Жилища

Основной единицей застройки в XIII-XV вв. как в городе, так и в деревне была усадьба с жилым домом и хозяйственными постройками. Мы очень мало знаем о деревенском жилище того времени, так как современных изображений почти не сохранилось, если не считать миниатюр Радзивиловской летописи, которые, как известно, трудно использовать для реконструкции жилища из-за условной манеры изображения зданий. Археологические раскопки также не дают достаточно ясной картины деревенской усадьбы и жилища. Селища пока еще недостаточно исследованы, сохранность жилищ плохая, поэтому описание общей планировки усадьбы и отдельных построек дано преимущественно по материалам раскопок городов.

В деревне крестьянская и господская усадьбы, очевидно, резко отличались прежде всего по величине. Писцовые книги всегда называют господский двор "большим" в отличие от крестьянских дворов. По-видимому, эта усадьба включала в себя, кроме жилых помещении (барского дома и "людских" изб), погребов, конюшен, амбаров, поварни и бани (они характерны и для городской усадьбы), - также постройки, необходимые для обработки урожая - овин, где сушился хлеб, гумно, где производилась молотьба, и т. п. Эти названия встречаются в письменных источниках неоднократно (См. Г. Е. Кочин. Материалы для терминологического словаря древней России. М. -Л., Изд-во АН СССР, 1937; АСЭИ, т. II, № 474 и др.). Источники XIII-XV вв. не знают еще термина "рига", что лишний раз подтверждает предположения исследователей о позднем появлении этого вида снопосушилен (См. Е. Э. Бломквист. Крестьянские постройки русских, украинцев и белорусов. В кн.: "Восточнославянский этнографический сборник". М., Изд-во АН СССР, 1956, стр. 300. (ТИЭ, не, т. 31).).

Усадьбу феодала окружал крепкий частокол, а у наиболее крупных землевладельцев сохранились еще настоящие укрепления - земляные валы и рвы. Однако по некоторым данным, новых замков в XIV-XV вв. уже почти не создавали (См. В. В. Седов. Сельские поселения центральных районов Смоленской земли (VIII-XV вв.). МИА, № 92. М., I960, стр. 7.).

Усадьба обязательно имела огород, а нередко и фруктовый сад. Писцовые книги Новгородской земли, например, упоминают сады, в которых было по нескольку десятков плодовых деревьев - большей частью яблонь и вишен. Судя по тому, что о садах иногда говорится в источниках, когда речь идет о деревнях, где господские дворы не упоминаются, фруктовые сады могли быть и в крестьянских усадьбах (НПК, т. III, стр. 306; т. V, стр. 574 и др.).

Усадьбу феодала зачастую дополняла собственная церковь, при которой, конечно, стоял поповский двор. Деревенские церкви были деревянными. Об их характере позволяют судить сохранившиеся до наших дней церкви северных русских погостов.

Крестьянская усадьба состояла из жилой избы, надворных хозяйственных построек и огорода. Грамоты конца XIV - начала XV в. знают название "дворище" для покинутой крестьянской усадьбы и упоминают в составе "двора" избу, клеть и огород: "... на старом дворище.. двор поставити избу да клеть да огородец капустник" (АСЭИ, т. I, № 6, стр. 29.). Выражение "изба да клеть" для характеристики крестьянской усадьбы встречается в документах и в конце XV - начала XVI в. В поповской усадьбе имелись: "двор в тыне, изба, мовница" (баня. - М. Р.), еще какие-то "хоромы, да овин" (Там же, № 571, стр. 449, № 522, стр. 461-462; т. III, № 247, стр. 266.). Невозможно представить двор крестьянина и без других хозяйственных построек, связанных, например, с обработкой урожая. Исследователи называют в составе двора земледельца овин, гумно, мякинницу, ямы для хранения овощей (См. Г. Е. Кочин. Сельское хозяйство на Руси в период образования Русского централизованного государства. Конец XIII - начало XVI в. М. - Л., "Наука", 1965, стр. 99.).

Мы в точности не знаем обычного плана усадьбы, но в ряде случаев ее постройки располагались по периферии двора, центром которого была жилая изба. Деревенский двор, учитывая специфику сельских поселений того времени, должен был быть замкнутым, окруженным забором, особенно, когда он стоял одиноко.

Дом с глаголеобразным двором в Белоозере XII в. (Л. А. Голубева. 1 - бревна, 2 - доски, 3 - столбы. Белоозерская экспедиция. КСИА, вып. 81. М., 1960, стр. 80).

Можно предполагать, что распространившийся впоследствии в северных и. восточных русских областях комплекс жилых и хозяйственных построек, объединенный однорядной, двухрядной или трехрядной связью, с крытым хозяйственным двором, также восходит к древнему периоду. Если в центральных и южных землях крестьянскую усадьбу следует представлять похожей на сохранившуюся до наших дней в южновеликорусских и североукраинских селениях застройку с жилым домом, стоящим несколько поодаль от улицы (за забором), с хозяйственными постройками, рассредоточенными по усадьбе и не связанными непосредственно с домом, то на севере Руси, в Старой Ладоге и Белоозере, дома с примыкавшими к ним, по всей вероятности, крытыми хозяйственными дворами существовали в домонгольское время. В Белоозере такая постройка с глаголеобразным двором была возведена не ранее XII в.; стало быть, она могла существовать и в XIII-XV вв. (См. Л. А. Голубева. Белоозерская экспедиция. КСИА, вып. 81. М., 1960, стр. 81.). В Новгороде встречены сени-хлев столбовой конструкции, соединявшиеся с домом; в Москве в одной усадьбе XV в. к избе непосредственно примыкал столбовой покрытый соломой скотный двор (См. П. И. 3асурцев. Усадьбы и постройки древнего Новгорода. МИА, № 123. М., 1963, стр. 52; М. Г. Рабинович. О древней Москве. Очерки материальной культуры и быта горожан в XI-XVI вв. М., "Наука", 1964, стр. 212.). Однако у большинства московских усадеб хозяйственные постройки с домом не были связаны (Того же мнения придерживается Г. Г. Громов, анализировавший данные писцовых книг Тверского уезда XV-XVII вв. См. Г. Г. Громов. Русское крестьянское жилище XV-XVII веков по письменным источникам. ВМУ, си, 1965, № 6, стр. 48.).

Археологические исследования древнерусских городов, ведущиеся в больших масштабах в течение ряда лет, дали богатый материал для изучения городских построек. Однако только в послевоенные годы в Новгороде, Смоленске и Москве вскрыли полностью или в значительной части целые усадьбы, принадлежавшие представителям различных классов населения города. Недавно появились и первые обобщающие исследования, посвященные отдельным городам (См. П. И. 3асурцев. УК. соч.; М. Г. Рабинович. УК. соч.; Л. П. Гуссаковский. Древнерусское жилище VIII-XIII вв. Автореф. канд. дисс. М., 1956; Г. Г. Громов. История крестьянского жилища Владимирского края IX-XIX веков. (К вопросу о формировании типов русского крестьянского жилища). Автореф. канд. дисс. М., 1954. Частично к этому периоду относятся работы: А. Л. Монгайт. Старая Рязань. МИА, № 49. М., 1955; его же. Рязанская земля. М., Изд-во АН СССР, 1961.), но пока еще нет работ, характеризующих русские жилища XIII-XV вв. в целом (более ранние и более поздние постройки изучены несколько лучше). Поэтому многие высказанные нами положения будут нуждаться в дальнейшем уточнении.

В городах значительные участки земли принадлежали крупным феодалам и монастырям. Конечно, владельцы больших участков не занимали их целиком под свой собственный двор. Они устраивали здесь слободы, заселяя свои земли ремесленным и торговым людом. Усадьба самого боярина занимала все же большую площадь. Ее окружал крепкий и высокий частокол-тын, за которым можно было выдержать даже непродолжительную осаду. Массивные ворота (шириной, по-видимому, несколько больше 2 м) вели во двор - обычно широкий, замощенный плахами и дранью. Боярская усадьба имела по большей части несколько жилых домов, в одном из которых жил сам хозяин, а в остальных - зависимые от него люди или арендаторы, которым владелец сдавал часть помещений. Иначе трудно объяснить, почему в крупных усадьбах, несомненно принадлежавших феодалам, оказываются дома и мастерские ремесленников. Писцовые книги зачастую прямо указывают, что боярин в усадьбе не живет, а во дворе проживают его люди или ремесленники.

Погреб с дренажным устройством. Московский Кремль, XV в. (Рис. Ю. Гроши-кова. Музей истории и реконструкции Москвы. М. Г. Рабинович. УК. соч., стр. 205, -рис. 91).

Макет усадьбы московского сапожника XV в. Реконструкция. (ГИМ, экспозиция. М. Г. Рабинович. О древней Москве. Очерки материальной культуры и быта горожан в XI-XVI вв. М., 'Наука', 1964, стр. 231, рис. 101, 1).

Крупная усадьба середины XIII в., открытая при раскопках в Новгороде, включала (См. Б. А. Колчик. Русский феодальный город Великий Новгород. 1957, № 3, стр. 281.) строений, среди которых было 3 жилища, 2 мастерские и 7 служебных построек12. Феодальный сеньор хотел жить в городе так же, как он жил у себя в деревне. Его сопровождала челядь - мужчины и женщины, которых нужна было разместить. Он должен был явиться по зову князя "конным, людным и оружным", поэтому на своем городском дворе держал много скота - лошадей для службы и выезда, коров, свиней, овец и коз для хозяйственных надобностей. Конюшни, хлевы, следовательно, были в усадьбе необходимы. Пропитание боярина и его дворни должно было обеспечиваться продуктами, которые в большинстве привозили как натуральный оброк из многочисленных деревень. Для хранения всей этой снеди нужны были погреба. О хорошо оборудованных погребах в усадьбах московской знати, в которых хранились "меды господьскые", говорит летопись под 1382 г. (ПСРЛ, т. XXV, стр. 207.). Погреба могли быть устроены под домом, но были и отдельно стоящие погреба. При раскопках в Москве открыт такой хорошо оборудованный погреб-ледник с каменным полом и особым дренажным устройством. Деревянная труба отводила образовавшуюся от таяния льда воду в поглощающий колодец. Этот погреб датируется первой половиной XVI в., но, по всей вероятности, подобные ледники у московской знати были и ранее. Еще в 70-х гг. XIV в. упоминаются каменные погреба в трапезной Чудова монастыря (ПСРЛ, т. XXV, стр. 195.), а в конце XV - начале XVI в. строится московский великокняжеский дворец с "погребы и ледники" (ПСРЛ, т. XII, стр. 249.).

В усадьбе были и добротные амбары для хранения разного рода запасов, а также бани. Крупные феодалы имели иногда и свою домашнюю церковь. В городской усадьбе, как и в деревенской, разводили огород и фруктовый сад.

Археологическими раскопками пока не вскрыто ни одной усадьбы, которую можно было бы бесспорно определить как усадьбу купца. Возможно, что богатые купеческие усадьбы по характеру своему приближались к усадьбам феодалов, имели множество жилых и хозяйственных построек. Большинство участков в городах были заняты ремесленниками. Почти каждый городской дом являлся одновременно и мастерской. Усадьбы ремесленников имели гораздо меньшие размеры, меньшее число построек и обязательно - производственные сооружения. Как правило, они включали также жилой дом (который нередко служил и мастерской). На дворе были и другие производственные помещения и хозяйственные постройки - хлев, конюшня, баня. Запасы и готовую продукцию хранили в погребе и сарае.

Характерна усадьба ремесленника, открытая в Москве, в Зарядье, в слоях конца XIV - начала XV в. На улицу выходил большой жилой дом, к которому примыкал с двух сторон частокол. Во дворе позади дома находились небольшая плавильная печь-домница, хозяйственная постройка (по-видимому, хлев) и колодец (См. М. Г. Рабинович. УК. соч., стр. 200-202.). Ремесленник занимался добыванием железа из руды и литьем бронзовых украшений. Работал он на дворе возле горна и в доме.

Другая усадьба, относящаяся к середине XV в., принадлежала сапожнику. Она тоже была окружена частоколом; здесь открыты остатки жилого дома, погреба и рядом с погребом остатки углубленного в землю рабочего помещения под навесом.

Внутренняя планировка усадеб зависела от многих обстоятельств. Усадьба феодала по самой планировке отличалась от усадьбы купца, приказного человека или ремесленника. В ней господский дом находился в глубине двора, а на улицу выходили глухие стены хозяйственных построек, тын ограды и ворота, Такая планировка подсказывалась замкнутым характером хозяйства феодала; она обнаружена как в археологически изученных усадьбах XVI в., так и в сохранившихся планах усадеб XVII в. В ней можно видеть корни традиционного плана застройки дворянских владений XVIII в. с почетным "чистым" двором перед домом, хозяйственным двором и садом позади него.

Усадьба, примыкавшая к перекрестку Великой и Холопьей улиц в Новгороде. (Коллекция НАЭ. П. И. Засурцев. УК. соч. МИА, № 123).

Для усадеб ремесленников, купцов и приказных по мере развития рыночных отношений становилось все более типичным положение жилого дома в ближайшем к улице ряду построек. Раскопки последних лет в Новгороде показали, что от этого, в общем, верного положения имеются отклонения. Жилые дома на перекрестке Великой и Холопьей улиц располагались в XI-XVII вв. и вдоль улиц и в глубине участка.

Среди исследованных раскопками усадеб обнаружено владение бояр Жабиных, многие из которых были знаменитыми новгородскими посадниками. Единственный на этой территории каменный боярский дом как раз выходил на улицу (См. Б. А. Колчин. Топография, стратиграфия и хронология Неревского раскопа. МИА, № 55. М., 1956, стр. 57 и сл.). Раскопки не охватили большой территории в глубь усадеб, но имеющиеся сейчас данные позволяют предположить, что середина усадьбы обычно представляла собой мощеный двор. Раскопки в Москве в Зарядье в районе улицы, которая также носила название Великой, показали, что на усадьбе кожевника XII-XIII вв. жилой дом стоял в глубине двора, на усадьбе литейщика-ювелира XIV-XV вв. он выходил на улицу; на усадьбах сапожника XV в. и феодала XVI в. - стоял во дворе, а на усадьбах приказного и князей Сулешовых в XVII в. жилой дом также выходил на улицу (См. М. Г. Рабинович. УК. соч., стр. 226-228.).

При выборе положения жилого дома имели значение и многие случайные обстоятельства, о которых мы сейчас можем лишь догадываться. Так, в мастерской литейщика естественно было домницу поместить во дворе, в мастерской сапожника нахождение дома в глубине двора не мешало мастеру принимать заказчиков, так как его рабочее помещение (по крайней мере, летом) было у самых ворот под навесом. Князья Сулешовы выдвинули свои каменные палаты на передний план, чтобы показать всем москвичам свое богатство.

Говоря о планировке усадеб, нужно отметить еще одну деталь: колодцы зачастую располагались внутри усадьбы. Но иногда они, как видно, обслуживали несколько владений. Так, между двумя московскими усадьбами, сгоревшими при пожаре 1468 г., был оставлен узкий (менее 2 ж шириной) проход, в котором находился колодец. С обеих сторон в этот проход выходили сплошные частоколы заборов.

Очевидно, и ремесленники имели небольшие огороды, как об этом сообщают некоторые источники.

Приведенные нами материалы показывают, что как деревенские, так и городские усадьбы XIII-XV вв. представляли замкнутые хозяйственные единицы, содержавшие в себе все необходимое для жизни и производства. Однако усадьбы ремесленников были более связаны и с соседними усадьбами и с городским рынком по всему укладу жизни своих владельцев. По-видимому, не случайно, что именно в Новгороде с его чрезвычайно развитыми торговыми отношениями боярский дом еще в XV в. мог выходить на улицу, а погреба встречались сравнительно редко (См. П. И. 3асурцев. УК. соч., стр. 163.). Наверное, замкнутость хозяйства здесь была меньшей, к рынку обращались чаще.

В русском жилище XIII-XV вв. получили дальнейшее развитие те черты, которые наметились еще в глубокой древности, а позднее определили так называемые северорусский и южнорусский типы жилища. На севере и северо-востоке в лесной полосе Руси жилой дом "рубился" из добротных (обычно еловых) бревен, которые в изобилии доставляли окрестные леса. Суровый климат вынуждал поднимать жилые помещения над землей. Так образовался "подклет", или нижний этаж дома (высотой часто в несколько венцов, но не более 1,5 м), служивший также для хранения продуктов и имущества. На подклете располагалась жилая комната с печью. В эту комнату поднимались обычно по лестнице на несколько ступеней. Не все северные русские дома имели подклет. Иногда пол избы располагался ниже, почти на самой земле и отделялся от нее лишь одним - двумя венцами сруба. В этих случаях избу утепляли, приваливая к стенам снаружи землю, которая удерживалась досками (современная "завалинка").

Высокие крыши домов крыли тесом или, как показали раскопки в Новгороде и Москве, дубовой дранью ("лемехом"). В Новгороде преобладали, по-видимому, дома на подклете; в Москве были и такие дома и избы с завалинкой; в Переяславле открыты дома без подклета с деревянным полом. В Белоозере дом без подклета ставили на подсыпке из глины. Срубы в XIII-XV вв. рубили большей частью "в обло". Рубка "в лапу" распространилась в XVI в. Иногда постройки опирались на своеобразный фундамент из горизонтально положенных обрезков бревен. Их углы изредка ставились на вертикально врытых в землю столбах - "стульях" или камнях.

На юге и юго-востоке, в лесостепной полосе, где климат был мягче, а лес дорог, сложился иной тип жилища - углубленная в землю на несколько десятков сантиметров изба "полуземлянка", а то и более углубленная и присыпанная сверху землей "землянка". Стены такого жилища могли иметь срубную или столбовую конструкцию или представляли каркас из тонких стволов дерева, иногда оплетенных плетнем и всегда обмазанных внутри и снаружи глиной. Пол нередко был земляной и находился ниже поверхности земли на несколько ступенек, крыша - соломенная, а иногда тоже земляная или дерновая. Такие строения хорошо известны по раскопкам в древнем Киеве, Суздале, Рязани. При раскопках на Смоленщине найдены жилища как бы переходного типа - наземные, срубные, (См. В. В. Седов. УК. соч., стр. 64-65.) но, по-видимому, с земляным полом и соломенной крышей.

Фрагмент крыши из дранки. Москва, Кремль. (Раскопки Н. Н. Воронина и М. Г. Рабиновича 1950 г. Музей истории и реконструкции Москвы. М. Г. Рабинович. УК. соч., стр. 203, рис. 90).

Таким образом, археологические материалы позволяют думать, что характерные для позднейшего русского жилища областные различия - преобладание в северных областях домов на подклете, наличие более низких домов с деревянным полом в центральных и западных областях (Смоленской, Витебской, Тамбовской, Тульской, Пензенской, Воронежской и южных районах Рязанской) и домов с земляным полом в южных и западных областях (Смоленской, Витебской, южных частях Псковской и Новгородской), а также во Владимирском ополье - существовали и в XIII-XV вв., хотя и не были так ярко выражены.

Граница преобладания срубного жилища в X-XIII вв. примерно совпадает с границей ландшафтных зон леса и лесостепи. В районе Суздаля она входит в зону смешанных лесов, но и в этой области, получившей название "ополья", было мало хорошего строевого леса (См. М. Г. Рабинович. УК. соч., стр. 237; И. В. Маковецкий. Архитектура русского народного жилища. Север и верхнее Поволжье. М., Изд-во АН СССР, 1962, стр. 29.). В подзоне широколиственных лесов в Московской и Рязанской землях открыты и срубные избы и полуземлянки (См. М. Г. Рабинович. Древний ландшафт и жилище. СЭ, 1969, № 2.).

В XIII-XV вв. ни один из указанных типов жилища не господствовал безраздельно. Так, в Перыни под Новгородом было открыто несколько полуземлянок. Подобные факты можно объяснить и переселением в ту или иную область жителей, привыкших у себя на родине к определенной манере постройки дома. Вообще в XIII-XV вв. расширилась территория со срубными жилищами. Они прочно укрепились, например, в Смоленщине и Суздальщине, где в древности преобладали землянки и полуземлянки. Да и на юге в землянках и полуземлянках жили лишь бедные люди, а дома знати строили так же, как на севере.

Основой дома являлась рубленная из бревен примерно квадратная клеть, образовывавшая нередко единственную жилую комнату от 3,5×3,5 до 6×6 м. Как показывают археологические раскопки, в древности подавляющее большинство жилищ рядового населения были однокамерными, то есть состояли всего из одной комнаты.

Дальнейшее развитие жилого дома шло по линии увеличения числа помещений. К избе пристраивали сени, иногда имевшие даже не срубную, а более легкую столбовую конструкцию; при необходимости пристраивали и другой сруб, соединявшийся с избой дверями. Большую давность имеют и цельнорубленные двухкамерные срубы, в которых капитальная бревенчатая пятая стена отделяла сени от избы. В Новгороде они преобладали уже в XI- XII вв. В XIII-XV вв. наряду с однокамерными и двухкамерными жилищами распространяются и трехкамерные постройки, обычно из двух срубов, соединенных сенями, но даже в Новгороде Великом они не составляют большинства построек (отдельные трехкамерные постройки в Новгороде были и в XII в.).

В других поселениях трехкамерные постройки редки (См. Б. А. Колчин. УК. соч. МИА, № 55; Л. П. Гуссаковский. УК. соч., стр. 14.). Видимо, жилища, состоящие из двух комнат (или жилой комнаты и кладовой - "клети"), соединенных сенями, распространились широко в русских городах и деревнях только в XVI-XVII вв. На это указывают позднейшие переписные книги и записки некоторых современников. Открытая при раскопках в Москве изба ремесленника-литейщика конца XIV - начала XV в. представляла, по-видимому, пятистенный жилой дом из двух примерно одинаковых комнат, разделенных капитальной стеной. Ее сравнительно плохая сохранность не позволила восстановить конструкцию сеней, но, судя по расположению производственных сооружений, сени могли примыкать к той из комнат, в которой была печь. Это, по-видимому, пятистенок, распространившийся в деревне гораздо позже, в XVIII-XIX вв. (См. М. Г. Рабинович. О древней Москве, стр. 201-202.).

В северорусских домах в жилых комнатах и сенях пол настилали из толстых, тесанных топором деревянных досок, причем направление их обычно было от входа к противоположной стене помещения. В южнорусских жилищах нередко был плотно" утрамбованный земляной пол. Потолок также делали из брусьев или плах, опиравшихся на стену и центральную балку-"матицу". По некоторым данным, над потолком засыпали землю для сохранения тепла. Позднее, в XVI в., для молодоженов устраивали на первую ночь специальное помещение, чтобы они не оказались "под землей".

Осветительные приборы: 1, 2 - плошки, 3 - светец, 4-7 - подсвечники. (Музей истории и реконструкции Москвы. М. Г. Рабинович. УК. соч., стр. 244, рис. 105).

Окна в домах с курной печью делали маленькие "волоковые"; их прорубали в двух соседних бревнах и закрывали деревянным задвижным ставнем или затягивали пузырем. Таких окошечек по фасаду избы, судя по позднейшим рисункам, обычно было три, среднее прорубали несколько выше двух крайних, оно служило также для выхода дыма. В комнатах, где печь была с трубой или где жили только летом, можно было делать и окна "косящатные" современного типа. Массивные рамы этих окон закрывали пузырем, прозрачной светлой слюдой, которая в Европе получила даже название "московской" (мусковит), изредка стеклом, во дворцах - даже цветным. Раньше чем в других городах оконные стекла появились в Новгороде и Москве - с XIV в. (См. Б. А. Колчин. УК. соч. СА, 1957, № 3, стр. 280; П. И. 3асурцев. УК. соч., стр. 43.), но и там это была роскошь, доступная только очень богатым людям. Даже стекла того времени, не говоря уже о слюде или пузыре, пропускали только свет и не позволяли ничего видеть на улице.

Даже и в богатых домах, где печь была с трубой, а в окнах слюда (а то и стекло), большую часть суток нужно было пользоваться искусственным светом. Для освещения служила чаще всего лучина, пучки которой вставляли в специально откованные фигурные светцы. Такие светцы, приспособленные для вбивания в стену, часто находят при раскопках. Иногда употребляли масляные светильники - небольшие плошки с загнутыми внутрь краями и кольцеобразной ручкой. В эти плошки, очевидно, опускали фитиль. Люди побогаче могли позволить себе такую роскошь как сальные, а то и восковые свечи. Сохранившиеся металлические и глиняные подсвечники позволяют установить, что толщина свечей сильно колебалась (от 1 до 5 см в диаметре).

Остатки сгоревшего московского дома XV в. Видны доски пола и столбы опечка. Москва, Зарядье.

Опечек из четырех столбов. Реконструкция. (П. И. Засурцев. УК. соч. МИА, № 123, стр. 31, рис. 16Б).

Печь, служившая рядовому населению как для отопления, так и для приготовления пищи, помещалась обычно в одном из углов. Судя по материалам раскопок, в XIII-XV вв. положение печи в избе еще не было строго зафиксировано в данной области, как это наблюдается позднее. Однако в северных областях печь чаще ставили справа или слева от входа, а в южных - по диагонали от входа. Подавляющее большинство печей были глинобитными, сводчатыми, с плоским подом; в начале рассматриваемого периода встречаются изредка каменки, а в конце его - кирпичные печи. Печь ставилась на "опечке", который чаще всего представлял четыре (реже - два) вертикально врытых в землю столба, и не была конструктивно связана со срубом избы. В избах крестьян и ремесленников печь не имела трубы, и дым выходил прямо в комнату, а оттуда через волоковое окошко на улицу. Могли быть, конечно, и дымники, известные по поздним этнографическим материалам (См. Е. Э. Бломквист. УК. соч., стр. 120, 256.). Для XIII-XV вв. вполне применимо более древнее изречение "горечи дымныя не претерпев, тепла не видати". Дымовое отверстие можно было закрывать заслонкой. Под печью пола не делали, а иногда устраивали небольшую яму-погреб.

Вход в жилище был через порог: дверной проем прорубали не до низу - так что нижний венец предохранял от поддувания холодного ветра. Дверь делали из толстых пластин дерева, соединенных деревянными брусьями или фигурной железной планкой - "жиковиной"; ее вставляли в обойму дверного проема на деревянных или железных шпеньках, а иногда и навешивали на железных петлях. Положение входной двери и печи определяло всю внутреннюю планировку избы. У устья печи была "середа", или "бабий кут" (угол) избы; здесь приготовляли пищу. Между печью и боковой стеной устраивали обычно "примост", или полати, на которых спали; а напротив полатей, наискось от устья печи, находился "красный кут", где стояли стол и лавки, вешали иконы. Это было самое почетное место в избе - здесь во время еды сидел хозяин, сюда сажали и гостей. Не даром старая пословица говорила: "Есть в калите, так и кума на куте" (то есть в гостях. - М. Р.) (В. Даль. Пословицы русского народа. М., Гослитиздат, 1957, стр. 83. Сами названия "середа", "бабий кут" в источниках XIII-XV вв. не встречаются, они более поздние.).

Надворные постройки так же, как и жилые, были рубленными из бревен клетями. На них (особенно в зоне лиственных лесов) чаще, чем на жилье, шли дубовые бревна. Это объясняется тем, что дуб крепче сосны и ели, но не имеет такого прямого и ровного ствола и в срубе образует большие щели, что не так важно для хозяйственных построек. Смолистые хвойные деревья обеспечивали, кроме того, и большую сухость помещений. Пол в хозяйственных постройках или вовсе отсутствовал или его делали из неоструганных (а иногда и неошкуренных) тонких бревен и жердей. В погребах из таких бревен нередко устраивали накат поверх подземной части погреба, которая имела обычно земляной пол. Иногда самый сруб погреба делали не из цельных бревен, а из расколотых на несколько частей. Выброшенную при рытье ямы, землю присыпали снаружи к стенкам и на крышу погреба; встречаются и погреба, устроенные из одной врытой в землю бочки, выдолбленной целиком из большого пня (См. М. Г. Рабинович. О древней Москве, стр. 250.). В качестве погребов употребляли и крупные глиняные сосуды. Один такой сосуд - корчага, прикрытая сверху жерновом, был найден в Москве на территории древнего села Семчинского (См. А. А. Потапов. Древний погреб близ Крымской площади. Сб.. "По трассе первой очереди Московского метрополитена". Архивно-исторические и археологические работы Академии в 1934 г. Л., ОГИЗ, 1936, стр. 149.). Беднота, у которой не было больших запасов, могла обходиться и такими "погребами". В зажиточных усадьбах погреб, если он стоял отдельно от дома, имел нередко еще "надпогребицу", служившую для хранения различного имущества.

Дверь новгородской постройки XIV в. (П. И. Засурцев. УК. соч. МИА, № 123; стр. 41, рис. 25, 1).

Дверь московской постройки XV-XVI вв. (Москва, Зарядье. Раскопки М. Г. Рабиновича. М. Г. Рабинович. УК. соч., стр. 217, рис. 96, В).

Бани были почти в каждой северорусской усадьбе. Их строили также из бревен, но иногда на постройку бань шли отходы от других строений. Так, в Москве, в Зарядье, была открыта баня, сгоревшая при большом пожаре 1468 г. Ее венцы срублены из бревен неравной толщины, уже бывших ранее в какой-то другой постройке; пол устроен из тонких неотесанных жердей, неплотно прилегавших друг к другу для лучшего стока воды, как в современных деревенских банях. Такими жердями была выстлана земля перед срубом; это можно объяснить известным обычаем выходить во время паренья из бани на свежий воздух. Баня была невелика (3,60×3,80 м). Большую часть ее занимала глинобитная печь. Найденный возле бани обгорелый деревянный желоб позволяет предположить наличие каких-то водоотводных приспособлений, соединявшихся с каким-либо из более крупных водостоков. В бане были, по всей вероятности, как и в более поздние времена, жбаны с водой, деревянные ушаты и ковши.

Наружный забор, окружавший усадьбу, представлял частокол из бревен диаметром 15-20 см; но были и менее мощные заборы, отделявшие друг от друга отдельные участки усадьбы. Так, часто появлялась необходимость отделить "чистый" передний двор от хозяйственного двора, защитить огород и сад от домашней птицы и т. п. При раскопках открыты и такие внутренние заборы различных конструкций. Это были маленькие частоколы из вертикально вбитых тонких жердей, плетни обычного типа, заборы из горизонтальных слег, опирающихся на стойки, какие встречаются и в современной деревне. В заборах имелись калитки и ворота. Часть дощатой калитки встречена при раскопках в Новгороде. От ворот обычно сохраняются только остатки "верей" - вертикальных столбов, на которые навешивали ворота. Самих полотнищ ворот пока не найдено, но находки толстых гвоздей с большими орнаментированными шляпками позволяют предположить, что ворота украшали такими гвоздями, вбитыми узором. Над воротами обязательно делали легкую кровлю (См. П. И. 3асурцев. УК. соч., стр. 46.).

Дома феодальной знати и других богатых людей не различались так существенно в северных и южных областях Руси, как жилища крестьян и городской бедноты. И на севере, и на юге это были большие рубленные из дерева постройки, всегда из нескольких срубов, а по высоте - в несколько этажей. Богатые хоромы обычно строили в три этажа: нижний - нежилой подклет, второй, где собственно и располагались основные помещения как жилые, так и парадные, и третий, куда выходили лишь светлицы и терема с своеобразными площадками-"гульбищами" вокруг них (См. И. Е. Забелин. Домашний быт русских царей, изд. 4-е, т. I, ч. 1. М., 1918, стр. 25-28.). Указания письменных источников позволяют заключить, что дворцы знати в XIII-XV вв. были примерно такими же, как и в более ранние периоды. Они включали ряд комнат, находившихся в разных этажах и служивших как для личного обихода, так и для парадных приемов, пиров и увеселений. В личном пользовании феодала находилось обычно всего несколько комнат, из которых главной была по-прежнему теплая "истобка", "изба". Летописи XV в. указывают среди княжеских слуг истопника ("истобничишко") (ПСРЛ, т. XXV, стр. 269.).

Погреб XIV в. Москва. Зарядье. Раскопки М. Г. Рабиновича 1949 г.

Баня XV в. (М. Г. Рабинович. УК. соч., стр. 207).

Из парадных помещений известна "горница". Таких горниц и повалуш в княжеском дворце, по-видимому, было несколько, так как упомянутая в 1479 г. княжеская горница названа "среднеи" (ПСРЛ, т. XXV, стр. 325.). Неоднократно встречавшиеся в источниках "повалуши" представляли, по-видимому, как и позже, высокие башнеобразные постройки в несколько этажей. В повалушах могли помещаться и парадные, украшенные росписью горницы.

В XIV в. слово "сени" обозначало еще, как и раньше, крытую галерею верхнего этажа, а не прихожую (в этом значении оно встречается позднее). Летописец, повествуя о восстании в Твери против татарского баскака Чолхана в 1327 г., сообщает, что побежденный в сражении тверичами Чолхан "побеже на сени. Князь же Александр зажьже сени отца своего и двор весь, и згоре Щолкан и со прочими татары... " (ПСРЛ, т. XXV, стр. 168.).

По-прежнему дворец увенчивался богато украшенным теремом. Когда в 1380 г. из Московского Кремля выступила рать на борьбу с монголо-татарами, жена князя Дмитрия Ивановича долго провожала ее глазами, сидя "в златоверхом тереме своем" на рундуке возле "стекольчатого окна", выходившего на юг (Повести о Куликовской битве. Издание подготовили М. Н. Тихомиров, В. Ф. Ржига, Л. А. Дмитриев. М., Изд-во АН СССР, 1959, стр. 55.) (возможно, что в тереме были и другие окна, выходившие на другие страны света). Терем этот, наверное, был довольно обширным, так как княгиня поместилась в нем со всей своей свитой, а незадолго до этого сам великий князь Дмитрий Иванович пировал здесь с двоюродным братом Владимиром Андреевичем, князем Серпуховским и Боровским.

Иногда в источниках упоминаются "светлицы", как видно из самого названия - специальные светлые помещения, предназначенные для женских тонких работ - вышивания, художественного тканья и иных рукоделий. И. Е. Забелин полагает, что светлица в отличие от других помещений, имевших окна только на одной стене, располагалась так, чтобы окна были в трех, а то и в четырех стенах (См. И. Е. 3абелин. УК. соч., стр. 30.).

Нижний этаж богатых хором - "подклет" - служил, как и в домах простонародья, для разных хозяйственных нужд. Вероятно, там не было помещений для приготовления пищи, которые вообще ставили отдельно от барских хором, чтобы уменьшить опасность пожара, хотя и это плохо помогало при тогдашней тесной застройке. Летопись под 1480 г. сообщает о пожаре в Москве, который возник потому, что "под стеною градною", то есть вне дворца, помещались поварни (ПСРЛ, т. XXV, стр. 326.). В Новгороде, должно быть из тех же соображений, архиепископ Евфимий построил себе в 1442 г. каменные поварни (НПЛ, стр. 423.).

Фундамент дома новгородского посадника Юрия Онцифоровича.(Вид раскопок). (П. И. Засурцев. УК. соч. МИА, № 123, стр. 69, рис. 35).

Дворцовые помещения воздвигали по мере надобности в разные времена, поэтому дворцы русской знати, как и повсюду в то время - в Европе и на Востоке - не были построены по какому-то единому, заранее продуманному плану. Каждую новую "палату" пристраивали к другим там, где это находили нужным, и либо соединяли с ними переходом или дверью, либо делали отдельный вход с наружной или внутренней лестницей.

В XV в. крупные феодальные сеньоры стали строить себе каменные палаты, которые поначалу включали в общий комплекс с остальными деревянными помещениями дворца. Пожалуй, больше всего таких зданий известно в Великом Новгороде. При строительных работах там обнаружены остатки нескольких каменных домов XV-XVI вв. (См. П. И. 3асурцев. УК. соч., стр. 68-69.), по-видимому, принадлежащих крупным боярским фамилиям. Один из них, кажется, без достаточных оснований, связывали с родом Исаковых, из представителей которого хорошо известна знаменитая Марфа-Посадница. Один каменный дом, открытый раскопками А. В. Арциховского, несомненно, принадлежал новгородскому посаднику Юрию Онцифоровичу Жабину. Он был построен в начале XV в. и просуществовал почти 100 лет - до конца XV - начала XVI в. От дома сохранился лишь мощный фундамент, заложенный на глубину почти 4 м. По остаткам здания о нем можно судить лишь в общих чертах. Каменная палата имела большую по тем временам площадь (более 60 м² - 9,5×7,7 м). Она стояла на высоком, нежилом каменном подклете, разгороженном каменной перегородкой на две части. В нем, вероятно, хранилось какое-то ценное имущество (См. П. И. 3асурцев. УК. соч., стр. 70.).

К дому примыкало крыльцо, покоившееся на толстых деревянных столбах. Через него можно было попасть и в подклет и в жилой второй этаж, вдоль которого шли деревянные сени, шириной около 3 м, также опиравшиеся на столбы. Возможно, что дом имел еще и третий этаж.

Княжеский дворец XV в. в Угличе (В. Н. Иванов. Ростов Великий. Углич. М., 'Искусство', 1964, стр. 175).

Каменные палаты в середине XV в. стали строить и духовные иерархи. Так, в 1442 г. новгородский архиепископ Евфимий построил "комнату каменну в своем дворе" (НПЛ, стр. 423.). В Москве лишь через 8 лет, в 1450 г., "митрополит Иона заложил на своем дворе полату камену" (ПСРЛ, т. XXV, стр. 271.). Представление о характере каменных комнат в деревянных дворцах дают сохранившиеся до наших дней каменные части дворцов конца XV в. (Угличский дворец и Грановитая палата Московского дворца).

Позднее упоминаются каменные палаты купца Тарокана у Фроловских ворот Московского Кремля. Их строили также на подклетях (но каменных) и основные помещения находились, таким образом, на уровне остальных дворцовых построек, с которыми соединялись площадками или переходами. Нижние этажи-подклеты этих каменных зданий также использовали для хозяйственных целей, а сами палаты, по всей вероятности, были залами для парадных приемов, как это достоверно известно о Грановитой палате. Для жилья долгое время предпочитали более здоровые деревянные помещения.

Грановитая палата княжеского дворца XV в. в Москве (В. Н. Иванов, П. Н. Максимов, С. А. Торопов. Сокровища русской архитектуры. М., Гос. изд-во архитектуры и градостроительства, 1950, № 37).

Внешние украшения домов знати в XIII-XV вв. сосредоточивались, очевидно, в верхней части зданий, которая лучше всего видна (особенно в тех случаях, когда дом стоял в глубине двора). Они выражались как в сложных фигурных формах кровли и даже позолоте теремов, так и в орнаментации карнизов, фризов и наличников окон, резьбой по дереву и камню, а возможно, и в устройстве резных колонн на сенях и крыльцах, подобных более ранним великолепным колоннам, найденным в Новгороде. На крыше были и дымовые трубы с фигурными резными дымарями (См. И. Е. Забелин. УК. соч., стр. 25.). Резьбой украшали также ворота.

Внутренние помещения, в особенности парадные, богато убирали. Об этом говорят нередко встречающиеся в летописях упоминания "разного узорочья", взятого врагами при разгроме княжеских дворцов. Как именно выглядело это убранство, в точности пока неизвестно. Однако следует предположить, что уже в то время в богатых домах печи имели трубы, и окна были в основном кссящатые. До конца XVII в. оконницы закрывали главным образом слюдой. Даже во дворце царя Алексея в Коломенском, который современники называли по роскоши убранства "восьмым чудом света", в окнах блестела "драгая слюдва" (Симеон Полоцкий. Избранные сочинения [серия "Литературные памятники"]. Подгот. текста, ст. и ком. И. П. Еремина. М. -Л., Изд-во АН СССР, 1953, стр. 104.).

В XIV в. в особенно роскошных дворцах были уже и застекленные окна - например, терем Дмитрия Донского с его "стекольчатым" окном. Поскольку речь идет о "златоверхом" богато украшенном тереме, можно предположить, что и стекла были цветные, создававшие игру цветов внутри терема. Внутренние помещения дворцов знати были достаточно освещены и естественным и искусственным светом, чтобы возникла потребность в их специальном украшении. Источники XIII-XV вв. не содержат сведений о росписи стен во дворцах, но такой обычай существовал и в более ранний период, а о росписи внутренних помещений княжеских и царских дворцов в XVI-XVII вв. имеется множество упоминаний, поэтому есть все основания думать, что и в XIII-XV вв. стены и потолки богатых комнат украшали росписью, стены могли также завешивать дорогими материями - "узорочьем".

Кирпичная печь с трубой тоже очень рано должна была стать не только источником тепла, но и важным элементом украшения интерьера. Народный обычай белить печи и расписывать их различными узорами и рисунками на разные сюжеты, по-видимому, весьма древний. Позднейшие изразцовые печи, получившие широкое распространение, уже в XVI-XVII вв., по всей вероятности, сменили печи расписные.

"Красный" угол комнаты украшало множество икон, выложенных золотом, серебром и драгоценными камнями. Среди них были древние иконы и произведения, принадлежавшие кисти лучших художников. Убранство внутренних покоев дополняла массивная резная мебель - столы, лавки, коники. "Сказание о Мамаевом побоище" упоминает также стоявшие в княжеском тереме "рундуки" (длинные лавки-лари, а по другим мнениям - стулья), украшавшиеся резьбой. При раскопках в Новгороде найдены резные спинки кресел. Некоторые находки интерпретируются как резные дверцы шкафов, хотя шкафы, если судить по материалам западноевропейских городов, появляются несколько позже. В парадных приемных залах стояли также специальные поставцы с драгоценной посудой (См. С. Герберштейн. Записки о московитских делах. СПб., 1908, стр. 204.). Посол австрийского императора Сигизмунд Герберштейн, побывавший в России во второй четверти XVI в., так описывал обычаи, связанные с посещением чужого дома, и замкнутый образ жизни высших слоев населения Москвы: "В каждом доме и жилище на более почетном месте у них имеются образы святых, нарисованные или литые; и когда один приходит к другому, то, войдя в жилище, он тотчас обнажает голову и оглядывается кругом, ища, где образ... ни одному лицу более низкого происхождения нельзя въезжать в ворота дома какого-нибудь более знатного лица. Для людей более бедных и незнакомых, труден доступ даже к обыкновенным дворянам. Эти последние ... показываются в народ очень редко..." (С. Герберштейн. УК. соч., стр. 86-87.). Несомненно, и раньше замкнутость господского жилища была еще большей. Приемы, устраиваемые крупными феодалами, для которых во дворцах имелись роскошные помещения, были не так уж часты, и большую часть времени богатые люди проводили, по выражению Герберштейна, сидя "в четырех стенах", а парадные комнаты пустовали. Различия в устройстве жилищ богатых и бедных классов населения все углублялись по мере развития товарно-денежных отношений.

М. Г. Рабинович