Глава 3. Мотекухсома и Кортес [1976 Гуляев В.И.

7 ноября 1519 г. Кортес торжественно вступил в Истаналапан - южное предместье Теночтитлана. Встреча превзошла все ожидания испанцев. "В каких дворцах нас разместили!- восторженно восклицает Берналь Диас. - Как они обширны, как хорошо выстроены из прекрасного камня, кедра и других душистых деревьев, с чудесными комнатами, с просторными дворами под навесами из хлопчатобумажной ткани. Осмотрев все это хорошенько, мы вышли в огороды и сады, да такие чудесные, что не насмотришься, не нагуляешься... Можно было наблюдать, как большие челны проходят из озера в сады по каналам..."¹

План Теночтитлана, составление которого приписывается Э. Кортесу. Впервые опубликован в Нюрнберге в XVI в. в одном из изданий 'Писем' Кортеса в переводе на латинский язык. На рисунке четко видна планировка столицы ацтеков: в центре - квадратная большая площадь с главным храмом города в честь бога Уицилопочтли и дворцы правителей вокруг. С берегом озера Теночтитлан связывают длинные каменные дамбы: слева - южная, на Истапалапан; вверху - западная, на Тлакопан (Такубу) и справа - северная, на Тепеяк

На следующий день с первыми лучами солнца вся армия была уже на ногах. Повинуясь призывному сигналу военной трубы, солдаты торопливо разбирали оружие и привычно строились в походную колонну: по четыре человека в ряд. У всех было приподнятое настроение. Приближались решающие минуты. Удастся ли им полностью осуществить свой хитроумный план и одним ударом захватить столицу ацтеков?

Там, впереди, отчетливо вырисовывались очертания громадного города с его бесчисленными храмами, дворцами, ступенчатыми пирамидами и садами. Над Теночтитланом всходила заря нового дня - 3 Кечальи, 8 Эхекатл, 1 Тростник эры нахуа, или 8 ноября 1519 г. по европейскому летосчислению.

Черной и кровавой осталась та заря в памяти индейцев. Вместе с ней в истории Америки закончилась одна важная эпоха и наступила другая. Горе и смерть принесли ацтекам бледнолицые чужеземцы в железных шлемах, сумевшие увлечь под свои знамена армии доброй половины земель, принадлежавших некогда Тройственной лиге - Теночтитлану, Тескоко, Тлакопану.

"Мы шли, - вспоминает Берналь Диас, - по дамбе, которая здесь шириной в 8 шагов и прямиком ведет в Мехико... Дамба была полна людей... так что мы с трудом прокладывали себе дорогу сквозь толпу. Полны народа были также башни, храмы и пироги, прибывающие со всех сторон... Мы не верили глазам своим. С одной стороны, на суше - ряд больших городов, а на озере - ряд других, и само озеро покрыто челнами, и на дамбе много мостов, переброшенных через каналы, и перед нами великий город Мехико, а нас - только четыре сотни солдат! И вспомнили мы слова и предостережения жителей городов, через которые проходили: "Не входить в Мехико, где нас перебьют"... Были ли на свете мужи, которые проявили бы такую дерзкую отвагу?"²

Этот способный и честолюбивый человек, которого часто пытаются противопоставить Кортесу, освещает события конкисты почти так же, как и его обожаемый начальник: он забывает упомянуть о двух "несущественных" деталях. Во-первых, за спиной "четырех сотен" испанских солдат находилось вполне надежное прикрытие из 10 тыс. союзных индейских воинов - тлашкальцев, тотонаков, чолульцев, уэшоцинков и др. Во-вторых, в то время как ничего не подозревавшие ацтеки готовили чужеземцам пышную и торжественную встречу, Кортес уже имел тщательно продуманный и доведенный до каждого испанского солдата коварный план захвата Теночтитлана, а затем и всей страны.

Чужеземцев, видимо, уже ждали. По большой улице, в которую упиралась дамба, навстречу им двигалась пышная процессия.

"...Посреди толпы индейских вельмож, - пишет американский историк Вильям Прескотт, - предшествуемых тремя государственными сановниками, несшими золотые Жезлы, показался царский паланкин, горящий полированным золотом. Его несли на плечах вельможи, а балдахин яркого перяного изделия, усеянный драгоценностями и украшенный серебряною бахромою, поддерживали над ним четыре ассистента того же сана. Они были босы и шли медленным, мерным шагом, опустив глаза в землю..."³

Встреча Кортеса с Мотекухсомой. В центре изображена индианка Марина (Малинче-Малинцин), переводящая разговор предводителя конкистадоров с ацтекским тлатоани ('Флорентийский кодекс', XVI в.)

Увидев чужеземцев, Мотекухсома вышел из паланкина и направился дальше пешком по узкой пестрой дорожке из красивых тканей, которую услужливо расстилали перед ним проворные сановники. "Император" опирался на плечи двух ближайших своих советников и родственников: Куитлахуака - правителя Истапалапана и Какамацина - правителя Тескоко.

В свою очередь, Кортес соскочил с лошади, галантно снял шляпу и, широко улыбаясь, двинулся навстречу грозному тлатоани ацтеков.

Мгновение спустя представители двух миров, наконец, взглянули друг другу в глаза. Лицом к лицу встретились два исторических персонажа, принадлежавшие к абсолютно разным эпохам. Встреча Кортеса и Мотекухсомы выглядит столь же невероятной, как, например, встреча Гильгамеша с Иваном Грозным или Тутанхамона с Карлом XII. И тем не менее, все происходившее было реальностью. Детали этой удивительной встречи мы знаем благодаря нескольким очевидцам.

Мотекухсома Шокойоцин - девятый тлатоани Теночтитлана, вступивший на престол еще в 1502 г., был облачен в широкий квадратный плащ тилматли из тончайшей хлопчатобумажной ткани с вышивкой по краям, обут в сандалии из кожаных ремешков и золотых круглых бляшек. И плащ и сандалии были усыпаны жемчужинами и драгоценными камнями, среди которых выделялся необыкновенной величины изумруд, который ацтеки ценили дороже золота. Голову правителя украшала корона из длинных перьев, ниспадавших ему на спину и олицетворявших его воинскую доблесть.

"Императору" ацтеков было около 40 лет. Черты овального лица этого высокого, пропорционально сложенного человека, с более светлой, чем у других соплеменников, кожей отличались правильностью и мягкостью.

Этот портрет принадлежит перу Берналя Диаса. Нам же следует добавить (об этом "забыли" сказать Кортес и его верный солдат), что Мотекухсома был смелым и энергичным правителем, искусным полководцем, человеком достаточно образованным: он имел значительные познания в области астрономии, истории, философии и ораторского искусства. За 17 лет своего беспокойного царствования (1502-1519) Мотекухсома не раз демонстрировал свои недюжинные способности и на поле брани, и на политическом поприще. Если же правитель ацтеков до сих пор во многих исторических трудах выглядит коварным и подозрительным тираном, жестоким властителем, предавшим при первой же угрозе извне свой народ, то это всего лишь результат ловкой интриги испанского конкистадора, не только уничтожившего правителя ацтеков физически, но и очернившего его в глазах последующих поколений.

"В тот роковой день, во вторник, 8 ноября 1519 года... два человека стояли друг против друга, глядя прямо в глаза. Но глаза мексиканца были крохотными озерами, которым предстояло вскоре высохнуть под палящим солнцем иной цивилизации, тогда как в глазах Кортеса искрилось безбрежное море"⁴, - пишет известный историк Сальвадор Мадариага. Действительно, перед лицом европейских завоевателей непрочное, раздираемое внутренними противоречиями государство ацтеков исторически было обречено.

А пока два человека - представители разных эпох и континентов - внимательно изучали друг друга. Но вот Кортес сделал шаг вперед. С видом знатного гранда, раздающего неслыханные богатства, конкистадор протянул Мотекухсоме нитку дешевых бус из цветного стекла. И было нечто символическое в том, что в обмен на эти жалкие побрякушки он получил от ацтекского правителя два золотых ожерелья тончайшей работы.

"Когда Кортес, - вспоминает Берналь Диас, - приблизился к Мотекухсоме, каждый из них низко поклонился другому. Мотекухсома приветствовал нашего капитана, а Кортес с помощью доньи Марины в ответ пожелал ему доброго здоровья... Затем вынул ожерелье, сделанное из разноцветных граненых бус... и повесил его на шею великому Мотекухсоме, но когда он попытался обнять императора, то был удержан двумя ацтекскими вельможами, которые посчитали это оскорблением своего государя... После этого Мотекухсома приказал двум своим племянникам⁵, которые помогали ему, правителям Тескоко и Истапалапана, проводить нас до наших жилищ... И они привели нас к большим домам, способным вместить нас всех и принадлежавшим прежде деду великого Мотекухсомы по имени Ашайякатль... Когда мы вошли во двор, великий Мотекухсома уже ожидал нашего капитана. Взяв Кортеса за руку, он отвел его в богато украшенный зал, где должны были находиться апартаменты нашего предводителя. Здесь Мотекухсома приготовил для него необычайно богатое ожерелье в виде золотых крабов - великолепное произведение, которое он и повесил на шею Кортеса... После этой церемонии, за которую Кортес поблагодарил его с помощью наших переводчиков, Моте кухсома сказал: "Малинче, ты и твои братья находитесь в своем доме. Отдыхай с миром". Затем он вернулся в свой дворец, расположенный неподалеку"⁶. Примерно то же самое говорит и Кортес во втором письме к Карлу V: "И мы двинулись по улице и шли до тех пор, пока не добрались до очень большого и красивого здания, которое он (Мотекухсома. - В. Г.) отвел нам... И там он взял меня за руку и привел в огромный зал... где заставил меня сесть на богато украшенное возвышение и, сказав, чтобы я его подождал, удалился.

Спустя некоторое время, когда все мои люди уже разместились, он вернулся с большим количеством различных украшений из золота, серебра и перьев, а также с пятью или шестью тысячами плащей из хлопчатобумажной ткани, богато украшенных и тонкой работы. И, вручив мне все это, он уселся на другое возвышение, которое для него сделали..."⁷

Долина Мехико в XVI в. (по А. Белову и Р. Кинжалову, 1956)

Индейские рассказы и предания, записанные испанским монахом Бернардино де Саагуном несколько десятилетий спустя после упомянутых событий, как никакой другой источник живо воссоздают те чувства и переживания, которые испытывали жители Анахуака при вступлении Кортеса в Теночтитлан. Правда, следует помнить, что реальные факты тех драматических дней уже прошли здесь сквозь призму поэтического воображения воинственного и гордого народа, разбитого, но не сломленного европейскими завоевателями. К тому же они были записаны, хотя и на языке нахуа, но чужеземцем. Поэтому в легендах, песнях и сказаниях индейцев-нахуа причудливо переплетались правда и вымысел, элементы фантазии и протокольная точность судебного обвинительного документа. "В это время, - говорится во "Флорентийском кодексе" XVI в. (это иллюстрации и пояснения индейских художников к книге Саагуна), - наряжается, украшает себя Мотекухсома, чтобы идти на встречу. И все остальные великие правители, сэновники, вельможи и знатные лица. Вот уже идут они все встречать тех, кто прибывает. В большие блюда положены красивые цветы; посредине кладут цветок с приятным запахом и благоухающий желтый цветок, очень ценный. Есть гирлянды с поперечными подвязками для груди. Несут также ожерелья из золота, ожерелья из больших бусин.

Там, в Уициллане (район Теночтитлана. - В. Г.) выходит им навстречу Мотекухсома и делает подарки капитану, который ведет войско, и тем, кто пришел воевать. Им вручает он подарки, вешает на шею цветы, дает цветочные гирлянды... возлагает на голову венки. Тотчас же кладет он перед ними золотые ожерелья, все подарки, подарки в знак дружбы и мира.

Когда он закончил раздавать ожерелья, то Кортес спросил его:

- Возможно ли, что это ты? Ты ли это? Правда ли, что ты - Мотекухсома?

Он (Мотекухсома. - В. Г.) приближается к нему и кланяется так низко, как только возможно, говоря при этом: "Господин наш: ты утомился, ты устал; ты уже прибыл на свою землю, ты достиг своего города - Мехико. Ты прибыл сюда, чтобы сесть на свое место под балдахином, на свой трон. О, для тебя его сберегали, для тебя его сохраняли те, которые уже уходят, те, которые тебя заменяли. Вот уже пять, десять дней нахожусь я в печали, устремив свой взгляд в Область Неведомого. И ты явился из облаков, из тумана... Придите же на свою землю, господа наши!"

По словам индейского автора, Кортес ответил правителю ацтеков довольно грубо и высокомерно ("на странном языке, на диком языке"): "Верь мне, Мотекухсома, и ничего не бойся. Мы очень любим тебя. Сегодня наше сердце довольно. Мы видим твое лицо, мы слушаем тебя. Давно уже хотели мы увидеть тебя... Мы уже пришли, уже прибыли в твой дом, в Мехико, и, таким образом, ты можешь слушать наши слова вполне спокойно"⁸.

Вместе с Мотекухсомой, как мы помним, Кортеса встречали и другие сановники и правители государств, входивших в Тройственную лигу, - цвет местной знати: правитель Тескоко - Какамацин, правитель Тлакопана - Тетлепанкецацин, правитель Тлателолько - Ицкаухцин, правитель Истапалапана - Куитлахуак, дворецкий Мотекухсомы - Топантемокцин и несколько десятков вождей более низкого ранга. Эта деталь очень важна для понимания дальнейшего развития событий.

Итак, Мотекухсома и Кортес встретились у входа в Теночтитлан, обменялись подарками и, произнеся подобающие историческому моменту речи, направились к дворцу Ашайякатля, где должны были разместиться конкистадоры и их индейские союзники. Что же случилось потом? Если верить словам Кортеса, "император" ацтеков, поселив своих многочисленных "гостей" в обширных покоях старого дворца, спокойно удалился в свою резиденцию, расположенную неподалеку. То же самое утверждает и "бесхитростный" рубака Берналь Диас. Оба конкистадора почти в одних и тех же выражениях говорят о том, что рискованный план пленения правителя Теночтитлана был осуществлен лишь неделю спустя после прибытия испанцев в город как ответная мера на нападение отряда ацтеков на испанский гарнизон в Веракрусе.

Однако некоторые индейские источники категорически отвергают эту версию. Из них недвусмысленно вытекает, что Мотекухсома и его приближенные были схвачены испанцами сразу же по прибытии во дворец Ашайякатля. Кортес с самого начала решил немедленно захватить власть в государстве ацтеков. А для этого ему необходимо было устранить верховного правителя Теночтитлана: взять его "живым или мертвым".

На пороге ацтекской столицы Кортес, не скрывая своих намерений, объявил конкистадорам: "Отсюда должно начаться завоевание великих империй и владений, именно здесь находится то место, которое дьявол сделал главным своим убежищем, и если этот город покорится нам и покорится легко, то без труда будет завоевано и все остальное".

В полном соответствии со своим коварным планом Кортес построил и свое войско.

"Четыре всадника образуют первый ряд, - говорит безымянный ацтекский автор, - находятся впереди остальных, словно вожди... За ними бегут собаки, их собаки, уткнув носы в землю, они ищут следы, задыхаются, тяжело дышат... Впереди знамя из какой-то ткани. Знаменосец несет его на плечах, размахивает им, заставляет развеваться кругами, качает из стороны в сторону... За ним идут вооруженные мечами из железа, вынуты из ножен их мечи, они блестят и сверкают. На плечах несут они свои щиты, щиты из дерева, щиты из кожи.

Второй ряд образован лошадьми с всадниками. На них доспехи из хлопка, щиты, сделанные из кожи, копья с железными остриями; их мечи свисают с боков лошадей. А те несут колокольчики, идут с колокольчиками, колокольчики едва звенят...

Третий ряд состоит из арбалетчиков. У них на плечах арбалеты, их они пробуют, их заряжают... Их колчаны... полны, набиты стрелами, стрелами из железа...

Четвертый ряд образуют всадники... В пятом идут самопальщики, которые имеют огнестрельное оружие. Несут ружья на плечах, некоторые несут их горизонтально...

Затем... люди из Тлашкалы, Тлилкухкитепека, Уэшоцинко идут в облачении воинов..."⁹

После встречи на окраине Теночтитлана пышный кортеж ацтекских вельмож, возглавляемый Мотекухсомой и Кортесом, направился во дворец Ашайякатля. За ним последовала длинная колонна конкистадоров и их союзников. И когда последний испанский солдат переступил порог дворца, его ворота были по приказу Кортеса тут же закрыты, а возле них установлены пушки.

Все высшие сановники ацтекского государства, и в их числе сам тлатоани, оказались в западне. Коварный план конкистадора увенчался полным успехом: самая могущественная "империя" доколумбовой Америки одним ударом была обезглавлена и потеряла всякие шансы на победу. Ни Мотекухсома, ни его приближенные не подозревали, что станут жертвами чудовищно вероломных чужеземцев уже в первые часы их пребывания в Теночтитлане.

В пользу именно такого развития событий высказываются многие ранние авторы, как испанские, так и индейские.

Испанский хронист XVI в. Диего Дуран подтверждает этот факт следующими словами. "И с такой торжественностью и рукоплесканиями вступил вышеупомянутый маркиз (Кортес. - В. Г.) в Мехико и был помещен там в царских покоях, в которых жил дед Мотекухсомы.... эти покои были очень велики и состояли из многих комнат... Там разместился маркиз со всеми своими людьми; туда принесли ему все необходимое в большом количестве... по приказу Мотекухсомы, который находился под стражей со всеми своими сеньорами в одном из покоев дворца, охраняемом тремя солдатами, в цепях и ножных кандалах"¹⁰ (курсив мой. - В. Г.).

"И в тот же самый день (имеется в виду день вступления испанцев в Теночтитлан. - В. Г.), - пишет Бартоломе де Лас Касас, - судя по тому, как мне сказали те, кто там находился... испанцы пленили великого царя Мотекухсому и поставили 80 человек охранять его, а затем заковали его в кандалы"¹¹.

Пленение Мотекухсомы ('Флорентийский кодекс', XVI в.)

Индейский хронист Чимальпахин со своей стороны также подчеркивает вероломство Кортеса по отношению к тлатоани ацтеков: "Как только испанцы без боя вошли в Мехико, они пленили, связали, заковали в цепи Мотекухсому, а также Какамацина - правителя Тескоко и Ицкаухцина - верховного военачальника Тлателолько"¹².

На судебном процессе по делу ближайшего сподвижника Кортеса - Педро де Альварадо, происходившем в Мехико в 1529 г., один из пунктов обвинения (составленный на основе показаний очевидцев) гласил: "...И вышеупомянутый Педро де Альварадо обвиняется в том, что в то время, когда они (испанцы. - В. Г.) пришли в этот город (Теночтитлан. - В. Г.) и пленили Мотекухсому - сеньора этого города, они пленили одновременно и некоего Какамацина - племянника упомянутого Мотекухсомы, который был верховным правителем этой земли..."¹³

Портрет П. Альварадо (XVI в., неизвестный художник)

"Когда испанцы прибыли вместе с Мотекухсомой во дворец, - пишет Саагун со слов своих ацтекских информаторов, - они задержали его у себя, больше не позволили ему отлучаться оттуда... затем стали палить из ружей и пушек так, что от шума этих выстрелов и дыма находившиеся там индейцы либо замерли на месте, ошеломленные, либо побрели как пьяные... и все были охвачены смертельным страхом"¹⁴.

Теперь, имея в руках столь влиятельных заложников, Кортес мог смело диктовать свою волю и ацтекам и остальной Мексике.

В письме Карлу V конкистадор оправдывает этот предательский шаг. Он называет его вынужденной мерой. Если бы Мотекухсома находился на свободе, утверждает Кортес, он в любой момент мог бы изменить доброжелательное отношение к чужеземцам, перестать снабжать их продовольствием и, в конце концов, попросту напасть на них. Таким образом, пленение правителя ацтеков выглядит вполне естественным в крайне опасной и напряженной ситуации.

Кортес считал, и не без основания, что ацтеки, пока тлатоани и другие их высшие сановники находятся в плену, побоятся открыто выступить против испанцев. В случае же смерти Мотекухсомы предполагалось разжечь междоусобную борьбу за трон и посадить на него одного из своих ставленников. Следовательно, живой или мертвый, Мотекухсома был весьма удобным политическим инструментом в борьбе за господство над Мексикой.

Но для того чтобы оправдать себя в глазах короля и всей Испании, Кортес идет на еще более гнусный шаг: он искусно и терпеливо рисует в "Письмах" фантастический портрет своего антипода - Мотекухсомы. Он изображает его всемогущим "императором" никогда не существовавшей "империи", верховным правителем феодальной: державы, бесчисленного сонма вассалов и сеньоров европейского толка, которых там никогда и в помине не было, деспотом коварным, подозрительным и жестоким, приказы которого заставляют окружающих трепетать от страха, суеверным и колеблющимся, доверяющим больше таинственным небесным знамениям и предсказаниям жрецов, нежели реальным фактам повседневной жизни. И этот красочный портрет, написанный бесспорно рукою опытного мастера политической интриги, произвел должное впечатление. Кортеса великодушно простили за все его злодеяния на мексиканской земле не только король, но и многие просвещенные умы Европы. Еще бы, ведь речь шла о победоносном наступлении носителей святой христианской веры на один из мрачнейших оплотов варварского язычества.

Не прошло и дня после пленения Мотекухсомы, как Кортес уже потребовал отдать ему все золото из сокровищницы Теночтитлана. "И привел их Мотекухсома, - повествует безымянный индейский автор, - в зал, называемый Теухкалько, где находились пышные головные уборы из перьев и множество других вещей из золота, перьев и драгоценных камней.

Тогда начали испанцы вытаскивать золото из перьев, круглых щитов и иных украшений, имевшихся там, и, сделав это, разрушили все головные уборы и чудесные изделия, а золото переплавили в слитки... Драгоценные камни похуже и перья забрали себе индейцы Тлашкалы... И обшарили испанцы весь дворец, хватая все, что им приглянулось"¹⁵.

Пока во дворце Мотекухсомы шел этот дикий грабеж, другие конкистадоры случайно обнаружили в своих собственных апартаментах (дворец Ашайякатля) тайник с сокровищами предыдущих правителей ацтеков, замурованный в стену. Золота в нем оказалось так много, что любой оборванец из армии Кортеса мог теперь чувствовать себя богачом. Три дня и три ночи, по словам Берналя Диаса, перетаскивали испанцы в центральный зал дворца Ашайякатля награбленные ценности. Непрерывно горели жаровни и костры, куда безжалостно отправлялась вся добыча. Тончайшие украшения, амулеты, фигурки людей и богов - подлинные шедевры ювелирного искусства, произведения лучших мастеров Анахуака - в мгновение ока превращались в безликие слитки металла.

Кортес же от имени Мотекухсомы требовал все новых приношений. В поисках золота он разослал небольшие отряды своих солдат и тлашкальцев по всей стране. И они рыскали повсюду, будто голодные псы, убивая и грабя ни в чем не повинных людей.

Из одного лишь Тескоко предводителю конкистадоров доставили целый сундук золота. Но Кортесу и этого показалось мало. Он потребовал от жителей города собрать еще один сундук с драгоценностями. Когда тескоканские сокровища переправляли в Теночтитлан, одному из конкистадоров показалось подозрительным, что брат местного правителя Какамацина - Несахуалькецин шепчется о чем-то с другим индейцем. Несчастного тут же обвинили в заговоре против испанцев и чуть не вздернули на ближайшем дереве¹⁶.

Золота, добытого в виде дани в подвластных ацтекам провинциях и хранившегося в царских сокровищницах, оказалось так много, что только пятая часть этих богатств, отчисляемая в пользу испанского короля, составила свыше 32400 золотых песо. Три большие груды золотых слитков возвышались посреди дворца Ашайякатля, возбуждая беспокойство и разжигая алчность конкистадоров. Жажда обогащения, словно червь, подтачивала теперь те устои, на которых в отряде Кортеса держалась прежде строгая дисциплина. Начались споры о немедленном разделе награбленных сокровищ. И Кортес, хотя и с явной неохотой, уступил.

"Вот как происходил этот раздел, - вспоминает Берналь Диас. - Из всей массы прежде всего взята была одна пятая для короля и другая для Кортеса. Затем Кортес потребовал вычета тех расходов, какие он понес на Кубе при снаряжении экспедиции, а также возмещения Веласкесу за суда, нами уничтоженные... Далее скостили пай для 70 человек гарнизона Веракруса... Только затем приступили к наделению прямых участников. Но и тут шло в таком порядке: сперва оба духовных лица, затем офицеры, затем всадники, затем мушкетеры и арбалетчики; всем им предоставлялось по двойному паю. Когда же после стольких надувательств очередь дошла до нас, остальных солдат, по расчету один пай на человека, то этот пай был столь мизерен, что многие его даже не брали, и тогда, конечно, и их доля шла в карман к Кортесу!"¹⁷

Разумеется, Кортес в своих письмах Карлу V постарался изложить происшедшие события в самом выгодном для себя свете. Мотекухсома, по его словам, был пленен испанцами не сразу, а лишь через шесть дней после их прибытия в Теночтитлан. Племянник ацтекского царя - Какамацин, стоявший во главе города Тескоко, согласно лживой версии Кортеса, очутился в испанской темнице через месяц, да и то якобы вследствие предательства Мотекухсомы, заманившего племянника в Теночтитлан и выдавшего его затем чужеземцам.

Насквозь фальшиво описание и сцены "добровольной" передачи власти Мотекухсомой испанцам, попросту сочиненной Кортесом от начала до конца. "Несколько дней спустя после пленения Какамацина, - пишет конкистадор в своем письме Карлу V от 30 октября 1520 г., - упомянутый Мотекухсома созвал всех правителей близлежащих городов и земель, и когда они собрались, он послал сказать мне, чтобы я пришел туда, и после моего прибытия он заявил им следующее: "Братья и друзья мои, вы знаете, что уже прошло много времени, как ваши отцы и деды стали подданными моих предков и моими, и всегда вы видели от меня хорошее обращение... а вы делали то, что обязаны делать... верные вассалы; и также, я полагаю, вы знаете от ваших предков о том, что мы не являемся коренными жителями этой земли и что они пришли сюда из очень дальней страны, и их привел сеньор, который здесь нас покинул и вассалами которого все мы были... И он сказал, что когда-нибудь вернется или пришлет кого-нибудь с такой силой, которая заставит нас подчиниться его власти. Вы хорошо знаете, что мы всегда ждали этого, и, судя по тому, что сказал нам этот капитан (Кортес. - В. Г.) о том правителе и господине, который прислал его сюда, и, судя по стороне света, откуда он, по его словам, прибыл, я уверен, что... это и есть тот сеньор, которого мы ожидали... И с этих пор и впредь вы должны повиноваться этому великому правителю, поскольку он и есть ваш настоящий господин, а вместо него вы повинуйтесь пока этому капитану; дань, которую вы платили мне, и услуги, которые вы делали мне до сих пор, платите и делайте ему, потому что я сам должен платить налоги и исполнять все, что он мне прикажет..."

И все это он говорил плача, испуская горькие вздохи... и точно так же все те сеньоры, которые ему служили, заплакали так, что какое-то время не могли дать ответа. И я уверяю Ваше величество, что среди испанцев, присутствовавших там, не было ни одного человека, который не чувствовал бы к нему огромного сострадания"¹⁸.

На этом выступлении, приписываемом Кортесом ацтекскому властителю, стоит остановиться несколько подробнее. Ведь речь идет о документе огромного политического значения. Одним росчерком пера ловкий конкистадор подводил прочную моральную и юридическую базу под свои захватнические устремления в Мексике. Весьма удобным оказался акт "добровольной" передачи власти Мотекухсомой в руки чужеземцев и для испанского короля. Тем самым он получал право на обладание всей мексиканской, территорией.

Надо ли говорить, что "дарственная речь" Мотекухсомы была такой же грубой фальшивкой, как и знаменитая булла императора Константина в пользу римского папы. Тлатоани ацтеков не мог созвать своих сановников и вождей, поскольку большинство из них находилось вместе с ним в плену. Он должен был быть слишком наивным человеком, чтобы после всего случившегося с ним самим и с его подданными в Чолуле и столице, поверить на слово чужеземному авантюристу, будто тот - посланец далекого и могущественного монарха и имеет от него специальное письмо. Больше того, так и не увидев этого пресловутого послания из-за океана, тлатоани вдруг добровольно признает себя вассалом испанского короля и, ввиду отсутствия оного, передает власть "письмоносцу" Кортесу.

Что же касается религиозно-идеологических причин этого странного поступка, которые конкистадор приводит, в своем втором послании Карлу V, то они тоже выглядят далеко не бесспорными. Фигура "владыки мира", ("Sefior Universal") или "повелителя вселенной", постоянно упоминаемая Кортесом, совершенно чужда политическим и социальным взглядам древнего населения Анахуака. Этот "повелитель вселенной", вассалами которого якобы являлись все местные индейцы, явно порожден чисто заокеанскими религиозными воззрениями "мессианского" толка¹⁹. В Анахуаке, как и в других развитых областях доколумбовой Мезоамерики, где основной формой территориально-политического деления выступали город-государство или объединение из нескольких городов-государств, а в сфере религии господствовали многочисленные городские божества, еще вчера считавшиеся племенными, не было и не могло быть ни единого для всей Мексики правителя, ни единого универсального божества в духе Иисуса Христа.

Еще меньше оснований связывать этого таинственного "повелителя вселенной" с Кецалькоатлем индейских мифов. Показательно, что ни Кортес, ни Берналь Диас ни разу не упоминают имени Кецалькоатля, хотя оба не прочь "щегольнуть" при случае своими "познаниями": конкистадоры попросту не знали этого мифа. Для Кортеса "повелитель вселенной" был не богом, а земным правителем, который привел когда-то ацтеков и другие народы нахуа в Центральную Мексику, а теперь вернулся с востока обратно. Отождествление кортесовского "повелителя вселенной" с богом Кецалькоатлем - дело рук следующих поколений испанских хронистов, главным образом служителей католической церкви. Цель этой нехитрой комбинации до удивления проста - подкрепить права Испании на мексиканскую землю ссылками на индейские же мифы и предания и одновременно ускорить и облегчить христианизацию основной массы туземцев.

В действительности такой тонкий знаток мексиканской истории, каким был, по всеобщему признанию, Мотекухсома, никак не мог утверждать, что именно Кецалькоатль (будь то бог или человек) привел ацтеков с востока, из дальних стран в Анахуак. Ни в одном доколумбовом предании, ни в одном древнем кодексе Кецалькоатль не связывается с миграцией предков ацтеков. Они пришли в долину Мехико не с востока, а с запада, ведомые не Кецалькоатлем, а богом войны Уицилопочтли. И уж совсем нелепыми выглядят позднейшие европейские домыслы по поводу внешнего облика Кецалькоатля. В некоторых хрониках колониального времени этого бога изображают белокожим и бородатым проповедником милосердной, всем понятной религии, весьма похожей на христианство. На этой основе, как грибы после дождя, рождались всевозможные гипотезы о ранних плаваниях европейских миссионеров и рыцарей через Атлантику к берегам Мексики и о том, что Кецалькоатль - это не кто иной, как один из христианских апостолов, принесший свет истинной веры на американский континент за несколько веков до Колумба.

Вокруг фигуры Кецалькоатля накопилось сейчас столько всевозможных домыслов, догадок и более чем смелых гипотез, что порой не только читателю, но и специалисту трудно разобраться в этом бумажном море, отличить строго проверенные факты от ловких выдумок.

В настоящее время можно считать твердо установленным, что в доколумбовой Мексике среди индейцев языковой группы нахуа существовало представление по меньшей мере о двух Кецалькоатлях. Один из них - Се Акатль Топильцин-Кецалькоатль - видимо, лицо историческое: так звали одного из тольтекских правителей Тулы (древний город в штате Идальго, Мексика), жившего в X в. н. э. По преданию, после ожесточенной борьбы за трон с соперниками из другой группировки знати и жрецов Топильцин потерпел поражение и вынужден был бежать со своими сторонниками на юго-восток, на побережье Мексиканского залива. С именем Топильцина-Кецалькоатля связывают начало тольтекского вторжения в области майя (полуостров Юкатан и горная Гватемала) в X в. н. э.

Второй Кецалькоатль - синкретическое божество нахуа - бог воздуха и ветра, изобретатель письменности, покровитель знаний.

Именно с этим божеством и связывают средневековые хронисты и современные авторы легенду о возвращении бородатого белокожего бога, так облегчившую Кортесу захват Теночтитлана. Наиболее типичным образчиком подобного мнения может служить высказывание американского историка Вильяма Прескотта: "Кецалькоатль - бог воздуха, - пишет он, - которого представляли с белым лицом и развевающейся бородой; образ, нарисованный этим преданием, совершенно не схож с физиономией индейцев; говорят, что этот бог, исполнив дело благости между ацтеками, поплыл по Атлантическому океану к таинственным берегам Тлапаллана. Отправляясь, он обещал возвратиться в грядущие времена вместе со своим потомством и вступить снова во владение своим государством. Этого дня ожидали ацтеки со страхом или надеждою, смотря по обстоятельствам, но с полным убеждением во всем Анахуаке, что оно случится"²⁰.

Если Кецалькоатль и "повелитель вселенной" из "Писем" Кортеса - одно и то же лицо, как утверждают многие авторы начиная с XVI в., то его нельзя считать богом. Речь идет о земном человеке, могущественном правителе былых времен, на что прямо указывает сам завоеватель Мексики. В таком случае нам остается, видимо, сопоставить Кецалькоатля с тольтекским правителем Топильцином. Однако ни в одной из индейских хроник не говорится, что он был первым или последним царем Тулы: Се Акатль Топильцин - один из многих представителей династии тольтекских владык, существовавшей с IX по XII в. н. э. Не мог быть Топильцин-Кецалькоатль и основателем "империи" ацтеков, поскольку ацтеки-теночки пришли в долину Анахуак лишь в XIII в. Таким образом, нужно считать Мотекухсому полным невеждой и глупцом, чтобы приписать ему странное решение добровольно передать власть посланцам какого-то тольтекского правителя, умершего 600 лет назад!

Если же вопреки собственным утверждениям Кортеса допустить, что он подразумевал под "повелителем вселенной" не человека, а бога Кецалькоатля, то и здесь имеются самые серьезные возражения.

Ни в одном из индейских документов и преданий, ни в одном рисуночном кодексе доколумбовых времен нет упоминаний о том, что бог Кецалькоатль вернется в страну с востока и вновь получит в ней верховную власть. Нигде, кроме позднейших писаний испанских хронистов и монахов, нет данных о том, что бог Кецалькоатль имел светлые волосы, белую кожу и необычайно высокий рост. Кецалькоатль у ацтеков никогда не был главным божеством, хотя и занимал достаточно почетное место в их обширном пантеоне.

В заключение мне хотелось бы привести слова одного из выдающихся знатоков ацтекской культуры, американского ученого Джорджа Вайяна, как бы подводящие итог дискуссии о Кецалькоатле: "Монахи, - пишет он, - решили использовать этот миф (миф о Кецалькоатле. - В. Г.) как доказательство того, что апостол Фома посетил в свое время Мексику и обратил в христианство жителей, затем вновь вернувшись к язычеству. Стремясь оправдать завоевание, монахи придавали огромное значение мифу о белокуром боге, обещавшем при прощании со своим народом вернуться к нему с востока по морю. Однако Кецалькоатль летописей долины Мехико никогда не был белокурым. Его обычно изображали с черной бородой и раскрашенным лицом, если только он не был представлен в обличье бога ветров в маске Ээкатла" (в виде утиного клюва - В. Г.)²¹.

Вернемся, однако, к событиям, происходившим в захваченной испанцами Мексике. Когда в Теночтитлане узнали, что тлатоани и его ближайшее окружение предательски арестованы, ацтекские сановники, избежавшие западни Кортеса, немедленно обратились к различным городам и селениям Тройственной лиги с просьбой о помощи. В ответ на этот призыв из Ичкатеопана явился в столицу с большим отрядом воинов юный Куаутемок - племянник Мотекухсомы.

Портрет Куаутемока (копия XIX в. с миниатюры неизвестного художника)

Здесь уместно напомнить, что основные силы ацтекской конфедерации находились за пределами долины Мехико - на границах "империи" и на главных дорогах и торговых путях. Поэтому в столице первоначально войск было не так уж много. Приказ о срочной присылке воинских подразделений в Теночтитлан оказался своевременным и сыграл решающую роль в последующих событиях. Вместо захваченных испанцами правителей и вождей Тройственной лиги срочно были выбраны другие. Куаутемок получил пост верховного военачальника в Тлателолько, который ранее занимал плененный Ицкаухцин.

Все отряды, пришедшие на помощь Теночтитлану, скрытно разместились в самом городе и вокруг него.

Между тем глухое недовольство поборами и бесчинствами чужеземцев постепенно перерастало у ацтеков в открытое возмущение. Не хватало лишь крохотной искры, чтобы в этой накаленной до предела обстановке вспыхнуло пламя священной войны с иноземными угнетателями. К тому же сами испанцы делали все возможное, чтобы ускорить ее начало. И здесь произошло событие, чуть было не нарушившее все планы Кортеса: у мексиканского побережья появилась эскадра, посланная Диего Веласкесом. Возглавлял экспедицию некий Панфило де Нарваэс, пользовавшийся особым доверием губернатора Кубы. Нарваэс получил большой отряд хорошо экипированных и вооруженных солдат и лишь один приказ: найти и наказать по заслугам подлого изменника Кортеса. Сложилась довольно парадоксальная ситуация. Охотник, подстерегавший богатую дичь в садах Теночтитлана, сам превратился в объект охоты.

Медлить особо не приходилось. И, оставив в столице достаточно сильный гарнизон во главе со своим верным сподвижником Педро де Альварадо, Кортес с остальным войском, включая часть тлашкальцев, двинулся в Веракрус.

Действуя больше обманом и подкупом, нежели силой, он сумел довольно быстро переманить на свою сторону всех солдат Нарваэса, а самого командующего без боя взять в плен²². Не последнюю роль в этом триумфальном успехе конкистадора сыграло ацтекское золото: с его помощью Кортес одержал над соперником бескровную победу. Ему досталась богатая добыча - артиллерия, лошади, порох и запасы амуниции. Перед возвращением в Теночтитлан отряд Кортеса насчитывал уже 1300 пехотинцев и 96 всадников. У него имелось 15 орудий. Впервые за все время рискованной эпопеи конкистадор действительно располагал внушительной армией.

Пленение Нарваэса ('Лиенсо де Тлашкала', XVI в.)

И в этот момент наивысшего триумфа, словно гром среди ясного неба, грянуло роковое известие из Теночтитлана. "Мой посланец, - писал впоследствии Кортес Карлу V, - вернулся оттуда (из столицы ацтеков. - В. Г.) через двенадцать дней и принес мне письма от тамошнего алькальда (Альварадо. - В. Г.)... в которых он мне сообщал, что индейцы атаковали крепость со всех сторон, подожгли ее и сделали в ряде мест подкопы и что испанцы там находятся в большой опасности и были бы уже все перебиты, если бы упомянутый Мотекухсома не приказал прекратить битву..."²³

Восстание в ацтекской столице реально угрожало потерей всех прежних достижений Кортеса по упрочению его власти над Мексикой. Тот, кто владел Теночтитланом, владел всей страной. И конкистадор устремился на запад: как и полгода назад, судьбы кампании вновь решались на берегах озера Тескоко.