6. ЛЕДЯНОЙ ПОХОД

15 марта - Ледяной поход (Впоследствии название «Ледяной поход» распространилось весь 1-й Кубанский поход ) - одно из наиболее яр­ких воспоминаний каждого первопоходника ( "Первопроходники" - участники 1-го Кубанского погода )о минув­ших днях.

Всю ночь накануне лил дождь, не прекратившийся и утром. Армия шла по сплошным пространствам воды и жидкой грязи, по дорогам и без дорог, заплывших и пропадавших в густом тумане, стлавшемся над зем­лею. Холодная вода пропитывала насквозь все платье. Текла острыми, пронизывающими струйками за ворот­ник» Люди шли медленно, вздрагивая от холода и тя­жело волоча ноги в разбухших, налитых водою сапо­гах. К полудню пошли густые хлопья липкого снега и подул ветер. Застилает глаза, нос, уши, захватывает дыхание и лицо колет словно острыми иглами.

Впереди перестрелка: не доходя двух-трех верст до Ново-Дмитриевской - речка, противоположный берег которой занят аванпостами большевиков. Их отброси­ли огнем наши передовые части, но мост оказался не то снесенным вздувшейся и бурной речкой, нечто испор­ченным противником. Послали конных искать броду. Колонна сгрудилась к берегу. Две-три хаты неболь­шого хуторка манили дымками своих труб. Я слез с лошади и с большим трудом пробрался в избу скво.зь сплошное месиво человеческих тел. Живая стена больно сжимала со всех сторон; в избе стоял густой - туман от дыханий сотни людей и испарений промокшей одежды, носился тошнотный едкий запах прелой ши­нельной шерсти и сапог. Но по всему телу разливалась какая-то живительная теплота, отходили окоченевшие члены, было приятно и дремотно.

А снаружи ломились в окна, в двери новые толпы.

- Дайте погреться другим. Совести у вас нету.

Переправу искали долго. Корнилов разослал и всех конвойных офицеров. Всадники шли по подернувшему реку у берега тонкому слою льда, проваливались и иногда вместе с конем погружались в ледяную воду. Наконец, марковские конные разведчики перешли реку вброд у снесенного моста. Тотчас же мелькнула белая папаха Маркова, и с того берега донесся его громкий голос:

-Всех коней к мосту, полк переправлять верхом и на крупах!

Началась томительно долгая переправа: глубина - в полкорпуса лошади, одновременно проходило не бо­лее двух, потом в поводу поворачивали коней обрат­но за новой очередью пехоты. Попробовали провезти орудие. Лошади шарахнулись, запутались в постром­ках, повалились вместе с ездовыми в воду и опроки­нули пушку. Новая задержка, а а это время переправу начала громить неприятельская артиллерия. Одна за другой ложатся гранаты по снежному полю, падают в реку, вздымая высокие столбы пенящихся брызг. Вот одна упала прямо в костер, разведенный на берегу среди гревшейся толпы добровольцев; размета­ла, побила, переранила людей.

Между тем погода вновь переменилась: неожидан­но грянул мороз, ветер усилился, началась снежная пур­га. Люди и лошади быстро обросли ледяной корой; ка­залось, все промерзло до caмиx костей; покоробившая­ся, будто деревянная одежда сковала тело; трудно по­вернуть голову, трудно поднять ногу в стремя.

Уже вечереет - пурга заглушает шум ружейной стрельбы. Не слышно, что делается впереди. Возле до­роги, ведущей от переправы к Ново-Дмитриевской, в поле - брошены орудия, повозки, безнадежно застряв­шие в расплывшейся пахоте, подернутой сверху тон­кой коркой льда. По дороге тянется вереница людей. Словно тени. Местами тут же на дороге , лежит непод­вижное тело.

-Раненый?

Долго молчит. Потом отрицательно качает головой,

-Вы подбодритесь, деревня близко, пропадете ведь здесь в поле...

Идут и уже не обращают, никакого внимания на свист пуль, которыми посыпают дорогу застрявшие где-то в стороне, в темнеющей роще большевики. Проехал Корнилов с одним только штабом - конвой почти весь переправляет пехоту. Стемнело оконча­тельно.

Марков, развернув против станицы Офицерский полк, оказался с ним в полном одиночестве. Покров­ский, который должен был атаковать станицу с юга, не подошел - счел невозможным двигать по такой дороге и в такую погоду свой отряд. Это обстоятель­ство спасло большевиков от окружения и стоило нам потом двух лишних боев и лишней крови. Коннице, направленной в охват вправо, не удалось перейти реч­ку, и к ночи она вернулась к общей переправе; бата­рея, с поврежденными механизмами орудий застряла в поле; в пятом часу только еще начинала переходить вброд голова Партизанского полка - переправа его протянется, очевидно, до ночи...

Марков решил:

- Ну, вот что. Ждать некого. В такую ночь без крыш тут все подохнем в поле. Идем в станицу.

И бросился с полком под убийственный огонь мгно­венно затрещавших со всех сторон ружей и пулеметов. Полузамерзшие, держа в онемевших руках винтов­ки, падая и проваливаясь в густом месиве грязи, снега и льда, офицеры бежали к станице, ворвались в нее и перемешались в рукопашной схватке с большевика­ми: гнали их потом до противоположной окраины, встречаемые огнем чуть не из каждого дома, где за­сели и грелись не ожидавшие такой стремительной ата­ки и не успевшие построиться красногвардейцы резерв­ных частей.

Когда мы подъехали к окраине станицы, Офицерского полка уже не было. У околицы толпились артиллери­сты застрявшей батареи с лошадьми, спасавшиеся от стужи и стоявшие в нерешительности; по всем темным улицам станицы шла беспорядочная стрельба. Корни­лов послал ординарцев разыскать Маркова и полк, но не дождался донесения и поехал с Романовским» несколькими чинами штаба и ординарцами в обычный сборный пункт - станичное правление.

Командующий армией входил туда как раз в тот момент, когда из правления в другие двери выбегала телпа большевиков, встреченная в упор огнем...

Всю ночь шла стрельба в станице; всю ночь переправлялась армия и весь следующий день подбирали я вытаскивали из грязи повозки и артиллерию. Утром большевики атаковали Ново-Дмитриевскую, с боль­шим уроном были отброшены. И каждый день потом их артиллерия со стороны Григорьевской громила на­шу станицу, преимущественно площадь с церковью, где, как всегда, располагался Корнилов со штабом.

В тот же день, 15-го, наш обоз переходил из аула Шенджий в станицу Калужскую, куда прибыл поздно ночью. Раненые и больные весь день лежали в ледя­ной воде... Смерть витала над лазаретом.

Мой бронхит свалил меня окончательно. Молодой зауряд-врач ( Зауряд-врачи - выпускники гражданских медицинских учебных заведений, призванные в армию из запаса, занимавшие офицерские должности, не имея офицерских чинов ), променявший свою мирную профессию на беспокойную и опасную должность, ординарца ге­нерала Маркова, милейший Г. Д. Родичев, выслушал меня и, найдя какие-то необыкновенные шумы, сму­щенно сказал:

- Дело плохо, надо сбегать за докторам...

Но 17-го приехали представители Кубани на сове­щание по поводу соединения армий. Пришлось поднять­ся. Предварительно беседовали с Корниловым и Рома­новским. Выяснилось, что части кубанского отряда «с оказией» прислали доложить, что они подчиняются только генералу Корнилову, и если их командование и кубанское правительство почему-либо на это не пойдут то все они перейдут к нам самовольно. Было ре­шено, чтобы не создавать опасных прецедентов и не подрывать принципов дисциплины, побудить кубан­ские власти к мирному и добровольному соглашению.

Приехали - атаман полковник Филимонов, генерал Покровский, председатель и товарищ председателя за­конодательной рады Рябовол (Рябовол Н. С. - до революции был председателей правленая Черноморо-Кубанской железной дороги. С декабря 1917 г. - председатель Кубанской краевой рады, один из лидеров черноморцев (сторонников кубанской автономии). 13(26) нюня 1919 г, убит в Ростове в гостинице «Палас-отель», на предположениям агентами денякинской контрразведки или членами одной из тайных монархических организаций ) и Султан-Шахим-Гирей ( Султан-Шахим-Гирей - один из лидеров черкесских националистов, в 1917-1919 гг.-товарищь председателя Кубанской законодательной рады. ), председатель правительства Быч - люди, которым суждено было впоследствии много времени еще играть большую роль в трагических судьбах Кубани.

Начались томительно долгие и нудные разговоры, в которых одна сторона вынуждена была доказывать элементарные основы военной организации, другая в противовес выдвигала такие аргументы, как «консти­туция суверенной Кубани», необходимость «автоном­ной армии», как опоры правительства, и т. д. Они не договаривали еще одного своего мотива - страха перед личностью Корнилова: как бы вместе с кубанским рядом он не поглотил и их призрачной власти, за ко­торую они так цепко держались. Этот страх сквозил в каждом слове. На нас после суровой, жестокой и простой обстановки похода и боя от этого совещания вновь повеяло чем-то старым, уже, казалось, похоро­ненным, напоминавшим лето 1917 года-с бесконеч­ными дебатами революционной демократии, докончив­шей разложение армии. Зиму в Новочеркасске и Рос­тове-с разговорами донского правительства, дум и советов, подготовлявшими вступление на Дон красных войск Сиверса (Сиверс Рудольф Фердинандович (1892-1918)- из семьи служащего, окончил военное училище, участвовал в 1-й мировой войне, прапорщик. В 1917 г. - член Военной организации ори ПК РСДРП. С января 1918 г.- командир отряда Южного ревволюционного фронта. С 17 февраля - командующий всеми револю­ционными войсками ростовского направления. 23 февраля ими был занят Ростов, с лета 1918 г.-командир Особой (позже - 1-й Украинской особой) бригады. 2 декабря 1918 г. умер от ран в Москве )...

А за стеною жизнь, настоящая жизнь уже напоминала о себе громким треском рвавшихся на площади и возле дома гранат.

Нелепый спор продолжался.

Корнилов заявил категорически, что он не согласен командовать «автономными» армиями, и пусть в таком случае выбирают другого. Кубанское правительство со­гласилось, наконец, на соединение армий, но устами Быча заявило, что оно устраняется от дальнейшего участия в работе и снимает с себя всякую ответствен­ность за последствия.

Корнилов вспылил и, ударяя по столу пальцем о надетым на нем перстнем - его характерный жест, - сказал,

- Ну нет. Вы не смеете уклоняться. Вы обязаны работать и помогать всеми средствами командующему армией.

Жизнь настойчиво возвращала совещанием суровой действительности: задрожали стены, зазвенели стекла; возле нашего дома разорвалось несколько гранат; од­на забрызгала грязью окна, другая разбила ворота...

Кубанские представители попросили разрешения пе­реговорить между собой. Мы, вышли в другую комнату и, набросав там проект договора, послали его кубан­цам.

В окончательной редакции протокол совещания гла­сил:

1. Ввиду прибытия Добровольческой армии в Ку­банскую область и осуществления ею тех же задач, которые поставлены кубанскому правительственному отряду, для объединения всех сил и средств признает­ся необходимым переход кубанского правительственного отряда в полное подчинение генерала Корнилова, которому предоставляется право реорганизовать отряд, как это будет признано необходимым.

2.Законодательная рада, войсковое правительство в войсковой атаман продолжают свою деятельность, всемерно содействуя военным мероприятиям команду­ющего армией.

3. Командующий войсками Кубанского края с его начальником штаба отзывается в состав правительства для дальнейшего формирования Кубанской армии.

Подписали: генералы Корнилов, Алексеев, Деникин» Эрдели, полковник Филимонов, Быч, Рябовол, Султан-Шахим-Гирей».

Последние строки 3-го пункта, введенные по настоя­нию «кубанских представителей, главным образом, якобы только для морального удовлетворения смещенного ко­мандующего войсками, создали впоследствии большие осложнения во взаимоотношениях между главным ко­мандованием с Кубанью.

В этот же день, 17-го, после артиллерийского обстрела большевики из Григорьевской перешли опять в наступление на Ново-Дмитриевскую; вечером проникли-даже небольшими частями в самую станицу, соединив­шись здесь с местными иногородними. Несколько часов по улицам визжали пули, пока наконец около по­луночи наступление не было отбито. В ближайшие дни прибыли кубанские войска, влились в Добровольческую армию, которая после расформирования некоторых частей получила следующую организацию*: Чехословацкий батальон не включался в состав бригад.

1-я бригада, генерал Марков

Офицерский-полк

1-й кубанский стрелковый полк.

1-я инженерная рота.

1-я и 4-я батареи.

2-я бригада, генерал Богаевский.

Корниловский ударный полк.

Партизанский полк.

Пластунский батальон.

2-я, 3-я и 5-я батареи.

Конная бригада, генерал Эрдели.

1-й конный волк.

Кубанский полк (вначале -дивизион).

Черкесский полк.

Конная батарея.

Общая численность армии возросла до 6 тысяч бойцов. Вместе с тем почти удвоился наш обоз,

Атака Екатеринодара решена. Были сомневающие­ся, но не было несогласных, тем более, что армия до этих дней не знала неудачи и- выполняла, невзирая на невероятные трудности, всякий маневр, который.е-й указывал командующий. Второй месяц уже Корнилов шея вперед, разбивая все преграды, которые встречал на своем пути, побеждая большевиков силою своей воля, обаянием своего мужества и доблестью предан­ных ему добровольцев.

План операции заключался в следующем: 1) раз­бить отряды противника, действовавшие южнее Екатеринюдара, для того, чтобы обеспечить возможность переправы и увеличить запас боевых припасов за счет большевистских складов; 2) внезапным ударом захва­тить станицу Елисаветияекую в 18 верстах западнее Екагеринодара - пункт, где имелась только паромная переправа и где нас меньше всего ожидали; 3) перепра­виться через Кубань и атаковать Екатерннодар( Ближайшие переправы были: деревянный мост у Пашковской, где недавно был Покровский и где поэтому нас могли ожидать; же­лезнодорожный мост у самого Екатеринодара, атака которого пред­ставляла непреодолимые технические трудности ).

В двадцатых числах бригада генерала Богаевскогэ после кровопролитного боя захватила Григорьевскую и Смоленскую. Эрдели с конницей пошел к Елисаветинской. 24-го перед рассветом генерал Марков должен был внезапным ударом овладеть Георгие-Афипской . станицей я станцией, где был центр закубанских от­рядов, гарнизон свыше 5000 человек с артиллерией и бронепоездами и склад боевых припасов.

Неожиданным нападение не вышло: выступление почему-то сильно замешкалось, когда голова колонны была в расстоянии менее версты от станицы, как-то сразу рассвело. Большевики увидели перед собой на ровном открытом поле не успевшую развернуться, ком­пактную массу пехоты, артиллерии, конных и, после минутного замешательства, ожрыли по ней убийствен­ный огонь, в котором принял участие и показавшийся за поворотом бронированный поезд. Корнилов со шта­бом в это время обгонял колонну и едва успел отъ­ехать в сторону. Ружейной пулей ранило -в ногу навы­лет генерала Романовского, который, однако, остался с Корниловым. По всему полю заметались люди, ору­дия. По счастью, вперед по заливным лугам проходи­ла высокая насыпь железной дороги, и Марков успел развернуть и скрыть за ней свои части.

В таком положении колонне Маркова пришлась про­стоять несколько часов. Впереди - окраина станицы, опоясанная протекавшей в совершенно отвесных бере­гах речкой Шебш с единственным через нее мостом.

Наступление замерло.

Корнилов послал приказание бригаде Богаевского ускорить движение от Смоленской в глубокий обход Георгие-Афипской с запада. Сам переехал на это на­правление.

Во второй половине дня корниловцы и партизаны, прорезав железную дорогу, вышли в тыл большевикам и после краткого горячего боя ворвались в станицу и на станцию. С востока вошел и Марков. Началось истребление метавшихся по всей станице остатков боль­шевиков, не успевших прорваться к Екатеринодару. На станции, в числе прочей добычи, нашли драгоцен­ные для нас снаряды - до 700 штук.

Полки, как всегда соперничали в доблести, не ом­раченной ревнивым чувством. Когда Корнилов благо­дарил командира Партизанского полка, генерала Казановича, за взятие станицы, он ответил:

- Никак нет, ваше высокопревосходительство. Всем успехом мы обязаны Митрофану Осиповичу ( Подполковник Неженцев, командир Корниловского полка )и его полку...

25 марта потянулся обоз и пополудни армия дви­нулась дальше на северо-запад, подорвав железнодо-режный мост и выслав отряд для демонстрации про­тив Екатеринодара. Шли вначале вдоль полотна; ско­ро, однако, приостановились: подъехал бронированный поезд и эшелон большевиков, с которым наш авангард вел бой до темноты. Колонна свернула в сторону и продолжала путь уже темной ночью. Опять без дорог, сбиваясь и путаясь среди сплошного моря воды, за­лившей луга и дороги, скрывшей канавы, ямы, обрывы, в которые проваливались люди и повозки. Ночь казалась такой бесконечно долгой и таким желанным рассвет...

Пройдя 32 версты, колонны остановились в ауле Панахес, откуда, после небольшого отдыха, 2-я брига­да генерала Богаевского двинулась дальше к Елиса-ветинской переправе, находившейся в 10 верстах и уже захваченной Эрдели.

Переправа через Кубань представляет большой ин­терес не только технической стороной ее выполнения, но и необыкновенной смелостью замысла.

У Елисаветинской был паром, подымавший нормаль­но около 15 всадников или 4 повозки с лошадьми, или 50 человек. Позднее откуда-то снизу притянули другой паром меньшей подъемной силы и с неиспру вным тросом, действовавший с перерывами. Был еще десяток рыбачьих гребных лодок.

Этими средствами нужно было перебросить армию с ее обозами и беженцами, в составе не менее 9000 че­ловек, до 4000 лошадей и 600 повозок, орудий и заряд­ных ящиков.

Операция выполнялась под угрозой с левого бере­га- со стороны большевиков, владевших железно­дорожным мостом и под некоторым давлением с пра­вого-со стороны авангарда екатеринодарской группы большевиков.

Переправа протекала в полном порядке и длилась трое суток в условиях почти мирных - за исключением нескольких часов 27-го - без обстрела. Обратный отход с боем потребовал бы значительно большего .времени, вернее был невыполним вовсе, и в случае неудачи бэя грозил армии гибелью.

Переброшенный на правый берег громадный обоз, подвижной тыл армии, прижатый к реке, становился в полной зависимости от какой-либо случайности в изменчивой обстановке сражения.

Для того, чтобы решиться на такую операцию, нуж­на была крепкая вера вождя в свое боевое счастье и в свою армию. Корнилов не сомневался.

27 марта мы беседовали- в штабе о вопросах, свя­занных с занятием Екатеринодара, как о чем-то неизбежном и не допускающем сомнений. Чтобы не по­вторять ростовской ошибки, решено было временно, до, упрочения военного положения, не восстановлять кубанскую власть, а назначить в Екатеринодаре генерал-губернатора; эта должность возложена была на меня. Помню, что кубанское правительство отнеслось к атой мере с молчаливым осуждением. И когда я просил дать мне в помощь опытных общественных дея­телей, они предложили мне... уволенного некогда по­лицмейстера и свое контрразведочное отделение. В этот же день Корнилов в первый раз отдал приказ о том, чтобы окрестные кубанские станицы выставили и не­медленно прислали в состав Добровольческой армии определенное число вооруженных казаков,

Не сомневалась и армия.

Весело толпились у берега, спеша переправиться, корниловцы и партизаны, шедшие в этог-раз в голове, за конницей. Нервничали марковские офицеры, и ворчал их генерал, оставленный с бригадой в арьергарде на левом берегу до окончания переправы обоза.

- Черт знает что! Попадешь к шапошному раз­бору...

Хорошее настроение царило и в обозно-походном городке, ло капризу судьбы вдруг выросшем н-а берегу Кубани, вокруг маленького черкесского аула ( Хатук ). Сотни повозок; пасущиеся возле стреноженные лошади; пест­рые лохмотья, разложенные для сушки на чуть проби­вающейся траве под яркими, но ещё холодными луча­ми весеннего солнца; дым и треск костров; разбросан­ные по всему полю труппы людей, с нетерепением жду­щих своей очереди для переправы, и жадно ловящих вести с того берега. Словно во времена очень далекие - табор крестоносцев - безумцев или праведников, пришедших из-за гор и морей под стены святого го­рода...

И у нашей армии был свой маленький «Иерусалим», пока еще не тот - заветный, далекий, с золотыми маковками сорока сороков божьих церквей... Более близ­кий - Екатеринодар.