6. Средневековая организация ремесла и торговли

Ремесленное производство в городах Древней Руси носило типично средневековый характер с регламентацией производства ремесленных изделий и продажи их на торгу.

В городах Древней Руси наблюдается довольно чёткое деление ремесленников на мастеров и учеников в том особом понятии этого слова, которое свойственно средневековью. Существование ученичества на Руси засвидетельствовано Псковской судной грамотой, памятником XIV-XV столетий. В ней помещено такое постановление: «А которой мастер иметь сочить на ученики учебнаго, а ученик запрется, ино воля государева, хочет сам поцелует на своем учебном или ученику верить» («Псковская судная грамота», стр. 22). Эта статья Псковской судной грамоты показывает, что отношения между учеником и мастером регулировались законом. Мастер имел право получить с ученика «учебное» - плату за обучение и за содержание ученика во время его ученичества. При этом мастеру предоставлялась возможность самому идти к присяге или заставить присягать ученика. Иными словами, мастеру предоставлялась возможность добиться выгодного для себя судебного постановления.

В памятниках Древней Руси находим прямые указания на ученичество. Так, Алимпий-иконописец был отдан своими родителями «на учение иконного писания» греческим мастерам, работавшим в Киеве. Мастера делали мозаику («мусию»), а Алимпий им помогал и учился, вследствие чего «добре извык хитрости иконней, иконы писати хитр бе зело» («Печерский патерик», стр. 121). Время ученичества Алимпия может быть установлено точно, поскольку великая лаврская церковь была заложена в 1073 г. Позже, в начале XII в., появляются мозаики Михайловского златоверхого монастыря в Киеве, созданные руками русских художников, в числе которых, вероятно, работал Алимпий. Замечательно само выражение Патерика об отдаче Алимпия его родителями «на учение иконнаго писания». Это полностью соответствует позднейшему выражению: «отдать мальчика в ученье».

Ученичество в Древней Руси было делом нелёгким, и для русских людей были вполне понятны слова Злато-струя: «Многажды ремесленник клянется не дати ученику не ясти, не пити» (И. И. Срезневский, Материалы, т. III, вып. 1, стб. 116). В одном древнерусском памятнике находим такое описание, как учили сапожному ремеслу: сапожник показывает ученику, как держать нож и резать кожу, и держа «коюгу» шить сапоги (Там же, стб, 262).

Ученик не всегда был в состоянии впоследствии сделаться самостоятельным мастером или даже подмастерьем. Впрочем, термин «подмастерье» был не известен в древности. Вместо него, может быть, употреблялось другое равнозначащее понятие. В рассказе о построении города Холма в середине XIII в. говорится, что в него бежали от татар «уноты и мастера всяции». Слово «унота» (юнота) обозначало юношу, но в данном случае, повидимому, имело другое специфическое значение - ученика или подмастерья, потому что далее разъясняются те ремесленные специальности, которыми обладали бежавшие в Холм юноты и мастера (седельники, тульники и пр.).

Как известно, мастера средневековья ставили на своих изделиях клейма, имевшие значение промышленной метки, предохраняющей от подлогов. Подобные же метки вовсе не редкость на русских предметах. На шиферных пряслицах киевского времени встречаются надписи. В Новгороде найдено пряслице с надписью «Мартин», в Киеве - «Мотворин пряслен». Археологи считают, что эти надписи сделаны владельцами пряслиц, но подобные надписи могут обозначать и мастеров. На глиняных сосудах, несомненно, имеются клейма мастеров. Клейма мастеров в виде подписей помещены на известных серебряных кратирах Софийского собора в Новгороде: на одном - «Коста делал», на другом - «Братило делал».

Б. А. Рыбаков делает предположение: «не являлись ли оба сосуда (или, по крайней мере, более поздний сосуд Косты) «урочным изделием», изготовленным на получение звания мастера» (Б. А. Рыбаков, Ремесло Древней Руси, стр. 299).

Ремесло и торговля обставлены были в Древней Руси, как и в других странах, рядом ограничительных условий. «Торговые мерила» находились под непосредственным наблюдением князей и епископов. Высшее духовенство добивалось монопольного права контролировать торговые меры как якобы бесспорного права епископов: «от бога так искони уставлено епископу блюсти их без порчи, ни умалить, ни умножить, за все то отдать ему отчет в день суда великого, как о душах человеческих», - читаем в одной редакции устава Владимира Святославича («Памятники русского права», вып. 1, стр. 242).

Но уже в Новгороде XII в., наряду с епископом контроль над торговыми мерами переходит в руки купеческого объединения и сотских, как представителей ремесленников. В начале XIII столетия образцовая «капь» для взвешивания товаров хранилась в Смоленске в двух местах: одна - в соборе, другая - в католической (латинской) церкви. В случае порчи «весовой капи» или её поломки полагалось «спустить обе капи в едино место, чтобы их ровнять». По другой редакции договора Смоленска с Ригой, откуда взято это место, полагалось, проверив вес обеими капями, «право учинити» - восстановить права потерпевшего от неверного взвешивания («Русско-ливонские акты», стр. 436-437).

В Новгороде для измерения тканей применялся «еваньской локоть», хранившийся в церкви Ивана Предтечи на Опоках. Один из таких локтей был найден в Новгороде. Это деревянная пластинка в 15 см длины и 2 см ширины. На ней выцарапана неоконченная надпись «святого еванос» ( А. В. Арциховский и М. Н. Тихомиров, Новгородские грамоты на бересте, стр. 48). Локоть сохранился частично: с одного края он обломан.

Взвешивание мёда, воска и прочих товаров производилось под непосредственным наблюдением «весцов», которым платилась особая пошлина. В Смоленске оплата такой пошлины полагалась при взвешивании капей с тяжёлыми товарами, при покупке золота, серебра, серебряных сосудов. В Новгороде особо различались такие меры веса и длины, как пуд медовый, гривенка рублёвая (для взвешивания серебра), скалвы вощаные, локоть еванский. Наблюдение за взвешиванием товаров возлагалось на «добрых» людей; они должны были «вывесить по правому слову» (Новгород. лет., стр. 508-509).

Покупка и продажа товаров на рынке также подвергались мелочному контролю со стороны княжеских приставленников - мытников, мытарей. Мытник удостоверял действительность продажи или покупки на рынке, собирал пошлину в пользу князя, обычно не забывая и себя. Не случайно слово «мытарь» было связано с представлением о «мытарствах» грешной души в загробной жизни, как о «лукавой» волоките, препятствии, мучении...

«Что есть мытоимьство?», - вопрошает одно древнерусское сочинение. «Грех, не имеющий стыда, грабление насильное, злее разбойничества; разбойник ведь стыдится, грабя, а этот с дерзновением грабит» (И. И. Срезневский, Материалы, т. II, вып. 1, СПБ 1895, стб. 221).