В 1607 году двадцатилетний французский дворянин Арман дю Плесси прибыл в Рим, чтобы получить епископский сан. Бледный, худой, он выглядел совсем мальчиком. Глава католиков невольно спросил будущего епископа, достиг ли он возраста, установленного для столь высокого духовного звания. Не замешкавшись ни на секунду, дворянин склонился в глубоком поклоне:
- Да, ваше святейшество!
Но, едва успел папа завершить церемониал посвящения, как юный епископ бухнулся на колени.
- Ваше святейшество, отпустите великий грех... Солгал... Ведь положенного возраста я еще не достиг....
Ловкость молодого француза (а Арман дю Плесси ни на минуту не сомневался, что, узнав о маленькой лжи, папа не лишит его епископства) развеселила римского первосвященника.
Кардинал Ришелье не раз поражал врагов и друзей удивительной осведомленностью. Но лишь немногие знали о 'черном кабинете' - небольшой комнате, где за плотно закрытой дверью читали чужие письма молчаливые чиновники
Герой Дюма - д'Артаньян - не раз доставлял секретные письма, обходя ловцов почтовых тайн
- Он далеко пойдет, этот недюжинный плут! - заметил папа и не ошибся...
Епископ Арман дю Плесси стал герцогом и первым министром Франции. Он прославился на весь мир - ловкий царедворец, храбрый воин и изворотливый мастер политической интриги кардинал Ришелье.
Старинный рисунок рассказывает, что почта времен Людовика XV была достаточно популярным учреждением
На страницах "Трех мушкетеров" Александр Дюма не пожалел красок, чтобы нарисовать портрет кардинала Ришелье, этого некоронованного владыки Франции. Даже внеся поправки на пылкость романиста, мы увидим зловещую фигуру. Это подтверждают и факты, связанные с историей почты.
Кардинал Ришелье не раз поражал врагов и друзей своей удивительной осведомленностью. Но лишь немногие знали о "черном кабинете" - небольшой комнате в почтовом управлении, где за плотно закрытой дверью трудились молчаливые чиновники. Молчания требовала работа. Здесь "для забавы короля", как любил говаривать кардинал, вскрывали чужие письма, выуживая из них разнообразные сведения. Тот, кому доверяли эту работу, был обречен вести ее до конца дней своих. Болезнь, смерть или тюремная камера в Бастилии - иного выхода из "черного кабинета" не было.
Созданный в 1628 году, "черный кабинет" ежегодно обходился государству в 300 тысяч ливров - сумма по тем временам астрономическая. Но Ришелье денег не жалел, отлично понимая, что сведениям, проскальзывавшим в письмах, нет цены.
Учреждая почту, Людовик XI под страхом смерти запретил смотрителям станций давать лошадей посторонним. Кардинал Ришелье, наоборот, сделал королевскую почту главным каналом связи государства, запретив подданным французского короля пересылать письма иным, кроме почты, способом. Хитрый кардинал, как опытный загонщик, устроил почтовую облаву, оставив для дичи один выход - в западню. Деньги за доставку корреспонденции пополняли казну, а чужие секреты, раскрывавшиеся в "черном кабинете", сами плыли в руки короля и его первого министра.
Генерал-директором и интендантом почт Ришелье назначил своего земляка, дотоле безвестного дворянина Пьера д’Альмераса. Желая угодить благодетелю, свежеиспеченный директор буквально лез из кожи.
Все продавалось и покупалось в ту пору во Франции. Стали предметом купли и продажи тайны, выловленные в тиши "черного кабинета". Иногда торговля этими тайнами доходила до анекдотов. Так, в октябре 1659 года той же почтой, которая везла королю письмо министра Кольбера против знаменитого финансиста Фуке, ехала копия этого же письма, снятая для Фуке его ставленником интендантом почт де Нуво.
Кардинал Ришелье устроил "черный кабинет", чтобы раскрывать секреты чужих писем. Почти одновременно царь Алексей Михайлович Романов позаботился о том, чтобы как можно лучше засекретить свою переписку. Для доставки писем он воспользовался учрежденным им же Приказом тайных дел. Царь не любил оставлять следы секретных указаний, и потому в его письмах частенько фигурирует фраза: "Прочетчи, пришли назад с тем же запечатав сей лист". Адресатам категорически запрещалось оставлять у себя послания Приказа тайных дел.
Но и этот способ секретной связи показался царю недостаточно скрытным. В Приказе тайных дел применяли тайнописные азбуки - секретные шифры для особо важных сообщений. Иногда это была тарабарская грамота, при которой одни буквы заменялись другими. Иногда - мудрая литторея, основанная на применении вместо букв (литер) особым образом чередовавшихся цифр. Была в ходу и замысловатая вязь...
История охоты за почтовыми тайнами изобилует множеством разных историй, заставляющих вспомнить Гоголя.
- Послушайте, Иван Кузьмич, - обращается гоголевский городничий к почтмейстеру, - нельзя ли вам для общей нашей пользы всякое письмо, которое прибывает к вам, в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать?
- Знаю, знаю... Этому не учите, - отвечает почтмейстер, - это я делаю не то чтобы из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнавать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение...
Вероятно, Гоголь знал немало подобных почтмейстеров. Порукой тому следующая история...
Однажды петербургская фрейлина госпожа Булгакова выбросила ненужные письма. Тряпичник, как называли в ту пору сборщиков макулатуры, продал этот архив московскому букинисту Федору Григорьевичу Шилову.
В руки Шилова попало около пятисот донесений генерала Алексеева императору Александру I и министру его двора князю Волконскому, письма недоброй памяти графа Аракчеева и даже письмо царя фельдмаршалу Кутузову, которое Александр I повелел по прочтении уничтожить.
Разумеется, Кутузов выполнил этот приказ. Но ни император, ни фельдмаршал не подозревали, что еще до вручения Кутузову письмо было вскрыто, прочтено и аккуратно переписано в толстую тетрадь, где собралось примерно двести копий чужих писем. Старушка фрейлина выбросила архив московского и петербургского почт-директоров Александра Яковлевича и Константина Яковлевича Булгаковых.
Однако далеко не всегда тем, кто вскрывал чужие письма, удавалось проникнуть в их тайну.
В декабре 1895 года в одиночную камеру № 193 Петербургского дома предварительного заключения доставили нового арестанта. В тюремном списке он числился как помощник присяжного поверенного Владимир Ильич Ульянов.
Письма молодого Ленина из тюрьмы распечатывались тюремным начальством. И безуспешно...
Спустя много лет Анна Ильинична Ульянова раскрыла секреты этой переписки. Секреты не доверялись конвертам. Письмо посылалось в книге. Условный значок на седьмой странице подсказывал номер страницы, на которой было написано письмо. Складывая буквы, отмеченные едва заметными точками и штришками, заключенный узнавал новости с воли.
Затем Владимир Ильич обратился к более быстрому способу- "белым по белому". Между строк получаемых журналов Ленин писал молоком. Проявлялось молочное письмо просто. Достаточно было немного нагреть бумагу, чтобы на ней проступила бесцветная запись.
Пользовался Ленин и шифрами, причем шифрами чрезвычайной сложности. Шестьдесят семь лет безмолвствовало одно из ленинских писем, написанных в тюрьме, на обороте старой карты. Оно было зашифровано так тщательно, что даже лучшие специалисты-шифровальщики не смогли подобрать ключей к ленинскому коду. Письмо выглядело полнейшей головоломкой: непонятный текст с обилием слов-сокращений, под ним другой, едва заметный в россыпи цифр, разбросанных между словами и строчками.
В 1962 году таинственная записка попала в руки доктора исторических наук Э. Корольчук. Год билась семидесятидвухлетняя женщина над загадкой письма. И вдруг неожиданная мысль - среди цифр, разбросанных по рукописи, неоднократно встречалось сочетание "3-7". Не ключ ли это? Быть может, Владимир Ильич шифровал текст, переставляя буквы в соответствии с этими цифрами?
Догадка оказалась справедливой, но до окончательной расшифровки было далеко. Ленин маскировал шифр. Он широко пользовался сокращениями, подчас используя для записи четыре языка - немецкий, английский, французский и латинский. Не сразу установила Корольчук значение некоторых слов-сокращений. Так, например, слово "воры" означало "вопросы", "пц" - "полиция", "лабриз" - "листок большого распространения и значения".
Пока прочтено лишь первое из трех писем, написанных на старой карте. Исследование продолжается...
Борьба с революционерами, желание знать мысли и настроения своих подданных побудили русских царей последовать примерам кардинала Ришелье. "Черные кабинеты" возникли в крупнейших городах Российской империи. Сегодня мы знаем много интересного об этих сверхсекретных учреждениях. Вскоре после революции, в 1918 году, журнал "Былое" опубликовал весьма обстоятельные воспоминания одного из бывших царских цензоров. Не могу не привести из них отрывок, похожий скорее на приключенческий роман, нежели на воспоминания чиновника.
"Вход в "черный кабинет", - вспоминал бывший цензор, - был замаскирован большим желтым шкафом, казенного типа, через который "секретные" чиновники из служебного кабинета старшего цензора проходили в "святая святых". Таким образом, посторонний человек, даже если бы ему удалось пройти через все комнаты гласной цензуры и войти в кабинет старшего цензора, все-таки не мог бы проникнуть в "черный кабинет", ибо трудно допустить, чтобы он полез в шкаф, дверцы которого автоматически закрывались; другого же входа с этой стороны цензуры в секретное отделение не было. Из "черного же кабинета" был еще другой выход, по коридору, через кухню, где постоянно находились несколько сторожей..."
Итак, через шкаф секретные чиновники прибывали к месту своей секретной работы. Надо заметить, что были они людьми образованными, знали по нескольку языков, причем отдельные полиглоты владели десятью-пятнадцатью языками. Из экспедиции почтамта специальная подъемная машина доставляла им "сырье" - письма по каким-либо причинам показавшиеся подозрительными. Вскрывали здесь эти письма виртуозно, даже если они были запечатаны сургучными печатями или пломбами. Как свидетельствует автор воспоминаний, двенадцать чиновников в петербургском "черном кабинете" ежедневно обрабатывали две-три тысячи писем. Такие же "черные кабинеты", только меньших размеров, существовали в Москве, Варшаве, Одессе, Киеве, Харькове, Риге, Вильне, Тифлисе, Томске. В Нижнем Новгороде и Казани они то открывались, то закрывались - по мере надобности. Конверт с выписками из писем передавался для чтения министру внутренних дел и самому царю. К слову сказать, последний владыка России Николай II очень любил это чтение. Стоило чиновникам задержать конверт с выписками, как он тотчас же напоминал о задержке.
Разумеется, что такого рода учреждения действовали во многих странах. Рассказывают, что граф Н. П. Игнатьев, будучи военным атташе в Англии, обнаружил однажды, что его письмо вскрывалось. И хотя британский министр иностранных дел дал слово, что в Англии не существует "черного кабинета", Игнатьев доказал обратное. Министру осталось лишь отшутиться:
- Неужели вы думаете, что нам не интересно знать, что пишет вам министр и что вы ему докладываете?
Игнатьев сделал из этого случая необходимые выводы. Переехав в другую страну, он, посол России, частенько отправлял донесения в грошовых конвертах, пропахнувших селедками и дешевым мылом. Его лакей надписывал эти конверты, и письма уходили по частным адресам к дворникам и истопникам министерства иностранных дел, которые передавали их по назначению.
Любопытно, что много лет спустя дипломаты следующего поколения сумели еще раз убедиться в том, что их английские коллеги не отказались от методов своих отцов. История, которую описывает в своих воспоминаниях бывший советский посол в Англии академик И. М. Майский, - тому убедительное подтверждение.
Эта история произошла в 1933 году, после того как советские органы госбезопасности арестовали группу инженеров фирмы "Метро-Виккерс", занимавшихся в Москве саботажем. Защищая интересы своих сограждан, английский посол Эсмонд Овий попытался вести переговоры с Советским правительством в ультимативном тоне. Посла призвали к порядку, и тогда, в отместку, он стал искажать в докладах своему правительству суть переговоров.
Народный комиссар иностранных дел М. М. Литвинов быстро понял, что правительство Великобритании получает искаженную информацию. Он стал посылать советскому послу в Лондоне Майскому записи своих бесед с британским послом обычными заказными письмами. Так как на лондонском почтамте эти письма вскрывались, то копии записей бесед Литвинова и Овия попали в министерство иностранных дел. Британское правительство поняло положение дел и отозвало Овия из СССР.
Закончив на этом рассказ об охоте за тайнами, доверенными почте, мы вернемся снова в XVII век, в царствование Алексея Михайловича Романова.