ГЛАВА 6. АГРАРНОПРАВОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ В ВИЗАНТИИ XIII—XV ВВ.

Характерной особенностью аграрного развития поздневизантийского периода было неуклонное возрастание роли феодального правопорядка. Многие феодальные институты: например иммунитет, прония, некоторые виды ренты — регламентировались вновь возникшими юридическими нормами; однако немало других сторон феодальных отношений находило оформление в старых нормах римского права. Например, юридический статус крупной вотчины, постепенно превращавшейся в феодальную сеньорию, определялся правовыми нормами, относившимися к римской квиритской собственности. В качестве регулятора аграрных отношений, прежде всего частноправовой эксплуатации крестьян, функционировало также обычное право. Византийский аграрноправовой строй отличался, таким образом, триализмом.

Византии XIII—XV вв. присуще наличие двух основных типов поземельной собственности. Один из них по своему юридическому статусу был генетически связан с позднеримской собственностью. Формирование другого типа относится к XII—XIII вв., и хотя его правовые особенности основывались в значительной мере на римских юридических традициях, они отражали в то же время существенные сдвиги в социально-политических и правовых отношениях. Первый тип собственности подразделялся на несколько видов. Большую роль играла полная частная собственность, аналогичная собственности ex jure quiritum римского права, представленная собственностью свободных крестьян и крупной вотчиной, не обязанной какими-либо государственными службами. Наряду с этим существовали общинные земли, а также заброшенные (εξαλειμματα по терминологии поздневизантийских документов) и конфискованные земли, составлявшие собственность казны. Имелись также императорские домены, сохранились, хотя и в ничтожном размере, вплоть до позднего времени стратиотские наделы.

Если на протяжении веков византийской истории не изменилась система римской собственности (т. е. сохранились все виды собственности, известные античности), то значительные изменения претерпела ее структура, иными словами, существенно изменились степень распространенности отдельных видов собственности, а следовательно, и социальная роль этих видов в системе функционирования отношений собственности в целом.

Распространенность и социальная роль свободной крестьянской собственности сократились и, напротив, увеличились распространенность и социальная роль крупной вотчины, постоянный рост которой за счет мелкого землевладения — отличительная черта поздней Византии. Особенно значительным был рост монастырского землевладения, игравшего огромную роль в экономической жизни империи последних веков ее существования. Почти исчезло стратиотское землевладение, на смену которому пришла прония. Социальная роль собственности, генетически восходившей к позднеримской, изменилась не только благодаря сдвигам в ее структуре, но и вследствие появления новых форм общественного — государственного — ограничения собственности, которое не затрагивало ее правовой статус, а носило социально-политический характер. Некоторые виды подобного ограничения также были генетически связаны с античностью. К ним относятся многочисленные jura in re aliena, главным образом сервитуты, а также требование наличия у собственников-горожан прав гражданства¹.

Однако доминирующую роль в условиях византийского тоталитарного государства играли различные формы государственной регламентации собственности, государственного вмешательства в частноправовые отношения между собственником и зависимым населением. Некоторые из этих ограничений носили провизорный характер, другие имели распространение в течение длительного периода и были характерны, в частности, для поздневизантийского времени.

Огромная распространенность и важная социальная роль полной безусловной собственности — отличали Византию от средневекового Запада и Востока. На Западе доминировала иерархическая структура собственности, на Востоке большое значение имела государственная собственность на землю и специфические формы условного землевладения. Развитый институт частной собственности на землю определяет исключительное место Византии в средневековом мире.

Второй тип поздневизантийской собственности также характеризовался несколькими видами. Значительную роль в поздний период играла прония — временное земельное пожалование типа западноевропейского бенефиция. Как и бенефиций, прония представляла собой пожалование совокупности вещных и нетелесных прав: права на временное владение землей, на взимание налога, эксплуатацию крестьян и т. д. Пожалование вещных прав на землю всегда было существенным компонентом пронии, отличавшим ее от таких восточных институтов, как икта, тимар, джагир, которые юридически являлись пожалованием налога и только de facto превращались в собственность. Прения являлась собственностью и de jure, и de facto. По юридической природе прения, как и стратиотское землевладение, близка к dominium in duorum solidum римского права. В социально-экономических условиях Византии ХТТ—XV вв. ирония выступала как форма феодального землевладения, так как ее экономическую основу составляла эксплуатация зависимого крестьянства как в форме взимания частноправовой ренты, так и в виде сбора государственного налога, пожалованного в порядке предоставления податного иммунитета.

Распространение пронии не только означало появление и развитие нового типа собственности, но и изменение как системы, так и структуры византийской собственности в целом. В системе византийской собственности появился новый существенный элемент, свидетельствовавший о серьезных социально-экономических сдвигах в обществе и о неуклонном правотворчестве этой эпохи. Изменения в структуре собственности, вызванные появлением иронии, связаны с признанием права верховной собственности государства на пожалованные в прению земли². До появления иронии право верховной собственности государства признавалось только в отношении стратиотского землевладения, которое в поздней Византии уже не играло сколько-нибудь серьезной роли.

Распространение пронии способствовало, таким образом, развитию идеи верховной собственности государства на земли подданных и означало упрочение элементов иерархической структуры собственности, элементов dominium directum и dominium utile.

Ограниченная роль в империи до появления пронии права верховной собственности государя на земли подданных объясняется господством римской правовой доктрины юстиниановского периода. В этом отношении Византия отличалась как от государств Западной Европы в средние века, так и от стран средневекового Востока. На феодальном Западе признавалось право верховной собственности правителя на земли подданных, на Востоке в древности и средние века государственная собственность на землю господствовала, тогда как частное землевладение имело нередко весьма ограниченное распространение. Иерархическая структура собственности складывалась в Византии в формах, близких скорее к восточным, чем к западным образцам, поскольку процесс субинфеодации так и не получил в империи значительного распространения.

Другим видом второго типа византийской собственности, игравшим немалую роль в поздней Византии, была служилая вотчина. Этот вид собственности но социально-экономическому содержанию был аналогичен западноевропейскому феоду, но отличался от него по юридическому статусу. В отношении византийской служилой вотчины не признавалось, в отличие от Запада, верховное право собственности государя.

Изменение системы и структуры поздневизантийских аграрных отношений по сравнению с более ранним периодом не только имело место в сфере отношений собственности, но коснулось других сторон аграрного строя. Так, в XIII—XV вв. существенно изменилась структура рентных отношений. Раньше в Византии было относительно слабым развитие форм частноправовой ренты, т. е ренты, возникавшей в данном владении под влиянием многих факторов и регламентируемой частным обычным правом. Преобладала рента публично-правового характера. Этот вид ренты происходил из переданного частному земельному собственнику в порядке пожалования податного иммунитета государственного налога, который после пожалования, становясь в социально-экономическом отношении феодальной рентой, продолжал оставаться в сфере публичного права. Размеры и формы взимания этого сбора определялись в соответствии с требованиями финансового публичного права. Государственные чиновники входили на территорию владений частных земельных собственников и составляли описи владений и доходов, называемые практиками.

Наличие в Византии ренты публичноправового характера отличало ее от феодального Запада, где доминировала частноправовая рента, и сближало со странами средневекового Востока. Распространение в Византии этого типа ренты объяснялось существованием сильной государственной власти и развитой налоговой системы. Те же факторы оказали влияние на структуру византийских практиков, которые отличались от западноевропейских описей прежде всего тем, что составлялись государственными чиновниками, в то время как на средневековом Западе составление описей было делом частной инициативы. По своему формуляру византийские практики восходили к позднеримским кадастрам. Этим объясняется неполнота сведений практиков о доходах землевладельца. В практиках записывались далеко не все его доходы, а только публичноправовая рента. Частноправовая рента не фиксировалась и регламентировалась обычаем. Это обстоятельство также отличало византийские практики от западноевропейских описей, в которых записывались все или во всяком случае большая часть основных доходов землевладельца. Одновременно византийские описи имели сходство с восточным типом соответствующих документов, для которых было характерно фиксирование только публичноправовой ренты и составление которых также являлось государственным делом.

Однако в позднее время роль частноправовой ренты в Византии значительно возросла, а значение ренты публичноправового характера снизилось. К сожалению, точное время изменения структуры рентных отношений неизвестно. Несомненен, однако, факт, что в поздне-византийский период публичноправовая рента составляла только меньшую часть получаемых частным земельным собственником сборов. Указанные в поздневизантийских практиках суммы доходов с домениальных земель разного качества, означавшие переданный частному земельному собственнику государственный налог, составляли лишь незначительную часть доходов земельного собственника. Основные доходы представляли собой ренту частноправового характера, однако они в силу особенностей формуляра практиков оставались незафиксированными и регламентировались обычаем.

Частноправовая рента в Византии состояла из барщины, исполняемой по обычаю³, и различного рода натуральных сборов. Изменение структуры рентных отношений к позднему времени произошло, по-видимому, не за счет увеличения этих видов ренты, а в силу перехода в некоторых случаях основного налога с крестьян — телоса, пожалованного частным земельным собственникам, из сферы публичного права в сферу частного. Этим изменениям подвергся телос, который взимался с париков, владевших незначительными земельными наделами (до 25 модиев).

Телос этой категории париков представлял собой поимущественный сбор. При определении его ставок учитывались размеры как движимого, так и недвижимого имущества, принималось в расчет и число членов семьи. Телос этого вида генетически восходил к capitatio terrena и capitatio animalium Диоклетиановой системы обложения. Однако, если на протяжении столетий в Византии и сохранились основные принципы обложения, характерные для Диоклетиановой налоговой системы, а именно учет как движимого, так и недвижимого имущества, то исчезли присущие этой системе четкие критерии приравнивания одних податных объектов к другим. Некоторое количество jugum (ζυγον) приравнивалось по Диоклетиановой системе обложения к определенному количеству caput.

В поздней Византии фискальные единицы jugum и caput не применялись. При определении ставок телоса, взимаемого с париков, имевших незначительные земельные наделы, ценность отдельных видов имущества устанавливалась податными чиновниками весьма приблизительно. Денежной оценки имущества не производилось. Не существовало какой-либо строгой зависимости между величиной различных видов имущества и размером подати. Отсутствие четких критериев при сопоставлении ценности отдельных объектов обложения означало отсутствие строго фиксированных норм обложения.

Сопоставление практиков Ивирского монастыря, относящихся к одним и тем же владениям, но составленных в разное время, показывает, каким образом регламентировался телос париков, обладавших небольшими земельными наделами. Иногда по истечении некоторого времени между составлением двух практиков телос изменялся в соответствии с изменениями в размерах имущества. Наряду с этими, так сказать, закономерными изменениями нередки случаи, когда изменения телоса были прямо противоположны изменениям в имуществе, т. е. телос увеличивался при уменьшении имущества и наоборот. Иногда телос изменялся при неизменном имуществе. Бывали случаи и сохранения ставки телоса стабильной, несмотря на изменения в размерах имущества⁴.

Колебания телоса, не соответствовавшие изменениям в размерах имущества, показывают, что ставки его устанавливались государственными чиновниками в значительной мере по их собственному усмотрению. Подобный способ регламентации телоса данной категории париков открывал возможность для превращения ренты из публичноправовой в частноправовую. Поскольку чиновник при определении податной ставки не руководствовался определенными, государством установленными нормами обложения, он имел возможность в зависимости от ряда обстоятельств учесть потребности или данного парического хозяйства, или интересы землевладельца, или практику налогообложения предшествующих лет. Иными словами, чиновник иногда устанавливал налоговую ставку, отвлекаясь от публично-правовых отношений и руководствуясь сугубо частновладельческими интересами. В таком случае при регламентации ренты мог возникнуть прецедент частного права. При повторении подобных случаев рента переходила из сферы публичного права в сферу частного. Это имело место, например, в случаях сохранения уровня телоса при изменениях в размерах имущества.

Телос париков, имевших небольшие земельные наделы, переходивший частично или полностью в сферу частного обычного права, существенно отличался от основных видов западноевропейских обычных рент. На Западе они представляли собой поземельные ренты, движимость при их взимании не учитывалась. Телос же, регламентировавшийся обычаем, являлся поимущественным сбором. Обычай в Византии при обложении телосом проявлялся по-иному, чем при взимании основных видов поземельных рент на Западе. На Западе при взимании этих рент типичным было сохранение неизменными размеров сборов с определенного земельного надела иногда на протяжении целых столетий. В Византии же обычай проявлялся в сохранении неизменных податных ставок при изменении размера имущества. Те виды телоса, которые регламентировались обычаем, приближались по типу к западноевропейским рентам, называемым подворными и подымными, так как эти ренты взимались независимо от размеров имущества⁵.

Тенденция к превращению телоса в подать типа подворной или подымной содержала в Византии антикрестьянскую направленность. Сопоставление сведений практиков Ивирского монастыря от 1317 и 1321 гг. показывает, что из 27 случаев сохранения телоса в 1321 г. на том же уровне, что и в 1317 г., несмотря на изменение размеров имущества, в 17 случаях наблюдалось сокращение размеров имущества, т. е. сохранение прежней величины телоса означало здесь повышение нормы эксплуатации⁶. Антикрестьянский характер обычая в Византии отличал его от обычая на Западе, где регламентация крестьянских повинностей посредством обычая была в общем и целом в интересах крестьян.

Что же касается париков, которые владели земельными наделами, превышавшими 25 модиев, то при их обложении телосом налоговые ставки определялись в соответствии с величиной этих наделов. При этом применялись определенные, государством установленные нормы, составлявшие один иперпир с 25—100 модиев земли в зависимости от ее качества. Такие же нормы применялись и при обложении домениальных земель. Наличие строгих, государством установленных норм обложения париков, обладавших значительными земельными участками, составляло необходимое условие удержания пожалованного земельному собственнику телоса этой категории париков в сфере регламентации публичного права, хотя тел ос в данном случае превратился в феодальную ренту. Однако большинство париков в поздней Византии имело небольшие земельные наделы, поэтому тенденция к превращению ренты из публичноправовой в частноправовую получила значительное распространение. Изменение структуры рентных отношений, выразившееся в увеличении социальной роли частноправовой ренты, свидетельствовало о приближении византийских рентных отношений к их западноевропейскому типу. Развитие же форм частноправовой ренты неотделимо от узурпации частным земельным собственником элементов публичной власти и свидетельствует об усилении внеэкономического принуждения, об интенсификации процесса феодализации в Византии XIII—XV вв.

Некоторые западные исследователи отрицают феодальный характер развития Византии и расценивают византийский общественный строй (в том числе и аграрный) как прямое продолжение античных общественных порядков. Эти исследователи понимают под феодализмом совокупность определенных политических и правовых отношений⁷. Бесспорно, в правовом и политическом развитии Византии наблюдается преемственность элементов античности, хотя наряду с этим возникали новые правовые и политические феномены. Марксистская историография понимает под феодализмом систему общественных отношений, для аграрноправовой структуры которых характерен особый тип рентных отношений, проистекающих не только из поземельной, но и из внеэкономической зависимости. Наличие такого рода рентных отношений в Византии бесспорно, поэтому, с точки зрения марксистской историографии, нет никакого сомнения в существовании феодализма в Византии. В то же время феодальные отношения в Византии отличались большим своеобразием, медленными темпами развития, неполнотой и незавершенностью, обусловленной в основном таким фактором, как наличие сильной государственной власти, ограничивавшей экономические и правовые прерогативы крупных собственников и препятствовавшей окончательному оформлению экономической и судебно-административной структуры крупной вотчины, которая осуществляла внеэкономическое принуждение крестьян. Сохранение ренты публичноправового характера, несмотря на постепенное ее сокращение, — одно из проявлений незавершенности процесса феодализации.

К поздневизантийскому периоду оформились некоторые изменения в системе налогообложения, а следовательно, и в системе ренты публичноправового характера, возникавшей из соответствующих налогов. Известно, что по Диоклетиановой системе имущество крупных земельных собственников целиком подлежало обложению, т. е. подать взималась как с земли, так и с движимого имущества. Однако в XIV в. из имущества, находящегося в непосредственном распоряжении крупного землевладельца, обложению подлежала только земля; движимое имущество не учитывалось. Подать принимала, таким образом, сугубо поземельный характер. Что же касается париков и непривилегированного сословия свободных крестьян, то они уплачивали, как и в позднеримский период, подушно-поимущественную подать со всего имущества, находящегося в их распоряжении, — как движимого, так и недвижимого. Для поздневизантийских аграрных отношений было характерным, таким образом, распространение сословного, феодального принципа обложения.

К позднему времени относится оформление основных социально-экономических и юридических особенностей в положении класса зависимых крестьян — париков. В отличие от предшествующего периода в источниках этого времени не встречаются термины «дулевт», «дулопарик», обозначавшие определенные категории зависимых крестьян, генетически связанных с рабами. Термин «проскафимен» обозначал и в XIII—XV вв., по-видимому, категорию крестьян, с момента поселения которых на территории данного земельного владения не прошло 30 лет (срок, по истечении которого, согласно римской традиции, владение становилось наследственным). Однако нет никаких сведений о том, что формы эксплуатации проскафименов отличались от форм эксплуатации париков. Происходил процесс исчезновения граней между различными группами зависимого крестьянства, которое в позднее время стало сравнительно однородной категорией. Характерной чертой положения зависимого крестьянства, признаком парикии было исполнение барщины. В отличие от Запада, в Византии отсутствовали крестьянские наделы разного юридического статуса. Более того, юридический статус зависимого держания вообще не был в Византии столь определенным, как на Западе. Характерно, что в Византии не существовало резкой грани между домениальными землями и паричскими наделами. Домениальная земля могла быть свободно передана в держание.

В положении поздневизантийских париков наблюдаются как черты преемственности с предшествующим периодом, так и новые явления. Как и ранее, парики владели землей alieno nomine, т. е. на правах не юридического, а физического владения, и не имели animus possidendi⁸. Являясь фактическими владельцами своих наделов, парики могли вчинять владельческие иски, в том числе и собственнику земли⁹.

Парики имели право наследственного владения землей, однако они не могли отчуждать землю без разрешения собственника. Выморочное имущество париков переходило господину¹⁰. Парики подразделялись на две группы: государственных и частновладельческих. Государственные сидели на землях, принадлежавших казне, и платили государственные налоги, а также выполняли парические повинности, прежде всего — отработочные¹¹. Государство нередко жаловало населенные париками земли в частную собственность; в таком случае парики превращались в частновладельческих¹². Частновладельческие парики также платили государственные налоги, однако эти налоги в результате пожалования податного иммунитета нередко передавались земельному собственнику и иногда переходили в сферу регламентации частного права. Наряду с этим частновладельческие парики исполняли и иные повинности, носившие частноправовой характер. В источниках телос, пожалованный частным земельным собственникам, противопоставляется иногда десятине и другим сборам, составлявшим частноправовую ренту¹³. Таким образом, положение частнозависимых и государственных париков не было идентичным¹⁴, оно различалось по характеру эксплуатации. В позднее время парики были прикреплены к земле. В ивирских практиках говорится о праве земельного собственника возвращать беглых париков¹⁵.

В XIII—XV вв. происходило дальнейшее развитие византийского иммунитета, который, формируясь в условиях централизованного государства с огромным диапазоном социальной активности и разветвленной налоговой системой, отличался от западноевропейского. В системе иммунитетных привилегий в Византии доминирующую роль играли податные привилегии, а не судебные и административные, как на Западе. Преимущественное развитие податного иммунитета в Византии непосредственно связано с существованием на протяжении всей византийской истории разветвленной системы налогов.

Судебный и административный иммунитет до конца существования Византии в целомтак и не достиг той стадии, на которой находился западноевропейский иммунитет. В силу этого иммунитетный район лишь в отдельных случаях превратился в Византии в замкнутый автономный округ, являвшийся как бы государством в государстве. Недостаточное развитие административного иммунитета проявлялось, в частности, в том, что государственные чиновники, составлявшие описи, могли регулярно входить на территорию частных земельных собственников. В иммунитетных формулах жалованных грамот, правда, иногда оговаривалось, что чиновники могут входить только с разрешения частных земельных собственников, однако такое разрешение всегда давалось, так как составление описей, в котором частные земельные собственники были заинтересованы, было государственным делом. Постоянный вход чиновников на территорию частных земельных собственников, бесспорно, препятствовал формированию частного фискально-административного аппарата, что, в свою очередь, задерживало развитие внеэкономического принуждения, а следовательно, тормозило процесс феодализации.

Податные привилегии, составлявшие основной компонент иммунитета, в XIII—XV вв. постепенно расширялись. В позднее время, в отличие от предшествовавшего периода, иммунист, как правило, освобождался от уплаты основного налога — телоса. Телос обычна не упоминается в освободительных формулах поздневизантийских хрисовулов. Особенность этих формул состояла в том, что в них содержался перечень только тех налогов, освобождение от которых было особой милостью и давалось редко¹⁶; налоги, от уплаты которых иммунист, как правило, освобождался, в грамотах не перечислялись, так как освобождение от этих налогов перестало быть привилегией, а являлось установившейся нормой. В хрисовулах же, в силу самого характера этих документов, фиксировались только привилегии.

Особенностью правового регламентирования иммунитета в поздней Византии являлась неполнота и неточность иммунитетных формул хрисовулов, т. е. неадекватность юридических норм реальным отношениям. Так, в иммунитетных грамотах нередко говорится об освобождении иммуниста от всех налогов и сборов, но это не означало, что иммунист вовсе ничего не должен был уплачивать в казну. Иногда, несмотря на такую формулировку, он должен был уплачивать ряд косвенных налогов, которые государство, как правило, удерживало за собой и освобождение от которых жаловалось в порядке исключения только очень влиятельным собственникам¹⁷.

Наряду с существенными изменениями в структуре и системе поздневизантийских аграрных отношений можно отметить и ряд стабильных черт, свидетельствовавших о преемственности ряда аграрных институтов более раннего времени. В поздней Византии продолжало существовать свободное крестьянство, владевшее землей на правах полных собственников и платившее государственные налоги¹⁸. Свободные крестьяне, в отличие от государственных и частновладельческих пари ков, владели землей suo nomine и были свободны от выполнения паричских повинностей. Кроме того, они были юридически полноправны и не находились под властью или патронатом какого-либо физического или юридического лица¹⁹.

Сохранение свободного крестьянства до конца истории империи составляло особенность византийского общественного строя. В значительной мере эта особенность объясняется тем, что государственная власть в Византии не носила патримониального характера. Верховное право собственности государя на все земли подданных не признавалось. Поэтому в отличие от Запада свободные села в Византии не могли жаловаться частным лицам. Жаловались казенные земли с государственными париками, пустоши, которые разрешалось заселить пришлыми людьми, владения, находившиеся до этого в собственности прониаров²⁰.

Развитие аграрных отношений в Византии XIV—XV вв., в отличие от города, переживавшего упадок, вплотную подошло к появлению элементов предкапиталистических отношений. Различные факторы: длительное преобладание денежной ренты, наличие развитых в торговом отношении центров, изменение в направлении внешней торговли, превратившее Византию в страну, вывозившую сельскохозяйственные продукты, — должны были благоприятствовать эволюции аграрного строя в этом направлении. В XV в. появилась предпринимательская аренда. Ивирский монастырь сдавал некоторые свои владения крупным арендаторам, которые проводили мелиоративные работы, и сдавали, в свою очередь, арендованную землю мелким субарендаторам, вдвое увеличив арендную плату. Повышение арендной платы в связи с увеличением доходов, получаемых с земли, свидетельствует о появлении начальных форм характерных для капитализма взаимоотношений. Однако единичность подобных сведений источников не позволяет судить о степени развития этих явлений.

Рассмотрение византийского аграрного строя не может быть ограничено только характеристикой социально-экономических и правовых отношений. Огромное социальное значение имела активная экономическая политика византийской государственной власти. В поздней Византии эта политика проявлялась, в частности, в земельных пожалованиях, которые были особенно щедрыми по отношению к монастырям и церквам. Рост монастырского и церковного землевладения был чрезвычайно бурным в XIII—XV вв. Правда, он происходил не только за счет императорских пожалований. Немалую роль играли частные пожалования как из религиозных, так и иных побуждений, передача земли по завещанию, а также скупка монастырями земель и привлечение на них зависимого населения. Быстрый рост монастырского землевладения являлся неотъемлемым и важным элементом процесса феодализации в Византии. Наряду с этим земельные владения жаловались и прониарам. Нередко земли отбирались у прониаров и передавались монастырям, но иногда, напротив, рост прониарского землевладения происходил за счет монастырского²¹. Иными словами, в сложной экономической и политической обстановке, в условиях обострившейся угрозы турецкой экспансии государственная власть вела политику лавирования между отдельными социальными группами.

Монастырь Пантанассы. Мистра. Первая половина XV в.

Столь же двойственной была политика государства, направленная на раздачу иммунитетных привилегий. В основном придерживаясь курса на их расширение, государство нередко, переживая серьезные финансовые затруднения, было вынуждено отбирать эти привилегии. Особенность государственной аграрной политики составляли также сложные формы регламентирования рентных отношений, выразившиеся в сохранении форм публичноправовой ренты.

Наличие в Византии централизованной государственной власти, проводившей активную экономическую политику, играло двоякую роль в развитии феодализма. С одной стороны, государственная политика способствовала феодализации: огромные земельные пожалования и раздача иммунитетных привилегий составляли необходимый элемент развития феодальных отношений. С другой стороны, вмешательство государственной власти в частновладельческие отношения, сохранение в руках государства ряда экономических и правовых прерогатив и в отношении крупных вотчин, возможность императора отбирать дарованные привилегии и даже конфисковать земельные владения — все это содействовало незавершенности процесса феодализации, составляло специфику византийских феодальных отношений в сравнении с западноевропейским типом и свидетельствовало о его известном сходстве с феодализмом на Востоке.

Итак, византийский аграрный строй — явление сложное и противоречивое. Одни византийские аграрные институты обнаруживали сходство с аналогичными западноевропейскими, тогда как другие — с восточными. Некоторые институты византийского аграрного строя отличались индивидуальными, специфическими чертами, значительное своеобразие которых объясняется или особенностями византийского общественного развития, или генетическими связями с античными аграрноправовыми отношениями.

Византийский аграрный строй находился в стадии непрерывного развития, которое проявлялось как в области социально-экономических отношений, так и в сфере их правового оформления. В то же время эволюция социально-экономических отношений происходила несравненно более быстрыми темпами по сравнению с эволюцией правоотношений, которые отличались значительной стабильностью, связанной с функционированием на протяжении всей византийской истории римского правопорядка. Однако и стабильность правовых отношений была относительной: в XIII—XV вв., как и в более ранний период, имело место активное аграрное правотворчество. В целом византийское аграрное право отличалось сложностью и триализмом.

Эволюция аграрных отношений в Византии происходила по пути приближения к западноевропейскому типу феодальных отношений. Однако вплоть до политической гибели империи эта эволюция осталась незавершенной, равно как и сам византийский феодализм отличался чертами незавершенности.