидии, которые Англия выплачивала Фридриху II, как своему наемнику, отвлекавшему силы Франции от борьбы с Англией за колонии.

Окончательно положение Фридриха II упрочилось в результате выхода России из войны. После смерти императрицы Елизаветы ее преемник Петр III (голштинский принц по отцу) круто изменил прежний внешнеполитический курс. Горячий приверженец Фридриха II, он не только разорвал союз с Австрией и прекратил войну с Пруссией, но и предложил прусскому королю свою военную помощь. Низложение Петра III и вступление на престол Екатерины II предотвратило выступление России на стороне Пруссии, но и Австрию русское правительство больше не поддерживало.

Таким образом, «старому Фрицу» (как называли состарившегося Фридриха II) удалось заключить почетный мир, оставивший в его руках захваченную им «жемчужину» — Силезскую провинцию.

Последним приобретением Фридриха II был большой кусок польской территории, отошедший к Пруссии при первом разделе Польши в 1772 г. Ф. Энгельс с гневом квалифицировал это событие как «вооруженный грабеж территории» (Ф. Энгельс, Дебаты по польскому вопросу во Франкфурте, К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 5, изд. 2, стр. 348.).

3. Немецкая культура. Просвещение

В XVIII в. в Европе возникло широкое культурное движение, известное в истории под названием Просвещения. Оно являлось выражением буржуазной оппозиции против всех проявлений и пережитков феодализма в общественных отношениях, государственном строе и господствующей идеологии, тормозивших развитие капитализма.

XVIII столетие сами современники называли веком Просвещения (французское Siecle des lumieres, немецкое Aufklarung), а передовые деятели культуры этого столетия получили название просветителей. Это название возникло вследствие их твердого убеждения во всемогуществе разума и распространяемого им света знаний, разгоняющего тьму невежества, заблуждений и предрассудков. Стоит только «просветить умы» относительно нелепостей религии и несовершенства существующего общественного строя, стоит только показать людям путь к разумной организации жизни — и торжество идеального царства свободы, равенства, всеобщего счастья обеспечено.

В произведениях просветителей «все прежние формы общества и государства, все традиционные представления были признаны неразумными и отброшены, как старый хлам... Теперь впервые взошло солнце, наступило царство разума, и с этих пор суеверие, несправедливость, привилегии и угнетение должны уступить место вечной истине, вечной справедливости, равенству, вытекающему из самой природы, и неотъемлемым правам человека» (Ф. Энгельс, Развитие социализма от утопии к науке, К. Маркс, Ф. Энгельс, Избранные произведения, т. II, стр. 108. ).

Энгельс, перу которого принадлежит приведенная характеристика, заканчивает ее указанием на то, что «великие мыслители XVIII века... не могли выйти из рамок, которые им ставила их собственная эпоха». Их царство оказалось «всего лишь идеализированным царством буржуазии».

Как ни ограничена позитивная часть работы просветителей, важно то, что ее критическая часть имела огромное прогрессивное значение. Борьба просветителей против феодально-абсолютистского строя, против церкви и других учреждений средневековья расчищала путь революционному перевороту, переходу к более высокой ступени общественной жизни.

Деятели Просвещения, просветители, были идеологами буржуазии, но буржуазии, выступавшей в то время во главе общества как класс революционный.

Особенности немецкого Просвещения

Движение Просвещения проявилось прежде всего в Англии, где революция середины XVII в. дала мощный толчок развитию буржуазной идеологии. Классической же страной Просвещения стала Франция: на протяжении почти всей второй половины XVIII в. французские просветители были властителями дум Европы.

Немецкое Просвещение, не столь самобытное, как английское, и гораздо менее влиятельное, чем французское, носило более ограниченный характер. Здесь сказались политическая раздробленность Германии, ее экономическая отсталость и вытекавшая отсюда крайняя слабость буржуазии. Идеологи немецкого бюргерства предпочитали уходить от гнетущей действительности в заоблачные высоты философии, в область чистой теории, в эмоциональный мир музыки. Общественный подъем, характерный для всей Европы, особенно во второй половине XVIII в., сказался и в Германии, но нашел здесь себе выражение главным образом в отвлеченных, идеологических формах.

В этот период Германия выдвинула ряд замечательных деятелей, которым принадлежит заслуга создания новой немецкой поэзии, философии, музыки.

Философия Лейбница, стоящая у порога Просвещения, затрагивает самые глубокие вопросы науки. Винкельман создает новую теорию искусства. Лессинг и Гердер выдвигают новое понимание истории. В учении Канта немецкая мысль вплотную подходит к диалектическому методу, хотя и отступает перед его революционными последствиями, чтобы вернуться в лоно метафизики. Наконец, гениальные творения Баха и Генделя поднимают на необычайную высоту немецкую музыку.

Религиозные движения

Новые веяния, враждебные окружающей действительности, вначале нашли свое выражение в религиозных движениях. В Германии, где Реформация, сделав протестантских князей главами церкви, привела к худшему виду религиозного деспотизма, сформировалась целая армия богословов и добровольных доносчиков, занимавшихся преследованием инакомыслящих. Почти всем выдающимся немецким ученым приходилось оправдываться от обвинений в свободомыслии. Знаменитый философ, «учитель Германии» Христиан Вольф в 1723 г. был в 24 часа изгнан из Халле «под угрозой повешения».

Протест против обскурантизма принял форму религиозного брожения. В конце XVII в. возникло новое влиятельное течение пиетистов, отвергавшее обрядность и ученое богословие. Готфрид Арнольд (1666—1714) и другие более смелые умы среди пиетистов стояли уже в сущности на позициях деизма — рационалистической религии, отвергавшей вместе с христианской обрядностью и учение о божественном откровении. Арнольд в своей «Непартийной истории церквей и еретиков» призывал к веротерпимости. Еще дальше в этом вопросе пошел его ученик Иоганн Конрад Диппель (1673—1734), врач и алхимик, страстный борец против церковной ортодоксии, провозгласивший братский союз людей всех вероучений на почве общей «естественной морали».

Постепенно пиетизм выродился в мистико-аскетическую секту, выдвигавшую на первый план идеи смирения, отказа от своей личности. Уже при Фридрихе Вильгельме I он стал реакционным, проявляя свою активность главным образом в борьбе с Просвещением.

Философия Лейбница

Политическое размежевание церквей было одним из ярких проявлений раздробленности Германии после Тридцатилетней войны. Неудивительно, что великий философ Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646—1716), отыскивая пути к преодолению этой раздробленности, обратился к церковной проблеме. Будучи в сущности безразличен к религии, он ограничился поисками удобной дипломатической формулы, пригодной для примирения различных вероисповеданий и стоящих за ними государств. Однако роль Лейбница в истории культуры определяется не подобными проектами, а его философскими, математическими и историческими трудами.

Философия Лейбница является одним из направлений объективного идеализма, но в ней имеются элементы диалектики, в частности понимание неразрывной связи материи и движения, единичного и всеобщего. Отвергнув механический материализм Гоббса и Спинозы, Лейбниц пытался создать динамическую теорию мироздания, поставив на место атома, находящегося в состоянии механического движения, простейшую деятельную субстанцию — монаду. Все в мире есть результат самодеятельности, а не внешнего воздействия. Вследствие деятельности монад, образующих лестницу существ — от низшего к высшему, — возникает гармония. Основой этой гармония является принцип непрерывности, существование множества бесконечно малых переходов, исчерпывающих все пределы, грани, твердые различия. С этим положением связано великое научное открытие Лейбница, сделанное им независимо от Ньютона, — дифференциальное исчисление. В основе монадологии Лейбница лежит идеалистическое представление о постепенном восхождении от более темного к более ясному проявлению всеобщего духовного начала. Вся самодеятельность монад сводится в сущности к процессу мышления.

Готфрид Вильгельм Лейбниц. Гравюра. С. Фике. 1745 г.

Система Лейбница ведет к оправданию существующего порядка со всем его злом, насилием и неправдой. Учение о «предустановленной гармонии» означает в сущности признание того, что все в мире хорошо и разумно. Таким образом, идеализм Лейбница приводит к примирению с действительностью, к оправданию социальной пассивности. Поэтому примерно с середины XVIII в., когда просветители усиливают свою борьбу против феодально-абсолютистских порядков, они не только отвергают представление Лейбница о разумном устройстве окружающего мира как «лучшего из миров», но и осмеивают его, как это сделал Вольтер в своем «Кандиде».

Философские взгляды Лейбница были приведены в систему его учеником Христианом Вольфом (1679—1754). Вольф придал им более резко выраженный рационалистический характер, рассмотрел самые различные области человеческой мысли и знания с позиций «логически оперирующего разума» и дал — впервые после Фрэнсиса Бэкона — новую, более соответствующую уровню знаний XVIII в. схему разделения наук. Значение Вольфа специально для Германии состоит еще в том, что он создал немецкую философскую терминологию, воспринятую Кантом и последующими мыслителями. Философская система Вольфа — ясная, трезвая, рассудочная и при всем том чрезвычайно плоская — получила широкое распространение не только в Германии, но и во всей Европе. На раннем этапе Просвещения эта система удовлетворяла потребность поднимающегося класса — буржуазии в разумном объяснении всего существующего; отсюда необычайный успех Вольфа.

Материалистическое направление

Материализм и атеизм не имели в Германии таких выдающихся защитников, как в более передовых странах — Англии, Франции и Голландии. Но материалистические взгляды не были чужды немецкой идеологии XVIII в. Еще в 70-х годах предшествующего столетия лиценциат богословия Маттиас Кнутсен, утверждавший, будто в одном Иенском университете у него до 700 последователей, был обвинен в распространении «богопротивных и бунтовщических грамот». Не признавая никакого авторитета, кроме разума и совести, Кнутсен утверждал, что не существует ни бога, ни дьявола. Единственный ад, которого следует бояться, — это зло, которое люди причиняют себе подобным. «Я говорю вам также, что следует выгнать из этого мира попов и начальников», — писал он в одной из своих «грамот».

Имя Спинозы было в Германии запретным, но среди небольшого образованного слоя он пользовался тайным сочувствием. Один из друзей Спинозы — саксонский ученый фон Чирнгаузен (1651—1708) в слегка завуалированной форме изложил систему этого «князя атеистов». В 1692 г. в Берлине Штош (1646—1707) должен был отречься от своей книги «Согласие разума и веры», в которой он следовал материалистическим принципам Декарта в сочетании с учением Спинозы. В 30-х годах XVIII в. в Берлине существовало общество светских вольнодумцев. Благодаря экономическим и культурным связям с Голландией влияние Спинозы в Германии стало как бы постоянным фактором.

Материалистические тенденции особенно сильно выражены в труде Теодора Людвига Лау (1670—1740) «Философские размышления о боге, мире и человеке». Материя, доказывает он, вечна, как и движение. Физиологически человек является машиной, состоящей из тонкой материи. Душа материальна; смерть есть только прекращение движения в душе и теле, их распад на атомы. «Моя смерть воссоединяет тело и душу с богом не мистически, а естественно». Познание коренится в нашем чувственном опыте. Столь же радикальны общественные взгляды Лау. «Люди свободны по своим природным задаткам, в действительности же они рабы. Во всем мире положение граждан и подданных тяжело».

Спустя 70 лет после «богопротивных грамот» Кнутсена, другой представитель плебейской линии в немецком Просвещении — Иоганн Христиан Эдельман (1698—1767) с уважением обратился к его памяти. Сын бедного музыканта, Эдельман всю жизнь провел в нужде и скитаниях. Сначала он склонялся к пиетизму. Познакомившись с произведениями Спинозы, Эдельман стал его горячим приверженцем. Написанное им по требованию церковных властей изложение взглядов заключает в себе ряд материалистических положений, замаскированных под пантеизм. Эдельман примыкал к Спинозе и в исторической критике библии.

Таким образом в Германии XVIII в. религиозное свободомыслие не было редкостью. Представители этого течения принадлежали к дворянству и высшему чиновничеству или же к плебейским элементам, как Кнутсен и Эдельман. Бюргерство оставалось глубоко религиозным или довольствовалось «естественной теологией» Вольфа. Этими объясняется, что германские материалисты и атеисты в своей борьбе за передовые идеи часто вынуждены были для воздействия на бюргерство пользоваться богословским материалом и применять богословскую терминологию. Крупнейшие же деятели немецкой культуры предпочитали вообще не затрагивать богословских проблем.

Литература

Главным центром литературного движения в первой половине XVIII в. была Саксония, особенно торговый и университетский город Лейпциг. Здесь протекала деятельность влиятельного пропагандиста и теоретика классицизма Готшеда (1700—1766). Ученик Вольфа в области философии, Готшед восставал «во имя разума» против средневековой фантастики; его бесспорной заслугой является борьба за ясный и правильный немецкий язык, за восстановление прямой связи театра с литературой, за поднятие немецкого театра на уровень европейского театра того времени. В этом отношении Готшед — непосредственный предшественник Лессинга. Но Готшед насаждал преклонение перед французским классицизмом, выдвигал требования «хорошего тона» и верноподданнической угодливости перед государями. Все это вызывала в 40-х годах растущий протест со стороны пробуждающегося национального и классового самосознания немецкого бюргерства. С Готшедом вступили в ожесточенную литературную полемику цюрихские профессора Бодмер и Брейтингер («швейцарцы»), которые противопоставляли его сухому классицизму право поэта на поэтическую фантазию и, опираясь на авторитет Мильтона, защищали обращение поэтов к религиозным сюжетам, к изображению природы и свободных чувств. Из этой полемики победителями вышли «швейцарцы».

Королевская библиотека в Берлине. Построена в 1774-1780 гг. Гравюра Шлайена

Их идеи получили дальнейшее развитие в сентиментализме, представлявшем собою повсюду род оппозиции по отношению к официальной культуре абсолютизма. В Германии эта оппозиция еще усиливалась оскорбленным чувством национального достоинства, поскольку придворная культура в мелких немецких государствах выражалась в рабском копировании иностранных образцов. Крупнейшим представителем сентиментального направления в Германии был Клопшток (1724—1803), который в своей «Мессиаде» пытался вслед за поэтом Английской революции Мильтоном создать героическую эпопею на основе христианской мифологии. Богатством языка и силой поэтического воображения Клопшток сначала вызвал энтузиазм; его поэзию сравнивали с музыкой Баха и Генделя. Но скоро недостатки «Мессиады» — отсутствие действия, обилие риторики, монотонный характер лирических отступлений — лишили ее способности оказывать влияние на читателя. Зато оды Клопштока, в которых воспеваются любовь к родине и любовь к женщине, явились настоящим откровением. В его политической поэзии выделяется знаменитое стихотворение «Они, а не мы», в котором он приветствует Французскую революцию. Правда, в период якобинской диктатуры он отрекся от революции (в стихотворении «Моя ошибка»), но это характерно почти для всей немецкой интеллигенции 90-х годов. Другое направление, стремившееся преодолеть классицизм Готшеда, представлено поэзией пастушеской простоты и идиллических радостей любви в духе Анакреона.

Королевский дворец в Берлине. Построен в 1698-1706 гг. Архитектор А. Шлютер

На этом общем фоне выделяется значительная фигура Виланда (1733—1813), «немецкого Вольтера», которого он действительно напоминает изяществом стиля, остроумием, смелыми выпадами против официального лицемерия и некоторыми другими чертами таланта. Но в его философском романе «Агатон» есть и специфический немецкий элемент — изображение страдающей, стремящейся к моральному совершенству «прекрасной души», а в его сатирическом романе — «Абдеритяне» имеются реалистические жанровые сценки из жизни немецкого мещанства.

Изобразительные искусства и музыка

В области изобразительных искусств еще сильнее, чем в литературе, зависимость мастеров от покровительства князей обусловила господство вычурности и подражание французским образцам. В конце XVII и первой половине XVIII в. каждый немецкий монарх желал иметь свой маленький Версаль, и Германия наполнилась дворцовыми сооружениями в стиле барокко. Но замысловатый стиль рококо, который во Франции применялся только для внутренней отделки здания, приобрел самостоятельное значение в строительной деятельности дрезденского архитектора Матеуса Пепельманна (1662—1736) - создателя знаменитого дворцового ансамбля Цвингер в Дрездене — и вюрцбургского мастера Бальтазара Неймана (1687—1753). Присущее эпохе абсолютной монархии стремление к тяжеловесному величию нашло свое выражение в творчестве Андреаса Шлютера (1660—1714): он закончил и отделал здание арсенала в Берлине; по его проекту строился там же королевский дворец. Он известен и как скульптор (конная статуя «великого курфюрста»).

Иоганн Себастьян Бах. Портрет работы неизвестного мастера XVIII в.

Что касается живописи, то сколько-нибудь значительные произведения создаются только с середины XVIII в. Международную известность приобрел А. Менгс (1726—1801), «Рафаэль Германии», художник и теоретик, проводивший в изобразительном искусстве идеи французского классицизма. Под влиянием просветительских идей сложилось также реалистическое творчество портретистов Антона Графа (1736—1813) и Иоганна Фридриха Тишбейна (1751—1829). Очень широко известен, наконец, замечательный мастер графики, поляк по происхождению, Даниил Ходовецкий (1726—1809), который рисовал жанровые сцены, насыщенные моральной тенденцией, а также дал ряд замечательных иллюстраций к произведениям Лессинга, Гёте и Шиллера.

Самое заметное место в немецком искусстве XVIII в. принадлежит музыке, представленной в первой половине этого века мужественным, полным глубокого чувства творчеством Баха и Генделя.

Развитие немецкой музыки тесно связано с Реформацией. Пение духовных гимнов играло большую роль в богослужении ранних протестантских общин. По мере укрепления лютеранства прежняя простота уступает место более торжественным и утонченным формам церковной службы. Развивается искусство сольного пения, противостоящего хору; в церковь проникает влияние итальянской оперы; церковная служба начинает сопровождаться инструментальной, прежде всего органной, музыкой.

Все это подготовило условия для творчества величайшего немецкого композитора Иоганна Себастьяна Баха (1685—1750). Бах не нашел истинных ценителей среди высшего лютеранского духовенства, которое отдавало предпочтение традиционной музыке посредственных композиторов. Он прожил всю жизнь в постоянном конфликте с церковными властями, которых мало интересовало то, что его искания, его новаторство в музыке имели глубоко народную основу.

Бах возвращается к монументальной хоровой культуре демократических протестантских общин. Основанная на полифонии, т. е. согласном и противоречивом движении многих самостоятельных голосов, музыка Баха развивает этот принцип в сторону большей гибкости и полноты. Его многочисленные церковные кантаты (60 хоралов, 90 ораторий) отличаются драматизмом и глубоким философским содержанием.

В области инструментальной музыки делом жизни Баха была разработка законов фуги — музыкального произведения, которое переносит на клавишный инструмент вокальный принцип полифонии. Сочинения Баха, написанные для клавесина, арфы и органа, стали классической школой музыкального мышления. Бах является одним из самых выдающихся творцов светской вокальной и инструментальной музыки — как для оркестра, так и для камерного исполнения.

Его современник Георг Фридрих Гендель (1685—1759) не был выходцем из старинной семьи органистов, как Бах, а приобрел познания в музыке самоучкой, вопреки желанию отца. Решающее влияние на Генделя имели впечатления светской, главным образом оперной, музыки. После успеха своих первых опер он уехал в Италию, а с 1712 г. поселился в Англии. Он написал более 40 опер, из которых наибольшей известностью пользовалась опера «Родамисто». Но его слава основана прежде всего на ораториях («Мессия» — 1742 г., «Иуда Маккавей» — 1746 г. и др.). Последние годы жизни Гендель целиком посвятил этому жанру, который благодаря своей программе, основанной на библейских легендах, и музыкальной форме, объединяющей могучие эффекты хора и оркестра с ораторским пафосом отдельных партий, пользовался наибольшим успехом среди пуританской английской буржуазии.

Творчество композиторов Гайдна, Глюка и великого Моцарта тесно связано с развитием культуры в Австрии и будет поэтому рассмотрено в соответствующей главе.

Теория искусства. Винкельман

Иоганн Иоахим Винкельман. Портрет работы А.Р. Менгса

Крупным событием в немецкой художественной жизни XVIII в. был поворот к эстетике древнегреческого искусства, провозглашенный Винкельманом. Эстетика как особая философская дисциплина получила развитие в школе Лейбница — Вольфа. Она занималась анализом чувства прекрасного, в котором философия Лейбница усматривала способность человеческой души постигать совершенство окружающего мира. Такой взгляд не мог удовлетворить тех передовых немцев, которые начинали сомневаться в том, что идеал безусловно совпадает с действительностью, как этому учили философы школы Лейбница — Вольфа. Возникло стремление освободить эстетику от опеки церковно-христианской морали и пут идеалистической философии. Это стремление и выразил Иоганн Иоахим Винкельман (1717—1768), который первый вернулся к гуманистической культуре. По своему мировоззрению он был последователем древнего материалиста Эпикура. В своей философии истории Винкельман ближе всего стоял к Монтескье, с его повышенным вниманием к природным условиям и теорией политической организации. Бедствия и невзгоды современной жизни он считал результатом исчезновения свободного демократического строя (свойственного, как ему представлялось, древнегреческим республикам), результатом засилья деспотизма и религии.

Уроженец Пруссии, Винкельман всю жизнь питал отвращение к этому государству, как «живодеру народов». В Саксонии Августа III, собравшего знаменитую коллекцию Дрезденской галереи, он чувствовал себя свободнее. Но обычная в придворном и церковном искусстве того времени эстетическая доктрина барокко не удовлетворяла его. Он уехал в Италию, которую считали тогда обетованной землей искусства и красоты. Здесь окончательно формируется его идеал «подражания грекам». В противоположность последователям классицизма, которые видели в античной культуре аристократические начала, Винкельман усматривал причину расцвета греческого искусства в демократическом строе древней Греции. В своей «Истории искусства древности» (1764 г.) Винкельман идеализирует греческие республики, но его заблуждение было в то время неизбежно, а идеализация эллинского мира характерна для всего демократического движения XVIII в.: она отразилась и в искусстве революционной Франции, и в поэзии Гёте и Шиллера, и в немецкой классической философии, и в передовой общественной мысли всей Европы.

Лессинг

Готхольд Эфраим Лессинг. Портрет работы А. Графа.

Центральной фигурой немецкого Просвещения был Готхольд Эфраим Лессинг (1729—1781), более сложная и боевая натура, чем Винкельман. В лице Лессинга сливаются две линии, в прошлом далекие друг от друга, — материалистическое свободомыслие и горячее общественное чувство, шедшее снизу, из глубин народа, но получавшее до Лессинга выражение в форме одних лишь религиозных исканий.

Лессинг развернул борьбу одновременно против придворного классицизма и против бюргерской религиозной поэзии — сначала на страницах журнала «Письма о новейшей литературе», который он издавал совместно с двумя другими просветителями — книгоиздателем Николаи и философом Мендельсоном, затем в статьях своего журнала «Гамбургская драматургия». Вопросам теории искусства посвящено глубокое, богатое мыслями произведение «Лаокоон», где выясняется различие между изобразительным искусством и поэзией по их средствам воздействия на человека. В этом произведении Лессинг доказывает, что спокойствие, присущее творениям греческих скульпторов, не исчерпывает всей полноты художественного мира, ибо за пределами пластической красоты остается широкая область вечно подвижной жизни с ее противоречиями, борьбой и страданиями, смешением трагического и смешного. Все волнения, близкие человеческому сердцу, свободно охватывает поэзия, если она говорит своим собственным языком, не подражая изобразительному искусству и не стремясь к простому описанию прекрасных образов действительности, что делает ее фальшивой и скучной.

Вместе с тем Лессинг указывает на тесную зависимость приемов искусства от жизни народа, от окружающей среды. Ему принадлежит та заслуга (впервые отмеченная Марксом), что он показал всю несостоятельность попыток возродить в условиях культуры XVIII в. принципы древнегреческой поэзии.

В «Гамбургской драматургии» Лессинг выступил против французского классицизма и с большой глубиной и силой подчеркнул значение Шекспира для современности. Критика Лессинга сыграла громадную роль в деле создания немецкого национального театра.

Драматические произведения самого Лессинга также были протестом против засилья французских дворянских вкусов и рабского следования заранее установленным правилам. Он выводит в своих пьесах не «героев», а простых людей в их обыденной обстановке, но он ставит в них и политические проблемы. Его «Эмилия Галотти», направленная против деспотизма немецких князей, предвещает революционную драматургию молодого Шиллера. В «Натане Мудром» он обращается к теме религиозной нетерпимости, защищая полную свободу совести. Главное здесь для Лессинга — сближение народов на почве чисто светской, гуманистической морали. Свои взгляды на значение религии Лессинг выразил в анонимно изданной в 1780 г. брошюре «Воспитание человеческого рода». Здесь проводится та мысль, что человечество, как и каждый отдельный человек, проходит ряд ступеней органического развития. Господство религии, веры в божественное откровение свидетельствует о незрелости человеческого общества. Однако религия не является только нагромождением глупостей и заблуждений. Ступени ее развития зависят от исторического уровня культуры, они ведут к высшей стадии — эпохе «вечного евангелия» — разума, стадии такого общественного строя, при котором люди будут соблюдать порядок без всякого государственного принуждения.

Этот исторический взгляд делает Лессинга одним из самых глубоких представителей европейского Просвещения. С твердой уверенностью выражает он свое убеждение в том, что человеческое общество идет вперед, несмотря на всю сложность этого пути, его противоречия и даже возможность попятного движения. Что бы ни произошло, не будем впадать в отчаяние! — таков призыв Лессинга.

Вся деятельность и творчество Лессинга свидетельствуют о его приближении к материалистической линии французского Просвещения, хотя по условиям жизни в Германии он должен был принять теологические привески философии Спинозы. В его мыслях мы находим элементы диалектики, что поднимает его в известном отношении над большинством французских просветителей.

Гердер

К историко-философским взглядам Винкельмана и Лессинга непосредственно примыкают идеи Иоганна Готфрида Гердера, мыслителя, поэта и историка (1744—1803). Несмотря на свое официальное положение пастора лютеранской церкви, Гердер был последователем Спинозы. Сильное влияние оказал на него Руссо. У Лейбница Гердервзял элементы идеализма и идею развития от низшего к высшему, которое воплощается в отдельных индивидуальностях, образующих ступени целого. Эту идею развития он переносит на реальную почву природы и человеческого общества. История человечества есть продолжение истории природы. Природная среда, климат, условия жизни определяют нравы людей, их национальные особенности, литературу и искусство. Особо выделяет Гердер значение языка, без которого не может быть и разумного мышления. Каждое явление в природе и обществе дает начало другому и тем исчерпывает себя. Но смерти нет, ибо исчезает только ничтожное, относящееся к данному ограниченному моменту. Человек бессмертен в своих делах и созданиях. Чем больше личной энергии отдано на служение общему делу, тем выше индивидуальность человека. Это единство общего и личного развивается в истории и ведет к идеалу человечности. Правда, движение культуры не является гладким и безболезненным. Всемирная история складывается из жизни отдельных народов, которые, подобно личности, переживают молодость, время расцвета и увядания. Но жизнь человечества этим не заканчивается. Она находится в постоянном процессе возрождения юношеской свежести.

Принимая все положительное, что было создано Просвещением, Гердер отбрасывает свойственные просветителям черты ограниченности — пренебрежение к прошлому, непонимание своеобразия каждого народа и его истории. Важной мыслью Гердера была идея народности. Он реабилитирует народную средневековую поэзию, находя в ней самобытную прелесть. Он собирал и переводил на немецкий язык народные песни всех эпох и всех стран — «голоса народов», отыскивая с большой любовью и умением историческую подоснову каждой из этих песен. Вместе с тем он не принижал значения великих произведений классической древности, порицая только подражание, механическое перенесение приемов классической поэзии в совершенно другие условия жизни. Достоинства художественной формы зависят от оригинальности и самобытности содержания. С этой точки зрения Гердер рассматривал и библию не как священную книгу, а как творение восточной литературы, связанное с определенным общественным состоянием.

Все эти мысли отличались свежестью, новизной и означали громадный шаг вперед. Наиболее значительными произведениями Гердера являются «Идеи к философии истории человечества» (1784—1791) и «Письма о содействии успехам гуманности» (1793—1797). В этих сочинениях нарисована широкая картина истории человеческого общества. Через все написанное Гердером о различных веках и народах красной нитью проходит главная мысль — развитие свободы в истории совершается с неотвратимой силой, несмотря на все препятствия и временные отступления. С этим великим общественным содержанием связаны все многообразные формы культуры в языке и поэзии, искусстве и научном мышлении.

Литературное движение «Бури и натиска»

В 70-х годах XVIII в. просветительское движение осложняется. Напряженная общественная атмосфера этих лет отразилась в литературном направлении «Бури и натиска» («Sturm und Drang» — название популярной драмы Клингера). Предшественником этого направления был Клопшток. Еще важнее влияние Руссо с его критикой современной цивилизации и обращением к идеальному естественному состоянию, свободному от всяких правил, стесняющих человеческую природу. Среди противников этих правил, так называемых мятежных гениев, были поэты, драматурги, публицисты — Бюргер, Ленц, Клингер, Шубарт, Гейнзе, братья Штольберг, отчасти Хельти и Фосс; в молодые годы идеями «Бури и натиска» увлекались и такие великие умы, как Гёте и Шиллер.

В середине XVIII в. многие немецкие монархи — от Фридриха II и до незначительных князей — увлекались идеями «просвещенного абсолютизма». Влияние французских просветителей, выдвинувших идею «союза государей и философов», приобрело в Германии как бы официальный характер. Но попытка усвоить формальные стороны культуры Просвещения и подчинить их княжеской власти при помощи полиции и армии чиновников породила в Германии своего рода национальную оппозицию к эстетическим взглядам французских просветителей. Лессинг подверг острой критике основы вольтеровского театра. Клопшток обратился к германской старине. Гёте и Гердер защищали готическую архитектуру и народную поэзию от критики просветителей, которые в этих созданиях средневековья видели только порождение невежества и дурного вкуса.

В этой атмосфере родилась литература «Бури и натиска», отличавшаяся двойственным характером, переплетением в ней демократических и реакционных черт. Драматические произведения Ленца, баллады Бюргера, стихотворения и публицистика Шубарта — вся эта неистовая и дерзкая литература затрагивала самые больные места немецкой жизни: произвол и грубость дворянства, засилье солдатчины, тяжкое положение крестьян. Шубарт в стихотворении «Гробница государей» обличает деспотизм венценосцев. Ф. Л. Штольберг в стихотворении «К свободе» грозит угнетателям народа кровавой местью. Фауст и Прометей, мятежные титаны народной фантазии, становятся любимыми образами поэтов «Бури и натиска». Но их бунтарские настроения носят анархический характер. У «мятежных гениев» отказ от правил и условностей цивилизации переходит в крайний индивидуализм, связанный с преклонением перед сильной личностью, как, например, в романе Гейнзе «Ардингелло», герой которого не хочет знать никаких других законов, кроме своей неукротимой страсти и стремления испытать всю полноту и все наслаждения жизни.

Проникнутая настроениями растущего национального самосознания, литература «Бури и натиска» обращается к далекому немецкому прошлому, к быту крестьян — подлинных хранителей традиционных форм жизни. Средневековье приобретает в глазах поэтов этого направления все большую привлекательность. Презирая прозаическую ясность мысли просветителей, столь сильно выраженную даже у Лессинга, они предпочитают писать туманно и напыщенно. В трудах философов этого направления — Гаммана и Якоби разум все более отступает перед верой.

В этих противоречиях литературы «Бури и натиска», то поднимающейся до революционного пафоса и ставящей новые проблемы, то отступающей вспять гораздо дальше самых умеренных просветителей, сказалась двойственность немецкого мелкого бюргерства, постоянно колеблющегося между настроениями бунтарства и верно-подданничеством. Вот почему Гердер, Гёте и Шиллер, примыкавшие к направлению «Бури и натиска», довольно скоро отошли от него.

Гёте и Шиллер

Великий немецкий поэт Иоганн Вольфганг Гёте (1749— 1832) впитал в себя все многообразное содержание умственной жизни своего времени. Раньше других он увидел слабые стороны литературы Просвещения — рассудочный характер, механический взгляд на естественные процессы, отрицательное отношение к средневековому народному творчеству. Те новые черты, которые возвышают Лессинга над общим уровнем века Просвещения, получили дальнейшее развитие в мышлении Гёте.

Правда, Гёте времен «Бури и натиска» еще не достиг полной зрелости. Лишь отдельные стороны его могучего гения выступают в исторической драме «Гёц фон Берлихинген» (1773 г.) и в романе «Страдания молодого Вертера» (1774 г.) — двух лучших произведениях ранних лет. «Гёц фон Берлихинген» был первым образцом драматургии, сознательно следующей заветам Шекспира. Гёте разделяет с другими поэтами «Бури и натиска» их ненависть к тиранам. Этим настроением проникнута его драма. Ее герой, Гёц фон Берлихинген, изображен как национальный герой, борец против княжеского абсолютизма, сторонник императора, т. е. единства Германии, возглавивший, хотя и против своей воли, крестьянское восстание. Гёте не понял ни подлинной роли Гёца, ни значения Великой крестьянской войны XVI в. для истории Германии, но его поэзия восстанавливает дух времени, широкий народный фон, грубоватый язык эпохи Реформации.

В «Страданиях молодого Вертера» бюргерская среда, изображаемая Гёте, имеет характерные приметы времени, несмотря на всю условность сентиментального романа в письмах. Раскрывая внутренний мир своего героя, его переживания, вызванные несчастливой любовью, поэт вместе с тем рисует тот социальный фон — приниженное положение бюргерства в феодальной Германии, — который обусловил трагическую развязку романа. Самоубийство Вертера можно понять как протест, если не против общественных отношений, то против традиционной морали и официальной религии. Роман превосходно передает царившую в Германии накануне Французской революции душную общественную атмосферу, которая порождала у части немецкой интеллигенции мечтательность, равнодушие ко всякой деятельной жизни и как следствие этого — к самой жизни. Популярность романа Гёте была огромной, и самоубийство его героя вызвало множество подражаний.

Спустя восемь лет после появления «Гёца» Фридрих Шиллер (1759—1805) написал свою первую драму «Разбойники», которая во время Французской революции принесла ему почетный диплом гражданина Французской республики. В «Разбойниках» Шиллер изображает восстание оскорбленной личности против законов испорченного общества. Главный герой пьесы — Карл Моор произносит пламенный монолог: «Люди, способные к орлиному полету, должны по закону двигаться черепашьим шагом. Никогда еще закон не создавал великих людей; только свобода воспитывает героев и титанов. О, дух Арминия еще тлеет под пеплом! Поставьте меня во главе армии из людей, подобных мне, — и Германия превратится в республику, по сравнению с которой даже Рим и Спарта показались бы женским монастырем».

В другой драме — «Коварство и любовь» (1784 г.) Шиллер заклеймил пороки немецкого общественно-политического строя. На фоне позорной жизни княжеского двора расцветает глубокое чувство героев, гибнущих оттого, что законы общества не позволяют дворянину соединиться с девушкой из мещанской среды. Энгельс видел главное достоинство «Коварства и любви» в том, что «это — первая немецкая политически-тенденциозная драма» ( Энгельс — М. Каутской, К. Маркс, Ф. Энгельс, Избранные письма, стр. 395.).

Наконец, два других драматических произведения «Фиеско» и «Дон Карлос» также являются замечательными памятниками тираноборческих и республиканских убеждений молодого Шиллера.

Дружба и сотрудничество Гёте и Шиллера, имевшие столь значительные следствия для дальнейшего развития немецкой культуры, относятся уже к другому периоду их жизни и истории самой Германии.

Кант

Иммануил Кант. Гравюра Ч. Таунли. 1789 г.

Развитие немецкого Просвещения как бы завершается в философии Иммануила Канта (1724—1804), который сам подвел итог умственной работе этой эпохи в своем произведении «Ответ на вопрос: что такое Просвещение» (1784 г.). Его позднейшая деятельность лежит уже вне круга идей и интересов эпохи Просвещения.

Для Канта Просвещение — это более высокая ступень в развитии человека, когда он освобождается от давления на его мысль внешнего авторитета, достигает способности свободно и безгранично пользоваться своим разумом и осмеливается с его помощью познавать все сущее. «Sapere aude!» («Дерзай понимать!») является девизом Просвещения. Перед свободной мыслью лежит бесконечная дорога познания; мы еще не далеко по ней продвинулись, но мы на верном пути.

Канту на раннем этапе свойственна именно эта безграничная жажда знания и смелости мысли. Сначала он разделял общие принципы школы Вольфа в соединении с идеями английской и французской просветительской философии. К этому времени относятся его разнообразные естественнонаучные занятия, плодом которых была выдвинутая им в 1755 г. космогоническая теория. «Кантовская теория возникновения всех теперешних небесных тел из вращающихся туманных масс, — писал Энгельс, — была величайшим завоеванием астрономии со времени Коперника. Впервые было поколеблено представление, что природа не имеет никакой истории во времени» ( Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, Госполитиздат, 1957, стр. 54.). Мировоззрение Канта в этот период не чуждо материалистического направления, с той особенностью, что великий немецкий мыслитель, как и его современники — Лессинг и Гердер, ищет пути к более живому пониманию природы, чем то, которое давал механический материализм его времени.

Однако сам Кант считал завоеванием, равным открытию Коперника, не свою теорию исторического развития природы, а другую теорию, изложенную им в «Критике чистого разума» (1781 г.). Этим произведением он заложил основы так называемой трансцендентальной философии, которая переносит диалектическое развитие в область чистого мышления и открывает дверь идеалистическим системам последующих немецких мыслителей.

Философия Канта связана с проблематикой эпохи Просвещения. Глубокие внутренние противоречия, выступающие на исходе этой эпохи в учении Руссо и произведениях немецких писателей «Бури и натиска», превращаются у него в неразрешимые антиномии. Идеал и действительность далеко расходятся друг с другом. Подобно материалистам XVIII в., Кант в зрелые годы отвергает ложные утешения школы Лейбница и Вольфа. В мире физическом и в человеческой истории, взятой как естественный процесс борьбы интересов, нет никаких признаков, говорящих о существовании мудрой гармонии, установленной добрым божеством для человеческой пользы. Всюду только механически действующие законы и обстоятельства. Но под влиянием Юма Кант приходит к выводу, что существование этих законов внешнего мира не может быть доказано опытом. Все, что нам кажется закономерным, принадлежит нашему созерцанию и рассудку, может мыслиться нашим разумом, но никоим образом не является отражением внешней действительности. Познание ограничено миром явлений; подлинное существо всякой вещи — «вещь в себе» — недоступно нашему познанию. Точно так же и царство свободы есть идеал, не достижимый в действительности, но вечно манящий нас вдаль. Мы можем только верить, что когда-нибудь наступит на земле вечный мир и господство чистых, нравственных отношений между людьми. Практически возможен лишь прогресс материальной культуры и постепенное обуздание «радикально злого в человеческой природе» посредством сознания собственной выгоды, которая заставляет людей щадить друг друга.

Философская позиция Канта носит двойственный характер. Объективно существующая, хотя и непознаваемая «вещь в себе» представляет собой остаток материализма в его учении. Отсюда критика философии Канта справа и слева — со стороны идеалистов и материалистов. Развивая внутреннюю логику его системы, Иоганн Готлиб Фихте (1762—1814) отбросил «вещь в себе» как чистую абстракцию и сохранил лишь одно начало — субъективное Я, находящееся в постоянной борьбе с самим собой и порождающее в этом диалектическом процессе чистого мышления свое представление о внешнем мире. Таким образом идеализм был доведен до абсурда. Кант никоим образом не желал быть понятым в этом смысле, и второе издание его «Критики чистого разума» (1787 г.) заключало в себе опровержение крайних идеалистических выводов из его системы, сделанных, в частности, Готлибом Фихте. Последний в ответ на это обвинил Канта в непоследовательности. С противоположной точки зрения критиковал Канта его бывший ученик Гердер. В своей «Метакритике» (1799 г.) он с полным основанием говорит, что чистая мысль без объективного содержания, заимствованного из внешнего мира, есть ничто, а непознаваемая «вещь в себе» — пустая выдумка. В другом сочинении — «Каллигона» (1800 г.) Гердер критиковал эстетическое учение Канта, основанное на теории чистой формы, оторванной от исторического содержания.

И все же немецкая философия, достигшая в творчестве Канта классического периода своего развития, представляет собой замечательное явление. В ней отражаются, хотя в отвлеченной и запутанной форме, реальные проблемы надвигающейся революционной эпохи.