Трудное десятилетие

Наступило время демобилизации. К 1921 году численность Красной Армии составляла более пяти миллионов человек, Демобилизация происходила медленно - на западе в сфере внешней политики положение оставалось неопределенным и можно было ожидать новых попыток интервенции. В некоторых районах страны еще продолжалась гражданская война.

22 декабря 1920 года на VIII Всероссийском съезде Советов Ленин говорил: "...Мы свою Красную Армию во что бы то ни стало должны сохранить во всей боевой готовности и усилить ее боевую способность".

Возник серьезный вопрос, каким образом сохранить армию так, чтобы ее содержание не представляло непомерной тяжести для Республики. Обстоятельства вынуждали Советское правительство переходить на милиционную систему.

Еще в 1903 году на втором съезде РСДРП в программе выдвигался вопрос о замене постоянного войска всеобщим вооружением народа. На VIII съезде РКП(б) было решено, что партия отбрасывает на ближайший исторический период времени требование "всенародного" характера милиции. Но вместе с тем съезд считал, что в условиях социалистического государства милиция должна носить классовый характер - быть советской, рабоче-крестьянской.

IX съезд РКП(б) принял решение о переходе к милиционной системе. Гражданская война шла к концу, несколько ослабла острота международной обстановки, партия считала необходимым внести коренные изменения в военном деле. Эти изменения должны были дать возможность трудящимся заниматься мирным социалистическим строительством и в то же время обеспечивать оборону страны.

В декабре 1920 года появились тезисы М. В. Фрунзе и С. И. Гусева о реорганизации Красной Армии, которые были одним из основных документов при обсуждении военного вопроса на X съезде РКП(б).

На этом съезде обсуждались такие важные вопросы, как замена продразверстки продналогом, вопрос о единстве партии. Тем не менее съезд посвятил военному вопросу три заседания. 17 марта происходило совещание военных делегатов съезда, несмотря на то что половина делегатов была мобилизована и участвовала в штурме Кронштадта.

В 1921 году стал выходить в свет журнал "Военная наука и революция". В этом журнале опыту гражданской войны и реорганизации Красной Армии были посвящены статьи главкома С. С. Каменева, выступившего под псевдонимом С. Варин, и С. И. Гусева - под псевдонимом С. Соломин.

То обстоятельство, что статьи были подписаны псевдонимами, означало их дискуссионность. С. И. Гусев озаглавил свою статью "К вопросу о реорганизации Красной Армии". В этой статье С. И. Гусев ставил вопрос о том, какую и для каких задач мы готовим армию.

Статья М. В. Фрунзе "Единая военная доктрина и Красная Армия", опубликованная в том же номере журнала, так определяла понятие единой военной доктрины: "...принятое в армии данного государства учение, устанавливающее характер строительства вооруженных сил страны, методы боевой подготовки, их вождение на основе господствующих в государстве взглядов на характер лежащих перед ним задач и способы их разрешения, вытекающие из классового существа государства и определяемые уровнем развития производительных сил страны".

Определились разные взгляды на строительство вооруженных сил. Троцкий, бывший в то время председателем Реввоенсовета Республики, в статье "Военная доктрина или мнимовоенное доктринерство" резко выступил против партийных положений Фрунзе о единой военной доктрине.

Троцкий утверждал, что Красная Армия не внесла ничего нового в военное искусство, не признавал опыта, накопленного в ходе гражданской войны, идеализировал опыт царской армии, обвинял Фрунзе и его единомышленников в том, что они теоретическими рассуждениями отвлекают командный состав от конкретных задач. По его мнению, военной пауки нет и не было. Война не есть наука - война есть практическое искусство, умение. Война есть "ремесло" для тех, кто правильно изучает военное дело. Троцкий выступал против применения марксизма к военному делу.

Вот как отвечал Фрунзе на совещании военных делегатов XI съезда партии Троцкому, дискредитировавшему опыт Красной Армии в гражданской войне:

"...выходит так, как будто мы ничего решительно в области военного дела особенного не сделали, что с точки зрения правильности наших операций у нас дело было из рук вон плохо, что никаких особенных успехов с точки зрения военного искусства мы не имели, не показали, не проявили. Я полагаю, что эти утверждения прежде всего объективно неверны, а психологически, по своим последствиям, просто вредны".

Фрунзе говорил об особенностях организации Красной Армии, о ее политотделах, о их роли как особого рода оружия, о новых идеях дисциплины, об отношениях командного состава и рядовых - во всем этом ярко отразился тот факт, что во главе Красной Армии стояли пролетарские элементы. Это обстоятельство отразилось и на характере ведения военных операций, красный командный состав внес в армию смелость, инициативность и решительность. "...Черты маневренности, решительности, наступательности были связаны не только с объективными условиями военных действий, чего никто не отрицает, но и с тем, что во главе Красной Армии оказались элементы, пропитанные активной идеологией рабочего класса".

На этом совещании военных делегатов выступил и Тухачевский. Его речь была близка к тем положениям, какие высказал М. В. Фрунзе. Михаил Николаевич говорил, что в войнах армий пролетарского государства будет все-таки немало отличного от того, что было в прошлом. "...Во всяком случае, марксистский метод исследования показывает, что в вопросах комплектования, в вопросах организации тыла (в широком смысле) будет очень существенная разница. А эта разница уже меняет в значительной степени и характер стратегии, которой мы будем придерживаться".

М. Н. Тухачевский, В. М. Орлов и А. И. Егоров на Красной площади в Москве. Май 1934 г.

Тухачевский на этом важном совещании выступил как практик военного дела, как полководец. Он говорил, что самой трудной частью дела является организация какой-нибудь операции. Что касается того, как определить противника, как установить соотношение сил, как наметить тот или иной план операции,- это в значительной степени зависит от качеств самого командующего. Если у него есть определенная сметка, изобретательность, решимость и, наконец, твердая воля, то он всегда сумеет принять нужный ему план, и, чем план проще, тем операция будет лучше.

Тухачевский также решительно возражал Троцкому в вопросе о маневренности в гражданской войне: "Правда, она была несколько примитивной, то есть 1000 верст вперед и 1000 верст назад, но была маневренность, и такая хорошая, которая, вероятно, войдет в историю. И не у белых мы учились этой маневренности... В 18 и 19 годах, когда белые не проявляли образцовости нигде, кроме Южного фронта, у нас все-таки умело действовали, значит, учились мы в своей собственной среде".

На этом совещании Троцкий ограничивал задачи подготовки кадров воспитанием одного только отделенного командира, который должен заботиться о чистоте в казарме и чистке сапог ваксой.

Тухачевский утверждал, что это далеко не исчерпывает всей задачи, он говорил о необходимости готовить хороших начальников связи, начальников военных сообщений, "которых у нас фактически нет и из-за которых мы проигрывали 50% кампаний... если мы остановимся на чистке сапог и метении полов, то, думаю, что всех задач мы не выполним, так как наши задачи шире, чем тактика мелких единиц, - есть еще и стратегия. Поэтому подход к нашему высшему командному составу я считаю одной из наших важнейших задач".

Так проходил чрезвычайно важный спор о военной доктрине Красной Армии, спор далеко не абстрактный - на границах Советской страны то и дело возникали очаги войны, буржуазная Польша перебросила к нам банды Тютюнника, в Средней Азии турецкий авантюрист Энвер-паша провозгласил себя эмиром "государства от Кашгара до Каспия", военные действия еще продолжались на Карельском фронте, и призрак интервенции Антанты еще маячил на горизонте.

В годы гражданской войны красные курсанты являлись отличной боевой организованной силой. Это были проникнутые пролетарской идеологией мужественные бойцы, будущие командиры Красной Армии и Флота. Из курсантов действительно выходили хорошие командиры. И Тухачевский был прав, когда, возражая Троцкому, говорил о необходимости готовить из них не только командиров отделения, но и штабных работников.

Троцкий был оратором-демагогом и потому считал возможным с большим апломбом выступать по военным вопросам, которых он не понимал. Дилетантизм Троцкого не имел успеха. Советская военная доктрина сформировалась на основе учения Маркса-Ленина, на практическом опыте военных действий, проходивших под руководством Коммунистической партии. Основу ей положил Фрунзе, развивали ее Тухачевский, Триандафиллов, Шапошников и другие выдающиеся военные теоретики.

Рассказывая о последней дискуссии, которая имела важнейшее значение для Красной Армии и ее реорганизации, следует остановиться на том периоде истории Советского государства, когда Ленин провозгласил новую экономическую политику.

Нет никакого сомнения в том, что это временное отступление произвело глубокое впечатление на командиров и красноармейцев, которые сражались с буржуазией и белыми армиями во имя социалистической революции. Когда наступил мирный период, закаленные в классовых боях люди увидели возрождение новой, нэповской буржуазии. Им трудно было мириться с этим явлением. В их сознании не могли ужиться социализм, во имя которого они сражались, и частная торговля. Но в целом в вопросах новой экономической политики они поддержали линию партии.

Рука Ленина была на руле, и буржуазная стихия и зыбь нэпа не могли захлестнуть советский корабль.

Наступило время коренных военных реформ. Красная Армия стала в десять раз меньше, чем в последний год гражданской войны.

В 1923 году лорд Керзон предъявил ультиматум Советской стране, угрожая войной. Это еще раз показало, что Красная Армия всегда должна быть начеку.

В июне 1923 года была создана комиссия по обследованию Красной Армии во главе с председателем Центральной Контрольной Комиссии В. В. Куйбышевым, которого вскоре заменил С. И. Гусев. Выводы этой комиссии, одобренные Центральным Комитетом партии, легли в основу военной реформы 1924-1925 годов.

Тухачевский стал одним из ближайших помощников М. В. Фрунзе по Штабу Красной Армии. В комиссии Реввоенсовета по военной реформе он привлекался к работе в организационной подкомиссии, в которую входили А. И. Егоров, Б. М. Шапошников, И. Э. Якир, С. М. Буденный, и председательствовал в подкомиссии по отчетности и делопроизводству, что тоже было немаловажно, ибо, например, некоторые формы отчетности, установленные еще при Петре Первом, так и не пересматривались.

В результате работы подкомиссии отчетность была сокращена более чем наполовину.

К этому же периоду относится письмо Тухачевского к Фрунзе, озаглавленное "О калибре пехотного оружия". Тухачевский писал: "Нет никакого сомнения в том, что постепенно магазинные винтовки будут заменяться автоматическими, а к тому времени двухлинейный калибр, вероятно, будет господствовать". Это говорилось в 1924 году.

Позднее Тухачевский не раз возвращался к этому вопросу. Можно только удивляться предвидению Тухачевского. Вспомним начало Великой Отечественной войны, когда в нашей армии почти не было автоматов, а отсталые, самоуверенные, цепляющиеся за старое военачальники продолжали отстаивать тяжелую трехлинейную магазинную винтовку.

Военная реформа 1924-1925 годов предусматривала переход к смешанной системе территориальных и кадровых войск, введение единоначалия не только по строевой и административно-хозяйственной линии, но и в вопросах политического руководства. В проведении этой реформы Тухачевский был правой рукой Фрунзе.

Смерть Владимира Ильича Ленина в 1924 году была всенародным горем. В Колонном зале у гроба Ленина день и ночь неподвижно стояли в почетном карауле ветераны партии, военачальники Красной Армии, герои гражданской войны. Среди них был и приехавший из Смоленска Тухачевский, которого Ленин знал, ценил и любил.

В первые годы после смерти Владимира Ильича еще не так сильно ощущалось стремление Сталина к власти. Во главе Красной Армии по-прежнему стоял верный сын партии Фрунзе. Он высоко ценил способности Тухачевского и в годы гражданской войны и позднее, в период коренной перестройки Красной Армии.

Фрунзе стремился превратить Генеральный штаб в военно-теоретический мозг Красной Армии. В знаменитых тезисах по реорганизации Красной Армии Фрунзе предлагал изменить самые методы подготовки будущих военных руководителей, сочетая элементы широкого научного образования с чисто военной подготовкой.

В 1925 году, после смерти Фрунзе, Михаил Николаевич Тухачевский был назначен на пост начальника Штаба Красной Армии.

Новому начальнику штаба предстояла сложная работа. XIII съезд партии в своей резолюции обратил внимание на огромную роль, которую играли территориальные части в системе обороны страны, и указал на необходимость усиления в них коммунистического влияния.

В 1924 году половина Вооруженных Сил Советского Союза уже носила милиционный характер. Задача состояла в том, чтобы все увеличивающиеся территориальные части стали действительно боевыми формированиями. Вместе с тем обстановка требовала, чтобы эти формирования включали в себя только маломощные и середняцкие слом деревни. XII съезд партии рассматривал территориальные части как новую форму связи Советского государства и партии с крестьянством.

Еще в 1923 году был опубликован доклад Тухачевского в Военно-научном обществе Академии Красной Армии, в котором ставился вопрос о том, нужно ли воевать за счет духа или за счет техники.

Вот что говорил в то время Михаил Николаевич:

"Никакая мало вооруженная армия, как бы она ни была воодушевлена желанием победить, никогда не может справиться с противником, вооруженным по последнему слову техники, если этот противник желает воевать".

На посту начальника Штаба РККА в 1925-1926 годах Тухачевский решительно боролся за внедрение техники, нередко встречая противодействие отсталых командиров, поклонников штыка и клинка. Примером существовавших в то время устарелых воззрений может служить удивительная статья, появившаяся накануне кавалерийского съезда в журнале "Военный вестник" № 8 за 1925 год. Вот что писалось в ней о применении автомобильного транспорта в военных условиях: "Движение своим ходом выдает издали движение машины, особенно ночью и на шоссе, благодаря шуму, а ночью также благодаря освещению. Без света же, конечно, не поедешь вовсе". Автор писал, что, учтя зыбкую почву Полесья или ей подобную, столь же малокультурную и пересеченную, в "N корпусе решили наладить опыт перевозки бронемашин конной тягой. Старый друг - лучше новых двух!" В заключение говорилось: "Скажут, может быть, что на Западе нас поднимут на смех. Мы спокойно ответим: "Смеется хорошо тот, кто смеется последним" - и продолжим наши опыты в расчете, что они найдут подражателей".

С такими дикими суждениями приходилось сталкиваться Тухачевскому.

Могли ли думать бравые рубаки, что со временем клинок совсем отойдет в прошлое, как рыцарский меч, и кавалерия с тачанками перестанет появляться даже на парадах.

Как известно, "машинизация" сыграла прямо-таки страшную роль в разгроме Польши нацистской армией в 1939 году, когда Польша располагала 12 бригадами кавалерии и одной бронетанковой бригадой, а гитлеровская армия - 9 бронетанковыми дивизиями из 56 дивизий "армии вторжения".

Сабли и пики ничего не могли сделать с бронетанковыми дивизиями.

Еще в 1923 году в своем докладе "Бой пехоты" Тухачевский говорил: "Мы должны приучить наши войска к организованному, методическому наступлению и к децентрализованным мелким действиям, полным инициативы и дерзкой смелости... можно учить пехоту точно, как нужно действовать".

Эти мысли нисколько не устарели за годы, истекшие со дня их обнародования.

Михаил Николаевич умел писать живо, образно, с темпераментом. В статье "Маневр и артиллерия", обсуждавшейся на съезде артиллеристов Красной Армии, Тухачевский писал: "Увлечение артиллеристов живыми целями - отдельными танками и прочее - вполне понятно; гораздо веселее стрелять по веселой цели. Не так увлекательно переворачивать вверх дном какое-нибудь кладбище, огород, склон холма и прочее, где не видно, что делается, не видно, есть ли там пехота и какие она терпит потери. Но эта картина, мало отрадная для артиллеристов, вселяет в пехотинца подъем духа и героизм. В нем непроизвольно растет наступательный порыв, когда он видит, что в районе расположения противника "земля встает дыбом", и когда он начинает чувствовать потрясение противника по его ослабленному пехотному огню... Дело не в увлекательности артиллерийского огня, а в его основном результате - продвижении пехоты". И дальше с полемическим задором продолжал: "Я нападаю... лишь на патентованных "артиллерийских алхимиков". Этот орден очень сплочен, стар и зловреден... Артиллерия существует для пехоты..."

В 1926 году, за тринадцать лет до начала второй мировой войны, журнал "Военный вестник" опубликовал труд Тухачевского "Вопросы современной стратегии", в котором разбирался вопрос о будущей войне.

"...Война... двух государств... может постепенно вылиться в войну двух частей земного шара - одна против другой... Основной чертой современных войн является грандиозный размах и по тем экономическим средствам, которые применяются в войне, и по людским ресурсам, которые ее питают, и по пространству, занимаемому воюющими, и, наконец, по продолжительности... Слагается обстановка, при которой мы должны будем встретиться с большой, тяжелой войной, с многомиллионными армиями, вооруженными по последнему слову техники... Мы должны помнить постановления XIV партсъезда, которые ставят перед нами задачи индустриализации страны... Первый период войны должен быть еще в мирное время правильно предвиден... и к нему нужно правильно готовиться".

В воспоминаниях Г. Иссерсона "Записки современника о М. Н. Тухачевском"^* рассказывается, что в 1928 году Михаил Николаевич написал докладную записку о необходимости перевооружить Красную Армию и развить ее авиацию и бронетанковые силы. Он дал расчет количества новых средств вооружения и предлагал построить ряд заводов для выполнения этой задачи, ассигновать большие средства на полное техническое перевооружение армии.

^* ("Военно-исторический журнал", 1963, № 4.)

Сталин признал записку Тухачевского нереальной. Правда, эта записка была написана до начала первой пятилетки, когда страна еще не имела мощной индустриальной базы. Но для будущего докладная записка Тухачевского имела большое значение.

Вскоре Тухачевский был вынужден уйти с поста начальника Штаба Красной Армии. В своем рапорте об уходе он писал, что старался сделать Штаб Красной Армии инициативным, по помимо его воли Штаб превратился в простой технический аппарат.

Тухачевского назначили командующим войсками Ленинградского округа.

В Ленинграде Михаил Николаевич занимался испытанием новых образцов артиллерийских орудий и вопросами обороны города. Инженерные укрепления, сооруженные по проекту Тухачевского вокруг Ленинграда, имели немаловажное значение в годы Великой Отечественной войны точно так же, как его заботы о строительстве новых стратегических железных дорог и увеличении пропускной способности уже существующих.

Посещая полигоны, присутствуя на учениях, Михаил Николаевич старался проникнуть в самую суть военного дела, военной подготовки.

Приведу письмо бывшего помощника командира взвода Павлова, которое было написано уже в наши дни: "Это было давно, в 1932 году, я тогда служил в Красной Армии в 111-м артиллерийском полку (город Пушкин, Ленинградской области). Я был помкомвзвода и меня направили в г. Ленинград испытывать 152-миллиметровое орудие. Мы приготовили его на огневой позиции, на полигоне, и вот, около 19 часов, комендант полигона построил наш взвод около орудия в две шеренги. Первая шеренга - в шинелях почище, вторая - погрязнее. При приближении товарища Тухачевского комендант полигона подал команду "Смирно, равнение на средину", но товарищ Тухачевский пошел не с фронта, а с тыла. Пришлось строй повернуть кругом - бойцы в грязных шинелях оказались в первой шеренге, а в чистых - во второй. Товарищ Тухачевский поздоровался с нами и велел распустить строй. Когда мы разошлись, он засмеялся и сказал коменданту, что так больше не надо делать..."

Все эти малые хитрости Михаил Николаевич понимал отлично. Бойцы и командиры наглядно убедились, что они имеют дело с опытным военачальником.

Но продолжим письмо товарища Павлова:

"Товарищ Тухачевский подошел ко мне и спросил, выдержит ли моя пушка испытание. Я хотя и не знал, выдержит ли она или нет, твердо сказал: "Выдержит".

"Командуйте". Ну, я подал команду, нужно было сделать пять выстрелов специальными зарядами. После пяти выстрелов мы пошли с т. Тухачевским осматривать орудие. Он сам везде лазил, осматривал орудие. Прощаясь, товарищ Тухачевский дружески пожал мне руку и пожелал еще лучше овладеть боевой техникой. Несмотря на то что он был замнаркома, а я - младший помощник командира, он обходился со мной, как с равным. Был он в кожаном пальто, в шапке-кубанке, не помню осень это была или весна, помню, что снегу не было".

Командиры и политические работники, которым довелось в то время работать в Ленинграде с Тухачевским, сохранили о нем самые теплые воспоминания. Он стремился к общению с массами, выступал с докладами, писал статьи для окружной газеты. В то время его занимала проблема мобильности, подвижности частей Красной Армии, в его повседневном труде рождались новые интересные идеи, увлекавшие военных работников.

Поздним вечером Тухачевского заставали в кабинете с немецкими, английскими, американскими журналами - все интересовало его: выплавка стали, новости авиации, автомобилестроение.

На маневрах округа в 1929 году впервые было осуществлено, тогда еще в скромных размерах, сбрасывание с парашютом военных грузов и людей. В середине тридцатых годов парашютные десанты осуществлялись на маневрах уже в больших масштабах.

Хорошие, добрые отношения сложились у Тухачевского и с Сергеем Мироновичем Кировым.

В Ленинграде у Михаила Николаевича было больше свободного времени, чем в Москве. Здесь он делал скрипки, причем старался, чтобы его инструменты были не хуже изготовленных специалистами. Более полувека в Ленинграде работал известный мастер по изготовлению музыкальных инструментов. Тухачевский часто посещал его, учился отрабатывать деку, изучал свойства разных лаков. Его пензенский земляк Николай Дмитриевич Волков подарил ему великолепно изданную "Скрипки Страдивария", и это доставило Михаилу Николаевичу большое удовольствие.

Музыка по-прежнему была его увлечением, в свободные часы он часто появлялся в концертных залах. Он восхищался талантом Дмитрия Дмитриевича Шостаковича и часто говорил: "Вот вы еще услышите: Дмитрий Дмитриевич - это гений!"

Михаил Николаевич был очень опечален, когда опера Шостаковича "Леди Макбет Мценского уезда" подверглась грубой проработке в печати. Он был убежден, что это произведение еще оценят.

Ни на один день не прекращал он работу над вопросами военной теории.

В 1929 году он опубликовал труд "Наши учебно-тактические задачи". В нем он писал: "Подготовка войск к борьбе с танковыми атаками должна основываться на развитии в пехоте привычки встречаться с танком, пропускать его через свой окоп, что должно исключить возможность возникновения безотчетного страха в бою перед надвигающимся "чудовищем", на стрельбе пехоты по смотровым щелям танка, на метании против танков пачек ручных гранат..."

Как это предвидение точно оправдалось во время Великой Отечественной войны!

Михаил Николаевич всегда старался писать просто, ясно, доступно. В "Памятке красноармейцу на маневрах" он учил бойцов: "Каждый красноармеец-пехотинец должен постоянно помнить, что от его личной отваги, ловкости, подвижности зависит судьба боя".

Время шло. Осуществлялись первые пятилетние планы. В международной обстановке ощущалось приближение грозы. На Дальнем Востоке бряцала оружием Япония. Сталин вынужден был пересмотреть свое отношение к докладной записке Тухачевского, которую он прежде назвал ахинеей. Он недружелюбно относился к автору, но понимал, что, кроме него, нет человека, который мог бы осуществить перевооружение армии современным оружием. Тухачевский был назначен заместителем Народного комиссара обороны и начальником вооружений.

Как начальник вооружений, Михаил Николаевич часто бывал в лабораториях, встречался и беседовал с конструкторами, изобретателями, обнаруживая, по мнению специалистов, ясный технический, конструктивный ум.

По мысли Тухачевского была создана динамо-реактивная пушка ДРП. Он оценил превосходные качества нашей 76,2-миллиметровой пушки, которая была установлена на знаменитом тапке "тридцатьчетверка" - Т-34, - она пробивала броню тапка с 1,5-2 тысяч метров, и о ней почтительно отзывались даже враги.

В ноябре 1932 года Тухачевский настаивал на том, чтобы уделили внимание конструированию ракетных двигателей. В мае 1934 года он поднял вопрос перед Центральным Комитетом партии об опытном строительство авиаторпед, а несколько позже - о перестройке всей военно-изобретательской работы.

Тухачевский вступил в пору своей зрелости. Как человек, он по-прежнему оставался жизнерадостным, приветливым. Товарищи, приходившие по делу к заместителю наркома по вооружениям, нередко заставали его в гимнастической комнате - Михаил Николаевич разминался на турнике, работал с гантелями. Он был атлетического сложения и не так худощав, как в молодости. В дни отдыха, на даче, развлекался игрой в городки с кем-нибудь из товарищей, например с Павлом Ефимовичем Дыбенко, тоже человеком физически очень сильным.

Однажды мне довелось быть на даче у Михаила Николаевича в Покровском-Стрешневе. Стоял чудесный летний день, когда все вокруг создает хорошее настроение. Хозяин, приветливый, радушный, не столько говорил, сколько слушал, но все, что он говорил в тот день, было, я бы сказал, на редкость тактичным, доброжелательным. Он сам хозяйничал за столом, подливая гостям вино, провозглашал тосты.

К вечеру Михаил Николаевич затеял игру в городки. Удары его биты были очень сильными и меткими, бита с жужжанием рассекала воздух, и расставленные в квадрате фигуры с треском взлетали на воздух. Во время игры он, казалось, забывал обо всем, радуясь каждому меткому удару. Все искренне любовались этим полным сил, красивым человеком. И никому в голову не приходило, что до его трагического конца осталось не более трех лет.

Хорошие люди всегда привлекают к себе хороших людей. Одним из самых близких товарищей у Тухачевского был Иона Эммануилович Якир, командующий войсками Киевского военного округа.

Я познакомился с ним под Киевом в 1930 году. Приведу строки из моего очерка о маневрах, который был опубликован в 1931 году в журнале "Новый мир":

"В саду, вокруг карты-схемы, прибитой к деревянному щиту, собралось несколько сот "красных" и "синих" командиров. Вчерашние "противники", они съезжались в этот пункт к крестьянской хатке и вишневому саду, и здесь подводился итог операциям, итог десятидневному экзамену. Редкий и резкий контраст - тихий сельский пейзаж, золотые круги подсолнечников и лента легковых машин, вытянувшихся почти на километр по прямой, вдоль дороги. В необыкновенной тишине делал доклад начальник штаба, и кроме ровного и негромкого голоса мы слышали иногда только тихий звон уздечки, конское ржание и заглушенный рокот самолета. Все было необычайно просто, скромно и величественно - зеленовато-серые ряды командиров, кругами охватывающие карту на деревянном щите, лента машин и кони, вестовые поодаль и восторженно глазеющие крестьянские дети на деревьях. Около двух часов говорил командующий округом, и его слова, после несколько сухого и академического доклада начальника штаба, совершенно опрокидывали старые понятия о военачальниках.

Это была живая образная речь, сочетающая полное овладение военным искусством с абсолютным умением ясно, просто и понятно изложить свои мысли и взгляды на операции каждому красноармейцу и командиру. В этой речи была и критика, и самокритика в самом высоком смысле этого слова, когда недочеты и ошибки указываются с чувством боли и горячим желанием исправить ошибки вместе с теми, кто их совершил. Я думаю, что так умели говорить со своими командирами маршалы Великой Французской буржуазной революции и комиссары конвента, и вот почему они умели побеждать седых, искушенных в военной науке полководцев реакции. "Старые генералы, - говорил Стендаль,- точно знали, сколько пуговиц и каких именно пуговиц должно быть на солдатской шинели для того, чтобы генералы могли одерживать победы". Солдаты и командиры нашей революции знают другое, они знают конечную цель, они хотят победы в "последнем и решительном бою", в последней войне, которая решит судьбу мира".

М. Н. Тухачевский. Начало 30-х гг.

Командующий округом не назван в очерке, но это и был Иона Эммануилович Якир, навсегда запомнившийся, молодой, стройный, в кожаном пальто, сверкающем на солнце, как латы.

Что-то общее было в Тухачевском и Якире, когда они живо, умно и убедительно вели разбор военных операций.

Для Тухачевского и Якира военное дело было жизненным призванием, но вместе с тем оба они не замыкались в своей профессии, проявляя живой интерес к искусству, литературе, к различным проблемам жизни. Они говорили образным литературным языком, в то же время понятным каждому рядовому красноармейцу.

Знал я и Роберта Петровича Эйдемана, другого близкого друга Тухачевского, соратника Фрунзе на Украине в годы гражданской войны. Статный, большого роста, таких в старой армии отбирали в кавалергарды, он был не только военный, но и писатель и был принят, как свой, в литературном кругу, который собирался у Горького. Нас трогало его уважительное отношение к товарищам по литературе, его способность при большой военной работе быть в центре литературной жизни.

Однажды я присутствовал при его оживленной беседе с Лидией Сейфулиной. Было забавно смотреть, как почтительно этот великан выслушивал маленькую темпераментную Сейфулину, иногда соглашался, а иногда возражал ей, насколько я помню, очень убедительно - спор шел о пьесе "Дни Турбиных" Булгакова.

Такими были наиболее близкие друзья Михаила Николаевича Тухачевского. В добрых отношениях он был также с Орловым, Федько и другими прославленными командирами.

Как говорится: "Скажи мне, кто твой друг, - и я скажу, кто ты".

Домашний врач семьи Тухачевских рассказывал о внимательном, любовном отношении Михаила Николаевича к своей матери, Мавре Петровне. Сам Тухачевский не нуждался в услугах врача, за все время врач не прописал ему ни одного рецепта. К жене, Нине Евгеньевне, и дочери Светлане Михаил Николаевич относился заботливо, с нежной шутливостью.

Для товарищей он, даже когда стал маршалом, оставался по-прежнему Мишей, в нем не замечалось ни малейшей позы, аффектации.

В 1931-1932 годах Михаил Николаевич работал над вчерне законченным, но незавершенным трудом "Новые вопросы войны".

Этот труд частично был опубликован во втором номере "Военно-исторического журнала" за 1962 год. В примечании от редакции указано, что, хотя многие положения, выдвинутые автором, устарели, вместе с тем в работе имеются мысли, которые представляют определенный интерес для военного читателя и сегодня.

В 1931-1932 годах он писал об интенсивных исканиях реактивного мотора, о гигантской быстроте будущих перелетов, о том, что полеты в стратосфере дадут возможность авиации увеличить скорость в два-три раза.

Еще в то время Тухачевский утверждал, что надо подготовить себя к применению авиадесантов и не смотреть на это, как на эпизодическую случайность. Он предвидел также танковые сражения, борьбу танков против танков, появление танков дальнего действия и глубокие танковые прорывы, писал, что нам нужны быстроходные танки-транспортеры. Он понимал, что механизированная армия может вырваться далеко вперед на территорию противника и что снабжение ее будет опираться на быстроходный автомобильный транспорт.

Говоря о технике, Михаил Николаевич не забывал о человеке, об использовании активности рядовых красноармейских масс. Ссылаясь на Энгельса, он говорил о солдатской изобретательности, которая в создании новых форм боя нередко опережает деятельность офицеров и органов управления.

Особенное значение имеют мысли автора "Новых вопросов войны" в главе "Управление", трактовавшей об управлении в бою не только своими действиями, но и действиями, навязанными противнику. Например, при параллельном преследовании движение противника "управляется" наступающими, противник должен отступать в определенной последовательности. Автор упрекает царских генералов в неумении изучать бой в его динамике, в его развитии в глубину. Методология царского генералитета исчерпывалась подведением бойцов к штыковому удару, а "позже следовало традиционное "по отступающему - часто начинай!". Бой заканчивался тогда, когда он, по существу, только еще развертывался. План должен быть продуман до конца, увязано начало с концом - то есть с выходом в тот район, овладение которым обозначит поражение противника.

Тухачевский писал о необходимости координировать столь разнородные действия, как бой авиадесантов, танковые прорывы, авиабомбардировки, бой артиллерии, пехоты. Основной силой управления автор считал тактическую оперативность, направленную к расчленению боевых и оперативных порядков противника по частям и к поражению. Широта фронта удара, глубина размаха, размеры последовательного развертывания операций в глубину территории противника, усиление и приостановка нажима - все это должно быть четко и трезво увязано с действиями, реальными возможностями.

Работу "Новые вопросы войны" Тухачевский посвятил В. К. Триандафиллову, своему другу, безвременно погибшему в 1931 году при авиационной катастрофе.

В 1936 году, понимая, что его работа отстает от времени, Тухачевский (как об этом свидетельствует Г. Иссерсон в своих "Записках современника") переработал свой труд в предвидении агрессивной войны, к которой готовилась гитлеровская Германия.

Перечитывая статьи и научные труды Тухачевского, мы ясно можем представить, как бы развился его талант, если бы он дожил до Великой Отечественной войны.

Писатель И. Бабель однажды рассказывал мне, что в начале 30-х годов он присутствовал во время маневров при докладе командиров Тухачевскому о действиях "красных" и "синих".

Михаил Николаевич слушал и временами улыбался.

Когда доклад кончился, Бабель, оставшись наедине с маршалом, спросил:

- Я видел, что вы улыбались, как будто иронически. Почему?

Михаил Николаевич ответил серьезно и даже грустно:

- Война будет совсем другая.

Он был убежден в том, что нас ждет большая война, серьезнейшее испытание моральных и материальных сил народа, и готовился к этой войне.