СВЯЩЕННАЯ ЗМЕЯ

Рабы гасили светильники. Оставшись один, Фемистокл опустился на ложе, покрытое волчьей шкурой. Лицо его сморщилось, потеряло резкость, стало утомленным; чаша с напитком дрожала в руке.

А что же про меня — забыли? Нет, нет, вот первый стратег подзывает меня к себе.

— Ты достоин благодарности, — начал Фемистокл. — За сообщение о заговоре Лисий спасибо. Но помни, — добавил он сухо, — раб, доносящий на господина, подвергается ссылке в рудники — таков закон. Сегодня, однако, каждый патриотический порыв ценен.

И Фемистокл протянул мне руку, украшенную рубином, который горел, как кровавый глаз бога войны. Быть может, он хотел, чтобы я поцеловал его руку? Еще несколько мгновений назад я бы с восторгом сделал это. Но слова о рудниках меня отбросили в реальность — я только раб! И я лишь прикоснулся пальцами к руке стратега.

Мне подали сласти: варенье, засахаренные финики, изюм, куски медового сота. Мне ничто в рот не лезло. Я горел от нетерпения — не затем же он меня позвал, чтобы кормить сластями?

Фемистокл между тем встал, скинул одежду; рабы стали растирать его могучую грудь, заросшую курчавым волосом. Он взял небольшие гирьки и сделал упражнения.

— Ленивым — сон, а нам — гимнастика, — засмеялся стратег, и усталость улетучилась с его лица, уступив место обычной царственной улыбке. — Теперь, рабы, удалитесь! А ты, мальчик, присядь ближе. Вот эта скамеечка — придвинь ее к моему креслу.

Тишина обступила нас, полумрак. Погасли все огни» кроме одной лампадки, а утро еще не наступало.

— Один человек мне рассказывал, что ты любишь Афины, что хочешь совершить подвиг для родного города, — вкрадчиво говорил вождь, подвигая мне тарелки с едой. — Я нарочно дал тебе выслушать все, что происходило в Ареопаге. Я ведь заранее знал, что дело у них упрется в какую-нибудь змею.

Сердце мое билось: вот оно! Наступает время свершения подвига!

— Каждый час промедления и колебаний, — продолжал Фемистокл, — грозит нам годами рабства и несчастий. Необходимо идти на тягчайшие жертвы. Слушай, мальчик, в тебе вся надежда... Ты веришь мне?

Я схватил его большую руку и крепко прижал к груди.

Стратег улыбнулся:

— Ты ловкий, смелый... Я наблюдал тебя в театре. Проберись в храм Эрехфея и унеси священную змею.

— Сейчас?!

— Да, сейчас, пока не наступил рассвет. Перед восходом солнца стража дремлет, а жрецам не до того: они закапывают свои сокровища.

— Но, позволь...

— Знаю, что ты хочешь сказать. Я хорошо обдумал все. Если тебя поймают, нам всем несдобровать и наше дело погибло. Но если удастся, боги нам простят: ведь мы крадем змею не ради корыстного интереса — ради спасения отчизны! Змею мы возьмем на корабль, и она будет нам приносить удачу в бою. Ну как же, согласен? В случае успеха — свобода, слово Фемистокла!

Сердце у меня леденело от ужаса — украсть священную змею богини! Но ведь это подвиг, а подвиг без риска не бывает! Геракл тоже укротил лернейскую гидру, а она была порождением бога Посейдона!

Стратег щелкнул пальцами. Вошел дежурный. Фемистокл вполголоса отдал ему приказания.

Нам подали черные глухие плащи. Мы закутались и выскользнули через боковую дверь в переулок. За нами следовали четыре пельтаста. Фемистокл сунул мне в руку маленький кинжальчик в черепаховых ножнах. Я под полой чуть выдернул лезвие — пощупал: острый, как бритва!

Козьи тропинки на склонах Акрополя, которые начинаются на задворках храма Диониса, известны мне до последнего камушка: ведь там прошло мое детство. Пельтасты остались внизу, а мы с вождем стали карабкаться по склону. Я лез быстро, несмотря на темноту безлунной ночи, а грузный стратег поминутно оступался, царапался о колючки кустарника, ругался шепотом.

Но вот мы наверху, где свистит ветер и откуда небо видится как огромный купол, усеянный мигающими точками звезд.

— Я здесь останусь, — прохрипел, задыхаясь, Фемистокл. — Ты знаешь дорогу? Не заблудишься?

— Нет... Здесь все... все знаю.

— Ну иди. Да хранят тебя боги! И помни, что змея безвредна, она не кусается, не жалит. Ведь это даже и не змея — это безобидный уж.

Я быстро обогнул угол стоколонного храма Афины-девы. На пустынной площади часовые дремали, подстелив плащи и составив копья в козлы. Низко пригнувшись, почти на четвереньках, я пересек площадь. В задней половине храма Эрехфея слышались голоса, двигали ящики, ругались — жрецы упаковывали храмовые богатства. Но их я не боялся.

Калитка во дворик храма была приоткрыта. Я проскользнул и стал нащупывать мраморную загородку, внутри которой змея обычно греется на солнце. Вдруг я наткнулся на что-то холодное и острое. Страшная харя, физиономия чудища смотрела мне прямо в лицо выпуклыми глазами. Я похолодел, руки и ноги мои отнялись — вот оно, возмездие богов! Сколько я наслушался рассказов от суеверных рабов и умудренных жрецов о карах, которым боги подвергают осквернителей храмов!

Я медленно приходил в себя, а чудовище оставалось неподвижным и устрашающим.

Ба! Да ведь это Кекроп змееногий — раскрашенная статуя покровителя Афин! Сколько раз днем я видел эту статую!.. Она, правда, вселяла страх — так была она ужасна, но ведь это всего только статуя!

Собравшись с духом, стараясь избавиться от противной дрожи, я подполз к мраморной низкой ограде и стал шарить рукой по песку, надеясь ухватить змею, но змеи там не было.

Ухнул филин, и я опять от неожиданности вздрогнул. Становилось жутко, боги решили пугать меня чем только можно. Вдруг на крыше храма ветер засвистел, точно жаловалась душа покойника.

В голову лезли гимны и молитвы. Я стал читать их, чтобы умилостивить богов на всякий случай:

— Царица священной страны, Паллада, владычица города... Нет, сбился!.. Победу даруй непременно... и ныне, богиня, даруй!.. О боги.

Зажмурив глаза, я продолжал искать змею.

Змеи нет. Рука моя только хватает и пересыпает сухой песок. Статуи богов кажутся чудовищами, которые таращат на меня глаза и тянут щупальца из кромешной тьмы.

Нет змеи! Я не выдержал и побежал назад — скажу Фемистоклу, что змеи нет и в темноте ее не сыскать. Обратно я бежал даже не пригибаясь, и мне казалось, что эринии — богини мщения — мчатся за мной и завывают на все лады.

Тень Фемистокла маячила на краю стены Акрополя. Подбегая, я поднял руки и растопырил пальцы, чтобы показать стратегу, что я не несу змею. Но, когда я добежал, оказалось, что Фемистокла уже нет на условленном месте. Небо посветлело — приближалась заря, и силуэты предметов были отчетливо видны. Значит, Фемистокл понял, что я струсил, и ушел, не дожидаясь меня. Нет мне оправдания!

Я отдышался, пришел в себя. Вот и не удался мой первый подвиг. Недаром есть пословица: «Человек предполагает, а боги делают по-своему». Вдруг неожиданное воспоминание озарило меня: жрецы ведь рассказывают верующим, что змея на ночь уползает под ступени храма. Назад, назад! Остатки трусости с меня соскочили.

Я сразу решился на все и храбро пустился к храму.

Мне показалось, что массивная тень мелькнула возле храма Эрехфея и исчезла. Что за притча — уж не тень ли это Фемистокла? Какая теперь разница — вперед, вперед!

И вот я снова во дворике. Бледный свет уже озарил высокие слоистые облака, развиднелось. Вот мраморная ограда, вокруг которой я ползал. Вот раскрашенный Кекроп, которого я испугался, а вот и крыльцо храма. Я опустился на колени и засунул руку под ступени. Долго я шарил, но и там змеи не было. Рассвет уже царил в небе. Надо было, не мешкая, уходить.

Когда я поднимался, отряхивая песок с колен, разочарованный, — мне в глаза бросился возле лестницы свежий отпечаток громадной пятерни на песке, такой же громадной, как та, которую я сегодня так пылко сжимал в доме стратега! Кто-то опередил меня, кто-то запустил бестрепетную руку под ступени и унес змею!