8. Императорская власть и провинции
(Дион Кассий, Римская история, LIII, 12-18)
Свою единоличную власть Август следующим образом укрепил за счет власти сената и народа, желая при этом казаться демократическим деятелем, именно: он взял на себя заботу и управление всеми общественными делами, требующими особого попечения. Он сказал, что не будет управлять всеми провинциями* и даже в тех, которыми будет управлять сам, не будет разрешать полностью всех вопросов управления, но более простые дела, относящиеся к мирному времени и не связанные с военным делом, он передал сенату; более же сложные дела, обманчивые и опасные, вызывающие враждебное отношение у некоторых соседей или сами по себе могущие привести к каким-нибудь серьезным потрясениям в государстве, он взял на себя. На словах он сделал это для того, чтобы сенат в безопасности пожинал наилучшие плоды управления, а на его долю пришлись бы все трудности и опасности; на самом же деле - чтобы сенаторы под этим предлогом оказались безоружными и неспособными воевать и чтобы только он один обладал оружием и мог содержать военные силы. Поэтому он решил передать в ведение народа и сената Африку, Нумидию, Малую Азию, Элладу с Эпиром, Далматику и Македонию, а также Сицилию, Крит вместе с Ливией, что за Киреной, и Вифинию с прилегающим к ней Понтом, Сардинию и Бетику; в ведении же Цезаря остались остальная Иберия за Тарраконой, Лузитания и все Галлии: Нарбоннская, Лугдунская, Аквитанская и Кельтская, как они сами, так и все земли, занятые их выселенцами. Ведь некоторые кельты, которых мы называем германцами, захватившие всю Кельтику вдоль реки Рейна, передали ей название Германии как вверх по реке до ее истоков, так и вниз до Британского океана. Точно так же в доле Цезаря оказались Сирия, называемая Келе-Сирией**, Финикия, Киликия, Кипр и Египет. Позже он передал в управление народа Кипр и Нарбоннскую Галлию, себе же взял вместо этого Далмацию. Такое же мероприятие было потом проведено и в отношении других провинций, как это показывает дальнейшее повествование; тут же я перечислил все провинции, потому что с этого времени он стал управлять каждой провинцией отдельно, в то время как раньше и в течение долгого времени они управлялись по две и по три вместе. Об остальных я не упомянул, потому что одни из них были присоединены позже, а другие если и были уже тогда в составе Римского государства, то управлялись не римлянами, а либо им была предоставлена автономия, либо они управлялись какой-либо [местной] царской властью; все же провинции, которые подпадали под власть Рима после этого, оказывались в управлении обладателя высшей власти.
* (Дион Кассий обозначает римские провинции словом "народы".)
** (Т. е. Сирией во впадине, дословно: выдолбленной Сирией. )
Так было распределено управление всеми провинциями.
Желая, как и Цезарь, дальше отвести всех от подозрения, что он хоть сколько-нибудь помышляет о монархической власти для себя, [Август] утвердил власть над предоставленными ему провинциями на десять лет и обещал, что за это время он установит в провинциях прочный порядок; при этом он прихвастнул, заявив, что если они усмирятся раньше, то и он раньше передаст управление ими народу. После этого прежде всего он предписал, чтобы всеми провинциями той и другой труппы, кроме Египта, управляли члены сената (булевты), и только к одним египтянам по указанной мною выше причине* он стал назначать так называемого всадника; затем, чтобы эти булевты получали полномочия на один год и избирались по жребию, за исключением тех случаев, когда у кандидата имеются налицо преимущества многодетности или брака; далее, чтобы от общего собрания сената посылались люди, не облеченные военной властью**, и чтобы их называли проконсулами, но не непременно из тех двух, которые только что отбыли консульство, но из остальных, отбывших преторство или только считающихся отбывшими [эту должность]; и чтобы правители той и другой группы народов имели при себе столько же ликторов, сколько их полагается иметь в черте города, а при выезде из города сейчас же принимали знаки своей власти и сохраняли их при себе в течение всего времени, пока не вернутся [в Рим]. Он установил также, что все другие будут избираться им самим и посланцы его должны называться пропреторами, даже если бы они были из числа консуляров. Так как оба эти названия особенно часто встречались при демократическом управлении, то и он давал звание преторов лицам, как это повелось с самых древних времен, избранным для командования на войне, называя их пропреторами; звание же консулов он давал другим, избираемым для более мирной деятельности, и называл их проконсулами. При этом называться преторами и консулами он разрешал только в пределах Италии, всех же правящих вне Италии он называл как бы правящими вместо них (пропреторами и проконсулами). Он разрешил избранным носить титул пропретора и управлять провинцией не более как в течение одного года, как он сам определит; при этом разрешил носить военное снаряжение и меч тем, кто имел право казнить солдат. Никому другому, ни проконсулу, ни пропретору, ни другому какому наместнику не разрешалось иметь при себе меч, если ему не была предоставлена власть казнить солдат. Носить меч не разрешалось не только сенаторам, но даже и всадникам, которым это полагалось. Так это было им установлено. Ликторов же у всех пропреторов одинаково бывает по шести; даже если они и не из числа консуляров, они носят это звание, исходя из такого числа ликторов. Внешние знаки своей власти они получают, как только въедут в предназначенную для них область в той и другой группе провинций, и сейчас же слагают их, как только окончится срок их полномочий.
* (Имеется в виду ненадежность Египта в политическом отношении, как последствие борьбы Октавиана Августа с Антонием и Клеопатрой.)
** (Буквально: "не опоясанные мечом и не носящие военную одежду".)
Так, в соответствии с этими распоряжениями и установился порядок посылать в провинции той и другой группы для управления ими как бывших консулов, так и бывших преторов. Из них сам император посылал куда, кого и когда хотел, так что управление провинциями получали многие исполнявшие обязанности консулов и преторов, что и теперь* бывает, если придется. Собственному управлению сената и консуляров он предоставил Африку и [Малую] Азию, а все остальные провинции - управлению преториев (т. е. бывших преторов); в качестве же общего распоряжения он установил, чтобы никто не участвовал в выборах по жребию раньше пяти лет после исполнения правительственной должности в самом Риме. Итак, в течение некоторого времени все люди такого положения распределяли между собой по жребию эти должности, если даже людей было больше, чем должностей. Впоследствии, в связи с тем что некоторые из них плохо управляли провинциями, и эти лица стали представляться на утверждение императора, и таким образом он в некотором роде сам стал распределять также и должности по управлению провинциями. Тогда он приказывает, чтобы жребий тянули лица, каких он сам пожелает, и в числе, равном количеству провинций. Ведь иногда [сенаторы] посылали туда желательных для себя лиц, и были случаи, что на срок более одного года, иногда же поручали управление некоторых провинций всадникам вместо сенаторов.
* (Т. е. в III в. н. э. при Северах, когда жил Диен Кассий.)
Такое было принято тогда установление в отношении сенаторов, имеющих также полномочия присуждать управляемых ими людей к смерти. Направляются ведь в провинции так называемые народные, или сенатские, люди и не имеющие таких полномочий, также и квесторы, на которых укажет жребий, и лица, сопровождающие других, обладающих полномочиями управления. Итак, я правильно мог бы называть их, как я уже и сказал, не по их званию, а по их деятельности, поскольку другие, подражая грекам, и таких людей называют римскими легатами. Но выше уже достаточно было много сказано об этих титулах. Помощников себе каждый выбирает сам: пропреторы - по одному из людей, равных себе по положению или из ниже стоящих, проконсулы - по три помощника тоже из лиц равного себе положения, кого утвердит император. Были введены кое-какие новшества и в это положение, но, так как оно скоро прекратилось, то достаточно и того, что уже сказано.
Так управлялись провинции, принадлежащие народу; в другие же провинции, так называемые императорские, имеющие в своих пределах более одного гарнизона государственных войск из римских граждан, правители их посылались самим [императором], выбираемые преимущественно из числа преториев или даже квесторов или исполнявших перед этим какую-нибудь другую правительственную должность.
Это касается членов сената, из числа же всадников сам император посылает военных трибунов, кандидатов в сенаторы и других, о различных степенях которых мною сказано выше, причем одних - только в государственные крепостные гарнизоны, других - также в части иноземных* войск, как это было установлено еще первым Цезарем [диктатором], Также и на должность прокураторов - так называем мы лиц, собирающих государственные доходы и производящих порученные им издержки, - одинаково во все провинции, как его собственные, так и управляемые народом, он стал посылать из числа всадников или вольноотпущенников, за исключением тех провинций, где эти сборы производят со своих подчиненных сами проконсулы. Он давал также некоторые указания как прокураторам, так проконсулам и пропреторам, чтобы они действовали согласно сказанному выше. Тогда же наряду с этим было установлено также и то, чтобы им и всем остальным выдавалось жалование. В прежние времена все необходимые для управления средства давали им из общественных средств откупщики. Но при Цезаре они сами впервые начали собирать установленные доходы, однако они не были определены для всех в одинаковом размере, но соответственно тому, сколько где требовалось денег, да и само достоинство прокураторов определялось количеством выплачиваемых им денег. Общими же, для всех одинаково установленными законами было то, что они не производили набора солдат и не взыскивали денег сверх установленного, кроме тех случаев, когда это постановлял сенат или приказывал император. Но, как только прибывал преемник прежнего правителя, тот сейчас же уезжал из своей провинции и не задерживался со своим отъездом, но не позже чем через 3 месяца возвращался [в Рим].
* (Т. е. местных, территориальных.)
Вот как это было тогда, так сказать, устроено. На самом же деле всем и постоянно распоряжался сам Цезарь как [главный] распорядитель денежных средств; на словах его личные средства были отделены от общественных, на деле же и те [и другие] расходовались по его указанию, а, имея власть над солдатами, он подготовлял для себя монархию. По прошествии первого десятилетия [новым] постановлением сената его полномочия были еще продлены на пять лет, потом еще раз на пять лет, после чего они были ему продлены на, десять лет и снова на другие десять лет - всего пять раз, так что последовательность этих десятилетий обеспечила ему монархическую власть на всю жизнь. Поэтому и последующие императоры, хотя и получали полномочия не на определенный срок, а один раз на всю жизнь, через каждые десять лет устраивали празднества как бы по поводу обновления своей власти, что происходит даже и теперь*. Что касается Цезаря, то он принял свою власть намного раньше, когда произнес свою речь об отречении от монархии и о разделении провинций. Тогда же сенат постановил за постоянные его победы над врагами и за спасение граждан посадить перед его дворцом лавровые деревья и украсить [дворец] дубовым венком. Называется его дворец палацием не потому, что было решено его так называть, а потому, что на Палатинском холме жил Цезарь и держал там свою гвардию, и его жилище переняло название всего холма также в связи с преданием о первоначальном месте жительства Ромула. Поэтому, если император поселится даже в каком-нибудь другом месте, его жилище получает название палация. Итак, когда он провел все это в жизнь, ему сенат и народ дали имя Августа, так как все хотели дать ему какое-нибудь особенное прозвище; одни предлагали одно, другие - другое; сам Цезарь очень желал получить имя Ромула; но, заметив, что его на этом основании стали подозревать в стремлении к царской власти, он не стал на этом настаивать и принял имя Августа, согласно желанию большинства и следуя мнению людей. Ведь словом augustus обозначается все самое высокочтимое и священное. На этом основании, руководясь греческим значением этого слова, его стали называть севастом, как бы святым, от глагола σεβαξεσται - освящать.
* (Т. е. в III в. н. э.)
Таким образом, вся власть народа и сената перешла к Августу, а потому образовалось в полном смысле единовластие, при котором одновременно высшую власть имеют не более как двое или трое*. Но само название монарха настолько стало ненавистно римлянам, что они своих единоличных правителей (автократоров) не называют ни диктаторами, ни цензорами и не обозначают никаким другим подобным этим титулом, ведь если на них возложена вся полнота политического управления, то не может так быть, чтобы они не пользовались ею по-царски. Ведь вообще еще и теперь продолжают существовать все власти, образовавшиеся на основе старинных обычаев, кроме власти цензоров, однако все делается и все управление осуществляется просто так, как этого хочет бессменный правитель. Но, чтобы не казалось, что они обладают такой полнотой власти по династическим традициям, а не на основании законов, им продолжают предоставляться, но только номинально, все должности, которые приобрели большое значение при демократии по доброй воле граждан, кроме власти диктатора. Они очень часто бывают консулами; проконсулами они называются всякий раз, как окажутся за чертой города; титул императора из них получают не только те, кто победил каких-нибудь врагов, но постоянно и все другие для того, чтобы отметить их неограниченные полномочия и притом не называть их ни царями, ни диктаторами. Эти последние титулы никому больше не даются, после того как они раз вышли из употребления при новом строе, но функции их закрепляются за лицами, получившими титул императора. На основании этого титула они получают власть набирать войско, взимать деньги, начинать войны, заключать мир, повсюду и во всем одинаково командовать как государственными регулярными, так и союзными (чужестранными)** военными силами; кроме того, они получают власть присуждать к казни внутри городских стен как всадников, так и сенаторов и вообще полностью осуществляют власть, которую имели раньше консулы и другие носители военной власти. На основании цензорских полномочий они проверяют нашу жизнь и наши нравы, составляют списки граждан и по своему усмотрению одних приписывают к сословию всадников или сенаторов, других вычеркивают. На основании того, что они участвуют во всех священнодействиях, мало того, сами раздают другим много жреческих должностей и, если управляют совместно двое или трое, кто-нибудь из них является и верховным жрецом; они распоряжаются всеми как светскими, так и духовными делами., Должность народного трибуна, которую народ приобрел, когда был в расцвете своих сил, дает им право приостановить действие всякого другого [должностного лица], чью деятельность они не одобряют, и не допускать никакого к себе пренебрежения; если же им покажется, что кто-нибудь оскорбил их, хотя бы в самой незначительной степени, и не делом, а только словом, уничтожить такого человека, как совершившего кровавое преступление. Формально исполнять обязанности народных трибунов лицам, по всем признакам принадлежащим к патрициям, они считают неудобным, но отмечают обладание полной властью трибунов каждый раз, как она им предоставляется, и по этому признаку исчисляются годы их правления, потому что они обновляют ее ежегодно вместе с другими лицами, постоянно избираемыми на эту должность. Все названия этих должностей, каждая из которых была установлена при демократическом управлении, они сохранили, чтобы не казалось, что они обладают чем-либо, не опирающимся на традицию.
* (Дион Кассий, несомненно, имеет в виду совместное управление позднейших августов и цезарей, например случай единовременного правления Марка Аврелия и Вера.)
** (Дион Кассий для обозначения вспомогательных воинских частей, составленных из неримских граждан, многократно чередует термины: "союзные" и "наемные" войска.)
Они обладают еще и таким преимуществом, какое никогда не предоставлялось никому из римлян в прежнее время; на основании только его одного они и получили возможность делать все указанное выше и другое. Именно, они не связаны никакими традициями - как он, [т. е. Август], называл латинские обычаи, - то есть они свободны от всяких принудительных общих представлений и не стеснены никакими писаными узаконениями. Таким образом, под прикрытием этих демократических названий они приобрели всю полноту политической власти, включая и царскую, и обладают ею без тягостного для всех ее названия. Титулы же Цезаря и Августа не предоставляют им никакой особенной власти: один из них указывает на преемственность по происхождению, другой - на блестящее достоинство. Но имя отца* дало им вскоре над всеми нами такую власть, какую обычно отцы имеют над своими детьми, хотя первоначально это название было им дано не для власти, а в качестве почета и наставления, чтобы они любили всех управляемых ими, как своих детей, и чтобы те почитали их, как отцов.
* (Титул отца отечества: pater patriae.)
Вот сколько существует должностей, и вот каковы их названия, которыми пользуется власть на основании обычаев и согласно отечественным традициям. И теперь* все они в большинстве случаев сразу предоставляются им, кроме цензуры; в древности же они давались на время и по мере того, как происходило избрание**. А на первых порах некоторые императоры брали на себя и цензорскую должность: Домициан обладал ею в течение всей жизни. Но теперь этого уже не бывает. Даже те, кто исполняет обязанности цензоров, на эту должность не избираются и не пользуются этим титулом, который встречается лишь в письменных документах.
* (Т. е. в III в. н. э.)
** (Буквально: голосование.)
Dio Cassias, Historia Romana.
Надпись из Анкиры, так называемые "Деяния божественного Августа"
§ 1. Девятнадцати лет от роду по собственному своему решению и на частные свои средства я собрал войско, при помощи которого вернул свободу республике, угнетенной, бандой заговорщиков*. Во имя этого сенат почетным декретом принял меня в свое сословие в консульство Гая Пансы и Авла Гирция, предоставив мне право подавать свое мнение вместе с консулярами, и дал мне военную власть [imperium]. Сенат поручил мне в качестве пропретора вместе с консулами блюсти безопасность республики, народ же в том самом году, когда пали на войне оба консула**, избрал меня в консулы и в триумвиры по переустройству государства.
* (Имеются в виду сторонники Марка Антония.)
** (Т. е. в 43 г. до н. э.)
§ 2. Тех, кто был убийцами моего родителя, я отправил в изгнание, отплатив им за их злодеяние приговором на основании законов, и впоследствии, когда они пошли войной против республики, дважды разбил их в строю*.
* (В битве при Филиппах в 42 г. до н. э.)
§ 3. Я вел много войн во всем мире, на суше и на море, гражданских и внешних, и в качестве победителя оказывал милость всем гражданам, просившим ее. Чужие народы, которым было безопасно дать прощение, я предпочитал сохранять, а не истреблять. Римских граждан, принесших мне присягу, было около пятисот тысяч. Из них я вывел в колонии или отпустил по окончании службы в их муниципии несколько больше трехсот тысяч, и всех их я наделил землей или наградил деньгами за военную службу. Я захватил шестьсот кораблей, не считая тех, которые были мельче трирем.
§ 5. Диктатуру, предложенную всем народом и сенатом в консульство Марка Марцелла и Люция Аррунтия мне лично и в мое отсутствие, я не принял. При крайнем недостатке хлеба я не отказался от заботы о продовольствии, которым я освободил весь народ от страха и угрожавшей ему опасности [голода]. Консульскую власть, предложенную мне тогда сроком на год и бессрочно, я не принял.
§ 8. Будучи по приказанию народа и сената консулом в пятый раз, я увеличил число патрициев. Состав сената я проверял трижды. Во время шестого консульства я провел цензуру вместе с Марком Агриппой. Перепись была произведена после промежутка в сорок два года*. По этой переписи оказалось римских граждан четыре миллиона шестьдесят три тысячи. Вторую перепись я произвел один, обладая консульскими полномочиями, в консульство Гая Цензорина и Гая Азиния. По этой переписи оказалось четыре миллиона и двести тридцать три тысячи римских граждан. Третью перепись, обладая консульскими полномочиями, я произвел вместе с сыном моим Тиберием Цезарем в консульство Секста Помпея и Секста Аппулея**. По этой переписи римских граждан было насчитано четыре миллиона девятьсот тридцать семь тысяч.
* (Т. е. в 28 г. до н. э.)
** (Вторая перепись была проведена Августом в 8 г. до н. э., третья - в 14 г. н. э. (Результаты ее были опубликованы за 100 дней до смерти Августа.)
§ 13. Храм Януса-Квирина, который предки наши решались закрывать лишь после того, как во всей державе римского народа победами на суше и на море бывал упрочен мир, и который от основания города до моего рождения, как об этом хранится в памяти людей, закрывался всего дважды, за время моего управления по постановлению сената закрывался три раза.
§ 15. Римскому плебсу, согласно завещанию моего отца, я роздал по триста сестерциев на человека и от своего имени в пятое мое консульство я выдал по четыреста сестерциев на человека из военной добычи; еще раз в десятое свое консульство я отсчитал из собственного своего имущества по четыреста сестерциев на человека в подарок и в одиннадцатое свое консульство я двенадцать раз раздавал продовольствие хлебом, купленным на мои частные средства, и когда я был в двенадцатый раз трибуном, я в третий раз роздал по четыреста сестерциев на человека. Эти мои раздачи никогда не охватывали меньше двухсот пятидесяти тысяч человек. Когда я был восемнадцатый раз трибуном и двенадцатый раз консулом, я роздал тремстам двадцати тысячам городского плебса по шестьдесят денариев на человека. В колониях моих солдат я в пятое мое консульство роздал из военной добычи по тысяче сестерциев на человека; получили этот триумфальный подарок в колониях около ста двадцати тысяч человек. В тринадцатое свое консульство я роздал по шестидесяти денариев плебсу, который получал тогда государственный хлебный паек. Таких было немного более двухсот тысяч человек.
§ 16. Деньги за земли, которыми я наделил солдат в четвертое мое консульство, а потом в консульство Марка Красса и Гнея Лентула, авгура, я уплатил муниципиям. Это составило сумму в шестьсот миллионов сестерциев, которую я отсчитал за земли в Италии, и сумму в двести шестьдесят миллионов, которые я заплатил за земли в провинциях. Так поступил я первый и единственный из всех, кто на памяти моего века выводил колонии ветеранов в Италию или в провинции...
§ 17. Четыре раза я своими частными средствами поддерживал государственное казначейство тем, что передал стоявшим во главе его сто пятьдесят миллионов сестерциев. В консульство Марка Лепида и Люция Аррунтия в военное казначейство, которое было основано по моему совету, чтобы выдавать наградные солдатам, прослужившим двадцать и более лет, я внес из своего личного имущества, сто семьдесят миллионов сестерциев...
§ 25. Я очистил море от разбойников. В той борьбе с рабами, которые убежали от своих господ и взялись за оружие против республики, я, захватив почти тридцать тысяч беглецов, передал их их владельцам для предания казни*. Вся Италия добровольно принесла мне присягу и потребовала, чтобы я был вождем в той войне, в которой я одержал победу при Акции. Такую же присягу принесли мне провинции Галлия, Испания, Африка, Сицилия и Сардиния.
* (Это относится к войне триумвиров с Секстом Помпеем, которая была окончена в 36 г. до н. э.)
§ 28. Колонии ветеранов я вывел в Африку, Сицилию, Македонию, в обе Испании, в Ахайю, [Малую] Азию, Сирию, Нарбоннскую Галлию и Писидию. В Италии находится двадцать восемь колоний, выведенных под моими ауспициями, разросшихся при моей жизни и достигших процветания.
§ 34. В шестое и седьмое консульство, после того как я потушил гражданские войны, пользуясь по всеобщему согласию высшей властью, я передал государство из своей власти в распоряжение сената и народа. За эту мою заслугу постановлением сената я был назван Августом*, двери дома моего публично были украшены лаврами, гражданская корона была пригвождена над моей дверью и в курии Юлия был поставлен золотой щит, подаренный мне, как об этом гласит надпись на нем, сенатом и римским народом за мужество, милосердие, справедливость и благочестие. После этого я превосходил всех своим "авторитетом", власти же у меня было не более чем у тех, кто были моими коллегами по магистратуре.
* (В 27 г. до н. э.)
"Хрестоматия по истории древнего мира", под редакцией академика В. В. Струве т. III, М., 1953, стр. 194-196.
(Тацит, Анналы, I, 15)
Тут в первый раз* перенесли комиции с Марсова поля в сенат. До тех пор, хотя важнейшее и решалось по произволу правителя, но кое-что выпадало и на долю триб. Народ отвечал на отнятие этого права только бесплодным ропотом, а сенат, освобожденный от необходимости дарить и унижаться до просьб, был этому рад, тем более что Тиберий скромно присвоил себе право предлагать только четырех кандидатов, которых и утверждали без дальнейших рассуждений.
* (В 14 г. н. э.)
Надпись, найденная в городе Геба в Этрурии
Содержит часть постановления о посмертных почестях Германику.
...И пусть эдилы поместят его статуи на Палатине в портике у храма Аполлона, где обычно заседает сенат, над калителями колонн у храма, заслоняющих изображение Апполона, среди статуй мужей, наделенных блистательными талантами - Германика Цезаря, а также Друза Германика, его родного отца и брата Тиберия Цезаря Августа, который сам также был богат талантами. И пусть Салии вставят в свои песни имя Германика Цезаря наряду с именами божественного Цезаря и божественного Августа, каковая почесть является также достоянием Гая и Луция Цезарей, братьев Тиберия Цезаря Августа. И пусть цензоры к числу 10 центурий, которые обычно голосуют при утверждении кандидатов на должность консулов и преторов, прибавят 5 центурий, и так как эти 10 центурий названы [в честь] Гая и Луция Цезарей, пусть следующие 5 именуются [в честь] Германика Цезаря. И пусть во всех этих центуриях как сенаторы, так и всадники из всех декурий, которые созданы или будут созданы для государственного судопроизводства, подают голоса за консулов и преторов. И пусть тот из магистратов, который созовет для утверждения [кандидатов] сенаторов и тех, кто имеет или будет иметь право участвовать в голосовании в сенате, а также всадников, в обнесенный оградой участок, согласно закону, которой внесли консулы Луций Валерий Мессала Волез и Гней Корнелий Цинна Магн о [порядке] голосования за консулов и преторов, озаботится, чтобы сенаторы, а также всадники из всех судейских декурий, которые существуют или будут созданы для государственного судопроизводства, голосовали в 15 центуриях. Хотя по этому закону оговорено и предписано, чтобы жеребьевка девятисот, называемых также стражами, происходила для 10 центурий, пусть тот, кому по этому закону или по этой рогации надлежит производить жеребьевку девятисот*, называемых также стражами, делает ее для 15 центурий, так же точно, как если бы по этому закону следовало делать и производить жеребьевку девятисот, или стражей, для 15 центурий. И пусть в тот день, когда кто-либо прикажет сенаторам и всадникам на основании закона, который внесли консулы Луций Валерий Мессала Волез и Гней Корнелий Цинна Магн, или этой рогации, присутствовать для подачи голосов, он прикажет в присутствии преторов и народных трибунов поставить перед своим трибуналом 15 больших плетеных корзин, в которые будут опускаться избирательные таблички, а также пусть прикажет положить у корзин навощенные таблички в нужном количестве, а также пусть он озаботится поместить побеленные доски, на которых будут написаны имена кандидатов в таком месте, где их наиболее удобно будет прочесть. Затем на виду у всех магистратов и тех, сидящих на скамьях, кто должны будут подавать голоса так, как они сидели, когда подавали голоса в 10 центуриях Цезарей, пусть он прикажет бросить в подвижную урну как можно более одинаковые шары 33 триб, за исключением Субурранской и Эсквилинской, и объявить жеребьевку. И пусть прикажет сенаторам и всадникам произвести жеребьевку, кто в какую корзину должен опускать избирательную табличку, с тем чтобы в первых центуриях, названных в честь Гая и Луция Цезарей, жеребьевка происходила так, чтобы две трибы решали жребием, кому достанутся I, II, III и IV корзины; три трибы - кому достанется V корзина; две трибы - кому достанутся VI, VII, VIII, IX корзины; три трибы - кому достанется X корзина. В тех [центуриях], которые названы в честь Германика Цезаря, жеребьевка производится так, что две трибы решают жребием, кому достанутся XI, XII, XIII, XIV корзины; три трибы - кому достанется XV. Когда он объявит одну трибу, имя которой выпало по жребию, он по порядку вызовет сенаторов и тех, кому дозволено подавать голос в сенате, которые будут принадлежать к этой трибе, и прикажет подойти к первой корзине и подать голоса; затем, когда снова все эти сенаторы вернутся к своим скамьям, он вызовет из той же трибы всадников и прикажет им подавать голоса у той же корзины. И пусть он так же действует, и приказывает, когда будет производиться жеребьевка второй трибы, и вызывает из каждой отдельной трибы сенаторов, а затем всадников до тех пор, пока те, кто должны голосовать, проголосуют. И пусть относительно порядка подачи голосов сенаторов и всадников из Субурранской и Эсквилинской триб, а также [в случаях], когда в какой-нибудь трибе не будет ни одного сенатора или ни одного всадника или сенаторы будут в минимальном числе, а также относительно порядка запечатывания корзин после голосования и передачи их преторам, возглавляющим эрарий, которые должны перенести [корзины] вместе с поданными голосами в огороженное пространство, и относительно порядка проверки печатей и исследования избирательных табличек и, наконец, относительно всего, что по какой-либо причине записано и оговорено в законе, внесенном консулами Цинной и Волезом о 10 центуриях Цезарей, поступает, делает, прикажет поступить и сделать в 15 центуриях так же, как это по тому закону, который внесли консулы Цинна и Волез, следовало поступать и делать в 10 центуриях. И пусть то, что будет сделано таким образом, считается законным. И пусть после исследования [результатов] голосования об утверждении консулов и преторов из 15 центурий Гая и Луция Цезарей и Германика Цезаря, когда будет принесена таблица той центурии, которая согласно жеребьевке оказалась первой, тот, кто будет руководить этим утверждением [кандидатов], так огласит эту таблицу, как по тому закону о 10 центуриях Цезарей, который внесли консулы Луций Валерий Мессала Волез и Гней Корнелий Цинна Магн, следовало огласить ту таблицу, которая по жребию [оказалась первой] в этих центуриях. Пусть он озаботится, чтобы та таблица, на которую падет первый жребий из центурий Гая и Луция Цезарей, и чтобы имена тех кандидатов, которые утверждены этой центурией, были объявлены в первую очередь под именами Гая и Луция Цезарей. И пусть озаботится, чтобы доска, на которую пал первый жребий, в тех центуриях, которые по этой рогации названы [в честь] Германика Цезаря, была оглашена под именем Германика Цезаря, и о тех кандидатах, которые утверждены этой центурией, было объявлено в первую очередь. То число центурий, которое по этой рогации добавляется, входит в число, нужное для избрания таким же образом, как это число должно было входить в 10 центурий по закону, который внесли консулы Цинна и Волез. Таким образом, тот, кто будет руководить утверждением кандидатов в консулы и преторы, пусть озаботится, чтобы эти центурии принимались в расчет и подавали голоса. Остальное, что поименно не перечислено в данной рогации, пусть все делается, исполняется, сохраняется также, как по тому закону, который внесли консулы Цинна и Волез. И пусть на играх в честь Августа, когда в театре расставляют сидения для жрецов, среди них помещаются курульные кресла Германика Цезаря с дубовыми венками в честь этого жреца. Когда будет окончено [строительство] храма божественного Августа, эти кресла должны быть вынесены из этого храма, пока же должны храниться в храме Марса Мстителя и выноситься оттуда. И всякий, кто будет когда-либо устраивать вышеназванные игры, пусть озаботится, чтобы [кресла] из вышеупомянутого храма ставились в театре и, когда их нужно будет унести, уносились в этот храм. И пусть, когда пепел и кости Германика Цезаря будут внесены в гробницу, храмы богов будут закрыты. Те из приписанных к всадническому сословию, которые имеют частного коня и которые пожелают исполнить долг, если им не помешают болезни или похороны домочадцев, пусть явятся на поле в одежде с пурпурной каймой; те же, кто имеют государственного коня, - в белой одежде. И пусть ежегодно в тот день, когда он окончил жизнь, закрываются храмы бессмертных богов, которые находятся или будут находиться в Риме или возле Рима на расстоянии 1000 шагов от города. И пусть озаботятся, чтобы это исполняли те, кто берут подряд по надзору за храмами. И пусть в этот день магистры жреческих, коллегий августалов соответственного года озаботятся совершить жертвоприношения у гробницы, в которой помещены останки Германика Цезаря. Если же один или несколько магистров не совершат эти жертвоприношения, то в ближайший год те из членов жреческих коллегий, которые их совершат, должны будут исполнять должность магистра вместо тех, кто пренебрег этой должностью...
* (Девятьсот человек избирались из четырех декурий, в которых состояли судьи, специально для наблюдения за корзинами в избирательных комидиях.)
"La Parola dell Passato", 1950, № XIV.
(Тацит, Анналы, I, 72)
Тиберий восстановил закон об оскорблении величества. Название закона и в старину было то же, но приложение было не то. Он осуждал за оскорбление величества римского народа - за измену войску, возмущение черни, дурное управление республикой; казнили за дело, а не за слово. Август первый приказал преследовать на основании этого закона пасквили, побужденный к тому наглостью Кассия Севера, ославившего оскорбительными сочинениями знатных мужей и жен. Теперь и Тиберий на вопрос претора Помпея Марка, принимать ли жалобы на оскорбление величества, ответил: "Закон должен быть исполняем".
(Гай Светоний Транквилл, Жизнеописание двенадцати цезарей, Тиберий, 58)
Около этого же времени на вопрос претора, велит ли он созывать суд по делам об оскорблении величества, [Тиберий] ответил, что законы подлежат выполнению; и действительно, он выполнял их с жестокостью. Некий человек снял голову у статуи Августа, чтобы приставить к ней чью-то чужую. Дело разбиралось в сенате, и вследствие отсутствия явных улик при допросе прибегли к пыткам. Обвиняемый был осужден, а в преследованиях этого рода дошли до того, что стали наказывать смертью, если кто-либо перед статуей Августа сек раба или переодевался, или если кто приносил при себе в харчевню, либо в публичный дом монету или кольцо с его изображением, наконец, если кто высказывал хотя бы легкое неодобрение слов или поступков Августа...
(Тацит, Истории, I, 4)
...Смерть Нерона после первых порывов радости произвела различные движения в умах не только в Риме среди сената, народа и столичного войска, но и привела в движение все легионы и полководцев, после того как была обнаружена тайна императорской власти, что главою государства можно сделаться не только в Риме, но и в другом месте...
(Гай Светоний Транквилл, Жизнеописание двенадцати цезарей, Тиберий, 32; 49, Веспасиан, 11)
...Когда правители провинций советовали [Тиберию] обложить провинции налогами, он ответил, что "хороший пастух стрижет овец, а не сдирает с них шкуру"...
[Тиберий] конфисковал имущество виднейших граждан Галлии, Испании, Сирии и Греции, основываясь на облыжных обвинениях, совершенно несерьезных и наглых; например, некоторым было поставлено в вину, что часть своего имущества они держали в наличных деньгах. У многих общин и частных лиц были отняты старинные привилегии, а также право эксплуатации рудников и сбора податей...
Пересмотром списков сената и всаднического сословия Веспасиан очистил их и пополнил, причем лица недостойные были удалены, а самые порядочные элементы из италиков и провинциалов были приняты в их число...
Надпись из Рима. Так называемый закон об империуме Веспасиана
VI, 1232... И пусть ему будет дозволено заключать союзы с кем он захочет так, как это было дозволено божественному Августу, Тиберию, Юлию Цезарю Августу и Тиберию Клавдию Цезарю Августу* Германику. И пусть ему будет дозволено созывать сенат, вносить предложения и брать [их] обратно, проводить сенатусконсульты путем внесения предложения и голосования так, как это было дозволено божественному Августу, Тиберию, Юлию Цезарю Августу и Тиберию Клавдию Цезарю Августу Германику. И пусть, когда, согласно его воле и авторитету, по его приказу, или поручению, или в его присутствии будет собираться сенат, он во всех делах будет иметь и сохранять те же права, как если бы заседание сената было назначено и имело место по закону. И пусть те из магистратов, которым он препоручит гражданскую власть, военное командование, надзор за каким-нибудь делом, совершающимся для сената и римского народа, и те, кому он даст или обещает свою поддержку на выборах, принимаются в расчет в экстраординарном порядке. И пусть ему будет дозволено раздвигать и расширять границы померия, как он будет считать нужным для общего блага, так же как это было дозволено Тиберию Клавдию Цезарю Августу Германику. И пусть все то, что он сочтет нужным сделать для пользы и величия республики из дел, касающихся богов, людей, государства и частных лиц, он имеет власть и право совершить и исполнить, как имели [их] божественный Август, Тиберий, Юлий Цезарь и Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик. И пусть на основании тех законов и плебисцитов, которыми было установлено, чтобы божественный Август, Тиберий, Юлий Цезарь Август и Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик не подлежали ответственности, по тем же законам будет освобожден [от ответственности] и император Цезарь Веспасиан. И все то, что по какому-нибудь закону или рогации дозволено было божественному Августу, Тиберию, Юлию Цезарю, Тиберию Клавдию Цезарю Августу Германику, пусть будет дозволено и императору Цезарю Веспасиану Августу. И пусть то, что до внесения этого закона было сделано, исполнено, предписано, приказано императором Цезарем Веспасианом Августом или кем-нибудь по его приказанию или поручению, все это будет так же законно и незыблемо, как если бы было совершено по приказу народа или плебса. Если кто-нибудь в связи с этим законом сделает что-либо против законов, рогаций, плебисцитов, сенатусконсультов или не сделает в связи с этим законом того, что следует сделать по закону, ротации, плебисциту, сенатусконсульту, то да не будет это вменено ему в преступление; и пусть он из-за этого не будет должен дать что-либо народу, и пусть никто по этому поводу не вчиняет иска и не судит, и пусть никто не допускает тревожить себя по этому делу.
* (Т. е. Августу, Тиберию, Калигуле и Клавдию.)
"Corpus inscriptionum latinarum".
(Плиний Младший, Панегирик Траяну, 1; 2; 7; 25; 26; 27; 42; 50; 54; 88)
...Если в прежние времена могло возникнуть сомнение, ставит ли правителей земли случай или какое-либо предсказание с неба, то не может быть никакого сомнения в том, что наш принцепс дан нам соизволением богов. Он явился не действием каких-нибудь тайных сил судьбы, но указан был нам явно и открыто самим Юпитером... Не будем... воздавать ему хвалы, как какому-нибудь богу или кумиру, ибо мы говорим не о тиране, а о гражданине, не о властелине, а об отце... Ты был усыновлен не так, как усыновлялись другие принцепсы в угоду женщинам... Да и не должно принимать сына иначе, если усыновляет принцепс. Или, собираясь доверить кому-либо одному сенат, римский народ, войска, провинции, надо принимать своего преемника из объятий супруги и искать наследника своей высшей власти только внутри своего собственного дома? Разве не следует при этом окинуть взором все государство и признать за самого близкого, за самого родственного по духу того, в ком ты найдешь наилучшие качества, кого признаешь более всего подобным богам? Тот, кто будет управлять всеми, должен быть избран среди всех. Не господина для своих рабов должен ты назначить, когда ты мог бы быть доволен и ближайшим тебе наследником, но, как император, ты должен дать принцепса гражданам...
Солдаты уравнены с народом в том, что хоть они получают только часть пайка, но зато первыми, а народ с солдатами - в том, что он хоть и позже, но зато получает все полностью... Для великого принцепса, которому суждено бессмертие, нет другой более достойной статьи расхода, как расход на подрастающее поколение. Людей зажиточных располагают признавать И воспитывать детей большие награды и равные им по значению штрафы. Бедные же могут рассчитывать при воспитании только на доброту принцепса. Если он не поддерживает, не охраняет и не снабжает щедрой рукой детей, рожденных в надежде на него, то лишь ускоряет гибель своей власти, гибель государства; напрасно тогда, он будет, пренебрегши народом, оберегать знатных, точно голову, оторванную от туловища, обреченную на гибель от неустойчивости своего положения... Пусть лучше принцепс ничего не дает, лишь бы ничего не отнимал, пусть не кормит, лишь бы не казнил: и тогда не будет недостатка в людях, которые захотят иметь детей... Поэтому во всей твоей щедрости я ничего так бы не хотел восхвалить, как то, что ты даешь паек и средства на содержание детей из своих собственных средств и что детей граждан ты кормишь не кровью от убийств... приятнее всего принимающим от тебя пособия сознавать, что им дается ни у кого не отнятое и что, в связи с тем, что столько народа стало более имущим, убывают средства только у самого принцепса, хотя он тоже не обеднел. Ведь если кому принадлежит все, что является общим достоянием, то и он сам имеет столько же, сколько все...
Императорская и государственная казна обогащалась... [при прежних принцепсах] от исключительных в своем роде преступлений против величества, и притом приписывавшихся людям чистым от каких-либо преступлений. Этот страх ты окончательно с нас снял... Вернулась к друзьям верность, к детям почтительность, к рабам послушание: снова они имеют своих господ, уважают их и повинуются им. Теперь уже рабы наши - не друзья принцепса, но мы сами его друзья, и отец отечества не думает, что он дороже для чужих слуг, чем для своих сограждан. Ты освободил всех нас от домашних обвинителей, призвав всех под общее знамя общественного блага, прекратил, если можно так сказать, войну рабов. Этим ты оказал не меньшую услугу рабам, чем господам: одним ты обеспечил безопасность, других сделал лучшими... Приятно это для тех, кто помнит и такого принцепса, который подучал рабов против господ и указывал, какие преступления он накажет, словно узнавал о них по доносу. Это было великое и неустранимое зло, которое приходилось каждому испытать столько раз, сколько у него было рабов, берущих на себя роль господ... Ты не присваиваешь и не присоединяешь к своим обширным владениям все пустыри, озера, лесные массивы, изгоняя прежних их владельцев, и не только одни твои взоры радуются на источники, реки и моря. Есть и такое, что наш цезарь не считает своим. И все же власть принцепса больше, чем власть собственника. Многое переводится из [его] частного имущества в государственное; это то, что захватили прежние принцепсы, не для того, чтобы самим пользоваться, но чтобы не занял никто другой. Таким образом на места прежних знатных господ в их гнезда поселяются новые хозяева, и убежища главнейших мужей не приходят в упадок, не захватываются рабами... Раньше было смертельно опасно кому-нибудь иметь более просторный дом, чем у принцепса, или более живописную усадьбу; а теперь принцепс ищет для них новых хозяев и сам их туда вводит... Ты не только предоставляешь твоим гражданам возможность покупать, ты раздаешь и даришь живописнейшие места.., которые сам получил при избрании и при усыновении... Раньше ни одно дело, обсуждавшееся в сенате, не считалось столь низменным и столь ничтожным, чтобы тут же не перейти к прославлению императора... Совещались ли мы об увеличении числа гладиаторов или об учреждении цеха ремесленников, сейчас же, словно при этом расширялись границы нашей империи, постановляли посвятить имени Цезаря какие-нибудь величественные арки, или надписи, которые не могли бы уместиться и на фронтонах наших храмов, или месяцы года, да притом не по одному, а по нескольку сразу. И те допускали это и даже радовались этому, точно заслужили все эти почести. Многие государи, будучи господами над своими гражданами, были рабами своих отпущенников: они следовали их советам, исполняли их желания, через них они выслушивали других, через них вели переговоры; через них выпрашивали претуры, жреческие должности и консульство. Мало того, - этих должностей просили у самих отпущенников. Ты ставишь своих отпущенников на весьма почетное место, но все же считаешь их не более как за отпущенников... Ведь ты хорошо знаешь, что слишком возвеличенные отпущенники свидетельствуют о не слишком хорошем государе...
(Плиний Младший, Письма X, 23; 24; 54; 55; 92; 93; 114; 115)
Плиний императору Траяну. У жителей Пруссы, владыка, баня старая и грязная. Итак, считая, однако... сделать новую, мне кажется, ты можешь снизойти к их желанию. Деньги на постройку у них будут: это, во-первых, деньги, которые я начал возвращать от частных лиц и требую у них, а затем они готовы внести на сооружение бани то, что обычно тратят на масло. Постройки этой требуют и честь города, и блеск твоего времени.
Траян Плинию. Если возведение новой бани жителям Пруссы по силам, то мы можем снизойти к их желанию, лишь бы для этого не надо было новых обложений и в будущем у них бы хватило средств на необходимые расходы.
Плиний императору Траяну. Общественные деньги, владыка, твоей предусмотрительностью и моим усердием уже или истребованы, или истребуются; боюсь, однако, чтобы они не лежали втуне. Случаев приобрести недвижимую собственность очень мало или нет вовсе; людей, которые хотели бы совершить займы у города, не находится, тем более, что город дает деньги, как и частные лица, под 12%. Посмотри, владыка, не сочтешь ли нужным уменьшить проценты и тем самым приохотить к займам подходящих людей. Если же их не окажется, то не распределить ли деньги между декурионами, с тем, чтобы они как следует позаботились об интересах города. Хотя они этого не пожелают и будут отказываться, все-таки с установлением меньшего процента это будет для них менее тяжко.
Траян Плинию. И сам я, мой дорогой Секунд, не вижу другого средства для более легкого размещения городских денег, кроме уменьшения процентов. Размер их ты установишь сам в зависимости от числа тех, кто будет брать в долг. Принуждать к займам людей, у которых деньги тоже, возможно, будут лежать втуне, не соответствует современному нам духу справедливости.
Плиний императору Траяну. Город Амис, свободный и союзный, по милости твоей управляется собственными законами. Поданное мне здесь прошение относительно кассы взаимопомощи присоединено к этому письму: посмотри, владыка, что здесь и в какой мере следует разрешить или запретить.
Траян Плинию. Если амисцам, прошение которых ты присоединил к своему письму, разрешено по законам союзного договора иметь кассу взаимопомощи, то мы можем им в этом не препятствовать, особенно если они станут употреблять подобные сборы не на восстания и недозволенные союзы, а на поддержку нуждающихся бедняков. В остальных городах, подчиненных нашему праву, подобные союзы следует запрещать.
Плиний императору Траяну. По закону Помпея, владыка, вифинским городам разрешено заносить в число своих граждан кого они пожелают, за исключением людей, уже состоящих гражданами какого-нибудь вифинского города. Тем же законом установлено, по каким причинам цензоры могут исключать из сената. Поэтому некоторые из цензоров решили посоветоваться со мной, исключать ли им гражданина другого города. Так как закон запрещал принимать чужого гражданина в число своих, но не приказывал исключать его по этой причине из сената, а кроме того, меня уверяли, что в каждом городе имеется много булевтов из граждан других городов, что многие люди и многие города будут потрясены таким исключением и эта часть закона не применяется уже давно, словно с общего согласия, то я решил просить твоего совета, что, по-твоему, следует соблюдать. Выписки из закона я присоединил к этому письму.
Траян Плинию... Я решил выбрать средний путь; не будем ничего изменять в прошлом. Пусть остаются в сенате граждане любого города, хотя и принятые вопреки закону; на будущее же закон Помпея надлежит соблюдать. Если бы мы пожелали сохранить за ним обратную силу, это неизбежно вызвало бы много волнений.
Надпись, найденная в Кирене (7-6 г. до н. э.)
Император Цезарь Август, великий понтифик, в семнадцатый год трибунской власти, император четырнадцатый раз говорит:
I. Мне известно, что в провинции Киренаике римлян всех возрастов, имеющих ценз в 2500 денариев или более, проживает всего 215 человек, из каковых и назначаются судьи, и, как пожаловались посольства из городов этой провинции, среди них существуют некоего рода тайные сообщества, угнетающие эллинов при процессах, грозящих смертной казнью, ибо одни и те же лица поочередно выступают то в качестве обвинителей, то свидетелей. Я и сам установил, что некоторые невинные угнетены таким образом и подвергнуты высшей мере наказания. Поэтому впредь до того, как сенат вынесет какое-либо постановление по этому вопросу или я сам найду что-либо лучшее, по моему мнению, справедливо и целесообразно поступят те, кто будет управлять провинцией Критом и Киренаикой, если назначат в области Кирены в одинаковом числе судей как из эллинов, обладающих высшим цензом, так и из римлян.
Как римляне, так и эллины должны быть не моложе 25 лет и владеть движимым и недвижимым имуществом, если только найдется достаточное количество таких лиц, в 7500 денариев, или же, если таким образом будет невозможно заполнить число судей, какие должны быть назначены, пусть управители провинций назначат владеющих половиной, но никак не меньше, указанного выше имущества в суды по разбору тех дел эллинов, которые наказываются смертной казнью. Если эллину-подсудимому за день до того, как обвинитель выступит с речью, дано будет право решать, будут ли судьями только римляне или же половина их будет из эллинов, и он выберет половину эллинов, тогда, выверив шары и написав на них имена, следует из одной урны вынимать жребии с именами римлян, из другой - с именами эллинов до тех пор, пока тех и других не будет по двадцати пяти. Обвинитель, если он пожелает, пусть отведет по одному из римлян и из эллинов, обвиняемый же - трех из всех, но при том условии, чтобы из отводимых не были все только римляне или же все эллины. Затем все остальные приводятся к подаче голосов и опускают голоса отдельно: в особый ящик - римляне и отдельно, в другой ящик, - эллины. Потом, после того как будет произведен подсчет голосов отдельно тех и других, пусть правитель объявит во всеуслышанье то, что решило большинство тех и других вместе. И поскольку незаконную смерть родственники убитых по большей части не оставляют неотомщенной и, естественно, найдутся эллины-обвинители, которые возбудят дело по поводу убитых родственников или сограждан, то справедливо и целесообразно, по моему мнению, поступят те, кто будет управлять Критом и Киреной, если они в области Кирены не допустят римлянина в качестве обвинителя по делу об убийстве эллина или эллинки, за исключением того случая, когда дело по поводу убийства кого-либо из своих родственников или сограждан возбуждает удостоенный римского гражданства эллин.
II. [7-6 г. до н. э.]. Император Цезарь Август, великий понтифик, в семнадцатый год трибунской власти говорит:
Порицания и хулы не заслуживает Публий Секстий Сцева за то, что он Авла Стлакция Максима, сына Луция, Луция Стлакция Македонянина, сына Луция, и Публия Филерота, вольноотпущенника Публия, после того как они сообщили, что знают нечто, касающееся моего благополучия и государственных дел, и намереваются об этом сказать, позаботился закованными послать из провинции Киренаики ко мне, ибо Секстий поступил так, как следовало, и с достаточной предусмотрительностью. Впрочем, поскольку они доказали мне совершенно ясно, что ничего, касающегося меня и государственных дел они не знают, а то, что они говорили в провинции, они выдумали и показали ложно, я их освободил и отпускаю из-под стражи. Авлу же Стлакцию, которого послы киренцев обвинили в том, что он из общественных мест убрал статуи, в том числе ту, на которой город написал мое имя, до тех пор пока я не разберу этого дела, я запрещаю выезжать без моего разрешения.
III. [7-6 г. до н. э.]. Император Цезарь Август, великий понтифик, в семнадцатый год трибунской власти говорит:
Тем из провинции Киренаики, кто почтен правами гражданства, я приказываю нести повинности в очередь с корпорацией эллинов отнюдь не меньше; исключаются те, кому по закону или постановлению сената, по решению моего отца или же моему вместе с гражданством дано освобождение от повинностей. Мне угодно также, чтобы и те, кому дано освобождение от повинностей, были свободны от платежей [лишь] по тому имуществу, которое было тогда, [когда было даровано право гражданина], а за все приобретенное после им следует платить установленное.
IV. [7-6 г. до н. э.]. Император Цезарь Август, великий понтифик, в семнадцатый год трибунской власти говорит:
По всякого рода процессам, какие возникнут между эллинами, живущими в провинции Киренаике, за исключением преступлений, наказуемых смертной казнью, каковые тот, кто управляет провинцией, должен разбирать и выносить по ним решение сам или же назначить суд присяжных, по всем остальным делам должно давать в качестве судей эллинов, если какой-нибудь обвиняемый или ответчик сам не захочет иметь судьями римских граждан. Если сторонам в силу моего эдикта будут даваться судьи эллины, не следует давать ни одного из этих судей из того города, из которого происходит обвинитель, или истец, или же обвиняемый, или ответчик.
V. Император Цезарь Август, великий понтифик, в девятнадцатый год трибунской власти говорит:
Сенатское постановление, принятое в консульство Гая Кальвизия и Луция Пассиена в моем присутствии и за моей подписью, касающееся безопасности союзников римского народа, дабы оно было известно всем тем, о ком мы заботимся, решил я послать в провинции и распространить в качестве моего эдикта, из которого будет ясно всем живущим в провинциях, какую заботу прилагаем мы - я и сенат - о том, чтобы никто из наших подданных не потерпел против надлежащего и не заплатил лишнего.
Сенатское постановление [4 г. до н. э.]. Консулы Гай Кальвизий Сабин и Луций Пассиен Руф сделали доклад о деле, по поводу которого император Цезарь Август, наш принцепс, на основании решения состоящего при нем совета, избранного по жребию из сената, выразил пожелание, чтобы через нас, [т. е. через консулов], предоставлено было сенату о том [деле], касающемся безопасности союзников римского народа; сенат постановил: наши предки установили [особые] суды для разбора дел о востребовании денег, чтобы союзники легче могли выступать с обвинением в причиненном им вреде и требовать обратно отнятые у них деньги. Так как суды эти иногда обременительны и тяжелы для тех, ради кого был написан закон, поскольку из дальних провинций привлекаются в качестве свидетелей люди бедные или же немощные вследствие болезни или старости, сенат постановляет: если кто-нибудь из союзников после вынесения настоящего постановления пожелает от лица общины или же частным путем востребовать обратно взысканные с него деньги, за исключением того случая, когда против вымогателя направлено уголовное преследование, и объявит это, явившись к одному из тех магистратов, кому положено созывать сенат, тот магистрат должен как можно скорее привести их в сенат и дать им патрона, который будет за них говорить перед сенатом, кого они сами захотят. Пусть защитником не будет назначен против воли тот, кому по закону дано освобождение от этой литургии. Чтобы выслушать тех, против кого приносится в сенат обвинение, тот магистрат, который привел их в сенат, в тот же день на заседании сената, на котором должно быть не меньше двухсот сенаторов, избирает по жребию из всех консуляров, находящихся в самом Риме или не более чем в 20 милях от города, четырех; равным образом из преториев, находящихся в Риме или не более чем в 20 милях от города, - трех; равным образом из остальных сенаторов или из всех тех, кто находится в Риме или не более чем в двадцати милях от города, - двух. Пусть он не выбирает по жребию никого из тех, кому 70 или более лет, кто находится во власти или управлении, или кто председательствует в судах, или кто ведает раздачей хлеба; или того, кому болезнь воспрепятствует выполнить эту повинность и кто сумеет это. в отношении себя сам клятвенно подтвердить и представить трех членов сената, могущих подтвердить это клятвенно перед сенатом; или того, кто находится в родстве или свойстве с ним, [с обвинителем], так что его на основании судебного закона Юлия нельзя заставить против воли быть свидетелем в государственном суде; или того, относительно кого обвинитель поклянется, что тот ему враг; но пусть он отведет под присягой не больше, чем трех [сенаторов]. После того как девять избраны таким образом, магистрат, который производил жеребьевку, пусть позаботится, чтобы те, кто требует возвращения имущества, и тот, с кого требуется возвращение, отводили из них по очереди, пока не останется пять человек. Если кто из этих судей умрет до решения дела или другая какая-либо причина воспрепятствует ему судить и его просьба будет клятвенно подтверждена пятью членами сената, тогда магистрат в присутствии судей, а также истцов и ответчика пусть выберет по жребию дополнительно одного из тех сенаторов, которые принадлежат к тому же рангу и несли ту же должность, как и тот, на чье место производится дополнительная жеребьевка, при том условии, что магистрат не будет дополнительно избирать того, кого на основании настоящего постановления сената в деле против обвиняемого не дозволено избирать. Избранные судьи пусть выслушивают и выносят постановление только относительно того имущества, относительно которого кто-нибудь в частном порядке или от лица общины обвиняется, как вымогатель, и ту сумму денег, о которой обвинители частно или от лица общины докажут, что она у них отобрана путем вымогательства, пусть судьи прикажут отдать обратно; при этом судьи должны вынести решение в течение тридцати дней. Те, кому должно разобрать дело и вынести по нему решение, до тех пор пока они его не разберут и не вынесут решения, пусть освобождаются от всех общественных обязанностей, за исключением общественных жертвоприношений. Сенат постановляет [также], чтобы магистрат, производивший выборы судей по жребию, или если он не может, то первоприсутствующий из консулов пусть ведет это заседание и дает возможность свидетелям, находящимся в Италии, дать показания при условии, что за требующего назад свои личные деньги он допустит не более чем пяти, а за требующих деньги от лица общины - не более чем десяти свидетелям дать показания. Равным образом сенат постановляет, чтобы судьи, которые будут избраны на основании настоящего сенатского постановления, высказались открыто, как каждый из них думает, и пусть будет так, как решит большинство.
"Вестник древней истории", 1938, № 3, стр. 180-183.
Фрагмент папируса, найденный в Египте
Император Цезарь Марк Аврелий Север Антонин сказал: Теперь, устранив жалобы и прошения, следует лучше исследовать, каким образом мне воздать благодарность бессмертным богам за то, что этой победой... они меня спасли. Итак, я считаю, что смогу великолепно и благочестиво воздать должное их величию, если я сделаю почитателями богов перегринов, включив их в число моих людей. Поэтому я даю всем перегринам земного круга римское гражданство с сохранением всех категорий городов, исключая дедитициев*. Следует не только... но также победой... Кроме того, этот эдикт умножит величие народа римлян, так как станет такое же достоинство...
* (Это испорченное место текста вызывает разные толкования. Одни исследователи понимают его в том смысле, что эдикт сохранил все категории гражданства, уничтожая лишь статус дедитициев, другие - что дедитиции в отличие от всех перегринов не получали римского гражданства.)
"Fontes iurus romana anteiustiniani", I, 88.
(Дион Кассий, Римская история, LXXV, 1; 2)
Так Север стал императором; всех действовавших в интересах Пертинакса он предал смерти, а преторианцев, прежде чем вступить в Рим, он собрал на равнине, причем они совсем не знали, что их ожидает. Там он долго и резко порицал их за непокорность своему императору, отставил от военной службы, отнял у них лошадей и выселил из Рима. Тогда все против своей воли стали бросать оружие, сходили с лошадей и расходились в одних хитонах без поясов. Конь одного из преторианцев никак не хотел от него уйти, все время шел за ним и ржал; тогда тот зарезал своего коня и закололся сам. Видевшим это показалось, что конь с радостью принял свою смерть. После этого Север вступил в Рим. До ворот города он ехал верхом на коне в снаряжении всадника, далее он шел пешком, переодевшись в гражданскую одежду. За ним шло в полном вооружении все его войско, как пешее, так и конное. Тут моим глазам представилось зрелище, самое блестящее из всех виденных мною. Весь город был украшен цветами, лавровыми венками и пестрыми тканями, сверкал огнями и окуривался фимиамом; люди были одеты в белые одежды" ликовали и громко прославляли Севера; солдаты в полном вооружении возвращались в отменном порядке, точно участвовали в праздничном или триумфальном шествии; тут же и мы* шли в парадной одежде. Стоявшая [по сторонам] толпа страстно хотела увидеть Севера или услышать какие-нибудь его слова, точно он стал другим с переменой своей судьбы. И некоторые приподнимали друг друга, чтобы лучше разглядеть его с более высокого положения.
* (Т. е. сановники, среди которых находился и сам историк. )
Вступив таким образом в город, он сгоряча обещал нам, подобно прежним добрым императорам, что не казнит ни одного сенатора, поклялся в этом и, мало того, приказал общим голосованием придать силу закона тому, чтобы считать врагом [общества] даже самого императора, если он задумает совершить что-либо подобное, и всех, кто стал бы ему в этом помогать, как их самих, так и их детей. Но сам же первый нарушил этот закон и не соблюдал его, обрекая многих на смерть; даже Юлий Солон, записавший этот закон по его указанию, в скором времени был казнен. И вообще он сделал много неприятного для нас. Перед солдатами же он выставлял такую причину, что, мол, город доставляет ему беспокойство и своими чрезмерными тратами денег отягощает казну, главной же причиной было то, что он опирался не на расположение окружающих его людей, а возлагал все надежды лишь на военную силу.
Больше всего некоторые упрекали его за то, что, в то время как установлено, что отряд преторианцев состоял исключительно из жителей Италии, Иберии, Македонии и Норика и потому все преторианцы были по виду скромными и обладали простыми нравами, он их распустил, а вместо того приказал набрать такой же постоянный и нужный ему отряд из всех армий на равном основании и сделал это с таким расчетом, чтобы самому стать во главе его, а потому и оплачивал службу в этом отряде выше и объявил к тому же, что будет выдавать награды более искусным в военном деле. В действительности же он перевел всю молодежь призывного возраста в Италии, привлекая ее к участию в разбое и гладиаторских играх, вместо того чтобы брать ее на военную службу, как раньше. Город же Рим переполнился смешанной солдатской чернью, дикой на вид, речь которой страшно слышать, слишком грубой, чтобы с нею общаться.
Dio Cassias, Historia Romana.
(Дион Кассий, Римская история, LXXVII, 9)
Этот Антонин, столь страстный поклонник Александра*, был в отношении своих солдат, которых при нем было очень много, крайне расточителен, пользуясь всяким поводом, чтобы вести одну войну за другой. В отношении же всех других людей он считал своим главным делом их притеснять, грабить, истреблять, причем не в меньшей мере и лиц из сенаторского сословия. Помимо золотых венков, которых он часто требовал для себя, будто бы непрерывно побеждал каких-то врагов, - я говорю здесь не о действительно изготовленных [для него] венках - большую ли это составило бы ценность? Я имею в виду ту массу денег, которыми под названием венков обычно города одаряют полководцев; я говорю о том множестве жизненных средств, которые мы со всех сторон ему приносили частью из готовых запасов, частью же затрачивая на это свои средства, о всем том, что он раздает своим солдатам в виде наград или чем он барышничает, а также и о множестве подарков, которые он вымогает как у богатых частных лиц, так и у провинций, говорю я и о налогах, и о других новых объявленных им поборах, и о том, что вместо одной двадцатой он стал взимать одну десятую долю за всякого отпускаемого на волю [раба], за каждый остающийся после кого-нибудь надел и за каждый подарок, и о том, что он отменил льготы по наследованию имущества наиболее близкими к умершему лицами. Ради этого он на словах почтил, всех живущих в пределах его власти правами римских граждан (объявил римлянами), на деле же он это сделал, чтобы и с этой стороны к нему поступало больше денег, потому что чужеземцы не платили большую часть упомянутых поборов. Кроме всего этого, нас вынуждают предоставлять ему всевозможные жилища всякий раз, как он выезжает из Рима, и создавать для него многочисленные остановочные пункты среди дорог, и снабжать их на наши средства быстро подвозимыми продуктами; а между тем он в них не только никогда не поселялся, но многие из них не пожелал даже осмотреть. Кроме того, мы подготовляли для него везде, где он проводил зиму или только собирался зимовать, арены для зрелищ псовой охоты и конных ристаний, не получая от него никакой платы. И все это потом сейчас же срывалось, так что и делалось это, пожалуй, лишь для того, чтобы мы на этом разорялись.
* (Имеется в виду Александр Македонский.)
Dio Cassius, Historia Romana.
(Дион Кассий, Римская история, LXXVII, 22-23)
Хотя Антонин и говорил, что он сверх меры почитает Александра, однако он чуть было окончательно не истребил граждан его города. Услыхав, что у них обсуждаются и высмеиваются многие события и в неменьшей мере также его братоубийство, он отправился в Александрию, скрывая свое раздражение и, наоборот, притворно показывая александрийцам свое расположение. Прибыв в предместье Александрии и поздоровавшись с первыми, которые вышли ему навстречу, неся некоторые тайные священные предметы, как с почетными гражданами этого города, он, чтобы сделать их участниками общей судьбы, тут же приказал их убить, а потом, приведя все свое войско в боевой порядок, обрушился на город, предупреждая всех граждан, чтобы они оставались дома, сам же он наперед уже захватил все улицы и общественные здания. Чтобы представить последовательно все бедствие, постигшее в то время этот злосчастный город, я скажу, что там было убито столько людей, что я не решаюсь даже назвать их число. Он же, [т. е. Каракалла], отписал сенату, что безразлично, сколько людей погибло и кто именно, потому что все они заслужили такой расправы. Имущество горожан частью было разграблено, частью погибло. Вместе с александрийцами погибло также много посторонних людей и, между прочим, из числа прибывших вместе с Антонином, поскольку они не были узнаны. Так как город был велик и в нем повсеместно убивали людей днем и ночью, никого нельзя было выделить, даже если бы кто этого очень хотел, но все погибли, где кому пришлось, и тела убитых сейчас же сбрасывались в глубокий ров, чтобы остальным не было видно, сколь велико постигшее их бедствие. Это все претерпели местные жители, чужеземцы же разбежались, кроме купцов, и ясно, что все их имущество было расхищено. Были разграблены и некоторые храмы. Большинство этих действий было произведено в присутствии Антонина и у него перед глазами: разграбление Серапеума он поручил нескольким лицам; ведь в этом храме люди за время этих избиений пребывали днем и ночью. Но стоит ли говорить об этом после того, как он осмелился посвятить божеству меч, которым сразил своего брата. После этого он запретил все зрелища и общие пиршества в Александрии и приказал расселить ее жителей и окружить территорию [города] сторожевыми постами, чтобы никто не мог свободно общаться друг с другом. Вот что сделал с несчастной Александрией этот авзонский зверь - так он назван в заключительном стихе данного о нем оракула; а именно, там сказано, что он возрадуется, получив прозвище зверя, если во исполнение этого оракула убьет многих, обреченных на это.
Dio Cassias, Historia Romana.
9. Народные движения (Тацит, Анналы, IV, 27; XV, 46)
В то же лето* случай подавил начавшееся было в Италии восстание рабов. Зачинщик этой смуты Тит Куртизий был когда-то солдатом преторианской когорты. Началось тайными сходками в Брундизии и в близлежащих городах, потом стал он рассылать явные воззвания к жившим в дремучих лесах рабам, суровым и диким, когда, будто по милости богов приехали в это море три корабля, назначенные для конвоирования судов, Там находился квестор Курций Луп, так как по древнему обычаю эта лесистая провинция отдавалась квесторам. Взяв с собой флотский экипаж, он тотчас уничтожил только что начавшийся заговор. Цезарь поспешил прислать трибуна Стайя с сильным отрядом, и Стай, взяв Куртизия и главных зачинщиков, привез их в Рим, где уже начали трепетать, помышляя о возрастающем множестве рабов и со дня на день уменьшающемся числе свободных людей...
* (24 г. н. э.)
Около этого времени* гладиаторы в городе Пренесте взбунтовались, но тотчас же были укрощены гарнизоном. А народ, всегда жадный до переворотов и вместе с тем боявшийся их, говорил уже о Спартаке и ужасах старых годов...
* (65 г. н. э.)
(Дион Кассий, Римская история, LV, 28-30; 32-34)
В то же самое время начались большие войны. Появилось много пиратов, так что Сардиния в течение трех лет не имела правителя от сената, а управлялась солдатами и их командирами-всадниками. И во многих городах произошли перевороты, так что в провинциях, подведомственных народу, ими управляли по два года одни и те же лица и притом избранные народом, а не по жребию, а в провинциях, подчиненных Цезарю, они управлялись теми же лицами в течение еще большего времени. Но я не буду сообщать подробно о каждом случае, ведь во многих из них события проходили также, как в каждом другом, и не произошло ничего, достойного упоминания, а вдаваться в мелкие подробности бесполезно. Я расскажу лишь о событиях, достойных памяти, расположив их по главам и опустив гораздо больше половины.
Исавры начали с пиратства и попали в очень тяжелые условия войны, пока не были совершенно покорены; гетулы, недовольные правлением своего царя Юб.ы, но в то же время не желавшие попасть под власть римлян, восстали против него: они опустошили соседнюю страну, убили нескольких римлян, оказавших им сопротивление, и собрали настолько большие силы, что покоривший их Корнелий Косс получил за это награду эпиникий и титул по их названию: Гетульский, Как только закончилась эта война, некоторые другие полководцы, среди них также и Тиберий, выступили против кельтов. Сначала Тиберий продвинулся до реки Висурга, а потом и до Альбия, но при этом не произошло ничего достойного упоминания, и, хотя за победу над ними был дан титул императора, правда, не Августу, а Тиберию, и, хотя получил награду эпиникий Гай Сэнтий, правитель Германии, все же вследствие страха перед ними договор был заключен с ними не один, а два раза. Причиною того, что с ними, вскоре нарушившими договор, был снова заключен мир, явились события у далматов и паннонцев, причинившие еще больше беспокойства и потребовавшие еще большего напряжения сил.
Далматы, тяготившиеся поборами денег в прежнее время, все же скрепя сердце сохраняли спокойствие. Когда же Тиберий вторично пошел против кельтов и сам тогдашний правитель Далмации и Паннонии Валерий Мессалин был послан вместе с ним и увел с собой значительную часть войска, а им было приказано послать Тиберию на помощь некоторую часть своих военных сил; они, как только собрались ради этого и увидели весь цвет своей призывной молодежи, не стали медлить, но некоторые из них, подстрекаемые больше всего неким Батоном Десидиатом, прежде всего объявили о перевороте и зарубили римский отряд, выступивший против них, а затем подняли восстание и все остальные. Вслед за этим паннонский народ бревки, поставив во главе своего движения другого Батона, двинулся на Сирмий против сидевших там римлян. Но города этого они не взяли. Правитель соседней Мисии Цецин Север, узнав об их восстании, быстро двинулся против них, расположившихся на реке Драве, и одержал в сражении над ними победу; но они рассчитывали сразу после этого начать новое сражение, так как многие римляне были убиты, и стали набирать себе союзников. Они подняли на борьбу всех, кого только могли; но в то же время Батон - далматиец, сражавшийся у Салоны, был сам тяжело ранен камнем и ничего не мог сделать. Послав других командиров, он разорил все побережье вплоть до Аполлонии. Вступив там через них в сражение с повстречавшимися с ними римлянами, он хотя и оказался побежденным, но и сам причинил им большой урон.
Тиберий, узнав об этом, стал опасаться, как бы повстанцы не переправились оттуда в Италию, повернул из Кельтики и, послав вперед Мессалина, сам последовал за ним с главными своими силами. Батон, узнав об их продвижении, выступил навстречу Мессалину, хотя и чувствовал себя еще нездоровым: он оказался победителем в открытом бою, но потерпел поражение при нападении на него из засады. После этого он ушел к Батону-бревку и, объединившись с ним в войне, занял гору Альму. Затем они оба потерпели поражение в короткой схватке с фракийцем Рюметалком, посланным против них Севером, но ему самому они упорно сопротивлялись. Когда после этого Север ушел в Мисию, потому что дакийцы и савроматы ее опустошали, а Тиберий и Мессалин задержались в Сискии, они напали на союзную Риму область* и многих принудили отпасть от него. Несмотря на то, что Тиберий находился поблизости от них, они не вступали с ним в сражение, но, переходя с одного места на другое, причиняли много опустошений. Зная эту страну по личному опыту, они, будучи легко вооружены, быстро переходили, куда хотели, а когда наступила зима, они причинили еще больше зла и снова вторглись в Македонию. Но Рюметалк и брат его Раскюпорис настигли их и дали им сражение; а остальные, ввиду того что страна их была разорена, после этого в течение всего консульства Цецилия Метелла и Лициния Силана не оказывали больше никакого сопротивления; они ушли в неприступные горы и, поскольку это позволяли обстоятельства, совершали оттуда набеги.
* (Имеется в виду Македония.)
Узнав об этом, Август заподозрил Тиберия, что он, имея возможность расправиться с ними в короткий срок, умышленно затягивал дело, чтобы под предлогом войны как можно дольше оставаться с оружием в руках. Поэтому он послал* Германика, хотя он исполнял обязанности всего только квестора, и дал ему не только свободнорожденных солдат, но и отпущенников, среди прочих и таких, которым он дал свободу из числа бывших рабов, изъятых у многих мужчин и женщин вместе с запасом продовольствия на 6 месяцев на основании произведенного им ценза. Он сделал это не только из-за войны, но еще и потому, что предпринял проверку всаднического сословия на форуме. Когда во время великого празднества он совершал молебствие, одна женщина, вырезав у себя на руке какие-то буквы, стала пророчествовать, будто бы по наитию божества. Август, правда, заметил, что она действует не по вдохновению, а по своему замыслу, однако, ввиду того что народ**... под влиянием войны или голода, который опять тогда усилился, начал сильно волноваться, он сам притворился, что верит тому, что она говорит, и исполнил, будто признав за необходимое, все, что могло успокоить народ. Ввиду недостатка хлеба он снова "назначил двух консуларов с ликторами для наблюдения за его раздачей. Нуждаясь в деньгах для ведения войны и содержания ночной стражи, он ввел налог в размере одной пятидесятой (2%) с продажи рабов и запретил тратить те деньги, которые были даны преторам для организации гладиаторских боев.
* (В Паннонию.)
** (Здесь текст испорчен; эпизод с гадалкой остался недосказанным. По-видимому, она выражала недовольство народа и его требования и угрожала предстоящими бедствиями.)
Август послал на войну Германика, а не Агриппу, потому что этот [последний] был мало представителен, преимущественно занимался рыбной ловлей, почему сам себя называл Посейдоном, был очень вспыльчив, клеветал на свою мачеху Юлию и часто жаловался на своих родственников самому Августу. Так как он не образумливался, он был выслан, имущество его было отдано в военное казначейство и сам он был водворен на острове Планасии против Кирна.
Это происходило в Риме. Когда же Германик прибыл в Паннонию и туда отовсюду стали к нему сходиться военные части, Батоны, подстерегавшие Севера, выступившего из Мисии, внезапно напали на него, расположившегося лагерем близ Волкайских болот, напугали стоявших перед валами его солдат и загнали их в лагерь. Когда же их заметили находившиеся внутри [лагеря], они потерпели от них поражение. После этого римляне расположились там на жительство, чтобы туда к ним сходились со всех сторон жители этой страны. Другие полководцы не совершили тогда ничего достойного примечания, Германик же, разбив в сражении далматское племя мадзеев, разорил их землю.
В этот год произошли именно эти события. В консульство же Марка Фурия Камилла и Секста Нония далматы задумали объединиться с паннонцами из-за того, что очень страдали прежде всего от голода, а потом также и от проистекающих от него болезней, поскольку им приходилось питаться несъедобными травами и кореньями; но они не вступали в переговоры с римлянами, так как этому противились те, кто не надеялись ни на какую от них помощь, но действовали наперекор им. А некий Скенобард, склонившийся к тому, чтобы изменить [далматам], послал по этому поводу сообщение коменданту Сискии Манию Эннию, что он готов перебежать на сторону римлян, испугавшись, как бы ему не пострадать*...
* (Здесь в так называемом. Венецианском списке не хватает 4 листов; следующий текст приведен на основании других списков.)
Когда сын Друза Германик, как уже было сказано, выступил против них и осадил какой-то их город и не было возможности этот город взять, кельтский всадник Пулион метнул в стену города камень и так сильно повредил бруствер, что он сейчас же рухнул, а человек, укрывавшийся за ним, упал со стены. После того, как это произошло, остальные испугались, покинули эту стену и укрылись в акрополе, а после этого сдали город и сами сдались... Когда Батон, поднявший восстание далматинцев и причинивший римлянам много зла, договорившись с Тиберием, пришел к нему и на другой день был допущен к нему, сидевшему на возвышении, Тиберий спросил его: "Почему ты решил поднять восстание и так долго воевать с нами?" Тот ответил: "Вы сами в этом виноваты, потому что для охраны вашего стада вы посылаете не собак и не пастухов, а волков"... Далмация отчасти вследствие неудачной войны, отчасти по соглашению опять соединилась с римлянами.
...Между тем Батон-бревк, предавший Пинну и в награду за это получивший власть над бревками, был взят в плен другим Батоном и убит им. Когда тот, подозревая уже что-то, стал объезжать подчиненные им городки и требовал от каждого в знак покорности заложников, другой [Батон], узнав об этом, устроил ему засаду и, разбив в сражении, осадил его в одной крепости. Однако он был выдан ее гарнизоном и приведен в лагерь. Общим приговором он был осужден на казнь, и над ним была совершена расправа. После этого некоторые паннонцы отпали, но против них выступил Сильван; он разбил бревков, а некоторые другие народы усмирил даже без боя.
Увидя это, Батон потерял всякую надежду на обладание Паннонией, проходы же из нее в Далмацию он занял своими отрядами и разорил эту страну. Таким образом, и остальные паннонцы, особенно после того, как земля их была опустошена Сильваном, покорились, кроме некоторых разбойничьих банд, которые при таких тревожных обстоятельствах причиняют особенно много зла и, так сказать, всегда появляются при этом и у других народов, но у этих особенно часто.
Dio Cassias, Historia Romana.
(Тацит, Агрикола, 30; 31)
...Надменности [римлян]* нельзя избегнуть послушанием и покорностью. Грабители мира, когда им, все обшаривающим, не достает земель, обшаривают и море; если враг их богат, они корыстолюбивы, если беден, честолюбивы, - люди, которых не может насытить ни Восток, ни Запад. Они одни из всех с одинаковой жадностью накидываются на богатство и бедность. Похищать, убивать, грабить - это на их лживом языке называется управлением, а когда все обратят в пустыню, называют это миром. Природа хотела, чтобы каждому дети и родственники были всего дороже. Их у нас отбирают посредством набора, чтоб заставлять служить в других странах; жены и сестры, хотя бы и избегли их неприятельского насилия, оскверняются ими, когда они принимают имя друзей и гостей. Достояние и богатство обращается в дань, годовая жатва - в хлебную подать, тела самые и руки истощаются в продолжении дорог через леса и болота под ударами бича и среди поношения. Люди, рожденные для рабства, продаются один раз и вдобавок к тому кормятся своим господином; Британия каждый день покупает свое рабство, каждый день кормит своих господ...
* (Отрывок из речи вождя британских повстанцев Калгака к своему войску.)
(Тацит, Анналы, II, 52)
В том же году [17 г. н. э.] началась война в Африке с неприятельским полководцем Такфарином. Этот Такфарин, родом нумидиец, служил сначала в римских вспомогательных войсках, потом дезертировал, набрал шайку бродяг и разбойников, привыкших к грабежам и хищничеству, ввел в нее значки и разделил на отряды на военный лад и, наконец, из атамана разбойников стал предводителем [племени] музуламиев. Этот сильный народ, живший близ африканских пустынь, не знавший еще в то время городов, взялся за оружие и увлек за собой в войну соседей мавров, которых вождь назывался Мазиппа...
(Тацит, Анналы, III, 20; 21; 73; 74)
Такфарин, побежденный в прошлом году Камиллом, возобновляет войну в Африке [20 г. н. э.] сначала неправильными набегами, безнаказанными по своей быстроте; потом выжигает селения, похищает большую добычу и, наконец, недалеко от реки Пагиды осаждает римскую когорту...
Такфарин, видя, что нумидийцы трусят и не любят вести осады, раздробил свои войска на мелкие отряды, стал отступать в случае поражения и потом возвращаться в тыл римлянам. Пока он следовал этому плану, он безнаказанно смеялся над раздраженными и утомленными римлянами; но, приблизившись к приморским городам, он обременил себя добычей и должен был построить постоянный лагерь. Апроний Цезиан... с союзной конницей и когортами, к которым он присоединил деятельнейших солдат из легионов, удачно сразился с нумидийцами и прогнал их в пустыню.
...Такфарин, хотя и отраженный многократно, возобновил свои силы внутри Африки и дошел до такой наглости, что отправил к Тиберию послов требовать места жительства себе и своему войску [22 г. н. э.]... Говорят, что никогда еще Цезарь не был так заживо задет оскорблением... И Цезарь приказывает Блезу объявить прощение всем возмутителям, которые положат оружие, а самого Такфарина изловить во что бы то ни стало.
Многие воспользовались предложенным прощением, а против Такфарина употреблен был его же способ вести войну. Так как его войско не могло в силах соперничать с нашим, но, превосходное для грабежей, было разделено на несколько отрядов, которые производили набеги, избегали сражения и садились в засады, то и Блез разделил войско на три части и дал им три маршрута... Неприятель был сжат, стеснен отовсюду; в какую бы сторону он ни обратился, часть римского войска была или перед ним, или во фланге его, или в тылу. Много народу у него было убито или взято в плен... Опытные солдаты, знакомые уже с этими пустынями, прогоняют Такфарина с одного места на другое. Только взяв Такфаринова брата, Блез возвратился из похода, слишком поспешно для блага провинции, потому что остались поджигатели войны. Тиберий, считая войну оконченной, позволил, чтобы войска приветствовали Блеза императором, как это делывали в старину легионы в пылу радости после победы со своими достойными представителями. Бывало помногу императоров вместе, титул этот не давал особенных прав. Август кое-кому разрешал носить его, а теперь Тиберий Блезу в последний раз.
(Тацит, Анналы, IV, 23; 24; 25)
В этом году [24 г. н. э.] римляне покончили наконец долговременную войну с нумидийцем Такфарином. Прежние полководцы как только думали, что достаточно их подвигов для триумфа, так и оставляли неприятеля. Уже три статуи были увенчаны в Риме, а Такфарин все-таки опустошал Африку с помощью мавров, которые, видя, что Птоломей, сын Юбы, молод и беспечен, променяли на войну постыдное повиновение царским отпущенникам. Царь гарамантов скрывал добычу Такфарина и был сообщником его грабежей... Да и в провинции все нищие, все негодяи бросились в восстание, потому что. Тиберий, полагая, что после побед Блеза в Африке не осталось неприятелей, отозвал оттуда девятый легион.
Такфарин, распустив слух, что римлян со всех сторон теснят неприятели, что по этой-то причине отозваны войска из Африки, и, уверяя, что если все, кому свобода дороже рабства, соединятся, то нетрудно им будет уничтожить остатки римских войск, увеличил свои силы и, укрепив лагерь, стал осаждать город Тубускум. Долабелла, собрав что было у него солдат, с первого шага заставил нумидийцев снять осаду... и укрепил удобные места...
Несколько времени спустя доносят ему, что нумидийцы собрались около полуразрушенной крепости Аузеи, ими самими когда-то сожженной, и расставили свои шатры, надеясь на безопасность места, скрытого отовсюду в дремучих лесах. Немедленно ускоренным маршем отправляет он легкое войско и кавалерию, не говоря, куда их ведет. На рассвете зазвучали трубы, раздался боевой крик, и римляне напали на полусонных врагов... У неприятеля, захваченного врасплох, не было ни оружия, ни порядка, их, как скотов, тащили, брали, убивали... Такфарин, видя, что его стража разогнана, сын взят в плен и римляне стремятся со всех сторон, бросился на копья и дорого продал свою жизнь, но избежал плена.
(Тацит, Анналы, III, 40; 42; 43)
В том же году [21 г. н. э.] галльские города, впав в неоплатные долги, стали возмущаться. Самые буйные зачинщики были у треверов - Юлий Флор, у эдуев - Юлий Сакровир. Оба благородного происхождения, славились делами предков, получивших римское гражданство, когда оно еще было наградой за доблесть. В тайных совещаниях, привлекши на свою сторону всех буянов, всех тех, для кого от нищеты и страха наказания было одно спасение в преступлении, они решили, чтобы Флор возмутил бельгийцев, Сакровир - соседних галлов. На всех сходках и собраниях начали они говорить возмутительные речи о продолжении налогов, о тягости больших процентов, о жестокости и спеси начальников...
Почти ни одна область не осталась непричастною к этому движению... Флор... набрал у треверов отряд конницы, учил его службе и дисциплине по-римски и хотел уговоритъ его, побив римских купцов, начать войну. Несколько всадников удалось ему совратить с пути, но большая часть осталась верна долгу службы. Напротив того, толпа должников и клиентов его взялась за оружие... Юлий Инд, согражданин, но враг Флора, охотнее нам служивший, послан был вперед, с избранным отрядом и разбил нестройную толпу. Флор несколько времени скрывался в потаенных местах от поисков победителей, но, наконец, видя, что все выходы заняты солдатами, сам лишил себя жизни. Так кончилось треверское восстание.
Восстание эдуев было больше, так как самое государство их богаче, да и войска наши дальше. Сакровир с вооруженными колонами занял столицу Августодун и схватил детей знатнейших галлов, которые там занимались науками, чтобы этим залогом привлечь на свою сторону родителей и родственников их; а между тем тайком роздал молодым людям оружие... Пятая часть вооружена была, как наши легионы, остальные - охотничьим оружием: копьями, ножами и пр. К ним присоединили рабов, назначенных в гладиаторы... Эти силы увеличивались еще тайным единомыслием соседних областей, где каждый предлагал охотно свои услуги...
(Тацит, Анналы, IV, 46; 72)
...Поппей Сабин [в 26 г. н. э.] удостоился знаков триумфа за укрощение фракийских горцев, народа дикого и потому свирепого. Причина восстания заключалась в том, что римляне требовали у них избранных и сильнейших людей для набора в войска... Они с презрением отвергли римское требование...
В этом году [28 г. н. э.] фризы, зарейнский народ, нарушили мир не столько из-за неповиновения, сколько вследствие нашей корысти... Они должны были доставлять для армии воловьи кожи, но никто не позаботился о том, чтобы определить их толщину и меру. Оленний, примипиларий, которому досталось управлять фризами, выбрал буйволовые кожи и дал им в образец. Это требование было бы стеснительно и для других народов, но для германцев - тем более: их леса наполнены огромной величины дикими зверями, но домашний скот их мал. Итак, стали у них сначала отбирать быков, потом поля, потом продавать в рабство жен и детей. Народ пришел в негодование, жаловался. Жалобы не помогли, он прибегнул к войне. Сборщики податей из солдат были схвачены и повешены...
(Тацит, Анналы, XIV, 31, 33)
Царь [британского племени] иценов Празутаг... назначил наследником вместе со своими двумя дочерьми Нерона, надеясь таким знаком почтения спасти себя и свое потомство от обид, а вышло наоборот. Как добычу, стали разорять его царство центурионы, его дворец - рабы. Жену его Боадицию высекли., дочерей обесчестили; знатные ицены были изгнаны из своих родовых имений..; царские родственники включены в число рабов. В негодовании на такое бесчестие и в ожидании еще большего, так как землю их уже считали римской провинцией, они взялись за оружие [в 62 г. н. э.], склонили к восстанию триновантов и другие народы, еще не свыкшиеся с рабством, и тайно составили заговор с целью отвоевать независимость. Особенно ненавидели они ветеранов. Недавно переселенные в колонию Камулодун, они выгоняли туземцев из домов, отнимали у них поля, называли их пленниками и рабами, а солдаты потакали своеволию ветеранов по сродству жизни и с надеждой со временем позволить себе то же самое. В храме, воздвигнутом во имя Клавдия, видели туземцы алтарь вечного рабства, а избранные жрецы под предлогом богослужения разоряли все их имущество...
В [Камолодуне, Лондинии и Веруламе] было убито [повстанцами] до 70000 граждан и союзников: враги не брали в плен, не продавали, не променивали, как это обыкновенно делается на войне, но дышали только убийством, виселицами, огнем, крестами, как бы спеша предупредить казни, которые ожидали впоследствии получить от нас.
(Тацит, Истории, II, 61)
Среди опасностей важных лиц, стыдно сказать, дерзнул попытать счастья и сделать вызов римскому оружию, выдавая себя за лицо с божественным вдохновением, некто Марикк, простой человек из бойев. Он уже объявил себя освободителем Галлии и богом - он в самом деле придал себе такое имя - и, собрав восемь тысяч человек, стал грабить ближайшие округа эдуев, но их весьма рассудительный город* с отборной молодежью, к которой было присоединено Вителлием несколько когорт, разогнал толпу фанатиков. Марикк был взят в плен в этом сражении и вскоре был брошен зверям, но так как звери его не разрывали, то глупая чернь стала считать его неприкосновенным. Наконец он был умерщвлен на глазах Вителлия.
* (Имеется в виду главный город эдуев - Августодун.)
(Тацит, Истории, III, 47; 48)
...В Понте внезапно поднял оружие варварский раб, бывший некогда начальником царского флота. Это был Аникет, вольноотпущенник [царя] Полемона, когда-то пользовавшийся большой силой и чувствовавший досаду на перемену, превратившую царство в римскую провинцию. Привлекши на свою сторону именем Вителлия прилегающие к Понту народы, прельстивши надеждой на добычу разную голь, он во главе не ничтожной шайки внезапно ворвался в Трапезунт, славнейший своею древностью город, построенный греками в самом конце Понтийского берега. Там он перебил когорту, составлявшую прежде царский вспомогательный отряд. Солдаты ее, получив римское гражданство, имели на наш манер знамена и оружие, но сохраняли греческую леность и распущенность. Он поджег и флот, издеваясь над нами на беззащитном море...
Возмущение это заставило Веспасиана отправить отряд солдат из своих легионов под предводительством Вирдия Гемина... Напавши на неприятеля в то время, когда тот рассеялся, гонясь за добычей, он загнал его на корабли. Построив затем наскоро либурны, он догнал Аникета в устье реки Хоба, где этот последний считал себя в безопасности, благодаря поддержке царя [скифского племени] седохезов, которого он склонил к союзу деньгами и дарами. И в самом деле, сначала царь защищал его, угрожая оружием, но когда ему выставили на вид, что ему предстоит награда за выдачу или война, то он при шаткой, как это водится у варваров, верности согласился умертвить Аникета и выдал перебежчиков. Таким образом, войне с рабами был положен конец.
(Тацит, Истории, IV, 73; 74)
...Созвав на сходку тревиров и лингонов, Цериал обращается к ним с такой речью: "...Римские полководцы и главнокомандующие вступили на вашу землю и землю других галлов совсем не из корысти, а по приглашению ваших предков, которых раздоры доводили до гибели, а призванные ими на помощь германцы порабощали одинаково как союзников, так и неприятелей... И не для того мы заняли Рейн, чтобы охранять Италию, а для того, чтобы какой-либо другой Ариовист не завладел, как царь, Галлией. Неужели вы думаете, что вы дороже Цивилису, батавам и зарейнским народам, чем были предкам их ваши отцы и деды?.. Впрочем, они выставляют на вид свободу и красивые слова, но и никто другой не домогался порабощения других людей и господства над ними без того, чтобы не употреблять этих самых слов.
В Галлиях были всегда цари и войны, пока вы не поступили под наши законы. Мы, хотя и были столько раз тревожимы вами, наложили по праву победы на вас лишь то, чем можно было бы охранять мир; ибо ни спокойствие народов нельзя иметь без военной силы, ни военной силы без жалования, ни жалования без податей; все остальное обще нам с вами. Вы сами часто командуете нашими легионами, вы сами управляете этими или другими провинциями; нет ничего у нас от вас отдельного или замкнутого... Ведь по изгнании римлян - от чего да сохранят боги! - что другое произойдет, как не войны всех народов между собою. Восьмисотлетняя фортуна и государственная мудрость взрастили эту империю, которая не может быть разрушена без гибели самих разрушителей. Но самая большая опасность настанет для вас, у которых есть золото и богатство, главная приманка войны. Поэтому любите и почитайте мир и Рим, который принадлежит в силу одного и того же права побежденным и победителям. Пусть же вас вразумят уроки той и другой судьбы, что вы не должны предпочитать упрямство, соединенное с гибелью, покорности, соединенной с безопасностью..."
Надписи
Надпись из Филы в Египте. Гай Корнелий, сын Гнея, Галл, римский всадник, первый префект Александрии и Египта после того, как цари были побеждены Цезарем, сыном божественного, дважды победитель в сражениях за 15 дней, в которые он победил врагов при восстании в Фиваиде, покоритель пяти городов - Бореса, Копта, Керамика, великого Диосполя, Офиея, убив вождей этого мятежа, переведя войско за порог Нила, до какового места не достигало прежде оружие ни римского народа, ни египетских царей, подчинив Фиваиду, внушавшую страх всем царям, и выслушав послов царя Эфиопии в Филах, и приняв этого царя под покровительство, утвердив его правителем Триаконтасхойна в Эфиопии, он принес дар отечественным богам и Нилу-помощнику.
Надпись из Кирены от 118 г. Император Цезарь, сын божественного Траяна парфянского, внук божественного Нервы, Траян Адриан Август, великий понтифик, наделенный трибунской властью в третий раз, консул в третий раз, приказал общине Киренцев восстановить баню с портиками и залом для игры в мяч и другими пристройками, которые были разрушены и сожжены во время иудейского восстания.
Надпись из Аузии в Мавретании от 260 г. Квинту Гаргилию, сыну Квинта из Квириновой трибы, Мартиалу, римскому всаднику, префекту I когорты астуров в провинции Британии, трибуну когорты Испанцев в провинции Мавретании Цезарей-ской, начальнику военного ведомства, препозиту когорты отборных и отряда вексиллариев Мавретанской конницы, действовавших на территории Аузии, декуриону двух колоний авзийцев и русгунийцев и патрону провинции за замечательную любовь к согражданам и редкостную преданность родине и за то, что благодаря его доблести и бдительности мятежник Фараксен со своими приспешниками был пойман и убит; совет колонии авзийцев преждевременно погибшему вследствие козней баваров сделал на общественный счет. Посвящено за 8 дней до апрельских календ, в год провинции 221.
Надпись из Ламбеза в Нумидии от 260 г. Юпитеру Всеблагому Величайшему и остальным бессмертным богам и богиням Гай Макриний Дециан, светлейший муж, легат двух Августов, пропретор провинции Нумидии и Норика, перебив и обратив в бегство Баваров, которые, образовав союз четырех царей, вторглись в провинцию Нумидию, сперва в район Мйллева, затем на границу Мавретании и Нумидии, и в третий раз [в область] живущих на племенной территории Квинк-вегентанеев Мавретании Цезарейской и живущих на племенной территории Фраксинов, которые опустошали провинцию Нумидию и презреннейшего вождя которых он поймал.
Надпись из Рапида в Мавретании. В свои блаженнейшие и счастливейшие времена император Цезарь Гай Валерий Диоклетиан, непобедимый, счастливый, благочестивый Август, и император Цезарь Марк Аврелий Валерий Максимиан, непобедимый, благочестивый, счастливый Август, и Флавий Валерий Констанций и Галерий Валерий Максимиан, благороднейшие Цезари, муниципий Рапид, в давние времена взятый и разрушенный набегом мятежников, от основания восстановили в прежнем состоянии под наблюдением Ульпия Аполлония, выдающегося мужа, презида провинции Мавретании Цезарейской, преданного их божественности и величеству.
Надпись из Сальды в Мавретании. Юпитеру Всеблагому Величайшему, Юноне и остальным бессмертным богам воздает благодарность Аврелий Литуа, превосходительнейший муж, презид провинции Мавретании Цезарейской, за то, что он, соединив под своим начальством солдат наших государей, непобедимейших Августов, как из Мавретании Цезарейской, так и из Ситифийской, напал на мятежников Квинквегентанеев, многих убив и захватив живыми, а также взяв добычу и подавив их отчаянное сопротивление, одержал победу.
Надпись из Умбрии от 246 г. Посвящено Победе на благо Марку Юлию Филиппу, счастливому Августу, великому понтифику, наделённому трибунской властью в третий раз, консулу, отцу отечества, и Марку Юлию Филиппу, благороднейшему Цезарю, главе юношества, и Марции Отацилии Севере Августе, матери лагерей, и их величеству, Аврелий Мунатиан, эвокат из VI преторианской когорты благочестивой, отмщающей Филипповой, действующей против разбойников с двадцатью солдатами преторианского равеннского флота благочестивого, отмщающего Филиппова, преданный их божественности и величеству; посвящено в консульство Презента и Альбина за 6 дней до ид...
Надпись из Тергесты в Италии. Антонию Валентину, принцепсу XIII легиона Близнеца, убитому разбойниками в Юлиевых Альпах, на месте, которое названо злодейским, Антоний Валентин, сын, отцу.
Надпись из Аквинка в Паннонии от 185 г. Император Цезарь Марк Аврелий Коммод Антонин Август благочестивый сарматский, британский, германский, великий понтифик, наделенный трибунской властью в десятый раз, император в седьмой раз, консул в четвертый раз, отец отечества, укрепил весь берег выстроенными от основания фортами, а также, разместив гарнизоны в местах, удобных для тайных переходов разбойников, через посредство.
"Избранные латинские надписи по социально- экономической истории Римской империи", Приложение к "Вестнику древней истории" за 1955-1956 гг., № 1470, 1474, 1495, 1496, 1505, 1508, 1516-1518.
(Дион Кассий, Римская история, LXXVI, 10)
В то же время [204 г. н. э.] некий италиец Булла собрал шайку разбойников, человек в 600, и в течение двух лет опустошал Италию, несмотря на то что в Италии находились и полководцы и достаточное количество солдат. Некоторые пытались гоняться за ним, поскольку Север ревностно его преследовал, но, хотя он и не прятался, его никто не видел, хотя его можно было найти, никто его не находил и, хотя можно было его захватить, никто его не брал в плен: так он был сообразителен и так умел пользоваться своей щедростью. Он имел сведения обо всех выезжающих из Рима, а также о всех направляющихся в Брундизий, что это за люди, сколько их и за кем или за чем они охотятся. Сам же, захватив других людей и отняв у них часть наличного имущества, сейчас же их отпускал, ремесленников же задерживал на некоторое время, пользовался их трудом, платил кое-что за него, потом освобождал их. Однажды, когда двое из его людей были захвачены и должны были быть отданы на съедение диким зверям, он сам пошел к тюремщику, переодевшись, как должностное лицо этой области, и, заявив, что ему нужно несколько человек такого рода, [как арестованные], взял их с собой и таким образом спас от смерти. [Однажды] он вышел навстречу центуриону, отправившемуся на борьбу с разбойниками, и сам красноречиво стал обвинять самого себя в качестве будто бы какого-то другого лица и обещал тому, что если он [где-нибудь] нападет на след разбойника, то выдаст того ему. После этого он завел его в одно уединенное, поросшее кустарником место, вроде Феликии, назвал ему самого себя и с легкостью захватил его в плен. После этого он взошел на трибуну, одевшись в платье начальника, и отрубил ему голову, приговаривая: "Поди, скажи своим господам, чтобы они [лучше] кормили своих рабов, чтобы те не становились разбойниками". Ибо большинство бывших у него людей из цезаревых слуг или получали от своих господ весьма скудное содержание, или вообще ничего не получали. Когда Север узнал об этих случаях, он пришел в великий гнев из-за того, что, одерживая победы в Британии над врагами с помощью других [полководцев], сам он, находясь в Италии, не может справиться с разбойником. Наконец, он послал против него военного трибуна из преторианцев с большим отрядом конницы, пригрозив ему жестокой казнью, если тот не приведет к нему разбойника живьем. А между тем тот, узнав, что Булла сожительствует с чужой женой, уговорил ее через мужа, чтобы она отдалась как-нибудь ему безнаказанно для себя. После этого он был схвачен во время сна в одной пещере. Когда префект Папиниан спросил его: "Ради чего ты разбойничаешь?" - он ответил ему: "А ради чего ты служишь префектом?" После этого он был отдан на растерзание диким зверям с оповещением об этом через глашатая. Вместе с этим прекратились и грабежи. Так оказалось, что в нем одном заключалась сила шестисот разбойников.
Dio Cassius, Historia Romana.
|
|
При использовании материалов проекта обязательна установка активной ссылки:
http://historic.ru/ 'Всемирная история'