Политические идеи Екатерины II-ой.(5-я лекция)

Императрице Екатерине II пришлось стать руководительницей русского дворянства как проводника западного влияния в русском обществе. Направление этого руководства зависело от двух условий: 1) от обстоятельств, определивших ее положение на престоле, и 2) от ее собственного отношения к западному влиянию.

Екатерина вступила на престол путем переворота и своим образом действий должна была оправдать такой революционный захват власти. Переворот вызван был тем, что прежнее правительство Петра III вооружило против себя русское обществобесцельным произволом и легкомысленным пренебрежением йрусским интересам. Екатерина, чтобы удержать и упрочить класть в своих руках, должна была действовать популярно, т. е. в национальном духе. Переворот совершен был дворянской гвардией; потому Екатерина должна была охранять интересы дворянства; следовательно, действовать консервативно. В чем состояли тогда интересы этого сословия? Мы видели, что положение дворянства существенно изменилось еще до июньского переворота 1762 г. вследствие отмены обязательной службы, а вместе с тем должны были измениться и его интересы, как и его отношение к западному влиянию. До этой отмены интересы сословия связаны были с обязательной службой, и между ними важное место занимало обязательное техническое образование, бывшее подготовкой к службе. Это образование черпалось сословием из западных источников, и в этом интересе преимущественно западное влияние поддерживалось правительством. Но по мере того как спадали с сословия тягости обязательной службы, ослабевала постепенно и его потребность в технических занятиях — военных, навигаторских, административных и других, каких требовала от него обязательная военная и административная его служба. С изданием закона 18 февраля 1762 г. центр тяжести интересов дворянства должен был переместиться из полков и канцелярий, где оно служило, в деревню, где оно владело миллионами десятин земли и крепостных душ. И здесь сословию предстояло много дела нового и непривычного. Состоя на службе и редко заглядывая в свое имение, дворянин не мог непосредственно руководить своим землевладельческим и душевладельческим хозяйством, предоставляя это старостам и приказчикам. Оттого это хозяйство шло очень неудовлетворительно, и в начале царствования Екатерины, по ее словам, до 150 тыс. крепостных крестьян бунтовали против своих господ, так что прихо­дилось посылать против мятежников военные команды с пушками . Чтобы найти себе здесь подходящее дело и повести его как следует, стать в надлежащие отношения к местному обществу, к земле и к крепостным крестьянам, дворянин должен был запастись привычками и знаниями, отличными от тех, какие он усвоял в казарме или канцелярии. В запасе европейской культуры ему нужно было теперь искать других вспомогательных средств, и сообразно с тем должна была измениться программа дворянского образования

Итак, Екатерине как руководительнице дворянства в eгo культурной миссии предстояло разрешить две задачи, соответствовавшие важнейшим интересам сословия в его новом положении: 1) указать или помочь ему найти себе новое дело, которое бы производительно наполнило досуг, открывшийся ему после издания закона 18 февраля, и 2) установить программу дворянского образования, соответствовавшую требованиям. этого нового дела.

Два важные затруднения предстояло Екатерине одолеть при разрешении этих задач. Одно из них заключалось в непривычке дворянства к такого рода труду, какой предстоял ему в деревне. Умные и деловые люди из среды этого сословия в первой половине XVIII в. сильно сомневались в способности современного дворянства перейти от исконных привычек службы к сельскохозяйственным занятиям. Известный А. П. Волынский, возражая против мысли освободить дворян от служебной повинности, чтобы дать им возможность заняться хозяйством в своих имениях, писал в 1730 г., что, и получив волю, дворяне в большинстве все равно не привыкнут трудом хлеб себе добывать и скорее будут промышлять разбоем и пристанодержательством. Другое затруднение заключалось в условиях положения самой Екатерины на престоле. Это положение, видели мы, обязывало ее действовать популярно, в национальном духе, и либерально, в духе идей века и настроения русского общества и вместе консервативно, в интересах дворянства, которому она так много была обязана. При консервативном дворянском образе действий она должна была и позаботиться о положении многочисленного крепостного класса, давно и сильно в том нуждавшегося, но эти заботы неизбежно привели бы ее в столкновение с интересами дворянства. Как вышла Екатерина из обоих этих затруднений?

Выход из этих затруднений указан ей был ее собственным отношением к западному влиянию. Из очерка ее жизни мы видели, что она рано стала знакомиться с французской литературой своего времени. Это была известная философско-политическая литература отвлеченных начал и радикальных приемов. Когда в ней трактовали о строении человеческого общества, то любили строить его на основаниях, выведенных из чистого разума и не испробованных в исторической действительности;когда заходила речь о существующем действительном23 истори-чрском обществе, то находили его заслуживающим только коренной ломки. Замечательно, что многие поклонники и поклонницы этой литературы, особенно за пределами ее родины, увлекались ее отвлеченными и радикальными планами не как желательным житейским порядком, а просто как занимательными и пикантными изворотами отважной мысли. К числу таких экзотических поклонниц принадлежала и Екатерина. Идеи французских публицистов внушали ей некоторые громкие правительственные меры, которые не переворотили русских порядков, но оказали заметное влияние на направление умов в русском образованном обществе, т. е. в дворянстве. Эти меры и помогли ей выйти из указанных затруднений, обнаружить либеральный образ действий, распространяя в этом обществе идеи века, и при этом не столкнуться с русским дворянством, охраняя господствующие интересы и порядки места. Вот как это случилось.

Вступив на престол с очень скудными представлениями о положении государства, Екатерина принялась внимательно изучать его, прилежно посещала заседания Сената, вслушивалась в рассуждения сенаторов, вникала в сенатские дела, расспрашивала всех и каждого, предпринимала ряд поездок, из которых особенно замечательно ее путешествие в «Азию», как она говорила, т. е. по Волге от Твери до Симбирска, весной 1767 г. Изучение правительственных дел, беседы со знающими людьми, личные наблюдения, собранные во время поездок, — все это показало ей, как много работы предстоит правительству по внутреннему устроению государства. Довольно неожиданно, с чего Екатерина нашла нужным начать эту работу. Она решила, что существующие законы «мало соответствуют положению империи» и только роняли, а не поднимали благосостояние народа, и потому ближайшая задача правительства состоит не в том, чтобы привести в порядок русское законодательство, на что указывали ей ближайшие сотрудники, а в том, чтобы заменить действующие законы совершенно новым кодексом. Посему она предпочла начать свою преобразовательную работу таким радикальным делом, и как она к нему приступила, это объясняется как ее положением на престоле, так и указанным отношением ее к современным политическим идеям Западной Европы, т. е. французской литературы. Приводя в порядок действующие русские законы, необходимо было согласить их с состоянием и потребностями народа, а для того нужно было хорошо знать это состояние и смело идти навстречу этим потребностям. Екатерина слишком многого не знала, а из того, что знала, многого не могла коснуться, не нарушая интересов лиц и классов, с которыми была слишком тесно связана. Так она постепенно была сбита со своей внутренней правительственной деятельности, с почвы живых практических интересов, и ей оставалась открытой только область общих гуманных идей и политических благожеланий. Случилось так, что ей самой приятно было работать в этой возвышенной и безобидной области. Мы видели, что она по направлению своего воспитания и по обстоятельствам жизни стала почитательницей французской литературы Просвещения и могла посвящать ее изучению много досуга. Она перечитала старых и новых корифеев этой литературы: Бейля, Вольтера, Монтескье и др. Из этого чтения и почтовых сношений с самими писателями она вынесла тот неопределенный туманный либерализм, далекий от практических вопросов и насущных потребностей жизни, которым страдали все поклонники этой литературы. Она сама называет себя в записках «рыцарем свободы и законности». В беглых заметках, написанных в первые годы ее царствования, она высказывает самые неосторожные политические идеи, например убежде ние, что государь всегда виноват, если подданные им недовольны. Таковы были средства, которыми располагала Екатерина для задуманного ею радикального преобразования русских законов: эти средства состояли в обильном запасе отвлеченных идей и прекрасных стремлений. Согласно с таким запасом она могла принять только философское участие в создании нового русского законодательства и другого принять не могла. Едва ли и надеялась на окончание кодификационного дела.

Для составления нового кодекса законов она решила созвать представителей от различных сословий; но чтобы дать надлежащее направление их деятельности, она предложила им в руководство свой известный Наказ. Она сама рассказывает о том, как составлялся этот документ. «В первые три года, усматривая, что все требовали и желали, дабы законодательство было приведено в лучший порядок, из сего вывела я у себя в уме заключение, что образ мыслей вообще, да и самый гражданский закон не может получить исправления иначе, как установлением полезных для всех в империи живущих и для всех вообще вещей правил, много писанных и утвержденных. И для того я начала читать, а потом писать Наказ комиссии Уложения. Два года я читала и писала, не говоря о том полтора года ни слова, последуя единственно уму и сердцу своему с ревностнейшим желанием пользы, чести и счастья империи. Предуспев, по мнению моему, довольно в сей работе, я начала казать по частям статьи, мною заготовленные, людям разным, всякому по его способности; наконец, заготовила манифест о созыве депутатов». Из писем Екатерины к ее парижской приятельнице, известной в тамошнем литературном мире madam Жоффрен видим, что работа над Наказом была начата в январе 1765 г. и кончена к началу 1767 г., когда он был напечатан.

Но печатный Наказ был лишь частью рукописного, заготовленного Екатериной. До издания она показывала свое творение близким людям и потом съезжавшимся депутатам комиссии и по совету их зачеркнула, разорвала и сожгла более половины написанного ею. Строгость этой цензуры объясняется характером Наказа: он был составлен под сильнейшим влиянием тогдашней западноевроп ейской политической литературы и в нем сказалось увлечение автора самыми смелыми политическими идеями того времени. Этим увлечением объясняются и источники Наказа, которыми служили любимые творения, прочитанные Екатериной. Главным источником была знаменитая книга Монтескье, изданная в 1748 г., «Дух законов», которую сама Екатерина называла «молитвенником государей, имеющих здравый смысл». Из 526 статей, на которые разделен печатный Наказ, у Монтескье заимствовано более двухсот пятидесяти. Другим главным источником Наказа служила книга, наделавшая много шума в литературном мире Европы; это было сочинение молодого итальянского философа-юриста Беккариа, вышедшее в 1764 г. и вскоре переведенное на французский и немецкий языки, — «О преступлениях и наказаниях» . Самая обширная, 10-я глава в Наказе, излагающая основания уголовного права и судопроизводства, почти целиком заимствована из этого трактата. Сама Екатерина признавалась, что ее Наказ — только ряд выписок из источников, которыми она пользовалась, и что своего она прибавила к ним едва ли три письменных листа.

Печатный Наказ состоит из 526 статей, общих положений или афоризмов, разделенных по предметам на 20 глав, если не считать еще двух глав, прибавленных позднее. В Наказе обсуждаются довольно разнообразные предметы, входящие в состав законодательства. Он говорит о государственном правлении и законах, о видах преступлений и наказаний, о судопроизводстве вообще, об уголовном праве и судопроизводстве в частности, о рабстве и крепостных крестьянах, о ремеслах и торговле, о воспитании, о сословиях, о порядке наследования, о кодификации законов, о веротерпимости и т. п. В дополнительных главах излагаются мысли о полиции и о государственном хозяйстве, о доходах и расходах. Все это излагается в форме общих мыслей, отвлеченных положений, которые нельзя назвать законодательными предписаниями, но которые должны были, по плану автора, послужить основаниями для целой системы законов. Наказ логически построен на следующем силлогизме, который развивается во вступлении к нему: закон христианский научает пас делать добро друг другу; желание каждого честного человека видеть свое отечество на высшей ступени славы и благоденствия, а всякого согражданина под охраной законной свободы, для скорейшего исполнения этого общего желания надлежит войти в естественное положение государства, ибо наиболее естественные законы суть те, которые наиболее соответствуют расположению народа, для коего они составлены; итак, законодательство должно быть основано на условиях положения народа. В первых двух главах Наказа излагаются условия положения русского народа, именно: 1) Россия есть государство европейское; 2) она есть государство, которое должно быть управляемо самодержавно. Принадлежность России к европейским державам доказывается следующими соображениями: реформы Петра I имели успех потому, что древние русские нравы не соответствовали климату России и были принесены к нам «смешением разных народов и завоеванием чуждых областей»; поэтому Петр, вводя европейские обычаи и нравы в европейском народе, нашел такие удобства, каких сам не ожидал. Необходимость самодержавия доказывается: 1) общим соображением, что «лучше повиноваться законам под одним господином, чем угождать многим», 2) соображением местным, географическим: обширное протяжение Русской империи делает необходимым сосредоточение власти в одном лице, чтобы сообщить ходу дел более быстроты. Таким образом, основную мысль Наказа можно выразить так: законодательство должно соответствовать положению народа; русский народ по своему положению есть народ европейский; следовательно, законодательство его должно иметь общеевропейские основания. Дальнейшие главы Наказа, по мысли автора, и излагают эти основания, на которых должно быть построено законодательство, предназначенное для русского народа. Легко видеть, что логическое построение Наказа не лишено искусства. Изложенный силлогизм был призван Екатериной на помощь, чтобы выручить ее из затруднения, в какое становилась она, полагая в основу русского законодательства начала, заимствованные со стороны. Такой основой являются идеи Монтескье и Беккариа, т. е. последние результаты западноевропейской политической мысли. Не трудно понять, каким образом русскому законодательству была предложена такая неожиданная основа. Не зная ни русских законов, ни русских потребностей, но решившись руководить составлением нового русского Уложения, Екатерина не могла дать в руководство созванной для того комиссии ничего другого, кроме готовых общих идей, заимствованных у западных публицистов. Но возникал вопрос: что общего между этими экзотическими идеями и доморощенными потребностями русского законодательства?

Каким образом французский или итальянский кабинетный публицист мог дать нормы для жизни русского народа? Екатерина предвидит и предупреждает этот вопрос, как бы говоря своим Наказом: законы должны соответствовать положению своего народа; русский народ по своему положению есть народ европейский, а идеи Наказа заимствованы из европейских источников. Но не лишенный находчивости с диалектической стороны, силлогизм Екатерины является софизмом в историческом отношении. Положим, что русское законодательство должно иметь одинаковые основания с законодательствами западноевропейскими. Но законодательные идеи Монтескье и Беккариа были тогда и для Западной Европы только политическими идеалами, еще не оправданными практической жизнью, даже не введенными ни в одно европейское законодательство того времени. Каким образом русское законодательство, для того чтобы стать европейским, должно было иметь основания, которых не имели и европейские законодательства, а о которых только мечтали европейские мыслители? Каким образом русская жизнь могла стать европейской, устроившись по образу ученых европейских сновидений? Законы развиваются исторически из жизни каждого народа, а не переносятся в жизнь из книг, да еще чужих.

Наказ по самому характеру своему, по увлеченности своих положений не мог лечь в основание русского законодательства, если только мог лечь в основание какого-либо законодательства в тогдашней Европе . Но он был политической исповедью Екатерины. Она сама писала, что сказала здесь всё, что имела сказать, опорожнила весь свой мешок и во всю жизнь не скажет более ни слова. А с другой стороны, Наказ мог иметь значение как литературное произведение своим влиянием на умы и нравы. Наказ исполнен тех общих мест, которые пущены были в оборот тогдашней просветительной 'литературой. Однако среди этих общих мест встречаются мысли о таких предметах, которые до того времени не обсуждались в России гласно.

Так встречаем в Наказе положения о том, в чем состоит равенство граждан и даже в чем состоит «общественная или государственная вольность», т. е. политическая свобода. Читаем замечания о вреде жестокого управления, о злоупотреблении помещиков своими правами, о необходимости улучшения участи крестьян. Наказ резко осуждает пытку как установление, противоречащее здравому смыслу и не достигающее цели — открытия правды, осуждает вообще жестокость суда и наказаний, чрезмерную тяжесть налогов, от которых государство со временем должно опустеть. В Наказе впервые на Руси прочитали, что тот все извращает и разрушает, кто из слов делает преступление, смертной казни достойное; здесь же настойчиво высказывается мысль о необходимости веротерпимости, особенно для такого разноверного по составу населения государства, как русское, потому что «гонение» человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает самые жестокие сердца. Такой ряд новых идей был провозглашен и прочитан в России за высочайшею подписью. Отсюда понятна строгость, с какою отнеслись к Наказу люди, просматривавшие его до издания. Граф Никита Панин, прочитав его, полушутливо сказал Екатерине: «Это аксиомы, способные опрокинуть стены». Наказ оказал очень слабое действие своими гуманными афоризмами на массу читающей публики, потому что не был среди нее распространен; даже в канцеляриях по указу Сената секретари должны были держать его под замком, чтобы любознательные чиновники не могли читать его. Значит, само правительство считало его запретным плодом самодержавной мысли.

Из Наказа как законодательного руководства нельзя было сделать в то время никакого практического употребления. Для того чтобы идеи, им провозглашенные, положить в основу законодательства, нужно было предварительно сломать чуть не весь существовавший общественный и частью даже церковно-нравственный порядок. И на Западе торжество этих идей достигнуто было лишь рядом тяжелых переворотов. Но Наказ мог получить важное значение как программа общественного воспитания, как торжественная и внушительная проповедь понятий политических, юридических и экономических, какие надобно было привить к образованным русским умам для того, чтобы подготовить согласно с ними общественный порядок. Такое воспитательное значение и имели на Западе сочинения, из которых черпала Екатерина, составляя свой Наказ. Для такой прививки надобно было привести в действие разнообразные средства общественной подготовки, правительственное внушение, школу, науку, печать, домашнюю беседу. У нас эти средства или отсутствовали, или бездействовали. Наказ не распространился в большой читающей публике. Однако многие выслушали его в комиссии Уложения или прочитали дома; некоторое время он был предметом общественного внимания и показал пример того, как образованное или стремившееся к образованию русское общество должно относиться к образованию, как оно должно относиться к западноевропейской культуре. Вниманию этого общества, нуждавшегося во многих элементарных средствах общественного порядка, предложены были последние результаты западноевропейской политической мысли, еще не нашедшие себе места в политическом порядке самой континентальной Западной Европы. Наказ не мог создать у нас нового общего государственного порядка; но он распространил в верхних слоях общества новое гражданственное настроение. Таково значение Наказа: как руководящий литературный памятник он открывает собой длинный ряд русских компиляций, срывавших верхушки западноевропейской мысли, и в этом отношении ему можно отвести видное место в образовании русской привычки на каждый вопрос, поставленный русскою действительностью, не изучая ее туземных условий, искать готового ответа в теории, выработанной чужой мыслью, на основании опытов чужой жизни и, заметив негодность такого ответа, спокойно умывать и складывать руки со словами: «Что же делать? И рад бы, да ничего не поделаешь». После того оставалось самодовольно любоваться прекрасными идеями, оказавшимися практически непригодными, и великодушно мириться с невзрачной действительностью, до них недоросшей. Такое отношение руководящего общества к Наказу, как провозвестнику западноевропейской политической мысли, особенно явственно обнаружилось в комиссии Уложения.

Тридцать семь лет назад оно имело свои политические мечты, много говорило на московском съезде 1730 г. об английском парламенте, хотело приобрести решительное влияние на высшее управление государством и даже поделиться этим влиянием с другими классами общества. В этом нельзя не видеть следствия обязательной службы сословия в столице и того участия, какое оно приняло в дворцовых переворотах. Но с тех пор многое изменилось в его положении: обязательная служба была отменена, дворянство вышло на волю и начало рассеиваться из столицы по губерниям. Но оно не унесло с собой в провинциальную глушь своих прежних политических интересов, воспитанных в столичной казарме и канцелярии. В деревенских усадьбах оно скоро усвоило новые заботы, соответствовавшие его новой обстановке. Покинув вопросы высшей политики, мечты о руководстве центральным управлением, о выборе сенаторов и президентов коллегий, оно теперь стало разрабатывать более низменные и более практические помыслы, хотело править провинциальным обществом и, крепко ухватившись за свое право землевладения и душевладения, руководить, низшим уездным управлением и судом, чтобы удобнее устроиться в своей крепостной деревне. Здесь источник заявленных им в комиссии желаний иметь уездные сословные суды и полицию. Замечательно отношение законодательства Екатерины к этим заявлениям дворянства в комиссии. Эта комиссия не исполнила и не могла исполнить своей главной задачи, не составила проекта нового Уложения и не могла его составить. Большая часть нужд и желаний, заявленных в депутатских наказах и речах, не нашла себе законодательного удовлетворения, оставлена была без внимания; потому результаты работ комиссии далеко не соответствовали впечатлению, произведенному ею на современников, и не оправдали возбужденных ею ожиданий. Памятники ее деятельности имеют более историографический, чем политический интерес; ее протоколы и депутатекне наказы представляют любопытный материал для изучения той минуты нашей истории, в которую она действовала; но эти работы оказали довольно слабое влияние на русское законодательство не составили эпохи в его истории. Только нужды и желания дворянства составили исключение в отношении законодательства к заявлениям выборных русской земли в комиссии: мы увидим, что эти нужды и желания были приняты во внимание при устройстве местного управления и положения дворянства в местном обществе. Устроивпшсь в губернии и деревне согласно своему желанию, как отнесется дворянство к тем политическим идеям, которые возвещены были ему в Наказе императрицы и так мало соответствовали его господствующему положению в областном обществе?