Приложения

№ 1. Из отчета о заседании всероссийского демократического совещания 17 сентября 1917 г.

"В вечернем заседании первым выступает представитель делегации профсоюзов тов. Рязанов.

...Переходя к вопросу о власти по существу, тов. Рязанов говорит:

Уже на Московском совещании стало очевидно для всех, кто хотел видеть, что главная партия буржуазии, партия кадетов, не имеет никакой опоры в массах, что она опирается лишь на силы контрреволюции, связанные с именем Корнилова или Алексеева...

Корниловщину называют печальной авантюрой, но мы скоро узнаем на основании документов, какие общественные слои поддерживали эту авантюру. Один из этих документов я позволю себе огласить пред вами. Это- передовая статья газеты ,"Речь", которая должна была появиться 30 августа, но которая исчезла,- не по вине цензора, а благодаря мужеству редакторов кадетской газеты. Вот что в этой статье говорится...

Рязанов оглашает следующее место из ненапечатанной статьи "Речи":

"Что ответить на обвинения, квалифицирующие происходящие события как "заговор против революции", цель которого -"избавление от засилия демократии?" Да, конечно, это "заговор" и, как таковой, это есть преступление перед законом. Но зачем же говорить, что это - заговор "против революции" и "демократии"? Надо быть справедливым и к политическому противнику и даже - или даже особенно - к преступнику. Ген. Корнилов и не "реакционер" и его цели ничего не имеют общего с целями "контрреволюции". Это явствует из его определенных заявлений, простотой своей как нельзя лучше характеризующих бесхитростный и прямой ум и сердце солдата. Ген. Корнилов ищет пути довести Россию до выражения народной воли о будущем устройстве России в Учредительном собрании. Нам тем легче присоединиться к этой формулировке национальных целей, что мы говорили о них в тех же самых выражениях задолго до ген. Корнилова. Если мы совсем не думаем обвинять Корнилова в заимствовании у к.- д., то только потому, что эти мысли и формулы давно уже стали общим достоянием, а происхождение их от к.- д. имеет теперь только историческое значение. Да, мы не боимся сказать: ген. Корнилов преследовал те же цели, какие мы считаем необходимыми для спасения родины".

Цитата из статьи кадетской газеты производит на все собрание сильное впечатление..."

Рабочий путь. № 14. 1917. 19 сент.

Примечание.

Факт выхода кадетской "Речи" 30 августа 1917 г. с "белым пятном" на месте передовой и публичного оглашения содержания снятой передовой получил широкое освещение в газетах тех дней и был расценен как неожиданное "снятие маски" с кадетской партии. Сама же "Речь" в тот же день, что и "Рабочий путь", 19 сентября, выступила по этому поводу, уличая Рязанова в неблаговидном поступке ("опустился до того, что читал статью, которая не напечатана была в "Речи" и которая могла попасть в его руки только нечестным путем"). ЦК кадетов, очевидно, полагал, что свою непричастность к корниловщине он провозгласил, поместив в "Речи" 31 августа передовую, очищенную от мотивов солидарности с Корниловым, но сохранив в ней ту же оценку выступления Корнилова. Но на той и другой передовой "Речи" явны следы принятой, по-видимому, накануне резолюции ЦК (см. след. док-т), которая в них по существу пересказывается.

№ 2. Резолюция ЦК партии народной свободы по поводу мятежа Корнилова

"Центральный комитет партии народной свободы, во избежание всяких недоразумений и лжетолкований по поводу политической позиции, занятой партией относительно выступления генерала Корнилова против Временного правительства, считает долгом заявить следующее:

Партия народной свободы, по всему своему прошлому и по основной идее парламентской борьбы, положенной в основу ее политического существования, чужда вооруженным выступлениям и, как в таковых, не могла и не может принимать в них никакого участия. Вписав в свою национальную программу требование о безусловном господстве закона и о создании сильной и твердой власти, могущей обеспечить общее подчинение закону, партия не может делать исключений для кого бы то ни было, в том числе и для генерала Корнилова. Следствие, конечно, выяснит те ближайшие обстоятельства, при которых генерал Корнилов перешел границу, отделяющую настойчивые усилия гражданина, стремящегося найти путь спасения родины, от поведения мятежника, открыто порвавшего с своим законным правительством. Но граница эта перейдена и нарушитель закона подлежит законной ответственности. Размеры ее может установить только суд, способный точно установить долю вины каждого из лиц, способствовавших своим поведением возникновению ужасных явлений гражданской войны.

Но, признав вину и законную ответственность генерала Корнилова, вполне признавая и ту громадную опасность, которой, в результате своих действий, генерал Корнилов необдуманно подверг то единение в армии и в населении, без которого невозможно ни существование сильного правительства, ни устойчивая защита родины от врага, партия народной свободы не может присоединиться к ужасным обвинениям и считать генерала Корнилова защитником контрреволюции, покусителем на устанавливающийся демократический строй свободной России и представителем интересов имущих классов населения. Партия не может не признать того, что мысли генерала Корнилова о единственной возможной программе спасения родины путем восстановления боеспособности армии вполне совпадают со всем, что уже давно, в течение нескольких месяцев, говорила эта партия. Правильность программы генерала Корнилова, впрочем, признана и самим правительством в лице А. Ф. Керенского и Б. В. Савинкова, изъявлявших перед самым выступлением генерала Корнилова готовность исполнить главные его требования. Партия не находит оснований сомневаться и в чистоте побуждений человека, неоднократно доказавшего на деле свой горячий патриотизм и свою безграничную способность к самопожертвованию на благо родины. Гнусным обвинениям в измене и предательстве, исходящим из тех же темных источников, из которых шла до сих пор пропаганда действительно изменнических идей расслабляющих мощь нашей родины, партия противопоставляет свою уверенность в благородстве личности генерала Корнилова, безупречную чистоту его прошлого и его бесспорные заслуги перед родиной.

Партия считает необходимым присовокупить, что усмирением мятежа генерала Корнилова не ограничиваются задачи правительства. Его целью должно быть оздоровление самой почвы, на которой неизбежно создается расслоение русского общества на враждующие части, ведущее к возможности повторения подобных столкновений. Единственным путем для достижения этой цели партия продолжает считать усвоение правительством той национальной программы, которая выставлена партией в согласии с [государственно мыслящими] общественными кругами, как объединяющая все классы общества и все политические течения, каковы бы ни были их дальнейшие расхождения, на ближайшей задаче победы над врагом и подготовке страны к правильному выражению народной воли в Учредительном собрании".

ЦГАОР СССР. Ф. 579. On. 1. Д. 3428. Л. 1. и об. Автограф П. Н. Милюкова.

№ 3. Из письма члена ЦК партии народной свободы В. А. Маклакова П. Н. Милюкову

Париж, 24 января 1923 г.

"Я помню свой горячий разговор, а вернее разговоры с Новосильцевым после того заседания у Н. М. Кишкина во время государственного совещания, когда приехавшие от Корнилова офицеры имели беседу с рядом общественных деятелей (но партийных, ибо там были и М. В. Родзянко, и В. Шульгин) о возможном и даже неизбежном выступлении Корнилова; я неотчетливо помню, был ли вместе с ними и Новосильцев; но, если его там и не было, то все делалось с его ведома и при его участии; поэтому немедленно после этого заседания у меня был с ним разговор о том, что там происходило; повторяю, что не помню только, судил ли он об этом заседании по своим личным впечатлениям, или по рассказам своих товарищей офицеров. Я был поражен и испуган тем общим впечатлением, которое посланцы Корнилова вынесли из этого собрания; это впечатление было, что "общественные деятели" им сочувствуют и их поддерживают. Помню, что я очень резко упрекнул Новосильцева в том, что эти посланцы, сознательно или бессознательно, ведут двойную игру: говорят нам, что дело уже решено, что выбора нет, в то время, когда еще ничего не решено, а затем сообщают Корнилову наше отношение к свершившемуся факту, под видом отношения к самому проекту. Я говорил Новосильцеву, что такой политикой они одинаково обманывают и ту и другую сторону. Но вместе с тем я не могу не признать, и это мое впечатление осталось у меня и поныне, что самые общественные деятели поддались на эту удочку и не отнеслись к зондированию почвы Корниловым с тем резким осуждением, которое было необходимо, если бы мы хотели во что бы то ни стало ему помешать; продолжаю думать, что если бы тогда на этом совещании мы сказали, что предприятие безнадежно и погубит армию, то и Корнилов с ним, может быть, не поторопился бы и выход из тупика был бы еще возможен. Эту позицию "общественных деятелей"1, которая укрепила посланцев в том, что они встретят сочувствие и даже содействие 2, я в то время очень резко называл Новосильцеву провокацией, конечно бессознательной, чем она и отличалась от позиции Савинкова и других активных деятелей переворота. Эти мои слова Новосильцеву и могли дойти до Деникина 3, может быть, раньше дошли и до Корнилова; в них я нисколько не раскаиваюсь, потому что в это время я считал своим долгом рассеивать те иллюзии, которые наше, т. е. общественных деятелей, поведение могло поселить в голове Корнилова. Говорил ли я Новосильцеву "особенно Милюков", не помню; но если бы такая фраза была когда-либо мною сказана, то могла бы относиться исключительно к тем словам, которые вы говорили на этом заседании у Кишкина. (...)

Но, что я очень отчетливо помню, это то, что Вашу позицию на этом заседании Новосильцев и его друзья противополагали моей. Противоположение было нисколько не в оценке цели Корнилова, а только во взгляде на осуществимость его плана. И я слишком хорошо помню это заседание, чтобы этому противоположению не удивляться. Я относился к плану Корнилова как к плану и доказывал, что из него ничего хорошего не выйдет; Вы же с первых слов отвели такой способ обсуждения, сказав, что нам приходится считаться не с планом, который можно было бы оставить, а с свершившимся фактом, которого избежать нельзя и к которому нужно установить только правильное отношение. Более того, Вы, в отличие от меня, допускали, что этот план может увенчаться успехом; в последних двух строчках страницы 40-й книги Деникина я прочел тот самый аргумент, который лично Вы изложили тогда на заседании. Ваши суждения на этом заседании были для меня типичным образчиком тех последствий, к которым приводила двойная политика офицеров. Ваши суждения были предрешены тем, что Вы считали выступление Корнилова делом уже решенным; раз это было так, то Вы считали своим долгом относиться к нему сочувственно, потому что допускали его успех. Но высказанные с такими оговорками суждения передавались Корнилову как самостоятельные и свободные суждения и воскрыляли его надежды. Я не отрицаю того, что впоследствии Вы другими путями могли влиять на Корнилова в другом направлении; но в тот момент, и на этом заседании, поведение всех нас, общественных деятелей, а в том числе и Ваше, и Ваше особенно, так как в глазах офицеров за Вами, конечно, стояла партия, могло провоцировать Корнилова на то решение, которое было принято им гораздо позже. После самого переворота я не имел случая уже видеть Новосильцева; не знаю, когда и в какой форме были доведены до сведения его или Деникина мои слова; когда они передаются через пять лет, переходя через многие инстанции, в них трудно искать полной точности. Но повторяю, мне достаточно вспомнить это время, чтобы сказать наверное, чего я не говорил, и знать, что в той или иной форме я сказать, особенно Новосильцеву, как человеку одинаково близкому мне и Вам, я имел право".

Катков Г. М. Дело Корнилова: Пер. с англ. Париж, 1987. С. 175-177. Примеч. Каткова: "Публикуется с фотокопии письма на 5 страницах от 24 января 1923 г. Письмо напечатано на машинке, с пометками от руки и подписью Маклакова. Первая страница - бланк "Российского посольства в Париже"". Курсив - подчеркнутое Маклаковым.

Примечания

1 Подстрочное примечание Маклакова: "а вовсе не кадетской партии, о которой не было речи" (примеч. Каткова).

2 Подстрочное примечание Маклакова: "ожидание, которое питалось и телеграммами Корнилова и его встречей в Москве и т. д." (примеч. Каткова).

3 Деникин во 2-м томе "Очерков русской смуты" привел слова Маклакова, сказанные после совещания у Кишкина Новосильцеву: "Передайте генералу Корнилову, что ведь мы его провоцируем, а особенно М. Ведь Корнилова никто не поддержит, все спрячутся..." Катков, цитируя это место, отмечает: "Каждому читателю было ясно, что под сокращением "М." кроется Милюков". В связи с тем, что Милюков в эмигрантской печати оспаривал это обвинение как в свой адрес, так и партии кадетов, Катков "в ответ на его [Милюкова] попытки самооправдания" опубликовал письмо Маклакова, написанное с той же целью.

№ 4. Письмо генерала А. С. Лукомского генералу А. И. Деникину о политических целях белого движения

14/27/мая 1918 г.

"Дорогой Антон Иванович!

В предыдущих письмах я очертил обстановку, но, прочитав Ваше воззвание, помещенное в газете "Донской край" и перепечатанное в газете "Голос Киева" от 13/26/мая, считаю необходимым остановить Ваше внимание на вопросе, на мой взгляд, очень серьезном. Вопрос о "целях" Добровольческой армии и "о будущем государственном устройстве России"

Как Вы знаете, этот вопрос, даже в рядах армии, служит яблоком раздора. Мне, в качестве начальника штаба, приходилось часто разъяснять вопрошавшим, что генерал Корнилов не может предрешать никаких форм правления, а потому как цель Добровольческая армия ставит определенно спасение России, а что касается будущей формы правления, то единственно, что надо и можно указывать - это то, что будет в будущем созвано Учредительное собрание, которое и решит вопрос. Но что, конечно, не будет созвано то Учредительное собрание, которое избиралось под угрозою штыка и под влиянием психоза, а будут произведены новые выборы.

Вопрошавшие соглашались, что, конечно, ничего иного сказать нельзя, но часто уходили не удовлетворенными.

В разговорах с Л. Г. Корниловым я несколько раз говорил, что созыв и в будущем Учредительного собрания вряд ли возможен на основах допущения всех к выборам (по дурацкой четыреххвостке), что прежде надо пройти через диктатуру. Л. Г. отвечал, что будущее, конечно, покажет как поступить, но теперь ничего иного сказать нельзя.

В своем воззвании Вы пошли дальше.

1. "Будущие формы государственного строя руководители армии (генерал Корнилов, Алексеев) не предрешали, ставя их в зависимость от воли Всероссийского Учредительного собрания, созванного по водворении в стране правового порядка".

Здесь две неясности: а какое Учредительное собрание? Будут ли произведены новые выборы или будет созвано уже избранное при Керенском1 Учредительное собрание, но разогнанное большевиками; б) если будут произведены новые выборы, то будут ли допущены все граждане как избиратели (по 4-хвостке) или будут допущены лишь цензовые избиратели (т. е. будет отстранена чернь и темная масса).

2. "Предстоит и в дальнейшем тяжелая борьба. Борьба за жизнь разоренной, урезанной, униженной России, борьба за гибнущие несметные народные богатства, за право свободно жить и дышать в стране, где народоправство должно сменить власть черни".

Это уже предрешение государственного строя. Большинство, и не без основания, решает, что нынешние руководители армии прямо указывают на республиканский строй.

Я глубоко убежден, что это воззвание вызовет в самой армии и смущение и раскол.

В стране же многих отшатнет от желания идти в армию или работать с ней рука в руку.

Может быть, до Вас еще не дошел пульс биения страны, но должен Вас уверить, что поправение произошло громадное, что все партии, кроме социалистических, видят единственной приемлемой формой правления конституционную] монархию.

Большинство отрицает возможность созыва нового Учредительного собрания, а те, кои допускают, считают, что членами такового могут быть допущены лишь цензовые элементы.

Это вопросы первостепенной важности, и Вам необходимо высказаться более определенно и ясно 2. От этого будет зависеть успех дальнейшего пополнения армии офицерами и отношение к ней страны.

Жду от Вас ориентировки и указаний. Я теперь очухался, хотя сердце побаливает.

Сердечно Ваш А. Лукомский.

P. S. Новая донская депутация с ген. Свечиным (посланная Красновым)3 здесь всех (не германофилов) сильно смутила. Новая депутация носит явно германофильское направление и стремление договориться с немцами.

При такой обстановке Вам опять нельзя будет рассчитывать на помощь казаков. Как это ужасно и тяжело.

А. Лукомский".

ЦГАОР СССР. Ф. 5827. On. 1. Д. 46. Л. 1-2. Автограф Лукомского. Курсив - подчеркнутое им.

Примечания.

1 В отношении выборов в Учредительное собрание у Лукомского произошло некоторое смещение во времени. 14 июня 1917 г. Временное правительство назначило сроки: выборов - 17 сентября, созыва Учредительного собрания - 30 сентября. 9 августа 1917 г. оно отложило выборы на 12 ноября, а созыв на 28 ноября. Советское правительство 27 октября 1917 г. подтвердило дату выборов Учредительного собрания - 12 ноября. В условиях контрреволюционного саботажа и фактически начавшейся гражданской войны в назначенный срок выборы были проведены только в 39 избирательных округах, в остальных (всего было 73 округа) выборы проводились в конце ноября - в декабре, а в нескольких наиболее отдаленных - в начале 1918 г.

2 От слов "Я глубоко убежден..." до этого места Деникин цитирует письмо в 3-м томе "Очерков русской смуты", с. 131-132 (не вполне точно).

3 Речь идет о генерал-лейтенанте М. А. Свечине, которого Краснов действительно посылал в Киев к П. Скоропадскому (его бывшему начальнику по 1-й гв. кавалерийской дивизии) для переговоров с немцами (см. Свечин М. Записки старого генерала о былом. Ницца, 1964, С. 160-173).

№ 5. Из дневника председателя "Союза воинского долга" полковника Ф. В. Винберга

"Этот "союз" имел целью способствовать всеми доступными нам мерами возрождению былого доблестного духа русской армии, ее старых боевых заветов и бытовых основ ее. Для осуществления таких целей мы стремились к созданию образцовых добровольческих отрядов, к установлению прочной связи наших членов-офицеров с нижними чинами различных частей, к поддержанию контакта с другими однородными офицерскими организациями...

Нам пришла на помощь крупная политическая организация, действовавшая в то время и известная под названием "Республиканского центра", возглавлявшегося председателем, некиим Николаевским.

Я сначала колебался перед предложением вступить в контакт с "Республиканским центром": меня смущало название "Республиканский", вполне противоречившее моим политическим идеалам и надеждам. Поэтому раньше чем решиться на сближение, я сообщил о моих сомнениях председателю "центра", Николаевскому, который мне объяснил, что это название для них не что иное как un nom de guerre^*: под этот флаг могут к ним примкнуть люди самых разных направлений, но объединенные патриотическим чувством и желанием, чтобы родина наша могла с достоинством продолжать войну в единении с союзниками и довести ее до победы; для всего этого необходима диктатура, и на этом для всех одинаково желательном условии должно определиться утверждение порядка, дисциплины и победы. При таком объяснении мы, президиум "союза", сочли вполне возможным, сохраняя всю нашу самостоятельность и независимость нашего собственного строя и направления, в указанных границах действовать и работать сообща с "центром" и воспользоваться их денежной помощью, в размере, насколько помню, шести тыс. рублей для первоначального обзаведения и конструирования "Союза воинского долга". Кроме того, от устроенного нами в театре консерватории благотворительного спектакля в июле месяце мы еще выручили около четырех тыс. Я получил еще шесть тыс. от одного банка, или вернее от директора этого банка, моего старого друга и полкового товарища... Прямого своего назначения, объявленного в уставе нашем, "союз" не мог выполнить вследствие серьезных препятствий, которые нам ставила общая политическая обстановка страны, так что, как принято теперь выражаться, наши официальные, оставшиеся без применения лозунги и вся наша программа стали только "надводным плаванием". "Подводное же наше плавание" заключалось в том, что под флагом этих самых официальных лозунгов собиралась, объединялась и сплачивалась известная группа офицеров, связанных общностью убеждений и чувств, переживаемых в страшную годину бедствий нашей несчастной родины. Думаю, что, вполне беспристрастно оценивая деятельность нашего "союза", мы можем с удовлетворением сказать себе, что не понапрасну существовал "союз", ибо из среды его вышло на ту или другую патриотическую работу, монархическим принципом проникнутую, много честных, даровитых, полезных, идейных людей...

^* (прикрытие, вывеска (фр).)

"Республиканский центр" помещался на Невском, в помещении управления Бессарабских железных дорог. Председателем этого управления был Николаевский и одним из директоров - Финисов, этим и объясняется, что помещение управления стало средоточием и, так сказать, главным штабом петроградского отдела корниловского заговора... Из членов нашего "Союза воинского долга" все наиболее даровитые и толковые офицеры приняли в заговоре самое деятельное участие...

Находящиеся в Петрограде офицеры, заранее распределенные по группам, должны были каждой группой исполнить заранее намеченную задачу: захват броневых автомобилей, арест Временного правительства, аресты и казни наиболее видных и влиятельных членов Совета рабочих и солдатских депутатов и проч. и т. п. К приходу войск Крымова главные силы революции должны были уже быть сломленными, уничтоженными или обезвреженными, так что Крымову оставалось бы дело водворения порядка в городе.

Наш "союз", через разных своих членов, находился в связи и в более или менее близком контакте с разными другими организациями, которые все объединялись "Республиканским центром": многие снабжались от "центра" и крупными, и мелкими денежными суммами, смотря по тому или другому своему заданию. Было очевидно, что "центр" имел в своем распоряжении очень большие суммы и широко их раздавал ради того большого политического дела, которое, разумеется, требовало расходов...

Я так жаждал скорейшего конца нашей подлой революции, что меня все более охватывало чувство нетерпеливого ожидания..."

Запись 21 февраля 1918 г. (предшествующие сделаны в январе): "В одном я уверен: в дальнейшем, как и раньше, будет жить, преуспевать и развиваться Царская Россия, а не какая иная".

Винберг Ф. В. В плену у "обезьян" (записки контрреволюционера). Киев, 1918. Ч. 1. С. 98-104, 122. Помета на с. 5: "Мой дневник. Петропавловская крепость. Трубецкой бастион, камера № 57. [Начат] 11 декабря 1917 г."

Примечание.

"Союз воинского долга" возник в Петрограде в мае 1917 г. Винберг был давним членом черносотенных организаций "Русское собрание", "Палата Михаила Архангела", "Филаретовского общества". Вместе с В. М. Пуришкевичем был судим Петроградским революционным трибуналом за участие в контрреволюционном заговоре. Находился в заключении по приговору суда в Петропавловской крепости, освобожден по амнистии на основании декрета Петроградского Совета от 1 мая 1918 г. Впоследствии - белоэмигрант, организатор монархических террористических групп в Берлине (см. Бобрищев-Пушкин. А. В. Война без перчаток. Л., 1925, С. 54-55).