Глава XXI. Последние дни

Прибыв в Испанию после столь долгого и многострадального плавания, Колумб ожидал, что его по крайней мере пригласят ко двору и выслушают - милость, которая оказывалась почти каждому капитану, возвратившемуся из заокеанского плавания, как бы маловажно оно ни было. Но доклад, направленный им в Испанию с Диего Мендесом, не произвел благоприятного впечатления. Письмо это, так называемое Lettera rarissima¹ звучит бессвязно и непоследовательно. Оно содержит кое-какие интересные сведения о южноамериканском материке, и наряду с этим в нем слишком много самооправданий и слишком много неубедительных "доказательств" того, что он, Колумб, плавал у берегов Малайского полуострова или где-то на Дальнем Востоке. В момент, когда адмирал 8 или 9 ноября 1504 года приехал в Севилью, королевский двор находился в Сеговии и королева была прикована к постели болезнью, которая свела ее в могилу. Это явилось предлогом, для того чтобы не приглашать адмирала ко двору, но предлог вряд ли казался убедительным, так как уже смертельно больная Изабелла была окружена толпой рыдающих придворных. А те великолепные золотые диски и "орлы", которые Колумб привез из Верагуа, могли бы развлечь ее, доставить ей радость, в чем она так нуждалась. Может быть, не допустил Колумба ко двору король Фердинанд: королю сказали, что беспокойный адмирал снова вернулся в Испанию, погубив всех, кто был поручен его заботам; выслушивать еще одну печальную историю и тем докучать себе Фердинанд не хотел.

¹ (Lettera rarissima (итал.) - "Редчайшее письмо". Под таким названием в 1505 году был издан в Венеции итальянский перевод письма Колумба испанским королям, посланного с Ямайки. Испанский подлинник этого письма не сохранился)

26 ноября 1504 года в Медина-дель-Кампо Изабелла Католическая скончалась. Для Колумба это была большая потеря и большое горе. Изабелла никогда не насмехалась над ним, понимала к чему он стремился, уважала его права, ограждала от завистников и клеветников. Но Фердинанд всегда смотрел на него, как на обузу, хотя и оказывал ему помощь, чтобы угодить королеве; интереса к Новому Свету он не проявлял, будучи занят лишь дипломатией и войнами в Европе. Колумбу было бы выгодно появиться на похоронах королевы, но его одолевал артрит, предпринять поездку ему было трудно. По существу, этим утомительным путешествием положения дел он бы не изменил. Правлением Овандо на Эспаньоле Фердинанд был доволен, а при дворе у Колумба находился верный ходатай в лице его сына дона Диего, состоявшего в личной охране короля. Дону Диего к тому времени было примерно двадцать четыре года. Младший сын адмирала Эрнандо вновь поступил в пажи, получив в то же время жалованье за Четвертое плавание. Как много он мог бы поведать о приключениях на море, но легко догадаться, что придворных не трогали рассказы ни об ураганах, ни о сражениях с индейцами и что Эрнандо, теперь уже шестнадцатилетний юноша, побывавший в Новом Свете, чувствовал себя при дворе чужаком.

Колумб жил теперь в Севилье, в приходе Санта-Марии. Если говорить о материальном благополучии, то дела его шли неплохо. Из Четвертого плавания он привез много золота, внушительное количество его доставил ему Карвахаль на спасшейся во время урагана 1502 года "Агухе". До нас дошли записи о том, что Колумб послал ювелирам золота на сумму 660 гиней, или 165 двадцатидолларовых золотых монет. Кроме того, при отплытии из Санто-Доминго в 1504 году Колумб получил ящик своего золота у Овандо; адмирал требовал вернуть с Эспаньолы его золото еще на сумму около 180 тысяч долларов. Тем не менее Колумб считал, что он кругом обманут и предан; он все время просил своего сына, чтобы тот выхлопотал подтверждение его "десятой части", "восьмой части" и "третьей части". "Десятая часть" - это десять процентов доходов, которые извлекались от продажи товаров, вывезенных из земель, открытых Колумбом. Эта привилегия Колумба была предусмотрена первоначальным договором 1492 года. Теперь Колумб жаловался, что корона дает ему лишь десятую часть от королевской пятой доли золота, то есть вместо десяти процентов всего-навсего два. "Восьмая часть", предусмотренная тем же договором, означала, что Колумб имеет право погрузить свои товары на любое судно, торгующее "е Индией": груз адмирала должен был составлять одну восьмую общего груза корабля. Колумб иногда пользовался этим правом, но уверял, что Бобадилья и Овандо забирали его долю и ничего ему не выплачивали. Требование "третьей части" было поистине чрезмерным. Грамота, по которой Колумб получил звание адмирала Океана Моря, гласила, что адмирал обладает "(преимуществами и прерогативами... точно такими же, как... великий адмирал Кастилии". Выяснив, что великий адмирал получал в свою пользу тридцать три и треть процента со всех доходов от торговли в зоне его юрисдикции - между Испанией и Канарскими островами, - Колумб потребовал себе такого же процента с доходов от всей торговли "с Индией", по ввозу и вывозу. Если бы за Колумбом признали такое право, то понятно, что, кроме короны и адмирала, почти никто не извлекал бы из торговли с Америкой никаких барышей, и Колумб и его наследники стали бы богаче, чем король Испании или какой-либо иной владыка. Даже получая всего-навсего два процента от привозимого золота, Колумб по мерилам того времени был богатым человеком и оставил сыновьям солидное наследство.

Следует, однако, оговориться, что у Колумба никогда не было стремления класть деньги под спуд. Уже смертельно больной, он мечтал о том, чтобы собрать средства на новый крестовый поход, и оставил на это часть своих денег по завещанию. Он постоянно думал, что богатства, извлекаемые из его "Другого Света", можно было бы использовать для освобождения гроба господня от неверных. И всякое ущемление его чести и достоинства ранило Колумба гораздо больше, чем любой отказ в его материальных притязаниях, какими бы законными он их ни считал.

Более того, адмирал проявил большую заботу, чтобы обеспечить матросов и офицеров, которые возвратились из-за океана вместе с ним или на каравелле Поррасов. Корона задолжала им жалованье за целых два года, а большинство этих моряков были людьми бедными, без каких-либо средств к существованию. Трижды адмирал обращался к казначею Кастилии, прося его расплатиться с моряками, но так ничего и не добился. Несколько самых преданных Колумбу матросов кормились, работая при доме адмирала. Моряки даже направили делегацию ко двору, прося выплатить им жалованье; делегаты были снабжены письмами адмирала к его сыну и некоторым влиятельным особам, но потребовались годы, прежде чем моряки добились своего.

В начале 1505 года Колумб пришел к заключению, что бесполезно ждать, чтобы король Фердинанд вновь послал его вице-королем и губернатором на Эспаньолу. Помимо того, состояние здоровья Колумба и его "престарелый возраст" - пятьдесят три года - внушали опасение, не будет ли новое плавание за океан слишком рискованным для него. Поэтому адмирал приложил все старания, чтобы убедить короля назначить вице-королем своего сына, Диего Колумба. Дону Диего было тогда всего двадцать пять лет, кроме службы при дворе он не обладал никаким опытом, но в придворных делах разбирался превосходно и зарекомендовал себя в глазах Фердинанда женитьбой на особе королевской крови - донне Марии де Толедо. Три года спустя после смерти Колумба дон Диего был назначен губернатором Эспаньолы и получил все наследственные титулы отца.

К весне Колумб почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы предпринять путешествие ко двору, если только ехать на муле: трястись на лошади ему было бы чересчур тяжело. Так как правительство Испании под давлением андалузских коневодов запретило езду верхом на мулах, адмиралу пришлось писать королю петицию о специальном разрешении воспользоваться мулом. Король дал свое согласие: это была единственная милость, какую оказал Фердинанд Колумбу за всю жизнь. В мае 1505 года адмирал тронулся в свой долгий путь: королевский двор находился тогда в Сеговии, к северу от Мадрида.

Фердинанд принял Колумба с самым любезным видом и предложил для разбора претензий адмирала к короне назначить особого арбитра. Колумб ответил отказом, ибо предложение Фердинанда означало, что права Колумба на титулы вице-короля и адмирала, так же как и его материальный иск, надо еще Доказывать, а Колумб был слишком горд, чтобы, отстаивая свои совершенно законные права, спорить с каким-то арбитром. Тогда король намекнул, что если Колумб откажется от всех титулов и должностей вместе с сопутствующими им доходами, то ему будет дано прекрасное имение с огромной рентой. Колумб решительным образом отверг и это предложение, считая его бесчестным. Он хотел получить все или не получить ничего; он ничего и не получил.

Двор переехал в Саламанку, а оттуда в Вальядолид; преодолевая недуги, тащился за ним и Колумб. Прошел год, дело адмирала все тянулось, между тем артрит грыз его все свирепее и свирепее. Большую часть времени ему приходилось лежать в постели, но он был настолько уверен в неминуемом торжестве справедливости, что, составляя свое завещание, предусмотрел всякого рода отчисления от своих титульных доходов и привилегий, как например фонд на крестовый поход, на дом в Генуе, где бы в любое время могли жить его потомки, на церковь на Эспаньоле, которая не была бы стеснена в средствах и могла вечно служить ежедневную мессу за упокой души адмирала. В простоте своей Колумб, по-видимому, считал, что такое благочестивое завещание привлечет внимание всемогущего и тот позаботится, чтобы король сделал его выполнимым.

Почти в последний свой час Колумб вновь воспрянул духом и преисполнился надежд: это было вызвано приездом в Испанию инфанты Хуаны, претендовавшей на трон Кастилии, трон ее матери. Хуана, находясь в свое время при испанском дворе, видела возвращение Колумба из Первого плавания в "Индии", и адмирал рассчитывал теперь, что она оставит за ним все те привилегии, какие дала ему ее мать. Но Колумб был очень болен и не мог уже куда-либо ехать; поцеловать руку юной государыни и заручиться ее благосклонностью он послал брата Бартоломе.

Пока Бартоломе ездил с этой миссией, к Колумбу подступила смерть. 19 мая 1506 года он подписал окончательное свое завещание, сделав дона Диего главным наследником и отдав под его покровительство всех других родственников, включая свою бывшую любовницу Беатрису. На следующий день ему вдруг стало худо. Около больного находились оба его сына, младший брат Диего и несколько верных сподвижников, в первую очередь Диего Мендес и Бартоломе Фиески. Позвали священника, отслужили мессу, и весь немногочисленный кружок преданных Колумбу родственников, друзей и слуг причастился. После заключительной молитвы адмирал, припомнив последние слова спасителя, тихо повторил их, словно они были его собственными словами: In manus tuas, Domine, oommendo spiritum meum - "В руки твои, о господи, предаю дух свой".

Для адмирала Океана Моря, вице-короля и губернатора островов и материков в Индиях Колумб умирал в достаточно скромной обстановке, но еще скромнее были его похороны. На них не присутствовали ни епископы, ни важные лица; официальные придворные хроники ни слова не говорят ни о смерти, ни о похоронах адмирала. К несчастью Колумба, ему было суждено умереть, когда его открытия почти никто не оценил, и он встречал на своем пути одни неудачи и разочарования.

Мало-помалу, по мере того, как жизнь Колумба уходила все дальше в историю и притязания некоторых мореплавателей, пытавшихся утверждать, будто бы именно они, а не он, открыли Америку, были развеяны и забыты, мало-помалу начали осознавать всю меру великих деяний Колумба. Перед нами один из примеров, как насмешлива бывает порой судьба: Колумб до конца своих дней не понимал, что именно он совершил. Он всю жизнь настаивал, что открыл множество островов, провинцию Китая и "Другой Свет", но об океане, который лежит между этим "Другим Светом" и Азией, Колумб не имел никакого представления.

Ныне, когда со дня рождения Колумба прошло более пяти столетий, когда день первой высадки Колумба на островок Нового Света торжественно отмечают по всей Америке от края до края, ныне можно считать, что слава этого великого морехода утверждена навечно. У него были свои промахи и свои изъяны, но изъяны эти по большей части нерасторжимо связаны с теми его качествами, которые сделали его великим: с его неукротимой волей, с его изумительной верой в бога и в свою миссию провозвестника Христова имени в землях за океаном, с его железным упорством, преодолевавшим и пренебрежение властей, и бедность, и горечь неудач. И самое главное, самое существенное, чем обладал этот человек и что остается совершенно безупречным и безоговорочным, - это его великое искусство морехода. Как капитан и навигатор он не знал себе равных среди всех своих современников. Ни один титул не был присвоен более справедливо, чем тот, который Колумб ревностнее всего защищал: Almirante del Mar Océano - Адмирал Океана Моря.