СУДА, ЧЕРЕПКИ И РУИНЫ

Наука лопаты - так называли археологию до сих пор. Археологи спасли погребенные в щебне и золе клинописные библиотеки, они откопали стены древней Трои, вернули из небытия даже целые города, например Помпеи. Служители этой науки умеют отделять друг от друга разновременные культурные напластования, они работают в поле и хорошо владеют техникой археологических раскопок - ведь только в земле искали раньше остатки древних цивилизаций. Никто не задумывался над тем, что и вода может скрывать следы прошлого.

Вода бережно хранит почти все, что человек отдал ей вольно или невольно: обломки орудий доисторических пещерных жителей, оружие и утварь обитателей свайных деревень бронзового века, суда и даже целые поселения. В некоторых местах опускалась береговая линия, и прибрежный город исчезал под водой, как, например, этрусский город Спина, или же постепенно повышался уровень воды, и людские поселения оказывались затопленными. Так водяная могила поглощала памятники культуры ушедших эпох.

На суше народы и цивилизации непрерывно сменяли друг друга. Победители разрушали сооружения побежденных, новые поколения перекапывали землю и воздвигали на развалинах прошлого свои собственные города. Варварские руки профанов не щадили ничего, даже гробниц фараонов. Как много неповторимых памятников древних культур погибло безвозвратно!

В воде все по-иному. На дно моря или озера не могли проникнуть ни завоеватели, ни алчные похитители кладов. Каким бы хрупким ни был предмет, но опустившись на дно водоема, он попадает в надежное убежище, разве что само соприкосновение с водой его погубит.

Лишь современная техника погружения наделила человека способностью свободно передвигаться в чужеродной стихии. Свободный ныряльщик пошел на разведку тайн океана, и для археологов открылось новое поле деятельности.

«Археологи, учитесь нырять, будущее вашей науки лежит под водой!» - говорил Филипп Диоле, сотрудник Национального музея Франции, который сам стал одним из крупнейших пионеров подводной археологии.

Но, конечно, одного умения нырять еще мало. Археологи должны были искать новые методы раскопок. Впрочем, о раскопках в прямом смысле слова говорить не приходится, ведь на дне моря нет культурных слоев, как на земле. Современные бутылки и консервные банки лежат здесь рядом с древнегреческими амфорами и каменными топорами наших самых далеких предков, а подводная лодка - рядом с финикийской галерой. Вместе со строительным мусором ковш экскаватора неожиданно поднимает из илистого грунта Роны статую Афродиты, где-то на побережье Италии в сети рыбаков вместе с сардинами попадается норманский шлем.

Величайший музей древностей - так назвали однажды Средиземное море. «Всюду, куда достигал мой взор, - писал Виктор Гюго, - от запада до востока, от мыса Антиб до мыса Ру простиралось это великое, достойное поклонения море, которое видело всю историю человечества - от флотов царя Соломона до войск Ганнибала, от галеры Помпея до барка Наполеона... Средиземное море благоприятствовало цивилизации, это прославленное, лучистое море, все уголки которого озарены историей и солнцем. На берегах его свершилось много великих деяний, и берега помнят об этом.»

Не случайно именно здесь, через пятнадцать лет после смерти замечательного французского писателя, родилась подводная археология.

Бронзовый бог Антикиферы

Пасхальными днями 1900 года, когда окончился сезон лова губок, возвращались на родину со своей добычей греческие водолазы. Они плыли от берегов Туниса, лучшего в Средиземном море района сбора губок, где они ныряли на дно, пользуясь исконным способом своих предков: задержав дыхание, зажав тяжелый камень в одной руке и нож в другой. Работа, как всегда, была тяжелая, но они не зря потрудились. Поэтому они были в самом радужном расположении духа.

Когда ловцы губок уже подходили к Греции, внезапно разразилась буря, так что они с трудом успели укрыться в бухте маленького скалистого островка Антикифера. Несколько дней ждали они возможности продолжать плавание. Но бездействие невыносимо для людей, привыкших к тяжелому труду. Чтобы скоротать время, они ныряли на скалистое дно этой тихой бухты и осматривали его своим наметанным глазом.

«Ни одной губки! - крикнул своим товарищам Элиас Стадиатис. Он нырял первым. - Но зато я видел корабль!»

«Где?» - водолазы посмотрели вокруг.

«Внизу!» - крикнул Элиас во весь голос.

На борту засмеялись, приняв его слова за шутку. Тогда Элиас нырнул вторично. На этот раз он выплыл наверх не с пустыми руками. То, что он поднял со дна, рассеяло все сомнения: это была рука античной бронзовой статуи.

Под ними, на глубине около сорока метров, - теперь они все сами могли в этом убедиться - действительно лежал корабль, вернее, то, что было когда-то кораблем. Он пролежал там, наверно, тысячу лет, а, может быть, и больше.

Собиратели губок решили известить греческое правительство о своей чудесной находке и отправили Элиаса Стадиатиса вместе с найденной им бронзовой рукой в столицу Греции Афины. В Афинах немедленно откликнулись на это сообщение. Очень скоро в сторону Антикиферы вышло аварийно-спасательное судно военно-морских сил, правительство выделило необходимые денежные средства и командировало на остров археолога. Собиратели губок, не желая упустить эту непривычную, но зато хорошо оплачиваемую работу, оставались на маленьком островке до тех пор, пока не была поднята на поверхность последняя драгоценная реликвия. Сокровища, поднятые водолазами с морского дна, произвели сенсацию в мире искусства. Серебряные и бронзовые чаши, стеклянные вазы из Александрии, античный навигационный инструмент и даже античное ложе искусной работы - все это вновь увидело солнечный свет - две тысячи лет спустя! Судно затонуло, очевидно, в I веке до н. э., скорее всего во время шторма.

Основной груз корабля составляли мраморные статуи и бронзовые фигуры. Некоторые из них были, правда, изъедены соленой водой и раковинами, но те, что лежали глубоко в иле, сохранились хорошо. Самой значительной находкой была признана бронзовая фигура юноши величиной в человеческий рост - изображение древнегреческого бога, настоящий шедевр античного ваяния IV века до н. э. Скульптура была реставрирована и принадлежит теперь к числу самых ценных экспонатов Национального музея в Афинах.

И до этого случалось, что произведение искусства давних времен, запутавшись в рыбацком неводе или выброшенное на берег волнами, возвращалось к людям из океанской бездны. Однажды - это было в XVIII веке - рыбаки из Ливорно на берегу Лигурийского моря увидели в своих сетях среди барахтающихся рыб бронзовый торс и четыре головы античных статуй. В прошлом столетии в Эльбе была найдена бронзовая фигура Аполлона, у берегов Туниса - бронзовая голова юноши, а у Санари-сюр-Мер - бронзовая голова Медузы, которая, к сожалению, попала по неведению нашедшего ее к торговцу цветными металлами.

Однако все это были случайные находки, никаких систематических изысканий не проводилось. В этом смысле находка у Антикиферы не является исключением, но она впервые послужила поводом к организации настоящих поисковых работ. Еще не хватало опыта, еще примитивны были методы подъема затонувших предметов. Люди, поднимавшие на поверхность бесценные реликвии, были стойкими и отважными, они прекрасно владели техникой погружения, но об археологии имели весьма отдаленное представление. В голубовато-зеленой дымке морской глубины простодушные ловцы губок приняли фрагменты колоссальной статуи за обломки скалы и, чтобы расчистить место, оттащили их подальше от корабля и сбросили в углубление грунта. Ошибку обнаружили, когда водолазы собирались убрать с дороги еще одну такую «скалу» и кто-то из них догадался отправить ее наверх, чтобы получше разглядеть, при дневном свете.

На Антикифере археологи еще оставались зрителями, они ограничивались тем, что принимали находки из рук спасателей. Они еще не были в состоянии лично, участвовать в спасательных операциях и руководить ими под водой. Но то, что не могло быть достигнуто, на Антикифере, удалось наверстать семь лет спустя, когда началась - и была выиграна - еще одна битва за, новую науку.

Лавка древностей - галера Махдия

На этот раз тоже все началось с находки греческих собирателей губок, но теперь уже у берегов Туниса. Как-то раз, выполняя свою тяжелую работу, один из них заметил в илистом грунте на сорокаметровой глубине какие-то непонятные предметы цилиндрической формы.

«Это, наверно, стволы старых пушек, - решили товарищи водолаза, выслушав его рассказ о находке. - Надо сообщить о них директору Тунисского археологического музея». К счастью, директор оказался человеком инициативным и предприимчивым. Он направил к месту находки своих водолазов, и те установили, что полу зарывшиеся в ил странные предметы - на самом деле вовсе не пушечные стволы, а колонны древнегреческих храмов. Колонны были, по-видимому, частью палубного груза корабля, затонувшего еще в античные времена.

Весть о замечательном открытии глубоко взволновала археолога Альфреда Мерлэна, страстно влюбленного в свою профессию. Он мобилизовал общественность, добился, чтобы военно-морские силы Франции выделили ему аварийно-спасательное судно, и раздобыл деньги на снаряжение глубоководной экспедиции. Здесь предстояло сделать то же самое, что было сделано на Антикифере, но в первую очередь то, что там было упущено. Мерлэн решил с самого начала соблюдать научную точность. С борта корабля он лично руководил работой подводников.

Но за столь успешным началом последовали трудности, которые с каждым днем все больше и больше осложняли работу водолазов. Она превратилась в непрерывную борьбу против ветра и непогоды - и против времени. Штормы то и дело вынуждали людей приостанавливать спасательные работы, бури разрушали ориентиры и так сильно взмучивали грунт, что погибшее судно каждый раз приходилось отыскивать заново. Между тем годы шли, деньги были на исходе, и в довершение всего ВМС потребовали назад свой корабль. И вот, по прошествии шести лет, Мерлэну пришлось скрепя сердце прекратить подводные изыскания, хотя до достижения поставленной цели было еще очень далеко. Однако даже то, что экспедиция успела поднять на поверхность, стоило затраченных усилий. Молодая наука праздновала единственную в своем роде победу. Подводный клад у африканского побережья имел для приверженцев новой науки - гидроархеологии - такое же значение, какое имело в свое время открытие первой золотоносной жилы в Клондайке: это была триумфальная увертюра к новым свершениям, обещание новых, еще невиданных успехов.

Эта находка стала известна всему миру под названием «галера Махдия». Так назывался поселок, близ которого она была обнаружена, - маленькая рыбачья деревушка, которая во времена Карфагена и позднее, после римского завоевания, была цветущим городом и резиденцией проконсула.

«Со времени Помпеи не было открытия важнее это-то», - сказал французский историк Саломон Рейнах. Судно имело сорок метров в длину и пятнадцать в ширину. На борту его находились не только колонны, но и бесчисленное множество шедевров античного искусства. Шестьдесят колонн с капителями и цоколями удалось поднять из воды. Каждая из них была четыре метра высотой и 65 сантиметров диаметром. Они, несомненно, предназначались для храма.

Под колоннами и между ними лежали бронзовые статуи, античная мебель, вазы и амфоры, в которых еще сохранились остатки провизии, наполнявшей их две тысячи лет назад, - оливковое масло, вино и другие продукты.

Когда смотришь на эти реликвии при свете дня, то словно видишь перед собой кусочек незнакомой жизни чужого мира древних, волей случая сохраненный для потомков на борту погибшего корабля. Там были предметы будничного обихода, разная домашняя утварь, канделябры, светильники с фитилями и несколько возвышений для ложа, покрытых раковистым известняком и изменившихся до неузнаваемости.

Сокровища махдийского корабля заполняют сейчас шесть залов Тунисского музея Алауи. Под стеклом перед взором восхищенного зрителя предстают замечательные творения из мрамора и бронзы: фигуры Гермеса и Эрота, бюст. Афродиты, изображения Пана, Ниобы и Сатира и маленькие потешные статуэтки комических танцовщиц.

Гибель корабля - это всегда трагедия, которая глубоко волнует нас, в какие бы отдаленные времена она ни произошла, как бы мало ни сохранилось свидетельств того, что люди нашли здесь свою смерть. В Махдии были найдены такие свидетельства: на палубе, между колоннами лежали скелеты утонувших моряков.

Это было грузовое судно простой и целесообразной конструкции, с квадратным парусом и необычно высокими палубными надстройками. Застигнутый внезапно налетевшим шквалом, корабль с тяжелым грузом на борту, видимо, очень быстро пошел ко дну, увлекая за собой всех, кто на нем находился, - и людей, и животных. Да, и животных, ибо животные тоже были на судне: водолазы обнаружили там скелеты свиней и овец, которые были когда-то живым провиантом, запасенным на дальний путь.

Чей это корабль и куда он направлялся? Историки долго бились над этим вопросом. Несомненно, было лишь одно: груз вывезен из Афин. Судя по надписям на колоннах, они стояли раньше в одном из храмов Пирея. Возможно, это были похищенные римлянами произведения греческого искусства, вывезенные по приказу римского полководца Суллы после разграбления Афин в 86 году до н. э. Но куда направлялся транспорт?

В Остию, порт Древнего Рима - отвечают одни специалисты. Ведь именно римляне опустошили тогда Пирей. Из-за шторма судно сбилось с курса, и было прибито волнами к африканскому берегу. В то время в Рим шло много таких судов, доверху набитых награбленными в Греции произведениями искусства. Но исследователь махдийского корабля Мерлэн придерживается иной точки зрения. Он полагает, что римские полководцы вряд ли вывозили ценности из Греции на обычных торговых судах, скорее всего они пользовались для этого военными кораблями. Не предназначался ли этот груз для Юбы II, романизированного берберского царька, который в это время строил в Мавретании свою столицу Цезарею и велел свозить к нему все, что может пригодиться для строительства?

Так или иначе, хищение и вывоз из Греции выдающихся памятников искусства были в то время повседневным явлением. С приходом новой власти меняли свою резиденцию и неповторимые сокровища Древней Греции.

Когда в 1913 году глава изыскательской группы Мерлэн вынужден был прекратить подводные работы, он считал, что большую часть груза ему все-таки удалось поднять на поверхность. Тридцать пять лет спустя он узнал, что ошибся. В 1948 году аквалангисты Жак-Ив Кусто и Филипп Тайе раздобыли старый, составленный еще в 1908 году план расположения галеры Махдия и возобновили изыскания. Старые наземные ориентиры уже исчезли, и пять дней аквалангисты тщетно разыскивали затонувший корабль. В конце концов, они все же нашли его в 220 метрах от указанного в плане места. К своему великому удивлению, они обнаружили, что все спасенное в Махдии тридцать пять лет тому назад было только палубным грузом. Собственно грузовые помещения внутри судна были нетронутыми и, как убедились водолазы, до отказа набиты произведениями искусства. Там они лежали в полной сохранности, так как весь корабль был обшит свинцом для защиты от древоточца.

«Я уверен, - заявил тогда Кусто. - что в среднем отсеке груз нисколько не поврежден!»

Правда, Кусто и его друг не подняли наверх новых произведений искусства, на это у них не осталось времени.

Но то, что Кусто нашел, представляло не меньшую ценность для науки. Это были части свинцовых якорей, жернов, которым корабельный кок, по-видимому, молол зерно, обломки шпангоутов из ливанского кедра и несколько вещей с сохранившимися на них следами защитного лака. Он обнаружил также длинный корабельный гвоздь, который был самым тщательным образом обследован в Военно-морской лаборатории в Тулоне. Диагноз гласил: 98,5 процентов меди, почти без примесей.

До того времени считали, что в древности корабельные гвозди изготовлялись из бронзы. Английский ученый Дж. Форбс, составитель карты античных рудников и металлургических предприятий, даже предположил, что медь, из которой сделан этот гвоздь, изготовлена не в Италии, а в Испании - об этом якобы свидетельствует небольшая примесь серебра. Но, как известно, во времена античности металлы никогда не перерабатывались на месте, а гораздо чаще, чем произведения искусства, транспортировались в необработанном виде на судах по всему Средиземноморью и охотно раскупались на рынках.

Увеселительные лодки императора Калигулы

Синее, сказочно прекрасное озеро Неми в Альбанских горах уже в античные времена было для римлян любимым местом отдыха. Богатые патрицианские семьи воздвигали на его берегах летние виллы. По приказу императора Калигулы, правившего с 12 по 34 год н. э. * (Авторы ошибаются, Годы правления Калигулы: 41 н. э. (Прим. Перев.)), здесь построили две колоссальные лодки, которые были богато украшены бронзовыми фигурами, панелями из ценных пород дерева, покрытыми художественной резьбой, и затканными золотом дорогими материями. Они

были посвящены богине Диане, что не мешало владельцу предаваться на них буйным развлечениям и оргиям.

Впоследствии Калигула велел затопить эти суда. Но воспоминания о них сохранились и передавались из поколения в поколение, подкрепляемые находками рыбаков, которым изредка попадались в сети обломки носовых фигурных украшений и другие фрагменты роскошной отделки.

Первая попытка поднять суда из воды была предпринята по приказу римского кардинала Колонна в 1447 году. Попытка не увенчалась успехом. И только в 1927 году ученые вновь занялись судами императора Калигулы. В 1930 году, после частичного осушения озера - уровень воды был понижен тогда на несколько метров - античные корабли удалось доставить на сушу.

Три года продолжались судоподъемные работы, но труды были не напрасны. Со дна озера были подняты неоценимые сокровища. Впервые в истории удалось поднять на поверхность корабли античного времени - целиком, почти не поврежденные, с сохранившимся деревянным настилом и бронзовой обшивкой. Это были суда длиной семьдесят - восемьдесят и шириной двадцать метров, простой и незамысловатой конструкции, но отделанные с большим искусством. На них нашли якорь весом свыше четырехсот килограммов. Полностью сохранились также палубные надстройки и насосы. В первый раз наши современники своими глазами увидели древние корабли.

Увеселительные лодки поместили в специально выстроенный музей на берегу озера Неми. Однако музей не стал для них таким же надежным убежищем, как вода, которая бережно хранила их почти два тысячелетия.

Как и сотни тысяч других памятников искусства, они стали жертвой последней войны. Когда весной 1944 года немецким фашистам пришлось покинуть Рим, они разрушили и сожгли эти два корабля. Куча золы да искривленные шпангоуты - вот все, что от них осталось. Корабли были слишком велики, для того чтобы их могли увезти с собой коллекционеры «Третьего рейха», которые по приказу Гитлера тащили из дворцов и музеев все, что имело ценность.

Расследования, производившиеся в Италии, показали, что виновником этого злодеяния был один эсэсовский майор, который отдал приказ облить бензином и поджечь эти суда, а сам сбежал на танке. Удалось установить и его имя. Он живет сейчас в одном из западногерманских городов и преподает в старших классах... историю искусств!

Бронзовый бог с морского дна

Первые находки, сделанные под водой, вселили в археологов самые радужные надежды. Но тут началась первая мировая война, которая перечеркнула все расчеты. Долгие годы в Средиземном море не было места для мирных исследований. У берегов закладывались мины, а в открытом море охотились друг за другом суда воюющих держав.

Лишь несколько лет спустя после окончания войны, в 1925 году, новая археологическая находка опять пробудила интерес мировой общественности. В бухте у Марафона из воды была поднята бронзовая статуя Гермеса. Вновь принялись археологи за поиски. Через год они обнаружили у мыса Артемисион еще один погибший корабль с произведениями искусства на борту. Он лежал на глубине сорока двух метров. Водолазы сняли с него двухметровую статую Зевса и фигуру мальчика, скачущего на коне. Эти находки стоят теперь в Национальном музее в Афинах вместе с другими экспонатами, найденными в прибрежных водах Греции. В Пирейском порту рабочие наткнулись однажды на лежащий в иле мраморный рельеф, на котором очень жизненно и динамично были изображены сцены из амазономахии.

Если перечислять все находки, сделанные в двадцатые годы у берегов Греции и Крита, понадобится целый том. Благодаря им Артемисион, Марафон и Пирей стали известны всему миру. Но подводную археологию как новую науку они не продвинули вперед, ни на один шаг. Ибо ни в одном из этих случаев не был использован опыт, накопленный в Махдии.

Новую сенсацию произвела находка, сделанная в 1941 году: в Пирейском порту был обнаружен затонувший корабль, доверху нагруженный произведениями искусства, который пошел ко дну, не успев даже взять курс в сторону Италии. Среди поднятых ценностей было несколько скульптур с главного фриза Парфенона работы великого древнегреческого ваятеля Фидия.

Между тем и в других странах археологи и водолазы занимались поисками затонувших древностей. Первые погружения в Черное и Азовское моря совершили советские исследователи.

Сабатиновский челн

В 1934 году профессор Рубен Абгарович Орбели получил от Главного управления Краснознаменной экспедиции подводных работ на морях и реках СССР (ЭПРОН) поручение, которое его безмерно обрадовало. Молодому ученому было предложено написать историю развития водолазного дела от древнейших времен до наших дней. Орбели занялся изучением всей имеющейся литературы по этому вопросу - книг и статей из специальных журналов, он собирал материалы и вел картотеку. И чем больше он углублялся в работу, тем сильнее росло в нем желание применить на практике свои новые познания. Вскоре ему представился такой случай.

Один пятнадцатилетний мальчик * (Володя Глухой. (Прим. перев.)) , из села Сабатиновка узнал на уроках истории, что на Южном Буге произошло когда-то вооруженное столкновение между запорожскими казаками и турками. Во время стычки несколько лодок той и другой стороны перевернулись и пошли ко дну. Любознательный паренек задумал своими силами разыскать эти лодки. Он обследовал окрестные берега и в один прекрасный день действительно обнаружил в Буге затонувший челн. Весть о находке сразу же распространилась по всей стране и, конечно, заинтересовала Орбели. Он приехал в Сабатиновку и попросил юного ныряльщика показать ему место находки. Челн лежал под крутым обрывом в двух километрах от села. Орбели снарядил на дно Буга команду эпроновцев, которые в последующие два дня подняли лодку воды.

Но могло ли это судно принадлежать запорожским казакам?

Внимательно рассматривал ученый, поднятый из прибрежного ила челн. Внутри дерево было обугленным, значит, судно изготовили путем выжигания бревна - способ, которым еще и сейчас пользуются островитяне экваториальной и южной части Тихого океана. Челн затонул, по всей вероятности, тогда, когда запорожских казаков еще и в помине не было. Анализ древесины показал, что это дуб и что возраст челна никак не менее двух с половиной тысячелетий.

«Все говорило за то, что мы имеем дело с уникальной вещью... - писал Орбели, - длина челна 6 м 81 см... Судно выделано из цельного дерева, однодревковое; борта его сохранили первоначальную округлость ствола... На правом борту во всю его длину древние зарубины и засечки - следы ударов тупым орудием вкось. Создается впечатление, что судно не только ударялось о пороги или о берег, но и подвергалось нападениям».

Торжественно препроводил профессор Орбели драгоценную находку в Ленинград. Об этом событии было напечатано в газетах, и на всем пути следования Сабатиновского челна навстречу ему выходили люди, чтобы посмотреть на старинное судно, которому втрое больше лет, чем самому древнему памятнику русской старины, и которое, тем не менее, сохранилось в воде почти неповрежденным. Транспортировка челна превратилась в своего рода агитационный пробег за развитие в Советской стране молодой науки - подводной археологии.

Юный изыскатель Володя стал героем в глазах своих сверстников. Бугский челн, древнейшее из судов, когда-либо поднимавшихся из воды, является ныне украшением Ленинградского Военно-морского музея.

Это было в 1937 году. Шесть лет спустя во время войны жизнь пионера советской подводной археологии профессора Орбели оборвалась. Он пал в бою * (Р. А. Орбели умер в Москве в 1943 году. (Прим. перев.)) . Но в эти последние годы своей недолгой жизни он открыл на Крымском полуострове остатки большой скифской пристани. Эта находка доказывает, что скифы обладали развитым судоходством и высокой городской культурой еще до VIII - VII веков до н. э., когда в Крым пришли греки * (Авторы ошибаются. Скифы не обладали высокой городской культурой до появления в Крыму греков. Последние обосновались там лишь в VI веке до н. э. (Все примечания, кроме специально оговоренных примечаний, составленных переводчиками, принадлежат автору послесловия Я. В. Доманскому) ). Больше Орбели ничего не успел сделать. Но именно он проложил путь новой советской науке - гидроархеологии.

Когда па помощь пришли человекорыбы

В середине тридцатых годов водолазное дело обогатилось новыми изобретениями. Лейтенант французских военно-морских сил Жак-Ив Кусто и венский приват-доцент Ганс Хасс усовершенствовали технику автономного погружения в воду. Теперь «амфибии» были нужны только маска, ласты и баллоны с кислородом или сжатым воздухом. Дыхательный аппарат делал возможным длительное пребывание на глубине до пятидесяти метров и обследование больших пространств за короткое время. Раньше исследователи были вынуждены довольствоваться случайными находками. Теперь же, свободно паря в водном пространстве над изучаемым объектом, водолаз мог измерить, зарисовать или сфотографировать его в плане, о чем при наземных археологических раскопках и мечтать не приходится.

Во время войны Кусто вместе со своими боевыми пловцами испытал этот новый метод погружения при операциях по уничтожению объектов противника. Широкую известность метод автономного погружения приобрел лишь в 1945 году, когда Кусто основал Группу подводных изысканий французских военно-морских сил, которая обратилась к решению проблем археологии и других наук.

Появляется в это время и подводный спорт, которому суждено было стать серьезным помощником гидроархеологии. Молодые спортсмены-подводники начали толпами бороздить прибрежные воды.

Под наблюдением и руководством научных учреждений на Французской Ривьере стали систематически проводиться разведывательные спуски на глубину. Наряду с институтом Кусто организуются спортивные общества водолазов-любителей, в том числе снискавший себе славу Альпийский подводный клуб в Канне.

В течение нескольких лет одним только Каннским клубом были найдены восточнее устья Роны семнадцать затонувших античных судов с амфорами на борту. Французский инженер Никола составил реестр всех находок, обнаруженных вдоль средиземноморского побережья Франции от мыса Сербер до границы с Италией и вдоль берегов Атлантики от мыса

Гри-Не до Гасконского залива, и опубликовал длинный список из трех тысяч затонувших судов, которые все лежали на доступной для ныряльщиков глубине. Правда, это были не только античные суда, ибо инженера интересовали не столько древности, сколько затонувший железный лом, сталь, свинец, бочки с каучуком, нефть и другие важные виды сырья, обещавшие прибыль.

Подводные археологи не ограничивались теперь простым сбором находок. Они разработали новые методы изысканий. Всякая работа на амфорном поле начинается с определения его размеров. Затем тщательно осматривается пространство вокруг объекта с целью разыскать отдельные амфоры или обломки судна, по которым нередко можно установить причину кораблекрушения. Ни одну вещь не поднимают с грунта до тех пор, пока ее местонахождение не будет точно нанесено на план. Подводные археологи покрывают место находки квадратной координатной сеткой из пластмассы. Затем каждый квадрат тщательно обследуется, зарисовывается и фотографируется.

Большинство погибших кораблей лежит в зоне прибоя на глубине от двадцати до шестидесяти метров. Здесь их часто нелегко бывает отыскать, потому что они скрыты слоем ила и песка, заносившего их в течение долгих тысячелетий. Лишь палубный груз - амфоры, строительные камни или свинцовый якорь, а иногда целые поля битой керамики - позволяет судить о положении и размерах лежащего под ним судна.

Археологи научились добираться до погребенных в иле корабельных корпусов. Вместо лопаты они пользуются для этого эжектором - пневматической всасывающей землечерпалкой с гибким рукавом. Все вещи с судна улавливаются при этом проволочной корзиной. С помощью такого устройства французской экспедиции удалось обнажить всю палубу корабля, лежащего на дне моря у острова Гран-Конглуэ близ Лазурного берега.

Инженеры пришли на помощь археологам, они конструируют все новые и более совершенные аппараты, такие, как аквапланы, управляемые скутера и даже маленькие торпеды, которые приводятся в движение электромоторами, питаемыми от батареи. Благодаря подводным средствам передвижения радиус действия аквалангистов расширяется все больше.

Жернова из Сен-Тропеза

Уже давным-давно миновало время, когда исследователи древностей считали важными лишь те находки, которые имели отношение к искусству. Для современного археолога интерес представляет в равной мере все, что было некогда создано рукой человека. Более того, опыт показал, что даже простой корабельный гвоздь может иногда больше рассказать об эпохе, чем бронзовое изваяние. Лишь сочетание всех деталей воссоздает полную картину того или иного исторического периода.

С незапамятных времен лежат у Лазурного берега неподалеку от Сен-Тропеза большие каменные глыбы; никто никогда не интересовался ими, благо они никому не мешали. Напротив - некоторым даже помогали. Бесчисленным спортсменам-подводникам они пришлись весьма кстати: для них это была готовая стартовая площадка, откуда можно было отправляться в увлекательные экскурсии с дыхательной трубкой и гарпуном.

Прибрежные жители называют эти камни жерновами. «Жернова» лежат на глубине пяти-шести метров и сплошь заросли раковинами. Никто не знает, откуда они появились. И никто никогда не задавался этим вопросом. До тех пор пока не нашелся человек, который пожелал это знать и занялся изысканиями. С этого момента Сен-Тропез прочно вошел в историю подводной археологии. На берегу возвышается старая цитадель, у стен которой находится заброшенное кладбище; давно провалились и осыпались его могилы. Здесь 10 сентября 1950 года разбили свои палатки водолазы Альпийского подводного клуба. Два дня спустя начались работы под водой.

Ныряльщики разделили место находки на секторы. Каждый получил отдельное задание. Были сделаны зарисовки и фотографии объекта. Вскоре стало ясно, что исследователи имеют здесь дело с деталями монументального архитектурного сооружения. Были найдены четырнадцать барабанов колонн, каждый диаметром два метра; общий вес этих элементов здания должен был составлять более двухсот тонн.

Корабль, перевозивший груз в двести тонн, не мог быть маленьким. Но от судна, потерпевшего крушение у Сен-Тропеза, не осталось никаких следов. Оно затонуло слишком близко от берега, и прибоем разбило все, кроме камней. Жаль! О древнеримских судах специального назначения мы знаем только из литературы. Они могли принимать на борт даже обелиски весом в пятьсот тонн.

Были приглашены специалисты по строительному делу. Они обследовали каменные блоки и констатировали, что это настоящий каррарский мрамор. Раковины проникли в них на глубину десяти сантиметров - это значит, что камни пролежали в воде очень длительное время. 1800 лет - таков был результат расчетов.

Итак, происхождение камней и дата катастрофы были выяснены. Судно относилось ко II веку н. э. Оно шло из Средней Италии. Неизвестным оставался порт назначения. Куда могли римляне везти такие колонны?

Тем временем французские ВМС прислали водолазам краны для подъема камней на поверхность, чтобы на суше подвергнуть их еще более тщательному обследованию, какое невозможно осуществить в воде. Во II веке н. э. такие колонны, кроме Рима, имелись только в Большой Лептис (Leptis Magna) в Северной Африке и в Нарбонне. При раскопках в Нарбонне были обнажены стены колоссального храма, который когда-то был самым большим во всей Галлии, - храма Аввуста. Этот храм был воздвигнут после большого пожара, случившегося в 149 году. Измерения показали, что колонны из Сен-Тропеза по величине и форме точно соответствуют нарбоннским. Следовательно, единственно для этого римского храма в Галлии и могли предназначаться «жернова». Археологи работали подобно детективам, «обстоятельства дела» были раскрыты.

Но и это еще не все. Напоследок им посчастливилось выяснить даже имя владельца судна. В античных хрониках сказано, что один вольноотпущенник, который разбогател и сделался крупным судовладельцем в Нарбонне, поставлял на своих судах материал для строительства храма. Его звали Секст Вадий Секунд Муза.

Рыбные консервы для легионов Цезаря

В другой раз завесу над своими тайнами приоткрыли воды Италии. Рыбак из деревушки Альбенга на Лигурийском побережье рассказал, что вот уже двадцать пять лет в его невод то и дело попадаются древние амфоры.

И на этот раз нашелся ученый, которого заинтересовало сообщение рыбака. Это был профессор Нино Ламболья, директор Института по исследованию Лигурии. Посланные им водолазы выяснили, что в том месте, на которое указал рыбак, на глубине 45 метров лежит античная галера длиной 35 и шириной 12 метров с колоссальным грузом амфор на борту.

Ламболья решил повторить то, что когда-то было сделано в Махдии. Однако собирателей губок в его распоряжении не было, что же касается ластоногих пловцов, то в тот момент еще отсутствовал практический опыт их использования для археологических поисков. Мерлэну пришлось в свое время прекратить раскопки, когда ВМС отказали ему в дальнейшей помощи. Учитывая всe это, итальянский ученый обратился в аварийно-спасательную службу, которая могла предоставить ему самые современные технические средства. В 1950 году в распоряжение Ламболья было откомандировано спасательное судно «Артильо II», и начались раскопки погибшего корабля, которые принесли подводной археологии одновременно и победу и поражение. За двенадцать дней спасатели подняли 1200 амфор - по 100 штук в день. 728 из них оказались неповрежденными. В некоторых нашли сосновые шишки. До сих пор еще не выяснено, с какой целью их туда положили. В других лежали орехи, которые хорошо сохранились и, пробыв под водой две тысячи лет, были все еще съедобны. Но в большинстве амфор находился гарум, своеобразный рыбный маринад - любимое блюдо древних римлян, - который изготовлялся во многих городах, в том числе и в Помпеях, для экспорта и для снабжения легионов Цезаря, размещавшихся в отдаленных провинциях Римской империи.

Количество находок в Альбенге продолжало расти. Пришлось выстроить для них специальное здание. Из воды были подняты не только амфоры, но и другие предметы, среди них три военных шлема необычной формы, свинцовое колесо и разного рода бытовая утварь. Теперь итальянские газеты с полным правом могли сообщить о новой блестящей победе науки. Но эта победа досталась дорогой ценой. Некомпетентными людьми и грубыми судоподъемными устройствами многое было разрушено и погибло безвозвратно. Не было сделано ни одного эскиза места находки, ни одной фотографии. К счастью, раскопки в Альбенге не доведены до конца, и мы можем надеяться, что оставшийся на дне груз затонувшего корабля еще послужит науке.

Обломки корабля у предательского рифа

Прислонившись спиной к отвесной подводной скале, сидит на мягком песке человек с пластмассовой доской на коленях. В правой руке он крепко держит толстый цветной карандаш. Вдохновенно, словно пейзажист, стоящий у мольберта, глядит он на амфорное поле, над которым не то плавают, не то ходят люди. Под серебристым «небом» с повисшими на нем зелеными облаками водорослей скользят ныряльщики, будто черные птицы, неторопливо летящие куда-то; они то следуют один за другим, то плывут под углом друг к другу. Пока его товарищи заняты подъемом амфор, Джанни Роги, технический руководитель Подводной экспедиции, составляет еще одну, более точную схему расположения затонувшего здесь корабля.

За грудой амфор, там, где причудливыми цепочками бегут пузырьки выдыхаемого аквалангистами воздуха, громоздится большой, как дом, остов античного корабля. Ни одна фотография не способна передать то, что могут увидеть под водой глаза человека.

Первая амфора лежит в трех метрах от Роги. Из песка торчит ее свинцово-серое тулово. Два взмаха ластами - и античный сосуд у Роги в руках. Он проводит ладонью по глиняной поверхности амфоры - она и сейчас такая же гладкая, какой две тысячи лет назад вышла из рук древнеримского гончара. Значит, сказка об амфорной горе все же обернулась правдой.

Уже не одну сотню лет передаются из уст в уста рассказы сардинских рыбаков об амфорах, которые время от времени попадаются в их сети между северным берегом Сардинии и скалистым островком Спарджи. Остров и рифы были печально известны как ловушка для кораблей, морское дно превратилось здесь в своеобразное кладбище, где погребены суда всех эпох. Здесь наверняка будет что найти!

Те, кто это говорил, не ошиблись. В 1939 году один водолаз военно-морских сил ремонтировал как-то порванный штормом кабель буя. Вдруг по телефону раздался его возбужденный голос: «Амфоры, целая гора амфор!»

«Браво, - ответил ему голос сверху, - захвати одну с собой, нам как раз нужен подарок ко дню рождения».

Ладзирино - так звали водолаза - вместо одной амфоры поднял десять. Внизу он видел их сотни.

Несколько месяцев спустя разразилась война. Амфоры поставили в сад и забыли об их существовании. Лишь после окончания войны на Спарджи появились аквалангисты. Самым активным из них был Джанни Роги. Обломки корабля у островка Спарджи были открыты вторично и на этот раз изучены досконально - Роги уже не оставил начатого дела.

Водолазы готовят амфоры к подъему.

Через восемь дней после этого повторного открытия погибшего судна профессор Ламболья из Института по исследованию Лигурии получил от Роги пространный отчет обо всем, что было сделано им и его товарищами

у острова Спарджи. Поначалу это письмо очень мало заинтересовало ученого. Амфоры к тому времени стали уже будничным явлением. Черепками от этих «канистр» древности усеяно все побережье Средиземного моря. От 5 до 30 000 франков дают антиквары за одну амфору - смотря по тому, какого она качества. Но как только Ламболья узнает, что обнаружен целый комплекс - хорошо сохранившийся корабль с грузом на борту, - его охватывает сильное волнение. По счастливой случайности погибшее у острова Спарджи судно покоится на дне подводной бухты, защищенной от течения и штормов отвесными скалами.

Подъем амфор со дна Средиземного моря.

Еще слишком мало известно об античном мореплавании. Еще ни разу не удавалось поднять из воды торговое судно античных времен. Какое оборудование имели эти суда? Какова их конструкция? Какое у них было вооружение? Какие грузоподъемные устройства? Какой тоннаж? По каким маршрутам курсировали суда между крупными гаванями? Много загадок предстояло еще разрешить, много вопросов ждали ответа.

Однажды утром, возвращаясь после лова домой, рыбаки из

Ла-Маддалены увидели, как одна из их лодок выходит из маленькой островной гавани. Это была «Медуза». Оснащенная лебедками, тросами и шлангами, она изменилась до неузнаваемости. И люди, сидевшие в лодке, были незнакомы рыбакам. Лишь на следующий день они узнали, что на борту лодки находились профессор Нино Ламболья и подобранная им группа ныряльщиков из Миланского политехнического института и что они взяли курс на остров Спарджи.

...Подняв глаза от пластмассовой доски, Роги видит над головами своих товарищей качающуюся, как привязной аэростат, лодку. Внизу на амфорном поле работы ведутся теперь по указаниям археологов. Расстелили громадную белую сетку. В углу каждой ячейки, длина которой около двух метров, плавает самая обыкновенная электрическая лампочка. Фотографируется отдельно каждый квадрат. Разложенные по порядку, фотографии воспроизведут общий вид корабля и груза. Только по окончании фотографирования можно приниматься за сбор и подъем амфор.

Роги видит, как водолазы обхватывают амфоры руками и, спотыкаясь, катят перед собой. Даже под водой они очень тяжелы. Лебедка поднимает амфоры на «Медузу» одну за другой, согласно номерам, которыми они обозначены на фотографиях.

О чем рассказывает медный гвоздь

Однако профессор Нино Ламболья прибыл в Спарджи не за тем, чтобы собирать амфоры. Амфор было достаточно и в Альбенге. Его интересует затонувший корабль. Он хочет узнать о нем побольше, и все участники экспедиции получают строгий наказ: если попадется что-либо экстраординарное, немедленно произвести замеры находки, не трогая ее с места, и сообщить о ней наверх.

Таким образом, в Спарджи, как и раньше в других местах, по крупицам собираются данные, которые приоткрывают завесу над драмой, разыгравшейся здесь между утесами за сто лет до наступления нашей эры. Найденные между амфорами керамические плитки сопоставляются с такими же плитками из музеев. Установлено, что родиной их является Кампанья - тогдашний центр производства изделий из глины. В амфорах было вино. Следовательно, корабль шел из Италии, по пути он, вероятно, заходил в порт Ла-Маддалена, а затем взял курс на запад. И когда он проходил между Сардинией и Корсикой, острые верхушки скал, доходившие до самого зеркала воды, впились в тело судна и погубили его. Конечным пунктом рейса могла быть только Испания: эта страна еще не знала виноделия, и римляне экспортировали туда вино.

Каждый день приносит исследователям что-нибудь новое.

Вот взволнованный чем-то водолаз спешит к лебедке. В руке у него большой деревянный циркуль для измерения углов, которые найденная вещь образует с грунтом и с окружающими ее предметами. Наверху эти данные наносятся на карту, и исследователи получают, таким образом, точное представление о расположении находки.

Роги видит слева от себя густое молочно-белое облако, которое медленно плывет вверх. Это пустили в ход драгу. Толстый пластмассовый рукав, похожий на гигантский слоновий хобот, сбрасывается с лодки на дно.

«Мы, водолазы, сгрудились вокруг пасти шланга, как раки вокруг мертвой рыбы, - так описывал этот случай один из участников экспедиции француз Жорж Менан, - Указания дает долговязый парень по имени Понтирелли - инженер-дорожник, проводящий здесь свой отпуск. На его резиновом шлеме в том месте, где находятся уши, вырисовываются две выпуклости, третья торчит под подбородком, удлиняя шлем. Это гидрофон.

По гидрофону можно говорить почти нормально, не следует только произносить губные звуки, иначе в дыхательный шланг попадет вода. Понтирелли компенсирует этот минус чем-то вроде чревовещания. Так как его кадык находится в беспрерывном движении, мы заключаем, что диалог с надводным миром протекает довольно бурно. Сквозь поднятый компрессором водоворот песка я различаю предмет, ради которого работала драга: потемневший кусок дерева, на поверхности которого поблескивают остатки свинцовой пластинки».

Внимание ученых привлекает, однако, не только найденный кусок дерева. Главное открытие - это гвоздь, обыкновенный корабельный гвоздь, заключенный в свинцовую оболочку. Этот кусочек свинца - остаток металлической обшивки, которая некогда покрывала весь корпус судна. Гвоздь сделан из меди. Но для чего его покрыли свинцовой оболочкой?

На этот вопрос есть только один ответ. «Древние римляне, конечно, не знали о том, что если два различных металла поместить в раствор соли, возникает электрический ток, - говорит археолог Мирабелло, который также занимался тщательным изучением находок у острова Спарджи. - Но их судостроители, видимо, эмпирическим путем обнаружили, что с одним из двух металлов происходит при этом что-то неладное: либо медь, либо свинец разъедается. Чтобы предотвратить это, они тщательно покрывали гвозди свинцом. Об этой особенности древнеримской судостроительной техники нам стало известно лишь благодаря раскопкам у острова Спарджи».

Гвоздь был отправлен в Альбенгу, где находится единственный в мире музей античного мореплавания.

Корабль Марна Сестия

Завтра судно войдет в гавань. На горизонте уже появился мыс, ограждающий вход в бухту Массилии - нынешнего Марселя. С правого борта виднеется берег, грозно вздымаются из синей морской воды крутые склоны голых известковых скал, неумолчно шумит прибой. Неприветливая земля, окруженная рифами и мелями, лучше держаться от нее подальше.

Попутный ветер наполняет паруса, счастливое плавание подходит к концу. Марк Сестий, судовладелец и крупный виноторговец с острова Делос, может быть доволен командой своего парусника. Греческое вино пользуется в Галлии большим спросом, и купцы из Массилии всегда дают за него хорошую цену. Корабль, идущий из Эгейского моря, доверху нагружен амфорами с вином, не только трюмы, даже полки на палубе забиты до отказа.

К тому же корабль заходил по пути в залив Гаэта и взял там на борт кампанские керамические изделия - кувшины и чаши. Торговля с крупным портовым городом Массилией очень выгодна для всех судовладельцев Средиземноморья.

Однако рейс ведь еще не закончен. Обеспокоенно глядят корабельщики на небо, которое на западе подозрительно потемнело. Надвигается шторм, ветер резко меняется. С северо-запада яростно набрасывается на судно шквал и швыряет его во все стороны. Оно уже почти не слушается руля. Стремительно проносится оно мимо какого-то островка, но путь ему тут же преграждает еще одна скала, одиноко торчащая среди бушующих волн. Корабль делает попытку обойти утес, но тут гигантский вал величиной с дом хватает потерявшее управление судно и с силой бросает его на острую вершину. Сквозь пробитую обшивку борта в трюмы устремляются потоки воды. Тяжело нагруженный парусник камнем идет ко дну.

С того дня, когда случилось это несчастье, прошло добрых две тысячи лет. И если сегодня нам известны все подробности катастрофы, то этим мы обязаны аквалангистам, которые под руководством ученых провели серьезную научно-исследовательскую работу под водой.

Место действия - морское дно у крошечного скалистого островка Гран-Конглуэ неподалеку от побережья Прованса. Один из ныряльщиков услышал однажды от рыбаков, что в этом месте водятся особенно хорошие омары, которые живут в старых горшках. И вот в августе 1952 года у островка, в опасной близости от него, бросает якорь белый, стройный корабль. Имя этого корабля, «Калипсо», было к тому времени известно уже всему миру, так же как и имя его командира, капитана Кусто. Команда французских ныряльщиков во главе с Кусто по-домашнему располагается на островке.

Старые горшки оказались хорошо сохранившимися древнегреческими сосудами для вина. Они лежали на палубе галеры, на сорокаметровой глубине. Толстый слой затвердевшего ила и песка покрывал корпус корабля. Эжектор поможет разрушить эту корку, решил Кусто.

Так начался этот исторический глубоководный поиск, великий подвиг подводных археологов. Весь мир получил возможность увидеть, как совершался этот подвиг: по инициативе Кусто работы по подъему судна были засняты на кинопленку; фильм под названием «Затонувшая галера» обошел экраны всех кинотеатров мира. Жак-Ив Кусто является директором Океанографического музея в Монако и Военно-морского института в Тулоне. Но одна из его задач, и отнюдь не самая легкая, состоит в том, чтобы ежегодно раздобывать средства на содержание «Калипсо».

С борта «Калипсо» на выступ скалы перекидывают мачту, и закрепляют ее тросом. Наподобие подъемного крана возвышается она над водой. Она держит толстый складчатый рукав, один конец которого свисает в воду. Устанавливается компрессор, и наконец-то наступает долгожданный миг. Как только заработал мотор, второй конец рукава начинает выплевывать илистую воду. Тонкое проволочное сито задерживает даже самые мелкие предметы. На дне водолаз направляет всасывающее отверстие «подводного пылесоса», который втягивает в свою пасть покрывающий амфоры ил, а у подъемной корзины дежурят научные работники из Марсельского музея, бдительно следящие за тем, чтобы ни одна вещь не была потеряна.

То, что может сделать «подводный пылесос», не под силу и тысяче человеческих рук. И все-таки проходят недели и месяцы, а работе все нет конца. Даже зимой эжектор не переставал работать, если позволяла погода. Благодаря ему изыскатели все глубже проникают в амфорное поле, и в один прекрасный день перед ними обнажается палубный настил корабля. Он нисколько не поврежден и в полной сохранности мирно покоится под надежным покровом ила.

Как и все античные суда, этот парусник был покрыт толстой свинцовой обшивкой, предохранявшей его деревянные части от червей.

Кусто и его товарищам - профессору Фернану Бенуа и ныряльщику Фредерику Дюма, имена которых прославились с того времени на весь мир, - впервые удалось воссоздать полную картину груза античного корабля. Палубный груз состоял из римских амфор. Ниже, в трюме, «подводный пылесос» обнажил округлые греческие амфоры, в которых обычно перевозили не вино, а маринованную рыбу и другие продукты. Среди них лежали целые горы кампанской керамики - чаши и кубки. Кроме того, были обнаружены блюда для жаркого с углублениями для соуса, сосуды для питья, флаконы для духов, блюдца из черного лака, разрисованные пальметтами и розами, бронзовые изделия, ложки и многое, многое другое. Там же, в трюме, исследователи нашли еще ступку из мрамора, железную кирку и бронзовый нож.

Десять тысяч амфор было на паруснике. Большинство из них сохранились хорошо, однако были пусты. Соленая вода разъела пробки, и в сосудах не осталось никаких следов содержимого. И все же, в конце концов, выяснилось, что парусник вез груз вина. Однажды изыскателям попалась закупоренная амфора с сохранившимся содержимым. Кусто попробовал густую» мутную жидкость.

«Плохой виноград был в тот год, - констатировал он. - Соленой воды там нет, но и алкоголя тоже!»

Остатки вина он выплеснул, о чем впоследствии пожалел. Он не подумал, что содержимое амфоры надо сохранить для химического анализа. Надежда найти еще хоть один сосуд с вином, к сожалению, не оправдалась.

В другом глиняном сосуде - округлой формы - нашли нечто вроде изюмной настойки. Она тоже оказалась непригодной для питья. Внимательно рассматривали археологи клеймо, выдавленное по краю римских амфор. Рядом с буквами SES находилось условное изображение якоря, а в отдельных случаях - трезубца.

Как расшифровать этот знак?

Профессор Бенуа изучил все имеющиеся документы о найденных в Средиземном море амфорах и пришел к выводу, что это фабричная марка семьи Сестиев - крупных древнеримских торговцев. Якорь же и трезубец - эмблема одного из представителей этой фирмы, Марка Сестия родом из местечка Фрегеллы близ Неаполя, который в первые годы 2-го столетия до н. э. стал гражданином острова Делос. Как судовладелец, занимающийся морскими перевозками, он поставлял также тару и упаковку для транспортировки грузов.

Тот же самый знак - якорь и трезубец - был найден при раскопках древнегреческого города на острове Делос, на мозаичном полу одной из вилл. Наверно, долго еще ждал в этом доме Марк Сестий возвращения своего судна, пока наконец ему не пришлось признать его тотальным убытком и вычеркнуть из книг. Ведь в те времена морские перевозки были сопряжены с гораздо большим риском, чем теперь.

Удалось выяснить также имя поставщика вина. На одной из немногих сохранившихся пробок стоял штемпель: буквы L.TTTI. CF. Сопоставления различных данных помогли расшифровать и эту надпись. Поставщиком был Люций Тит, богатый римский купец. Последние две буквы - С и F - означают «сын Кая».

Подводные работы у Гран-Конглуэ, как и раньше, выполнялись любителями и спортсменами. И тем не менее археологи, которые сами еще не умели нырять, могли на этот раз наблюдать за раскопками под водой и руководить ими. Эту возможность дал им Кусто, который установил в воде над местом находки водонепроницаемую телевизионную камеру. Прожекторы освещали грунт. Таким образом, ученые, находясь наверху, могли следить за ходом работ под водой и давать нужные указания через подводный репродуктор.

Корабль Марка Сестия остался лежать там, где его нашли. Пока еще подъем античного судна целиком является неразрешимой задачей, ибо консервация деревянных частей на воздухе сопряжена со значительными трудностями и большими расходами. Но это судно было досконально обследовано и обмерено. В первый раз ученые получили наглядное представление об античном торговом корабле.

Загадочные прутья

Когда Одиссей после долгих странствий готовился к возвращению домой, нимфа Калипсо помогла ему смастерить плот, обладающий хорошими мореходными качествами.

«Медный вручила топор, большой, по руке его точно
 Сделанный, острый с обеих сторон, насаженный плотно 
На топорище из гладкой оливы, прекрасное видом; 
Также топор для тесанья дала и потом Одиссея 
В дальнее место свела, где были большие деревья.
……………………………………………………………………………
Двадцать стволов он свалил, очистил их острою медью,
Выскоблил гладко, потом уравнял, по шнуру обтесавши.
……………………………………………………………………………
Бревна он все просверлил и приладил одно ко другому,
Брусьями бревна скрепил, и клинья забил между ними.
……………………………………………………………………………
После того над плотом помост он устроил, уставив 
Часто подпорки и длинные доски на них постеливши. 
Мачту в средине поставил, искусно к ней рею привесил,
Чтобы плотом управлять, и руль к нему крепкий приладил.
Сделал потом по краям загородку из ивовых прутьев, 
Чтоб защищала от волн, и лесу немало насыпал».* 

(Перевод В. В. Вересаева, (Прим. перев.))

С того дня, как Одиссей пустился в путь по бурному морю на этом плоту, прошло свыше трех тысяч лет. Тем большую ценность представляет теперь подробный рассказ о постройке судна, который Гомер оставил потомкам.

Целые поколения гимназистов трудились над переводом этого текста с древнегреческого языка на родной и не раз ломали голову, пытаясь уяснить значение отдельных деталей.

Зачем, например, насыпал Одиссей на пол своего судна ивовые прутья? Может быть, он хотел сделать себе из них постель?

Археологи усиленно ищут сегодня разрешения этой загадки - ищут под водой, на тридцатиметровой глубине у мыса Гелидонья на западном побережье Турции. Первооткрывателями и на этот раз оказались рыбаки. Место действия - Бодрум, захолустное рыбачье гнездо, в котором и следа не осталось от былого великолепия шумной столицы древнего царства. Город Галикарнас - так называлось в древности это сонное местечко - и его славное имя высоко чтил весь античный мир. Здесь родился великий древнегреческий историк Геродот. Здесь стояло одно из тех замечательных сооружений, которые были впоследствии причислены к семи чудесам света, - Мавзолей, названный так по имени карийского царя Мавсола, умершего в 353 году до н. э.

Правда, теперь бесполезно искать следы этой гробницы. Когда в XV веке побережье Малой Азии попало в руки рыцарей-крестоносцев, они варварски разнесли на куски здание величественной усыпальницы царя Мавсола и использовали эти куски как строительный камень для сооружения своей крепости - замка Святого Петра. Колонны и статуи неповторимой красоты невежественные завоеватели безжалостно встроили в толстые стены средневековой крепости. В этих стенах они находятся и поныне.

Но как славился когда-то древний Галикарнас, так прославилось теперь и имя рыбачьего поселка Бодрум благодаря найденным у его берегов памятникам античного искусства.

Богиня из морских глубин

Летом 1953 года бодрумские рыбаки вытащили с морского дна вместе с губками обросшую водорослями и раковинами статую.

Чтобы ценная находка не попала в руки некомпетентных людей, они отнесли ее в ближайшее жандармское управление. Затем они сообщили о ней старосте Бодрума. И в тот же самый день о находке был поставлен в известность Археологический музей в Анкаре.

Прибывшие три дня спустя эксперты были поражены: неожиданно они увидели перед собой творение высокого мастерства. Это было бронзовое изваяние величиной больше человеческого роста, изображающее печальную женщину редкой красоты.

«Мы тут же поняли, что видим нечто необычайное, - сообщал после возвращения из Бодрума один из экспертов. - В ярком свете дня голова статуи предстала перед нашими глазами во всей своей совершенной красоте. Ее грустное и милое лицо тотчас убедило нас, что эта скульптура - подлинный шедевр. В этом лице волнует неподдельная сила чувства, какая присуща лишь созданиям истинно больших мастеров».

По мнению искусствоведов, статуя является оригиналом, относящимся к IV веку до н. э. - веку великого Праксителя, периоду расцвета классического искусства Древней Греции.

Но как оказался этот шедевр здесь, на морском дне, в километре от берега? На этот вопрос существует только один ответ: статуя была частью груза парусника, который вез произведения искусства из Галикарнаса или из какого-нибудь другого греческого города провинции Малая Азия. Он шел, по-видимому, в Рим, куда свозились все богатства Средиземноморья. Но ведь если это действительно так, то здесь, у Бодрума, на морском грунте должен лежать целый музей - второе издание знаменитой галеры Махдия, груз которой был настоящим событием для мира искусства.

Эта мысль не дает покоя молодому любителю приключений из Соединенных Штатов Питеру Трокмортону. Он работает журналистом, а в свободное время занимается подводным спортом. Скопив деньги на поездку в Европу, в один прекрасный день он садится да греческий туристский пароход и плывет в Бодрум. Он надеется побольше разузнать о подводных сокровищах Бодрума и рассчитывает на помощь местных собирателей губок.

В первый же день, плывя на лодке в портовых водах, он обращает внимание на чудесный глиняный кувшин, в котором лодочник держал пресную воду. На другой день лодочник по его просьбе показывает ему место, где был найден сосуд. Трокмортон тут же натягивает свое водолазное снаряжение и исчезает в воде.

На дне моря он обнаруживает древнеримскую галеру, затонувшую, очевидно, около 1700 лет назад. Вокруг нее песок прямо-таки усеян черепками и амфорами. Трокмортон, окрыленный удачей, по кабелю передает в Нью-Йорк сообщение о своем открытии. В ответ на его телеграмму ему присылают на подмогу целый отряд аквалангистов.

И вот начинаются систематические изыскания. За несколько месяцев ныряльщики с помощью ловцов губок находят вокруг островка Ясси обломки тридцати девяти затонувших кораблей. Это были суда разных времен - античности, средневековья, а также и наших дней. Рядом с галерой, построенной два тысячелетия тому назад, покоится на этом единственном в своем роде кладбище судов турецкий фрегат XVIII века. А поперек них, сверху, лежит корпус подлодки, затонувшей во время последней войны. Особенно хорошо сохранился византийский грузовой корабль. Внимательно осматривают подводники место находки. Они разыскивают предметы, которые могли бы раскрыть подробности кораблекрушения. По кусочкам собирают они свидетельства катастрофы и сопоставляют их между собой до тех пор, пока не проясняются, наконец, обстоятельства трагического происшествия. К своему великому удивлению, они даже выяснили, как звали капитана этого судна, которое погибло еще в 600 году н. э.: на бронзовых весах было выгравировано имя Georges (Георгос). В каюте капитана лежат еще остатки его последней трапезы - косточки маслин, орехи и панцирь омара. Рядом - еще не откупоренная амфора с вином. Ее горлышко запечатано воском. А вокруг множество монет и керамических изделий, позволяющих точно установить исторический период, к которому они относятся.

Корабли античного времени известны нам лишь по описаниям историков и по изображениям. Если бы удалось поднять из воды это судно! Обсудив этот вопрос, водолазы решают внести конкретное предложение, которое и направляют в один из научно-исследовательских институтов Америки. Они предлагают, не жалея сил и времени, поднять судно по частям, а потом, на земле, вновь смонтировать его. Если это удастся сделать, в мире будет одной достопримечательностью больше.

Бесполезный кусок металла

Снова и снова возвращаются мысли журналиста-ныряльщика к глубоководному кладбищу галер. В чем тут дело, задает он себе вопрос, почему все эти корабли потерпели крушение на одном и том же месте? И вот однажды он наконец находит ответ. На глубине всего лишь нескольких метров он обнаруживает острый, как нож, риф. Так вот в чем разгадка! Это он распорол все несчастные корабли, словно банки с сардинами!

Идут дни, недели. Бодрумские собиратели губок по мере сил и возможностей помогают ныряльщикам, указывают им места находок, а иногда приносят показать и свои собственные трофеи.

Как-то раз к Трокмортону явился старик. В руках он держал завернутый в тряпку тяжелый слиток металла.

«Это бронза, - сказал он, - только она уже вся позеленела и теперь ей, наверно, грош цена».

Как и раньше, американец просит показать ему место находки. В тот момент, когда он с лодки старика ушел под воду, пробил еще один великий час в истории подводной археологии. Стиснутый скалами и полузасыпанный тонким песком, лежал на грунте корабль, нагруженный всевозможными бронзовыми предметами. Это были, по-видимому, разные инструменты и оружие. Трокмортон берет с собой две вещи и, приметив ориентиры, возвращается в Бодрум.

Археологи, исследовав находку, пришли в восторг. Судя по способу обработки и по форме изделий, они относятся к древнейшим гомеровским временам. Судно столь отдаленной эпохи еще никому и нигде не удавалось обнаружить.

Судно бронзового века! В ответ на эту волнующую весть в Бодрум отправляют новую научную экспедицию. В мае 1962 года она начинает работу. Руководство экспедицией находится в надежных руках американского археолога Джорджа Ф. Басса и ветерана подводного спорта француза Фредерика Дюма. Не остается в стороне и Трокмортон.

Дюма находит „жернов”

«Здесь!» - собиратель губок указывает рукой в зеленую, как смарагд, воду. У самых утесов он выключает мотор. Лодка по инерции пробегает еще несколько метров и останавливается.

Дюма и Трокмортон прибыли к мысу Гелидонья. Они помогают друг другу натянуть водолазную амуницию и прыгают в воду, правой рукой придерживая маски, чтобы их не сорвало с лица в момент погружения.

Поначалу они с трудом ориентируются в густых сумерках глубины, и им не сразу удается отыскать нагружённое бронзой судно. Подводный ландшафт совершенно переменился. Многие из прежних ориентиров глубинное течение засыпало песком; зато обнажились другие места, которые раньше не были видны. Но вот неподалеку явственно вырисовывается груда медных брусков. Дюма подплывает к ней и вынимает нож. Тщетно старается он отделить один из брусков. За три тысячи лет они намертво срослись в одну громадную глыбу. Подплыв к другому такому же нагромождению меди, Дюма повторяет свою попытку и тут замечает лежащий на дне круглый плоский камень с отверстием посередине. Дюма осторожно переворачивает его.

Не жернов ли это?

Американец вопросительно смотрит на Дюма. Но тот не может ответить: под водой нельзя разговаривать. Тщательно отмечает он место находки, и ныряльщики всплывают.

Когда они достигают поверхности, Трокмортон оглядывается и еще раз смотрит вниз. С высоты глыба меди выглядит значительно меньше, чем он представлял себе по памяти. В его душу закрадываются сомнения. Никаких обломков судна они не видели. Эти медные бруски - уж не обычный ли это балласт, который сбросил в надежде спастись терпящий бедствие корабль?

Археологи настроены более оптимистично. Басс твердо убежден, что в глубине сохранились части корпуса судна. «Придется убрать тонны песка и камней, - говорит он, - но после этого мы получим ответ на вопрос о том, какими были корабли бронзового века».

Дюма согласен с ним. «Доказательством служит камень с отверстием, - говорит он. - Это, несомненно, самая ранняя форма корабельного якоря».

Мнение Дюма имеет для участников экспедиции решающее значение: его считают здесь самым опытным ныряльщиком. Ведь не случайно же именно он вместе с Кусто основал во Франции Группу подводных изысканий. Он полагает, что под грудами донной гальки вряд ли можно найти произведения искусства, но зато там наверняка лежат вещи, которые для ученого гораздо дороже золотых статуй. Ведь для археолога подлинная ценность - это та информация, которую несет в себе найденный предмет, а она далеко не равнозначна его реальной стоимости. Иной раз битая керамика, обломки дерева или металла, поставленные в один ряд с другими находками, имеют для историка первостепенное значение. В античности форма и стиль керамических изделий гак часто менялись, что, сопоставляя их между собой, эксперты имеют возможность устанавливать дату их изготовления - иногда с точностью до десятилетий. А мелкие детали позволяют с большой достоверностью реконструировать облик той или иной эпохи.

Клубы зеленого дыма

Недалеко от мыса Гелидонья есть маленькая бухта, на берегу которой протекает ручей с чистой родниковой водой. Участники экспедиции разбивают у ручья свой палаточный лагерь. Они ни в чем не нуждаются, привезено все необходимое: водолазное снаряжение, фотоаппараты, лаборатория, чертежные доски и пластмассовая бумага, на которой под водой можно рисовать обыкновенным карандашом. Есть и чемодан с химикатами для немедленной обработки найденных предметов. Их привезла с собой английская исследовательница - специалист по бронзовому веку. Возле палатки ручей перегораживают плотиной, чтобы образовалось небольшое водохранилище. В этом искусственном бассейне с пресной водой находки очищаются от нароста соли.

В лагере едят один раз в день. Меню всегда одинаковое: рис, бобы, помидоры и рыба. Во время работы водолазы питаются лишь легкой пищей. Пока позволяет видимость, ведутся подводные работы. Уже через несколько дней место, где лежит погибшее судно, почти ничем не отличается от наземного археологического раскопа. Путем измерений по азимуту было точно определено расположение обломков. Все видимые объекты были зафиксированы на плане и пронумерованы. Сделать это оказалось не так-то легко: течение у мыса Гелидонья считается одним из самых опасных во всем Средиземном море.

Дюма внимательно обследует один за другим покрытые галькой холмы на морском грунте. Орудуя то молотком, то ножом, он пробует отломить отдельные куски. И всякий раз при этом поднимаются клубы зеленого дыма. Это сернокислая медь. Повсюду под слоем известковых донных наносов Дюма наталкивается на чистый металл. Первоначально археологи рассчитывали поднять из воды два-три центнера слитков меди и бронзовых изделий и, быть может, еще остатки корпуса судна. И вот оказывается, что поднимать предстоит не два-три центнера, а две-три тонны. Здесь, очевидно, пошла ко дну плавучая оружейная мастерская или плавучий склад руды. Чтобы снять все это с грунта и доставить наверх, понадобится, конечно, не один год.

Что же делать? Дюма приходит в голову счастливая мысль. А что если разбить эту огромную глыбу на куски, поднять каждый по отдельности из воды, а наверху снова собрать в одно целое? Но как разбить под водой многотонную металлическую массу, которая прочно срослась с твердой каменной породой? Дюма посылает в ближайший гараж Бодрума за автомобильным домкратом. Пришлось затратить несколько дней и пролить немало пота, прежде чем удалось спустить его на грунт и установить в нужном положении. Но зато цель была достигнута. Всем своим трехтонным весом налегает домкрат на металл, и вдруг раздается треск. Вздымается туча густого ядовито-зеленого дыма и на несколько минут застилает все вокруг.

Дюма не ошибся. Теперь от бывшего груза корабля можно отделять кусок за куском и с помощью стального троса по одному переправлять наверх.

Шел корабль с острова Кипр

Каждый раз, когда лебедка вытягивает из глубины стальной трое с подвешенным на нем куском металла, аварийно-спасательное судно дает сильный крен, а мачта так скрипит, что капитан начинает опасаться за вверенный ему корабль. Множество рук подхватывают тяжелые глыбы и поднимают их над релингом. В ручье б брусков счищается известняк, а затем их составляют вместе, так чтобы груз снова приобрел свой первоначальный вид. Собирать воедино отдельные куски металла - это все равно, что решать головоломку, но вот наконец она решена, и груз древнего корабля лежит на земле в том же виде, в каком его нашли под водой. Теперь его можно сфотографировать и зарисовать.

Под металлом сохранились остатки обшивки корпуса. Их осторожно откладывают в сторону. Если удастся найти еще и обломок корпуса, то станет ясно, как крепилась в то время обшивка на шпангоутах. А это было бы ключом к пониманию того, каким образом осуществлялось соединение отдельных конструктивных узлов.

Однажды среди бронзовых инструментов кто-то обнаруживает несколько голубовато-белых жемчужин. При виде их англичанка-археолог приходит в бурный восторг.

«Жемчужины, несомненно, финикийского происхождения», - утверждает она.

Когда медные слитки очистили от известняка, они заблестели, как новые, - такой у них, наверно, был вид три тысячи лет назад, когда они вышли из литейной мастерской. Что это была за мастерская? Где, в каких плавильных печах отливали три тысячи лет тому назад такие слитки? Археологи исследуют их. Большинство отлито в виде звериных шкур, что говорит об их кипрском происхождении. Но есть и другие, которые больше похожи на диски. Такого рода слитки находили до сих пор только в Сардинии. Некоторые из них были разбиты пополам, другие - на четыре части, на восемь и на еще более мелкие куски. Возможно, эти металлические слитки служили одновременно чем-то вроде разменной монеты.

На большинстве слитков стоит клеймо изготовителя в виде выгравированных или нацарапанных значков, которые пока не поддаются истолкованию. На многих обнаружены следы напильника - возможно, таким способом проверялось качество изделия.

В бассейн с пресной водой обитатели лагеря складывают молотки, стамески и другие бронзовые инструменты, назначение которых трудно определить. На некоторых что-то написано, но расшифровать эти надписи не удается. Несомненно, одно - это минойское письмо, каким в эпоху бронзы пользовались на острове Кипр. На судне находился богатый набор всевозможных изделии: лемехи, мотыги, лопаты, топоры, колуны, ножи, луки, наконечники копий и бронзовые чаши. Некоторые инструменты после чистки выглядят так, будто их вынули из инструментального ящика экспедиции, а не сняли с древнего судна. С той лишь разницей, что они сделаны из бронзы, а не из стали.

Вертел и печатка

Рыбаки помогают археологам разгадывать назначение непонятных вещей и довольно часто попадают в самую точку.

«Это? Вертел, на котором жарят мясо!» - говорит один из них, когда ему чуть не к самому лицу подносят какой-то длинный предмет. В другой вещи, приводившей ученых в недоумение, они сразу же узнали багор.

Может быть, это судно принадлежало кузнецу, который плавал на нем вдоль побережья от одного поселения к другому и обменивал старые орудия на новые, подобно турецким лудильщикам, которые и теперь еще кочуют по деревням и торгуют медной посудой? Кроме законченных изделий, на судне были найдены и заготовки. Возможно, здесь была кузница, где изготовлялись различные орудия.

Соленая вода на протяжении тысячелетий вела странную игру с тем, что было когда-то грузом затонувшего корабля. В отдельных случаях медь хорошо сохранилась, а бронза распалась, и наоборот. Олово превратилось в белый порошок. Под слоем металла оказались остатки дерева и кости. Перед наукой возник целый ряд вопросов, которые пока еще ждут своего ответа. Так, например, под металлом были обнаружены также прутья деревьев твердых пород. Каково было их назначение? Быть может, они служили загородкой, защищавшей палубу от пены и брызг, или пакеляжем, своеобразным матом, который при сильной качке не давал тяжелому грузу кататься по палубе и трюму, обшивку предохранял от повреждения и разрушения? Подводные исследователи надеялись, что на этот раз непременно удастся выяснить вопрос, который уже много веков подряд волнует всех читателей гомеровского эпоса.

Как-то раз, в те дни, когда экспедиция уже завершала свою работу, один из водолазов, сияя от радости, вынес из воды черный каменный стержень толщиной в карандаш. На нем была чудесная резьба - изображение богини, которая благословляет двух склонившихся перед ней в глубоком поклоне молящихся. Это была печатка - по-видимому, торговое клеймо сирийского купца, плывшего на этом судне. Другой водолаз находит гири из красного железняка, как две капли воды похожие на гири, которые и теперь еще можно встретить в деревенских лавках. Они лежали внутри какой-то оболочки, очевидно, служившей некогда футляром. А Трокмортону попадается под конец еще одна находка: небольшой украшенный иероглифами предмет, скорее всего набалдашник от посоха для торжественных выходов - атрибут высокого должностного лица.

Поиски обломков корпуса тоже увенчались успехом. Подняв очередной кусок металла, и внимательно осмотрев песок, на котором он лежал, изыскатели обнаружили почти не поврежденную распорку судна. Теперь в руках ученых было неопровержимое доказательство того, что найденные здесь металлические блоки - не балласт, сброшенный за борт во время бедствия, а груз древнего корабля, который затонул вместе со всем, что на нем находилось.

Золотая лихорадка

Так вещи начинают постепенно обретать форму. Еще не свернув лагеря и не приступив к основательной научной обработке находок, водолазы имеют возможность подвести первые итоги. Уже и сейчас точно установлено, что судно погибло около 1200 года до н. э. Это было время, когда так называемые «народы моря» вторглись в южные земли, завоевали Угарит на северном побережье Сирии и угрожали царству фараонов. По-видимому, они же разрушили и меднолитейные мастерские на острове Кипр. Нет сомнения, что найденный у мыса Гелидонья корабль имел какое-то отношение к этой драме.

В связи с этим возникает множество предположений. Может быть, на этом судне бежали от завоевателей богатые сирийцы или киприоты? Или это был транспорт для подвоза снаряжения и припасов в Трою, где как раз в это время греки и троянцы сражались друг с другом бронзовым оружием?

Работы на морском грунте подошли к концу, на месте находки больше не оставалось ни одного сколько-нибудь ценного предмета. Тем временем по портовым кабачкам западного побережья Турции пошли слухи, будто у мыса Гелидонья водолазы нашли сказочно крупные слитки чистого золота и не проходит дня, чтобы они не вытаскивали из воды все новые и новые слитки, прямо-таки целыми тоннами. Бодрум наводнили кладоискатели. По вечерам у мыса то и дело стали шнырять какие-то шлюпки с подозрительными личностями. Изыскатели предоставили им полную свободу действий: все, что было здесь ценного, уже передано в надежные руки. Несколько тонн бронзы и бронзовых изделий находятся в помещениях бодрумского замка рыцарей-крестоносцев, который был когда-то построен из обломков прославленного Галикарнасского мавзолея. Старинная рыцарская крепость превратилась в музей, где хранятся памятники истории, которые на восемь с половиной столетий старше гробницы царя Мавсола.

Чудо античного мореплавания

Величественный маяк стоял на страже у входа в красивейший средиземноморский порт древности - Александрию. 150-метровый колосс высился на острове Фарос, который защищал подходы к портовому бассейну. Фаросский маяк был построен по последнему слову тогдашней техники. На самой верхней его площадке день и ночь пылал под сводчатым навесом яркий огонь, поддерживаемый сухими пальмовыми листьями и маслом. Отражаемый зеркальной поверхностью полированного гранита, свет гигантского костра горел с удесятиренной силой. Могучее пламя распространяло вокруг себя такое ослепительное сияние, что, по свидетельству старых хроник, «мореплаватели часто принимали его за новую звезду». Древние историки утверждали, что его можно было увидеть на расстоянии девяноста километров.

Огромная статуя венчала это сооружение. Другая статуя поворачивалась вокруг собственной оси, и ее вытянутая рука неизменно указывала на солнце. Еще одна статуя подавала сигналы, если к Александрии приближался неприятельский флот.

Воздвигнут, был этот маяк, вероятно, при Птолемее I (323 - 285 до н. э.) или Птолемее II (285- 247 до н. э.). Его создатель, греческий архитектор Сострат, так гордился этим грандиозным сооружением, что дерзновенной рукой высек на толстой стене маяка свое имя. Потом он покрыл эту надпись слоем штукатурки и сверху вывел имя своего правителя - он прекрасно понимал, что уже вскоре после смерти Птолемея штукатурка начнет постепенно осыпаться.

Величавое сооружение на острове Фарос вскоре стало эмблемой Александрии. И античные путешественники с таким же энтузиазмом покупали сувениры, изображавшие Александрийский маяк с его замечательной колоннадой, с каким современные туристы приобретают в Париже вещицы, украшенные изображением Эйфелевой башни. С течением времени росла слава маяка. Он вызывал всеобщее восхищение и был признан одним из семи чудес света. Зодчие Древнего Рима, возводя свои большие маяки, брали за образец бессмертное творение Сострата.

Летом 1962 года аквалангисты обнаружили на глубине семи метров остатки этого сооружения. Им посчастливилось поднять со дна моря растрескавшуюся колонну и даже статую Посейдона, венчавшую некогда маяк. Сомнений не оставалось - исчезнувшее с лица земли чудо света было найдено вновь.

Полтора тысячелетия пламя Фаросского маяка указывало кораблям путь из открытого моря к пологому берегу Египта. После страшного землетрясения 1375 года от башни остались одни руины. Еще двести лет спустя мамлюкский бей приказал разобрать остатки постамента маяка на постройку своей крепости. А еще раньше было сброшено в воду гранитное зеркало: ходила легенда, будто под ним спрятал свои сокровища Александр Македонский.

Для эпохи средних веков великие чудеса древнего Мира были так же чужды, как и античная техника вообще. В самом деле, по интенсивности научно-технической мысли античность гораздо ближе стоит к современности, чем весь период средневековья, когда были уничтожены почти все памятники античной науки и культуры и уцелели только жалкие, во многом искаженные обрывки литературы и лишь немногие документы. Ныне наши познания о древнем мире еще слишком скудны, чтобы мы могли составить себе верное представление о его технических достижениях, под знаком которых протекала жизнь античных городов и благодаря которым народы, разделенные бескрайними морями, имели возможность общаться между собой и поддерживать постоянные торговые сношения.

Но если мы когда-нибудь сможем воссоздать достоверную картину мореплавания древних времен, то нам, возможно, придется устыдиться своего преклонения перед успехами так называемого «христианского» мореплавания.

Преодоление морских просторов началось отнюдь не с «христианского» мореплавания. Не были первыми в море и финикияне, как это утверждает Библия. Еще задолго до них шумеры и ассирийцы совершали плавания на своих судах, доходя порой до Средиземного моря. С незапамятных времен плавали по Нилу египтяне. Как известно, даже умершим они клали в могилу маленькие кораблики из обожженной глины для путешествия в царство мертвых. Один из таких корабликов был найден в захоронении 5000 года до н. э. Он имел вид выдолбленного бревна. На вазе, изготовленной 6000 лет назад, имеется изображение парусника, на других вазах того же периода - изображения гребных судов. В 1550 году до н. э. армия Египта была переправлена в Азию по морю. Фараон Тутмос III (XV век до н. э.) считался мастером перевозки войск по воде.

Морские гиганты

Современные суда все больше поражают своими размерами и грузоподъемностью. Но морские гиганты существовали и в древности.

В одно необозримое государство слил некогда Александр Македонский многие земли древнего мира. Из Греции в завоеванные области приезжали его наместники и привозили с собой многочисленных соотечественников. Так единая греческая культура постепенно проникала в страны, о которых греки ранее не имели почти никакого представления. На всем побережье от Испании до Индии звучала греческая речь. Греческие книги, греческие спортивные принадлежности, памятники греческого искусства находят повсюду.

На этой колоссальной территории процветала торговля. Караванные пути доходили до самой Аравии и Индии; морские линии пересекали водные просторы, по которым регулярно курсировали большие грузовые суда.

Но после смерти Александра его преемники - диадохи, и в первую очередь два непримиримых соперника, Птолемей и Антигон, вступили между собой в борьбу за власть. Египет во главе с Птолемеем I стремился установить контроль над побережьем и островами восточного Средиземноморья, а Македония во главе с Антигоном - держать господство над городами Греции и Эгейскими островами.

Птолемей и Антигон, а затем и их преемники, неустанно шпионили друг за другом, боясь хотя бы на минуту ослабить свою бдительность. Так возникали огромные армии. В моря выходили громадные корабли, стягивались крупнейшие в древнем мире флотилии. В 315 году до н. э. началась еще не виданная по своим масштабам гонка вооружения.

Создавались мощные военно-морские силы. Старые испытанные биеры и триеры - галеры с двумя и тремя рядами весел - уже не удовлетворяли своими размерами. В Греции, Финикии, Египте и других средиземноморских странах со стапелей сходили все более и более крупные корабли: тертеры, пентеры - четырьмя и пятью рядами весел - и наконец даже такие гиганты, как двадцати- и тридцатиярусные суда, на которых работали порой одновременно тысяча восемьсот гребцов! Эта гонка достигла кульминации в конце III века до н. э. когда Птолемей IV построил корабль чудовищных размеров - длиной больше, ста двадцати и шириной около двадцати метров. На нем размещались почти четыре тысячи гребцов. Фигурные украшения носа и кормы вздымались над водой на высоту двадцати одного метра. Каждое весло имело в длину свыше двадцати метров.

И на всех этих судах в качестве гребцов использовались исключительно рабы! Работа на галерах была самой жестокой из всех существовавших когда-либо форм рабского труда.

Описания двух- и трехъярусных судов имеются в дошедших до нас литературных источниках. На четырех- и пятиярусных галерах, по-видимому, одно весло обслуживалось одновременно четырьмя и пятью гребцами: трудно представить себе стройные античные корабли с рядами весел в четыре, пять, а то и больше этажей. Впрочем, история сообщает даже о десятиярусных галерах: во время войны против Рима Антоний и Клеопатра использовали такие суда в сражении у мыса Акциум.

О еще более крупных судах точных данных не сохранилось. Долгое время им отводилось место лишь в царстве мифологии. Однако упоминания о них встречаются в рукописях историков и писателей, которым вполне можно доверять, и в настоящее время ученые уже не сомневаются в том, что такие суда когда-то существовали. Вероятно, это были гигантские биремы и триремы с двадцатью или тридцатью рядами весел, где каждое весло обслуживали семь, восемь и больше человек. Но наше воображение отказывается представить столь многочисленную команду.

Морские гиганты античности выходили в море крупными флотилиями. Для осады городов они были оснащены таранами и гелеполами - огромными стенобитными машинами в виде высоких башен на колесах. Их корпуса защищала металлическая обшивка. Метательные машины забрасывали врага зажигательными снарядами и стрелами.

«В диаметре выходного отверстия должно быть столько дактилей, сколько составляет кубичный корень из умноженного на сто веса каменного ядра в аттических минах плюс одна десятая часть этой величины».

По этой формуле в Греции вычисляли размеры и калибр метательных орудий. В 397 году до н. э. с помощью таких машин, установленных на берегу, был обращен в бегство карфагенский флот, атаковавший западное побережье Сицилии.

Гиганты античной военно-морской техники просуществовали лишь несколько столетий. Но накопленный в то время опыт заложил основы для конструирования судов, метод и принцип строительства которых оставались определяющими вплоть до позднего средневековья. Лишь в 17-м столетии парусное судно одержало окончательную победу над галерой.

Водяные часы и коносаменты

На галерах тоже были паруса, ибо паруса существовали с самого возникновения мореплавания. Египтяне ходили под парусами далеко на юг, по Красному морю, в страну благовоний Пунт; парусники финикиян совершали далекие плавания в западном направлении вдоль побережья Африки. Ветер гнал арабские одномачтовые суда в Индию и китайские джонки - в Африку. На галерах сила ветра, надувающего паруса, дополняла силу человеческих рук. Но все это были паруса, которые давали возможность плыть только при попутном ветре. Лишь в средние века, когда были изобретены паруса, позволяющие лавировать, исчезла надобность в веслах. Морское судоходство с соблюдением времени отправления и прибытия, выход в море целых флотилий - грузовых или военных - предполагает наличие точно установленных морских линий и знание законов кораблевождения, требует создания портовых и торговых организаций и серьезной подготовки моряков.

В античности, как и в наше время, существовали портовые администрации, страховые общества, торговые предприятия, метеорологические станции и мореходные училища. Ей были известны коносаменты, страховые полисы и системы навигационных знаков, а также световых и флажных сигналов.

В каютах капитанов античных судов уже имелись первые географические карты, карты звездного неба, которые позволяли ориентироваться в ночное время, а иногда и своеобразные календари погоды - парапегмы.

Время определяли днем по длине тени, ночью же - по водяным часам. А с V века до н. э. появились даже будильники.

Архимед Сиракузский, гениальнейший математик древности, изобрел систему блоков, которую он применил при спуске на воду огромного корабля царя Гиерона. Его полиспасты и подъемные краны топили вражеские суда или поднимали их ввысь и разбивали о скалы. Во всех гаванях Средиземноморья и далеких азиатских стран вместительные пакгаузы и складские помещения были готовы в любой момент принять грузы швартующихся судов. Здесь производилась перевалка грузов на караваны и даже на суда внутреннего плавания, а морские корабли тем временем уже отправлялись в следующий рейс с новым грузом на борту или ремонтировались в доках.

Уже в XIV веке до н. э. египтяне построили судоходный канал между Нилом и Красным морем. В VI веке до н. э. такие каналы появились также в районе Тигра и Евфрата. В Китае более чем за тысячу лет до нашей эры многие реки и озера были соединены между собой каналами, которые наряду с естественными водными системами и высоко развитой техникой сухопутных переправ служили основными путями перевозок людей и грузов и находились в подчинении особого ведомства.

Большая часть товаров, предназначавшихся для Рима, перегружалась в портовом городе Остия на суда внутреннего плавания и отправлялась вверх по Тибру. В северных провинциях Римской империи важными путями сообщения стали Рона, Рейн и Дунай. В последнем столетии до нашей эры по приказу римских полководцев были проложены каналы между внутренними водными путями на территории современной юго-восточной Франции и в районе нижнего Рейна. В период переселения народов большая часть этих сооружений была разрушена и пришла в негодность.

Кропотливо реконструируем мы сегодня из мелких, разрозненных деталей облик древнего мира.

С удивлением мы убеждаемся при этом, что одно из семи чудес света - маяк на острове Фарос - далеко не все, чем может гордиться история античного мореплавания. Каждый год археологи отвоевывают у моря все новые и новые свидетельства великих побед человеческого гения, который достиг такого совершенства уже в древние времена.

Клондайк древних времен

Еще аргонавты в незапамятные времена совершили путешествие к берегам Кавказа в надежде найти здесь золотое руно. К этим снежным вершинам их привлекли легенды о несметных богатствах Колхиды. Говорили, будто стоит только опустить овечьи шкуры в горную речку, как они тут же покроются чистым золотом, - настолько богата она золотоносным песком. По всей видимости, Колхида была чем-то вроде Клондайка древних времен. Много еще золотоискателей побывало здесь после аргонавтов.

На Черноморском побережье Кавказа воздвигались города. Строились гавани, в которых царило постоянное оживление, непрерывно прибывали и отплывали суда. Важным центром античного мореплавания стал, например, портовый город Диоскурия, пора наивысшего расцвета которого приходится на VI - V века до н, э. В Диоскурии можно было встретить людей трехсот различных народностей; там, по свидетельству историка Плиния Младшего, всегда требовалось сто тридцать переводчиков, так многоязычна была эта древняя гавань. А ведь она находилась в наиболее отдаленном уголке Понта Эвксинского! Можно представить себе, как бурлила жизнь в самых крупных портах Средиземного моря.

Египетский корабль, относящийся примерно к 1500 г. до н. э.

Древнеримский свинцовый якорь, поднятый с морского дна.

Реконструкция древнеримского якоря. Штриховкой обозначены части из свинца, остальные части - деревянные.

Хотя торговля играла решающую роль в развитии античной культуры* (Авторы явно переоценивают роль торговли в истории античного мира. Подобным образом можно охарактеризовать лишь значение ее в распространении культуры того времени.) , мы все еще очень мало знаем о торговых судах и торговых путях древности.

Большинство своих сведений мы почерпнули из литературных источников или изображений на монетах, вазах, печатях и мозаичных панно. При всей ценности этого материала, он дает лишь весьма общее представление об античной торговле. Только подводные исследования в значительной мере расширили наши знания в этой области.

Несколько лет тому назад со дна Черного моря был поднят этот замечательный древнегреческий рельеф.

Банкир был из Рима

В обширной берлинской коллекции папирусов имеется текст торгового договора, который был заключен в 150 году до н. э. в портовом городе Александрии. Одной из договаривающихся сторон было пятеро купцов, которые намеревались совершить плавание в Красное море. Как и все античные купцы, занимавшиеся морской торговлей, они пользовались ссудным капиталом. Все пятеро были греками - трое из Египта, один из Спарты и один из Массилии (Марселя). Кроме того, договор подписали пять поручителей. Из подписей было ясно, что четверо из них были солдатами из размещенных в Александрии войск, а пятый - приезжим из Карфагена. Банкир же был римлянином.

Этот документ является единственным в своем роде, ведь он показывает, какого высокого развития достигла к тому времени античная торговля. Александрия была в то время крупным столичным городом. В ее порту швартовались грузовые суда, которые, как правило, брали на борт 200 - 300 тонн груза, а некоторые даже до 1600 тонн. Суда шли в Александрию из всех известных в ту пору стран мира. Складские помещения у пристани были набиты товарами. Корабельный лес поступал из пиниевых рощ юга Малой Азии или из кедровых лесов Ливана. Смолу поставляли цари Пергама. Из рудников Кипра, находившихся в руках Птолемеев, парусники везли медные слитки. А олово для изготовления бронзы доставляли из Карфагена египетские суда. Тот, кто достиг в Александрии богатства и почета, мог многое себе позволить. Туда привозили мед из Греции, сыр с Эгейских островов, орехи с Крымского полуострова, инжир из Малой Азии, вина из Сирии. И, разумеется, всегда очень много оливкового масла.

Зерна у египтян своего было достаточно. Цари ссыпали его в свои закрома и вывозили за границу. В 66-ласти торговли папирусом - писчей бумагой древности - и льном, который в то время уже перерабатывался в александрийских мануфактурах на грубые ткани, египетские экспортеры целиком господствовали на тогдашнем рынке. В Александрийском порту был очень большой грузооборот. Выгрузка товаров и разгрузка судов производились под контролем портовых чиновников. Судно обязано было получить разрешение на вход в гавань, и портовые сборы следовало платить, как и во всех современных портах мира. Кроме деликатесов, в этот огромный порт Египта суда доставляли и другие предметы роскоши. Из Индии привозили перец, славившийся как лечебное средство, из Йемена - духи, а также благовония, которые жрецы сжигали на своих алтарях. Из Африки шли суда со слоновой костью, из Индии - с жемчугом и черепаховой костью, из Китая - с шелком. Простому люду все эти товары были, конечно, недоступны, их потребителями были привилегированные классы.

Аполлоний, придворный Птолемея II, велел прислать себе сразу 63 амфоры столового вина. И одновременно с этим 10 амфор десертного вина и 7 амфор меду.

Грузовая тара древности

Античные амфоры служили одновременно единицей объема и тарой. Около 26 литров вмещал этот глиняный кувшин. Однако размер амфоры мог быть и другим - в зависимости от ее назначения. Говорят, в древности форма амфор менялась так же часто, как нынче мода. В руках археолога амфоры становятся документарными свидетельствами своей эпохи, позволяющими с достаточно большой точностью датировать те или иные события. Сохранилось этих античных канистр великое множество. Ими сплошь усеяны все морские торговые пути древних греков и римлян. Опорожненные сосуды выбрасывались за борт; штормовыми ночами амфоры шли ко дну вместе со своим содержимым. Многие сотни, даже тысячи амфор уже подняты на поверхность с бортов затонувших кораблей. В некоторых еще сохранилось содержимое - пробыв под водой тысячи лет.

Один немецкий археолог составил перечень всех известных видов амфор. Их оказалось сорок пять. Позднее один швейцарский ученый обнаружил еще три вида. Изготовлялись эти сосуды в больших мастерских. Несколько таких мастерских было обнаружено в долине Гвадалквивира. В древнеримскую эпоху одна из них находилась, по-видимому, в Вене на Дунае. На ручке амфоры выдавливалось клеймо изготовителя. Кроме клейма, на каждой амфоре есть и другие знаки, нанесенные краской.

Ученые подробно исследовали все эти знаки и по возможности систематизировали их. К настоящему времени удалось установить триста имен изготовителей. Эти работы пока еще не закончены. Но подводных археологов интересуют не только форма амфор и фабричные марки на них. Не менее красноречивыми свидетельствами являются печати на пробках закупоренных амфор. Обычно они указывают имя поставщика товара, производителя вина или торгового посредника. Знак CN.Q. Pomp говорит о том, что поставщиком является торговый дом Помпония, находившийся в Путеолах и Кумах (Нижняя Италия), где в 41 году н. э, консулом был человек, носивший то же самое имя. Буквы MCLass обозначают фирму по производству вина братьев Маренса и Кая Лассиев, живших в Помпеях, где среди могильных надписей были найдены и их имена.

Для тогдашнего покупателя, так же как и для современного, штамп на пробке служил гарантией подлинности розлива и качества вина. Но фальсификацией занимались и в Древнем Риме. На Ривьере обнаружили мастерскую античных времен и в ней целый склад амфор с пробками всевозможной величины, на которых были инициалы самых различных фирм.

Словно детектив, восстанавливающий по разрозненным уликам всю картину преступления, археолог по крупицам собирает данные о фирме-поставщике, об изготовителе амфор, о владельце судна и выясняет, таким образом, куда и откуда шел погибший грузовой корабль. Много подобных тайн уже разгадано. Так, удалось установить, где проходили морские торговые пути древнего мира, о которых литературные источники не дают никаких сведении.

Во многих районах Средиземного моря находят амфоры с острова Родос, который был в древности таким же крупным торговым центром, как и Александрия. Расположенный на стыке важных торговых путей, Родос стал перевалочным пунктом для грузов самых различных судов и богател на посреднической торговле. Через Родос проходил, например, весь хлебный экспорт египетских фараонов. Родосские транспорты принимали на борт грузы для любого порта назначения. Но были в распоряжении Родоса и другие источники дохода: виноторговля и банковские операции. Родосские вина и родосские деньги пользовались огромным спросом. От Испании до Сирии славились амфоры с родосским вином. Родосские купцы выменивали их на зерно, которое затем перепродавалось где-нибудь в другом месте.

Банкиры Родоса предоставляли кредиты коронованным особам. Портовые сборы приносили родосцам в пять раз больше дохода, чем афинянам в пору их расцвета. Эти неслыханные богатства позволяли им возводить в своей гавани величественные сооружения. Знаменитый Колосс Родосский - статуя бога солнца - был причислен к семи чудесам света.

И в античные времена всегда и повсюду пираты, и разбойники преследовали в морях торговые корабли.
Циклопы, увидев у своего берега судно Одиссея, спросили:
«Странники, кто вы? Откуда плывете дорогою влажной? 
Едете ль вы по делам иль блуждаете в море без цели, 
Как поступают обычно разбойники, рыская всюду,
Жизнью, играя своею и беды неся чужеземцам?» * 

(Перевод В. В. Вересаева. (Прим. перев.))

В ранний период истории Древней Греции пиратство было настолько распространенным явлением, что оказывало влияние на всю греческую цивилизацию. Чтобы оградить себя от морских разбойников, жители прибрежных районов переносили, если это было возможно, свои поселения вглубь страны и воздвигали вокруг них высокие укрепления. На островах Эгейского моря и на побережье Адриатики афиняне строили морские базы для защиты своих флотилий от пиратов.

Среди античных государств были и такие, могущество которых основывалось на морском разбое. Когда в 260 году до н. э. римляне направили к царице Иллирии, страны на побережье Адриатического моря, послов с жалобой на постоянные пиратские нападения со стороны иллирийских судов, она заявила, что правители ее страны никогда не вмешиваются в действия своих подданных. 1800 лет спустя королева Елизавета Английская сделала аналогичное заявление, когда по милости пиратов Ее Величества Хокинса и Дрейка мореплавание превратилось в опасное занятие.

Главной целью пиратства была добыча рабов, «Ночью на нашу землю пришли пираты, - написано на обелиске, который воздвигли для будущих поколений жители маленького греческого островка Аморгос. - Они увели с собой девушек, женщин и других людей, как рабов, так и свободных, всего числом тридцать человек. Они обрезали в гавани лодки и еще до наступления дня скрылись вместе с пленниками и добычей».

Относящаяся к тому же времени надпись в Наксосе сообщает о похищении 280 человек. В восточном Средиземноморье грозой мореплавателей со времен Гомера были критяне. Критские пираты грабили торговые суда, курсирующие между Грецией и Италией. Но превосходили всех своей силой и организованностью пираты Киликии, расположенной на южной оконечности Малой Аззи. В тот самый период, к которому относится подписанный в Александрии договор между греческими купцами, начался расцвет пиратского государства Киликии. Пятьдесят лет спустя киликийские морские разбойники держали в страхе уже все Средиземноморье. В их распоряжении были целые эскадры линейных кораблей и трирем. Они захватывали и продавали в рабство население целых областей, превращая их в безлюдные пустыни. Города были счастливы, если им удавалось откупиться деньгами от киликийских пиратов. Уведенных в рабство людей отправляли на Делос - крупнейший центр работорговли того времени, который снабжал римских плантаторов рабочей силой. Однако уже после 70 года до н. э. могущество морских разбойников стало быстро сходить на нет. Знаменитый соперник Цезаря Помпеи повел на них крупные военно-морские соединения и наконец, полностью сломил их сопротивление. Средиземное море впервые стало римским морем - «Mare Nostrum» * (Наше море (лат.). (Прим. перев.) ).