Интермеццо

Во втором году 155-й Олимпиады - в 159 году до нашей эры - умер царь Эвмен, союзник Рима, римлянами ненавидимый и во всем подозреваемый. Умер уже после нового похода, который предпринял, чтобы в духе своей проэллинской политики помочь восшествию на селевкидский престол Антиоху Эпифану - ф.илэллину.

Эвмену наследовал его брат, взошедший на престол под именем Аттала II, так как Аттал - сын Эвмена был тогда еще ребенком. История очень мало рассказывает об Аттале II. Несравненно больше - история искусства, так как к его времени относятся скульптуры из храма Афины и Деметры, фигуры Геракла из гимнасия, различного рода почетные статуи, новое культовое изображение Асклепия, полукруглая беседка (экседра) и многие другие произведения; они продолжают и завершают развитие пергамского искусства.

После смерти Аттала II (он умер в возрасте восьмидесяти двух лет) царем стал двадцатилетний Аттал III. В историографии он почти не нашел отражения. Кое-какие сведения о нем, конечно, сохранились, но все они без исключения восходят к римским источникам и более похожи на сплетни, пропаганду или анекдоты, чем на историю. В этих источниках со злорадством рассказывается о подозрительном характере Аттала, его жестокости, массовых убийствах сторонников и друзей его предшественника, о том, как он после этого неделями ходил в трауре по своим жертвам. Аттал III якобы совершенно не интересовался государственными делами. Он будто бы предпочитал выводить в своем ботаническом саду различные ядовитые растения, а яды и противоядия испытывал на осужденных к смерти. Рассказывается и о найденных Атталом III новых лечебных средствах, особенно об Attalicum album ("Атталово белило"), излечивающем кожные болезни, а также и о других его лекарствах - от заболевания печени и селезенки, против водянки и различных воспалений. Упоминается и об его ученых сочинениях в области фармакологии, медицины и сельского хозяйства. Плиний сообщает об исследованиях Аттала, касающихся рыб, птиц и насекомых. Кроме того, Аттал III сам отливал в бронзе и лепил из воска. Подданные будто бы ненавидели его, и вся страна вздохнула, когда он простудился в день поминовения своей матери и умер, процарствовав всего пять лет.

Мы должны с величайшей осторожностью отнестись к той части сведений, которая находится в резком противоречии с нашим представлением о характере Атталидов (другая часть вполне ему соответствует). К этому побуждают и следующие факты. Когда умер царь Аттал III (а может быть, даже был убит), неожиданно обнаружили его завещание, согласно которому наследником Пергамского царства и его сокровищ становился Рим. Это завещание было передано Риму неким Эндемом, о котором никто из авторов ничего не знает. В Риме завещание приняли с ликованием.

Обычно столь точные и аккуратные во всем, касающемся юридических вопросов, римские авторы ничего не говорят по поводу этого завещания; очевидно, они не знают, что сказать. Они не знают ни времени его составления, ни языка, на котором оно было написано, ни формы, в какой оно было составлено, ни свидетелей, его удостоверявших. Не знают они и где это завещание хранилось, где его открыли, каково его содержание. Только одни общие, ни к чему не обязывающие слова. Правда, Флор (II, 20) вкладывает в уста Аттала фразу: "Воnоrum mеоrum heres esto..." - "Пусть будет наследником (хозяином) моего имущества...", что совершенно определенно обозначает личную собственность царя, а не царство.

Саллюстий в пятой главе своего сочинения, в письме Митридата к Арсаку идет еще дальше и рассказывает о том, что Рим царя (которого он ошибочно называет Эвменом) "оскорблениями и унижениями превратил в беднейшего из рабов" ("sumptibus et contumeliis ex rege misserium servum effecere"). Эти слова прекрасно подходят к той картине, которую объективный наблюдатель должен был бы составить, следя за римской политикой, явно направленной против Атталидов; становится понятным, что позднее ("simulatoque ipso testamento") завещание было подделано.

Однако как бы то ни было, но Аттал был мертв, а Рим стал его наследником. Правда, существовал еще и другой претендент на это наследство - Аристоник, которого Саллюстий называет сыном последнего царя, другие - тем его братом, который своими непомерными требованиями превратил Рим во врага. К Аристонику примкнуло население большой части Пергамского царства, другие области он завоевал силой оружия. Римляне выслали против него армию под командованием П. Лициния Красса, но Аристонику удалось ее разбить. Однако другой римский полководец, проконсул М. Аквиллий, принявший командование, разгромил армию Аристоника. Самого его взяли в плен и привезли в Рим вместе с сокровищами царского дома. После того как последнего из Атталидов, которые первыми из царей Азии заключили союз с Римом, провели по городу как пленника во время триумфального шествия, Аристоник был брошен в тюрьму, и, чтобы покончить со всеми его притязаниями, его попросту удушили.

Теперь Пергам стал центром римской провинции Азии, которая была одной из богатейших и благословеннейших провинций складывавшейся империи. В то же время она являлась и самой желанной добычей для откупщиков, ростовщиков и наместников, которых за сорок лет римского господства возненавидело все население. Во время восстания Митридата в Малой Азии разъяренный народ перебил сто пятьдесят тысяч римлян. Но все это было бесполезно, сапоги римских легионеров растоптали восставших, и страна снова подпала под власть откупщиков и ростовщиков. Пергам стал римским и превратился из греческой столицы в римский провинциальный город, из матери эллинистического искусства - в рабыню Рима, которую господин одел в помпезную мирушу своего псевдоискусства.

Когда Антоний устраивал в Александрии блестящие празднества, чтобы доставить удовольствие Клеопатре, он ограбил для этого Грецию и Азию и, так как во время осады города Юлием Цезарем сгорела большая часть библиотеки, он приказал упаковать пергамскую библиотеку и перевезти ее в Александрию. Только та ее часть, которую невозможно или трудно было переправить, осталась в Пергаме. Остался и великий алтарь. Не потухало пламя над его жертвенником; как и раньше, совершали к нему паломничества верующие и молились богам. Только боги не были побеждены и порабощены Римом.

Но и над ними одержало победу молодое христианство. Оно тоже проникло в Пергам и оставило там своим поборником Антипия. В "Апокалипсисе" Иоанна упоминается обращение апостола к вестнику, пришедшему из Пергама. В нем говорится: "Знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны... Покайся... Имеющий ухо да слышит, что дух говорит церквам: побеждающим дам вкушать сокровенную манну..."

Все, кто слышал это или читал, предполагали, что Иоанн подразумевает под "престолом сатаны" великий алтарь (и они были правы!). В одну из тихих ночей древним богам, которых никто не охранял, отбили лица и половые органы, так как по зелотско-пуританскому учению апостола Павла половые органы считались греховными. Больше ничего не было разрушено. Видимо, даже враги языческой веры понимали величие этого памятника и не могли не проникнуться чувством восхищения перед ним. Об их злодеянии, хотя оно и чудовищно, постепенно забыли, и поборники старой веры вновь стали молиться древним богам и приносить им жертвы.

И по-прежнему, даже под властью римских императоров, город Пергам гордо чеканил на своих монетах титул первой метрополии империи, а горожане строили храмы в честь императоров Августа, Траяна и Каракаллы. Большинство статуй и произведений искусства в годы правления Нерона были отправлены в Рим, где они породили последний по времени расцвет пергамского искусства. И даже после этого Пергам остался одним из значительнейших провинциальных городов Азии. Во II веке нашей эры здесь жил и работал Гален - величайший после Гиппократа врач древности. Он был уроженцем Пергама и возродил известность своего города как целебного курорта.

Когда Флавий Валерий Константин, сын Констанция Хлора и трактирщицы Елены, был провозглашен своими солдатами цезарем, он приказал титуловать себя "вечным и божественным", приблизившись тем самым на три четверти к богу. Может быть, искренне веруя, а может быть, из политических соображений, он сделал христианство официальной государственной религией империи. После этого боги Греции совсем потеряли свое значение. Но их великий алтарь остался. Возможно потому, что они тайно продолжали жить и защищать его, а возможно, императорские наместники Пергама были людьми понимающими и миролюбивыми. Итак, алтарь оставался неприкосновенным, так же как и Парфенон в Афинах.

Так он и стоял, этот языческий алтарь, в течение многих столетий, до тех пор пока в 718 году сарацины не начали своего страшного штурма христианской Азии. Теперь боги Олимпа помогли спасти христианство. Плиты большого алтаря пошли на строительство крепостной стены, которая могла выдержать любую осаду. Осаждали эту крепость еще и в 1536 году, когда Орхан, сын Османа, захватил город и его область, подпавшие таким образом под турецкое господство.

Теперь на Пергам опустилась ночь. Никто уже даже не помнил о былом величии города. Пергам стал турецким провинциальным городком. Церкви превратили в мечети, а греко-христианскому большинству населения оставили лишь маленькую церквушку святого Федора и настоятеля вместо епископа.

Известные своими трудами ученые и путешественники XVII в. Тавернье, Турнефор, Чандлер, Покок хотя и посещали Малую Азию, но даже не подумали завернуть в заброшенный Пергам. Даже Валполь и Кларк не побывали там. Да и зачем? Место это не заслуживало никаких отклонений от прямой и удобной дороги.

В начале XVIII столетия Якоб Спон во время одного из своих путешествий посетил Пергам и обратил внимание на кое-какие памятники древности. Конец века отметил своим посещением Пергама Шуазель-Жуффье, который нашел здесь красивый, цветущий город. В июле 1816 года, за несколько недель до своей смерти в Смирне, в Пергаме побывал Отто Фридрих фон Рихтер^*. Он купил у рабочих серебряных рудников античные монеты, осмотрел руины театра перед городом, зарисовал ворота, мосты, остатки древних стен, могильные холмы у дороги, спускающейся к берегу. Рихтер повсюду находил полузасыпанные, валяющиеся прямо на земле остатки архитравов, капителей и колонн. Потом он поднялся на гору к развалинам крепости. "Может быть, здесь, - подумал Рихтер, - и был царский дворец Атталидов". Он был поражен, обнаружив хорошо прослеживавшиеся террасовые сооружения. "Можно увидеть от трех до четырех таких террас, одну над другой; видимо, они строились постепенно... а в промежутках между ними сохранились высокие фундаменты зданий... Можно увидеть и старую замощенную улицу, которая, изгибаясь, поднимается в гору. Внизу, у начала дороги, и в конце, на верхней террасе, возвышаются ворота. Но наверху позднее построили турецкую крепость, теперь разрушенную, и живет в ней лишь одна старая лиса, которую я там нашел".

^*(См.: О. F. von Riсhtеr, Wallfahrten im Morgenlande, Berlin, 1822.)

Но ни один путешественник не обнаружил никаких признаков великого алтаря, который прославил Пергам во всем обитаемом мире.

Они и не могли ничего увидеть, так как алтарь глубоко ушел в прикрывавшую его стену и землю. Они ничего не могли и знать о нем, потому что, как и от стен Трои, от Пергамского алтаря не осталось никаких следов, а история его была забыта.