11. Закон Канулея о браках и установление должности "военные трибуны с консульской властью" (по традиции 445 г. до н. э.)

(Тит Ливий, Римская история от основания города, IV, 1, 2; 6)

Следовавшие затем консулы были М. Генуций и Г. Курций. То был год тревожный как внутри, так и вне государства. Уже в самом начале его народный трибун Г. Канулей обнародовал законопроект о разрешении браков между патрициями и плебеями, законопроект, который, по мнению патрициев, должен был повлечь за собой осквернение крови их и смешение родовых прав. Вместе с этим трибуны возбудили вопрос, сначала скромно, о дозволении одного консула из плебеев, а потом дело дошло до того, что девять трибунов обнародовали законопроект о предоставлении народу власти избирать консулов по своему усмотрению, из плебеев ли то или из патрициев. Патриции же были того мнения, что с утверждением подобного закона высшая власть не только разделится с людьми низшего сословия, но она прямо перейдет от первых лиц в государстве к простому народу. Поэтому-то они обрадовались, услышав об отпадении ардейского народа, обиженного отнятием у него земли, об опустошении границ римской территории вейентами и о волнении вольсков и эквов, по поводу возведения укреплений вокруг города Верруго: до такой степени патриции предпочитали хотя бы и неудачную войну унижающему достоинство их миру. Итак, преувеличив еще более слухи о грозящих опасностях с целью заставить трибунов замолкнуть со своими требованиями среди говора о стольких войнах, сенат отдает приказ произвести набор и сделать заготовку военных снаряжений, не щадя средств, а если бы оказалось возможным, то и с большим напряжением сил, чем то было в консульство Т. Квинкция. Тогда Гай Канулей в коротких словах громко объявил в сенате, что консулы напрасно стращают плебеев, стараясь отклонить их от заботы о новых законах; что при жизни его им никогда не удастся произвести набора, пока народ не утвердит обнародованных им и его коллегами проектов, и за сим немедленно созвал народ на сходку.

Одновременно консулы со своей стороны возбуждали сенат против трибуна, а трибун в свою очередь возбуждал народ против консулов. Консулы говорили, что нет уже сил дольше сносить неистовства трибунов; что дело дошло до крайних пределов; что внутри государства возбуждается больше войн, чем вне его; раз что-либо в государстве награждается, то всегда развивается с наибольшим успехом: этим объясняется появление достойных людей в мирное время, этим же объясняется появление подобных людей и на поле брани; что в Риме высшие награды даются за мятежи и они всегда служили источником почета как для отдельных лиц, так и для всех вообще. Пусть-де припомнят, какое величие сената они сами унаследовали от отцов и какое думают передать своим детям; можно ли им будет, как плебеям, похвалиться, что оно возросло и вызывает к себе уважение в большей степени. Следовательно, нет конца смутам и не будет, пока почет виновников мятежей будет соответствовать степени удачи их. Какие же и сколь важные дела задумал Гай Канулей? Он задумал произвести смешение родов, внести расстройство в государственные и частные ауспиции, чтобы не оставалось ничего чистого, ничего незапятнанного, чтобы, устранив всякое различие, никто не узнавал ни себя, ни своих. Ведь какое же иное значение имеют смешанные браки, как не то, чтобы, чуть не наподобие диких зверей, плебеи и патриции вступали во взаимные сожительства? Чтобы полупатриций, полуплебей, человек, находящийся в разладе даже сам с собой, не знал, каково его происхождение, какой он крови, какие священнодействия он должен совершать? Им кажется маловажным, что они вносят беспорядок во все божеские и человеческие установления: возмутители черни добираются уже до консульства. И раньше они делали попытки к тому, чтобы один консул избирался из плебеев; но ограничивались только разговорами. А теперь предлагают формальный законопроект о предоставлении народу права избирать консулов, из кого он захочет, из патрициев ли то или из плебеев. А из плебеев, конечно, они имеют в виду выбирать самых отчаянных бунтовщиков: значит, консулами будут Канулей и Ицилий. Да не допустит же всеблагий и всемогущий Юпитер, чтобы власть с ее царственным величием пала так низко! И мы, консулы, готовы скорее тысячу раз умереть, чем допустить столь великое унижение... Когда в свою очередь и консулы выступили с речами и дело от бесконечных разговоров перешло в пререкания, тогда на вопрос трибуна: почему плебею не подобает быть консулом?- был дан ответ, хоть, может быть, и основательный, но принесший мало пользы в настоящем споре: потому-де, что ни один плебей не имеет права совершать ауспиции, вследствие чего и децемвиры решительно воспретили брак между двумя сословиями, чтобы не нарушалась строгость порядка ауспиций от участия в них лиц сомнительного происхождения. Тут негодованию плебеев не было границ, потому что основанием для отказа в разрешении им совершать ауспиции приводилось как бы такое соображение, что плебеи ненавистны бессмертным богам. И благодаря тому, что плебеи на этот раз нашли в трибуне горячего борца за законопроект, да к тому же и сами не уступали ему в настойчивости, споры кончились тем, что патриции, вынужденные наконец уступить, согласились предложить на разрешение вопрос о браке в том, главным образом, расчете, что, вследствие этой уступки, трибуны или вовсе откажутся от борьбы за плебейских консулов, или будут ждать окончания войны, а народ, удовольствовавшись на этот раз получением права на брак с патрициями, не откажется от набора. Но, видя, какое громадное значение приобрел Канулей своею победою над патрициями и расположением к нему плебеев, другие трибуны тоже под влиянием соревнования вступают со всею энергией в борьбу за свой законопроект и продолжают противодействовать набору воинов, несмотря на то, что слухи о грозящей войне росли с каждым днем. Консулы же, лишенные всякой возможности вследствие трибунских протестов действовать через сенат, стали на дому собирать старших сенаторов и там совещаться с ними. Все ясно видели, что им приходится отказаться от победы или в пользу врагов, или в пользу граждан. Из бывших консулов в этих совещаниях не принимали участия только Валерий и Гораций. Г. Клавдий в своем мнении высказывался за то, чтобы консулы вооружились против трибунов; но оба Квинкция, Цинциннат и Капитолийский, высказывались против убийства и оскорбления лиц, которых по заключенному с плебеями договору они признали неприкосновенными. Результатом этих совещаний было позволение избирать военных трибунов с консульскою властью совместно из патрициев и плебеев; касательно же избрания консулов решено было оставить все без перемены. Этим удовлетворились трибуны, удовлетворились и плебеи. Назначается день комиций для избрания трех трибунов с консульскою властью. Едва было сделано объявление об этих комициях, как тотчас же все, кто только когда-либо словом или делом хоть сколько-нибудь проявил себя мятежником, а в особенности бывшие трибуны, облекшись в одежду кандидатов, стали приставать к гражданам с просьбами подавать за них голоса и при этом бегали по всему форуму, так что патриции держались в стороне сначала только вследствие неуверенности получить должность от настроенной против них толпы, но потом и вследствие негодования при мысли, что им придется отправлять должность с подобными людьми. В конце концов, однако, уступая настоянию влиятельнейших людей, патриции выступили в качестве соискателей из боязни, чтобы не подумали, что они отказались, руководить делами государства. Исход этих комиций показал, однако, что одно настроение господствует во время борьбы за свободу и почет, другое - после прекращения борьбы, когда суждение не омрачено уже страстью. В самом деле, народ, довольный уже тем, что плебеи приняты во внимание, всех трибунов выбрал из патрициев. Где теперь можно было бы найти даже у одного человека такую скромность, беспристрастие и великодушие, какие были тогда у целого народа в совокупности?