4. Городская торговля

Торговля в значительной мере определяла хозяйственное лицо древнерусских городов. Тем не менее торговля на Руси IX-XIII вв. до сих пор ещё слабо изучена. В этом смысле показательны разделы о торговле в таком новейшем, обобщающем труде, как «Очерки истории СССР», вышедшем в 1953 г. Автор раздела заявляет, что «об обилии товаров, привозимых на городской рынок, свидетельствуют летописи, акты и памятники фольклора» («Очерки истории СССР. Период феодализма IX-XV вв.», ч. 1 (IX -XIII вв.), М. 1953, стр. 143-150), но в дальнейшем фактически говорит только о таких товарах внутреннего рынка, как шиферные пряслица, а внешнюю торговлю характеризует главным образом как работорговлю.

Значительно большее место внутренней торговле уделяется в «Истории культуры Древней Руси». Автор главы о торговле и торговых путях Б. А. Рыбаков, говоря о внутренней торговле, правильно замечает, что эта область остаётся почти неизученной, хотя она как раз является показателем экономического развития страны. Археологические наблюдения Б. А. Рыбакова позволили ему и в данном случае сделать ряд ценных выводов не только о внешней, но и о внутренней торговле Древней Руси (Б. А. Рыбаков Торговля и торговые пути («История культуры Древней Руси», т.I, стр. 350-369)).

Особенно большое значение для истории городов имеет изучение внутреннего рынка. Хотя товары иноземного происхождения и могли доходить даже до мелких городов, но не они определяли торговую деятельность в русских городах. Торговля городов IX-XIII вв. развёртывалась в условиях господства натурального хозяйства и слабой потребности в привозных товарах. Поэтому торговля с иноземными странами была уделом в основном больших городов, мелкие городские пункты были связаны только с ближайшей сельскохозяйственной округой, являясь для неё центрами ремесла и торговли.

Городской рынок был такой же обязательной принадлежностью древнерусских городов, как и их укрепления. Он был известен под названием торга, торговища, торжища. Это было самое оживлённое место в городе. Здесь собиралось множество народу по самым разнообразным случаям. На торгу «кликали», т. е. объявляли княжеские распоряжения или сведения о пропаже вещей и холопов. В чуде об утопшем детище киевский митрополит после окончания утрени посылает во время торга оповещать киевлян, что на хорах Софийского собора был найден неизвестно чей ребенок ( «Сбор торгу, проповедати нача, чье детя пред иконою на полатех у святыя София» (Рукопись Государственного Исторического музея в Москве, Един. 92, Измагард нач. XVI в., стр. 449-452)). В ответ на зов откликнулись родители утонувшего ребёнка.

Подобное же значение торга выступает перед нами в сказании о построении каменной церкви Георгия над Золотыми воротами в Киеве. Когда выяснился недостаток наёмных рук для сооружения церкви, князь велел возить деньги и возвестить на торгу, что за работу будут платить по 1 ногате в день. «И было много делающих» («Повеле куны возити на возех в камары Златых врат. И возвестиша на торгу людем, да возмет каждо по наготе на день. И бысть много делающих, и тако вскоре сконча церковь» («Памятники древнерусской церковно-учительной литературы», вып. II, стр. 58-59)).

Оба памятника, из которых взяты приведённые места, принадлежат к числу церковной литературы, вследствие чего в них акт объявления на торгу выражен иносказательно словами «проповедати», «возвестиша», тогда как в Русской Правде находим обиходные термины - «закличь», «кликать». В чуде о дитяти любопытно указание на время торга («сбор торгу»), совпадавшее с ранней церковной службой - утреней. Подобно тому как в Древней Греции выражение en agora pletuse обозначало часы, когда торговая площадь была полна народу, в Древней Руси городское время нередко обозначалось временем торга. Новгородский пожар 1152 г. произошёл «в сред торгу» ( Новгород.лет., стр. 29), т. е. в разгар рыночной торговли. Другой пожар в Новгороде случился «в торг».

На торгу устанавливались цены на товары в городе. Дороговизна обычно отмечалась словами «вздорожиша все по торгу». Для характеристики городской экономики XI-XIII вв. эта зависимость городского населения от рынка очень показательна. Хлеб, мясо и рыба продавались на торгу, который был необходим для снабжения горожан. Монахи Печерского монастыря в Киеве, как мы видели, продавали вязаные изделия, а покупали жито.

Торг, особенно в больших городах, имел жизненное значение для городского населения. Зависимость населения больших древнерусских городов от рыночных цен на продовольствие обнаруживают записи новгородских летописей. Сделаны они в разное время, на протяжении почти сотни лет, следовательно, принадлежат не одному какому-либо лицу, проявившему особый интерес к рыночным ценам, а нескольким поколениям новгородцев. Тем самым эти записи следует признать явлением типическим для горожанина XII-XIII вв., отражающим его повседневные интересы и заботы.

В 1128 г., - отмечает летописец, - в Новгороде был голод, осминка ржи стоила по гривне, много людей умерло от голода, трупы валялись по улицам и по торгу и по дорогам. Уже в этом известии находим прямую связь между высокими ценами и рынком, куда сходились и где умирали голодные люди. В 1161 г. опять была «великая скорбь» и «нужда в людях». «Покупали мы («купляхом») кадку малую (понимается хлеба) по 7 кун». В 1170 г. «дороговь» в Новгороде повторилась: покупали кадь ржи по 4 гривны, хлеб по 2 ногаты, мед по 10 кун за пуд. Дороговизна была и в 1188, 1215, 1228, 1230 и 1231 годах.

В записях отмечаются высокие цены на продукты питания - на хлеб, пшено, пшеницу, на мясо и рыбу. Всё это продавалось на торгу, как это ясно видно из записи 1228 г.: «И вздорожили все на торгу: и хлеб и мясо и рыба, и оттоле установилась дороговь: покупали хлеб по 2 куны, а кадь ржи по 3 гривны, а пшеницу по 5 гривен, а пшено по 7 гривен» (Новгород. лет., стр. 22, 31, 33, 39, 54, 66, 69, 71).

Непосредственного очевидца голодных бедствий в Новгороде чувствуем в записях 1230 г., сделанных «грешным» пономарём Тимофеем. Он описал бедствия весной этого года, когда дело дошло до людоедства. Тогда сосед «не уломлял» для соседа кусочка хлеба, но были горе и печаль, «на улице скорбь друг перед другом, дома тоска, глядя на плачющих детей без хлеба, или умирающих» (Там же, стр. 71). В этих скорбных словах пономаря, мелкого церковного причетника, сказалась подлинная тоска человека, обременённого большой семьёй, голодными и умирающими от голода детьми.

В новгородских записях крайне характерно представление о торге, как о главном месте, где можно купить съестные припасы. Однажды летописец даже жалуется на то, что нельзя было дойти до торга из-за множества трупов: «нельзя было дойти до торга через город или по валу» (Новгород, лет., стр. 30).

Розничная торговля в нашем смысле слова на древнерусском рынке очень слабо развита. На рынке кадями покупают хлеб и крупу, бочками - мёд, репу - возами. Это совсем непохоже на позднейшую рыночную торговлю в русских городах XVI-XVII вв. с их скамьями, полками и шалашами, где торговали хлебом, квасом, пирогами и пр. Так, наблюдение над новгородскими записями приводит к выводу о большом различии между торговлей городов на Руси XI-XIII столетий и городской торговлей в Российском централизованном государстве.

В новгородских записях отражается ясная связь городского рынка с окружающими деревнями. Голод в городе обычно связывается с неурожаем в области. Зависимость даже такого торгового города, как Новгород, от ближайшей сельскохозяйственной округи ярко выступает в рассказе о голоде 1215 г. Мороз уничтожил урожай по волости (понимается новгородской), а в районе Торжка хлеб остался целым, но князь задержал в Торжке возы с хлебом, и от этого в Новгороде наступил голод («Поби мраз обилье по волости, а на Торожку все чело бысть. И зая князь вьршь на Торожку, не пусти в город ни воза» (Новгород, лет., стр. 54)).

Предметом межобластной торговли была соль. В Киев её привозили из Галича и Перемышля «гости». Продажей соли занимались местные киевские торговцы, взвинчивающие на неё цены во время княжеских междоусобий, когда подвоз соли из Галицкой Руси прекращался («Печерский патерик», стр. 108).

В город поступали и некоторые продукты деревенского ремесла, как это мы видели из рассказа о жителе пригородного новгородского села Пидьбы, который собирался везти горшки в город на продажу (Новгород. лет., стр. 160).

В Новгороде, судя по летописи и по позднейшим писцовым книгам XVI в., существовал только один городской торг, территория которого доходила до Волхова. В других больших древнерусских городах торговище также являлось основным местом торговли (например, во Владимире Залесском). Про мелкие города не приходится и говорить. Даже в начале XX в. в них, как пра­вило, имелась одна торговая площадь, вокруг которой сосредоточивались лавки. Но торговища были даже в та­ких маленьких городках, как Здвиждень в Киевской земле. Исключением был Киев X-XII вв. с его громад­ным населением и обширной площадью. Если даже счи­тать известие Титмара Мерзебургского о существовании в нём нескольких рынков явным преувеличением, то на­личие в Киеве по крайней мере двух торжков засвиде­тельствовано летописью. Главный торг помещался на По­доле, а на Горе был Бабин Торжок. Это второе, чисто простонародное название, возможно, таит в себе характе­ристику торговли на Бабином торжке как второстепен­ном киевском рынке.

Ограниченность связей городского рынка с деревен­ской округой подчёркивается статьёй Русской Правды о «своде» - порядке поисков краденой вещи. Надо было привести свидетеля или мытника (княжеское должност­ное лицо при рынке) в доказательство того, что краденая вещь принадлежит истцу. Но «свод» кончался за преде­лами города или его ближайшего округа («А из своего города в чюжю землю свода нетуть» («Правда Русская», т. I, стр. 108)).

Письменные источники довольно ясно позволяют про­следить непосредственную связь городского рынка с де­ревней. Гораздо труднее сделать обратное: показать за­висимость деревни от городского ремесла и торговли. А между тем без этого само существование городских посадов, населённых ремесленниками и торговцами, будет недостаточно объяснено. К счастью, эту задачу, непо­сильную для историка, использующего в основном пись­менные материалы, выполнил на основании археологиче­ских данных Б. А. Рыбаков. По его исследованию, за­просы деревни в железных предметах удовлетворялись деревенскими и городскими кузницами. Район деятель­ности таких кузниц охватывал 10-30 км в поперечнике. «Вещи, литые в одной литейной форме (сделанные од­ним мастером), и расходились в таком ограниченном районе, кстати сказать, совпадающем по величине с райо­ном, обслуживаемым одной кузницей» ( Б. А. Рыбаков, Торговля и торговые пути («История культуры Древней Руси», т. I, стр. 351)).

Значительное количество предметов кузнечного ма­стерства, обследованных археологами, восходит к дере­венским кузницам, но некоторое их количество надо от­нести к городскому производству. Само наблюдение над тем, что кузницы «обслуживали район, имевший в по­перечнике 10-30 км», крайне интересно. Ведь этот по­перечник приближается к расстояниям между городами в населённых областях Древней Руси, достигавшим в Киевской земле 40-50 км. Таким образом, наблюдение Б. А. Рыбакова имеет большое принципиальное значение.

Примитивные железные изделия, приготовлявшиеся в деревенских кузницах, имели небольшой район сбыта, но в курганных погребениях находятся и такие вещи, происхождение которых из городских мастерских почти несомненно. Это различного рода украшения (бусы, под­вески и пр.), иногда характерные для значительной тер­ритории. Шиферные пряслица, производившиеся в Овруче, найдены на громадной территории; граница их рас­пространения в основном совпадает с той территорией, какую населяла древнерусская народность (Б. А. Рыбаков, Торговля и торговые пути («История культуры Древней Руси», т. I, стр. 354-357)).

Список ремесленных специальностей, приведённый выше, свидетельствует о медленном и постепенном вне­дрении в экономическую жизнь Древней Руси отдельных производств. Не случайно в этом списке преобладают специальности, связанные с производством оружия, укра­шений, дорогих тканей, которые были рассчитаны на феодальные круги. Деревня, как правильно замечает Б. А. Рыбаков, была слабо затронута городским произ­водством, хотя постепенно и втягивалась в его сферу. Канонические памятники XI-XIII столетий приводят ряд правил, ясно рисующих примитивность жизни того времени. В ответах митрополита Иоанна (1080-1089 гг.) упоминаются нижние одежды «от кож животных». Их разрешалось носить церковным служителям в стужу. Вопрошание Кириково (XII в.) позволяло хождение в одежде из медвежьих шкур («Русская историческая библиотека», т. VI, стб. 7, 48). Следовательно, даже до­машнее полотно не всегда применялось в глухих дере­венских углах, где ходили в одеждах из. шкур диких зверей.

Внутренняя торговля была явлением повседневным, мало привлекавшим к себе внимание писателей своего времени. Поэтому так отрывочны и неполны наши сведения о внутреннем обмене в Древней Руси. Даже сведения о ценах на продукты питания сообщаются летописцем только для того, чтобы подчеркнуть их непомерную высоту.

Значительно больше известно о торговле иноземной, "заморской". Уже с древнейшего времени наряду с термином "купец" существовало другое, близкое к нему по значению слово - "гость", с производными "гостьба" и "гостешьба". Чаще всего под гостем понимался иноземный купец или, наоборот, купец, торгующий с чужеземными странами. "Иные по морю плавают, а по земле гостьбы деют, беря богатство", - читаем в рукописи XIII в. (И. И. Срезневский, Материалы, т. I, стб. 571) Буквально то же объяснение "гостьбы" находим в рассказе об Авраамии, убитом в Камской Болгарии - "Авраамей гость сый, гостьбу дея по градом ходя". Древнее значение слова "гость" удержалось очень долго, сделавшись в России XVI-XVII вв. обозначением звания, которое жаловалось царём крупнейшим купцам.

Средневековые купцы отличались необыкновенной подвижностью. Русских купцов встречаем в отдалённых странах: в Средней Азии, в Константинополе, в Дании, на острове Готланд и т. д. В свою очередь венецианские, чешские, греческие, среднеазиатские, немецкие и другие гости посещали Киев, Новгород, Смоленск и прочие древнерусские города. Ни расстояния, ни трудности пути не могли помешать купеческой предприимчивости ни летом, ни зимой.

В одном древнерусском поучении, дошедшем уже в рукописи XIII в., читаем такое описание различных способов путешествия. Луна и звёзды "дают свет всем шествующим человекам, луна по морю, по рекам, по озёрам... Также и море творит, и озёра, источники, реки, работая для людей; одних носят ветры, возя в кораблях, повелением божьим из города в город, пути творя ночью, летом в челнах, в лодьях, а зимой на возах" (Н. Гальковский, Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси, т. II, М. 1913, стр. 154).

Трудности путешествия заставляли купцов объединяться в большие караваны. В Переяславле Залесском (1216 г.) оказалось 150 новгородцев и 15 смолнян, пришедших для торговли "гостьбою" (Лаврент. лет., стр. 474). Смолняне, вероятно, составляли особый купеческий караван, насчитывавший, таким образом, 15 человек. Морские караваны состояли из нескольких судов-ладей (По Новгород.лет. (стр. 22), в ИЗО г. утонуло 7 ладей, ходив­ших в Готланд. Спаслось только несколько человек). Всё это, конечно, очень далеко от пышных изображений необыкновенного богатства киевских и новгородских пристаней древнего времени. И тем не менее именно "гостьба" создавала купеческие богатства, производившие большое впечатление на современников. Соловей Будимирович, Садко "богатый гость", Чурило Пленкович оставили о себе память в народе как заморские купцы. Их корабли наполнены были товарами, а Садко решался соперничать богатством со всем Великим Новгородом.

Основные товары, вывозившиеся из Руси и соседних с нею стран X-XI вв., перечислены в известной фразе Святослава о Переяславце на Дунае: "Тут всё доброе ("благая") сходится: из Греции золото, дорогие ткани, вина и фрукты, из Чехии и Венгрии - серебро и кони, из Руси меха, воск, мёд и рабы" («Повесть врем. лет», ч. 1, стр. 48; «многи дары прислю ти: челядь, воск и скору» (там же, стр. 45)). Остальные товары отпускной древнерусской торговли имели меньшее значение. К ним относились "рыбий зуб" (моржовые кости), лён, сало, некоторые предметы ремесленного производства (оружие, украшения и пр.). Ткани, металлы и металлические изделия, оружие, вина, фрукты и прочее привозились на Русь. Внешняя торговля в основном обслуживала потребности феодалов и церкви; только в голодные годы хлеб становился товаром, доставляемым заморскими купцами.

Внешняя торговля сосредоточивалась в городах, и притом наиболее значительных, но привозные товары, хоть и в ограниченных размерах, доходили и до деревни. В ещё большей степени деревня являлась поставщиком экспортных товаров: мёд, воск, меха, сало, лён и пр. доставлялись в город из деревни, которая таким образом втягивалась в торговый оборот, хотя эти предметы и поступали на рынок не путём непосредственной продажи, а в составе оброка или дани.

При всей ограниченности торговых оборотов в Древней Руси IX-XIII вв. именно торговые пошлины («торг») являлись важнейшей статьёй княжеских доходов. «Торг десятый» (право получать торговую пошлину каждую десятую неделю) принадлежал соборам в Киеве, во Владимире Залесском («Памятники русского права», вып. 1, сост. А. А. Зимин, М. 1952, стр. 235-252; см. также Лаврент. лет., стр. 330) и, вероятно, в некоторых других городах.