Разведочный полет над Лабрадором

Осень еще не кончилась, можно было успеть кое-что сделать до археологической экспедиции, которую я наметил на следующий год. Через год я приду на своем судне; на собственном транспорте я смогу осмотреть другие районы, в частности, побережье Лабрадора. Людей будет достаточно, можно провести такое исследование без ущерба для раскопок. Берега и прибрежные воды Лабрадора особенно интересны, ведь там проходил маршрут винландцев и находился их ориентир - Фюрдюстрандир, там они добывали лес, и, возможно, даже селились в приморье.

Но не мешало бы заранее составить представление об этом огромном крае. И я совершил увлекательное путешествие, позволившее мне увидеть приморье с воздуха. Нам помогла в этом "Миссия Гренфелла", кроме того, Управление охраны лесов и животного мира на несколько дней предоставило нам свой самолет. Словом, ко мне отнеслись чрезвычайно предупредительно.

Площадь Лабрадора около 1,3 миллиона квадратных километров, это в четыре раза больше Норвегии. Полуостров расположен между 51 и 61° северной широты, что соответствует в Европе области между Лондоном и Шетландскими островами. Идущее вдоль берега на юг холодное Лабрадорское течение заметно влияет на климат.

Солнечным днем мы вылетели на север, где, омываемая морем, лежала обширная дикая земля. Лабрадор с птичьего полета - замечательное зрелище. Теряющиеся вдали берега, изрезанные множеством фьордов, нескончаемая цепочка островов, стаи птиц, могучие дрейфующие айсберги и редкие признаки жилья... Береговая полоса казалась голой и неприветливой, но в глубине полуострова бескрайним зеленым ковром простирался лес. Тут и там виднелись большие болота, горные гряды, озера, и все пронизывала сеть сверкающих рек, которые извивались такими причудливыми петлями, что едва не завязывались в узел.

В Сэндвич-Бее мы получили самолет в полное распоряжение и принялись изучать побережье, летая совсем низко, чтобы получше рассмотреть заливы и берега.

Однажды мы приземлились у озера Мускусная Крыса, расположенного в истоках богатой лососем реки Орлиной. Здесь стояла палатка, в которой жили три сторожа; они следят за пожарами - бичом лабрадорских лесов. Нас приняли радушно. Возле палатки была растянута для сушки свежая шкура черного медведя, и один из сторожей возмущенно рассказывал, что этот медведь по ночам повадился ходить на помойку, это бы еще ничего, но он затеял царапать палатку, не давал спать! Такого безобразия нельзя было терпеть.

Мы решили проверить клёв в озере Мускусная Крыса. И убедились, что другого такого рыбного места надо поискать! Только забросишь, а на крючке уже лихо бьется форель, да какая - от одного до трех килограммов.

Чья больше? За два часа Эрлинг Брюнборг и доктор Одд Мартене взяли хороший улов форели в Хоукс-Бее (Лабрадор)

Отсюда мы направились дальше на север, Заметно выделялись берега у мыса Дикобраз, которые нам в следующем году предстояло исследовать подробнее: словно широкий и длинный белый бордюр тянулся вдоль леса. Местность казалась сверху особенно плоской,

...Летим над огромным заливом Гамильтон до лежащего в самой глубине городка Нортуэст-Ривер. В центре жилого массива стоит больница "Миссии Гренфелла". Руководит больницей доктор Пэден, ветеран, много лет жизни отдавший северу. Он предложил нам воспользоваться на следующем этапе экспедиции самолетом миссии.

Но сперва мне хотелось поговорить с людьми, выяснить кое-что, что могло пригодиться нам во время путешествия, намеченного на следующий год.

Мы остановились у Сиднея Блейка, бывшего заготовщика пушнины, который занялся теперь ловом лосося. Он был известный охотник, много лет зарабатывал на этом деле хорошие деньги. В лабрадорских лесах водится куница, бобр, мускусная крыса, норка, рысь, медведь, лиса, олень карибу и другой зверь. Еще не так давно здешние охотники поставляли ежегодно до тысячи шкурок бобра и много тысяч шкурок куницы и норки^*.

^* (Tanner, V. Outlines of the geography, life and customs of Newfoundland Labrador. Acta geogr. Hels. 8 (1944), p. 622. )

В низкорослом лесу за рекой белели палатки. Мы наведались туда. Кругом стояли вешала, на которых вялился лосось; старая женщина сидела на корточках у костра; рядом лежали тощие собачонки. Индейское стойбище для меня не новинка; я быстро разговорился с его обитателями. Смуглые девочки окружили Бенедикту. Получился своеобразный контраст: белокурая норвежская девушка среди юных лесных жительниц с длинными волосами цвета воронова крыла.

Жители стойбища принадлежали к племени монтэнье^*, исстари обитающему в этом крае. Прежде они кочевали, каждую осень поднимались на каноэ вверх по рекам и зимовали в глубине полуострова. Тогда важнейшую роль в их жизни играл олень. Но времена меняются, сюда проникла цивилизация, и былой энергии нет и в помине. Об индейцах всячески заботятся, однако недаром говорят: плохо, когда не помогают индейцам, еще хуже, когда им помогают чересчур.

^* (Монтэнье - индейское племя из алгонкинской языковой группы, обитающее в лесах Лабрадора. Племя вело кочевую жизнь, охотясь осенью и зимой на северного оленя, а весной и летом занимаясь промыслом тюленя на южном и юго-восточном берегах Лабрадора, ловя рыбу и собирая моллюсков. Поселенные в резервациях на востоке Лабрадора, монтэнье вымирают. )

Из Нортуэст-Ривера мы вылетели на северо-восток, к морю. Под нами простирался лесной край с болотами, с мозаикой озер и могучими реками. Местами лесная подстилка была словно светло-желтый ковер - это устилал землю лишайник. Отчетливо выделялись звериные тропы.

Самолет сел в Макковике. На пристани стояли улыбающиеся эскимосы. Бросилась в глаза довольно резкая разница между молчаливыми индейцами, детьми леса, и людьми, населяющими приморье. Не только по поведению, но и по духовному складу эти народы совсем непохожи друг на друга, и можно понять их исконную вражду.

Эскимос из Макковика (Лабрадор)

В этой области действует "Моравская миссия". Она начала свою работу на севере Лабрадора еще в 1752 г., когда условия жизни были совсем примитивными и европейского поселенца подстерегали всякие опасности. Миссия выстроила вдоль побережья посты, и эскимосы собирались вокруг них. В последние годы самые северные посты в местах, где была лучшая охота, закрылись (Киллинек, Рамах, Хиброн и Окак). Причин для этого много; насколько я понимаю, главным является расхождение во взглядах на то, как обращаться с коренным населением.

Мы встретились с Кетти Хетташ, дочерью покойного миссионера Пауля Хетташа, завоевавшего добрую славу своей многолетней работой. Она познакомила нас с эскимосами. Самыми интересными были недавно переселенные с севера хиброны^*. Они сохранили какую-то первобытную силу. Для них построили домики в ряд по-городскому, и теперь молодые и старые слоняются бесцельно по поселку. Они не мерзнут, не голодают, но искра радости в них словно погасла. Я разговаривал с одним стариком - с каким жаром вспоминал он свою страну на северном побережье, охоту на тюленей... Как и все эскимосы, хиброны смирились с судьбой, но тоска по родине прочно засела в их душе.

^* (Хиброны - эскимосское население одноименного поселка, расположенного на севере Лабрадора, к востоку от залива Унгава. Занятия тюленьим промыслом - основа их существования. Переселены несколько лет назад на восток Лабрадора в поселок с домами европейского типа. Взрослое мужское население работает на канадской базе; остальные стали заниматься преимущественно ловом трески. )

И мне вспомнился случай в Гренландии, когда мы с женой объезжали древние норманнские поселения. На утесе перед своим домом, глядя в море, сидел эскимос. Просто сидел и глядел. Мы разговорились; он сказал, что его родина далеко на севере, но власти переселили всех жителей стойбища на юг. Речь коснулась войны, он о ней кое-что слышал. Моя жена рассказала, как враги схватили ее отца и долго держали в тюрьме. Эскимос не знал, что такое тюрьма, но смысл уловил и истолковал этот эпизод как худшее, что может случиться с человеком. Он тихо вымолвил:

- Его переселили...

Наш собеседник поведал мне много интересного о крае, рассказал о развалинах на месте старых приморских поселений. При этом он говорил о следах жилья, которые, по его мнению, явно принадлежали другому народу - наверно, туннитам. Старые предания о туннитах я слышал и в других местах побережья. Полагают, что это - дорсетские эскимосы, своеобразное племя, с которым, вероятно, встречались винландцы, но которое затем исчезло. Дальше я еще вернусь к ним.

Эскимос в каяке у берегов Гренландии

Прежде на северных берегах Лабрадора было гораздо больше эскимосов. Они называли себя красивым именем - серкинермиут (народ, живущий на солнечной стороне, то есть на берегу, обращенном к востоку). Было много племенных групп. От болезней, распространенных в цивилизованном мире, погибло немало эскимосов. В 1918 г. от испанки только в стойбище Окак из 310 человек умерло 216. В последние годы жизнь эскимосов наполнилась новым содержанием. Немалую роль сыграло то, что они занялись ловом трески. Продолжается бой тюленей, но их стало очень мало. Осенью эскимосы ловят арктического гольца, большими косяками идущего в реки. На оленя почти не охотятся. Время каяков миновало, эскимосы обзавелись моторными лодками, однако сани с собачьими упряжками сохранились, сохранилась и лабрадорская собака - выносливое, красивое животное. Новые времена повлекли за собой много перемен, но душа эскимоса прочными нитями связана с прошлым.

Летим дальше на север, в Нейн. Внизу вереницей тянутся острова и отмели. Это - характерная черта побережья, начиная от Белл-Айла. Наверно, норманны держались подальше от опасных шхер и подходили к неизвестному берегу только там, где фарватер был относительно свободным.

Обозревая с самолета море и изрезанный берег, я думал о винландцах и о маленьких открытых судах, которые давным-давно шли здесь на юг. Искушенные мореходы пытливо всматривались в проплывающую мимо чужую землю: годится она или надо идти еще южнее?

В приморье лес утвердился лишь в немногих защищенных уголках, но на запад простирались сплошные массивы. Далеко в сушу врезались фьорды, в них впадали богатые рыбой реки Каипокок, Канарикток и другие. По берегам фьордов стоял лес, но травы было маловато. На лабрадорском побережье достаточно мест, где гренландские норманны могли заготовить нужный им лес. И если они зимовали здесь, скажем, чтобы добыть ценные шкурки куницы и бобра или заготовить моржей и тюленей, то прокормиться им было во всяком случае не труднее, чем на родине. В море - треска, в реках - форель, голец и лосось, в лесах - сколько угодно оленя.

Внизу промелькнул Девис-Инлет, красивое селение в лесу, прикрытое с моря большим островом Укасиксалик. Здесь обитают самые северные индейцы - наскапи (позже я гостил у них). Мы различили на опушке несколько палаток.

Пожилая индианка (наскапи) из Девис-Инлета

И вот Нейн - горстка домов и церковь под горой, густой ельник по склонам. Уже появились дрейфующие льды, и летчик не сразу высмотрел подходящую полынью для посадки. Севернее Нейна на лабрадорском берегу теперь нет эскимосов.

Мы снова познали гостеприимство лабрадорцев. Много важного и полезного рассказал нам о приморье Фред Груб, руководитель местного отделения "Моравской миссии". Немало поведал и "лесной человек" Э. П. Уилер. Вместе с женой он как раз собирался идти на лодке в северную глушь, где задумал зимовать.

Уилер - геолог.

- Я выбрал эту профессию, - рассказывает он, - потому что только она позволяет жить в дебрях и в то же время приносить людям пользу.

Почти тридцать лет он странствует в северных районах Лабрадора, куда никто не забредает, если не считать случайных эскимосов. Участвуя в их санных переходах, Уилер научился говорить по-эскимосски. Но чаще всего он путешествовал один; теперь его сопровождает жена. За много лет он провел геологическую съемку на огромной неизведанной территории.

Уилеру по душе такая жизнь, об этом говорит его заразительный смех и неизменно веселое расположение духа. Ему сейчас около шестидесяти, жена немногим моложе его, но ходит она легко и отлично управляется с веслом. Они два года проводят в дебрях, год - в цивилизованных краях. Дом Уилеров находится в штате Нью-Йорк, там они принадлежат к светскому обществу.

- Когда муж возвращается из очередного странствия, - говорит, улыбаясь, миссис Уилер, - он пьет только лучшие вина и непременно из хрустальных бокалов.

Я познакомился также с эскимосом Исаком. Добродушный старик охотно отвечал на все мои вопросы. Рассказал мне про приморский край, про остатки жилья, которые показались ему необычными. Постараюсь как-нибудь их исследовать... Скорее всего, там жили эскимосы, но когда ищешь в диком краю, стоит осмотреть все следы. Тем более что в лабрадорском приморье было очень мало раскопок.

Индейцы наскапи идут на каноэ вверх по реке, к охотничьим угодьям. Собаки следуют за хозяевами вдоль берега. Поздняя осень

Воздушная рекогносцировка, которая началась на Ньюфаундленде, дала мне хорошее общее представление о южном маршруте винландцев. К тому же я увидел и услышал многое, что должно было пригодиться мне на следующий год, когда часть экспедиции отправится на север, чтобы работать на Лабрадоре.

Поздняя осень. Похолодало... Треска ушла в море. Высоко в небе на юг широким клином летели дикие гуси. Скоро нагрянет зима: лед вдоль побережья, снежные заносы в лесу. Жители Нейна надолго будут отрезаны от внешнего мира. Помчатся по льду собачьи упряжки.

По примеру диких гусей мы с Бенедиктой полетели на юг. И вот опять под нами северный берег Ньюфаундленда. Вот раскинулась широкая равнина вокруг Ланс-о-Мидоуза, вот извивается Черная Утка, вот терраса, где мы нашли остатки древнего жилья. Какую тайну хранит земля?