4. Купечество

Торговля всегда играла в городах большую роль, поэтому в массе городского населения купцы феодального времени занимали немаловажное место. С понятием купца рано стало ассоциироваться представление о богатом человеке: «и еще другие, купцы в граде, которые суть богатые люди», - говорится в одном древнерусском памятнике (Г. Е. Кочин, Материалы для терминологического словаря Древней России, стр. 165).

В поздних новгородских документах купцы выделены в особую социальную группу в отличие от бояр, житьих и чёрных людей, но это не значит, что такое выделение; произошло поздно. Краткая Русская Правда знает купчину, а Пространная Правда - купца, особо оговаривая размер пени, положенной за их убийство.

Слова «купец» или «купчина» являются производными от «купли», под которой понимались товар, покупка и торговля в обобщающем значении этого термина.

В отличие от слова «купец», обозначавшего всякого человека, занимавшегося торговлей, «гость» представляется человеком, связанным своими торговыми операциями с другими городами и зарубежными странами.

Производными от слова «гость» являются два понятия, тесно связанные с торговлей. Во-первых, термин «гостинец» в значении большой дороги, по которой идёт непрерывное движение, во-вторых, - «гостиньница», т. е, место остановки гостей, постоялый двор, гостиница.

Наконец, с древнейшего времени известен третий термин для обозначения торговых операций и связанных с ними мест - «търг» или «торг». Производными от этого слова являются торговля, торговище, торговец и пр. Не лишне обратить внимание на то, что наименования торговник и торговец появляются в письменных памятниках относительно поздно, по подобранным материалам И. И. Срезневского, - только в XIII в., тогда как понятие торга в смысле торговых операций и места для торговли имеем уже в XI в. В позднейшее время слова «купец», «гость» и «торговец» также имели разную судьбу: так, купец и гость сделались обозначением людей, связанных с более или менее крупными торговыми делами, торговцами стали называть по преимуществу содержателей небольших лавок и т. д.

Первое упоминание о купцах имеем в договоре Руси с Греками 945 г., где в числе русских представителей назван «купець Адунь». Древнерусская торговля в Константинополе отличалась ещё большой примитивностью. Главными товарами были воск, меха и рабы («челядь»).

Купцы, приезжавшие в византийскую столицу, мало чем отличались от воинов; поэтому договоры X в. уделяют так много места убийствам, дракам и ссорам, возникавшим между греками и русскими, хотя последние и должны были входить в город «без оружья». Трудность и опасность дальнего путешествия заставляли купцов объединяться в караваны с большим количеством участников. Константин Багрянородный, описывая приём княгини Ольги в цесарском дворце, отмечает в числе прибывших с ней в Константинополь 43 купцов («Известия Государственной Академии истории материальной культуры», вып. 91, стр. 47-48. Переводчик называет купцов греческого подлинника очень неудачно термином XVII-XVIII вв. - «торговые люди»).

В городском населении именно купцы или гости, торговавшие с другими городами и странами, составляли наиболее почитаемую группу, находившуюся под непосредственной княжеской защитой. В этом смысле примечательно упоминание купчины в первой статье Краткой Правды, которое показывает, что в эпоху появления этой статьи купцы состояли под непосредственным покровительством князя наряду с дружинниками (мечником, гридем и ябедником). Высокое положение гостя ярко показано в поучении Владимира Мономаха, требовавшим почитания «гостей», так как от них зависела дурная или добрая слава князей («Боле же чтите гость, откуду же к вам придеть, или прост, или добр, или сол, аще не можете даром, брашном и питьем; ти бо мимоходячи прославять человека по всем землям, любо добрым, любо злым» (Лаврент. лет., стр. 237)). Поучение Мономаха перекликается с воспоминаниями Кузмища Киевлянина об Андрее Боголюбском. Когда к Андрею приходил какой-либо гость «из Царягорода и от иных стран, из Русской земли», то князь приказывал отвести его в соборную церковь, чтобы он мог полюбоваться её богатствами (Ипат. лет., стр. 401. В печатном издании после слова «стран» не поставлено запятой, но по смыслу это слово связано с Царьгородом, а не с Русской землёй).

Облик русского купца XI-XII вв. ярко выступает перед нами на страницах Пространной Русской Правды, источника исключительной ценности для суждения о городской жизни в Киевской Руси. Прежде всего довольно ясно различаются два вида торговых операций: внутренняя торговля - «купля» и торговля иноземная - «гостьба» («аже кто купець купцю дасть в куплю куны или в гостьбу»).

Купец имеет право на рассрочку платежей, если с ним в пути случилось несчастье: кораблекрушение, пожар, грабёж его имущества во время войны («истопиться, любо рать возметь, ли огнь»). Он отвечает только в том случае, если «пропиеться», проиграет в закладе своё имущество или «в безумьи» испортит чужой товар. Гости или чужеземцы из других городов имеют право на преимущественное получение денег от несостоятельного должника («Правда Русская», т. I, стр. 110).

Высокое положение купцов на общественной лестнице обнаруживают разные варианты договора Смоленска с Ригой XIII в. Названный договор был составлен для охраны русских и немецких купцов на чужбине. По договору, купцов нельзя судить по показаниям одного только «послуха», надо выслушать двух свидетелей, причём один из них должен быть сородичем обвиняемого. Купца нельзя подвергать испытанию горячим железом, нельзя без его согласия принять этот способ доказательства невиновности. Русский купец не может звать немецкого («латинина») к судебному поединку в Русской земле, этого же не может делать и немецкий купец у себя на родине. Купец, поймавший вора, может с ним расправиться как желает, не обращаясь к городским властям, и т. д. Торговля и пребывание купцов на чужбине по договору Смоленска с Ригой регулируются рядом мелочных предписаний, показывающих трудности и опасности средневековой торговли («Русско-ливонские акты», стр. 420-445).

Такой же заботой о хождении «без пакости» новгородцев в Немецкую землю, а немцев в Новгород пронизан и договор Новгорода с немецкими городами 1189-1199 гг («Грамоты Великого Новгорода», стр. 55-56).

Вместе с тем оба договора рисуют мужественный, но грубый облик средневекового купца. Убийство, членовредительство, побои постоянно упоминаются в договорах («по уху ударять», «уранять» и т. д.), как и раны, причинённые оружием или просто кольями. Грубой действительностью веет от статей договора, говорящих о побоях замужних женщин и девушек, о срывании с них «повоев» (головных уборов), наконец о насилиях над женщинами.

В одной рижской грамоте к витебскому князю, датируемой концом XIII в., имеем интересный рассказ из торговой практики немецких купцов. «Тогда была рать литовская под городом, - пишут рижские власти, говоря о злоключениях своего купца, - он же хотел идти в литовскую рать, чтобы купить девок, и взял с собой мечь по нашему обычаю. В дороге заблудился и попал к монастырю. И выскочили 3 чернеца, и четвертый человек иной с ними, тут его схватили, били и рвали, и мечь отняли у него силой». Интересен сам облик купца, отправляющегося из осаждённого Витебска во враждебный лагерь, чтобы купить рабынь, и попавшего в засаду у какого-то монастыря, вероятно на окраине города.

В том же документе рассказывается о вымогательстве князя и его дружины, об убийстве во время пира одним купцом другого и т. д. («Русско-ливонские акты», стр. 26-28. Лаврент. лет., стр. 365, 401) Грубый, примитивный быт, постоянная опасность, подстерегающая купцов в дороге и в чужеземных городах, - всё это засвидетельствовано на страницах полоцких, смоленских, новгородских грамот, имеющих отношение к зарубежной торговле.

В городской жизни купцы играли крупную роль, рано выделившись в особую общественную группу, пользовавшуюся большим весом в политических делах. Во время длительной смуты, последовавшей во Владимиро-Суздальской земле после смерти Андрея Боголюбского, «всташа бояре и купци». Они требовали расправы с князьями - противниками Всеволода Большое Гнездо, попавшими к нему в плен. Летописец замечает по этому поводу - «бысть мятежь велик в граде Володимери». Всеволод должен был уступить и посадил пленных князей в темницу. Что владимирский летописец не оговорился, поставив рядом бояр и купцов, можно заключить из рассказа 1206 г. о проводах князя Константина в Новгород. Его провожали братья «и все бояре отца его, и все купцы» (Лаврент. лет., стр. 365, 401). В обоих известиях купцы стоят на вершине общественной лестницы, тотчас же за боярами. То же самое, пожалуй в ещё более резкой форме, встречаем в Новгороде. Из ряда характерных примеров участия купцов в политической жизни Новгорода отметим хотя бы летописное известие о встрече Ростислава Мстиславича с новгородцами в Великих Луках: «и позва новгородьце на поряд: огнищане, гридь, купьце вячьшее». Слово «поряд» объясняет нам, что речь шла о соглашении или договоре между Ростиславом и новгородцами. Эта формула «огнищане и гридьба и купци» встречается и позже, обозначая господствующие круги населения в Великом Новгороде: бояр, дружинников и купцов. Купцы в Новгороде пользовались некоторыми привилегиями, из которых можно отметить право не платить дикую виру (Новгород. лет. (под 1166 г.), стр. 32, 42; там же, стр. 51 (под 1209 г.)).

Торговля, связанная в средневековье с большими опасностями, делала из купцов не только торговцев в собственном смысле слова, но и воинов. В городском ополчении купцам принадлежало одно из первых мест, прежде всего потому, что они имели лучшее вооружение. Например, новгородцы давали деньги купцам «крутитися на войну», т. е. на экипировку для предстоящей военной экспедиции (Там же, стр. 25).

Особенности военного строя в феодальное время объясняют нам, почему купцы упоминаются непосредственно с профессионалами дружинниками - гридями. Купеческие караваны состояли не из одних купцов, но и купеческих детей и слуг. Подобный караван был относительно многолюдным, иначе он не избежал бы угрозы немедленного разграбления. Только приняв это положение, мы поймём, каким образом в Торжке могло оказаться 2 тыс. новгородцев, захваченных в 1215 г. переяславским князем Ярославом Всеволодовичем. Не все из них были купцами, но немалое количество было связано с торговлей. Несколько позже тот же Ярослав бросил в погреба и тесную избу 150 новгородцев и 15 смолян, которые «зашли гостьбою в землю его». Конечно, это были не только купцы, но и купеческие дети, родственники и слуги.

Купечество было тем общественным слоем, из рядов которого пополнялось боярство. Сохранилось завещание некоего Климента, относящееся к 1258-1268 гг. Климент занимался торговыми операциями и в то же время был землевладельцем. Два села с «обильем» (урожаем) и с лошадьми, и с бортью, и с малыми селищами он завещал в Юрьев монастырь, два других села, одно из которых было с огородом, завещал близким людям. Ему же принадлежали стада овец и свиней (М. Н. Тихомиров и М. В. Щепкина, Два памятника новгородской письменности, стр. 13-17). Климент имел какое-то отношение к купеческому сту. Грань между боярством и купечеством в XI-XIII вв. была гораздо меньшей, чем позднее, когда создаётся понятие фамильной чести и боярство окончательно оседает на землю.