М. М. Анисимов. Огонь из подбитой пушки

(Анисимов Митрофан Митрофанович - гвардии старший сержант, командир орудия 184-го артминполка.)

Это было в январе сорок пятого, в самые трудные дни битвы за Будапешт. Корпус донских казаков за сутки, в распутицу и гололед, совершив многокилометровый марш, занял оборону. Казакам предстояло совместно с другими частями остановить натиск немецких танковых дивизий, брошенных Гитлером на выручку 180-тысячной армии, окруженной в Будапеште.

День и ночь продолжались ожесточенные бои. Из рук в руки переходили населенные пункты. На своем участке донцы стояли насмерть. Танковые тараны гитлеровцев не могли сломить их стойкости. Все попытки немецких войск прорваться к Будапешту закончились провалом.

В одном из боев мое орудие было выведено из строя: осколками снаряда срезало прицельное приспособление, пострадал щит, кое-где еще остались отметины.

- Отвоевались, - с сожалением сказал я командиру огневого взвода гвардии лейтенанту Скоморохову, осматривая изуродованную пушку после боя.

Иван Георгиевич успокоил меня и передал распоряжение командира батареи немедленно ехать в тыл, в мастерские.

Поздно вечером я приехал в село Барачка. Все дома были заняты тыловыми подразделениями, и только на окраине села в полуразрушенном доме нашлась уцелевшая комната.

- Ладно, переночуем здесь. Не к теще в гости приехали, - сказал я ездовым, располагаясь на ночлег.

Немецким войскам на одном участке удалось прорвать наш фронт, и группа танков с бронетранспортерами устремилась в наш тыл. На рассвете они подошли к Барачке. Внезапным ударом фашисты рассчитывали захватить село, перерезать автостраду, соединяющую город Секешфехервар с Будапештом.

Ураганный огонь танков и бронетранспортеров по селу ошеломил тыловые подразделения, и они пришли в движение. Все смешалось. Тут и там рвались снаряды, кое-где загорелись постройки. Ездовые запрягали повозки и старались быстрее убраться из зоны обстрела.

Гвардии старший cepжант М. М. Анисимов

Пушка, из которой он вел огонь по врагу

Я, утомленный беспрерывными боями, крепко спал и не слышал грохота боя. Ездовой, вбежавший в комнату, тряхнул меня за плечо:

- Товарищ старший сержант, немецкие танки подходят к селу.

Я выскочил из дома. Из-за села поднималось солнце. Осмотрелся, оценивая обстановку. Прямо передо мной открывалась ровная лощина, посредине которой виднелись заросли камыша. Слева, у подножия крутого бугра, широкой лентой вытягивалась из села бетонированная автострада. По ней, обгоняя друг друга, грохоча железными ободами колес, неслись обозные повозки. Справа лощины, на косогоре, у синевшей вдали лесопосадки и ближе к окраине села, отчетливо видны были немецкие танки. Чуть дальше, в лесопосадке, стояли бронетранспортеры.

- Что делать, товарищ старший сержант? У нас лошади и передок на той стороне шоссе. - спросил меня ездовой.

Я приказал:

- Беги к ездовым! Гони передок сюда!

- Есть! - И ездовой, придерживая автомат, стремглав пустился со двора.

Я увидел, как один танк отделился от остальных и медленно стал спускаться в лощину. Он часто останавливался. Танкисты, видимо, боялись напороться на мину или на засаду, потому что за эти минуты боя по ним не ударил ни один снаряд. Только отдельные смельчаки вели огонь из винтовок. Решение пришло мгновенно, и я решил стрелять по танку, делясь через ствол орудия, тем более что танк поворачивался ко мне левым бортом.

Отвязал ящик с кумулятивными снарядами, который мы всегда возили на станинах пушки на тот случай, если на марше неожиданно встретятся танки. Сегодня такой случай представился. Привел орудие в боевое положение, завалил плетень, который мешал наводке, стал ждать.

Танк подошел к низкорослому камышу и остановился. Я открыл затвор, встал на правое колено и начал наводить ствол пушки в немецкий танк. Сосредоточенно смотрел в маленькое отверстие ствола пушки, в котором четко вырисовывалась стальная громадина танка с черным крестом, обрамленным белой каймой на борту. Навел и поспешил зарядить.

Резкий выстрел оглушил меня. Пушка подпрыгнула и, так как станины не были укреплены, покатилась назад по обледенелой земле, сильно ударив меня.

Танки противника, как по команде, прекратили стрельбу. Я на миг оторопел от неожиданно наступившей тишины. Еще один танк отделился от основной группы и, придерживаясь следа предыдущего, пошел в лощину, к шоссе.

Навести пушку и произвести выстрел по движущемуся танку одному человеку без прицельного приспособления невозможно. «Хотя бы остановился на мгновение этот второй», - думал я, наблюдая за танком. Тот действительно, не доходя метров тридцати до горящего танка, остановился. Я лихорадочно прильнул к казеннику. Наконец поймал в центр ствола стоявший танк. Но когда я оторвал свой взгляд от канала ствола и поднялся над щитом пушки, то от изумления чуть было не растерялся. Я увидел, как немецкий танкист, высунувшийся из люка, смотрит на меня. Мне даже показалось, что наши взгляды встретились. Фашист быстро скрылся в люке. Судьбу решали буквально секунды. Я схватил снаряд, зарядил пушку и, не раздумывая об опасности удара при откате, выстрелил.

На какую-то долю секунды заметил след горящего трассера и видел, как эта маленькая красная точка впилась в стальную громадину, произошла вспышка, и глухой взрыв раздался в чреве машины. Танк вздрогнул в предсмертных судорогах, его ствол, уже повернутый в мою сторону, низко опустился, чуть касаясь дульным тормозом верхушек камыша, и замер навечно.