15. Борьба за аграрную реформу в Риме в 130-120 гг. до н. э. в освещении ее противников

(Веллей Патеркул, Римская история, II, 2, 3, 6, 7)

Веллей Патеркул (I в, н. э.) - происходил из знатной семьи, долгое время был на военной службе, затем стал сенатором и даже достиг преторского звания, официальный римский историограф времен императора Тиберия, автор "Римской истории" в 2 книгах, Капитуляция Манцина вызвала сильные раздоры в государстве. В самом деле, сын славнейшего и выдающегося мужа Тиберия Гракха, внук по матери Публия Африканского, Тиберий Гракх, по инициативе которого в его квесторство заключен был договор [с Нуманцией], теперь, то тяготясь тем, что выполненное им дело теряет силу, то боясь перемены суждения [о нем] и наказания, будучи избран в народные трибуны и оставаясь человеком безупречным во всех отношениях, в полном расцвете духовных сил и с самыми чистыми намерениями, украшенный, наконец, столькими добродетелями, сколько выпадает на долю смертного при совершенстве его природы и доброй воли, он в консульство Публия Муция Сцеволы и Луция Кальпурния сто шестьдесят два года тому назад разошелся с людьми благонамеренными и обещал всей Италии права гражданства; вместе с тем он издал аграрные законы, несмотря на всеобщее стремление к устойчивому положению, и смешал все высокое с самым низким, повергнув государство в крайнюю смертельную опасность. Он лишил власти своего коллегу Октавия, стоявшего за общее благо, и учредил коллегию триумвиров для распределения земель и выведения колоний, введя в ее состав себя, своего тестя Аппия и брата своего Гая, тогда еще совершенно молодого человека.

...Публий Сципион Назика, внук того, который получил от сената титул "наилучшего мужа", сын того цензора, который построил портик на Капитолии, правнук Гнея Сципиона, дяди знаменитого Публия Африканского, не занимавший в то время никакой должности и одетый в обычную тогу, хотя и был близким родственником Тиберия Гракха, но отдавал предпочтение интересам родины перед родственными связями и все, что не было полезно для общего блага, считал ненужным также и для частных лиц (за эту добродетель он первый из всех был заочно возведен в сан великого понтифика). Он стоял на верхних ступенях лестницы, ведшей на Капитолий, перекинув через левую руку край своей тоги, и призывал следовать за собой всех, кто хочет сохранить государство в безопасности. Тогда оптиматы - сенат и лучшая часть всаднического сословия, - а также не участвующий в пагубных планах народ бросились на Гракха, стоявшего на площади перед Капитолием среди толпы своих приверженцев и призывающего к себе население почти всей Италии. Он побежал и на спуске с Капитолийского холма был убит обломком скамьи. Так была преждевременно прервана его жизнь, которую он мог бы провести с большей славой. Это было начало пролития крови граждан в Риме и безнаказанного применения оружия. С этого времени было нарушено насилием право и прежний лучший строй жизни: раздоры граждан, обычно залечивавшиеся в прежнее время соглашением, теперь стали разрешаться оружием, и военные действия стали начинаться без основательных причин, но в зависимости от того, сколько они сулили выгод. И это не удивительно. Ведь в подражании примерам люди никогда не останавливаются на том, с чего начали, но, вступив на какую угодно узенькую тропинку, прокладывают себе путь для выхода на обширнейшее пространство, и если хоть раз собьются с пути, неизбежно дойдут до пропасти, и никто не считает для себя постыдным то, что было выгодно для другого.

Затем по прошествии десяти лет такое же безумие, которое проявил Тиберий Гракх, охватило его брата Гая, похожего на него как всеми добродетелями, так и заблуждением, а по своим дарованиям и красноречию даже намного его превосходившего. Несмотря на то что он, ведя совершенно спокойный образ жизни, мог бы быть первым человеком в государстве, он не то для отмщения за брата, не то для закрепления в своих руках царской власти, по примеру брата вступил в должность трибуна и выставил еще гораздо больше более крайних требований. К тому же он обещал права гражданства всем италикам, хотел распространить их [на землях] почти до самых Альп, распределял землю, запрещал кому-либо из граждан иметь более пятисот югеров земли, что когда-то было предусмотрено и законом Лициния, устанавливал новые торговые пошлины, заполнял провинции новыми колониями, передавал суды всадникам, постановил раздавать гражданам хлеб, не оставил ничего в покое и мире и незатронутым, наконец, ничего не сохранил в прежнем состоянии; мало того, он продлил свои полномочия трибуна на следующий год. Его преследовал с оружием в руках консул Луций Опимий, который в должности претора разрушил Фрегеллы, и убил его, а также вместе с ним и Фульвия Флакка, из бывших консулов, награжденного когда-то триумфом, стремившегося к таким же ошибочным целям; его Гай Гракх номинально поставил триумвиром на место брата Тиберия, а на самом деле сделал соучастником своей царской власти. Одно только было сделано Опимием беззаконно, - это то, что он за голову - не то, что именно Гая Гракха, - а вообще за голову римского гражданина хотел уплатить деньги, хотел выдать золото, равное ей по весу. Флакк был убит вместе со своим старшим сыном на Авентине, где стоял вооруженный и призывал народ к сражению. Гракх же спасался бегством, но, увидав, что неминуемо будет захвачен людьми Опимия, подставил шею своему рабу Евпору, который выручил своего господина и с неменьшей решительностью покончил с самим собой. В этот день удивительная преданность Гаю Гракху была проявлена со стороны римского всадника Помпония, Он, подражая Коклесу, удерживал на мосту подступавших к нему врагов, а потом пронзил себя мечом. Как раньше тело Тиберия Гракха, так теперь тело Гая по причине исключительной жестокости победителей было сброшено в Тибр.

Таков был исход жизни детей Тиберия Гракха, внуков Публия Сципиона Африканского, при жизни их матери, дочери Африканского; такова была смерть этих мужей, дурно воспользовавшихся своими прекрасными дарованиями. Если бы они добивались степени гражданского достоинства, то само государство предоставило бы им при полном их спокойствии то, что они предпочли получить путем мятежа. А к этой ярости прибавилось еще одно исключительное по своим размерам преступление: в самом деле Опимием был убит также и один юноша выдающейся красоты, не переступивший еще восемнадцатого года жизни, непричастный к отцовским преступлениям, именно сын Фульвия Флакка, которого отец послал для переговоров...

Вскоре затем началось суровое следствие над друзьями и клиентами Гракхов. Но Опимий, человек вообще безупречный и влиятельный, был впоследствии осужден общественным мнением по воспоминаниям о такой его жестокости и не встретил со стороны граждан снисхождения. Такая же ненависть общественных судей обрушилась заслуженно на Рупилия и Попилия, которые в качестве консулов свирепствовали по отношению к друзьям Тиберия Гракха... Среди законов Гракха я самым гибельным считаю, пожалуй, тот, в силу которого он вывел колонии за пределы Италии.