8. Лже-Жанна д'Арк

Слепая вера во все сверхъестественное и чудесное - до сих по еще коренящаяся, в особенности среди простонародья, в эпоху средних веков, когда инквизиция спутала все понятия, очень способствовала процветанию всевозможных искателей и искательниц приключений, пользовавшихся народной доверчивостью, ради ловли рыбки в мутной воде.

Одна из подобных предприимчивых авантюристок, смело присвоившая героическое имя Жанны д'Арк, внезапно появилась во Франции спустя шесть лет после сожжения Орлеанской девы в Руане. К сожалению, сведения об этой любопытной особе пока чрезвычайно скудны и ждут своего историка. Знают только, что самозванка в действительности называлась Клодиной и была прирожденной француженкой, родившейся приблизительно около 1411 года, то есть ровесницей своей предшественницы, на которую походила наружностью как две капли воды. Относительно же того, кто были ее родители, где она увидела Божий свет, как ее воспитали и, наконец, как, когда и где окончила свою полную приключений жизнь, - нет решительно никаких данных.

Едва минуло шесть лет, как вдохновенная освободительница Орлеана, обвиненная англичанами в кощунстве и колдовстве, погибла на костре, французский двор во главе с королем Карлом VII, возведенным на престол отважной девственницей, поглощенный религиозными распрями, начинавшими волновать в ту эпоху весь мир, почти совершенно забыл о скромной пастушке из Домреми, пожертвовавшей жизнью за свою дорогую родину, раздираемую внешними и внутренними врагами. Вельможи, окружавшие короля, из зависти отрицали заслуги Жанны, политики и дипломаты употребляли все усилия, чтобы уничтожить народную память о ней как о святой и пророчице, даже церковь отреклась от нее, как от еретички, и только небольшая горсточка крестьян и солдат признавала ее героиней, каковою она и была на самом деле.

Честные люди помнили, что дева Франции была доброй христианкой, глубоко верили в ее божественное призвание и не допускали мысли, чтобы англичане в самом деле были в состоянии взять ее в плен. Их наивная вера никак не могла примириться с тем, чтобы кто-либо дерзнул поднять руку на избранную Богом, охраняемую небесным промыслом. Затем, когда казнь Иоанны стала совершившимся фактом, объясняли печальную участь девы изменой и предательством. Ведь и сам Господь Иисус Христос был предан Иудой. К ним присоединилось несколько высших дворян, боготворивших Жанну не ради приписываемой ей святости, а ради необыкновенного героизма, который во времена рыцарства высоко ценился всем миром. И действительно, подвиги Орлеанской девы прославлялись повсюду: в Испании, Германии и даже Константинополе. О них никто не писал, но они распространялись устно монахами, ремесленниками, паломниками и торговцами, которые переходили из замка в замок, из страны в страну, и подвиги Жанны, необыкновенные сами по себе, в их передаче становились еще необыкновеннее. Знатным сеньорам - вопреки мнению духовенства, называвшего ее языческой амазонкой Пентезилеей, - она представлялась цветом христианского рыцарства, беспримерной героиней, бескорыстной служительницей отечества. Неужели же такая удивительная девушка в самом деле могла быть сожжена англичанами? Нет, подобной несправедливости Господь не допустил бы!

Слухи о том, что девственнице удалось счастливо спастись, укреплялись все сильней и сильней, - вскоре вся Нормандия стала повторять, что Жанна жива, а англичане сожгли какую-то постороннюю, очень похожую на нее женщину. Этому много способствовала выписка из "Британской хроники", гласившая: "Англичане привезли какую-то девушку город Руан, где она долгое время просидела в заключении. Ее допрашивали высшие власти и много мудрых клерков, старавшихся выпытать, не колдовством ли или какими-либо другими запрещенными способами она одерживала победы. Девушка на все давала ответы вполне логичные, так что долгое время никто не решался произнести над ней смертный приговор. Однако в конце концов было решено сжечь Жанну д'Арк, или ту женщину, которая на нее походила". Лотарингский хроникер еще таинственнее описывает конец Жанны: "Орлеанская дева, приведя королевскую армию к руанским стенам, внезапно исчезла, и никто не знает, что с нею случилось. Одни уверяли, будто бы англичане взяли ее в плен и сожгли, другие же, что несколько человек, состоявших под ее командой, убили деву потому, будто бы, что она хотела одна воспользоваться победной славой". Из подобных разноречивых россказней видно ясно, что в то время мало кто знал истину.

Все эти сбивчивые сведения очень благоприятствовали распространению всевозможных легенд, и вот в начале 1436 года в Лотарингии вдруг действительно появилась Жанна д'Арк, к великой радости прежних приверженцев девы и к сильной досаде ее недоброжелателей. Так как англичане еще наводняли страну, патриоты возликовали, надеясь с помощью возвратившейся героини окончательно изгнать врагов своей дорогой родины, нимало не интересуясь проверить, настоящая ли это героиня или самозванка. Появившаяся 25-летняя девушка объявила, что она именно та, которую англичане немеревались сжечь, и рассказала довольно запутанную и туманную историю о своем чудесном спасении ангелом, похитившим ее из пламени костра. Люди, которым она открылась, поверили ей на слово и немедленно же разгласили повсюду, что Орлеанская дева жива. Спросить о том, где и почему она пропадала все эти шесть лет, никому и в голову не пришло.

Тотчас же уведомили о столь неожиданном и радостном событии братьев Орлеанской девы, так как лже-Жанна выразила страстное желание увидеться с ними. Жан и Пьер, теперь кавалеры д'Арк дю Лис, конечно, прекрасно были осведомлены о несчастной судьбе их сестры. Старший, Жан, узнал об этом лично от Карла VII, взявшего его к себе на службу, младший, Пьер, - от сира де Вержи, друга англичан, находясь у него вместе с Жанной в плену. Разумеется, братья не могли поверить наивной народной надежде, однако чутко прислушивались к молве и, в конце концов, решились увидеться с чудесно спасенной сестрой, для чего и отправились в Лотарингию.

Встреча произошла 20 марта 1436 года в деревушке Гранж д'Орн, неподалеку от Меца. Лже-Жанна явилась в женской одежде, сопровождаемая несколькими дворянами из Меца. Встреча была самая трогательная, если поверить декану из Меца Сен-Тибо, утверждавшему, что "как только братья дю Лис увидели девушку, выдававшую себя за Жанну д'Арк, они немедленно признали в ней свою сестру". Те, которые еще сомневались, теперь должны были окончательно уверовать. Признание Жана и Пьера, несомненно, произвело сильное впечатление и оказало огромное влияние на толпу. Можно ли было допустить, чтобы самозванка решилась предстать перед братьями Жанны д'Арк? Конечно, нет! Но тут невольно рождается вопрос, почему кавалеры дю Лис, обладавшие недюжинным умом и хорошей памятью, зная наверно, что видят перед собой самозванку, все-таки согласились признать в ней свою сестру? Очевидно, не без задней мысли. Дело в том, что Жан как раз в это время был избран цеховым старшиной в Вокулере и нуждался в известном престиже; Пьер же, чтобы избавиться из бургундского плена, уплатил за себя выкуп приданым своей жены и в данный момент его материальное положение было далеко не блестяще. Признанием самозванки они рассчитывали поправить собственные обстоятельства. Ларчик, как оказывается, открывался очень просто.

На следующий день братья вместе с сестрой отправились в Вокулер, где были очень хорошо приняты. Рыцарь Николь Ло подтвердил, что прибывшая с братьями дю Лис девушка - подлинная Жанна д'Арк, которую он отлично узнал по маленькой родинке за левым ухом. Он тотчас же подал ей боевого коня и пару сапог с ботфортами; другой, по имени Николь Гранье, преподнес ей саблю; третий, Обэр Буллэ, - шлем, с пожеланием, чтобы для девы вновь наступили дни счастья и побед. Рыцарям доставило огромное удовольствие видеть ее восторг при получении коня, на которого она вскочила с ловкостью истого кавалериста. Авантюристка прежде всего объявила, что станет продолжать начатое, но что для новых подвигов ей необходим месячный отдых, так как небесная благодать осенит ее только после дня св. Иоанна Крестителя (24 июня). Это был как раз тот же самый срок, который назначила Орлеанская дева после битвы при Патэ, в 1429 году, для окончательного уничтожения англичан. По-видимому, самозванка до мельчайших подробностей изучила историю Жанны д'Арк.

Однако в Вокулере нашлись люди менее легкомысленные, чем Николь Ло и его товарищи по оружию, почему лже-Жанна, пробыв там всего неделю, сочла за лучшее до греха перебраться в Марвилль, где и провела день св. Троицы, поместившись в доме некоего Жана Квэна. Там к ней явились несколько граждан Меда, признавших в ней истинную Орлеанскую деву и осыпавших ее всевозможными подарками, причем рыцарь Жоффру д'Экс подарил ей второго коня. Все эти сцены признания несколько подозрительны, если вспомнить, что многие рыцари из Меца присутствовали при коронации Карла VII в Реймсе и, стало быть, хорошо видели Жанну д'Арк. Вероятнее всего предположить, что у них на этот счет имелись собственные планы.

Из Марвилля самозванка отправилась к г-же де Лионе, называвшейся также г-жою де Лист, проживавшей в собственном замке близ Сент-Махкуль, у которой во время путешествий нередко останавливались короли Франции. Затем мнимая Жанна отправилась в Арлон по приглашению герцогини Елизаветы Люксембургской, урожденной Гер-лиц, племянницы герцога Бургундского, особы уже довольно зрелых лет, вторично овдовевшей в 1436 году. В те времена ясновидение играло немалую роль, и Орлеанская дева, действительно обладала этим даром, почему герцогиня, признав самозванку за сожженную героиню, пригласила ее именно ради этой цели. Мнимая Жанна в середине августа прибыла в Арлон и отсюда отправила королю письмо с просьбой об аудиенции. Карл VII тогда был в Лионе на праздновании обручения своей дочери Иоланты с принцем Амедеем Савойским. Жан дю Лис в свою очередь в начале августа отправился в Орлеан оповестить, что его сестра жива, и, по-видимому, хорошо сумел убедить граждан в этом необыкновенном событии. Затем он отправился к королю, чтобы уведомить и его о неожиданном спасении Жанны, но неблагодарный Карл VII принял новость весьма равнодушно, приказав, впрочем, выдать кавалеру дю Лис 100 франков в награду, которых тот, кстати сказать, не получил, так как французская казна в этот момент была совершенно истощена.

В это время лже-Жанна, беззаботно наслаждаясь, проживала у герцогини Люксембургской. Там она встретилась с 25 летним графом Ульрихом V Вюртембергским, который сразу влюбился в нее, подарил ей блестящую рыцарскую кирасу и не расставался ни днем, ни ночью с предметом своего обожания. Немного спустя он увез "деву" с собой в Кельн, где вместе с братом, Людвигом I, жил под опекой своей матери Генриэтты на правах суверена. Лже-Жанна поселилась вместе с ним, одевалась по-мужски, принимала участие в кутежах и танцах, не переставая, однако, все еще величать себя Орлеанской девой и уверять, что находится под небесным покровительством. Ульрих V верил в ее божественное призвание и хотел воспользоваться им, к своему личному и своего народа благу. Он был большой руки интриган и сильно замешан в религиозных распрях. Узнав, что два кельнских архиерея спорят об епископской митре, Ульрих V пожелал, чтобы его любовница разрешила этот спор. Жанне д'Арк также приписывали, что она предсказала, кто из трех предполагаемых пап (Мартин V, Григорий XII и Бенедикт XIII, отлученный на Констанском соборе) будет избран конклавом, хотя дала ответ не тотчас же, как ее спросили, а спустя много времени. Мнимая же Жанна оказалась более смелой и самонадеянной: она назвала, кого изберут епископом, и даже выразила намерение принять участие в его избрании. Ее помощь, разумеется, ничему не могла помочь, но заставила обратить внимание на предсказательницу такого лица, возбуждать любопытство которого было небезопасно.

Это был генерал-инквизитор города Кельна, самый выдающийся в ту эпоху профессор теологии, Генрих Кальтейзен, уже отправивший на костер немалое количество колдуний и заслуживший от своих приверженцев искренние похвалы за освобождение церкви от еретичек. Генерал-инквизитор немедленно же навел справки и узнал, что женщина, выдающая себя за Жанну д'Арк, - что уже само по себе было преступлением, - находится под покровительством молодого графа Ульриха V, носит мужскую одежду и ведет себя далеко не так целомудренно, как бы полагалось деве. Ему даже сообщили, что она занимается волшебством, так как недавно, будучи в одном обществе, разорвала пополам скатерть и снова ее соединила, бросила об стену стеклянный бокал и он, однако, не разбился. Этого оказалось совершенно достаточным, чтобы вполне увериться в ее сношениях с нечистой силой, почему за колдуньей тотчас же учредили строжайший надзор. Если бы Генрих Кальтейзен успел захватить ее, самозванка, несомненно, покончила бы свои дни по примеру истинной Орлеанской девы на костре, но, очевидно, ее час еще не пробил. Граф Ульрих V, проведав о намерениях генерал-инквизитора, хорошо скрыл свою любовницу, а затем помог ей бежать из города.

Лже-Жанна снова отправилась в Арлон к герцогине Люксембургской и там совершила то, что ей как "деве" меньше всего следовало совершать. Она, недолго думая, вышла замуж за рыцаря, потомка известного дворянского рода Роберта д' Армуаз, сира Тишемонд. В ту эпоху фламандский дом д'Армуазов уже более столетия как основался в Лотарингии, где занимал высшие государственные должности. Роберт д'Армуаз, по всем вероятиям, был сыном Ришара, бывшего в 1416 году губернатором герцогства Бара (старинная французская провинция между Лотарингией и Шампанью, орошаемая Маасом). Брачный договор "девы" и рыцаря, найденный в XVII столетии, - безусловно, фальшивый документ, сфабрикованный каким-то таинственным генеалогом, но существует настоящая запродажная запись от 1436 года, по которой супруги продали часть своих владений, и в ней авантюристка именуется уже "Жанной дю Лис, девой Франции, г-жою Тишемонд, законной женой Роберта д'Армуаз". После венчания молодые немедленно отправились в Мец, в свой фамильный замок.

Однако и после брака авантюристка не отказалась от взятой на себя роли. В 1439 году она, наконец, посетила Орлеан, в полном вооружении торжественно въехав в город при ликовании всего народа, тотчас же узнавшего свою освободительницу. Легенда успела пустить в умах глубокие корни. Всем сказкам, которые она рассказывала о своем чудесном спасении, безусловно, поверили. Да и как было не поверить? Появление девы обещало полную победу над врагом, угнетавшим родину, а самозванка вдохновенным языком, хотя и довольно туманно, предсказывала о скором исполнении общих желаний. В это время в Орлеане проживала мать истинной Жанны д'Арк, Изабелла, которая хорошо знала о смерти своей, дочери, но в надежде поднять народный дух для окончательного изгнания из Франции англичан признала лже-Жанну, уверенная, что видит перед собой самозванку. Орлеанцы, ежегодно служившие в день мученической кончины своей освободительницы по восьми месс за упокой ее души, носившие в траурной процессии четыре свечи с ее гербами, меч и французскую корону, хранившуюся в местной церкви, теперь в знак радости преподнесли г-же д'Армуаз хлеб и мясо, как истинной их освободительнице, а 17 июля вручили "210 ливров за все хорошее, что она сделала для них". Так значится этот расход в городских книгах.

Г-жа д'Армуаз провела две недели в кругу храбрых орлеанцев. В конце июля "дева", однако, внезапно покинула гостеприимный город и, по-видимому, очень спешила, так как, будучи приглашена на народный ужин, где ей собирались преподнести восемь бочонков вина, не соблазнилась подарком и бежала. Дело в том, что на этом ужине должен был присутствовать суконный торговец Жан Люилье, шивший наряды для настоящей Жанны д'Арк по поручению Карла VII, который и сам как раз в момент отъезда г-жи д'Армуаз въезжал в Орлеан, и авантюристка опасалась публичной встречи с ним.

Самозванка отправилась в Тур, где ее встретили с подобающей помпой, принимая за истинную Орлеанскую деву. Не успев, однако, появиться в Туре, она снова отправилась дальше, в Пуату, и там поступила на службу к знаменитому рыцарю Жиллю де Рэ, прозванному Синяя Борода. Он был когда-то одним из самых горячих приверженцев Орлеанской девы и во время ее пленения вместе с ла Гиром осаждал город Лувье и даже, хотя и безуспешно, мечтал взять Руан, чтобы освободить Жанну. Но блестящий полководец в эту эпоху превратился в ужасного вампира, терзая в своих замках невинных детей, производя заклинания и вызывая демонов. Его кровавые оргии распространяли ужас на все окрестности замков Тиффож и Махкуль, и над ним уже простиралась карающая рука церкви. Жилль де Рэ передал самозванке команду над своим войском, от которой она, однако, вскоре отказалась, в свою очередь передав ее гасконскому рыцарю Жаку де Сикканвиллю.

В начале весны 1440 года она отправилась в Париж, что было большой неосторожностью. Парижский университет девять лет назад подтвердил руанский процесс и вполне одобрил его приговор, но за давностью можно было предполагать, что в умах ученых, управлявших важными церковными делами, успели загладиться воспоминания о нем, так как ему никогда и не придавали особенного значения, раз дело шло только о колдунье. Зато простой народ не забыл храброй девушки, и когда пришла весть, что Жанна жива, все заволновались. Радость еще больше усилилась, когда узнали, что освободительница находится на пути к Парижу. Университет и парламент не на шутку встревожились и приняли меры, чтобы воспрепятствовать ее вступлению в город. Навстречу самозванке были высланы вооруженные люди, которые ее схватили и под конвоем доставили в Париж, во Дворец правосудия.

Жанну д'Армуаз уличили в самозванстве, в желании ввести в заблуждение народ и, по обычаю той эпохи, предложили покаяться добровольно, иначе угрожали пытками. Подсудимая покаялась в том, что вышла замуж, что у нее двое детей, что в молодости она однажды поколотила свою мать и что получила разрешение этого тяжкого греха от папы Евгения IV, для каковой цели ездила в Рим в мужской одежде, где принимала участие в качестве простого солдата в сражении и убила двоих. Несмотря на все это, она упорно утверждала, что она истинная Жанна д'Арк.

Очень непонятно, почему женщина, обвинявшаяся в колдовстве, убийствах и ношении мужской одежды, не была предана во власть инквизиционного трибунала, а наоборот, ей даже вернули свободу. Вырвавшись из Парижа, она снова надела рыцарские доспехи и отправилась на новые похождения.

Овдовев, "дева" вторично вышла замуж в Анжере, в 1457 году, за некоего Жана Дулье, о чем свидетельствуют бумаги "доброго короля" Рене, в которых упоминается, что "Жанна д'Армуаз, ныне Дулье, три месяца отсидела в тюрьме" и хотя была изгнана из Анжу, ей все-таки почему-то дозволили там жить.

Такова отрывочная история этой "дважды замужней девы", очень похожей наружностью на Жанну д'Арк, но не имеющей ни малейшего внутреннего сходства с героической освободительницей Орлеана.