Первые годы нового, XVII столетия принесли России неслыханные стихийные бедствия. Два года подряд крестьяне не собирали урожаи на всей территории страны. Летом холодные ливни не прекращались ни днем ни ночью. Разверзлись хляби небесные, писали современники, и земля была залита водой, как при потопе. Бедствие довершили лютые морозы и снегопады. Недозрелую рожь пришлось откапывать из-под снежных сугробов. На другой год зяблые семена дали редкие всходы. Но и их погубили заморозки, грянувшие среди весны. Запасы хлеба иссякли, и начался страшный голод. Чтобы утолить муки, люди ели траву, лебеду, липовую кору. Смерть косила народ повсюду. В одной Москве умерло более 120 тысяч человек. Большинство их составляли неимущие москвичи, и в особенности беженцы, искавшие спасения в столице.
Беда дала выход давно зревшему в низах недовольству. Голодные холопы, которым господа отказывали в пропитании, составляли вооруженные отряды и разбивали обозы на дорогах. К ним присоединялись другие обездоленные и неимущие люди. Осенью 1603 г. правительственные войска разгромили большой отряд повстанцев, действовавший в окрестностях столицы. Их предводитель Хлопко был взят в плен и повешен. Движение Хлопка послужило прологом к гражданской войне в России. Повстанцы не сумели сформулировать лозунги, которые бы объединили всех недовольных, и не выдвинули из своей среды вождей общенационального масштаба. Положение переменилось, когда на исторической арене появился первый самозванец. Идея доброго царя-избавителя оказалась близка и понятна народу, подверженному всем предрассудкам своего времени. Лжедмитрий I, назвавшись сыном Ивана Грозного, объявил, что чудом спасся от лихих бояр. Он обещал благоденствие, и народ поверил его обещаниям.
Самозванец объявился в пределах Литвы в 1602 г. Прослышав о нем, московские власти нарядили следствие и вскоре установили, что под личиной царевича скрывается беглый монах Чудова монастыря (Чудов монастырь (Алексеевский, Архангело-Михайловский) основан в 1365 г. в Кремле митрополитом Алексеем, инициатором строительства первых белокаменных стен Кремля. Назван от церкви Чуда архистратига Михаила. В 1744-1833 гг. здесь находилась Московская духовная консистория. Постройки Чудова, так же как и соседнего Вознесенского монастыря, разобраны в 30-х гг., на их месте возведено здание школы красных командиров им. ВЦИК (ныне здание Президиума Верховного Совета СССР, архитектор И. Рерберг).) Гришка Отрепьев. В Москве находились мать чернеца, его дед и родной дядя. Ничто не мешало следователям восстановить историю жизни молодого монаха. Гришка, в миру Юрий, родился около 1582 г. в семье стрелецкого сотника. Он рано остался «сиротой». В пьяной драке отца его зарезали в Немецкой слободе. Юрка был не без способностей. На что другие тратили полжизни, то он усваивал шутя. У сироты не было шансов преуспеть на государевой службе, и он поступил на двор к боярам Романовым. В 1600 г. Борис Годунов тяжело заболел. Все ждали его смерти. Романовы попытались использовать ситуацию, чтобы захватить трон. Однако Годунов остался жив и жестоко расправился с заговорщиками. Боярин Федор Романов - главный претендент на корону - был пострижен в монахи под именем Филарета и заточен в монастырь.
Отрепьеву грозила пытка и виселица. Спасаясь, он бежал в провинцию и постригся в монахи. Жизнь в глуши пришлась ему не по вкусу, и Гришка вскоре вернулся в Москву, в кремлевский Чудов монастырь. Ему понадобился год, чтобы сделать карьеру на духовном поприще. Его заметил и взял к себе в келью архимандрит. А затем смиренный чернец Григорий оказался на дворе у патриарха Иова и по его поручению взялся за сочинение канонов святым.
Духовная карьера не удовлетворяла юного честолюбца, и в начале 1602 г. он вместе с двумя другими монахами, Варлаамом и Мисаилом, сбежал за рубеж в Литву. После гибели самозванца Варлаам подробно описал его «исход» в Литву. «Извет» Варлаама следует сравнить с рассказом самозванца, старательно записанным в 1603 г. Адамом Вишневецким. Самозванец поведал покровителю наивную сказку о том, как его подменили в постельке в угличском дворце и даже мать не заметила того, что зарезан подменный младенец. В остальном самозванец рассказал историю, как две капли воды напоминавшую историю Отрепьева. Воспитывался он в дворянской семье, потом надел монашеский куколь.
Варлаам весьма точно описал путь, проделанный им с Отрепьевым в Литве. Маршрут напоминает изломанную линию: Печерский монастырь, Острог, Гоща, Брачин. В беседе с Вишневецким самозванец назвал те же самые пункты. Так он невольно выдал себя. Вишневецкий ничего не знал об «Извете» Варлаама, а Варлаам не догадывался о записях Вишневецкого. Сопоставление этих двух источников независимого происхождения полностью обличает самозванство Отрепьева. На строго очерченном отрезке пути от Киева до Брачина произошла метаморфоза - превращение бродячего монаха Григория в царевича Дмитрия. Множество строго установленных фактов подтверждают вывод о пребывании Григория-Дмитрия во всех указанных пунктах. К примеру, в Остроге владелец замка радушно принял трех бродячих монахов и даже подарил им богослужебную книгу, напечатанную в его собственной типографии. Дарственная надпись на книге гласила, что 14 августа 1602 г. «эту книгу дал нам Григорию с братьею с Варлаамом да Мисаилом... пресветлый князь Острожский». Неизвестная рука приписала под словом «Григорию» пояснение - «царевичу Московскому».
В Литве самозванца признали далеко не сразу. Православные монахи Киево-Печерского монастыря выгнали его в шею, едва он заикнулся о своем царственном происхождении. Так же поступил и православный магнат Острожский. Неудачи могли обескуражить кого угодно, но только не Отрепьева. В конце концов он нашел покровителей в лице погрязшего в долгах вельможи Юрия Мнишека и короля Сигизмунда III.
После поражения в Ливонской войне Русское государство искало мира с соседями. Речь Посполитая нуждалась в мире не меньше России. В 1600 г. они заключили двадцатилетнее перемирие. Договор создал благоприятные условия для сближения русского и польского народов. Сторонником мирных отношений с Россией был знаменитый гетман Ян Замойский, пользовавшийся огромным авторитетом в Польше. Однако Сигизмунд III и его советники решили использовать самозванца для осуществления планов экспансии на восток. Король заключил с самозванцем тайный договор. По этому договору Лжедмитрий I обязался отдать Сигизмунду III Чернигово-Северскую землю. Семье Мнишеков он пообещал Новгород и Псков. Чтобы получить помощь из Ватикана, самозванец тайно перешел в католическую веру.
Король готов был очертя голову ринуться в военную авантюру. Он предложил Замойскому возглавить поход коронной армии на восток. Но тот категорически отверг его предложение. Воинственные замыслы не встретили поддержки в польском обществе. Коронная армия не участвовала в авантюре Лжедмитрия I.
Воспользовавшись помощью Сигизмунда III, а также Мнишека и других магнатов, самозванец навербовал до двух тысяч наемников. Примерно столько же было у него и казаков.
Оказавшись в России, наемное войско Лжедмитрия I разбежалось при первом же крупном поражении. Лишь поддержка вольных казаков да восставшего населения Северщины спасла царька от неминуемого поражения.
Правительство жестоко наказывало тех, кто помогал самозванцу. Комарицкая волость, признавшая Лжедмитрия, подверглась дикому погрому. Но чем больше Борис лил кровь своих подданных, тем больше шатался его трон. Судьба его династии решилась под стенами крохотной крепости Кромы. Царские войска начали осаду городка еще при жизни Годунова. Вскоре после кончины Бориса кучка заговорщиков подняла восстание в армии.
Оставшись без армии, царь Федор Годунов не смог удержаться на троне. 1 июня 1605 г. в Москве произошло восстание. Народ разгромил дворец. Федор Годунов был взят под стражу. Под давлением восставших Боярская дума принуждена была выразить покорность самозванцу и открыла перед ним ворота Кремля. Лжедмитрий I велел тайно умертвить Федора Годунова и его мать и лишь после этого явился в столицу.
Лжедмитрий пришел к власти на гребне народных движений. Но он не был народным вождем. Правление Отрепьева не принесло народу перемен к лучшему. Подати оставались такими же обременительными, как и прежде. Тихий Дон на время успокоился, но замутились Терек и Волга. Обманутые в своих надеждах казаки и беглый люд объявили молодого казака Илейку из Мурома царевичем Петром, сыном Федора Ивановича, и двинулись с ним на Москву добывать правду. В Поволжье под знамена Петра собралось несколько тысяч восставших. В стране занималась заря нового возмущения.
Лжедмитрий не жалел казны, чтобы привлечь на свою сторону знать и служилых людей. Он понимал, что сможет удержаться на троне только при поддержке дворян. По приказу самозванца дьяки роздали служилым людям всю наличность - до двух миллионов рублей. Истощив казну, власти стали изымать денежные средства у церкви, чем вызвали негодование духовенства.
Отрепьев был редким лицедеем. Любая личина была ему впору. В Литве он играл роль царственного изгнанника, в Москве - государственного мужа и императора. Иезуитам он представился поборником западной культуры, среди наемников слыл удальцом.
Беглый чернец не принадлежал к числу таинственных авантюристов, унесших в могилу тайну своего происхождения. Слишком многим в Москве была знакома его характерная внешность. Бывший монах казался маленьким уродцем. Приземистый, гораздо ниже среднего роста, он был непропорционально широк в плечах, почти без талии, с короткой бычьей шеей. Руки его имели неодинаковую длину. В чертах лица сквозили грубость и сила. Облик самозванца вовсе лишен был царственного величия. Признаком мужества люди XVI века почитали бороду. Лжедмитрий был вроде скопца. На его круглом бабьем лице не росли ни борода, ни усы. Зато его украшали огромные бородавки. Угрюмый, тяжелый взгляд маленьких глаз дополнял гнетущее впечатление.
Низвергнув Годунова, самозванец исчерпал свою роль. Он стал ненужным для русского боярства, которое не желало терпеть безродного проходимца на троне. Духовенство поддерживало тайную боярскую агитацию. Столкнувшись с оппозицией, Лжедмитрий вспомнил об оставленной в Польше невесте Марине Мнишек. Нареченному тестю Юрию Мнишеку он велел навербовать наемное войско - лучшую опору против заговорщиков - и привести его в Москву. Прибытие иноземных наемников окончательно осложнило обстановку в столице. Насилия «рыцарства» вызвали брожение. В народе открыто говорили, что царь - «поганый», некрещеный иноземец, вступивший в брак «с языческой девкой».
17 мая 1606 г. бояре Шуйские и Голицыны при поддержке 200 вооруженных дворян произвели дворцовый переворот. Вспыхнувшее в столице восстание помешало наемному воинству выручить попавшего в беду самозванца. Лжедмитрий был убит заговорщиками. Трон перешел к боярскому царю князю Василию Шуйскому. Но власть его оказалась непрочной. От нового царя никто не ждал добра. Глухо волновалась столица. Главным очагом брожения вновь стала южная окраина. Почин взяли на себя жители Путивля. Их немедленно поддержали вольные казаки с Дона, Волги и Днепра.
Движение приобрело новый размах с тех пор, как служилый человек Истома Пашков разгромил войска Шуйского под Ельцом, а вскоре после того с Украины в Путивль прибыл атаман Иван Исаевич Болотников с отрядом казаков.
Пашков и Болотников двинулись к Москве с разных сторон. Пашков шел через Рязанщину, где к нему присоединился Прокопий Ляпунов с отрядом дворян. Болотников двинулся на север через Комарицкую волость. Неподалеку от Москвы Пашков разгромил многочисленную рать царя Василия, после чего остановился лагерем в окрестностях столицы. Болотников привел на помощь к восставшим сермяжную рать.
Война была профессией дворян. Неудивительно, что они одерживали верх над болотниковцами. Но моральный перевес был на стороне восставших. Отвага и воинская доблесть вождя народного восстания произвели на современников глубокое впечатление. Болотникова называли рыцарем и удальцом, человеком, сведущим в военном деле. Будучи принужден отступить с поля боя, он не опускал рук, но действовал с удесятеренной энергией: приводил в порядок свое расстроенное войско, формировал новые отряды из казаков, горожан, крестьян и холопов, прибывавших к нему со всех сторон, внушал им веру в победу и вновь вел в бой.
Сила Болотникова состояла в том, что он опирался на восставший народ. Повстанцы смутно представляли себе Россию будущего. Вера в доброго царя Дмитрия, погубленного боярами, была иллюзией. Но восставшие хорошо знали, кто был их главным врагом. По пути к столице болотниковцы громили дворянские гнезда, делили имущество, а помещиков беспощадно истребляли.
Когда Болотников прибыл в окрестности Москвы, численность повстанческой армии возросла до 20 тысяч бойцов. Истома Пашков и Прокопий Ляпунов принуждены были сдать командование тому, кого поддержал вооруженный народ. Выдающийся вождь дворян Ляпунов вскоре же понял, чем грозит победа низов его собственному сословию.
Иван Исаевич Болотников
В разгар решающих боев под Москвой сначала Ляпунов, а затем Пашков перешли на сторону правительственных войск, повернув оружие против своих. Болотников бежал в Калугу. Движение получило новый толчок после того, как в Тулу из Путивля прибыл самозваный царевич Петр с казаками, беглыми холопами и крестьянами. Болотников поспешил на соединение с царевичем в Тулу.
В мае 1607 г. Шуйский, собрав огромную рать, направился к Туле и после четырехмесячной осады принудил повстанцев к сдаче. Царь Василий поклялся, что не причинит вреда пленным. Однако многие из повстанцев были удержаны в его лагере, а затем разосланы в заточение по городам. Царевича Петра увезли в Москву и там казнили, а Болотникова отправили в ссылку в Каргополь. В пути дворяне грозили пленнику тем, что закуют его в цепи и затравят. Народный вождь гордо отвечал: «Я скоро вас самих буду заковывать и в медвежью шкуру зашивать». Дух Болотникова не был сломлен.
Царю Болотников внушал страх даже в заточении. В итоге власти приказали сначала ослепить его, а несколько позже «посадить в воду». Так закончил свою жизнь самый выдающийся из вождей первой Крестьянской войны.
Падение Тулы не привело к прекращению гражданской войны в стране. Северская земля упорно отказывалась признать власть царя Василия Шуйского. Восставшее население Северщины верило, что истинный царь скрывается в Польше, и более года ждало его «исхода». Путивль, Стародуб и другие города не раз посылали за кордон людей на поиски Дмитрия. Нужен был царь, и он явился.
В мае 1607 г. жители Стародуба могли видеть на улице трех пришельцев. Тот, кто был одет побогаче, именовал себя Андреем Нагим, родственником московского государя. Его сопровождали двое русских людей - некий Григорий Кашинец и Алешка Рукин, московский подьячий. Прибывшие сообщили стародубцам захватывающую новость. Они будто бы пришли с рубежа от самого Дмитрия, и государя следует ждать со дня на день. Время шло, а обещанный царь все не появлялся. Из осажденной Тулы Болотников прислал в Стародуб расторопного казачьего атамана Ивана Заруцкого. Скоро повстанцам надоело ждать, и они взяли к пытке Алешку Рукина. На пытке подьячий повинился в обмане и объявил о том, что истинный царь давно уже находится в Стародубе и, опасаясь происков своих врагов, именует себя Нагим. Пьеса была разыграна как по нотам, и голоса сомневавшихся потонули в общем энтузиазме. 12 июня Стародуб присягнул на верность Лжедмитрию II.
Со всех сторон под знаменами самозванца стали собираться стрельцы, казаки, посадский люд. Повстанцы искали помощь за кордоном. На их призывы откликнулись белорусы и украинцы. В Белоруссии пан Меховецкий успел навербовать в «царское» войско несколько тысяч человек. Большой отряд запорожских казаков присоединился к Лжедмитрию II уже после выступления его в поход поблизости от Карачева. Города, к которым подходило войско, приветствовали долгожданного Дмитрия. Самозванец повсюду раструбил о том, что идет на выручку Болотникову к осажденной Туле. До Тулы было рукой подать. Передовые повстанческие отряды заняли Епифань на ближних подступах к осажденной крепости. Но гарнизон Тулы, оказавшись в отчаянном положении, не смог дождаться подкреплений. Заняв Тулу, царь Василий без промедления отпраздновал окончание военной кампании и распустил уставшее войско по домам. Он недооценивал стойкость восставших. Царские воеводы ничего не могли поделать с Калугой, которую оборонял крупный отряд болотниковцев. Шуйский решил довершить разгром повстанцев руками повстанцев. Он велел выпустить из тюрем и вооружить казаков, взятых в плен под стенами Москвы. Командовать ими царь поручил атаману Юрию Беззубцеву, одному из главных сподвижников Болотникова. Беззубцев должен был не мешкая идти к Калуге и склонить гарнизон крепости к сдаче. Шуйский не мог быть спокоен, пока болотни-ковцы удерживали в своих руках Калугу. Но он слишком плохо рассчитал свои действия. Едва лишь приставы привели четырехтысячный казачий отряд под Калугу, в осадном лагере возникла смута. Бояре не могли добиться повиновения от вчерашних повстанцев. Дело дошло до вооруженных стычек между казаками и дворянами. Потеряв голову, воеводы бежали из осадного лагеря в Москву, бросив всю артиллерию, запасы ядер и пороха. Казаки передали захваченную амуницию защитникам Калуги, а сами ушли на запад на соединение с Дмитрием.
В трудный час неудач самозванец показал себя человеком малодушным, ничтожным. Весть о падении Тулы привела его к убеждению, что все пропало и надо поскорее уносить ноги из России. Из Волхова самозванец бежал к Путивлю. Отступление привело к быстрому распаду армии. Запорожские казаки ушли за кордон. В своем паническом бегстве Лжедмитрий II достиг Кома-рицкой волости, но тут его задержали «союзные» войска, прибывшие из-за рубежа.
На большой дороге в Комарицкой волости Лжедмитрий II встретил пана Тышкевича, а затем пана Валявского, набравших на «царскую службу» 1800 человек пехоты и конницы. Вскоре к самозванцу вернулись ушедшие было казаки. Ободренный царек вторично напал на Брянск, потерпел неудачу и отступил на зимовку в Орел. Правительство Шуйского не смогло выделить достаточных сил для разгрома «стародубского вора». В Москве не оценили своевременно угрозы, исходившей от нового самозванца.
В течение зимы силы Лжедмитрия II значительно возросли. Толпами и поодиночке к нему со всех концов страны пробирались повстанцы из разбитых армий Болотникова. Волны крестьянской войны, отхлынув от центра, вновь затопили юго-западные окраины государства. Местные служилые люди, помещики, поначалу поддерживавшие «вора», скоро уразумели, куда дует ветер: наспех пристроив семьи, тайком пробирались к царю Василию. Вскоре в Москве собралось более тысячи дворян из северских городов. Чтобы покончить с дворянской изменой, самозванец пустил в ход меры, подсказанные ему болотниковцами. Он объявил о конфискации поместий у дворян, бежавших в Москву, и обратился с особым воззванием к холопам и крепостным «изменников-дворян». Пусть они идут к истинному Дмитрию, пусть они присягнут на верность ему и служат с оружием в руках, тогда, вещал самозванец, он пожалует им поместья их господ, а если в поместьях остались помещицы или их дочки, холопы могут жениться на них.
Призывы Лжедмитрия II возымели действие. В селах «рабы» стали чинить насилие над ненавистными дворянами, побивали и гнали их приказчиков, делили имущество. Дьяки самозванца выдали грамоты на владение конфискованными поместьями некоторым рыльским и курским крестьянам.
Крестьянская война находила отклик в народных низах на русских, украинских и белорусских землях. Многие белорусские мужики и мещане отправились в Стародуб с войском Меховецкого. Шляхта отзывалась о них с величайшим презрением. Под стать белорусам были и запорожцы с Украины.
Некоторое время казалось, что предстоит новый взрыв крестьянской войны. На самом деле ничего подобного не произошло. Перерождение началось в тот момент, когда руководителем движения стал самозванец с царским титулом и когда в его лагере появились отряды польской шляхты и русских дворян.
Никто не знал, кем был новый самозванец. Правительство Шуйского именовало его «стародубским вором». Люди, принадлежавшие к окружению Лжедмитрия II, считали, что по происхождению своему он был «московитом», но долго жил в Белоруссии. Самозванец умел читать и писать по-русски и по-польски. Современников поражала его редкая осведомленность в делах Лжедмитрия I. Иезуиты объясняли ее тем, что он служил писцом при особе первого самозванца, а после его гибели бежал в Литву. По словам иезуитов, писца звали Богданом и в его жилах текла иудейская кровь. Русские власти со временем официально подтвердили версию о еврейском происхождении Лжедмитрия II. Любопытные подробности сообщили о «воре» его советники. Князь Дмитрий Мосальский под пыткой показал: «...который де вор называется царем Дмитрием, и тот де вор с Москвы с Арбату от Знамения Пречистыя из-за конюшен попов сын Митка, а отпущал де его с Москвы князь Василей Мосальской за пят ден до растригина убийства». Мосальские принадлежали к ближайшему окружению нового самозванца. Но им не довелось наблюдать начало его карьеры. Советники подозревали, что, подобно чернецу Григорию, новый самозванец происходил из духовного чина. Московские летописцы придерживались того же мнения. Они называли вора поповским сыном на том основании, что он «круг церковной весь знал». Самое удачное следствие о самозванце произвел безвестный белорусский священник, живший в окрестностях Могилева и наблюдавший его первые шаги. Вкратце его рассказ сводился к следующему: «Дмитрий» наперед учил грамоте детей в доме у попа в Шклове, затем перешел под Могилев в село к попу Федору. И летом и зимой учитель носил одну и ту же баранью шапку и плохонький потрепанный кожушок. Чтобы заработать на жизнь, он ходил к Никольскому попу в Могилев и за грошовую плату колол ему дрова и носил воду. Шкловский грамотей не отличался благонравием. Однажды поп Федор застал его со своей женой. В бешенстве священник высек учителя розгами и выгнал его вон из своего дома.
Учитель дошел до крайней нужды. Ему пришлось ночевать под забором на могилевских улицах. Там его и заприметили несколько предприимчивых шляхтичей, прежде служивших Лжедмитрию I. Пан Зертинский высказал мысль, что мелкорослый бродяга может сойти за убитого московского царя. Пан Меховецкий подхватил эту мысль и перевел дело на практическую почву. В душе грамотея боролись трусость и угодливость. Участь первого самозванца пугала его, и он бежал из Могилева в Пропойск. Там его вскоре обнаружили и посадили под стражу. Могилевские покровители вызволили его из тюрьмы, и на этот раз бродяга оказался более сговорчивым. Слуги пропойского коменданта проводили новоиспеченного царька до Поповой горы, откуда было рукой подать до московского рубежа. Перед тем как пустить самозванца гулять по свету, покровители постарались связать его обязательствами. «От своего царского пресветлого имени» Дмитрий дал обширную запись «пану Зертинскому и товарищам его».
Лжедмитрий II появился в пределах Речи Посполитой. Но в его подготовке польское правительство не участвовало. Поглощенный борьбой с мятежниками, король не желал умножать свои трудности.
Мятеж усилил элементы анархии в Речи Посполитой. Наемные солдаты, сражавшиеся в королевских войсках и в отрядах мятежных магнатов, остались без работы после окончания «рокоша». Они искали, кому бы продать оружие, а тем временем не прочь были пограбить население польских, литовских и белорусских деревень. Те из солдат, которые не получили полный расчет из казны, становились на постой в королевских имениях и опустошали их не хуже саранчи.
Когда на Руси объявился новый царек, падкие до грабежа наемники хлынули в русские пределы в надежде на щедрое вознаграждение. Пан Меховецкий набрал немало этих «доблестных» солдат на службу в «царское» войско. С тех пор как Лжедмитрия II признали многие русские города и его дело стало на твердую почву, повышенный интерес к самозванческой интриге стали проявлять некоторые влиятельные лица, некогда поддерживавшие Отрепьева.
Обедневший украинский магнат князь Роман Ружинский взял в долг деньги и нанял большой отряд гусар. Лжедмитрий II и его покровитель Меховецкий испытали неприятные минуты, когда узнали о появлении Ружинского в окрестностях Орла. Самозванец не желал принимать его к себе на службу. Но Ружинского это нисколько не интересовало. В апреле 1608 г. он прибыл в лагерь Лжедмитрия II и совершил там своего рода переворот. Войсковое собрание сместило Меховецкого и объявило его вне закона. Новым гетманом солдаты выкрикнули Ружинского. Собрание вызвало к себе самозванца и категорически потребовало выдачи противников нового гетмана. Когда Лжедмитрий II попытался перечить, поднялся страшный шум. Одни кричали ему в лицо: «Схватить его, негодяя!» Другие требовали немедленно предать его смерти.
Взбунтовавшееся наемное войско окружило двор Лжедмитрия II вооруженной стражей. Шкловский бродяга пытался заглушить страх водкой. Он пьянствовал всю ночь напролет. Тем временем его «конюший» Адам Вишневецкий хлопотал о примирении с Ружинским. Самозванцу пришлось испить чашу унижения до дна. Едва царек протрезвел, его немедленно повели в польское «коло» и там заставили принести извинение наемникам. Смена хозяев в Орловском лагере имела важные последствия. Болотниковцы, пользовавшиеся прежде большим влиянием в лагере самозванца, стали утрачивать одну позицию за другой. Следом за польскими магнатами и шляхтой в окружении Лжедмитрия II появились русские бояре. Движение быстро утрачивало социальный характер.
Весна близилась к концу, и армия самозванца возобновила наступление на Москву. Царь Василий послал навстречу «вору» брата Дмитрия с 30-тысячной ратью. Встреча произошла под Волховом. Двухдневное сражение закончилось поражением Шуйского. Князя Дмитрия погубила его собственная трусость. В разгар боя он приказал отвезти пушки в тыл. Его приказ повел к общему отступлению, а затем к паническому бегству. Отряды Лжедмитрия захватили множество пушек и большой обоз с провиантом.
Чтобы удержать при себе польские отряды, самозванец после битвы заключил с ними новое соглашение. Он обязался поделить с ними все сокровища, которые достанутся ему при вступлении на царский трон. Народ, приветствовавший нового, «истинного» Дмитрия, понятия не имел о договоре, заключенном за его спиной.
Царь Василий отозвал из полков брата Дмитрия и назначил вместо него племянника князя Михаила Скопина. Князь Михаил рассчитывал разгромить «вора» на ближних подступах к Москве. Но он не смог осуществить свой замысел. В его войске открылась измена. Несколько знатных князей составили заговор в пользу Лжедмитрия II. Скопин отступил в Москву и арестовал там заговорщиков.
В июне 1608 г. армия самозванца разбила лагерь в Тушине. Скопин расположился на Ходынке против Тушина. Царь Василий с двором занял позиции на Пресне. Появление польских отрядов в армии самозванца вызвало тревогу в Кремле. Русские власти развили лихорадочную деятельность, стремясь предотвратить военный конфликт с Речью Посполитой. Царь Василий поспешил закончить мирные переговоры с польскими послами и обещал им немедленно отпустить на родину Мнишеков и других поляков, задержанных в Москве после убийства Отрепьева. Послы в принципе согласились на то, чтобы немедленно отозвать из России все военные силы, сражавшиеся на стороне самозванца. На радостях Шуйский известил Ружинского о близком мире и пообещал заплатить его наемникам «заслуженные» у «вора» деньги, как только те покинут Тушинский лагерь.
Царь Василий оказался близоруким дипломатом. В течение двух недель его воеводы стояли на месте, не предпринимая никаких действий. В полках распространилась уверенность в том, что война вот-вот кончится. Гетман Ружинский использовал беспечность воевод и на рассвете 25 июня нанес внезапный удар войску Скопина. Царские полки в беспорядке отступили. Тушинцы пытались ворваться на их плечах в Москву, но были отброшены стрельцами. Ружинский намеревался отдать приказ об общем отходе. Но воеводы не решились преследовать его отступавшие отряды. Три дня спустя царские воеводы наголову разромили войско пана Лисовского, пытавшееся ворваться в столицу с юга.
Тщетно Лжедмитрий II домогался заключения «союзного» договора с королем и высказывал готовность идти на любые уступки. Наиболее дальновидные политики Польши решительно возражали против вмешательства во внутренние дела Русского государства. Сигизмунд III следовал их советам, ибо он не успел еще забыть о своей неудаче с Отрепьевым и не покончил с выступлением оппозиции внутри страны. Легкие победы Лжедмитрия II, однако, лишили его благоразумия. Король отдал приказ готовить войска для немедленного занятия русских крепостей Чернигова и Новгорода Северского. Завоевательные планы Сигизмунда III не встретили поддержки в польских правящих кругах. Коронный гетман Станислав Жолкевский указывал на неподготовленность королевской армии к большой войне. Сигизмунду пришлось отложить осуществление своих намерений. Но он выискивал повод, чтобы вмешаться в русские дела. С его ведома крупный литовский магнат Ян Петр Сапега набрал войско в несколько тысяч воинов и вторгся в пределы России.
В Москве царь Василий продиктовал польским послам условия мира. Послы, томившиеся в России в течение двух лет, подписали документ, чтобы получить разрешение вернуться на родину. Мирный договор оказался не более чем клочком бумаги. Вторжение Сапеги разом перечеркнуло его. Но Василий Шуйский упивался своей мнимой дипломатической победой и во исполнение договора освободил семью Мнишеков. По приезде из ярославской ссылки в Москву старый Мнишек дал клятву Шуйскому, что никогда не признает своим зятем нового самозванца, и обещал всячески содействовать прекращению войны. Но он лгал, лгал беззастенчиво. В секретных письмах старый интриган убеждал короля, что истинный царь Дмитрий спасся, и заклинал оказать ему вооруженную помощь. Мнишеки делали все, чтобы раздуть пожар новой войны.
Многие люди, хорошо знавшие Лжедмитрия I, спешили предостеречь Марину Мнишек, говоря, что тушинский царек вовсе не похож на ее мужа. Подобные предупреждения нисколько не смущали «московскую царицу». Через верных людей она уведомила «тушинского вора», что собирается приехать к нему в качестве законной жены.
Мнишеки дали слово, что покинут пределы Московии. Власти снарядили отряд, чтобы проводить их до рубежа. Почти месяц путешествовала Марина по глухим проселкам, прежде чем ее карета достигла границы. Все это время Мнишеки тайно сносились с самозванцем. Подле самой границы пан Юрий с дочерью по условному сигналу покинули расположение конвоя. В тот же миг тушинский отряд напал на конвойных и обратил их в бегство.
В начале сентября «царица» в сопровождении польских отрядов прибыла в окрестности Тушина. В пути один молодой польский дворянин из рыцарских побуждений пытался в последний раз предупредить Марину о ждавшем ее обмане. Он был немедленно выдан Лжедмитрию II и по его приказу посажен живым на кол посреди лагеря.
Самозванца тревожила близкая встреча с «женой», и он сказался больным. Вместо него к Мнишекам выехал Ружинский. Он увез Юрия Мнишека в Тушино, чтобы возможно скорее договориться с ним об условиях признания нового самозванца. Прожженный интриган и глазом не моргнул при виде обманщика, вовсе не похожего на Отрепьева. Он готов был стать гетманом нового царька и распорядителем всех его дел и доходов. Ружинский грубо покончил с его честолюбивыми мечтами. Он сразу указал царскому «тестю» его истинное место. Три дня гетманы и самозванец препирались между собой. Наконец они сумели столковаться. Старый Мнишек согласился отдать дочь безымянному проходимцу за круглую сумму. Сделка облечена была в форму жалованной грамоты. Лжедмитрий II обязался выплатить Мнишеку миллион злотых. Юрий пытался оградить честь дочери, а заодно и собственный кошелек. Лжедмитрий мог стать фактическим супругом Марины лишь после занятия трона, а соответственно и после выплаты денег. На другой день после завершения трудных переговоров самозванец тайком навестил Марину в лагере Яна Сапеги. Вульгарная внешность претендента произвела на Марину отталкивающее впечатление. Но ради короны она готова была на все. Не прошло и недели, как Марина торжественно въехала в Тушино и блестяще разыграла роль любящей жены, обретшей чудесно спасшегося супруга. Ее взор изображал нежность и восхищение, она лила слезы и клонилась к ногам проходимца.
Мнишек настаивал на точном исполнении пунктов заключенного им соглашения. Но Марина ослушалась отца. Палатка Лжедмитрия II стояла на виду у всего лагеря, и «супруга» понимала, что ее раздельная жизнь с мужем сразу вызовет нежелательные толки в лагере и разоблачит самозванство царька. К великому негодованию отца и братьев, Марина стала невенчанной сожительницей Лжедмитрия II. Обманутый в своих ожиданиях, Юрий Мнишек покинул лагерь. Прошло полгода, и Марине пришлось выдержать объяснение с братом, случайно встреченным ею. Юный Мнишек упрекал сестру в распутстве. Чтобы смягчить его гнев, «царица» не моргнув глазом заявила, будто один из ксендзов тайно обвенчал ее с новым супругом. Марина могла скрыть венчание от посторонних, но совершенно невероятно, чтобы церемония осталась тайной для отца и братьев, находившихся при ней в лагере. Собственный дворецкий Марины Мартин Стадницкий свидетельствовал, что его госпожа жила с самозванцем невенчанная, потому что жажда власти была у нее сильнее стыда и чести.
Комедия, разыгранная Лжедмитрием II и Мариной, не могла ввести в заблуждение дворян и наемников, хорошо знавших первого самозванца. Но она произвела впечатление на простой народ. Весть о встрече коронованной государыни с истинным Дмитрием разнеслась по всей стране.
Поражение армий Шуйского и осада Москвы привели к тому, что затухавшее пламя гражданской войны вспыхнуло с новой силой. В Пскове городская беднота свергла царскую администрацию и признала власть Лжедмитрия II. Его успехи с воодушевлением приветствовала Астрахань, ставшая очагом сопротивления Шуйскому с момента гибели Отрепьева. За оружие вновь взялись нерусские народности Поволжья. Отряды тушинцев не встретили сопротивления в замосковных городах. Власть Лжедмитрия II признали Переславль-Залесский и Ярославль, Кострома, Балахна и Вологда. При поддержке городских низов тушинские отряды заняли Ростов, Владимир, Суздаль, Муром и Арзамас. С разных концов страны в Тушино спешили отряды посадских людей, мужиков и казаков. Их волна неизбежно захлестнула бы собой подмосковный лагерь, если бы наемное воинство не диктовало тут своих законов.
Слухи о поразительных успехах самозванца облетели Литву и Польшу. Толпы искателей приключений и авантюристов спешили в стан воскресшего московского «царя» и пополняли его наемное войско. Опираясь на наемников, гетман Ружинский окончательно захватил власть в стане самозванца. Торжество чуждых инородных сил стало полным, когда на службу к самозванцу явился Ян Сапега с отборным войском. Гетман Ружинский поспешил заключить с ним полюбовную сделку. Кондотьеры, смертельно ненавидевшие друг друга, встретились на пиру и за чашей вина поклялись не мешать друг дургу. В знак дружбы они обменялись саблями и тут же разделили московские владения на сферы влияния. Ружинский сохранял власть в Тушине и южных городах. Сапега взялся добыть мечом Троице-Сергиев монастырь и завоевать земли к северу от Москвы.