ГОРЕ КУЗНЕЦА АВКСЕЯ

Горшечник Пекита, работавший в большой общественной мастерской в селении Повитея Пилосской области, был очень удивлен, когда, стоя за воротами мастерской, увидел, как кузнец Авксей вышел из конторы коретера (сельского старосты) и, не заходя домой, злой и раздраженный, направился по дороге в Метану, где находился дворец басилея. Пеките тоже надо было идти в Метапу - его призывали в войско, - но он не хотел идти один и искал попутчика.

Поэтому он громко окликнул Авксея:

- Стой, Авксей! Пойдем вместе!

- Ладно. Только поскорее! - проворчал Авксей.

Авксей шел молча, опустив глаза вниз и свирепо ударяя посохом о землю. Он не зашел даже домой, чтобы переодеться.

Авксею было уже шестьдесят лет, но он выглядел сильным и бодрым. Он был настолько погружен в свои думы, что не замечал крутых подъемов и спусков гористой тропинки и не замедлял шага. Пекита молча следовал за раздраженным Авксеем.

Час спустя на горном перекрестке к ним присоединились еще два человека: крестьянин Гектор, "арендатор земли у народа", и дифтерафор (письмоносец) Оркей. Этот дифтерафор очень мало походил на нынешнего почтальона: он шел рядом с ослом, нагруженным дифтерами - правительственными распоряжениями. Дифтеры не были написаны на бумаге и не были вложены в конверты: они были написаны на продолговатых глиняных табличках, имевших форму пальмового листа, и аккуратно уложены в деревянный ящик. Таких табличек было много; поэтому ослу приходилось тащить большой груз, и он шагал тяжело и медленно.

- Что ты такой унылый? - спросил у Авксея дифтерафор Оркей; он хорошо знал Авксея, так как не раз приносил в Повитею дифтеры.

- По небрежности богов и воронов. Они забыли обо мне, и вот мне приходится жить, хотя куда лучше было бы, если бы вороны расклевали мое старое тело.

- Кому-кому, а уж не тебе бы жаловаться на жизнь, - возразил горшечник Пекита. Много ли найдется людей в Повитее, которые живут так счастливо, как ты? Ты имеешь собственный участок земли, да еще ты получил в аренду от народа недурной кусочек - всего ты имеешь шестьдесят мер, а я должен быть доволен десятью мерами земли, арендуемой у народа. Но и я не ропщу. А как живут соседи? Все, что имеет мой сосед, "божий раб" Энито, - это крохотный участок земли в одну меру, полученный им от народа, на нем только несколько луковиц можно посадить. Да разве только в земле дело! Ты кузнец, а это самое прибыльное занятие в военное время; вдобавок ты имеешь таласию - значит, получаешь бронзу из казны на дом, работаешь дома, когда и сколько хочешь, - только сдаешь басилею готовые изделия для государства. За сданные изделия ты получаешь из казны пшеницу, ячмень, фиги, масло - и все это ты имеешь сверх того, что приносит тебе твоя земля. Но у тебя еще остается достаточно времени после того, как ты исполнишь казенные заказы, - ты работаешь на соседей, и они тебе тоже неплохо платят. Ты имеешь трех рабов; на одного из них, работающего в кузнице, тебе дает продукты государство. А вот я, например, не имею таласии - я с утра до вечера должен работать в казенной мастерской под присмотром надзирателя. Податей и налогов ты платишь меньше, чем я, потому что ты кузнец; ты работаешь для войска, ты освобожден от поставок льна. От многих повинностей ты освобожден, как ктит, как исконный житель Повитеи, - твои предки жили здесь с древнейших времен, а я метактит, мои предки были переселенцами, я должен платить еще особые налоги. Да еще десятую часть урожая надо отдавать в храмы богов. Вот я и не смог уплатить налог зерном. Пришел эсарей, составил протокол, что я не "выработал" того, что было положено, и наложил запрещение на мою землю. И ты еще жалуешься на жизнь!

- А как ты живешь с женой, с детьми? - спросил его Авксей.

- Слава богам, в этом-то я счастлив, - отвечал Пекита. - И жена моя хорошая женщина, и из детей, надеюсь, выйдет толк - старщие уже работают, и работают хорошо. Но почему ты меня об этом спрашиваешь?

- А твою жену и детей не берут на общественные работы? Не заставляют идти в прислуги к знатным людям?

- Что ты такое говоришь? Мы свободные люди. Кто же посмеет превратить нас в рабов?

- Вот видишь. А как бы ты себя почувствовал, если бы у тебя отобрали жену или детей?

- Я бы не перенес этого! Неужели с тобой могло случиться что-нибудь подобное?

- Так ты ничего не знаешь о моем несчастье? В дни моей юности дорийское племя фессалов совершило на нашу страну набег с севера. Эти северяне всегда наступают целым родом: за мужчинами следуют ослы и повозки с детьми. Так вот и на нас обрушился страшный поток этих людей. Нам удалось победить их! Мужчин мы перебили, а женщин взяли в плен и превратили в рабынь. Конечно, большая часть рабынь досталась знати. Но одна пленница с горя исцарапала себе лицо, глаза у нее вспухли от слез, и она лежала в обмороке. Никто из знати не хотел брать ее себе в таком неприглядном виде, и она досталась мне. Когда она поправилась, она оказалась красивой, доброй и умной женщиной; она говорила на языке, очень похожем на наш, ахейский. Я не был тогда еще женат. Я полюбил ее, и вместо того, чтобы искать себе жену в нашей деревне, а ее как рабыню поставить на тяжелую работу, я взял ее в жены. Но наши законы не считают таких пленниц женами, и у коретера она числится моей рабыней. Мы прожили с женой долгую жизнь, у нас родилась единственная дочь, умная и красивая, мы с женой живем только для нее. А ты знаешь, есть такой закон: "Девушки, рожденные от брака свободного с рабыней или раба со свободной (они называются докеями), должны стать рабынями высших сановников - колесничих или телестов". И вот на днях дифтерафор приносит коретеру Повитеи дифтеру от басилея, и там сказано, что от нашего села должны быть отправлены в Метану три докеи - и в том числе моя дочь! Я пошел к сельскому старосте, но он развел руками.

"Я сочувствую твоему горю, Авксей, - сказал он, - но ничем тебе помочь не могу. Другие, у которых родились дети от рабов, не считают их своими детьми, а видят в них только рабов. Они бы с удовольствием отослали этих докей в Метану вместо твоей дочери, если бы ты вознаградил их за это. Но сейчас во всей Повитее нет больше докей, а не выполнить разверстки я не имею права. Это может сделать только басилей".

И вот я принужден немедленно идти к басилею, иначе староста прикажет схватить и увести мою дочь. Но надежды на успех у меня мало, хотя я не посмотрю ни на что и так поговорю с басилеем, что он надолго запомнит этот разговор...

- Ничего из этого не выйдет, - вмешался в разговор крестьянин Гектор. - Эта знать нас ни во что не ставит - мы, как они говорят, не "энаритмии", то есть "в счет не идем". Народное собрание - демос, - правда, собирается от времени до времени. Считается, что демос - хозяин страны, что, как он решит, так и будет. Но вот соберется народ, в середине на гладко отесанных камнях рассядутся геронты, советники басилея. Они между собой уже заранее уговорились, какое решение предложить народу. Они произносят красивые речи, а затем предлагают нам криками выразить согласие... И мы кричим!

- Но вы ведь можете и не принять их предложений, - заметил дифтерафор.

- Попробуй только не согласиться и спорить с ними! Со мной несколько лет назад был такой случай. Я был призван в войско. Наши корабли вышли в море, войско высадилось около города, лежащего на противоположном берегу моря. Но город оказался хорошо укрепленным, взять его приступом было невозможно. Осада должна была затянуться - внутри города было собрано много припасов. Уже оставалось немного времени до осенних бурь. Надо было или сейчас плыть назад, или зимовать в лагере под стенами города. В войске началась заразная болезнь, многие умирали. Запасы пищи тоже кончились, приходилось совершать набеги на окрестные поселения. Но поселения эти были бедны и малолюдны. Всю добычу забирали себе колесничие, а рядовым воинам еле хватало на пропитание. И вот наш воевода устроил народное собрание: он собрал всех воинов, чтобы решить, плыть ли немедленно назад или зимовать в лагере. Колесничие уже решили между собой: зимовать! От народа требовалось только, чтобы он криками выразил свое одобрение. Я от войны ничего не получил и получить не надеялся, дома поле стояло необработанным, я боялся, что зиму не переживу. И вот в отчаянии я встал, вышел вперед и стал говорить - сам не знаю, откуда у меня только слова взялись. Я говорил, что для воеводы и для колесничих выгодно, чтобы война тянулась - они вывезут домой много бронзы, золота, красивых пленниц. А у нас поля не засеяны, мы в свои дома ничего не привезем. Счастье еще, если мы не умрем здесь на поле боя или от болезни. И я сказал, обращаясь к рядовым воинам: "Если вы мужчины, а не бабы, поплывем сейчас домой, к нашим семьям, а колесничие пусть остаются здесь в ожидании добычи; тогда они увидят, чего они стоят без нас!" Все стояли молча, понурившись, а воевода бросился на меня и принялся бить бронзовым скипетром по спине; кожа на спине лопнула, и, обливаясь кровью, я упал, а среди наших воинов оказалось немало таких, которые гадко смеялись и старались подольститься к воеводе. Вот что бывает, когда наш брат выступает против знати!

Дифтерафор Оркей прервал его:

- Как ты смеешь так говорить! Правильно с тобой поступил воевода. Что ты понимаешь в военных делах! Вот теперь на нашу родину наступают с севера дикие орды дорян. Может быть, ты скажешь, что и теперь надо уйти из войска к жене и детям и оставить страну беззащитной?

- Никто этого не говорит, - недовольно пробурчал Авксей. - Мы хорошо знаем, что будет, если они нас победят. Они разрушат наши города, не оставят и следов ни от дворцов, ни от хижин, поработят наших жен и детей, перебьют немало мужчин...

- Мало того, - сказал Оркей: - над теми из нас, которые уцелеют, будут править царьки этих чужих и враждебных нам дикарей!

- Ну, уж это ты оставь! - вмешался Авксей. - Какие же это дикари? Они хоть и неахейцы, но говорят почти так же, как и мы. Вот и моя жена - разве мне трудно было понять, что она говорит, когда она попала ко мне? А она из племени фессалов. И какая она хорошая!

- А разве они нам чужие? - возмущенно поддержал Авксея крестьянин Гектор. - Вот что я слышал от стариков. Все мы - ахейцы, ионяне, доряне - родные друг другу: мы происходим от двух братьев Ахея и Иона и их дяди Дора. Ахей и Ион жили уже здесь, когда сыновья Дора сидели еще на севере. А здесь в то время жили пелазги. Их еще и теперь немало среди нас - вы их хорошо знаете: и по языку и по обычаям они не похожи на нас. Пришедшие с отцом Иона и Ахея простые люди сохранили свою старую веру и старые обычаи, а знатные и богатые ахейцы позавидовали пелазгам, позавидовали тому, что они имели красивую мебель и красивые домашние вещи, что у них много серебра и золота и что они умеют хорошо рисовать и писать. И вот наша знать оставила свои старые обычаи, стала жить в каменных домах с колоннами, коврами, инкрустированной мебелью и раскрашенными стенами, научилась письму и даже стала говорить на пелазгский лад. Вы ведь знаете, как говорят пелазги: они не могут выговорить "Гектор", а говорят "Гекото", не могут сказать "Алектрувон", а говорят "Алекутулуво". Так стала говорить и наша знать. Прихожу я недавно к нашему колесничему. Он ко мне обращается как будто по-ахейски, а я слушаю и не понимаю. "Ласакаши мене, саче ты пйишо? Не сатешифа меня!" И писать они научились от пелазгов. А зачем это хитроумное письмо нужно? Только для того, чтобы записывать, сколько с кого причитается налогов, и высасывать соки из бедных людей. Право же, - закончил Гектор, - я не знаю, кто нам ближе: эти, как ты их называешь, дикари или наша наполовину пелазгская знать!

- Пусть наша знать не так хороша, как вам хочется, - сказал на это Оркей, - но не забывайте, что только знатные имеют медные панцири, щиты и копья, колесницы и коней. Они в силах дать отпор врагу и сохранить нам нашу жизнь, жен, детей и имущество.

- Да, детей, - иронически сказал Гектор. - Мы видим, что эта знать, эти наши защитники, отбирают у Авксея его единственную дочь, а отберут ли ее у Авксея доряне, еще неизвестно.

Разговаривая так, путники незаметно пришли в Метапу. Вид города изменился до неузнаваемости: со всех сторон шли орха - военные отряды; они располагались лагерем на улицах и площадях города и становились под команду одного из колесничих; некоторые из этих колесничих были басилеями. Слышалось ржание коней, запряженных в колесницы, звон медных доспехов. Все население города было в ужасе: некоторые из крестьян видели уже собственными глазами передовые отряды врага. В страхе рассказывали, что доряне одеты не в медные, а в страшные железные доспехи, что они всё сжигают и истребляют на своем пути.

Часть граждан шла в войско, другие уходили в леса и горы Аркадии. Авксей и Пекита разыскали своего басилея Ловка Кусаменовича (высшая знать называлась по имени и отчеству). Пекита сразу же был зачислен в один из отрядов, а на Авксея басилей посмотрел с удивлением:

- Ф тофойо фосоласете фофоисоко? Ты холоши теселофе, но такийэ

саталики не нушины на!

Авксей с трудом разъяснил, что он пришел не для того, чтобы поступать в войско, а с просьбой об освобождении его дочери, докеи, от отправки в Пилос. Басилей сурово ответил ему, что теперь, во время войны, никто не станет заниматься какой-то рабыней. Авксей вышел из себя.

- Лучше убейте меня, но не трогайте моей дочери! - сказал он таким голосом, что басилей побледнел и отступил на шаг.

- Ну что же, - сказал он, - пошлем вместо твоей дочери какую-нибудь другую докею! - И приказал своему писцу принести таблички с перечнем посылаемых в Пилос докей.

Тот принес таблички, и басилей, найдя разверстку по Повитее, сурово сказал:

- Ничего не могу для тебя сделать! Все прочие докеи указаны только числом, а твоя дочь названа по имени: "Мира, отец кузнец Авксей, мать рабыня". Очевидно, твоя дочь приглянулась кому-то в Пилосе, и я не стану из-за нее портить отношения со столичной знатью. Если так уж необходимо, поговори с самим воеводой.

Воевода в это время находился в Метапе, где собиралось войско. Но он был окружен со всех сторон стражей, начальниками отрядов, ветами (придворными); даже колесничие, ждавшие встречи с ним по военным делам, не могли к нему пробиться. Когда Авксей попытался пробраться к нему, один из ветов ударил его кулаком в грудь; он упал на дорогу и долго лежал, пока не пришел в себя. Кто-то его поднял. Это был крестьянин Гектор, с которым он вместе шел в Метану.

- Ну что, прошла охота обращаться к пелазгам? - спросил тот.

Да, прошла, чтоб они погибли! А ты что? Пришел поступать в войско?

- Хотел. Но, знаешь ли, раздумал, - сказал Гектор.

- Что же ты думаешь делать?

- То же, что многие другие. Я здесь нашел одного знакомого человека, владельца судна в гавани Роова. Он отправляется через два дня в заморскую Ахайю и может взять меня с собой. Я однажды видел твою дочь на празднике, и она мне очень понравилась. Если ты согласишься выдать ее за меня, то корабельщик возьмет и тебя, и твою жену, и твою дочь, и кое-что из твоих вещей. Твоя дочь будет женой хотя и бедного, но честного крестьянина и не должна будет стать рабыней и исполнять все прихоти своих господ.

- Нет, - решительно ответил Авксей. - Здесь родились мои предки, здесь родился и прожил долгую жизнь я. Я люблю эту страну и не оставлю ее в беде. А смерти я не боюсь - все равно мне жить осталось недолго. Но тебя я понимаю и не в силах тебя осуждать. Ты мне нравишься своей прямотой - бери мою дочь в жены и увези ее отсюда...