Глубокоуважаемый и дорогой Анатолий Федорович, Мы знаем, что Вы нездоровы и не принимаете, и заехали исключительно затем, чтобы узнать подробнее о Вашем недомогании у Елены Васильевны*. Что касается курьезного "дела", о котором мне рассказал Федор Иванович Успенский, то оно не имело никакого значения, это просто была болтовня, достигшая до ушей Ф. И. Успенского и его обеспокоившая, так как он очень волновался (больше, чем я сам) моим избранием** и ему пришло в голову, что если эта фантазия распространится, то может повредить мне. Но сболтнувший ему эту сплетню на ней не настаивал и замел свои следы; Ваше письмо L'а confondu*** окончательно.
*(Елена Васильевна - жена А. Ф. Кони.)
**(... моим избранием... - речь идет об избрании Е. В. Тарле действительным членом Академии наук СССР.)
***(его смутило (франц.).)
Вы интересуетесь моим делом. Спасибо. Вот его положение: 30 марта в заседании Отделения историч[еских] наук и филологии я выбран единогласно закрытой баллотировкой; присутствовали все десять академиков нашего отделения. Избран я на кафедру всеобщей истории, освободившуюся за смертью П. Г. Виноградова. Затем, 2 апреля, последовала - по правилам - заявка моего дела в общем собрании конференции (прочтение отзыва, протокола избрания в отделение и т. д.), и конференция постановила согласно закону баллотировать меня в ближайшем общем своем собрании, т. е. 7 мая. Так что до 7 мая - пауза. Пока все прошло очень гладко, без единой зацепки, без единого противоречия. Что дальше, увидим 7 мая.
Конечно, в ближайшее время, как только Вы выздоровеете, Ольга Григ[орьевна] надеется, что Вы доставите ей радость Вашим сообщением на одной из сред. От души желаем Вам поскорее поправиться и шлем наш сердечный привет Елене Васильевне.
Душевно Вам преданный Евг. Тарле
Набережная 9 января, 30
80. Тарле О.Г. 18 июля 1927 г.
[...] вчера весь день читал (было воскресенье!) новую книгу Stefan Zweig о Достоевском, она уже переведена на французский] и на английский. Я читал, конечно, по-немецки. Очень глубоко. Он говорит, что человечество чрез Дост[оевского] впервые соприкоснулось с иными мирами. И еще мысль, depuis longtemps familiere pour moi*: неизъяснимая тайна создания живых людей без специальной обрисовки их: а лишь "слогом, запятыми, умолчаниями, небрежными скобками". И еще: "В глубине черной мглы всегда сверкают глаза демона" (душа Дост[оевского!)[...]
*(с давних пор близкая мне (франц.).)
81. Тарле О.Г. 19 июля 1927 г.
[...] Кончил книжку Цвейга о Дост[оевском]. Очень интересно. Он тоже думает, что Дост[оевский] "невероятен по громадности" и что его искусство неизъяснимо, как конечные тайны природы, и ни на что не похоже. Его люди - "галлюцинация более правдивая, чем правда". "Он был сатана и бог в одно и то же время". И еще мысль: другого Д[остоевского] уже никогда не будет. Он делит историю душевной жизни человечества на два периода: до Д[остоевского] и после Д[остоевского]. Поразительно гонок сравнительный анализ Фед. П. Карамазова и Свидригайлова. Тут только что вышло новое издание "Исповеди Ставрогина". Увы! Очень дорогое[...]
82. Тарле О.Г. 20 июля 1927 г.
[...] сегодня для меня une journee marquee d'un gros caillou blanc*: я нашел среди "nouvelles acquisitions"** департамента рукописей в Нац[иональной] биб[лиотеке] замечательно важный, неизвестный доселе рукописный фолиант о левантийской торговле Франции, России и других держав в конце XVIII в. (1782 г.). Я его решил сфотографировать и сегодня же написал Рязанову в Висбаден[...]. Он, конечно, согласится обогатить свой институт таким сокровищем. Я уже решил по приезде написать особое исследование на основании как этого фолианта, так и кое-чего другого (неизданного). Это прибавилось к моей обычной работе в Национальном] архиве (о рабочих в 1845-1848 гг.)***. Если Рязанов согласится, дело будет в шляпе. Я оч[ень] взволнован. Это бросит свет на всю восточную борьбу Франции с Екатериной II...
*(Здесь: знаменательный день (франц.).)
**("новых поступлений" (франц.).)
***(... особое исследование... (о рабочих в 1845-1848 гг.). - Эти замыслы Е. В. Тарле не были осуществлены.)
83. Тарле О.Г. 21 июля 1927 г.
Lendi 21.VII
[...] Вчера обедал с Ол[аром]. Он рассказывал об известном итал[ьянском] профессоре Лабриола, вчера же у него бывшем. Фашисты ворвались к нему ночью (в Неаполе 27 июня), переломали всю мебель, избили его, а жену его (56 лет) в течение 1/2 часа оскорбляли ударами. Он успел бежать на лодке (!) в Корсику, отдавши лодочнику 40000 лир (все свое состояние) за побег. А жену поймали. Он не знает теперь, что делать. Что за сволочь фашисты, tout de meme*. И все это ни за что ни про что, только потому, что он и жена не подписали какого-то адреса поганцу Муссолини. Из Италии абсолютно никого не выпускают, а бежать очень дорого и трудно. И все это в стране, где не было никаких потрясений, где все было относительно вполне нормально. Лабриола рассказывает о бесчинствах фашистов нечто совсем неслыханное.[...] Моя франц[узская] книга** сверстана.
*(все же (франц.).)
**(Моя французская книга... - См.: Le blocus continental et le royaume d'ltalie. La situation economique de lTtalie sous Napoleon 1-er. D'apres des documents inedits. Paris; Alcan, 1928.)