Глава девятая. Состояние вооруженных сил капиталистических группировок

1. Военные доктрины стран фашистского блока

Состояние вооруженных сил стран фашистского блока - Германии, Италии, Японии - обусловливалось многими факторами.

Не в последнюю очередь оно зависело от характера их военных доктрин (Понятие «военная доктрина» включает в себя выработанные и принятые политическим и военным руководством взгляды по вопросам характера и целей предстоящей войны, способов ее подготовки и ведения. Военная доктрина представляет органическое единство социально-политических и собственно военных (военно-технических) концепций, причем методы подготовки и ведения вооруженной борьбы находятся в прямой зависимости от социально-политических целей войны.), которые определяли основные направления строительства вооруженных сил и способы их боевого использования.

Военные доктрины Германии, Италии и Японии, имея общие черты, присущие всем империалистическим державам, обладали своими особенностями.

Сущность и основное содержание военной доктрины каждого государства определяется прежде всего политикой его господствующего класса. М. В. Фрунзе писал: «...характер военной доктрины, принятой в армии данного государства, определяется характером общей политической линии того общественного класса, который стоит во главе его» (М. Фрунзе. Избранные произведения. М., 1951, стр. 148.). На формирование военных доктрин государств оказывают влияние экономические возможности страны, состояние военно-технической базы, политико-географическое и военно-стратегическое положение ее в системе других держав, исторические и национальные особенности, военные традиции народа, участие государства и его вооруженных сил в прошлых войнах (особенно первой мировой) и оценка их опыта.

В содержании военных доктрин империалистических держав учитывался и такой важнейший социально-политический элемент, как существование и укрепление первого в мире социалистического государства - Советского Союза.

Военная доктрина фашистской Германии была наиболее полно разработанной и занимала ведущее положение среди доктрин стран фашистского блока. Решающую роль в выработке доктринальных положений сыграли высшие военно-политические руководители «третьего рейха»: Гитлер, Геринг, Бломберг, Браухич, Рейхенау, Кейтель, Иодль, Фрич, Бек и Редер. Они опирались на работы немецких военных теоретиков (А. Шлиффена, Э. Людендорфа, Ф. Бернгарди, X. Риттера, Г. Золдана, Э. Бухфинка, X. Метцша, О. Грооса, Г. Ветцеля, Ф. Кохенхаузена, Л. Эимансбергера, Г. Гудериана, В. Эрфурта (A. Sсh1iffеn. Cannae. Berlin, 1913; Е. Ludendorff. Kriegftihrung und Politik. Berlin, 1922; E. Ludendorff. Der totale Krieg. Miinchen 1935-F. Bernhardi. Vom Kriege der Zukunft. Berlin, 1920; H. Вitter Der Krieg der Zukunft. Leipzig, 1931; G. Sо1dan. Der Mensch und die Schlacht der Zukunft Oldenburg, 1925; E. Вuсhfinсk. Der Krieg von Gestern und Morgen. Langensalza 1930; H. Metzsch. Krieg als Saat. Breslau, 1934; G. Wetze11. Der Btindnis-krieg. Berlin, 1937; F. Сосhenhausen. Die Truppenftihrung. 9. Aufl. Berlin, 1934-L. Eimansberger. Der Kampfwagenkrieg. Mtinchen, 1934; H. Guderian. Achtung - Panzer. Stuttgart, 1937; W. Erfurth. Die Oberraschung im Kriege. Berlin, 1938; W. Erfurth. Der Vernichtungssieg. Berlin, 1939.) и других), на исследования и разработки генштабистов (Цейцлера, Варлимонта, Штюльпнагеля Гальдера, Манштейна, Паулюса, Хойзингера, Вильберга, Вефера, Каммхубера и других). Немецкая доктрина учитывала также и новое в военной теории и практике строительства вооруженных сил Англии, Франции, Италии, Японии, США. По ряду оперативно-стратегических и тактических вопросов имелись заимствования у советской военной мысли Положения доктрины фашистской Германии излагались в директивах военных планах, ежегодных стратегических указаниях верховного командования вермахта, выступлениях Гитлера на совещаниях генералитета (Важнейшие из этих документов: Reichsverteidigungsgesetz vom 21. Mai 1935-«Weisung fur die einheitliche Kriegsvorbereitung der Wehrmacht» vom 26. Juni 1936 24. Juni 1937, 3. April 1939; «Weisung № 1» und «Weisung № 2» vom 11. Marz 1938; Die Weisung «Aufmarsch Grim» vom 30. Mai 1938; F. Hossbach. Niederschrift tiber die Besprechung in der Reichskanzlei am 5. November 1937; Aufzeichnung tiber die Besprechung in der Reichskanzlei am 23. Mai 1939; Aufzeichnung tiber Hitlers Ansprache am 22. August 1939. ) а также в меморандуме ОКБ от 19 апреля 1938 г. «Руководство войной как проблема организации» и приложении «Какова война будущего?» (IMT, vol. XXXVIII, p. 38-50; Г. Фёрстер, Г. Гельмерт, Г. Отто, Г. Шниттер. Прусско-германский генеральный штаб 1640-1965. К его политической роли в истории. Перевод с немецкого. М., 1966, стр. 483-485. О военной доктрине фашистской Германии ем. также: W. Wunsche. Strategie der Nie-derlage. Berlin, 1961; G. Forster. Totaler Krieg und Blitzkrieg. Berlin, 1967.).

Социально-политическая основа немецко-фашистской военной доктрины определяла захватнические замыслы, изложенные Гитлером в книге «Майн кампф». С приходом нацистов к власти эта библия фашизма превратилась в государственную программу, для реализации которой руководство «третьего рейха» стремилось использовать все средства, и главным образом военные. Гитлеровцы, действуя прежде всего в интересах наиболее хищнических и агрессивных групп германского империализма, выдвинули широкую программу завоеваний, которая в конечном счете сводилась к установлению мирового господства.

Решающим этапом на пути к европейской и мировой гегемонии нацисты считали уничтожение Советского Союза, завоевание «жизненного пространства» на Востоке. Гитлер писал: «...если мы ныне и говорим о новых земельных владениях в Европе, то речь идет прежде всего о России и подвластных ей окраинных государствах». Последовательность этапов борьбы за мировое господство достаточно четко выражена в следующем заявлении фюрера: «Ничто не удержит меня от того, чтобы напасть на Россию после того, как я достигну своих целей на Западе... Мы пойдем на эту борьбу. Она раскроет перед нами ворота к длительному господству над всем миром». В секретном меморандуме от 26 августа 1936 г. об основных задачах «четырехлетнего плана» рейхсканцлер Германии обосновывал форсированную подготовку экономики страны к войне неизбежностью «исторического столкновения» с Советским Союзом» («Vierteljahreshefte ftir Zeitgeschichte», 1955, H 2, S. 204.).

Развивая тезис «о необходимости» разбить СССР любыми методами, Гитлер заявил, что «потомки не спросят нас», какими методами или в соответствии с какими нынешними представлениями мы действовали, а лишь о том, чего мы добились («Vierteljahreshefte fur Zeitgeschichte», 1955. Н. 2, S. 205.).

Для нападения на СССР гитлеровцы считали необходимым иметь следующие предпосылки: во-первых, выдвинуться к его границам и создать плацдарм для вторжения вермахта; во-вторых, обеспечить свой тыл на Западе, устранив главных соперников в борьбе за гегемонию в Европе; в-третьих, усилить экономический и военный потенциал рейха, улучшить его стратегическое положение путем захвата европейских стран или превращения их в своих сателлитов. Одной из важных предпосылок в войне с СССР гитлеровцы считали подрыв его изнутри. В беседе с главой белогвардейцев-мусаватистов Эмин-беем в мае 1939 г. представитель иностранного отдела фашистской партии особенно интересовался «степенью сопротивляемости и наличием национальной воли у народов Советского Союза» (ИВИ. Документы и материалы, инв. № 7062, л. 100.). Но при всей своей авантюристичности гитлеровская клика вынуждена была считаться с огромными успехами, достигнутыми в стране победившего социализма. Поэтому на первом этапе более посильной задачей гитлеровцы считали разгром Франции и Англии.

Идея уничтожения «смертельного врага» - Франции (как предварительное условие похода на Восток) довольно подробно освещается в книге «Майн кампф». На секретном совещании 5 ноября 1937 г. Гитлер заявил командованию вермахта: «Для Германии вопрос стоит так: где можно добиться максимального выигрыша ценой наименьших потерь? Германские политики должны считаться с наличием двух заклятых врагов: Англии и Франции, для которых мощный германский колосс в самом центре Европы является бельмом на глазу. Оба эти государства выступили бы против дальнейшего усиления Германии как в Европе, так и вне ее...» (IMT, vol. XXV, р. 406.)

Перед решающим столкновением с западными противниками политическое и военное руководство рейха стремилось максимально использовать антисоветскую позицию правящих кругов этих империалистических держав для захвата соседних малых и больших стран. Только слепая ненависть реакционеров-мюнхенцев к коммунизму помешала им разглядеть всю опасность проводимой ими политики попустительства фашистской агрессии для европейских народов, в том числе и народов государств, которые они представляли.

В то же время налицо было явное несоответствие вынашиваемых руководством фашистской Германии политических целей и имевшихся в его распоряжении экономических и военных средств. Именно в этом выражался крайний авантюризм немецко-фашистской политики и стратегии. В какой-то мере руководящие деятели рейха и командование вермахта сознавали это несоответствие. Даже Гитлер неоднократно признавал рискованность пути, на который вступило государство. Тем не менее лидеры германского империализма всячески стремились обосновать необходимость завоевательной политики. 5 ноября 1937 г. фюрер заявил следующее: «Мы живем в век экономических империй, в котором стремление к захвату колоний порождается теми же причинами, что и завоевание земель в прошлом. Экономические мотивы Японии и Италии являются основой их стремления к экспансии. Экономические потребности Германии также ведут к этому... Единственным выходом, представляющимся нам, быть может, мечтой, является приобретение обширного жизненного пространства... А всякое расширение пространства происходит только путем преодоления сопротивления, притом с риском, что доказано историей всех времен, в том числе Римской империи и Британской империи. Неизбежны также и неудачи. Ни раньше, ни сейчас не было и нет территории без хозяина, нападающий всегда наталкивается на владельца... Для разрешения германского вопроса существует только путь насилия, который никогда еще не обходился без риска» ( IMT, vol. XXV, р. 405-406, 408.).

Авантюризм в политике и стратегии «третьего рейха» буржуазные историки, особенно западногерманские, приписывают, как правило, личности фюрера, пытаясь таким образом реабилитировать немецких монополистов и генералитет вермахта. Однако глубокий анализ экономических, политических и духовных процессов в Германии XX столетия показывает, что первопричина агрессивной авантюристической политики этого государства кроется прежде всего в крайне экспансионистских и реваншистских устремлениях монополистического капитала, юнкерства и военщины, вызвавших к жизни и приведших к власти гитлеровскую партию, ее руководителей, которые и попытались воплотить эти устремления в жизнь с крайним фанатизмом и самыми жестокими методами по отношению к другим народам.

Борьба господствующей верхушки Германии за власть привела к тому, что к руководству государством и вооруженными силами пришло наиболее авантюристическое крыло германского империализма, а относительно трезво мыслящим политикам и стратегам пришлось отойти на задний план или же «перевоспитаться».

Анализ особенностей военной доктрины и строительства вермахта дает ответ на вопрос, на что рассчитывали гитлеровцы, пытаясь осуществить свои сумасбродные планы. Эти расчеты, несмотря на ограниченные природные, экономические и людские ресурсы Германии, основывались на таких предположениях: превосходстве над противниками в тотальной (Тотальный (от total (франц.) - весь, полный) - всеохватывающий, всеобъемлющий, полный. В 1939 г. ежегодник германского общества военной политики и военных наук к основным признакам тотальной войны относил «тотальность участия всех слоев населения в войне, тотальность охвата всех сфер жизни народа и тотальность использования всех средств войны» (Jahrbuch fur Wehrpolitik und Welmvissenschaften 1939, Hamburg, 1939, S. 93). ) подготовке страны и вооруженных сил к войне, внезапности и молниеносности проведения кампаний, последовательном разгроме противников поодиночке, максимальном использовании союзников по агрессии. В соответствии с этим концепции тотальной и «молниеносной войны» составляли основное содержание и суть немецко-фашистской военной доктрины.

Идеи тотальной войны легли в основу меморандума «Руководство войной как проблема организации». В этом официальном документе верховного командования вермахта принципы подготовки и ведения будущей войны рассматривались как «принципы тотальной войны» (IMT, vol. XXXVIII, p. 37.). Авторы документа, прежде всего Кейтель и Иодль, определили войну как «насильственное разрешение спора между двумя или несколькими государствами всеми имеющимися силами» и считали ее «законом природы, который можно ограничить, но нельзя устранить, ибо война служит делу сохранения нации и государства или обеспечивает их историческое будущее. Эта высокая моральная цель придает войне тотальный характер и служит ее нравственным оправданием. Она ставит войну выше чисто политического акта и выше военного поединка из-за экономических выгод. Использование военной мощи, военная добыча и потери приобретают невиданные доныне размах и значение. В конечном итоге проигранная война угрожает государству и народу не только ущербом, но и уничтожением» (IMТ, vol. XXXVIII, p. 48.).

Рассматривая войну как «борьбу за существование» государств и каждого человека в отдельности, командование вермахта пыталось обосновать идею тотальной мобилизации всех сил нации на подготовку и ведение агрессивной войны: «Поскольку в такой войне каждый человек может все обрести и все потерять, он должен отдать войне все силы. Тем самым понятие всеобщей воинской повинности расширяется и приобретает значение всеобщего участия в войне. Это означает прекращение на время войны всякой частной деятельности и подчинение всех форм проявления государственной и частной жизни одному руководящему принципу - «все для победы» (Ibid., p. 48-49.).

Эти исходные положения определяли практическую деятельность не только военных, но и всех фашистских организаций и органов - государственных, партийных, общественных. Не только в военное, но и в мирное время все должно работать на войну - вот важнейший из этих принципов, основанный на стремлении нацистов вести всеобъемлющую и решительную борьбу на уничтожение целых народов и государств. В секретном меморандуме от 26 августа 1936 г. Гитлер указывал: «Масштабы и темпы военного использования наших сил должны быть максимально большими и быстрыми... Если нам не удастся в кратчайший срок превратить наши вооруженные силы в смысле боевой подготовки, количества соединений, технического оснащения и в первую очередь идейного воспитания в самую сильную армию в мире, то Германия погибнет. В данном случае действует принцип: что будет упущено за несколько месяцев в условиях мира, невозможно будет наверстать и в течение столетий. Поэтому перед этой задачей все другие требования должны отступить на задний план» («Vierteljahreshefte fur Zeitgeschichte», 1955, Н. 2, S. 205.).

Тотальная милитаризация страны дала свои результаты: уже к 1939 г. «третья империя» оказалась по ряду показателей несравненно более подготовленной к войне, чем другие буржуазные государства.

Принцип тотальности требовал решительного и беспощадного применения всех самых диких, варварских и бесчеловечных средств и методов ведения военных действий для сокрушения противника, не считаясь с обычаями и международными правовыми нормами и не принимая во внимание соображения гуманности. В меморандуме ОКБ указывалось: «Война ведется всеми средствами: не только оружием, но и при помощи пропаганды и экономики. Она направлена против вооруженных сил врага, против материальных источников его мощи и духовных сил народа. При нужде все средства хороши - вот ее руководящий принцип» (IMТ, vol. XXXVIII, p. 49.). Гитлер подобный принцип выразил так: «Когда начинают и ведут войну, значение имеет не право, а победа... Право же на стороне сильного» (Geheime Kommandosache. Hinter den Kulissen des zweiten Weltkrieges. Bd. I. Stuttgart - Zurich - Wien, 1965, S. 18.).

Эти установки открывали дорогу тягчайшим, массовым преступлениям немецко-фашистской военщины против человечества. Верховное командование вермахта сознательно готовилось применить самые изуверские методы ведения войны и задолго до нее изыскивало способы сокрытия и оправдания их. В октябре 1938 г. ОКВ подготовило и разослало соответствующим инстанциям руководство, в котором подробно разъяснялось, какие аргументы следует использовать для оправдания нарушений международных конвенций по вопросам военного права. Террор против гражданского населения, обстрел невоенных объектов, нарушение суверенитета нейтральных стран, Женевской конвенции об обращении с военнопленными и другие противозаконные действия рекомендовалось объяснять «военной необходимостью». В то же время предписывалось выявлять малейшие нарушения международных соглашений по вопросам ведения войны со стороны противника и всячески использовать это в своей пропаганде (IMТ, vol. XXXIV, p. 148.).

Гитлеровцы считали, что истребление населения других стран даст им преимущество в войне и приведет к «радикальному решению» проблемы «жизненного пространства» для рейха. На деле же применение преступных методов по отношению к другим народам вызывало такую реакцию протеста, силу которой гитлеровцы, по-видимому, недооценили.

Античеловеческие методы войны, необузданный террор на оккупированной территории вытекали из политической и военной доктрины фашизма, и поэтому попытки западногерманской мемуарной, военно-исторической и юридической литературы оправдать преступления вермахта, его генералитета ссылками на «военную необходимость» являются совершенно несостоятельными. Так же лживы и распространяемые ими утверждения, будто исход войны мог бы оказаться иным, если бы гитлеровцы придерживались норм международного права и проводили «более гибкую» оккупационную политику. Но уже война в Эфиопии и Испании, а затем первые шаги народного сопротивления в Чехословакии показали, что никакая политика оккупантов не в состоянии сломить волю народов к национальной независимости и свободе.

Германские милитаристы, учитывая печальный опыт первой мировой войны, не питали больших иллюзий относительно способности населения своей страны, а тем более ее экономики выдержать испытания длительной войны на два фронта против мощной коалиции (G. Forstеr. Totaler Krieg und Blitzkrieg, S. 70-71, 80.). Однако лишь немногие из них разделяли взгляды генерал-полковника Л. Бека, считавшего необходимым до поры до времени избегать большой войны, делая ставку на постепенное достижение захватнических целей по мере роста могущества вермахта. Такая осторожная тактика не устраивала наиболее агрессивные круги германского империализма. В 1938 г. произошла перетасовка в руководстве вермахта, в результате которой «медлителям» и «всезнайкам», как «заклеймил» их Гитлер, пришлось оставить свои, посты; ключевые позиции полностью оказались в руках тех, кто был готов пойти на все.

Готовность германских милитаристов идти на агрессивные акции большого масштаба возрастала по мере того, как они проникались верой в способность вермахта вести быстротечные победоносные кампании. Концепция «молниеносной войны» подавала надежду на успешное разрешение тех острых военных проблем, над которыми германские стратеги настойчиво ломали голову в межвоенный период, а именно: как выиграть войну против более сильных в военном и особенно экономическом отношении противников; как исключить вероятность одновременной борьбы на нескольких фронтах; как избежать изнурительной позиционной борьбы, поскольку к длительной войне Германия, по имеющемуся опыту, была не способна; чем возместить недостаточный экономический потенциал страны, как добиться укрепления материальной базы; как поддержать моральный дух армии и населения в ходе войны.

Хотя основные идеи и положения «молниеносной войны» разрабатывались длительное время и находились в центре внимания генерального штаба и военных теоретиков, вплоть до 1936-1938 гг. в них отсутствовали важные звенья, без которых все теоретические построения носили проблематичный характер и у ряда видных немецких военных деятелей вызывали сомнения в возможности практического их применения. Развернувшаяся в середине 30-х годов в военной печати дискуссия о роли пехоты, артиллерии и танков в будущей войне в известной мере отражала эти сомнения. В 1936 г. в одном из военно-теоретических журналов высказывалось мнение: развитие вооружений в течение последнего десятилетия пока не дает оснований утверждать, что будущая война станет маневренной, а не позиционной («Militarwissenschaftliche Rundschau», 1936, Н. 9, S. 607.). И только когда были выявлены и проверены на практике в Эфиопии, Испании, Китае, в агрессивных акциях против Австрии и Чехословакии новые оперативно-тактические формы применения танковых и моторизованных войск во взаимодействии с авиацией, концепция блицкрига (Термин «Blitzkrieg» («молниеносная война») начал широко употребляться в печати фашистской Германии с 1939 г. До этого предпочтение отдавалось терминам «быстротечная война», «подвижная война», «война на сокрушение».) получила полное признание и как важнейшая составная часть военной доктрины определила основные направления строительства вермахта. Окончательное утверждение идеи оперативного использования танковых масс в наступлении и превращение ее в один из важнейших элементов немецко-фашистской военной доктрины нашли свое выражение в директиве по руководству и боевому использованию танковой дивизии от 1 июня 1938 г. Если в полевых уставах германской армии, вышедших в 1933-1937 гг., использование танков не мыслилось без тактического взаимодействия с пехотой, то указанная директива исходила из необходимости широкого оперативного применения танковой дивизии в наступлении (Richtlinien fur Funning und Einsatz der Panzerdivision vom 1. Juni 1938. Berlin, 1938, S. 7.).

Идеи и принципы «молниеносной войны» были положены в основу всех стратегических планов фашистской агрессии, начиная с «Отто», «Грюн» и «Вайс».

Концепция блицкрига нашла свое выражение в установочных положениях немецко-фашистской военной доктрины, определявших как общую стратегию большой войны за осуществление важнейших политических целей германского империализма, так и оперативно-стратегические и тактические методы проведения военных кампаний, а также организацию, вооружение, боевую и морально-психологическую подготовку вооруженных сил.

Стержнем военной стратегии фашистского руководства являлось нанесение последовательных ударов по противникам с целью разгрома их одного за другим. Предполагалось самое широкое использование не только военных средств, но и различных методов из арсенала политики, дипломатии, пропаганды. Среди них наиболее излюбленными были шантаж, вероломство, обман, провокации, клевета, игра на противоречиях между государствами, а внутри них - между различными политическими партиями и народностями, лицемерные заверения в мирных намерениях и дружбе с целью усыпить бдительность страны, на которую организуется очередное нападение; целенаправленная пропаганда, экономическое и политическое давление, угрозы применения военной силы, подрывная деятельность и, наконец, убийства тех иностранных политических деятелей и дипломатов, которые пытались направить политику своего государства вразрез с интересами рейха.

Глубоко заблуждаются те буржуазные военные историки и мемуаристы, которые утверждают, будто гитлеровцы недооценивали средства политики и дипломатии и только потому в конце концов оказались перед перспективой безнадежной борьбы против превосходящей военной коалиции. В действительности они довольно ловко использовали эти средства и длительное время добивались «бескровных побед», ликвидировав Версальский договор, захватив Австрию, Чехословакию, Саарскую и Ме-мельскую области.

Таким путем нацисты значительно улучшили экономическое и военно-стратегическое положение «третьей империи» и, осуществив свои ближайшие задачи, создали важнейшие предпосылки для перехода к следующему этапу борьбы за мировое господство.

Фашистско-милитаристские вожаки намечали наращивать силу ударов вермахта по принципу снежной лавины. Это была коварная и опасная для народов всего мира стратегия, поскольку после каждой успешно проведенной вермахтом блицкампании его ударная сила значительно возрастала, а экономические ресурсы оккупированных стран поступали в распоряжение гитлеровцев для осуществления агрессивных акций против других государств.

При подготовке и проведении молниеносных военных нападений особое внимание обращалось на использование благоприятной политической и стратегической обстановки, заблаговременное сосредоточение превосходящих сил и средств на направлении главного удара, упреждение противника в стратегическом развертывании войск и обеспечение полной внезапности.

Уже в 1937 г. политическое и военное руководство Германии считало свои вооруженные силы способными использовать любой благоприятный момент для осуществления агрессивной акции. В связи с этим в директиве о единой подготовке вермахта от 24 июня 1937 г. прямо указывалось, что вермахт должен быть готовым «начать войну внезапным нанесением сильного удара» (IMT, vol. XXXIV p. 735.).

Развивая данные положения, Гитлер в директиве, составившей основу плана «Грюн», указывал: «Неизбежное развитие условий внутри самой Чехословакии или другие политические события в Европе, которые, возможно, больше никогда не создадут такой ситуации, могут меня заставить выступить раньше намеченного срока. Правильный выбор и решительное использование благоприятного настоящего момента являются наиболее надежной гарантией для достижения успеха» (Нюрнбергский процесс (в семи томах), т. II, стр. 387.). Гитлеровцы не только выжидали благоприятного момента для агрессии, но и всеми средствами, в том числе самыми провокационными и гнусными, стремились создать его. Известно, что верховное командование вермахта готовилось спровоцировать «инцидент», который послужил бы оправданием вторжения в Чехословакию. При этом предусматривалось, что «срок инцидента должен быть установлен, когда условия погоды будут благоприятными для действий... военно-воздушных сил...» (Там же, стр. 271-272.). Известно также, что агрессию против Польши гитлеровцы начали после невероятной шумихи вокруг «зверств», якобы учиненных поляками по отношению к немецкому населению, а затем инсценировали налет на радиостанцию в Глейвице.

Вопрос о сроке развязывания войны решался руководителями рейха главным образом с точки зрения использования благоприятной стратегической ситуации. В 1937 г. Гитлер считал необходимым «разрешить проблему жизненного пространства для Германии не позднее 1943-1945 гг.» (Нюрнбергский процесс (в семи томах), т. I, стр. 611.), требуя скорее завершить выполнение программы перевооружения армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил. Фюрер выражал опасение, что с дальнейшей задержкой развязывания войны будет возрастать угроза потери временного военного перевеса Германии. Уже в 1939 г. Гитлер и его ближайшее окружение пришли к выводу, что достигнутое к этому времени превосходство вермахта в количестве и качестве вооружения не может длительно удерживаться. Это обстоятельство послужило дополнительным основанием для развязывания войны, несмотря на то что программа перевооружения сухопутных войск, военно-воздушных сил и в особенности военно-морского флота еще не была завершена (A. Hillgruber. Hitlers Strategie, Politik und Kriegftihrung 1940-1941. Frankfurt a/M., 1965, S. 34, 38.).

Бывший министр вооружения гитлеровского правительства А. Шпеер пишет, что Гитлер, Риббентроп и другие сторонники немедленного развязывания войны руководствовались именно этими соображениями. По их мнению, Германия к середине 1939 г. добилась значительного превосходства над своими потенциальными противниками на Западе. Однако после захвата Чехословакии западные державы начали быстро вооружаться, и, чтобы поддерживать достигнутое превосходство, Германия должна была увеличить военное производство в четыре раза, что было совершенно нереально. Поэтому нацисты уповали на то, что вермахт был уже полностью оснащен новейшими типами вооружения, а «противная сторона, наоборот, имела устаревшую технику» (A. Speer. Erinnerungen. Berlin, 1969, S. 178.). В любом случае германский генералитет рассчитывал на военное превосходство над своими будущими противниками, не считаясь с тем, что такое превосходство может иметь только временный характер.

В период подготовки к проведению в жизнь конкретных планов войны гитлеровское руководство первостепенное значение придавало созданию наиболее благоприятных условий для нанесения первого удара по противнику. В меморандуме ОКБ по этому вопросу говорилось следующее: «Формы развязывания войны и открытия военных действий с течением времени изменяются. Государство, его вооруженные силы и население приводятся в состояние возможно более высокой мобилизационной готовности еще до опубликования приказа о мобилизации. Фактор внезапности как предпосылка для быстрых и крупных первоначальных успехов часто будет вынуждать начинать боевые действия до окончания мобилизации и даже до завершения развертывания сухопутных войск. Объявление войны уже не во всех случаях будет предшествовать началу военных действий. В зависимости от того, насколько международные нормы ведения войны выгодны или невыгодны для воюющих сторон, последние будут считать себя в состоянии войны или мира с нейтральными странами» (IMT, vol. XXXVIII, p. 50.). В первый удар по противнику, ставшему главным объектом агрессии, гитлеровцы стремились вложить всю наступательную мощь вермахта, не оставляя сколько-нибудь значительных резервов и сводя до минимума силы прикрытия на других стратегических направлениях. В директиве Гитлера к плану «Грюн» указывалось: «а) все силы должны быть брошены против Чехословакии; б) на западе должны находиться только небольшие силы, необходимые для тылового прикрытия; остальные границы на востоке с Польшей и Литвой только охраняются, юг держать под наблюдением» (Нюрнбергский процесс (в семи томах), т. II, стр. 388.).

Вместе с тем гитлеровцы хотели достигнуть максимальной внезапности как по времени, так и по мощи первого удара. «Для вооруженной борьбы,- рекомендовала упомянутая директива,- важно умело использовать момент внезапности как самый важный фактор победы, который может быть достигнут в результате соответствующих подготовительных мероприятий еще в мирное время...» (Нюрнбергский процесс (в семи томах), т. II, стр. 387.). К таким мерам руководство вермахта относило прежде всего тщательную маскировку всей подготовки к агрессии, дезинформацию. Была разработана целая система мероприятий с целью ввести противника в заблуждение относительно действительных намерений немецко-фашистского командования. Особое внимание уделялось проведению скрытой мобилизации частей и соединений вермахта в мирное время. В плане «Вайс», например, указывалось: «Все приказы по проведению мобилизации должны основываться на законодательстве мирного времени... не следует рассчитывать на публичное объявление мобилизации...» (Там же, стр. 427-428.)

Принципы подготовки и проведения операций и кампаний в основном сводились к следующему: массирование сухопутных сил (большую часть которых составляли танковые и моторизованные соединения), а также авиации на направлении главного удара с целью быстрого прорыва оборонительных линий противника и стремительного продвижения в глубь его территории, нарушение связи и взаимодействия, захват коммуникаций и других стратегических пунктов, охват, окружение и уничтожение крупных группировок.

В конечном счете имелось в виду достигнуть полного разгрома вооруженных сил противника в самом начале войны. Все другие стратегические, политические и экономические задачи решались сообразно с ходом таких действий. Там, где гитлеровцам такой вариант удавался, военные кампании действительно носили быстротечный характер и заканчивались в две - шесть недель. Такие успехи захватчиков стали возможными в силу глубокого внутреннего разложения в правящих кругах капиталистических стран - жертв агрессии.

Концепция блицкрига отнюдь не представляла собой универсального средства решения всех проблем победоносного ведения войны, как это считали гитлеровцы. Она, как и вся военная доктрина фашистской Германии, была внутренне противоречива и порочна во многих своих аспектах. Авантюристический характер политических целей фашизма, их несоответствие имевшимся силам, закономерностям исторического развития, коренным интересам народов неизбежно сказывались на содержании военной стратегии, на способах и методах вооруженной борьбы. Хищнические аппетиты германского империализма, выражавшиеся в откровенно захватнической, агрессивной политике, неизбежно толкали немецко-фашистских военных теоретиков и генералитет на самые крайние методы и средства подготовки и боевого использования вермахта.

Военная доктрина гитлеровской Германии имела некоторые сильные стороны. Но она была в своей основе авантюристичной. Ей были присущи органические пороки фашистской военной теории и военного планирования «третьего рейха», такие, как узость взглядов, недальновидность в решении многих коренных вопросов стратегии, неспособность предвидеть последствия предпринимаемых акций и другие.

Расчет на использование благоприятной ситуации, ставка на временные факторы (опережение противника в подготовке к войне, внезапность нападения, захват инициативы и т. д.), склонность к неоправданно рискованным действиям, непрерывное балансирование на грани успеха и поражения, обстановка подозрительности, интриг, недоверия, царившая среди гитлеровской клики, опасение оппозиции со стороны определенной части высшего офицерства, постоянная боязнь утечки информации - все это вынуждало Гитлера и его окружение, как правило, до поры до времени держать в тайне военные планы, поручать генштабу разработку лишь ближайших акций. И хотя эти обстоятельства не имели решающего значения для исхода войны в целом, они, безусловно, усиливали авантюризм немецко-фашистской стратегии. Возомнив себя хозяевами положения, гитлеровцы в действительности оказывались неспособными противостоять ходу событий.

Достигнутые фашистами в первое время «эффектные» победы не решали вопроса об исходе войны в целом. Немецкие фашисты все более запутывались в своей азартной игре судьбами народов, пока, наконец, ах не настигло неизбежное возмездие.

Ограниченность взглядов нацистов выражалась также в известной переоценке чисто военных и военно-технических факторов и недооценке социально-экономических и морально-политических. И хотя формально военные теоретики и командование вермахта, учитывая опыт первой мировой войны, говорили о большом значении данных факторов, но они понимали их чрезмерно узко, односторонне и поэтому допускали серьезные просчеты в оценке стратегической обстановки и складывавшегося соотношения сил на мировой арене, роли и значения социалистического государства, подъема национально-освободительного движения народов многих стран.

Немецко-фашистская военная доктрина абсолютизировала принципы «молниеносной войны». Конечно, ряд этих принципов не противоречил требованиям ведения современной войны, но одностороннее их применение в борьбе с сильным противником могло повернуться против агрессора.

Командование вермахта использовало положения своей доктрины для разработки способов боевого применения новой военной техники и вооружения, особенно танковых, моторизованных войск и авиации. Упор на использование новейших средств вооруженной борьбы и разработку форм и методов их боевого применения для достижения быстрого и решительного результата на главных направлениях давал военной доктрине гитлеровской Германии известные преимущества в отношении вооруженных сил других капиталистических стран. Это превосходство выражалось, в частности, в способности быстро ориентироваться в выборе наиболее активных форм вооруженной борьбы, во временном поддержании наступательного духа, решительности, стремительности и маневренности в действиях войск, умении эффективно использовать подвижность и ударную мощь современных средств борьбы.

В то же время, сосредоточивая внимание на наступательных формах борьбы, военная доктрина в известной мере недооценивала оборону, а иногда и пренебрегала ею; подчеркивая роль инициативы и смелости в принятии решения и готовности идти на риск, она, однако, стимулировала авантюризм; самоуверенность, высокомерие перерастали в бахвальство и неспособность к трезвой оценке сложившейся ситуации; детально разработанные способы вооруженной борьбы нередко превращались в шаблон; преувеличение роли оперативного использования танков приводило к недооценке организации тесного взаимодействия с пехотой.

Командование вермахта считало, что на первых этапах войны, когда вооруженная борьба будет вестись против континентальных государств Европы, главная роль принадлежит сухопутным войскам. «Успехи или неудачи германской армии,-говорилось в меморандуме ОКБ,-будут оказывать, как правило, решающее влияние на выигрыш или проигрыш войны» (IMТ, vol. XXXVIII, p. 40.).

Однако в этом же документе подчеркивалось, что при определенных условиях, в особенности в связи с изменениями, которые произойдут в ходе войны, роль различных видов вооруженных сил может изменяться и «решающее значение приобретут операции в воздухе или на. море» (Ibidem.).

На совещании командования вермахта 23 мая 1939 г. Гитлер уточнил эти положения: как только сухопутные силы при поддержке авиации и флота оккупируют Голландию, Бельгию и Францию, германские ВВС и ВМФ получат важнейшие базы, необходимые для борьбы против Англии, и «тогда потоки промышленного производства направятся не в бездонную бочку сражений сухопутных войск, а на нужды люфтваффе (Luftwaffe - военно-воздушные силы фашистской Германии.)и военно-морского флота» (IMТ, vol. XXXVII, p. 553-554.).

В ходе второй мировой войны гитлеровцам не удалось осуществить это намерение.

Во взглядах на боевое использование военно-воздушных сил среди военных теоретиков гитлеровской Германии существовало два мнения: командование сухопутных сил и военно-морского флота рассматривало ВВС как средство поддержки в операциях; руководство люфтваффе во главе с Герингом подчеркивало их самостоятельное назначение.

Основным документом, в котором излагались взгляды командования люфтваффе на роль, задачи и способы боевого использования военно-воздушных сил, являлось «Руководство по ведению воздушной войны» (К. Volker (Hrsg.). Dokumente und Dokumentarfotos zur Geschichte der deutschen Luftwaffe. Stuttgart, 1968, S. 466-486.). Составленный штабом ВВС в 1936 г. этот своеобразный оперативно-стратегический и тактический устав служил руководством по строительству и боевой подготовке люфтваффе в довоенный период; переизданный без каких-либо изменений в 1940 г., он сохранил свою силу и в годы войны.

В этом документе ВВС рассматривались как вид вооруженных сил, способный самостоятельно решать оперативно-стратегические задачи и оказывать непосредственную поддержку сухопутной армии и военно-морскому флоту. Главное внимание в нем уделялось вопросам самостоятельных действий авиации, но вместе с тем отмечалось, что важнейшие для нее цели и задачи «должны устанавливаться на основе тщательного учета всех военных, политических и экономических факторов» (Ibid., S. 469.). Известно, что до такого учета немецко-фашистская военная доктрина подняться не смогла.

Люфтваффе, говорилось в руководстве, являются наиболее мобильным и быстродействующим инструментом современной войны, способным в решающей степени содействовать осуществлению планов сокрушительных операций и кампаний. Их «внезапное использование в самом начале войны может оказать решающее влияние на ход войны. Путем выбора соответствующего способа и момента развязывания войны необходимо... вынудить противника с самого начала вести боевые действия в невыгодных условиях... ВВС... дают командованию возможность молниеносно и неожиданно для врага создать ударную группу, а также перенести направление главного удара» (Ibid., S. 471.).

Важнейшей предпосылкой для решения всех стоящих перед военно-воздушными силами задач считалось уничтожение или подавление авиации противника, завоевание господства в воздухе. Борьбу с авиацией неприятеля предполагалось вести прежде всего нанесением внезапных ударов по аэродромам. Использование истребителей для ведения воздушных боев признавалось менее эффективным способом борьбы за завоевание господства в воздухе (К. Volker (Hrsg.). Dokumente und Dokumentarfotos zur Geschichte der deutschen Luftwaffe, S. 477; K. Volker. Die deutsche Luftwaffe 1933-1939. Stuttgart, 1967, S. 212-213.).

Взгляды сухопутного командования на роль авиации в войне излагались в полевом уставе сухопутной армии. В нем ВВС рассматривались как средство завоевания господства в воздухе на решающих направлениях, чтобы создать необходимые условия для поддержки стремительного наступления полевых армий (Die Truppenfuhrung. Ein Handbuch fur den Truppenfuhrer und seine Gehilfen. Berlin, 1935, S. 65, 77, 78.). Взаимодействуя с сухопутными войсками, авиация должна выполнять роль дальнобойной артиллерии, расчищать путь ударным группировкам, наносить удары по коммуникациям и резервам противника, сеять панику в его тылу и войсках, при необходимости обеспечивать снабжение с воздуха прорвавшихся в глубь территории противника бронетанковых войск.

На люфтваффе также возлагались задачи, связанные с подрывом экономики врага. В блицкампаниях против соседних малых стран авиации подобных задач не ставилось, поскольку гитлеровское руководство было заинтересовано в сохранении их экономического потенциала для дальнейшего использования в интересах рейха. В войне с Англией и в случае неудачи блицкрига против крупных континентальных государств авиацию предполагалось использовать прежде всего для нанесения массированных ударов по стратегически важным промышленным объектам противника с целью их уничтожения (K. Volker (Hrsg.). Dokumente und Dokmnentarfotos zur Geschichte der deutschen Luftwaffe, S. 479-481.).

Проблемы строительства военно-морского флота, его наиболее эффективного использования в борьбе против крупных морских держав, прежде всего Великобритании, были решены военной доктриной рейха далеко не полностью.

В феврале 1937 г. адмирал Редер выступил перед руководителями рейха с изложением военно-морской концепции. Исходя из уроков первой мировой войны, которая, по его мнению, была проиграна из-за преимущественно континентальной стратегии кайзеровского генерального штаба и недооценки флота, главнокомандующий ВМФ настаивал на приоритете военно-морского строительства и переносе центра тяжести стратегии на ведение войны на море (Auf antisowjetischem Kriegskurs. Studien zur militarischen Vorbereitung des deutschen Imperialismus auf die Aggression gegen die UdSSR (1933-1941). Berlin, 1970, S. 432.). Эти взгляды не нашли полной поддержки у руководства рейха, которое стремилось сначала осуществить свои политико-стратегические планы на континенте Европы и поэтому главное внимание уделяло форсированному перевооружению сухопутной армии и ВВС. Экономических и финансовых ресурсов для столь же быстрого строительства военно-морского флота не хватало.

Гитлеровцы, стремясь замаскировать направленность германских ВМС против Англии, в качестве главных противников на море называли Советский Союз и Францию. Однако уже в мае 1938 г. Гитлер объявил главнокомандующему ВМС, что Великобритания является потенциальным противником (К. Дениц. Немецкие подводные лодки во второй мировой войне. Перевод с немецкого. М., 1964, стр. 55.), и потребовал соответствующей ориентации в подготовке флота к войне. Главное командование военно-морских сил создало комитет планирования с целью исследования новых проблем и задач, вставших перед флотом. Комитет пришел к выводу, что главная стратегическая задача ВМФ - нарушение морских и океанских коммуникаций островной державы путем уничтожения ее торгового флота. Для решения этой задачи главнокомандующий ВМС предложил фюреру развернуть ускоренное строительство мощного, хорошо сбалансированного флота, который должен был действовать против транспортных судов и сил их охранения на британских коммуникациях в Атлантике. Не отрицая важной роли подводных лодок, командование ВМС первостепенное значение придавало действию боевых групп надводного флота в составе линкоров, броненосцев, «карманных линкоров», вспомогательных крейсеров, миноносцев, которые, как правило, имели преимущество в скорости над кораблями подобных классов английского военно-морского флота. В соответствии с этой концепцией и была разработана новая программа строительства флота.

Иной концепции придерживались командующий германскими подводными силами Дениц и его сторонники, которая была изложена в 1937 г. в плане «сокрушительного удара» по Англии при помощи подводных лодок (К. Dоnitz. Mein wechselvolles Leben. Gottingen, 1968, S. 201.). Они считали, что главным оружием в борьбе против британского торгового судоходства являются подводные лодки, и поэтому основные усилия в военно-морском строительстве должны быть сосредоточены на строительстве мощного подводного флота. Зимой 1938/39 г. в ходе штабных игр командованием подводных сил было установлено, что для успешной борьбы на коммуникациях в Атлантическом океане «необходимо иметь по меньшей мере 300 подводных лодок», а имеющиеся в строю 22 немецкие подводные лодки способны наносить противнику «только булавочные уколы» (K. Donitz. Deutsche Strategie zur See im zweiten Weltkrieg. Frankfurt a/M., 1970, S. 40.). Эти выводы были доложены главному командованию ВМС, но и они существенно не изменили принятых установок по коренным вопросам военно-морской стратегии и строительства флота. Лишь с началом войны военно-морская программа была пересмотрена.

Немецкая военная доктрина, учитывая ограниченные возможности Германии в войне против могущественных континентальных и морских держав, считала необходимым создание мощной военной коалиции. Однако многие существенные проблемы ведения коалиционной войны так и не были решены. Одной из главных причин этого было отношение фашистской Германии к своим союзникам как к неравноправным.

Военная доктрина Италии определялась агрессивной сущностью политики фашизма, уровнем экономического развития страны, спецификой ее географического и стратегического положения. Относительная экономическая и военная слабость страны побуждала итальянских фашистов, жаждавших обширных территориальных завоеваний, продолжать традиционную политику лавирования между более сильными империалистическими государствами. Это и определило непоследовательность курса итальянского фашизма и его дуче Муссолини.

Известный итальянский историк Ф. Вентури констатирует, что у Муссолини не было достаточно определенной, четкой внешнеполитической идеи, а для глубокого анализа общей обстановки ему явно не хватало способностей. Вот почему в решительные моменты он чаще полагался на интуицию. Она подсказывала дуче, что Европа переживает кризис, поэтому тот, кто не боится риска, может больше получить. Главное - не упустить момент, хватать все, что можно, дабы расширить территорию метрополии и колоний (История Италии. Т. 3. М., 1971, стр. 111 - 112.).

Цели Италии в войне, которая считалась неизбежной, были сформулированы Муссолини в выступлении на заседании большого фашистского совета в феврале 1939 г. По сути, эта речь явилась развернутой программой действий итальянского империализма в надвигавшейся мировой войне. Независимость каждой страны, философствовал дуче, определяется доступом к морям. Италия - пленница Средиземного моря, поэтому, чем могущественнее она будет, тем невыносимее станет ее положение. Выходы к океанам преграждает ей «железная решетка»: Корсика, Тунис, Мальта, Кипр, Суэц и Гибралтар. Вот почему первоочередная внешнеполитическая задача Италии, которая не имеет территориальных претензий к Европе, за исключением Албании,- прорвать указанную преграду. После этого Италии, уверял Муссолини, останется одно - продвижение к океанам: к Индийскому - через Судан, Ливию, а к Атлантическому - через французскую Северную Африку. Как при выполнении ближайшей задачи, так и в дальнейшем ей предстоит иметь дело с Великобританией и Францией. Именно поэтому, утверждал дуче, союз с Германией, которая прикроет свою союзницу с тыла, «является основополагающей исторической необходимостью» (F. Deakin. Storia della repubblica di Salo, p. 7.).

У руководителей итальянского фашизма не было недостатка в претензиях на разработку собственной «новой и оригинальной» военной доктрины. Однако в предвоенный период по этой проблеме не появилось сколько-нибудь значительных трудов. Военные теоретики и военные деятели, окружавшие дуче, в угоду ему перепевали известные истины о характере будущей войны, когда-то высказанные ими другими «признанными» авторитетами итальянского фашизма или зарубежными военными теоретиками.

В Италии в 30-е годы дважды издавалась книга «Клаузевиц и современная война». Автор ее полковник Э. Каневари доказывал жизненность разработанных немецким военным теоретиком еще в XIX веке принципов ведения войны, по поводу которых споры продолжались чуть ли не целое столетие. Этот труд явился для итальянских фашистов одним из источников при разработке военной доктрины.

Военно-теоретические взгляды и стратегические концепции фашистского руководства Италии на характер будущей войны были сформулированы еще в 1935 г. в инструкции «О вождении крупных соединений» (L^'Esercito italiano tra la 1-a e Ja 2-a guerra mondiale. Novembre 1918 - giugno 1940. Roma, 1954, p. 115.). Этот документ был официально прокомментирован заместителем военного министра генералом Байстрокки, выступившим с пространной речью в сенате в марте 1935 г. Позднее основные идеи этой инструкции были развиты в книге В. Праски «Война на сокрушение» (V. Prasсa. Der Entscheidungskrieg. Berlin, 1936.), которую Муссолини назвал «подлинно фашистской» по своему духу и содержанию, и труде Т. Силлани «Вооруженные силы фашистской Италии» (T. Sillani. Le forze armate dell^'Italia fascista. Roma, 1939.) с предисловием начальника генерального штаба вооруженных сил маршала П. Бадольо.

В военной доктрине фашистской Италии, как и Германии, подчеркивался тотальный, «интегральный» характер будущей войны. Поэтому для достижения победы предполагалось мобилизовать все промышленные, сельскохозяйственные, материальные и людские ресурсы. Уже в мирное время считалось необходимым осуществить все возможное для перевода экономики на военные рельсы. Вместе с тем признавалось, что для Италии, которая не имела собственного сырья и, кроме того, могла быть легко подвергнута морской блокаде, затяжная война может оказаться гибельной. Поэтому итальянская военная доктрина предусматривала решительный, наступательный и маневренный характер вооруженной борьбы с целью быстрого сокрушения противника. В итальянских уставах оборона рассматривалась как временный вид боевых действий, в ходе которых должны подготавливаться условия для быстрого перехода в наступление.

Главные устремления Германии, Японии и Италии в борьбе за мировое господство

Итало-фашистская военная доктрина декларативно признавала, что победа в войне должна достигаться объединенными усилиями всех видов вооруженных сил и родов войск. Поскольку воплотить в жизнь захватнические планы итальянского фашизма могли лишь сухопутные войска, им отводилась роль основного вида вооруженных сил. Считалось, что применение бронетанковых войск в военных действиях против Франции и на Балканах из-за горного характера местности будет носить ограниченный характер, а в пустынях Северной Африки и Ближнего Востока вообще исключалось.

Роль военно-воздушных сил военной доктриной преувеличивалась. Упор делался на внезапное применение мощной бомбардировочной авиации, объединенной в крупные самостоятельные соединения. Появился даже термин - «воздушная война», под которым подразумевалась самостоятельная борьба воздушных сил, преследующих свои особые цели, но связанных с действиями и функциями прочих видов вооруженных сил (Enciclopedia italiana. Vol. XVIII. Roma, 1938, p. 92.). Предполагалось, что авиация должна наносить удары по наиболее важным и уязвимым объектам противника, как военным, так и гражданским. Действиям авиации по обеспечению наступления сухопутных войск на поле боя отводилась второстепенная роль.

На формирование концепции использования военно-воздушных сил известное влияние оказала теория «самостоятельной воздушной войны» итальянского генерала Д. Дуэ, изложенная в книге «Господство в воздухе» (Д. Дуэ. Господство в воздухе. Перевод с итальянского. М., 1935.). Дуэ считал, что авиация призвана совершить революцию в способах ведения войны и стать решающим фактором победы. По его мнению, победа может быть достигнута посредством установления господства в воздухе, в результате чего противник лишается всех самолетов, авиабаз и авиапромышленности. Рассматривая армию и флот как вспомогательные виды вооруженных сил, необходимые для оборонительных действий в начальном периоде войны, он полагал нецелесообразным использовать авиацию в совместных с ними действиях.

Важное место в предстоящей войне итальянские фашисты отводили военно-морскому флоту, который предназначался для борьбы с морским флотом противника и обеспечения коммуникаций на Средиземном море. Наиболее эффективными считались совместные действия надводных сил, подводных лодок и авиации. Вице-адмирал О. Джамберардино в своей книге «Искусство ведения войны на море» рекомендовал наступательные действия как главный вид боевой деятельности флота, для чего предлагал правительству использовать международные противоречия с целью улучшения стратегических позиций итальянского флота за счет захвата чужих территорий. По мнению Джамберардино, для обеспечения господства на море необходимо иметь в строю большое число линейных кораблей. Он также считал, что итальянский флот должен противопоставить броне английского флота большую скорость и высокую маневренность, позволяющие уйти от преследования превосходящих сил противника (О. di Giаmbеrаrdinо. Seekriegskunst. Berlin, 1938, S. 45-46, 163, 168, 184.).

В целом итальянская военная доктрина, во многом копировавшая немецкую концепцию «молниеносной войны», не соответствовала экономическим возможностям страны. Итальянская промышленность почти полностью зависела от ввоза сырья. В стране добывалось только 8 из 34 основных видов стратегического сырья. «Экспансионистские тенденции и хищнические устремления самых реакционных и самых алчных кругов итальянского общества,- указывал выдающийся деятель компартии Италии П. Тольятти,- всегда наталкивались на непримиримое противоречие между этой непомерной жаждой наживы со стороны касты, привыкшей жить за счет безудержной эксплуатации масс, и той крайней бедностью материальной базы для подобной завоевательной политики, какая отличает Италию...» (П. Тольятти. Избранные статьи и речи. Перевод с итальянского. Т. 1. М., 1965, стр. 219.).

Итальянское верховное командование пыталось найти выход из этого положения путем ориентации на победоносное ведение войны Германией. По его расчетам, Италия в начале войны должна занять выжидательную позицию, сосредоточивая силы в районах будущих боевых действий, а затем, после поражения англичан и французов в Европе, ее армия без особых трудностей захватит французские Ниццу, Савойю, Корсику; Балканский полуостров; английскую военно-морскую базу в Средиземном море - Мальту; Египет и Суэцкий канал; Британское Сомали; Англо-Египетский Судан; Уганду и Кению (В. Белли, К. Пензин. Боевые действия в Атлантике и па Средиземном море. 1939-1945 гг. М., 1967, стр. 129.).

Таким образом, итальянская военная доктрина носила ярко выраженный агрессивный характер и по своему существу была авантюристичной. Определяемые ею цели, характер и размах войны не обеспечивались экономическими возможностями страны. Расчеты на использование в своих интересах успехов Германии и ее помощь были нереальными, так как последняя сама была заинтересована в захвате тех районов, на которые претендовала Италия.

Военная доктрина Японии служила главной политической цели японского империализма - завоеванию господства в Азии, бассейне Тихого океана и районах стран Южных морей. Японской и мировой общественности эта цель преподносилась завуалированной идеями паназиатизма и фразами о необходимости установления «нового порядка» в этих районах, означавшего японское колониальное господство (История войны на Тихом океане, т. II, стр. 341.).

Курс Японии на завоевание господства в Азии и бассейне Тихого океана был определен на конфиденциальных заседаниях правительства 7 и 11 августа 1936 г. В принятом кабинетом министров совершенно секретном документе «Курс внешней политики Японии» цель национальной политики определялась как «обеспечение с помощью координированных действий дипломатии и военных кругов своих позиций на восточноазиатском континенте и расширение продвижения на юг»4. Причем под «действиями военных кругов» понималась, как заявил военный министр С. Араки в июне 1938 г., защита идеи так называемого «императорского пути», то есть пути завоевания соседних стран.

Стремление высшего военно-политического руководства к господству над огромной территорией земного шара, ведущее к столкновению с великими державами, обусловливало особую агрессивность японской военной доктрины и свидетельствовало о ее авантюризме.

Правительство и командование вооруженных сил Японии длительное время считали необходимым главный удар направить против Советского Союза и вследствие этого предусматривали создание на Дальнем Востоке сильной армии, превосходящей советские войска. Военная мощь Японии, говорилось в документе кабинета от 11 августа 1936 г., должна быть такой, чтобы «противостоять любым вооруженным силам, которые Россия сможет выставить и использовать на Дальнем Востоке», и «нанести решающий удар русским в самом начале войны» (ЦГАОР, ф. 7867, оп. 1, д. 482, л. 136.).

Антикоммунистическая, антисоветская направленность военной доктрины была следствием классовой ненависти империалистических кругов Японии к социалистическому государству, коммунистическому движению, в которых они видели главное препятствие в осуществлении своих агрессивных замыслов.

Военная доктрина Японии предусматривала также использование благоприятных условий для нанесения ударов по вооруженным силам США, Великобритании, Франции и Голландии с целью захвата колониальных владений этих стран в Азии и на Тихом океане. Таким благоприятным условием она считала назревавший конфликт крупнейших колониальных стран с Германией и Италией. Высшее военно-политическое руководство Японии считало необходимым использовать самые разнообразные формы давления на колониальные державы: запугивание «красной опасностью», шантаж, дипломатический нажим, пропаганду паназиатских идей среди колониальных народов Азии, заговоры, убийства, подкуп. Оно намеревалось распространять свое влияние «шаг за шагом», до поры до времени не доводя дело до крупного конфликта ( Japan^'s Decisions for War. Stanford, 1967, p. 74.). Придавалось серьезное значение разработке операций по захвату ключевых позиций США и Великобритании - Филиппин, Сингапура и Гонконга - и уничтожению американского тихоокеанского флота3. Завоевание господства на море рассматривалось как решающее условие захвата обширных территорий.

Особенно серьезное внимание обращалось на подготовку к войне с Соединенными Штатами, отношения с которыми все более обострялись. Это обусловило значительное увеличение военно-морских сил Японии. В решении правительства от 11 августа 1936 г. указывалось: «Военно-морские вооружения должны быть усилены до такой степени, чтобы в западной части Тихого океана было обеспечено превосходство над флотом Соединенных Штатов» (ЦГАОР, ф. 7867, oп. 1, д. 482, л. 136.).

Агрессивность японского империализма и военщины породила реакционную теорию «кодо сорёкусэн» («всеобщая война согласно императорскому пути»), которая являлась, по существу, японской разновидностью гитлеровской теории тотальной войны. В теоретических выкладках высшего военно-политического руководства Японии, изложенных в исследовании генерального штаба армии, указывалось, что «всеобщая война» - это не только действия вооруженных сил, но и подчинение интересам войны деятельности внутриполитических и внешнеполитических органов, экономики, науки и пропаганды5. Реакционность теории «всеобщей войны» состояла в том, что она предусматривала агрессивные военные действия в нарушение норм международного права и применение преступных методов ведения войны (в том числе бомбардировку городов, массовое уничтожение мирного населения, использование химического и бактериологического оружия).

Высшее командование считало, что предстоящая война будет мировой, коалиционной, в ней будут использованы многомиллионные армии, новейшая техника и вооружение. В связи с механизацией войск и развитием авиации территории всех воюющих стран станут полем боя1. Достижение победы потребует не только напряжения всех сил страны во время войны, но и тщательной и всесторонней подготовки в мирное время2.

В доктрине было определено, что «политическое и стратегическое руководство в войне имеет исключительно большое значение. Без правильного и полного использования этого руководства нельзя добиться победы» (Архив МО, ф. 6598, оп. 12521, д. 16, л. 8.).

Японская военная доктрина предусматривала контроль со стороны военного руководства над экономикой, внешней и внутренней политикой, идеологией и общественной жизнью, для того чтобы мобилизовать на войну все ресурсы государства. Это положение особенно активно отстаивала тосэйха («группа контроля»), возглавляемая генералом Тодзио и поддерживаемая дзайбацу (Очерки новейшей истории Японии. М., 1957, стр. 186.). Поддержка монополий позволила «группе контроля» последовательно осуществлять свои замыслы: в 1937 г. правительство приняло ряд планов развития военной промышленности, рассчитанных на пятилетку, а закон «О всеобщей мобилизации нации» (1938 г.) предоставил военщине важнейшие рычаги управления государством и оккупированными районами. В соответствии с доктриной военный потенциал страны должен был увеличиваться за счет ресурсов захваченных территорий на континенте и островах Тихого океана.

Военная доктрина Японии исходила из необходимости строить армию из двух видов вооруженных сил: сухопутных войск и военно-морского флота (авиация входила в состав армии и военно-морского флота в качестве рода войск).

Свои наиболее боеспособные сухопутные войска японская военщина концентрировала у границ СССР: в Маньчжурии, Корее, на Южном Сахалине и Курильских островах.

Учитывая превосходство американских и английских военно-морских сил, военная доктрина предусматривала поочередный разгром вражеских флотов путем внезапных ударов авианосной и базовой авиации по основным группировкам противостоящей стороны с последующим вводом в сражение объединенного флота, особенно его линейных сил.

Роль подводного флота и действий его по нарушению коммуникаций противника японским военно-политическим руководством недооценивалась. Значительное место отводилось авиации армии и флота. Нанесение авиацией первых мощных ударов по военным объектам противника считалось предпосылкой для завоевания господства в воздухе, необходимого для успешных боевых действий на суше и на море. «Исход операции решает авиация. Судьбу операции определяет тот, кто обладает наивысшей способностью маневрирования, зависящего от развития авиации, мотомехчастей, путей сообщения». Доктрина определяла, что «без господства в воздухе не может быть господства на море».

Вместе с тем между командованием армии и флота велась борьба за приоритет своего вида вооруженных сил, предопределявшаяся их ориентацией на две конкурировавшие между собой монополистические группировки: армия была тесно связана с концернами Мицуи, Ясуда, Мангё, флот - с концернами Мицубиси и Сумитомо. Разногласия стратегического характера обусловливались интересами монополий, особенностями театров военных действий и самих видов вооруженных сил: командование сухопутных войск выступало за приоритет подготовки войны на материке, военно-морское руководство - за приоритет подготовки войны в акватории Южных морей и Тихого океана. Несмотря на борьбу у между армейской и флотской группировками, главное командование добивалось тесного взаимодействия между видами вооруженных сил, особенно при отработке организации и проведения морских десантных операций.

В октябре 1938 г. командование армии, основываясь на опыте войны в Китае и боев у озера Хасан, приняло полевой устав японской армии, который рекомендовал главное внимание уделять организации взаимодействия между всеми родами сухопутных войск. Основным видом военных действий японской армии считалось наступление, проводившееся с решительными целями: «окружить и уничтожить противника на поле боя» (Полевой устав японской армии 1938 г. Перевод с японского. М., 1939, стр. 168.). Обороне должного значения не придавалось (Там же, стр. 219-236.).

Командование военно-морских сил видело ключ к победе над флотом США и Великобритании в создании и использовании линкоров с орудиями сверхкрупных калибров, а также большого числа авианосцев для действий на удалении от метрополии и нанесения мощных ударов по неприятельскому флоту и его военным базам 3.

Характеризуя военные доктрины наиболее реакционных агрессивных империалистических государств, следует подчеркнуть их взаимосвязь, наличие общих черт. Господствующие классы Германии, Италии и Японии открыто выступали за передел мира в свою пользу. Именно они стояли в авангарде сил империализма,развязавших вторую мировую войну.

Хотя антисоветская направленность была характерной для военных доктрин всех крупных империалистических держав, однако степень и формы ее выражения были различны. Военные доктрины государств фашистского блока, особенно Германии и Японии, прямо и непосредственно нацеливали свои вооруженные силы на войну против Советского Союза. Вместе с тем это не исключало других направлений агрессии, которые на определенных этапах войны могли стать главными.

Решительность политических и стратегических целей, которые фашистские государства ставили в предстоящей войне, обусловливали средства, способы, формы и методы ее подготовки и ведения. Военные доктрины Германии, Италии и Японии предполагали максимальное напряжение сил и ресурсов нации, использование самых коварных и истребительных форм и методов вооруженной борьбы, не считаясь с международным правом и обычаями. Особое внимание уделялось нанесению сокрушительных ударов по противнику в начале войны, в начале военных кампаний и операций. В связи с этим ставка делалась на опережение противника в развертывании вооруженных сил и внезапность нападения. В разработке новых способов борьбы, отвечавших уровню военной техники и вооружения того времени, фашистская Германия и отчасти Япония выдвинулись несколько вперед по отношению к другим капиталистическим странам. Более отсталой была военная доктрина фашистской Италии.