В склепах священных Аписов

В 1850 г. был открыт мемфисский Серапеум1 — подземные галереи с саркофагами, в которых покоились мумии священных быков Аписов² (рис. 13). Французский археолог Огюст Мариетт ³ (1821—1881) сделал это открытие благодаря хитрости, коварству, дерзости и известной доле удачи. Молва об этой находке, подобно удару грома, докатилась до Берлина и сделала королевский двор беднее на 1500 прусских талеров. Именно эта сумма позволила молодому египтологу Генриху Бругшу (1827—1894) вести исследования в Египте⁴ Бережливый Фридрих-Вильгельм, король прусский, был уверен, что сделал достаточно для изучения Древнего Египта, финансировав 100000 талерами экспедицию египтолога Карла Рихарда Лепсиуса. С 1842 по 1846 г. Лепсиус изучал долину Нила и продвинулся далеко в глубь Судана; свои находки он отсылал в берлинский Египетский музей. Королю казалось, что собранных древностей уже вполне достаточно, но ажиотаж вокруг результатов французских раскопок возбудил дух соперничества; именно поэтому Бругш смог отправиться в Египет. Это произошло в 1852 г.

В начале января 1853 г. колесный пароход австрийской судоходной компании со страдавшим морской болезнью Бругшем на борту Дополз из Триеста в Александрию, предолев бури Адриатики. Почти месяц пробыл ученый в этом портовом городе, спускался под своды подземной системы каналов водоснабжения и в кладке их нашел камни с надписями и изображениями доалександрийской эпохи. К этому времени здоровье Бругша поправилось настолько, что он смог предпринять поездку по Нилу до Каира.

Бругш остановился в отеле «Д'Ориент», находившемся в самом аристократическом европейском пригороде Каира того времени — Исмаилии. Это был мир состоятельных путешественников и несколько странных людей, похожих на тот тип сдержанного ньюйоркца, одетого в прекрасный твидовый костюм, который «прибыл в Каир со всем необходимым, чтобы сдвинуть с места гизехские пирамиды и перевезти их в свою страну».

В отеле «Д'Ориент» все было чинно, но не всегда безопасно: так, например, в номере одного раненого австрийского офицера от свечи загорелась москитная сетка; теряя силы, получивший ожоги воин сумел достать из-под постели ящик с патронами и вытащить его из комнаты. Опасаясь, что ящик украдут, он постоянно бодрствовал над ним. Офицер больше не появлялся среди вечернего застольного общества, с членами которого преимущественно общался Бругш, ибо возбуждение и нервное напряжение вызвали кровоизлияние, которое свело его в могилу.

Бругшу стало не по себе от пребывания в этом благородном заведении, и он с удовольствием принял приглашение немецкого генерального консула барона фон Пенца. В доме консула Бругш впервые приобщился к тому, что составило затем цель всей его жизни, а также получил сведения об интригах восточной монархии и дипломатии.

Пенц, родом из Мекленбурга, грубоватый прусский кавалерийский офицер, принадлежал к числу тех, кого недолюбливали в кругу коварных льстецов-дипломатов, заискивавших перед правительством Каира. Он не пользовался расположением и у вице-короля Аббаса-паши, бессмысленное правление которого длилось с 1848 по 1854 г. Народ прозвал пашу Свирепым. Аббас чувствовал разгоравшуюся вокруг него ненависть и, страшась покушения, постоянно переезжал из дворца во дворец, с места на место, спасаясь от преследователей.

Впавший в немилость немецкий генеральный консул вряд ли мог рассчитывать на представление своего гостя паше. Последний делил свою благосклонность между Англией и Францией, а о Пруссии даже не помышлял; поэтому в аудиенции Бругшу было отказано. Но бравый артиллерист Пенц5 штурмовал и не такие крепости! Он выяснил, что Аббас находится во дворце Мекс близ Александрии. Придворный чиновник утверждал, что паши во дворце нет, но пруссак, сохраняя полное спокойствие, отвечал, что он на неделю запасся провиантом и будет ждать до тех пор, пока высокочтимый господин не пожелает принять его. Аббас сдал позиции и вынужден был вспомнить о том, что должен дать аудиенцию какому-то ученому из Берлина. Она состоялась две недели спустя в гелиопольском дворце хедива. Эта аудиенция означала крах дипломатической карьеры барона фон Пенца. В то время когда Бругш свидетельствовал паше свое почтение, в зал вошел британский генеральный консул Меррей, хорошо владевший турецким языком, которым Аббас имел обыкновение пользоваться на всех приемах. Аббас, игнорируя обоих пруссаков, заговорил по-турецки с британцем. Тогда Пенц вопреки этикету крикнул в лицо грозному властителю: «Я скажу вам, кто вы: потомок македонских табачных торговцев!» Рассыпая искры, летевшие из наргиле ( Наргиле — курительный прибор. — Прим. ред.) на драгоценные ковры, Аббас в ярости покинул зал. Спустя несколько месяцев Пенц был отозван со своего поста.

Деятельность Бругша в стране его грез начиналась совсем не просто. Австриец, барон фон Хубер, который теперь опекал его, с недоверием относился к работе Огюста Мариетта в Саккара; он был убежден, что француз украсил себя чужими лаврами, утверждая, будто открыл Серапеум, ибо сам он, Хубер, четырьмя годами ранее купил у испанца Соломона Фернандеса такого сфинкса, каких Мариетт разыскал теперь во множестве. Действительно, Фернандес торговал в Каире древностями, которые еще до прибытия француза добывал неведомыми путями из некрополя Саккара; это он раздобыл знаменитого Писца из Аккроупи и за 120 франков продал его Мариетту. Барон фон Хубер сам владел значительным собранием древностей, которое завещал передать в коллекцию, находящуюся в замке Амбраз, близ Инсбрука.

В феврале 1853 г. Бругш познакомился с фанатически преданным археологии Мариеттом. Последний жил в бедном доме, который велел сложить из высушенных на солнце кирпичей древних стен Серапеума; над крышей на высокой мачте развевалось трехцветное знамя Франции. Обитатели Саккара снабжали этого отшельника (который с удовольствием принимал в своей пустынной обители самое пестрое общество) пропитанием и оказывали ему существенную помощь, выступая в роли рабочих и стражей.

Восьмимесячное пребывание Бругша в Египте оказалось весьма полезным его великому коллеге: молодой немец умел расшифровывать надписи на надгробных стелах, так как приобрел глубокие познания в демотике, древнеегипетском народном языке. Он мог уточнить результаты изысканий Мариетта, значительно углубить изучение культа Аписа, расшифровав соответствующие надписи⁶.

Перед Бругшем лежали сокровища, отвоеванные Мариеттом у недр Саккара в результате 30-месячной работы. В пещере, где прежде покоились мумифицированные ибисы (Ибисы (Threskiorms aethiopica) — считались в древнем Египте священными: после смерти их бальзамировали и помещали в гробницы. — Прим. авт.), была устроена временная столярная мастерская; там целыми днями сколачивали ящики, в которых ежемесячно отправлялись тщательно упакованные находки — морем на фрегате в Марсель, а оттуда в Лувр.

В 1850 г. Коллеж де Франс направил Мариетта в Египет с заданием приобрести в Каире и Александрии коптские рукописи. Усилия Мариетта оказались тщетными ввиду непреклонности каирского патриарха коптской церкви, который вовсе не намерен был раздавать сокровища письменности, собранные в монастырских библиотеках.

Тогда Мариетт занялся поручением, которое ему дал до начала путешествия его соотечественник, египтолог Шарль Ленорман: изыскать возможности приобретения уже ранее найденных памятников древности. Так Мариетт сделался нужным своему отечеству, исполняя роль своеобразного охотника.

Во время тщательного осмотра Каира и Александрии он заметил, что у торговцев попадаются фигуры сфинксов, очень похожие друг на друга, а кроме того, на те, что стоят в садах перед загородными домами паши и богатых европейских residents ( Иностранцы, постоянно проживающие в данной стране (англ.).) — считались в древнем Египте священными: после смерти их бальзамировали и помещали в гробницы. — Прим. авт.. Выясняя происхождение этих человекоголовых сфинксов, он узнал от испанца Соломона Фернандеса, агента барона фон Хубера, что все они, видимо, добыты в некрополе Саккара ⁷.

Получив окончательный отказ коптских церковных властей и переслав во Францию один-единственный свиток, Мариетт больше не мог быть полезен Коллеж де Франс. Тогда он решил использовать оставшиеся в его распоряжении небольшие денежные средства, чтобы на свой страх и риск, без фирмана, начать раскопки в Саккара. B октябре он с несколькими мулами, везшими самое необходимое, добрался до Саккара. Ему было ясно, что предприятие, начатое без благословения вице-короля Аббаса, может иметь нежелательные последствия. Тем не менее одержимый Мариетт поставил палатку и начал измерения участка, где находились захоронения. Вскоре он набрел на каменного сфинкса, наполовину выступавшего из дюны. Мариетт откопал его и сразу увидал, что он похож на тех сфинксов, которые попадались у торговцев. Ему вспомнилась фраза греческого географа Страбона (65 г. до н. э. — 26 г. н. э.), путешествовавшего по Египту: «...Ветер наметает песчаные дюны, у подножия которых мы заметили сфинксов». И он подумал: возможно, этот — из той аллеи, которая ведет к легендарному Серапеуму. С этой захватывающей мыслью Мариетт приступил к раскопкам, наняв 30 феллахов. Почти год с восхода до заката работали феллахи, их жены и дети, пока не наступил счастливый день 12 ноября 1851 г., когда Мариетт наткнулся на огромный склеп Серапеума. Разумеется, Огюст Мариетт отнюдь не свободен от обвинения в расхищении египетских памятников, и его методы исследований не отличались особой тщательностью. Несмотря на это, он был первым настоящим охранителем древностей.

В тот самый день, когда 134 сфинкса, освобожденных от песка, выстроились вдоль церемониальной дороги к святилищу Аписа, начались всякие ухищрения. Семь статуй царя III династии Сехемхета были спрятаны, а все предметы из южной мастабы — отдельно стоящего низкого погребального сооружения — перенесены в дом Мариетта, равно как и великолепное изваяние Аписа из северной мастабы.

У обочины мощеной дороги, ведшей к развалинам храма Аписа, были найдены два лежащих известняковых льва, на которых оказалось высечено имя фараона Нектанеба I (380—363 гг. до н. э.), не говоря уже о сотнях других находок. Неудивительно, что весть об успешных раскопках быстро распространилась по стране среди коллекционеров и завистливых торговцев и долетела даже до Европы; в Берлине это, между прочим, заставило короля отпереть свою шкатулку, чтобы оплатить путешествие Бругша. Вместе с точными сведениями появилась и «утка»: Мариетт нашел якобы золотые статуи! Речь шла всего лишь о бронзе, однако это не помешало возникновению сенсационных слухов о безмерном богатстве француза.

Аббас потребовал, чтобы раскопки были немедленно приостановлены. Мариетт поднял на ноги французского генерального консула Арно Лемуана, который на радостях от добрых вестей из Саккара раздобыл в Академии новые денежные средства для своего совершенно издержавшегося соотечественника. Лемуан предстал перед Аббасом, рассеял слух о том, будто найдено золото, и испросил лицензию. Вице-король повелел составить ее, введя тем не менее в текст оговорку, что все дальнейшие находки будут поступать в собственность его правительства. Лемуан был обеспокоен этим, но Мариетт не дал запугать себя. Он стал действовать более решительно, чтобы помешать хедиву сделать из древностей Саккара особый вид политических подношений для визитеров со всех концов света.

Не без задней мысли Мариетт скоро послал в Каир 30 каменных плит с надписями, которые Аббас с удовольствием принял. Злые языки говорят, будто три года спустя, в 1854 г., турецкий хранитель так называемой коллекции цитадели ⁸ приказал тщательно отшлифовать их; потерявшие таким образом историческое значение, эти камни, очевидно, более удовлетворяли его вкусам.

Наряду с подобными любезностями Мариетт не терял ни минуты, чтобы припасти что-нибудь и для своей страны. Если появлялись чиновники паши, он проводил их по некрополю, давая подробные пояснения и обращая их внимание то на ведущую к гробнице шахту, то на молельню в египетском или коринфском стиле. Чиновники не имели представления о значении археологических достижений, они хотели только разузнать о ценностях, которые могли быть увезены и о которых твердил весь мир. Но ничего примечательного им не бросилось в глаза.

При первых признаках опасности Мариетт распорядился темной ночью опустить все ящики, предназначенные к отправке, в глубокую шахту, к которой вел потайной ход. Некоторые находки Аббас великодушно считал принадлежащими Великой нации; разрешение на их вывоз создавало великолепное прикрытие: вместе с ними тайно отправлялись самые лучшие вещи.

Завистливые торговцы сообщили вице-королю о происходящем. Мариетт мастерски отразил все атаки, вместе с верными феллахами отбив даже попытку ввести на его территорию военные подразделения. Фрегаты, регулярно посылаемые французским правительством, ни разу не покинули Александрию без ценного груза.

В конце концов Аббас прислал верного, поседевшего на службе чиновника, который представился Мариетту как «господин майор» и доверительно пояснил, что не желает мешать проведению работ, а лишь станет следить, дабы памятники культуры отправляли хедиву.

Создалась сложная ситуация. В пещере лежат готовые к отправке ящики; Мариетт намеревается как можно скорее переслать их во Францию. Зная склад ума людей Востока (нет столь важной вещи, ради которой стоит спешить!), Мариетт оказывает пожилому «господину майору» все подобающие почести: курит вместе с ним наргиле, не скупясь потчует турецкой анисовой водкой, болтает с мудиром на местном языке, говорит ему много приятного и лестного. Генрих Бругш рассказывает о самой важной части разговора:

— Господин майор, вы славный человек, и я питаю к вам величайшее доверие; я рад свести знакомство с вами. Да пошлет вам бог здоровья и да продлит он ваши дни! Я должен доверительно сообщить вам, что вчера нашел большое количество золота.

— Где же оно? Где оно? Давайте его скорее сюда!

— Соблаговолите выслушать меня до конца; найденное золото я спрятал в колодце.

— В каком колодце? Мне необходимо видеть золото!

— Я к вашим услугам. Спуститесь туда и сами убедитесь во всем.

— Ради бога, я готов, я просто обязан это сделать.

— Но подумайте о своем возрасте. Мне ведь придется приказать двум моим работникам спустить вас на канате на глубину 30 локтей.

— Да будет так — и немедленно.

— Как вам угодно. Люди, за дело!

И старика, сидевшего в петле каната, феллахи спускают в глубокую шахту; после того как он достиг дна, помощники Мариетта поднимают канат наверх. Затуманенные вином глаза «майора» привыкли к темноте, и наверху услышали его ужасные проклятия. В корзине опустили все необходимое для поддержания жизни, бутыль водки и шерстяное одеяло, чтобы избавить несчастного от каких-либо неудобств. Ему пришлось пробыть в темнице весь день — время достаточное, чтобы навьючить ящики на верблюдов, которые быстро двинутся в сторону Нила, где будет стоять под парами корабль с французским флагом.

Старый турок, выпивший водки больше, чем надо, позволил поднять себя из колодца лишь после долгих уговоров. Мариетт возместил ему убытки щедрым бакшишем, отсчитанным франками. Старик оказался незлопамятным, остался в Саккара и больше не слышал, как заколачивают ящики, не видел, что вообще происходит вокруг.

Мариетт знал, что когда-нибудь ему придется проститься с Египтом. С помощью всевозможных уловок он оттягивал свой отъезд. Тем временем во Франции благодаря его усилиям была собрана огромная коллекция превосходных памятников, относящихся к различным эпохам египетской истории. Но Аббас I все более ограничивал деятельность Мариетта, и 24 сентября 1854 г. один из крупнейших французских археологов поднялся на борт корабля, взявшего курс на Марсель. В следующем году два мамлюка-телохранителя ⁹ задушили Аббаса I в его дворце на Ниле у Бенха. Преемником Аббаса сделался Саид-паша. Огюст Мариетт мог вернуться в свой любимый Египет. Он стал основателем первого египетского национального музея, а в 1858 г. — директором созданной незадолго до того Службы древностей; в 1879 г. ему был пожалован титул паши.

В 1852—1853 гг. усердный археолог отослал из Саккара во Францию 44 ящика с 5984 находками Наряду с громоздкими вещами, среди которых, например, шесть сфинксов и два льва Нектанеба I, Лувр получил множество так называемых мелких предметов. Среди них прежде всего драгоценные украшения принца Хемуаса. Мариетт сделал Египет беднее, но собрал воедино ценные памятники. Кто знает, куда бы они делись, если бы торговцы, укрыватели краденого и прочие негодяи из Саккара растащили все это. Мариетт же служил истории человечества.