В ПАРИЖЕ

В старинный особняк богатого имения, где располагался штаб казачьего отряда, Матвей Иванович приехал затемно. В помещении было тепло, сухо, сияла люстра.

Весь день генерал пробыл под дождем, промок и озяб. Сбросив отяжелевшую бурку, стряхнув с папахи капли дождя, он приказал денщику:

- Неси валенки!

- А они тута,- Степан Пупков, цыганского вида казак с серьгой, проворно стащил с Платова сапоги, натянул на жилистые ноги шерстяные носки.- Теперя к столу. Жакуша, тащи борщ, да не забудь лафитник!

Выглядывавший из-за портьеры слуга-француз понятливо кивнул, вышел с подносом.

После еды генерал сел к камину. Огонь жарко пылал, языки пламени жадно лизали сухие поленья, и они звонко трещали, постреливая искрами.

Матвей Иванович любил смотреть на огонь. В такие минуты мысль уносила его чаще в прошлое, на родной Дон, но теперь стародавняя боль в пояснице заставила думать о себе. Да, годы сказываются, берут свое.

На днях его опять наведал доктор Виллие. Все расспрашивал о здоровье, озабоченно вздыхал.

- Что это вы обо мне печетесь?- не выдержал Матвей Иванович.- О здоровье ли сейчас думать!

- Как же не печься! Оно вам богом дадено, от него зависят все ваши деяния.

Виллие - авторитет, лейб-хирург, президент российской медицинской академии, он непременное лицо во всех поездках императора. Платов, конечно, догадался, что доктор прибыл неспроста, не иначе как по велению императора. После рейда в Фонтенбло Александр к нему охладел. Когда докладывал о неудаче с освобождением папы, заметил, как на широкий лоб Александра легли недовольные складки.

- Опоздали, упустили удачу,- вымолвил с упреком.- Не тяжко ли в походе, атаман?

- Никак нет,- ответил Матвей Иванович и для вящей убедительности добавил:- Еще есть запас в пороховнице.

- Цвет лица мне ваш не нравится,- и подсладил горечь слов скуповатой улыбкой...

Матвей Иванович пошуровал в камине кочергой.

- Дайте-ка я,- подскочил денщик и бросил в огонь поленья.

- Полковник Шперберг на месте?- спросил генерал.

- Здеся, он уж заглядывал, справлялся о вас.

Шперберг прибыл с привычной синей папкой, доложил:

- В ваше отсутствие был офицер из корпуса Раевского, передал просьбу генерала ожидать его завтра поутру. Еще просил, чтобы при этом непременно были генералы Кайсаров и Греков. Паисию Сергеевичу я уже сообщил, а к Грекову послал нарочного.

- Не сказывал ли офицер, зачем приедет Раевский?

- Справлялся, но он не ведал. Донесение надобно подписать, ваше сиятельство.

- Читай.- Платов откинулся в кресле, прикрыл глаза.

В донесении сообщалось, что полки отряда сосредоточены в районе Арси, взятого казаками накануне, и в полной готовности к наступлению на Париж. Город Арси находился в долине Сены, выводящей к французской столице: никак ее не минуешь. Скрипя пером, генерал вывел свою подпись.

«Видно, наступать придется вместе с корпусом Раевского,- вспомнил он сообщение.- Только зачем же ему приезжать?»

Раевского Матвей Иванович знал с давней поры, когда еще формировал под Чугуевым Новодонское казачье войско. Это было в 1787 году. Тогда к нему прибыл совсем еще по виду мальчик, гвардейский поручик: неширокие плечи, тонкая шея, румянец на щеках. Представился, подал письмо от самого Потемкина. Грозный начальник повелевал прикомандировать своего дальнего родственника на выучку в казачий полк и требовал, чтобы его употребляли в службе прежде всего как простого казака, а уж потом по чину Указывал, чтоб казачью службу офицер испытал сполна, без всяких послаблений, познал бы тяготы и лишения, столь необходимые для дальнейшего опыта.

- Вам сколько же лет?- спросил Матвей Иванович, глядя на старательно тянущегося в стойке офицера.

- Пятнадцать в сентябре исполнилось,- ответил тот петушком.

- Вы знаете, о чем пишет светлейший?

- Так точно. Князь прочитал мне письмо.

- Ну и ладно, ежели знаете. Направляю вас в полк Андриана Денисова. Ему офицеры нужны... Только предупреждаю, полковой начальник с характером, да и нести службу простого казака нелегко.

- Я готов подчиниться повелению.

Год Раевский числился волонтером, осваивал казачьи премудрости, ходил в караулы да наряды, чаще других назначался в линию аванпостов, не уклонялся и от работ, каких в полку бывало в избытке.

Через год Потемкин спросил Платова.

- Ну как там мой внук? Справляется ль с делами?

- Весьма усердный и понятливый офицер, познал дела не хуже любого донца,- ответил Платов. Офицер и в самом деле был сметлив, скромен, не шумлив, и своей исполнительностью не раз отмечался начальством.

- Стало быть, пора и полк ему вручить. Вскоре Николай Раевский, сменив гвардейский чин на армейское подполковничье звание, вступил в командование полком.

Раевский прибыл в обещанный час. В штабе уже находились Кайсаров и генерал Греков-восьмой, командовавший, как и Кайсаров, бригадой из трех полков. Пожалуй, из всех казачьих генералов он наиболее опытный, побывал во многих переделках и сражениях, вместе с Суворовым участвовал в Итальянском и Швейцарском походах. Нервное лицо, израненная пулей кисть руки, но в волосах ни единой седой нити, хотя ему за пятьдесят. Сам он из простых казаков, грамоте не обучался, чин генеральский завоевал безграничной отвагой и удалью.

Генерал Раевский вошел и, слегка прихрамывая, направился к Платову.

- Рад встрече, Матвей Иванович! Счастлив, что вижу здоровым и крепким!- Они обнялись.

Раевский ростом ниже Платова, но в плечах широк, крепкая затянутая в мундир грудь, спокойный взгляд, складки у губ, выдававшие сильный характер.

- Привез, Матвей Иванович, пакет вам от императора.

- Господа,- обратился Платов к находившимся в комнате,- оставьте нас на время.

Они сели за стол, один против другого. Со стариковским нетерпением Матвей Иванович бросал взгляд то на Раевского, то на лежащий засургученный пакет.

- Вчера мне довелось быть в главной квартире,- начал Раевский.- Вызывали по причине предстоящего наступления на Париж. Потом был у императора. Докладывал о своих делах. Когда уходил, он повелел доставить для вас сей пакет.

Недоброе предчувствие не обмануло Платова: император повелевал сдать командование отрядом Кайсарову, самому же прибыть в Главную квартиру.

Матвей Иванович дважды прочитал документ, неторопливо сложил его.

- Ну что ж, этого ждал,- сказал он, стараясь придать голосу твердость.- По правилу надобно попрощаться с полками.

- Приказано ехать без промедления.

- Без промедления и поеду.- И кликнул адъютанта, Кирилла Грекова.- Пригласи-ка, есаул, генералов да Шперберга.

- Ну вот, господа и боевые товарищи, кончилась моя с вами служба. Отзывают в Главную квартиру. Приехал за мной Николай Николаевич.- Платов медленно прошелся перед генералами, остановился.- С сей минуты в командование отрядом вступает генерал Кайсаров. Слышишь, Паисий! А первым помощником его и правой рукой быть отныне вам, Петр Матвеевич.- Генерал Греков щелкнул каблуками.- Вас, Константин Павлович, благодарю за помощь и все доброе, что вы вершили при мне. Пока остаетесь при штабе. Обещаю вам генеральский чин, постараюсь непременно выхлопотать. Вот, скажу я вам, и все.- И устало опустил руки.

По прибытии в Главную квартиру он явился к Барклаю, доложил о сдаче отряда.

- Отныне, граф, вы приписаны к Главной квартире. Так повелел император.

8-го марта произошла битва при Арси-сюр-Об. Она продолжалась весь день, а ночью Наполеон направил всю свою кавалерию против левого фланга армии Шварценбер-га, где находился отряд Кайсарова. Казаки расположились лагерем, спали, когда среди ночи послышалась стрельба. Неприятелю удалось опрокинуть охранение, ворваться в лагерь, захватить артиллерийскую батарею. Казаки отступили.

Узнав об этом, Платов пришел в неистовство.

- Никогда еще не было подобного! За всю службу не бегал я от неприятеля! Рано, рано списали меня! Был бы в отряде, не допустил такого позора!

Он написал Кайсарову полное гнева письмо, упрекал его, требовал, чтобы в дальнейшем искупил делами свой досадный промах и никогда бы ни знал ретирад.

А утром следующего дня двигавшиеся на соединение с Наполеоном корпуса маршалов Мармона и Мортье столкнулись у деревни Сомса с казачьими частями Кайсарова. Находившийся поблизости генерал Раевский развернул свой гренадерский корпус в боевой порядок и решительно атаковал неприятеля.

Побоище было страшным. Двух французских дивизий не стало. Были разбиты и корпуса Мармона и Мортье. Бросив семьдесят пять орудий, они спешно отступили к Парижу.

Платов наблюдал схватку. Он видел, как полк Иловайского бесстрашно врубился во вражское каре и сумел обратить драгун в бегство. Видел и другие полки из бывшего своего отряда. Они бились со свойственной казакам лихостью.

После сражения он поспешил к Кайсарову:

- Письмо мое получил?

- Так точно...

- Порви и забудь. За сегодняшнее дело большое казакам спасибо!- Сдернув папаху, атаман низко поклонился...

18 марта началось сражение за Париж. Планом предусматривалось овладение столицей с двух направлений: с севера - Силезской армией фельдмаршала Блюхера и с востока - Главной армией, которой командовал австриец Шварценберг.

На рассвете русская артиллерия нанесла удар по вражеским позициям на Бельвильских высотах, находящихся у восточной окраины Парижа. Вслед за тем перешел в наступление находящийся в авангарде армии корпус Раевского.

На командный пункт на горе Шомон Матвей Иванович прибыл, когда корпус атаковал врага. Из затянутой дымкой дали доносился грохот сражения.

- Это же возмутительно!- неистовал генерал 1 оль. - Назначить наступление и не подвести ко времени войска!

- О чем вы, Карл Федорович?- спросил его Платов. - Нет ни армии Блюхера, ни австрияков Шварценберга! Блюхер донес, что опаздывает на семь часов, а Шварценберг заявил, что подойдет с войском не ранее полудня.

- Да как же можно такое!

- Это у нас нельзя, а у союзников можно. Мы не стали ждать. Ежели пушки заряжены, а шнуры натянуты, остается одно - стрелять! Вот мы, не ожидая их, и начали.

Знавший о планер сражения Шварценберг два дня назад послал к Блюхеру'офицера. Путь предстоял неблизкий, и нужно было торопиться. Однако на переправе у реки майора задержали. Комендант накричал и сказал, что пропустит лишь после того, как пройдет дивизия.

- Ну черт с тобой!- выругался австрийский майор и направился в придорожную гостиницу.

Он не спал вторую ночь, и усталость свалила его. Проснулся, когда в окно заглянуло солнце, в штаб Силез-ской армии прибыл только к вечеру.

Прочитав распоряжение Шварценберга, начальник штаба Гнейзенау бросился к карте, измерил расстояние до столицы:

- Скачите назад, майор, и передайте, что у армии нет крыльев. Она прибудет с опозданием на семь часов!

По непонятным причинам запаздывали войска и Шварценберга.

Против корпуса Раевского и гвардейцев Ермолова оборонялись войска французского маршала Мармона. Они заняли подготовленный рубеж, сосредоточили артиллерию и, отбив первую атаку русских, нанесли им немалые потери. Туда на усиление наступающих бросился с гвардией генерал Ермолов.

Ударила дивизия Паскевича, подоспела дивизия Чегла-кова. Но засевшие на высоте французы дрались с упорством. Накануне им прочитали письмо Наполеона, который обещал поспешить на помощь столичному гарнизону, требовал держаться любой ценой.

Генерал Раевский, сосредоточив огонь артиллерии по высоте, предпринял обходный маневр. После второй атаки высота пала. Противник начал отход. В преследование бросилась бригада генерала Княжина. На плечах отступающих гренадеры ворвались в деревню Маниль-Монтан.

Бой шел уже в предместье столицы, когда, наконец, прибыл австрийский корпус генерала Гиулая.

- Они знали, когда прийти, чтобы войти в Париж первыми,- съязвил Толь.

- Раевский с Ермоловым и без союзников завершат начатое,- сказал Барклай и распорядился держать австрийцев в резерве.

А в полдень к северной окраине города подошли и передовые соединения Силезской армии. Это были русские корпуса генералов Радзевича и Капцевича. Они с ходу атаковали позиции на Монмартрской высоте, где оборонялся корпус маршала Мортье и дивизия Мишеля. Обойдя неприятельский фланг, 13-й и 14-й егерские полки графа Воронцова бросились в штыковую атаку. Не выдержав удара, неприятель отступил, оставив в деревне Вилет всю находившуюся артиллерию.

В образовавшиеся бреши устремились конные лавы. В числе передовых были казаки генерала Иловайского. Обойдя с фланга отступающих, они крушили в панике бегущих солдат и офицеров маршала Мортье.

- Мортье... Мортье...- силился вспомнить Матвей Иванович, когда услышал это имя.- Уж не тот ли это, что был в Москве?..

- Да-да, тот самый,- подсказал генерал Толь.

В октябре 1812 года Молодая гвардия, которой командовал Мортье, уходила из Москвы последней. По приказу Наполеона она должна была взорвать Кремль. Приказ гвардия не смогла выполнить, ей удалось лишь разрушить часть стены. Ворвавшиеся казаки Иловайского, а вслед за ними другие кавалерийские части помешали сотворить черное дело. Французы Мортье вынуждены были бежать вдогонку отступившей к Малоярославцу «великой армии».

И вот теперь, спустя полтора года, тот же самый полк Иловайского бил войска Мортье в Париже.

В пять часов вечера к командному пункту, где находился со своей свитой Александр, прискакал французский офицер. В руках сопровождавшего его трубача - белое полотнище.

- Вот и парламентер. Сражение выиграно,- сказал Толь Платову.

Твердо ступая, офицер-парламентер приблизился к Барклаю, отдал честь:

- Генерал, я выполняю поручение маршала Мармона. Он просит прекратить сражение, готов принять условия перемирия.

Поутру 19 марта союзные войска вступили в Париж. Шествие открыл лейб-гвардии казачий полк генерала Орлова-Денисова. За ночь донцы вычистили коней, амуницию, и гвардейцы имели грозный и вместе с тем привлекательный вид.

После донцов проследовала колонна генералитета, в которой находился и Платов. Он ехал рядом с Раевским. За генеральской колонной повзводно шла пехота и кавалерия, замыкали шествие артиллерийские батареи. Миновав предместье Сен-Мартень, войска вступили на внутренний бульвар столицы и по нему вышли к Королевской улице, на площадь Людовика, а затем на Елисейские поля.

Казачий полк Гордеева расположился на окраине столицы, в домах горожан.

На второй день казак Прохор Кутнев отпросился у хорунжего в город, купить дратву: в сотне он числился чеботарем.

- Иди, да не задерживайся,- предупредил хорунжий. В городе творилось невообразимое. Народ заполнил

улицы, скверы, площади. На стенах домов расклеены прокламации: «Жители Парижа! Правители наши были бы изменниками противу вас и Отечества, если бы по низшим уважениям личности заставили долее молчать глас совести,- читал вслух грамотный.- Она же громко вопиет, что всех злосчастий, вас удручающих, виной один человек...»

- Кто же?- вопросили из толпы.

- Известное дело кто: Наполеон!

- Не сметь упрекать императора! Он - великий из великих!

- Тот-то великий, что принес нам столько горя!

- Будь проклят твой великий! Мой муж не вернулся из России!

- У меня погиб в Италии брат!

Особенно многолюдно было вблизи тех мест, где расположились на постой войска. Предприимчивые торгаши развернули бойкую торговлю, сбывая втридорога несведущим в коммерческих делах солдатам сомнительного качества товары и различные безделушки.

Прохор ловил на себе любопытные взгляды, кивки и с чистосердечной простотой отвечал.

На дверях многих закусочных висели картонки с выведенным непонятным для французов словом бистро. Прохор зашел в одно.

- О-о, бистро, бистро!- засуетился хозяин и поставил перед ним стакан вина и какую-то закуску.

- И себе!- гость ткнул пальцем в грудь хозяина.

- О-о! Да-да!- ответил тот.

Они выпили густое, кофейного цвета вино.

- Хорошо!- подмигнул казак.

- О-о, хо-ро-шо,- с трудом выговорил француз. Прохор пошел дальше, вышел на городскую площадь, где за сквером возвышался кафедральный собор. Неожиданно пред ним вырос монах, осенил Прохора крестом и заговорил. Прохор слушал непонятную речь, улыбался. Вокруг образовалась толпа. Какой-то бородач тыкал пальцем в грудь Прохора, что-то спрашивал.

- Казак я, казак,- объяснял Прохор.- Донской я... В Париже - Сена, в Расее - Дон... Понимаешь?

- До-он, до-он,- улыбался бородач и показывал на колокольню собора.

Чернявая красотка вызывающе посматривала на Прохора. «Ах, шельма! Такую бы приласкать!»- промелькнула у него грешная мысль. Прохор озорно подмигнул, и она в ответ залилась смехом. Потом бесцеремонно ухватила его под руку и увлекла с собой...

Вернулся Прохор в полк на рассвете. В висках ломило, на душе было муторно.

- Дратву-то хоть купил?- спросил хорунжий.

- Купил, только шут знает, где ее задевал,- соврал Прохор.

Однажды Матвей Иванович попал на Елисейские поля, где располагались бивуаком казачьи полки. В сопровождении начальников обошел лагерь.

- Дозвольте, ваше сиятельство, стихи в вашу честь прочитать?- выступил вперед'есаул.

- А, Котельников!- узнал письмоводителя Матвей Иванович.- Стихи? В мою честь? Оные нужно слагать в их честь,- указал он на окруживших казаков.

- И они не обойдены высоким словом.

С Оки, за Днепр, за Неман, Вислу, 
Чрез Одр, чрез Ельбу и чрез Рейн 
Преплыть вперед, противу смыслу 
Свирепого врага за Сейн, 
Верхом в доспехах с казаками, 
Без суден целыми Полками; 
В ночи без звезд и без дорог 
Скакать чрез твани, горы, скалы, 
Сквозь лес, стремнины, чрез каналы, 
Признайтеся!- никто б не мог...

Казаки затихли, слушали казацкого поэта, излагавшего стихами то, что ими было пережито.

Когда Котельников кончил, Матвей Иванович подошел к нему, обнял:

- Спасибо, есаул, уважил. Спасибо, что прославил казачью удаль и отвагу, преданность людей Дона. Хорошо, скажу я вам. И много ль у вас сложено?

- Целая тетрадь, ваше сиятельство.

- Непременно их нужно пропечатать. Вы, есаул, потом о себе напомните.

В том же году Матвей Иванович помог Котельникову отпечатать книжечку в военно-походной типографии. Дальнейшая судьба автора была трагична. Разуверившись в религии, он выступил против церкви, был судим. Отбывал наказание в Шлиссельбургской крепости, а потом был сослан в Соловецкий монастырь, где и умер.

Однажды внимание проезжавшего по улице Матвея Ивановича привлек спешащий людской поток.

- Что там такое? Разузнай!- приказал он адъютанту Кириллу Грекову.

- Там статую Наполеонову стаскивают,- доложил есаул.

Посреди широкой Вандомской площади возвышалась высокая мраморная колонна со статуей Наполеона. От статуи во все стороны тянулись канаты, закрепленные на вб-ротах.

- Приготовиться!- пронеслась команда.- Опускай!

Люди стали вращать вороты, статуя дрогнула. Повиснув на канатах, слегка раскачиваясь, стала медленно опускаться.

- Бра-а-во! Бра-а-во!- прокатилось над площадью. Матвей Иванович вдруг вспомнил, как несколько дней назад он сопровождал в свите Александра. На площади у колонны император тогда остановился, взглянул на статую своего врага и сказал французским чинам:

- У меня, пожалуй, закружилась бы голова на такой высоте.

- Да, да,- согласились французы, поняв намек...

Свергли не только статую. Через несколько дней Наполеон подписал в Фонтенбло отречение от власти, простился с гвардией и был препровожден на остров Эльба.