Деньги и денежное хозяйство

* (Продолжение главы аналогичного содержания в "Очерках русской культуры-XVI века", ч. 1 (Изд-во Моск. ун-та, 1976), включившей период польско-шведской-интервенции. Читатель найдет там более подробное разъяснение ряда терминов денежного дела.)

Для русского денежного дела XVII в. оставался веком серебряной высокопробной копейки и веком ее ровесника, ефимка-талера: самый высокопробный и тяжелый номинал множества монетных систем Запада и общеевропейского денежного обращения (29-08 г серебра) по-прежнему служил главной формой сырья для монетного производства России, все еще не имевшего отечественной сырьевой базы (См.: Троицкий В. И. Организация золотого и серебряного дела в Москве в XVII в. - ИЗ, т. 12, 1941, с. 96-98; Кузин А. А. К вопросу о серебрянорудном промысле в районе Белого моря. - "Вопросы истории естествознания и техники". 1957, вып. 7; Винклер П. Из истории монетного дела в России. Спб., 1897, " с. 16.).

Из года в год сотни тысяч ефимков превращались в проволоку, из которой выделывались копейки. При возобновлении государственной чеканки в 1613 г. копейка весила 0,5 г, в конце века - только 0,28 г. Чтобы уплатить сотню рублей, требовалось отсчитать 10 тыс. таких монеток; в приказах практиковалась "расфасовка" в бумажки небольших сумм для мелких выплат. Из-за двойной и четверной затраты труда денга и полушка (1/2 и 1/4 коп.) почти не выделывались; во второй половине века, пренебрегая запретом, для мелких платежей копейки резали пополам.

Очевидная застойность денежного хозяйства России, проявившаяся к концу XVI в., объяснялась безысходной зависимостью от ввоза избыточного серебра рудников Европы и ее заокеанских владений, но" такой ценою достигалась его бесспорная самостоятельность. Если Россия была заинтересована в получении серебра, то я Запад нуждался в традиционных товарах русского рынка. Поэтому поступление талеров (несмотря на случавшиеся заминки) определялось встречным предложением товаров, а импортеры были поставлены в такие условия, что каждый пятый ефимок составлял чистую прибыль, которая делилась между казной и русским купечеством.

На большей части Европы для талера не существовало государственных границ. Как признанная торговая монета мирового рынка он уходил на Ближний Восток, вторгаясь в денежное хозяйство многих государств, но ареал его обращения обтекал границы России; использование его здесь в платежах ни иностранцами, ни русскими оказывалось совершенно невозможным. Для купечества Серебряных рядов я для ювелирного ремесла его "мундир", совлекаемый при плавке, был лишь товарной этикеткой, гарантией качества серебра.

Платежное использование привезенных в Россию талеров заканчивалось с уплатой импортером таможенной пошлины, которая взималась с любых товаров (включая: и сами талеры) только в талерах, но по назначаемой в Москве оценке в копейках. Эта же оценка фиксировала предельную плату за закупаемые ефимки; обстановка на рынке иногда побуждала импортеров отдавать серебро еще дешевле. Твердым критерием для оценки был выход копеек из одного талера на Денежном дворе: разница между ним и оценкой постоянно составляла около 20%. Таким образом, в каждый доставленный в Россию ефимок сразу же "закладывалась" ощутимая прибыль - непосредственно для государства и для русского купечества, имевшего право самостоятельно сдавать Денежному двору в монетный передел заготовленное серебро: при этих условиях прибыль и реализовывалась. Для иноземцев Денежный двор был наглухо закрыт; необходимую им русскую монету они могли получать только от своих русских партнеров.

Первые два года польско-шведской интервенции показали, насколько непрочным и уязвимым было благополучие денежного хозяйства, базировавшегося на импорте и внешнеторговых оборотах. Лишенному нормального притока серебра денежному обращению ничего не оставалось, как пожирать самое себя, т. е. искать ресурсы сырья в самом обращении. Таков и был катастрофический кризис, приведший к падению веса копейки на 1/4 и к соответствующему повышению оценки талера.

Пополнение обращения копейками старого веса (67 мг; из гривенки серебра выделывается 300 коп.) прекратилось в 1610 г., новые копейки выпускались сперва весом в 57 мг (в гривенке - 350), а затем и в 50мг (400 коп.). Поляки в Москве с того же года, шведы в Новгороде с 1611 г. навязывали обращению оказавшихся под их контролем частей страны свои неполноценные копейки: первые - с именем Владислава, вторые - Шуйского. Приток ефимков в Новгород полностью прекратился, и сырьем становится скупаемая у населения с наддачей старая монета. Она была "отцежена" так основательно, что вошедший во вкус Густав Адольф в 1615 г. проектировал даже перевести новгородскую чеканку на закупаемое на Западе талерное серебро (См.: Спасский И. Г. Чеканка копеек шведскими властями в Новгороде в 1611-1617 гг. - ВИД, вып. IV. Л., 1972, с. 160-173.).

Московский денежный двор еще располагал талерами архангельского привоза в 1610 и 1611 гг., но цена ефимка с 36 коп. повысилась до 42 коп., сохранившись по начало 1613 г. Полякам было не до скупки старой монеты - они прямо принялись за серебро сокровищниц Кремля, а покончив с ним, взялись и за золото: золотые копейки хороши были для выплаты жалованья их солдатам. Но Народное ополчение, зная шведский опыт, в 1612 г., несомненно, выделывало в Ярославле свою монету и из собираемой старой. Созданный в стране за 75 лет (с 1534 г.) запас ее "разбавлялся" неполноценными копейками. Однако приток новой монеты, особенно в местах, удаленных от Москвы, на севере и на востоке страны, был не настолько значителен, чтобы за два года сильно сказаться на составе обращения. К 1612 г. разница в весе старых и самых новых копеек в Москве достигла 25% (шведы по неведению перешли к этому весу позже). Польские копейки 1612-1613 гг. и копейки Ополчения того же времени уже составляли рубль весом в 51-50 г. Этот вес и стал законным лри возобновлении работы Московского денежного двора в 1613 г., а цена ефимка снова пошла вверх.

Московский денежный двор, по-видимому, еще с начала XVII в, находился внутри Кремля, в каменных палатах "под Набережным садом", близ Боровицких ворот; там и чеканились польские копейки с именем Владислава.

Производство Денежного двора слагалось из переделов (от "делать", а не "делить"!) - замкнутых циклов, начиная с приемки сырья от купечества или непосредственно от казны по весу, до выдачи счетом выделанных именно из него монет, и делилось на два этапа: плавку серебра и выделку монеты. Специфика производства требовала контроля - взвешиваний и счета. Кроме администрации Денежного двора контрольный аппарат составляли "целовальники", назначаемые из купечества в порядке повинности.

На стыке обоих этапов взимались две пошлины: дважды по золотнику с гривенки за уже выполненную плавку и за предстоящую чеканку. Из пошлин оплачивалось годовое содержание плавильщика, резчика штемпелей и денежных мастеров; последним, кроме того, причиталось около 3,5 денги "задельных" с гривенки серебра.

Второй этап производства - выделка монеты. Здесь контроль опирался только на счет: вес очищенного плавкой серебра предопределял, сколько монет должен получить заказчик. Отлитые прутки серебра вращением примитивного ворота протягивались через волочильные плиты в "волоку", которую затем надлежало искрошить в расчетное количество "чурок", - монетных заготовок. "Бойцы" плющили чурки "гладким чеканом" с одного удара молота-ручника. После "отжига" (прогревания для большей мягкости металла) пластинки передавались чеканщикам. Еще один удар ручника по наставленному на пластинку верхнему штемпелю (чекану) формовал готовую монетку. Особый мастер-"резец" обеспечивал производство инструментом: главным был стальной маточник, которым на торец железных болванок вколачивалось углубленное изображение или надпись штемпеля; "юфть" (пара) (Ср.: Мельникова А. С. Опыт сравнительного изучения данных нумизматики и письменных источников. - В кн.: Источниковедение отечественной истории. М., 1973, с. 228.) чеканов была принадлежностью рабочего места. С чеканщиком работал помощник - подкладчик пластинок.

Кроме пошлин часть дохода Денежного двора составляла производившаяся уже вне связи с переделами переработка отходов и ооров: плавильные шлаки отдавали серебро после "протолочки" и промывки, оно же выжигалось из втаптываемой в пол производственных помещений грязи; собирались пленочки и брызги серебра в плавильной и "отбойные "рохи", накоплявшиеся вокруг наковальни бойца и "стула" (врытой стоймя колоды) чеканщика. Эта часть серебра недодавалась владельцу и "недовкладывалась" в монету, сказываясь на весе последней.

Первые московские копейки Михаила Федоровича чеканили отлично выполненными штемпелями; вместо традиционного М на них под конем на время появилось слово "Москва". Очень редки денги (0,5 коп. ) и полушки (0,25 коп. ) Михаила Федоровича.

Казна нового правительства была пуста; об этом можно судить по царским пожалованиям 1613 и 1614 гг., когда воинскими наградами низшего разряда служили "белые", даже не-позолоченные копейки (См.: Спасский И. Г. "Золотые" - воинские награды допетровской России. - "Труды Государственного Эрмитажа", т. IV, 1961, с. 100, 102; см. также: ДАИ, т. III, № 119, с. 443.). В мае 1613 г. в Москве удавалось купить ефимки еще по 42 коп. за штуку (См.: Сухотин Л. И. Первые месяцы царствования Михаила Федоровича. - ЧОИДР, 1915, кн. IV, с. 17.), но вскоре цена их определилась в 48-50 коп. Однако большего подвоза ефимков еще нужно было ожидать, а наиболее доступным сырьем оставались "старые деньги".

Реальная обстановка в стране делала единственно возможным решением признание на неопределенный срок законности существующего обращения разновесных монет, чтобы дать ему самому "отстояться", а внутренней торговле и купечеству предоставлялась главная роль в выборке старой монеты.

Официальной программой нового правительства, вслед за Ополчением было восстановление порядков, существовавших до "смуты". Так выглядело и возобновление выделки монеты "в серебре, старых деньгах и в ефимочном, и в ветоши в серебре", и провозглашение приема в передел от торговых людей (РИБ, т. II, 1875, № 111, с. 341-342; ср.: ВМОИДР, 1849, т. III, с. 80-81. ). Однако раздел указа о пошлинах, взимаемых "с торговых людей, которые учнут серебро и ветошь и ефимки приносить", о старых деньгах умалчивает, зато предлагает возможность продавать принесенное серебро за готовые деньги - по 3 руб. с полтиной за гривенку, что соответствовало рыночной цене ефимков (на гривенку их приходилось семь). Расчет показывает, что в определенных случаях продажа для владельца могла быть даже выгоднее, чем заказ (РИБ, т. II, № 111; Спасский И. Г. Денежное хозяйство Русского государства в середине XVII в. и реформы 1654-1663 гг. - АЕ за 1959 г. М., 1960, с. 111-112. ).

Монеты 1613-1645 гг. 1-6. Копейки, денга и полушка, Московский денежный двор. 7-8. Копейки, Новгородский и Псковский денежные дворы (Гос. Эрмитаж).

К частным владельцам старых денег относятся два положения указа: "сто рублей велено принимать против 16 фунтов" и "свершку давать на 100 рублей по десяти рублев". Следовательно, монета принималась, т. е. выкупалась, только на вес, в соответствии с условным "расчетным рублем", на который и начисляли "свершек", т. е. наддачу. Это подтверждает и заключительная часть указа, касающаяся учета, где упомянуты "обменные деньги" (РИБ, т. II, № 111.). Условный рубль для торговых людей составляет 65, 28 г, следовательно, за гривенку любых старых денег сдатчик получал со "свершком" 3 руб. 43 коп. Доход торгового человека увеличивала его оборотливость на рынке при заготовке старых денег.

Московские документы 1613-1615 гг. свидетельствуют, что прием старой монеты в передел счетом тоже практиковался, но уже только для располагавших ею приказов. Плавильная пошлина при этом не удерживалась, оплачивалась только работа денежных мастеров (См.: Веселовский С. Б. Семь сборов запросных и пятинных денег в первые годы царствования Михаида Федоровича. М., 1909, с. 16-17; РИБ, т. XXVIII, с. 250-251, 517. При переработке казенных ефимков пошлина взыскивалась.). В приказах, с их системой делопроизводства, поневоле приходилось учитывать старую монету в рублях - другого выхода не было; по справкам Денежного двора, называвшим принятую сумму и прочие данные, приказы приходовали "приделочные деньги".

Первые годы финансовой деятельности до во го правительства проходили под знаком изъятия (выкупа) старой монеты. В этой операции участвовали также Новгородский и Псковский денежный дворы, вскоре после завершения кампании прекратившие существование. Можно предполагать, что основная масса участвовавшей в обращении, а не затаившейся в сокровищах монеты была переплавлена в первые 3-5 лет, а к 1620 г. в производстве первенствующее положение снова заняли ефимки, старая монета "выплескивалась" все реже.

Непосредственно для казны дела оставалось не так много. Налоги и чрезвычайные единовременные сборы приводили в нее и старую монету, которая если не "переменялась" в руках сборщиков, то отсортировывалась для сдачи в передел. Для приказов, располагавших каждый своей казной, "приделочные деньги" были статьей сравнительно скромной прибыли, но переработка выкупленных старых денег давала через Денежный двор доход и казне, если и до этих денег не дотягивались загребущие руки. Именно такой эпизод освещают открытые П. П. Смирновым документы. Следствие 1620-1622 гг. по доносу московского купца Н. Порывкина о грандиозном "воровстве" прошлых лет на Денежном дворе касалось операции по выкупу монеты. Добрый десяток гостей и торговых людей, "кои государеву казну збирали... по крестному целованию", за год-другой целовальничества умудрялись наживать тысячи и десятки тысяч рублей, а сумма "государевой казны краденыя" за несколько лет приблизилась к чудовищному итогу - 100 тыс. руб. Обличитель даже советовал допытаться у одного из воров, велик ли на Денежном дворе серебряный колодезь, из которого он начерпал свое состояние? (См.: Довнар-Запольский М. В. Торговля и промышленность Москвы в XVI-XVII вв. - В кн.: Москва в ее прошлом и настоящем, ч. III, вып. 6. М., б. г., с. 32-33.).

Естественно, что сбором старой монеты с наибольшим успехом занимались крупные воротилы рынка. Старая монета, по-видимому, представляла особый интерес для более благополучного восточного "крыла" внешней торговли. На это указывает "оговорка" одного из московских гостей, опрошенного в 1619 г.: "... в Персии лучший товар - старые деньги и ефимки" (Соловьев С. М. История России с древнейших времен, кн. 2, т. 9. Спб., 1894, с. 1176.). Следовательно, те и другие в Персию попадали. Указ 1620 г. запрещал торговлю с иностранцами на старые деньги; едва ли он был первым, так как уже в 1617 г. попытки вывоза "заповедных" старых денег (туда же в Персию) пресекались; этот запрет повторялся даже в середине века (См.: Веселовский С. Б. Указ. соч., с. 188-189; ДАИ, т. III, № 55, 116; Спасский И. Г. Денежное обращение в Московском государстве с 1533 по 1617 г. - МИА, № 44, 1955, с. 353.).

О составе монетного фонда обращения отдельных районов страны в 1613-1615 гг. дают представление клады этого времени, датируемые самыми ранними монетами Михаила Федоровича. В Таймырской казне русских мореплавателей, сложившейся в Поморье не позднее 1615 г., старой монеты 91, 1% (См.: Спасский И. Г. Денежное обращение в Московском государстве,. с. 331-332.), тогда как клад того же времени из Подмосковья содержит ее 85,5% (См.: Мец Н. Д. и Мельникова А. С. Клады монет (зарегистрированные ГИМ в 1955-1958 гг. ). - Ежегодник ГИМ, вып. 45, 1960, с. 69-70.). В целом до 1617 г., когда в общерусское обращение хлынули легкие шведские копейки, насыщенность его старой монетой, в особенности в удаленных от Москвы глубинных частях страны, была значительной. В кладах конца царствования Михаила Федоровича обычно присутствуют уже лишь одиночные старые копеечки.

В 1627 г. в Сольвычегодске была описана казна М. М. Строганова в сумме 3153 руб. 11 алт. старых и новых денег. На 39 запечатанных мешках были бирки с именами приказчиков и только на двух упаковках были обозначены "новые деньги"; вполне очевидно, что в мешках без указания "сорта" находились старые. Они составляют 95, 8% всей казны (См.: Введенский А. А. Торговый дом XVI и XVII вв. Л., 1924, с. 32-34.). В ней более чем вероятны достаточно старые накопления вместе с монетами последних лет, и такая казна едва ли была единственной в своем роде для этого времени. Старая монета могла "не спешить" в передел. Даже в последней четверти века ее скромный остаток высоко ценился как "чистое серебро". В 1672 и 1679 гг. Вологодский архиерейский дом покупал на вес старые копейки "про домовый расход" (Суворов Н. И. Цены золота и серебра в XVII в. (Приходо-расходная книга Архиерейского дома в Вологде). - ИРАО, т. II, вып. 4, 1861, с. 246-247. ).

"Принудительный режим" по отношению к возобновившемуся притоку талеров оставался в полной силе. Понимание его важности для России звучало в высказывании уже упоминавшегося московского гостя, когда в 1619 г. обсуждалось желание английского правительства получить для своих купцов свободный путь по Волге в Персию: "Пусть государь только велит англичанам торговать указными своими товарами, а русскими товарами торговать, им с персиянам, и не велит; русские товары туда ходят... Да в московское государство же привозят из немецкого государства ефимки, и от того государевой казне и им, гостям, прибыль большая, пошлина с ефимков сходит многая, а теперь, когда ефимки пойдут в Персию, то государевой казне будет убыль многая, а ям оскудение" (Соловьев С. М. Указ. соч., с. 1176. ).

В интересах как приказов, так и Денежного двора в его книгах и "памятях" (справках) по переделам старой монеты фиксировались все существенные данные (См.: Веселовский С. Б. Указ. соч., с. 16-17.). Нумизматика еще недавно была в состоянии назвать только средний вес копеек Михаила Федоровича для всего царствования, и он неизменно оказывался и оказывается ниже 4-рублевой стопы: вместо 50-51 мг на круг - около 47!

Исследуя одну память 1626 г., С. Б. Веселовский отметил, что выделка новой монеты составляла на гривенку 425 коп. (См.: там же, с. 16-17; ср.: Приходо-расходные книги московских приказов, кн. I. - РИБ, т. XXVIII, с. 239, 282, 283.). А. С. Мельникова, изучив большой монетный материал всей чеканки 1613-1645 гг., установила последовательность выпуска копеек отдельных групп и сделала возможным исследование динамики их веса. По ее данным получается, что уже к началу 1620-х гг. вес московских копеек равен 49-48 мг, а около 1626 г. - 46-47 мг (См.: Мельникова А. С. Систематизация монет Михаила Федоровича. - АЕ за 1958 г. М., 1960, с. 78-79; ср.: Она же. Особенности русского денежного обращения в XVII в. - "История СССР", 1966, № 5.). К правлению Алексея Михайловича вес монеты закрепляется на норме 45-46 мг (См.: Мельникова А. С. Систематизация монет Алексея Михайловича (1645- 1676). - ВИД, т. III, 1970, с. 211.). Документов, фиксирующих все этапы понижения веса копейки царствования Михаила Федоровича, не сохранилось.

Изучая вес копеек XVII в., нельзя упускать из виду пределы возможностей оставшейся неизменной технологии, да еще в условиях превращения Московского денежного двора в единственный для (всей страны и потому почти постоянно действующий. По-прежнему в переделе требовалось нарезать для плющения "чурки" и колебания их веса оставались неизбежными. Для старой копейки (68-67 мг) отступление от нормы на 1-4 мг не так заметно, как при расчетном весе чурки в 50 мг. Помимо дохода казны от обычной переработки "сметок"-соров остается в силе то обстоятельство, что "маятник" колебаний веса монет неизбежно предпочитал сторону понижения, т. е. "приделочных", сверхнормативных денег, остающихся на Денежном дворе.

Достаточно сложен и вопрос уменьшения содержания серебра в монетах, т. е. их пробы. Легко объясняется только резкий перепад пробы после первых 3-5 лет работы Денежного двора: ведь на них и приходится максимум переработки старых денег - самого высокопробного серебра, уже очищенного при плавке. Сведения о переделах старых денег в 1613-1615 гг. потому-то и показывают небывало низкий угар металла, иной раз даже меньше 1%.

Отсутствие закономерности в колебаниях пробы монет (См.: Мельникова А. С. Особенности русского денежного обращения.., с. 103.), по крайней мере для первой половины царствования Михаила Федоровича, объясняется сходившим на нет притоком на Денежный двор остаточных партий старой монеты: переработка их, естественно, давала появление высокой пробы рядом с пробой выделки из талеров. К тому же попадавшие в Россию с конца 1620-х гг. новые "крыжовые" (талеры Испанских Нидерландов) считались хуже добротных "любских" талеров немецких государств и Нидерландской республики (цена крыжовых держалась 2-3 копейками ниже).

Вопрос о пробе может быть поставлен и иначе: какой считалась проба в Москве после возобновления чеканки и какой она была на самом деле? Известен отзыв о пробе серебра копеек московских дипломатов во время заключения с Польшей мирного договора 1635 г. - "хотя они и дробны, зато сделаны из чистого серебра" (Соловьев С. М. Указ. соч., с. 1217. Московская цена ефимка - 48 коп. (см.: там же).). Подозревать здесь пустую похвальбу нет никаких оснований. Действительно, в новых условиях серебро русских копеек по-прежнему было самым чистым в деньгах Европы, поскольку для выделки копеек талеры плавились и, следовательно, их серебро теряло часть примесей в угаре. В те же годы сложилось и аналогичное мнение Олеария, а в денежном деле он разбирался превосходно (См.: Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. Спб., 1906, с. 126-128.).

Новгородский денежный двор был закрыт в 1628 г., вероятно, одновременно с Псковским, упоминаемым в документе 1632 г. как бывший (См.: Гневушев А. М. Сметы по Новгороду четвертным денежным доходам XVII в. (С 1620 по 1660 г.). Труды Московского предварительного комитета по устройству XV Археологического съезда. М., 1911, с. 200; Чистякова Е. В. Социально-экономические взгляды Ордина-Нащокина (XVII в.). - "Труды Воронежского ун-та", 1950, вып. 20, с. 14.). Причина их ликвидации заключалась не в утрате обоими городами былого значения - по-прежнему действовали там таможни и велась закупка ефимков, особенно зимняя. Неотложную задачу срочной переделки старой монеты оба двора выполнили и стали не нужны. Московский двор, располагавший, по данным переписи 1638 г., 39 денежными мастерами (См.: Довнар-Запольский М. В. Указ. соч., с. 60.), один справлялся с переработкой всего серебра (из таможен, от закупки) и продолжал обслуживать "частную клиентуру" переделами серебра-ефимков.

Изменение режима работы Денежного двора после ликвидации двух других таило в себе возможность неприятностей, оплошностей и прямого воровства. Так, в 1616 г. денежный мастер Третьячко Горнаткин приспособился "между делом" перечеканивать в копейки старые деньги (34 мг), которых еще было достаточно под руками - "московки старые чеканил ноугородчким чеканом"; выпущенный из тюрьмы, он дважды был пойман уже как фальшивомонетчик (ВМОИДР, 1849, кн. III, отд. 3, с. 12-13.). В 1637 г. была восстановлена мучительная смертная казнь за "воровство в деньгах" (СГГД, т. III, № 106.), а Соборное Уложение 1649 г., упоминая о "подмесе" - тайном ухудшении плавки и о денежных мастерах, имело в виду именно Денежный двор (ПСЗ, т. I, № 2, раздел 5.).

Гораздо более серьезное "воровство" просачивалось из-за границы. Вплоть до интервенции русское денежное обращение фактически не знало поддельной монеты; начало было положено шведскими копейками с именем Михаила Федоровича. Трудно не усматривать в указе 1620 г. связь с обвинением, предъявленным в 1618 г. шведскому послу Стенбуку (слишком серьезным, чтобы быть голословным) в выделке в Швеции русских копеек (См.: Спасский И. Г. Чеканка копеек шведскими властями.., с. 166-167.).

Не менее опасен был и "вклад" Дании в подделку копеек. "Денниги" с писанным то по-датски, то по-русски именем и титулом Христиана IV вошли в русскую литературу как монеты для торговли в Лапландии, чеканенные будто бы с согласия России в 1619 г. Источник этого утверждения - указ Христиана IV от 5 апреля 1619 г. об изготовлении подобий русских копеек, "которые будут иметь хождение в России", да фраза датского историка XVIII в.: "... говорят, что они чеканены для употребления вместе с другими русскими монетами у лапландцев, находившихся под датским и русским владением" (Шодуар С. де. Обозрение русских денег и иностранных монет, употреблявшихся в России с древнейших времен, ч. I. Спб., 1837, с. 133; Но1berg L. Danischc Reichs. - In: Historie ins Deutsche ubersetzt. B. II, Flensburg und Altona, 1743, S. 942.).

В действительности указ Христиана имел в виду предполагавшуюся в расчете на согласие России организацию торговой фактории на Печоре. Отказ России привел к обострению отношений, когда "дацкий Крестьянус" потребовал, чтобы Россия отступилась "от Лопськой земли"; в 1623 г. датчане напали на Кольский острог. Отношения нормализовались только в 1630 г., а тем временем не уступавшие русским копейкам "денниги" нашли путь в русское обращение. Наряду с ними в Россию проникали и явно низкокачественные подделки под старые (наиболее ценимые) копейки, которые изготовлялись за границей, повидимому, уже по частной инициативе (См.: Мельникова А. С. Русско-датские монеты XVII в. в собрании Государственного Исторического музея. - Ежегодник ГИМ, 1960, с. 90-105; Она же. Особенности русского денежного обращения.., с. 105-106; Она же. История одного денежного воровства в XVII в. - "Наука и жизнь", 1971, № 1, с. 140-142; Спасский И. Г. Денежное хозяйство Русского государства.., с. 105-106; Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Киев, 1915, с. 414; ААЭ, т. III, № 106, 119 и 137; Соловьев С. М. Указ. соч., с. 1183-1184.).

1-1а. Донатив Алексея Михайловича, португал (десятикратный дукат). 2-4. Датские копейки Христиана IV с датской и 'русской' надписями. 5-6. Монеты 1645-1674 гг. Копейка и полушка, Московский денежный двор; новгородская копейка (Гос. Эрмитаж).

В те же годы в Карельской земле обосновалась "колония" фальшивомонетчиков из русских перебежчиков, которые подделывали монеты Михаила Федоровича. Именно к ним относится, по всей вероятности, упоминание о "корелках худых" в Псковской летописи под 1636 г. (ПСРЛ, т. IV, с. 335; Соловьев С. М. Указ. соч., с. 1366.). Подделка копеек осталась болезнью русского денежного обращения до конца века.

Существование права торговых людей свободно приобретать ефимки и такого же старого права отдавать их в передел засвидетельствовано в конце 1630-х гг. А. Олеарием, а его замечания о чистоте серебра копеек и о выигрыше при переделе 1/2 лота серебра (6, 4 г) на каждой паре ефимков указывает еще и на то, что выделка копеек на 1 ефимок тогда составляла не больше 54-55 копеек (См.: Спасский И. Г. Денежное хозяйство Русского государства.., с. 113-114. В. М. Потин, доказывая, что талеры могли обращаться в России как монета, привлекает в свидетели Олеария, но игнорирует его рассуждение о выгодности переделки их в копейки и цитирует только начало его фразы: "Es gelten auch unsere Reichs-taler bey ihnen... ", опуская ее конец: "... aber gehen bald darmit in die Munze". (см.: Потин В. М. Талеры на территории Русского государства в XVI-XVII веках. - В кн.: Прошлое нашей родины в памятниках нумизматики. Л., 1977, с. 91 и 103, примеч. 309).), т. е. и тогда сохранялась еще традиционная "очистительная" плавка. Какие-либо данные такого рода следующего десятилетия отсутствуют вплоть до наказа 1649 г. назначенному в Архангельск гостю В. Федотову и таможенным головам (ДАИ, т. III, № 55.).

Наказ сообщает о важнейшем решении правительства - производить закупку "на государя" всего привоза ефимков, а "мимо государевы казны ефимков никому покупать не велеть и о том заказать накрепко". Федотову предоставлялось право в случае нехватки у него казны обязывать торговых людей выкупать ефимки, обеспечивая регистрацией сделок непременную сдачу ими всего закупленного в Москве в Новгородскую четь; незаконно приобретенные ефимки отписываются на государя, "чтобы впредь не повадно было никому мимо государева указа делать". Так ефимки стали заповедным товаром и тем самым пресекалось старое право свободной чеканки. Текст наказа не дает оснований признать, что упоминаемый в нем указ царя состоялся именно в 1649 г., а не раньше (Ср.: Гневушев А. Н. Указ. соч., с. 215.).

Наказ не ограничивается пересказом и подтверждением какого-то прежнего. Заостренность его против англичан и прекращение их льгот прямо указывают на 1649 г. (См.: Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера... с. 417.); но одной из задач наказа было мотивировать удвоение пошлины для русских и иностранных гостей, при этом она впервые распространялась на патриарших и прочих церковных торговых людей, которые прежде были в "тарханех": наказ обращал внимание Федотова на возможность предъявления ему выданных помимо Новгородской чети и признаваемых недействительными тарханных грамот двух предыдущих, 1647 и 1648 гг (ДАИ, т. III, с. 191.). Далее отмечается, что по челобитью 1647 г. голландцев и гамбуржцев архангельская цена ефимков повышена до московской (50 и 48 коп. за любский и крыжовый). Дата этого решения не названа, оно могло относиться и к 1648 г.

Можно предположить, что указ не только запрещал торговым людям впредь приобретать для себя ефимки, но и обязывал их сдавать в казну уже имевшиеся запасы. На это указывает то веское обстоятельство, что все известные в настоящее время клады ефимков датируются их младшими монетами в пределах 10-15 лет до 1649 г. Захоронение их в 1648-1649 гг. могло быть вызвано надеждой на временность запрета. Ни более ранние, ни более поздние клады талеров (в пределах интересующих нас здесь времени и территории) не известны (См.: Спасский И. Г. Денежное хозяйство Русского государства.., с. 115, 118- 119; Векслер А. и Мельникова А. Московские клады. М., 1973, с. 142-146, 202-203.).

Запрещение приобретать ефимки не могло быть распространено на упоминавшихся выше церковных торговых людей. "Священное" право церкви на приобретение серебра для ее "благолепия" оставалось неприкосновенным и позже, в гораздо более напряженной обстановке (См.: Спасский И. Г. Денежное хозяйство Руского государства.., с. 110-111; Зерцалов А. О мятежах в городе Москве и в селе Коломенском в 1648, 1662 и 1671 годах. - ЧОИДР, кн. III, 1890, с. 251; Ми люков П. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII в. и реформы Петра Великого. Спб., 1892, с. 105. Приложение 1.).

Рубль 1648 г. станет реальностью, если на эту дату вывести важнейшую перемену в предвоенном денежном деле - переход к чеканке копеек из ефимочного серебра без очистки. Это означало бы, что выход копеек из ефимка повышался до 64 штук; на конец 1640-х гг., когда назревала война с Польшей, приходилась бы радикальная реорганизация денежного хозяйства, повысившая доход от монетной операции и лишившая доли в нем купечества. Но точная дата отказа от очистки серебра остается неизвестной; такой компетентный свидетель, как И. Т. Посошков, утверждал, что еще "при царе Михаиле Федоровиче начали делать (копейки. - И. С.) из яфимочного серебра, на кости не переплавливая" (Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. М., 1951, с. 235.), но наиболее ранние сведения об этом содержат донесения Родеса, внимательно следившего за состоянием финансов в России с 1650 г.

Денежная реформа 1654-1655 гг., определившая особенности кризисного денежного обращения по начало 1663 г., неразрывно связана € войной за воссоединение Украины с Россией; монеты этих лет - ценнейший, но сложный исторический источник - начиная с рубля 1654 г. с новым "малороссийским" титулом царя. Незадолго до объявления указа о его выпуске штемпелем этой репрезентативной монеты отчеканили почетный золотой в 10 дукатов для отсылки Богдану Хмельницкому (См.: Спасский И. Г. "Золотые" - воинские награды.., с. 121-122.) (раньше такие "португалы" делались с одинаковыми изображениями государственного герба, но ради нового титула предпочли воспользоваться портретным штемпелем рубля).

Ничего не отменяя, реформа вводила неполноценные номиналы ограниченного назначения, а серебряная копейка оставалась главным платежным средством. Новые деньги не принимались в погашение недоимок, запрещалось пользоваться ими иностранцам и по 1658 г. вовсе не допускались в Сибирь. Чеканка серебряных копеек после 1654 г. не могла не возобновляться время от времени, хотя бы для расчетов с поставщиками-иностранцами. Заведомо чеканились они даже на восстановленном в 1655 т. (для чеканки медных копеек) Новгородском денежном дворе (Серебряные копейки восстановленного тогда же Псковского денежного двора остаются неизвестными.).

В начале 1654 г. Родес донес в Стокгольм о предполагаемом в Москве выпуске для жалованья войскам особых денег, подлежащих выкупу после войны, и такая же оговорка оказалась вычеркнутой в отпуске августовского указа о выпуске новых денег (См.: Базилевич К. В. Денежная реформа Алексея Михайловича (1654-1663). - "Изв. АН СССР, Сер. VII. Отд-ние обществ. наук", 1935, с. 216.). Содержание войска в заграничном походе, да еще в дружественной, ждущей помощи и защиты стране, стало серьезной проблемой.

Старый денежный двор в июне переделывал в копейки свои запасы и специально полученные 100 пудов серебра и готовил 60 тыс. золотых для пожалования войску Хмельницкого (См.: Базилевич К. В. Указ. соч., с. 214; Спасский И. Г. "Золотые" - воинские награды.., с. 119-125.), а "с апреля 1654 г. в Москве готовилось оснащение для Нового денежного двора, устроенного для механической выделки новых монет в бывшем подворье Английской компании. Ему предписывалось "сбить нагладко" и перечеканить в рубли почти 900-тысячный запас талеров; однако впервые сооружавшиеся в Москве "молотовые снаряды" быстро разрушились, а единственный гравер не поспевал заменять приходившие в негодность штемпели (См.: Базилевич К. В. Указ. соч., с. 211-214.); из-за "жесткости" металла особенно губительны для "их были медные полтинники. Полуполтины чеканили на обрубках рассеченных крест-накрест талеров. Несколько малых медных номиналов известны только по описанию в указах - от них быстрее всего отказались.

Рубли 1645 г., перечеканка талеров и полуполтины (Гос. Эрмитаж).

К августу 1654 г. Денежный двор мог изготовить лишь несколько тыс. рублевых монет (См.: Базилевич К. В. Указ. соч., с. 214.), но первые же опыты посылки их в полки окончательно обескураживали: воеводы доносили, что местное (население отказывается принимать их. Попытка превратить в рубли талеры, покупаемые на рубль пара, была непростительным просчетом. Можно было принудить внутренний рынок признать эти монеты, как принял он вскоре медные копейки, по готовились они не для того!

1 - Польша, Ян Казимир, 1649 г.; 2 - Брауншвейг-Люнебург, герцог Христиан, 1624 г.; 3 - Зальцбург, архиепископ Парис, 1621 г.; 4 - Нидерланды, Зеландия, 1629 г.; 5 - Испанские Нидерланды, Филипп IV, 1624 г. (Гос. Эрмитаж).

Более разумное решение было найдено в 1655 г. по возвращении в Москву царя, а монеты 1654 г., хотя и перечислялись в указах следующих трех лет как настоящие деньги, больше не вызывали к себе интереса.

В обращении следующих лет от 1654 г. остались только полуполтины, да редкие медные проволочные алтыны, а в 1655 г. появился новый номинал - "ефимок с признаком", талер с выбитыми на нем вручную "копеечным" штемпелем (со знаком М) и годовым (арабскими цифрами "1655"). Его появление на рынке отмечается иностранцами не ранее июня, на это же указывает присутствие среди клейменых талеров монет того же 1655 г.; массовый приток их в Москву определяется приходом в Архангельск первых кораблей, но есть основание считать, что перечеканка поглотила значительную часть называвшегося в 1654 г. запаса (См.: Спасский И. Г. Талеры в русском денежном обращении.., с. 5-6; Он же. Каталог ефимков 1655 г. Нумизматика и сфрагистика, т. 4. Киев, 1971, с. 98; Он же. Денежное хозяйство Русского государства.., с. 129-139.). Среди 1590 учтенных ефимков не выявлено ни одной монеты 1656 г. и следующих годов.

Оценка "ефимка с признаком" в 64 коп. - возвращение к дореформенному серебряному рублю, когда из талера выделывали именно 64 копейки. С точки зрения внутреннего обращения ефнмок был безупречной монетой, удобной в условиях войны: снимались операция плавки и угар серебра, волочение проволоки и т. д.; изготовление требовало всего двух ударов молота вместо 128 при изготовлевии копеек (64 для бойца и 64 для чеканщика), но обращение ефимка было ограничено запретом иностранцам пользоваться им.

Ефимку отводилась роль, менее всего имевшая в виду внутреннее обращение, в которое в 1655 г. влились медные копейки, приравненные в ценности к серебряным, и равенство это в течение 1655-1659 гг. признавалось населением России. Кое-где в (Москве еще можно было отметить участие ефимка в выплатах и присутствие в капиталах, но основным назначением его на несколько лет стало содержание войска за пределами старой государственной границы. Об этом убедительно говорит топография находок кладов, включавших среди талеров и европейской мелкой монеты ефимки с надчеканкой.

Известно уже больше 30 таких находок: на Украине и в Белоруссии, в Молдавии и Прибалтике (одиночные "беглецы" известны в кладах Венгрии, Дании и. Голландии). Только один клад найден на пограничной Брянщине; в киевском кладе КиевонПечерской лавры (начало XVIII в.) 241 "ефимок с признаком" приходится на 9607 талеров (См.: Спасский И. Г. Каталог ефимков.., с. 101-102.); ни один рубль, ни одна полуполтина в этих кладах не отмечены. В то же время в бесчисленных русских кладах копеек второй половины XVII в. все еще не нашелся ни один клейменый ефимок! Скромными были и результаты выкупа ефимков, рублей и полуполтин на медные копейки в 1659 г.: из Пскова отправили в Москву выкупа на 1461 руб. 26 алт. (См.: Спасский И. Г. Денежное хозяйство Русского государства.., с. 141.). Разумеется, нечего было и думать об изъятии осевших на Украине ефимков.

Состав надчеканенных талеров показывает ведущую роль голландцев в их поставке и подтверждает действенность запрета 1654 г. закупать "крыжовые": из 300 ефимков объединенных провинций к 1654 и 1655 гг. относятся 36 штук, а среди 240 "крыжовых" есть только два 1654 г. Вероятно, недосмотром и спешкой при надчеканке 1655 г. объясняется около десятка надчеканенных левенталеров, ценившихся значительно ниже, чем талеры, а также два дукатона - тяжелые, серебряные монеты весом до 33 г.

Власть над талером, ограниченно допущенным во внутреннее обращение, была сохранена благодаря надчеканкам; но "в полках", на Украине или в Белоруссии, талер с клеймами или без них ценился не дороже 50 коп., поэтому жалованье, выплачиваемое из расчета 64 коп. в ефимке, фактически недодавалось. Тем не менее ефимок оказался лучшим из возможных решений проблемы денег для войска. Он беспрепятственно разменивался на местную мелкую монету, возможна была и безубыточная прибавка к нему серебряных копеек. В 1657 г. рассматривался вопрос об использовании в платежах наемным польским полкам на театре военных действий обыкновенных талеров.

В Москве в октябре 1655 г. началась чеканка медных копеек. Новый Английский двор выпускал их со знаком МД (видимо, "Медный двор"), а Старый денежный двор - со знаком М (См.: Мельникова А. С. О чеканке монет в Кукенойсе в середине XVII в. - СА, 1964, № 3; Она же. Старый Московский денежный двор во время денежной реформы 1654-1663 гг. - АЕ за 1964 г. М., 1965, с. 77-83; Она же. Из истории денежного дела в России. - "Советские архивы", 1967, № 3, с. 93-99; Она же. Псковский и Новгородский денежные дворы в середине XVII в. - НиЭ, т. VIII, 1970, с. 108-122; Она же. Новый ("Английский") денежный двор в Москве в 1654-1663 гг. -НиЭ, т. IX, 1971, с. 144-158; Она же. Систематизация монет Алексея Михайловича (1654-1676). -ВИД, т. III, 1970, с. 201-216.). В сентябре ожили и денежные дворы Пскова и Новгорода. В октябре оба уже отправляли в Москву обозы с монетой. Последним подключился Денежный двор, устроенный во взятом 13 августа 1656 г. Кукенойсе. Его знаком были буквы Ца и Ц (Кукенойс переименовали в Царевича Дмитрия городок, а в 1661 г. возвратили Швеции). Организация денежного производства в пограничных городах диктовалась расчетом на подвоз меди из-за рубежа. Недостаток меди, запасы которой были взяты на учет еще в 1654 г. (ААЭ, т. IV, № 79.), только и сдерживал безудержную инфляцию. Возникшая на четвертом году обращения "наддача" против серебряных стала расти: начавшись в сентябре 1659 г. с 3 коп. на рубль в сентябре следующего года она составляла 25 коп., еще через год - 2,5 руб., а в 1663 г. перевалила за 10 руб. (ААЭ, т. IV, № 144.). Чем больше было не имеющих никакой внутренней ценности денег, тем ниже становилась их покупательная способность; чем меньше за них можно было купить, тем больше приходилось их выпускать.

Медные монеты 1654-1662 гг. 1-полтина 1654 г.; 2-3 - алтыны 1654- 1655 гг., Москва (?) и Псков: 4-8 - копейки Нового и Старого московских денежных дворов, Новгородского, Псковского и Кукенойского денежных дворов (Гос. Эрмитаж).

В полном понимании правительством обреченности сложившегося денежного обращения убеждают сведения о денежных пожалованиях: в документах Дворцовых разрядов по 1658 г. включительно они назначались только: в рублях, но с февраля 1659 г. рубли (медью!) остаются лишь в "придаче" к жалованью, а награды за военные победы, дипломатические успехи я т. д. выдаются только крупными суммами ефимков. Поскольку "ефимки с признаком" уже были отменены, имеются в виду, вероятно, обыкновенные талеры. Эта практика прослеживается по 1661 г. (ополнения к тому III Дворцовых разрядов, издаваемых по высочайшему повелению. Спб., 1854, с. 34-35, 47, 107 и 147, 168, 171-172, 249, 250, 264, 285, 289.).

В состоянии денежного хозяйства России 1655-1658 гг. усматривается немало общего с такой же "военной службой" монетной системы петровского времени, когда требовалось, говоря словами одного из указов Петра: "... деньги медные держать в расход и давать жалованье тем, которые живут в Москве..., а монеты (серебро. - И. С.) на жалованье в полки посылать". Опыт 1655-1662 гг. сослужил добрую службу во время реформы 1698-1718 гг. в части управления выпуском медной монеты, которая стала важнейшей "артерией" Северной войны. Таким опытом не располагала Россия середины XVII в., и после 1659 г., когда были отозваны из обращения ефимки, а серебряные копейки ушли в тайники, главной целью правительства стало возвращение к дореформенным порядкам.

Во время проводившегося в Москве в 1662 г. опроса были выявлены факты злоупотреблений и спекуляции на соотношении ценности монеты: "... греки и иные иноземцы из порубежных городов приезжают в Москву с медными деньгами и покупают и меняют серебряные деньги дорогою ценою и свозят к себе"; указывалось, что и торговые люди Серебряного ряду скупают серебряные копейки и сливают их в дельное серебро; выдвигалось даже предложение "на Москве и в городах до пополнения серебра Серебряные ряды... на время отставить, оприч нужд, что надобно в церковную утварь не великие статьи... " (3ерцалов А. О мятежах в городе Москве и в селе Коломенском.., с. 237, 238, 249, 251. Греки "из порубежных городов" - переселенцы на Украину, получившие ряд льгот от Богдана Хмельницкого в 1657 г. и вскоре избравшие своим опорным пунктом Нежин (см.: Харлампович К. Нариси з icтоpii грецькоi колонн в Hiженi (XVII-XVIII ст.). - Записки iторично-фiологiчного вiддiлу УАН, кн. XXIV. Киев, 1929, с. 10-13).).

Московское восстание 25 июля 1662 г., кровавая бойня в селе Коломенском и массовые казни надолго связались в народной памяти с медными деньгами. В 1663 г. состоялся указ "на Москве и Великом Новгороде и во Пскове денежного дела отставить дворы..., а старый денежного дела серебряный двор на Москве завесть", что означало прекращение выпуска медных денег.

Воспоминанием о недоброй памяти медных деньгах осталась изготовленная из их металла художественная вызолоченная решетка, установленная в Кремле в 1670 г. на одной из лестниц близ церкви Спаса (ПОЗ, т. I, № 338; Забелин И. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. М., 1862, с. 60.).

Стремление упорядочить денежное обращение нашло отражение и в Новоторговом уставе 1667 г., где пункт за пунктом сформулирована "конституция" денежного рынка. Интерес представляет одна из его статей: "... русскими денгами у иноземцев старого долга никому не имать"; за ней стоит желание стимулировать ввоз ефимков. Устав и ряд указов следующих лет отразили возросшую заинтересованность казны в европейской золотой монете, ставшей основным инструментом обмена в астраханской и среднеазиатской торговле: вслед за талером и золотые стали заповедным товаром, "подлежащим сдаче в казну; для них вводится эталон веса (ПСЗ, т. II, № 833 и 1129; см. также Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера.., с. 159.). В последней четверти века заметен приток через китайскую границу "коробчатого" золота (песка).

Расстройство рынка во время инфляции привело к тому, что в 1661 г. голландским купцам пришлось возвращаться домой с серебряными копейками вместо товаров. В следующие гады копейки завозились, из-за границы в Архангельск; но в ближайшие годы после отмены медных денег возникла своеобразная циркуляция серебряных копеек. Ефимочная купецкая палата Приказа Большой казны развернула энергичную скупку талеров за серебряные копейки на украинских ярмарках, а украинский рынок принял на оебя выгодную посредническую закупку их в Данциге, оставляя там копейки. Там ими запасались голландские и другие купцы, в результате в архангельском привозе 1671 и 1672 гг. оказалось копеек более чем на 18 тыс. руб. (См.: Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера.., с. 127, 402.).

После Андрусовского мира 1667 г. сложилась кризисная особенность денежного рынка Украины: талеры как полноценная торговая монета нормально притекали в обращение, но неуклонно нарастала нехватка разменной, и истертая монета старого запаса, "гладкие гроши", стала бедствием.

В 1674 г. гетман И. Самойлович возбудил вопрос об организации поблизости от границы Украины специального монетного двора для чеканки "чехов" (полуторагрошевиков) - украинского паритета копейки. Поводом для этого послужили оказавшиеся в его распоряжении "снасти" подпольного монетного двора, находившегося в поместье бывшего гетмана П. Дорошенко, Лиеянке, где выделывались поддельные чехи и, вероятно, другие монеты Яна Казимира. Остался на Украине и работавший у Дорошенко бывший гравер Львовского монетного двора Ян Гранковский. Однако Приказ Большой казны не проявил особого интереса к предложению, и далее выбора Лутивля как места для монетного двора и утверждения рисунка чеха с обозначением инициалов имени и титула царя дело не продвинулось, а "снасти" были затребованы в Москву (См.: Деммени М. Г. К вопросу о чеканке севских чехов. - В кн.: Записки нумизматического отдела Русского археологического общества, т. 1-2. Спб., 1909.). Вторично и также безуспешно Самойлович возобновил свои хлопоты перед новым царем в 1676 г., но только в 1686 г., заинтересовав собиравшегося в Крымский поход В. В. Голицына, добился осуществления этого плана - уже в Севске, куда и были доставлены части станка, печатавшего монеты вырезанными на валиках штемпелями (так называемый Walzwerk). Каждый раз Самойлович предлагал, чтобы чехи содержали третью часть серебра и допускались в обращение в России. Последнее было сразу отвергнуто, а в металле совсем не видно серебра, что и предопределило неудачу выпуска.

В Севске командированные для сборки "снастей" кузнецы и ружейные мастера Оружейной палаты забраковали дорошенковскую снасть и после нескольких неудач к ноябрю 1686 г. изготовили по ее образцу несколько новых станков; штемпели на валиках резали Гранковский и гравер Черниговской типографии С. Ялинский.

Вскоре указ от 25 июля 1687 г. сообщил, что "ратным людям на жалованье делают в Севске чехи... и те чехи роздают, как уже и роздано многое число в нынешнем Крымском походе", и что "тех ныне чехов, как в Крымском походе в полках, так и в Малороссийских городах казаки и мещане не берут". Вся вина за неудачу была возложена на Самойловлча, новому гетману Мазепе было предложена "послать в города и места универсалы с подкреплением смертной казни, чтобы те чехи ходили обыкновенно", но после донесения севского" воеводы о том, что из-за чехов в Путивле "чинится великий мятеж", указом от 16 сентября 1687 г. выпуск этой монеты был прекращен (ПСЗ, т. II, № 1265 и 1261.).

Оказавшаяся в деле о севских чехах выпись из Приказа Большой казны 1686 г. сообщает, что на Московском денежном дворе работало 48 человек, включая 30 денежников, Оплата слагалась из годового жалованья, названного "снастными деньгами", и из "задельных денег". С пуда переработанного серебра удерживалось 11 алтын 2. денги. Задельные деньги выплачивались "с пуда, сколько в котором году сделают" (Отдел нумизматики Эрмитажа. Бумаги М. Г. Деммени. Копия столбца Малороссийского приказа, 1686-1687.).

Севские чехи, 1686 г. (Гос. Эрмитаж).

Степень изученности денежного дела конца XVII в. невелика. Единственным серьезным источником является труд И. А. Шлаттера (1708-1768), опиравшегося на архивные документы (Историческое описание до монетного дела.., составленное И. Шлаттером по 1761 год и дополненное А. Нартовым по 1778 год. - "Горный журнал", 1832, № 8.). Сами монеты недостатка в которых не испытывается, еще не охвачены специальным: исследованием. Привлекавшийся выше документ Малороссийского приказа 1686 г. дает основание сомневаться в правоте И. А. Шлаттера,. считавшего, что выделка 504 окоп. из гривенки серебра была узаконена: в 1681 г. (Историческое описание до монетного дела.., составленное И. Шлаттером по 1761 год и дополненное А. Нартовым по 1778 год. - "Горный журнал", 1832, № 8, с. 313-314.), т. е. еще до регентства Софьи.

Последнее понижение веса копейки в 1698 г. до 0, 28 г (т. е. 1/100 талера и будущего петровского рубля) принадлежит уже к выдающейся реформе русского денежного дела, проведенной в 1698-1718 гг.. Уменьшаясь в содержании серебра и в весе от 68 до 28 мг, копейка оставалась высшим номиналом России на протяжении 168 лет, а в обращение вливалась из года в год в течение 175 лет, по 1718 г. (См.: Спасский И. Г. Русская монетная система. Изд. 4. Л., 1970.).

Непросто было и окончательно избавиться от крохотных, чрезвычайно неудобных монеток, остававшихся в законном обращении до середины 1750-х гг. Но самую долгую жизнь они обрели в "чешуйчатых" женских уборах среднего Поволжья, Урала и Сибири. Народные украшения - это своего рода сокровища, которые в отличие от классической их формы - кладов - выставлялись напоказ (См.: Спасский И. Г. Денежное обращение на территории Поволжья в первой половине XVII в. и так называемые мордовки. - СА, т. XXI, 1954, с. 189-238.).

Сакома - украшение башкирской невесты, не ранее середины - второй половины XVIII в. Серебряные копейки XVI и всего XVII в., рубли и полтины всего царствования Петра I. Уральские гранаты, сердолики и точеный малахит (Гос. Эрмитаж).

Отсталость финансов России XVII в. от состояния их в Европе настолько очевидна для любого исследователя, что не возникало и тени сомнения в том, что в 1654-1662 гг. Россия показала полную неспособность произвести монетную реформу. Но если твердо принять ту точку зрения, что эта задача в 1654 г. вовсе не ставилась, а все ухищрения были подчинены единственной цели - выиграть войну, то пресечение инфляции и возвращение к серебряной копейке было подлинным торжеством дальновидности политики правительства. Сказанное не означает, что экономическая мысль России XVII в. удовлетворялась денежным хозяйством и не искала путей улучшения его в существующих реальных условиях.

Монеты последней четверти XVII в. 1 - копейка Федора Алексеевича; 2-3 - копейки Ивана и Петра Алексеевичей; 4 - денга Петра I (Гос. Эрмитаж)

Первой из реформ конца XVII - начала XVIII в., имевшей непосредственное отношение к финансам, была податная реформа 1679-1681 гг., положившая начало "росписи"- государственному бюджету. К этому времени уже имелся решительно отвергнутый проект Юрия Крижанича, советовавшего ввести развитую систему золотых, серебряных, билонных и медных монет при свободном обращении "по справедливой цене" европейских талера и дуката (См.: Крижанич Ю. Политика. М., 1965, с. 611-612. Чеканку негодных монет (имея в виду медные копейки) Крижанич называл "мерой отчаяния". ). (Он же рекомендовал отказаться от десятичной системы и принять европейский строй монетной системы.)

Денежная реформа Петра I 1698-1718 гг. виртуозно внедрила в обращение с 1700 г. медную монету посредством одновременного ежегодного выпуска в течение 18 лет крохотных датированных серебряных копеечек. Самым ценным наследием прошлого, помимо принятой впоследствии всем миром десятичной монетной системы, остался проверенный в испытаниях "ограничительный режим" для европейских талеров: он-то и позволил с выгодой для казны перечеканивать их в петровские рублевики и дотянуть до начала сырьевой независимости в 1740-х годах (См.: Спасский И. Г. Русская монетная система.).

И. Г. Спасский