Героический Баин-Цаган

С полковником Константином Владимировичем Яковлевым мы летели из Москвы в Монголию, и он под шум турбин "Ту-153" вспоминал Баин-Цаган, ту переправу, которая дала возможность вывести на этот берег наши части.

- Деревянный мост,- рассказывал он,-- надо было построить за одну ночь 28 мая Вышли мы к реке после длительного марша. Быстро организовали подвоз бревен, телеграфных столбов со склада в Тамцак-Булаке и начали заготовку моста. К сборке приступили уже в сумерках. Многим пришлось глубоко заходить в воду, и от сильного охлаждения их знобило, течение валило с ног...

Полковник замолкал, ждал, пока мы запишем то, что он говорит, затем продолжал.

- К рассвету мост был готов. И вдруг послышался гул самолетов. С востока летели вражеские бомбардировщики. Вот первая группа развернулась к нашему мосту, послышались нарастающий свист бомб и взрывы. Одновременно с барханов раздались пулеметные очереди.

Мы бросились переправляться. По мосту это было сделать трудней - он был взят врагом на прицел. Большинству пришлось перебираться вплавь, вброд. На берегу быстро развернулись к бою. И сразу же встретились с пехотой противника. Начались рукопашные схватки. С трудом защищали мы свой мост. Должен сказать, что нам неожиданно повезло- примкнула группа монгольских солдат с пулеметом. Они оказались из числа отходящих с боями пограничников.

Всю ночь шел жестокий бой - свистели пули, рвались гранаты, вспыхивали осветительные ракеты.

- Да, да,- подтверждал через несколько дней монгольский ветеран боев у Баин-Цагана С. Тугсжаргал,- эти пулеметчики тогда нам здорово помогли... Накануне японцы подожгли степь. Всю ночь солдаты боролись с огнем. Жара и невыносимая духота, бомбежки и беспрерывные атаки японцев вконец измотали нас. Песчаные барханы по обе стороны реки покрылись трупами погибших. Вот тут-то и поддержали нас пулеметы. Их огонь как косой свалил первые шеренги шедшего во весь рост в последнюю, как он предполагал - она действительно оказалась последней для многих японцев,- атаку противника. Воспользовавшись его замешательством, мы поднялись и бросились вперед. В результате заняли более удобные позиции за гребнем сопок.

После этого,- продолжает он,- противник уже не смог нас выбить, хотя и предпринял несколько отчаянных атак. Подпустив японцев поближе, мы забрасывали их гранатами, а пулеметчики с флангов косили наступающие цепи огнем. Кто они были, эти пулеметчики? Из какой части? Так и осталось неизвестным. Живы ли? Погибли ли? Не знаю... А без них мы тогда не выдержали бы...

Сражение у Баин-Цагана продолжалось. И командующий группировкой комкор Георгий Константинович Жуков принимает для того времени неслыханное решение-перебросить за сотни километров в район боев мотомеханизированные и танковые части и направить их в атаку без пехоты.

И вот тут-то случилось невероятное, невиданное доселе. Танковая бригада под командованием Михаила Павловича Яковлева и мотострелковый полк Ивана Ивановича Федюнинского после многосуточного марша с ходу бросаются в атаку. В районе Баин-Цагана разгорелось ожесточенное сражение. Танки шли на танки. С обеих сторон их насчитывалось до четырехсот. В сражении участвовало до трехсот орудий и несколько сот самолетов. За сотню километров была слышна канонада. Ночью над степью стояло громадное зарево...

Не выдержав натиска советско-монгольских войск, противник в беспорядке отступал. Солдаты и офицеры врага бросались прямо в реку Халхин-Гол. Многие тут же тонули. "Произошло страшное замешательство,- писал один японский офицер после в своем дневнике.- Лошади разбежались, таща за собой передки орудий, автомашины помчались в разные стороны. Весь личный состав упал духом".

Таким образом, ударная группировка японцев, прижатая к реке, 3 - 5 июля была наголову разгромлена. Враг потерял почти все танки, значительную часть артиллерии, 45 самолетов и около 10 тысяч человек. 8 июля японцы, перегруппировав силы, повторили атаку, но и на этот раз после четырехдневного кровопролитного боя, потеряв более 5 тысяч убитыми и ранеными, вынуждены были отступить.

Поражение японских войск произвело гнетущее впечатление в империи. Вот краткая запись из дневника политического деятеля Японии того времени, советника императора Кидо: "Армия в смятении, все погибло".

...На высоте Баин-Цаган сегодня тихо. В последний раз там мы были с Галиной Михайловной Алюниной, дочерью комбрига Яковлева, Героя Советского Союза, павшего смертью храбрых.

- Отца мы помним добрым и смелым,- говорила она у памятника героям-яковлевцам.- Он был кадровым военным, но всегда казался нам таким мирным, спокойным...

Комбригу Михаилу Павловичу Яковлеву во время боев на Баин-Цагане было 36 лет. В партию Яковлев вступил в 1924 году, в Советскую Армию - семнадцати лет. 11-й танковой бригаде присвоено имя М. П. Яковлева. Навечно занесен он в списки почетных красноармейцев бригады.

Умело действовали командиры и цирики монгольской армии. Артиллеристы метким огнем помогали советским воинам уничтожать врага. Далеко разнеслась слава о Героях МНР кавалеристе Лондонгийне Дандаре, политруке Лувсандоржийне Гэлэгбаторе, командире полка Чойне Дугаржаве, водителе бронемашины Даржагийне Хаянхярве и о многих Других.

Не могу не сказать об известном всей республике легендарном герое Халхин-Гола Цэндийне Олзвое. Его портрет сегодня обязательно увидишь в каждой комнате Сухэ-Батора - так называется в монгольских воинских частях красный уголок. Одному из первых Олзвою присвоено звание Героя МНР.

Стоит у Баин-Цагана бетонный еж - поставили монгольские ревсомольцы. До этой черты дошел враг. Дальше его не пропустили. Стоит и танк тех времен. Может быть, Константин Симонов, работающий во фронтовой многотиражке "Героическая красноармейская", именно о нем писал в те годы:

 Когда бы монумент велели мне
 Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
 Я б на гранитной тесаной стене
 Поставил танк с глазницами пустыми. 

Танкисты-яковлевцы проявили чудеса героизма. Вот несколько донесений с поля боя. Экипаж лейтенанта А. А. Мартынова уничтожил пять вражеских орудий. Майор Г. М. Михайлов во главе танкового батальона прорвался глубоко в тыл японцев и, даже раненный, руководил подразделением до полного выполнения задачи. Бессмертный подвиг совершил танковый экипаж политрука Д. П. Викторова, отважные танкисты подбили десять вражеских орудий; даже когда подступившие вплотную японцы подожгли танк, советские воины продолжали сражаться до последнего дыхания.

Не забывают в Монголии высоту Баин-Цаган и ее героев. Сюда, к памятникам, приезжают люди со всех аймаков республики. По местам боевой славы идут ревсомольцы и пионеры. Шумят молодой листвой топольки у памятника, высаженные их руками. Гудит степной ветер у стелы Славы.

...Последний раз осенью я долго бродил вдоль степной реки. Меньше стало комаров. Халхин-Гол обмелел, можно было свободно переходить вброд с одного на другой берег. В его светлой воде молнией проносились крупные рыбы. Здесь, я знал, водятся таймени.

Переходя вброд, на восточный берег реки, я отчетливо представлял себе, как это делал в 1939 году Олзвой со своими бесстрашными друзьями, когда ему поручили привести "языка".

Где ползком, где пригнувшись с темнотой перешли линию фронта смельчаки. Добрались до вражеской батареи, которая была засечена днем. У орудий - часовой с винтовкой, вдали серели силуэты палаток. Вокруг ходили уверенные в себе вооруженные люди.

Решили начать с часового. А местность, как повсюду за Халхин-Голом, совершенно открытая, только в полной темноте можно незаметно к чему-то или к кому-то подобраться.

Но японец как будто сам захотел, чтобы его схватили, приблизился к монгольским разведчикам и почему-то опустил на землю винтовку. Он тут же был скручен по рукам и ногам. "Язык" есть, но хорошо бы еще добыть бинокль. И Олзвой принимает отчаянное решение - надевает каску японца, берет его винтовку и становится "часовым" к вражеским орудиям... Наблюдая неустанно за палатками, достает из кармана сигарету, зажигает ее. Докурив, неслышно подходит к первой палатке. Все спят. Зашел в следующую. Бинокля не было. Из третьей слышался говор - там не спали, но в дверь был совершенно ясно виден висящий офицерский планшет и кожаный футляр, в котором, конечно же, должен быть бинокль.

Олзвой снова "заступил на пост" у батареи. И когда все стихло вокруг, вошел в палатку, взял планшет, вынул из чехла бинокль, а туда насыпал кизяка.

Неслышно и незаметно группа разведчиков вернулась в свое расположение.

Утром командир полка объявил им благодарность.

- Как вот только японцы теперь в нас стрелять будут без бинокля, не увидят же, попали или не попали в цель? А, Олзвой?

- Ничего, товарищ командир,- ответил под громовой хохот разведчик,- замену я им оставил, обойдутся...

Про Олзвоя рассказывают настоящие легенды. Я слышал, что он, возвращаясь из разведки, вместе со своим верным другом столкнулся с японцами, ехавшими на двух машинах. И вот они вдвоем, приняв неравный бой, многих солдат противника истребили, остальных взяли в плен. В следующий раз Олзвой удерживал высоту, которую штурмовала целая рота вражеских солдат.

Может быть, кое-что и преувеличивали, но то, что Олзвой был выдающимся разведчиком, сомнению не подлежит. На родине Цэндийна Олзвоя в Кобдоском аймаке ему воздвигнут памятник.

Высокое мастерство и самоотверженность во время баинцаганских боев проявили советские и монгольские летчики. В боях с японскими захватчиками Витт Федорович Скобарихин и Александр Федорович Мошин успешно применили воздушный таран. А Михаил Анисимович Ююкин направил горящий самолет на наземные цели противника. Штурманом Ююкина был Николай Францевич Гастелло. По приказу командира он тогда выпрыгнул из горящего самолета с парашютом, как бы для того, чтобы в 1941 году совершить свой бессмертный подвиг.

Уже после Великой Отечественной войны, беседуя с прославленным маршалом и четырежды Героем Советского Союза Г. К. Жуковым, К. М. Симонов заметил, что он не видел воздушных сражений, подобных халхингольскому. Георгий Константинович ответил: "А я, думаете, видел?"

Именно на Халхин-Голе Сергей Грицевец, Яков Смушкевич и Григорий Кравченко стали дважды Героями Советского Союза. Сергей Иванович Грицевец, преследуя вражеские самолеты, увидел, что самолет его командира летчика В. М. Забалуева сбит и командир спускается на парашюте. Грицевец приземлился на вражеской территории, забрал в свой одноместный истребитель Забалуева и прилетел на свой аэродром. Сергей Иванович воевал в Испании. Всего им было сбито 40 вражеских самолетов. Кравченко лично сбил пять самолетов. Под его руководством уничтожено 18 самолетов противника. В одном из боев Кравченко был вынужден совершить посадку вдали от аэродрома и только через три дня добрался до своих.

За успешные бои против японских захватчиков в Китае ему впервые было присвоено звание Героя Советского Союза. Погиб в 1943 году, будучи командующим военно-воздушными силами 3-й армии. Похоронен у Кремлевской стены. Яков Владимирович Смушкевич тоже воевал в Испании. Воздушные силы халхингольской группы под его командованием обеспечили господство в воздухе в период наступления.

Первый крупный воздушный бой произошел 22 июня. Почти сто советских истребителей схватились со 120 японскими самолетами. Вторая крупная схватка началась 24 июня, и вновь победили советские летчики. Потом бои в небе продолжались постоянно. Только с 22 по 26 июня японцы потеряли 64 самолета.

- Дня не было,- рассказывал ветеран Халхин-Гола, ныне генерал Иван Алексеевич Лакеев,- чтоб не крутились над нашими позициями японские самолеты. Командующий то и дело говорил: "Руководи боем". А как руководить? Радио тогда только входило в жизнь. "Думай, думай",- повторял командующий. Придумали. Нарисовали на земле большой круг, а на нем поворотную стрелку. Откуда появится самолет противника, туда показывает стрела. Погода в Монголии чаще всего ясная, летчики с неба хорошо видели наш указатель. Георгий Константинович похвалил: "Молодцы".

- Генералы Кравченко Григорий Пантелеевич и Лакеев Иван Алексеевич,- вспоминал в разговоре со мной летчик-космонавт, начальник Центра подготовки космонавтов, дважды Герой Советского Союза, совершивший 185 боевых вылетов, генерал-лейтенант Георгий Тимофеевич Береговой,- учили нас, молодых летчиков, бить немецких асов, пользуясь уроками Халхин-Гола. Очень даже предметной, скажу, была наука. Здорово нам помогала. И я им до сих пор за нее благодарен...

"В течение июля и августа, - вспоминает Герой Советского Союза Е. Н, Степанов,- продолжались крупные воздушные сражения. Советские летчики прочно удерживали за собой воздушное пространство над нашими наземными войсками, не давая японской бомбардировочной авиации бомбить позиции советско-монгольских войск. В свою очередь японские истребители безуспешно пытались обеспечить работу своих бомбардировщиков. Это приводило к жарким воздушным сражениям с участием крупных сил авиации. Например, 15 сентября 1939 года, в последний день войны, произошел воздушный бой, в котором участвовало 392 самолета обеих сторон. Противник проявлял исключительное сопротивление и упорство, но советская авиация уверенно шла к победе в небе Монголии.

С 22 мая по 19 августа советские летчики уничтожили 355 вражеских самолетов, из которых 320 было сбито в воздушных боях. В последующих боях до окончания военных действий враг потерял еще 290 самолетов, из них в воздушных боях 270.

Японская авиация в ходе своего авантюристического вторжения в пределы МНР потерпела жестокое поражение, потеряв от действий советской авиации 660 боевых самолетов. Советские летчики в трудных испытаниях 1939 года показали свою беспредельную преданность делу социализма и идеям пролетарского интернационализма, проявили неиссякаемое мужество в борьбе с врагом".

С Антоном Дмитриевичем Якименко, генерал-лейтенантом авиации, Героем Советского Союза, впервые я познакомился на праздновании сорокалетия битвы на Халхин-Голе в Улан- Баторе. Он рассказывал журналистам о своем участии в халхингольских боях.

- 11 мая 1939 года наш истребительно-авиационный полк, который находился на территории Советского Союза в Забайкалье, был поднят по тревоге. Событие, вообще-то говоря, неновое, учебные тревоги наш командир объявлял часто, и днем и ночью. На этот раз тревога прозвучала на рассвете. Мгновенно собрались, привели самолеты в боевую готовность, проверили оружие. Сидим, ждем дальнейших приказаний. Будет отбой или нет? И тут в воздух взвились две зеленые ракеты. Это приказ на взлет!

- Вижу хорошо - летим на юг. Пересекаем реку Онон, приближаемся к монгольской границе. Граница - это понятие для каждого из нас особое, мы ведь воспитывались в уважении к нерушимости границ. Неужели, думаю, ошибся командир, на чужую территорию нас ведет? А он крылом покачал - это сигнал условный: "подтянись". Мы подтянулись, и он, словно прощаясь с советской землей и приветствуя монгольскую, сделал красивую воздушную фигуру. Мы повторили... Вскоре приземлились возле города Чойбалсана, тогда он назывался Баян-Тумэн. Собрались в землянке.

- Сегодня японцы напали на Монгольскую Народную Республику, мы прилетели ее защищать,- сказал командир. И добавил:-Я надеюсь, что вы прославите нашу Родину, не посрамите чести нашего полка. А сейчас заправить самолеты и быть готовыми к вылету.

Так для нас начались боевые действия. На следующий день мы перебазировались в район Халхин-Гола, и наше звено вылетело на разведку.

Конечно, каждому из нас хотелось увидеть противника. Раньше мы только в учебных, тренировочных боях участвовали. И вот втроем возвращаемся из разведки обратно, идем над озером, и я вижу: навстречу нам летят семнадцать японских истребителей. Глазами их словно сфотографировал и думаю - неужто упустим? А нас предупредили: когда возвращаешься из разведки, в бой не вступай. Надо привезти данные аэрофотосъемки. Это очень важно. Но перед нами противник. Я выскочил вперед, ребята за мной, и мы атаковали эту группу. Наше появление было настолько неожиданным для японцев, что даже после того, как один из вражеских самолетов свалился в воду, никто из них вовремя не заметил нашей атаки. Спохватились, но поздно, мы уже развернулись и уходили к своему аэродрому.

Это был наш первый бой. А я хочу рассказать об особенно памятном дне -22 июня 1939 года. Такое вот совпадение с первым днем Великой Отечественной... На рассвете мы сидели в самолетах. По сигналу ракеты наше звено взлетает, и я вижу над аэродромом разведывательный самолет противника. Набрав высоту, мы вышли ему в хвост. Самолет сбили, и почти сразу же в стороне увидели большую группу боевых вражеских машин.

Бой длился долго, 3 часа 30 минут. В итоге упало на землю 43 самолета, из них 31 японский. Как сейчас вижу этот бой: идут бомбардировщики в сопровождении большой группы истребителей. Прикрыты сверху, снизу, с боков - никак не прорваться. А ведь главная цель для истребителей - бомбардировщик с боевым грузом. Пытаюсь подойти сбоку, сверху - невозможно. Сбиваю один истребитель, второй. Горючее у меня кончается, сажусь на аэродром, дозаправляюсь. Поднялся - и снова в атаку. Японцы к концу боя не выдержали, бросились наутек.

Из этого воздушного сражения мы сделали очень важный вывод: противник пытается застать нас на аэродромах врасплох, когда самолеты еще на земле, и нанести удар с воздуха, чтобы уничтожить авиационную технику и летно-технический состав. Однако бдительность летного состава и наших наблюдательных пунктов срывала этот замысел японцев. И воздушные бои продолжались. Закончились они, как известно, поражением вражеской авиации.

Вскоре после этого воздушного боя к нам приехал маршал Хорлогийн Чойбалсан. Он разговаривал с летчиками, интересовался тактикой действий японцев. Разговор был товарищеский, душевный.

Уезжая, маршал сказал, что мы защищаем небо Монголии, и советовал нам беречь самолеты и, главное, беречь людей, помнить, что мы имеем дело с очень хитрым, вероломным противником.

- Наша эскадрилья вышла из испытаний с честью. Пяти летчикам - Чистякову, Скобари- хину, Трубаченко, Гриневу и мне - было присвоено звание Героя Советского Союза. Мы хорошо воевали. Умели помочь друг другу, знали свои возможности и возможности противника.

...На этой встрече я читал стихи монгольских поэтов о Халхин-Голе. В них есть какая-то особая прелесть.

 Выше сфинксов и пирамид
 Обелиски поднялись в небо,
 Облака проплывают немо,
 Лес негромко листвою шумит,
 И вбирает в себя река
 Обелиски и облака
 И качает их отраженья...
 В неоглядном степном просторе
 Через реки легла и леса
 Пограничная полоса - 
 Обелиски стоят в дозоре!
 Люди, помните тех солдат! 

Так написал о Халхин-Голе известный в Монголии поэт Шаравын Сурэнжав.

Итак, под Баин-Цаганом японская авантюра потерпела поражение. Заранее широко разрекламированное перед своими и нацистскими корреспондентами, которые, кстати сказать, тоже прибыли в Хайлар, где находился штаб ударной группировки Квантунской армии, наступление полностью захлебнулось. Вскоре стало известно о готовящемся новом наступлении врага. Г. К. Жуков накануне отдал приказ отойти с первой линии окопов. И на рассвете артиллерийскую обработку японцы повели по пустому месту. А когда пошли в атаку, то встретили такой отпор, что сразу откатились с большими потерями назад. Об этом подробно рассказывал бывший адъютант Жукова Михаил Федорович Воротников.

В это же время фактически был разработан план окружения и полного разгрома японской группировки.

- Очень большое значение,- вспоминал М. Ф. Воротников,- командующий придавал дезинформации противника. У японцев создавалось впечатление, что наши войска готовятся зимовать на Халхин-Голе. Каждый день по телеграфу шли запросы о проволоке и кольях для зимних укреплений, эфир был заполнен переговорами о подготовке санных поездов, зимнем обмундировании. Эти переговоры велись, чтобы создать иллюзию реальности, таким кодом, который, точно было известно, японцы знают. Начали ставить проволочные заграждения. А тем временем в огромном количестве подвозились к линии фронта боеприпасы, техника, горючее, продовольствие.

Командиры советских частей показывались у линии фронта только в форме рядовых красноармейцев, танкисты - в общевойсковой форме. Велась усиленная разведка позиций противника. О предстоящем наступлении знал только узкий круг лиц...

И снова вспоминается собрание, участниками которого мы были в большом зале Правительственного дворца в Улан-Баторе, где от имени ветеранов Халхин-Гола участник боев, бывший командир кавалерийской дивизии Д. Нянтайсурэн обращался с наказом к молодежи. Он рассказывал и о своей жизни.

- Я участник двух войн с японскими милитаристами,- говорил Нянтайсурэн.- В 1939 году мне, молодому командиру кавалерийской дивизии, я только что окончил Тамбовское кавалерийское училище, пришлось сражаться со вторгшимися на территорию МНР японскими агрессорами в районе Халхин-Гола, а спустя несколько лет громить их на территории Китая во время освободительного похода советско-монгольских войск в 1945 году.

До сих пор в моей памяти хранится каждый эпизод наших совместных с советскими друзьями боевых операций, меня волнует радость одержанной победы.

В конце июля кавалерийская дивизия была передана в оперативное подчинение первой армейской группы, которой командовал комкор Г. К. Жуков. В штабе советско-монгольских войск готовилась операция по окружению и уничтожению японских войск, вторгшихся в МНР.

По замыслу Г. К. Жукова предусматривалось, сковав противника действиями с фронта, нанести мощные удары по обоим флангам группировки врага, окружить ее и уничтожить между Халхин-Голом и государственной границей МНР. В соответствии с этим планом были созданы три группы - южная, центральная и северная. Основу центральной составляли пехота и артиллерия, во фланговых - танки, бронемашины, моторизованная пехота и монгольские кавалеристы. Наша кавдивизия входила в состав южной группы.

Утром 20 августа после мощной авиационной и артиллерийской подготовки советско- монгольские войска перешли в наступление. Прорвав оборонительные позиции противника, наша дивизия вместе с другими советскими и монгольскими соединениями, советскими танновыми частями и артиллерийскими подразделениями, нанося решительные мощные удары противнику, неоднократно отбивая его встречные атаки и стремительно развивая наступление, вышла на государственную границу. Это случилось в ночь на 26 августа.

Одновременно южная группа советско-монгольских войск, ломая бешеное сопротивление врага и сжимая кольцо окружения, полностью блокировала японцев. Вражеские солдаты, оказавшись под сильным огнем, пытались контратаковать, а когда поняли безвыходность положения, начали сдаваться в плен. А ведь их учили не сдаваться ни при каких обстоятельствах. Значит, допекло.