Глава 3. ОТ МЕХИКО ДО ГВАДАЛАХАРЫ

В Вальядолиде Идальго наметил следующую задачу - овладеть столицей вице - королевства. 19 октября он двинулся на северо-восток и вскоре вышел к Акамбаро, где произвел смотр повстанческой армии, составлявшей уже около 80 тыс. человек. Она была разделена на пехотные и кавалерийские полки по тысяче человек каждый. В Акамбаро военный совет провозгласил Идальго генералиссимусом, а он назначил Альенде генерал - капитаном, Хуана Альдаму, Хосе Мариано Хименеса (по профессии горного инженера), бывшего офицера колониальной армии Хоакина Ариаса и священника Мариано Бальесу - генерал-лейтенантами. Дальше повстанцы направились вверх по течению Лермы, через несколько дней достигли Истлауаки и продолжали продвижение к Мехико.

Когда вице-король узнал о приближении восставших, он бросил им навстречу часть столичного гарнизона под командованием подполковника Торкуато Трухильо. Последний пытался помешать повстанцам переправиться через Лерму возле одноименного селения. Однако после того как отряд Альенде обходным маневром поставил под угрозу тыл испанцев, Трухильо поспешно отошел на северо-восток, к горному перевалу Монте - де - лас - Крусес, расположенному между долинами Мехико и Толуки. Туда утром 30 октября подошла армия Идальго и разгорелся ожесточенный бой, длившийся около девяти часов. Повстанцы имели большой численный перевес, но испанские войска были лучше обучены и вооружены. К концу дня Трухильо, потеряв около трети своих людей убитыми ж ранеными и израсходовав боеприпасы, отступил и на следующий день вернулся в Мехико. Хотя он явно потерпел сокрушительное поражение, вице-король, стремясь поднять моральный дух войск, объявил Трухильо и его солдат героями. Их встретили с почестями, как победителей. В честь якобы одержанной ими «победы» была даже вычеканена специальная медаль.

Колониальная администрация, духовенство и испанское население столицы, охваченные паникой, с минуты на минуту ожидали появления революционной армию. Принимались лихорадочные меры к обороне города. Вице-король послал начальнику гарнизона Сан - Луис - Потоси бригадиру Феликсу Марии Кальехе приказ немедленно форсированным маршем идти со своими войсками на выручку столицы. Высшие должностные лица, а также многие богачи готовились к переезду в Пуэблу или Веракрус. Однако опасения оказались напрасными. Достигнув Гуахимальпы, на ближних подступах к Мехико, Идальго вопреки требованиям Альенде и некоторых других своих сподвижников не пошел дальше. Он считал, что силы повстанцев, которым не хватало оружия и снаряжения, недостаточны для овладения хорошо укрепленной столицей, насчитывавшей тогда около 140 тыс. жителей. А все попытки привлечь на свою сторону население Мехико и соседних городов не принесли успеха. Многие из посланных им с этой целью агитаторов попали в руки врага. К тому же Идальго, узнав из перехваченного письма об ожидаемом подходе войск Кальехи, боялся оказаться между двух огней и потерпеть поражение, которое могло стать роковым.

К тому времени революционное движение охватило ряд областей страны. Местами восстание поднимали эмиссары Идальго, местами оно вспыхивало стихийно. Еще в июле 1810 г. в граничившей с Новой Испанией и тесно с ней связанной Западной Флориде начались антииспанские выступления, инспирированные агентами США. В конце сентября была провозглашена «независимость» Западной Флориды и вскоре последовала ее аннексия Соединенными Штатами ( Подробнее о событиях в Западной Флориде см. ниже, гл. 5).).

Мексика в период войны за независимость

В октябре движение распространилось на интендантство Гвадалахару, где его возглавил раичеро Хосе Антонио Торрес. Заняв Колиму, Саюлу, Сакоалько и другие населенные пункты, партизаны Торреса подошли к столице интендантства. Севернее действовали отряды Годинеса, Алаторре, Хосе Рубио Уидробо. В начале октября вспыхнуло восстание в Сакатекасе, откуда поспешно бежали испанские чиновники и купцы, а также в Колотлане (юго-западнее Сакатекаса). Мигель Санчес занял во второй половине октября Уичапан (к юго-востоку от Керетаро) и несколько соседних с ним селений. Вместе с повстанцами под командованием, капитана ополчения Хулиана Вильяграна он безуспешно пытался 30 октября овладеть Керетаро. На юге присоединившийся к Идальго сельский священник Морелос очистил от испанцев Сака-тулу и двинулся вдоль побережья на юго-восток. За короткий срок в сформированный им отряд вступило более 3 тыс. человек.

Основную массу восставших составляли крестьяне-индейцы, горнорабочие, ремесленники и прочий трудовой люд городов, мелкая городская буржуазия. К ним присоединилась часть интеллигенции, офицерства, чиновничества, низшего духовенства. На первых порах многие представители креольской помещичье-буржуазной элиты тоже примкнули к восстанию, рассчитывая использовать его для свержения ненавистного испанского господства. Однако ход событий довольно скоро привел к изменениям в соотношении сил.

В занимаемых ими городах, селениях и асьендах повстанцы расправлялись с попадавшими в их руки крупными чиновниками, помещиками и купцами, не успевшими бежать. Некоторых убивали, других арестовывали, принадлежавшие им кукурузу, скот, различное имущество конфисковывали, а частично уничтожали. Такая судьба постигала не только уроженцев метрополии, но зачастую также и состоятельных «американских испанцев», особенно богатых помещиков-креолов.

Если для некоторых руководителей восстания, принадлежавших к привилегированным слоям колониального общества, главной задачей являлись ликвидация испанское го господства и завоевание независимости, то для массы их сторонников, и прежде всего для индейского крестьянства, не меньшее, если не большее значение имели социальные цели, устранение феодально-крепостнического гнета и борьба против его носителей, кто бы они ни были. «Таким образом,- как справедливо отмечает мексиканский историк Луис Чавес Ороско,- война за независимость с самого начала приняла характер классовой борьбы... Это было восстание всех угнетенных против всех угнетателей» (Chavez Orozco L. Historia de Mexico (1808 - 1836). Mexico, 1947, p. 62 - 63.).

Указанное обстоятельство и определяло в конечном счете расстановку сил. Против восставшего народа выстудили не только колониальная администрация, католическая иерархия во главе с высшим духовенством, испанская знать и другие круги, связанные с метрополией. 13 том же враждебном революции лагере оказались вскоре в значительной своей части и принадлежавшие к имущим классам уроженцы Новой Испании - большинство местных помещиков и купцов, многие чиновники и офицеры. Еще в период боев за Гуанахуато немало богатых креолов вместе с испанцами оказывали яростное сопротивление повстанцам. Настроения креольской верхушки нашли свое выражение также в позиции, занятой муниципальными органами некоторых крупнейших городов. Так, аюнтамьенто Веракруса 6 октября публично осудил восстание и заверил вице-короля в своей полной поддержке. Две недели спустя аюнтамьенто Мехико обратился к населению вице - королевства с воззванием, в котором выражались верноподданнические чувства по отношению к испанской монархии и содержался призыв сохранять верность королю (См.: CDHGIM, t. II, p. 151 - 152, t. Ill, p. 911 - 914.) . Однако определенная часть креольской элиты предпочитала выжидать исхода борьбы, не примыкая пока ни к той, ни к другой стороне (См.: Ladd D. M. Op. cit., p. 114 - 116.).

Внутри руководящего ядра патриотов не было единства. Идальго понимал необходимость социальных преобразований в интересах широких масс и потому сразу же, наряду с требованием «восстановить священные права, дарованные мексиканцам богом и узурпированные жестокими и несправедливыми выродками - конкистадорами» (Pensamiento politico. Mexico, 1970, vol. V, N 17, p. 54.) , выдвинул лозунг возврата экспроприированных у крестьян земель. Возглавив народное восстание, он стремился к его дальнейшему расширению и углублению. Именно по этой причине планы Идальго внушали такой страх и ненависть колонизаторам. Епископ Абад и Кейпо прямо указывал, что в случае победы восставших огромная масса индейцев, метисов и неимущих креолов, составляющая девять десятых всего населения, немедленно выступит против зажиточной верхушки. Он писал, что Идальго пытается внушить индейцам, будто они вправе считать отнятые у них испанцами земли своими, и обещает вернуть их прежним владельцам. Эту же мысль высказал архиепископ Лисана и Бомон (См.: CDHGIM, t. II, p. 152 - 154, 168 - 169; t. Ill, p. 920.). Эдикты об отлучении Идальго осуждали его не столько за мнимую «ересь», сколько за то, что он поднял «мятеж» и пытался изменить систему землевладения.

Что же касается Альенде, братьев Альдама, Абасоло и некоторых других военных руководителей повстанцев - кадровых офицеров и выходцев из креольской помещичьей среды, то они вовсе не желали подъема массового движения. Им были чужды социальные задачи начавшейся революции, в которой эти люди видели лишь вооруженное выступление с целью освобождения от испанского господства. В принятом 24 сентября постановлении аюнтамьенто Сан-Мигеля, возглавлявшемся Игнасио Альдамой, указывалось, что конфисковано может быть только имущество гачупинов, но «ни в коем случае наших соотечественников» (Alamdn L. Op. cit. Mexico, 1942, t. II, p. 556 - 557.).

По мере того как в ходе восстания все более острые формы принимал социальный антагонизм, беспокойство Альенде и его сторонников, недовольных тем, что Идальго ищет опоры в массах, заметно усиливалось. Встревоженные чрезмерным, по их мнению, радикализмом движения, они считали, что взятие Мехико позволит быстро закончить военные действия, провозгласить независимость и подчинить народ контролю имущих классов. Поэтому Альенде, Альдама, Абасоло и другие настаивали на немедленном штурме столицы, хотя в создавшейся неблагоприятной для повстанцев обстановке это было сопряжено с серьезным риском.

Позиция же Идальго, проявившего в тот момент разумную осторожность, диктовалась не только трезвым учетом обстоятельств чисто военного порядка, но и пониманием того, что в целом соотношение сил складывалось не в пользу восставших. В таких условиях ему казалось нецелесообразным, при весьма сомнительных шансах на успех, предпринимать рискованную попытку занять столицу, ставя фактически на карту судьбу всего восстания.

Отказавшись от попытки взять Мехико, Идальго повел свою армию на северо-запад, с тем чтобы овладеть Керетаро. Одновременно испанские войска под командованием Кальехи двигались из Керетаро навстречу повстанцам, направляясь к столице. 7 ноября обе армии столкнулись возле Акулько, на полпути между Мехико и Керетаро. Силы патриотов сократились к этому времени примерно до 40 тыс. человек, так как многие из них, разочарованные отходом от Мехико, разошлись по домам. Их боеспособность ослабляли также разногласия между руководителями. Поэтому повстанцы предпочли уклониться от сражения. Отступив к Селае, они разделились. Главные силы под командованием Альенде двинулись на северо-запад, в Гуанахуато, а Идальго с небольшой группой направился на юг, в Вальядолид, чтобы пополнить свои войска.

Тем временем революционное движение охватывало все большую территорию. 10 ноября произошло вооруженное выступление в Сан - Луис - Потоси и восставшие овладели городом. На следующий день Торрес занял Гвадалахару. В конце ноября отряд индейцев во главе со священником Хосе Марией Меркадо захватил последний опорный пункт испанцев в интендантстве Гвадалахара - порт Сан - Блас. В руках патриотов оказалась вся Новая Галисия до побережья Тихого океана.

Узнав о победе повстанцев в Гвадалахаре, Идальго решил направиться туда и 17 ноября выступил из Вальядолида. Между тем армия Кальехи подошла к Гуанахуато и 24 ноября начала штурм города. Повстанческая артиллерия, расположенная на окружающих Гуанахуато высотах, не причиняла наступавшим большого урона. Шестичасовой бой завершился победой испанских войск. Альенде с небольшим отрядом отошел в направлении Сан - Луис - Потоси. По приказу Кальехи были сожжены целые кварталы Гуанахуато, а их жители перебиты. Каратели казнили свои жертвы (число которых достигло 150) без всякого суда и следствия.

В это время Идальго во главе семи с лишним тысяч повстанцев, не встречая сопротивления, продвигался к Гвадалахаре. Этот поход являлся триумфальным маршем. В каждом городе и селении народ встречал его с энтузиазмом, повсюду устраивались торжественные мессы. 26 ноября войска Идальго вступили в Гвадалахару. Их встретили артиллерийским салютом и колокольным звоном. Дома были празднично украшены. Горожане с детьми заполнили улицы и вместе с бойцами Торреса восторженно приветствовали генералиссимуса. В сопровождении многочисленной свиты он проследовал через весь город к кафедральному собору, а оттуда пешком направился в Правительственный дворец, где находилась резиденция местных властей. Там его ожидали представители различных групп населения, к которым Идальго обратился с яркой речью.

Пребывание Идальго в Гвадалахаре, длившееся около полутора месяцев, ознаменовалось кипучей деятельностью. Учитывая стремления народных масс и прежде всего крестьянства, составлявшего основной контингент повстанческой армии, он должен был более определенно сформулировать свою программу и приступить к ее реализации.

Особое внимание Идальго уделял социально-экономическим требованиям широких слоев населения. Он принял ряд мер, направленных на ликвидацию рабства, расовой дискриминации, принудительных повинностей, торговых монополий и других атрибутов колониального режима. Вслед за опубликованием в Вальядолиде упомянутого выше декрета интенданта и коррехидора Ансорены 23 октября Игнасио Лопес Район по поручению Идальго также объявил об освобождении рабов и провозгласил равенство всех мексиканцев, независимо от этнической принадлежности. Документ аналогичного характера, в котором декларировались отмена рабства, подушной подати, деления населения на категории по расовому признаку и т. д., был от имени Идальго обнародован 17 ноября в Агуакатильо Морелосом (Amaya J. Hidalgo en Jalisco. Guadalajara, 1954, p. 158 - 159; Lemoine Villicana E. Morelos. L Su vida revolucionaria a traves de sus escritos у de otros testimonies de la epoca. Mexico, 1965, p. 162 - 163.).

Игнасио Лопес Район

Вступив в Гвадалахару, Идальго поспешил уже 29 ноября издать декрет, предусматривавший наряду с освобождением рабов в течение 10 дней и упразднением подушной подати также ликвидацию монополий на производство и продажу пороха, табачных изделий, вина, снижение алькабалы. Основные положения этого декрета были вновь подтверждены 6 декабря (См.: CDHGIM, t. II, p. 243 - 244, 256.). Неоднократное повторение указанных предписаний обусловливалось не только тем значением, которое им придавалось, но и военной обстановкой, ограничивавшей их распространение территорией, контролировавшейся в данный момент революционной армией.

5 декабря Идальго опубликовал очень важный декрет, касавшийся арендованных земель индейских общин в окрестностях Гвадалахары. Значительная их часть находилась в руках помещиков, номинально считавшихся арендаторами, фактически же полностью распоряжавшихся этой землей и не вносивших никакой арендной платы. Идальго, распорядился немедленно собрать всю арендную плату, а земли передать для обработки индейским общинам, запретив впредь арендовать их. «Ибо я желаю,- указывал он,- чтобы ими пользовались только индейцы соответствующих селений» (Cinco siglos de legislation ag-raria en Mexico, t. I, p. 64.).

Все эти акты имели большое историческое значение. Как отмечал видный американский марксист Уильям 3. Фостер, Идальго был «одним из немногих, кто смело поставил вопрос о земле» (Фостер У. З. Очерк политической истории Америки. М., 1953, с. 221.). В исторической литературе высказывается иногда мнение, что он намеревался претворить в жизнь свою идею о возвращении индейским общинам отнятых у них земель, хотя точных данных на сей счет нет. Идальго первым на Американском континенте провозгласил отмену рабства, проявив тем самым стремление к ликвидации одной из основ колониального режима. Он опередил в этом отношении Боливара и пошел дальше Вашингтона, отмечает мексиканский историк Энрике Сантибаньес (Santibanez E. Hidalgo iniciador de la independencia de Mexico. New York, 1919, p. 79. На пьедестале семиметровой скульптуры, которая высится в парке Международной организации труда в Женеве, высечена надпись: «Мигель Идальго-и-Костилья отменил рабство в Америке.)». Попытки преуменьшить важность указанного шага на том основании, что число рабов в Новой Испании было тогда невелико, нельзя признать правомерными. Известно, что негры-рабы внесли свой вклад в освободительную борьбу, вместе с индейцами и другими патриотами сражаясь против колонизаторов. Упразднение рабства чувствительно затрагивало интересы испанцев-рабовладельцев, угрожая потерей их собственности. Наконец, значение декларации Идальго об освобождении рабов вышло далеко за рамки Новой Испании, получив резонанс по всей Латинской Америке.

Глубокий социальный смысл имела отмена подушной подати (Напомним, что соответствующий указ Регентского совета от 26 мая 1810 г. был обнародован колониальной администрацией, когда она по существу контролировала лишь часть Новой Испании. Эта акция не сопровождалась никакими практическими мерами. А 1 марта 1815 г. Фердинанд VII официально восстановил подушную подать.). , являвшейся своеобразным символом бесправия индейского населения. «Не было ничего более ненавистного индейцам,- отмечал мексиканский историк и участник освободительного движения Хосе Сервандо Тереса - де - Мьер,- чем подушная подать, установленная в период завоевания. Поскольку ее платили только индейцы... они рассматривали ее как клеймо побежденных». По его словам, именно упразднение подати обеспечило Идальго поддержку со стороны индейцев, которые в массовом порядке стали вступать в его армию (См.: Guerra 7. Historia de la revolution de Nueva Espana. Mexico, 1922, t. I, p. 255. Ha это обстоятельство указывали и другие современники.). Что же касается упомянутых выше мер против торговых монополий, то они были направлены на устранение препятствий, мешавших развитию производства и торговли.

Политические вопросы получили в программе Идальго меньшее отражение, чем социально-экономические.

Призывая к свержению колониального ига, он предполагал созвать затем конгресс из «представителей всех городов и селений», который должен был издать «мягкие и благодетельные законы», чтобы покончить с ограблением страны и нищетой населения, обеспечить прогресс промышленности, искусств и ремесел, свободное использование естественных богатств. Идальго не высказывался прямо относительно импонировавшей ему формы правления, но не раз выступал против монархической системы и, судя по всему, предпочитал республиканский строй. В конце сентября - начале октября 1810 г., беседуя с креолами Гуанахуато, он заявил, что присяга, данная в свое время Фердинанду VII, не имеет больше силы. По словам одного из его сподвижников, установление монархии противоречило бы мировоззрению Идальго. Он с нетерпением ждал того дня, когда сможет передать власть правительству, избранному народом, и в качестве простого священника вернуться в свой приход (См.: Garcia P. Op. cit., p. 128) .

Обосновавшись в Гвадалахаре, Идальго приступил к организации управления на контролируемой повстанцами территории и с этой целью назначил двух министров - юстиции и иностранных дел. Одновременно был обновлен состав аудиенсии. Желая заключить договор о союзе и торговле с США, Идальго направил туда Паскасио Ортиса - де - Летону, но тот по дороге попал в плен к роялистам.

У восставших был свой печатный орган - еженедельная газета «Деспертадор американо», выходившая в Гвадалахаре в декабре 1810 - январе 1811 г. тиражом 2 тыс. экземпляров.

Отражая чаяния угнетенных, Идальго вместе с тем боялся оттолкнуть тех представителей имущих классов, которые еще поддерживали освободительное движение, а также стремился если не привлечь на свою сторону, то по крайней мере нейтрализовать креольскую элиту, перешедшую в ходе событий в стан колонизаторов. Поэтому он настойчиво подчеркивал, что главной задачей патриотов является ликвидация испанского владычества и завоевание независимости. На это обстоятельство Идальго указывал еще в письме интенданту Рианьо 28 сентября. Прибыв в Гвадалахару, он поспешил проявить свою лояльность по отношению к креольским помещикам, издав 1 декабря декрет, в котором осуждал самовольные реквизиции вьючных животных, продовольствия и фуража, производимые иногда повстанцами «не только в поместьях европейцев, но и моих возлюбленных американцев», и категорически запрещал подобные действия (См.: CDHGIM, t. И, р. 245.).

Стремление к объединению всех классов и слоев колониального населения в борьбе за независимость проходит красной нитью сквозь один из наиболее ярких документов, вышедших из-под пера Идальго,- манифест, опубликованный в начале декабря 1810 г. В первой части манифеста Идальго опровергал обвинения по своему адресу, содержавшиеся в эдикте инквизиции. Он утверждал, что является правоверным католиком и никогда не был бы обвинен в ереси, если бы не боролся за освобождение народа от угнетения. Идальго указывал, что враги независимости пытаются использовать религию в своих целях. «Они лишь из политических соображений именуют себя католиками: их бог - деньги» - писал он.

Призывая к борьбе за свержение испанского господства, Идальго подчеркивал, что залог победы - совместные действия всех уроженцев Новой Испании против колонизаторов. «Американцы! Разорвем же позорные цепи, которыми мы скованы столько времени. Чтобы осуществить это, нам необходимо лишь единство. Если мы не будем сражаться друг против друга, то война закончится, и мы добьемся своих прав» (Bustamante С. М. de. Cuadro historico de la Revolution Mexicana. Mexico, 1926, t. I, p. 312 - 314.).

В первом номере газеты «Деспертадор американо» от 20 декабря было напечатано воззвание «Ко всем жителям Америки», фактически адресованное состоятельным креолам. Идальго напоминал им, что испанцы владеют самыми богатыми рудниками, обширными поместьями, занимают высшие и наиболее доходные административные и церковные должности. Он указывал, что если креолы хотят занять их место, то должны бороться в рядах повстанческих сил за независимость. В воззвании подчеркивалось, что революционное правительство решительно осуждает «эксцессы», допущенные повстанцами по отношению к имущим классам, и приняло действенные меры Для их предотвращения в дальнейшем. «Слепцы!- обращался Идальго к «доблестным креолам» - Оказывая сопротивление вашим братьям и освободителям, вы противитесь собственному благу» (El Despertador Americano. Mexico, 1964, p. 1 - 6.).

Наиболее отчетливо позиция Идальго по отношению к помещичье-буржуазной креольской верхушке проявилась в его обращении к «американской нации», опубликованном во второй половине декабря. Разоблачая клевету колонизаторов на освободительное движение и их попытки подавить его руками самих мексиканцев, Идальго призывал соотечественников, сражавшихся на стороне испанцев и составлявших большую часть их армии, дезертировать и присоединяться к патриотам. «Приободритесь, сыны родины, - писал он, - ибо настал день славы и счастья для Америки. Воспряньте, благородные души американцев, преодолейте глубокое уныние, в которое вы были погружены!.. Если вам присуще чувство гуманности, если вас ужасает пролитие крови наших братьев... если вы жаждете общественного спокойствия, личной безопасности, безопасности семьи, имущества и процветания этого королевства, если вы хотите, чтобы это движение не выродилось в революцию, которой все американцы стараются избежать... в общем, если хотите быть счастливыми,- дезертируйте из войск европейцев и присоединяйтесь к нам». Идальго уверял, что единственная цель восставших - «отнять у европейцев управление и власть», и в то же время, учитывая настроения креольской элиты, подчеркивал, что если она желает сохранить свое имущество и предотвратить социальную революцию, то необходимо изолировать гачупинов и тогда «все это закончится в один день». «Но с величайшей сердечной скорбью мы заявляем,- указывал он,- что будем сражаться со всеми, кто выступит против наших справедливых стремлений» (Mora J. M. L. Mexico у sus revoluciones. Mexico, 1950, t. Ill, p. 114 - 116.).

Таким образом, Идальго в одних случаях излагал социально-экономическую программу, отвечавшую желаниям масс, в других же - умалчивал о ней, ограничиваясь призывами к свержению колониального ига и установлению независимости. Однако эта непоследовательность, отнюдь не означая коренного изменения его позиции, была обусловлена главным образом объективными условиями и расстановкой сил, а не заботой об имущих слоях. Поэтому точка зрения мексиканского ученого Л. Чавеса Ороско, который «нерешительность Идальго как социального реформатора» объясняет тем, что он «боролся прежде всего за интересы класса помещиков-креолов» (Chdvez Orozco L. Op. cit., p. 70.) , не встретила поддержки со стороны большинства историков. В действительности во взглядах и деятельности священника из Долорес нашли отражение стремления крестьянства и других групп трудового населения, а также наиболее радикальной части зарождавшейся мексиканской буржуазии.

В то время как Идальго находился в Гвадалахаре, освободительное движение продолжало распространяться на всё новые территории.

В декабре повстанцы под предводительством Хосе Марии Гонсалеса Эрмосильо предприняли поход в провинцию Синалоа и интендантство Сонору, однако после некоторых первоначальных успехов потерпели поражение. Значительно эффективнее были действия революционных сил в провинции Коауила.

В конце 1810 г. 10-тысячный отряд под командованием Хименеса двинулся по приказу Идальго к ее столице Сальтильо и, обратив в бегство испанцев, 7 января 1811 г. без боя занял этот город. Восстание охватило провинцию Новый Сантандер. В Нуэво - Леоне местные власти сами перешли на сторону восставших. Последние одержали победу и в Техасе, заняв 22 января его столицу Сан - Антонио - де - Бехар.

На развертывание революции колонизаторы отвечали жестоким террором. Бригадир Хосе де ла Крус, направленный в середине ноября 1810 г. для подавления партизанского движения в районе Уичапана, в течение месяца свирепствовал там. Он приказал своим подчиненным убивать жителей всех населенных пунктов, где обнаружат повстанцев, а сами селения сжигать. Кальеха 12 декабря распорядился за убийство каждого представителя власти, солдата или частного лица европейского происхождения казнить четырех человек из числа гражданского населения. Вслед за вступлением испанских войск в Вальядолид старший алькальд Рамон Уарте, временно назначенный интендантом Мичоакана, объявил, что те, у кого по истечении трехдневного срока найдут экземпляры декретов, воззваний, листовок или других документов патриотов, будут казнены (CDHGIM, t. II, p. 297, 314.) .

Несмотря на террор, восставшие, вынужденные подчас прибегать к суровым мерам по отношению к врагу, не Допускали ничего похожего на зверства и произвол роялистов. Репрессии, осуществлявшиеся ими в отдельных случаях, вызывались яростным сопротивлением испанцев, а конфискация имущества богачей на нужды революции диктовалась необходимостью. В отличие от испанской военщины, расправлявшейся не только с попавшими в плен повстанцами, но и с беззащитными мирными жителями, патриоты старались по возможности оградить последних от тягот войны. Об этом свидетельствует, например, декрет, изданный 14 декабря 1810 г. одним из ближайших помощников Идальго - Хименесом, который грозил бойцам революционной армии строгими наказаниями за мародерство (Ibid., p. 300-301). . В то время как роялисты часто использовали церкви и монастыри для военных нужд, устраивали в них казармы или конюшни, нередко реквизировали драгоценную утварь и другое церковное и монастырское имущество, повстанцы обычно с величайшим уважением относились к духовным учреждениям и не посягали на их собственность.

В начале 1811 г. колониальные власти решили форсировать боевые операции против патриотических сил. Основным центром последних являлась в то время Гвадалахара, куда в середине декабря прибыл вновь сформированный отряд Альенде. Идальго удалось значительно пополнить свою армию за счет тысяч новых бойцов, стекавшихся отовсюду. Из арсенала Сан - Бласа в Гвадалахару доставили свыше 40 пушек (общее число их превысило 120). В конце декабря революционная армия насчитывала около 36 тыс., а к середине января - не менео 80 тыс. человек (по некоторым данным даже 100 тыс.). Поскольку огнестрельного оружия не хватало и большая часть войск была по-прежнему вооружена луками и пращами, повстанцы изготовили много мелких гранат. В городе велись оборонительные работы. Для отражения атак вражеской конницы сооружались заграждения в виде частокола с острыми железными зубцами. Обнародованное 31 декабря обращение вице-короля к населению Новой Галисии с требованием сложить оружие и выдать главарей «мятежа» (Ibid., p. 315). , несмотря на содержавшиеся в нем угрозы, не возымело действия.

Узнав о том, что к Гвадалахаре движутся с разных сторон главные силы испанцев под командованием Кальехи и отряд бригадира Круса из Вальядолида, Идальго решил помешать им соединиться. Выслав часть войск навстречу Крусу, он сумел задержать его продвижение. Что же касается плана операций против армии Кальехи, то повстанческие командиры не придерживались единого мнения. На военном совете Идальго предложил использовать для нанесения удара противнику все наличные людские ресурсы и дать бой на подступах к Гвадалахаре. Альенде отверг эту идею, заявив, что нельзя ставить судьбу восстания в зависимость от одного сражения. Он считал более целесообразным оставить Гвадалахару и разделить армию на несколько частей, которыми затем последовательно атаковать испанские войска. После долгих и горячих споров был принят вариант, предложенный Идальго.

Когда стало известно о приближении Кальехи, повстанцы отошли на восток от города и заняли оборону вдоль реки Лермы, в районе моста Кальдерой. 16 января произошло столкновение передовых частей и испанцам удалось захватить мост. На следующий день в бой вступили основные силы.

Кальеха имел всего 6 тыс. солдат, но они были дисциплинированны, прекрасно вооружены и обучены, располагали артиллерией и большим количеством боеприпасов. Патриоты обладали значительным численным превосходством, однако представляли собой неорганизованную, слабо подготовленную и плохо экипированную массу. Их пушки (частично деревянные, скрепленные железными обручами) в большинстве своем перевозились на громоздких, малоподвижных повозках, что крайне затрудняло смену огневых позиций. Тем не менее бойцы Идальго успешно отражали натиск врага. «Вперед, вперед, товарищи,- подбадривал их генералиссимус.- Так говорили первые мореплаватели, устремившиеся за великий океан».

Испанцам помог случай. Один из их снарядов попал в повозку с боеприпасами, в результате чего произошел сильный взрыв. Вокруг загорелась сухая трава, огонь быстро распространялся, а ветер дул в лицо повстанцам, и их вскоре окутали густые клубы дыма. Это вызвало смятение, и под усилившимся нажимом противника армии Идальго пришлось отступить. Ее потери были весьма велики, хотя точные цифры неизвестны. 21 января роялисты вступили в Гвадалахару.

Поражение при Кальдероне оказало деморализующее Действие на восставших, многие из которых стали покидать ряды революционных войск. Этому способствовали и мероприятия колониальной администрации, испанского командования и католической церкви. 19 января вице-король издал указ, объявлявший государственной изменой хранение материалов патриотического характера и предписывавший публично сжечь их. 23 января последовал приказ Кальехи, который грозил смертью за участив в восстании, в частности, всем лицам, захваченным с оружием в руках. Инквизиция, в свою очередь, так и не добившись, несмотря на неоднократные требования, чтобы Идальго пришел с повинной, опубликовала 26 января еще один эдикт, содержавший новые нападки на него и опять угрожавший суровыми наказаниями за чтение и хранение любых документов повстанцев (Ibid., p. 343, 349 - 350; El clero de Mexico у la guerra de independencia, p. 49 - 54). .

7 февраля трибунал инквизиции предъявил Идальго обвинение, наложенное в пространном акте, состоявшем из 53 разделов. Его обвиняли в том, что он «еретик, отступник от святой веры, атеист, материалист, деист, развратник, бунтовщик, схизматик, иудействующий, лютеранин, кальвинист, преступник против божеской и человеческой. власти, богохульник, жестокий враг христианской религии и государства, злобный, похотливый, лицемерный, коварный совратитель, изменник королю и родине». Кроме того, ему инкриминировались неуважение к папе римскому, высказывания в пользу «французской свободы» и стремление установить ее в Новой Испании, осуждение деспотизма монархического строя, чтение запрещенной литературы и т. д. Подробно перечислив «преступления» Идальго против церкви и короля, трибунал требовал предать его суду инквизиции и в случае, если он не признается в своих «прегрешениях», подвергнуть пытке (Los procesos militar e inquisitorial del padre Hidalgo у del otros caudillos insurgentes. Mexico, 1953, p. 253 - 274.) . Поскольку Идальго находился за пределами досягаемости, инквизиторы решили судить его заочно.

Наряду с репрессиями, угрозами и преданием анафеме колонизаторы пытались воздействовать на восставших и иными методами. С этой целью вице-король в соответствии с декретом испанских кортесов объявил 11 февраля об амнистии всем «мятежникам», которые сдадутся властям. А спустя четыре дня епископ Абад и Кейпо призвал повстанцев поскорее воспользоваться «милосердием» вице - короля (CDHGIM, t. II, p. 379 - 381; t. IV. Mexico, 1880, p. 882 - 890.) . Но поскольку патриоты продолжали свою героическую борьбу, роялисты то и дело прибегали к новым угрозам. Так, бригадир Крус, временно поставленный во главе военного и гражданского управления Новой Галисии, 23 февраля потребовал под страхом смертной казни сдать в течение суток все оружие и снаряжение, а также заявил, что в тех населенных пунктах, где повстанцам окажут содействие, будет казнен каждый десятый (CDHGIM, t. L Mexico, 1877, p. 418 - 420.) . Усиление террора испанских властей и их послы в условиях известной деморализации патриотических сил, вызванной военным поражением, сыграли определенную роль.

Разложению революционной армии способствовало также обострение разногласий между ее руководителями. После разгрома при Кальдероне сильно поредевшие повстанческие отряды отступили на север, в Сакатекас. В пути Идальго был смещен своими сподвижниками, возложившими на него всю ответственность за поражение, и пост генералиссимуса занял Альенде. Он и его окружение совсем перестали считаться с мнением Идальго, не доверяли ему и следили за каждым шагом бывшего генералиссимуса. Но, учитывая огромную личную популярность вождя восстания, они скрывали, что сместили его. Идальго по-прежнему подписывал все документы, а в некоторых случаях даже сам составлял их.

Между тем колониальные власти активизировали действия по ликвидации очагов освободительного движения. Пользуясь благоприятной обстановкой, на местах подняли голову контрреволюционные элементы, стремившиеся к восстановлению прежних порядков. 31 января они устроили переворот в Сан - Бласе и почти одновременно в Тепике. Оба эти города вскоре заняли испанские войска. 1 марта произошел переворот в Сан - Антонио - де - Бехар, а затем и в Сан - Луис - Потоси, куда 5 марта вступили части Кальехи. Местные революционные лидеры были схвачены, выданы испанскому командованию и казнены. Роялисты по пятам преследовали отходившие на север остатки главных сил повстанцев. Едва последние оставили Сакатекас, как городом овладели испанские войска. Альенде отступил в Сальтильо, где соединился с находившимся здесь отрядом Хименеса, но общая численность обоих отрядов не превышала 4-5 тыс. плохо вооруженных бойцов, а чрезвычайно редкое население Коауилы не могло оказать сколько-нибудь существенной помощи патриотам.

Тем не менее последние даже в такой тяжелой обстановке не собирались прекращать борьбу. Получив в начале марта предложение властей об амнистии, если восставшие сдадутся на милость победителя, Идальго от имени своего и Альенде ответил, что «амнистия предназначается преступникам, а не защитникам родины». Он заявил, что повстанцы не сложат оружия до тех пор, пока не свергнут угнетателей, и что они полны решимости не вступать ни в какие переговоры, если последние не будут вестись на основе признания свободы нации и! неотчуждаемых прав человека. В этом документе он впервые употребил выражение «мексиканская нация» (CDHGIM, t. II, p. 403 - 404.) . 16 марта руководители повстанцев собрали военный совет, где решили, оставив в Сальтильо часть сил под командованием адвоката Игнасио Лопеса Района, идти дальше на север, к Монклове. Принимая это решение, имевшее роковые последствия, они, конечно, не могли предвидеть того, что произойдет на следующий день.

17 марта бывший роялистский офицер-креол, подполковник Игнасио Элисондо, недавно перешедший на сторону патриотов, ввел свои войска в Монклову и арестовал представителей местных революционных властей. Узнав из перехваченного письма о планах повстанцев, он немедленно выступил им навстречу и возле родников Бахана (южнее Монкловы), за холмом и крутым поворотом дороги, устроил засаду. Утром 21 марта двухтысячная колонна - все, что осталось от повстанческой армии,- приблизилась к Бахану. Переход через пустынную и безводную местность был очень утомителен, и измученные, усталые люди, ничего не подозревая, двигались в беспорядке, сильно растянувшись. Впереди, подымая клубы пыли, ехали на большом расстоянии друг от друга кареты с командирами и всадники, затем шла пехота, а сзади следовала артиллерия. Вследствие этого карета за каретой, группа за группой, обогнув холм и скрывшись из виду, попадали в руки изменников. Кое-кто пытался сопротивляться, но безуспешно (дохновителем предательских действий Элисондо был епископ Марин де Поррас.).

Всех пленных отправили в Монклову, а затем Идальго, Альенде, Хименеса и некоторых других руководителей восстания, закованных в кандалы, повезли для суда в Чиуауа, где размещался штаб командующего войсками «внутренних провинций Запада» Немесио Сальседо.

Главной причиной, побудившей военные власти судить Идальго и его соратников на месте, не передавая в уки инквизиции, которая обычно вела судебные процессы очень медленно, было желание поскорее расправиться с ненавистными «бунтовщиками». К тому же они боялись, что если везти Идальго в столицу, то по пути следования могут вспыхнуть народные волнения. Основания для таких опасений безусловно имелись, так как весть о захвате в плен руководящего ядра повстанцев быстро распространилась по всей стране, и сторонники независимости решили сделать все возможное, чтобы вырвать Идальго и его товарищей из лап колонизаторов.

Так, в апреле 1811 г. в Мехико возник заговор, возглавляемый отважной женщиной Марианой Родригес дель Торо. Заговорщики намеревались, похитив вице-короля, заставить его отдать приказ об освобождении Идальго и остальных патриотов. Они тщательно разработали план операции и даже назначили день ее проведения. Однако накануне вечером участвовавший в заговоре Хосе Мария Гальярдо рассказал обо всем на исповеди священнику, а тот немедленно доложил властям. Гальярдо тотчас же арестовали и при допросе он выдал сообщников. Некоторых из них схватили в ту же ночь. В числе других в тюрьму были брошены Мариана Родригес с мужем, томившиеся затем в заключении около десяти лет.

Учитывая настроения населения и боясь каких-либо демонстраций с его стороны, бригадир Сальседо перед прибытием пленных в Чиуауа запретил горожанам, когда узников повезут по улицам, собираться группами и иметь при себе оружие.

Следствие и суд велись ускоренными темпами. Все лидеры восставших, за исключением Абасоло, который настойчиво старался умалить степень своего участия в революционном движении, держались мужественно. Идальго вел себя в ходе следствия, происходившего с 7 по 9 мая, спокойно и твердо. Он бесстрашно отстаивал свои взгляды и решительно отвергал все попытки извратить его намерения. После допроса дело Идальго перешло ь военный суд, который вынес смертный приговор, утвержденный затем Сальседо. Та же участь постигла Альенде, Хименеса, Хуана Альдаму, брата Идальго - Мариано и других его сподвижников, а также многих рядовых Участников восстания. Только Абасоло ценой раскаяния купил себе жизнь. В течение мая-июня в Чиуауа и Монклове были казнены более 300 патриотов.

Утром 29 июля представители церковных властей публично совершили акт снятия с Идальго духовного сана. Его заставили опуститься на колени и одну за другой сорвали одежды священника. Во время этой унизительной для верующего католика церемонии он держался внешне невозмутимо, ничем не выдавая своих переживаний, а потом с таким же спокойствием выслушал прочитанный ему приговор. В ожидании казни Идальго проявил исключительное самообладание и хладнокровие. Он позавтракал, пообедал и поужинал. На стене камеры написал свои предсмертные стихи. В ночь перед казнью крепко спал.

Отважного священника расстреляли утром 30 июля во дворе госпиталя, где его содержали под стражей. По приказу военных властей место казни было оцеплено плотным кольцом войск, а для приведения приговора в исполнение сформировано специальное подразделение численностью около 200 солдат. Идальго вывели из камеры, крепко привязали ружейными ремнями к столбу и завязали глаза. Он стоял с распятием в руках. Большинство людей, присутствовавших при казни, плакало, а у солдат так сильно дрожали руки, что они не сразу смогли попасть в цель. Поэтому после первого залпа Идальго продолжал оставаться на ногах. От сильной боли он согнулся, повязка, закрывавшая глаза, сползла, и Идальго посмотрел на своих палачей, однако не проронил ни слова. Когда прозвучал следующий залп, он, опять раненный, лишь слегка вздрогнул. И после третьего залпа, весь израненный, Идальго был еще жив. Тогда лейтенант, командовавший при расстреле, приказал двум солдатам приставить дула своих ружей к сердцу Идальго и прикончить его.

Труп выставили для всеобщего обозрения, а потом обезглавили.

Головы Идальго, Альенде, Хуана Альдамы и Хименеса были по распоряжению колониальных властей отвезены в Гуанахуато и помещены в железные клетки, установленные для устрашения народа по углам «Алондиги - де - Гранадитас».

Через несколько дней после казни Идальго, 3 августа 1811 г., столичная «Гасета - де - Мехико» напечатала копию якобы написанного им заявления, датированного 18 мая того же года. Автор его называл восстание против испанского господства преступлением перед богом и королем выражал глубокое раскаяние в своих действиях, осуждал их и призывал повстанцев немедленно прекратить борьбу (CDHGIM, t. I, p. 58 - 60.) . Однако содержание этого документа противоречило убеждениям и мужественному поведению Идальго на следствии и суде. Большинство современников и историков отрицают подлинность названного заявления и рассматривают его как апокриф, составленный по указанию испанской администрации с целью дискредитировать освободительное движение и вызвать разброд среди его участников. Так, хорошо информированный английский дипломат Генри Джордж Уорд, знакомый с мексиканскими событиями того периода, писал: «Я слыхал, будто даже испанцы признают, что опубликованные в то время сообщения об их (Идальго и его соратников.- М. А.) покаянии были вымышленными» (Ward H. G. Mexico in 1827. London, 1828, vol. I, p. 179-180; см. также: Zerecero A. Memorias para la historia de las revoluciones en Mexico. Mexico, 1869, p. 312 - 317; Bancroft И. Н. The Works. San Francisco, 1886, vol. 12, p. 286 - 287; Bulnes F. La guor-ra de independencia. Mexico, 1910, p. 296; Villoro L. La revolution de independencia. Mexico, 1953, p. 57 и др. Доводы в пользу подлинности отречения Идальго см.: Hamill H.M. Op. cit., p. 213 - 216.) .

В ходе народного восстания, на протяжении полугода потрясавшего основы колониального режима Новой Испании, армия Идальго неоднократно одерживала победы над испанскими войсками и освободила обширную территорию. Повстанцы пытались ликвидировать рабство, покончить с расовой дискриминацией, упразднить принудительные повинности, отменить торговые монополии, а также возвратить индейцам отнятые у них земли. Восстание явилось началом вооруженной борьбы мексиканского народа за независимость, социально-экономические и политические преобразования, которую после гибели Идальго продолжили другие борцы за свободу.